Все, кто пришёл служить в авиацию в конце 60-х -начале 70-х годов прошлого столетия, "имели честь" быть руководимыми главкомом ВВС Кутаховым Павлом Степановичем - героем Великой Отечественной войны, соратником знаменитого полярного лётчика дважды Героя Советского Союза Б.Ф.Сафонова. Судя по всему, главкомом Кутахов стал совершенно случайно. Его назначению предшествовала ставшая последней каплей в переполненной чаше терпения членов Политбюро ЦК КПСС к возглавлявшему ВВС престарелому главному маршалу авиации К.А.Вершинину история лётчиков-авантюристов:
С некоторых пор просторы Советского Союза стали бороздить самолёты, ни одному ведомству не принадлежащие. Такое могло случится в какой-нибудь банановой республике с тайными аэродромами для вывоза наркотиков, но не в СССР. Летали самолёты долго, да видно, что-то не поделила мандариновая мафия или прокололся в пьяном разговоре лётчик-авантюрист - фирма по воздушной перевозке мандаринов из Закавказья была тихо прикрыта.
Удивлению военных лётчиков (не понаслышке знавших, что представляют собой перелёты с аэродрома на аэродром) не было предела. Как могли самолёты авантюристов беспрепятственно проходить многочисленные кордоны комендантов аэродромов, служб перелётов, особых отделов и просто "бдительных" людей?
В партийных и комсомольских организациях воинских частей прошли собрания с повесткой о повышении бдительности личного состава, были проведены политические занятия по повторяющейся из года в год статье В.И. Ленина "Смерть шпионам".
А главкома Вершинина с должности сняли.
Не имеющий недостатка в выборе кандидатов на освободившуюся должность Генеральный секретарь ЦК КПСС Л.И. Брежнев побеседовал со всеми, кто мог бы по его мнению занимать должность главкома ВВС. Заслушав каждого, Генсек был крайне удручён положением дел в ВВС. А когда на свой вопрос о возможном сроках искоренения бардака в авиации, он получал по сути один и тот же ответ, что этот процесс не имеет времени - он в каждом очередном кандидате разочаровывался.
Один из кандидатов (а им был Павел Степанович Кутахов) приятно удивил, сказав, что ему достаточно месяца, чтобы в авиации воцарился полный порядок.
С назначением нового главкома в авиационные части пошли шифровки с неизменной припиской: "Верю, надеюсь! П.Кутахов". Что удерживало его от последнего слова "люблю" в общепринятом триедином сочетании - оставалось тайной.
Но ни месяц, ни два положения в авиации не улучшили, а скорее ухудшили его.
Внедрённая Павлом Степановичем в бытность его командующим авиации Одесского военного округа, а затем властью главкома распространённая на все соединения и части ВВС методика подготовки лётного состава начала давать ощутимые сбои. Классных пилотов, наряду с прибывающим в части пополнением, сажали за учебники теоретиков, чей неутомимый поиск не знал пределов. За этим поиском выстраивались череда мало кому понятных формул и схем, объясняющих движение летательного аппарата от страгивания с места, взлёта, использования в воздушном пространстве до посадки и полной остановки. Всё, что делалось "автоматом", предлагалось разложить по полочкам и детально рассмотреть через призму понимания того иного научного сотрудника, принимавшего участие в разработке многочисленных пособий по аэродинамике. Ушедшие было в подсознание навыки, делающие опытных пилотов практически неуязвимыми в любой экстремальной ситуации, выводились на уровень сознательного и давали пищу для размышлений там, где для этого не было времени.
Так, размышления позволили штурману дивизии дальней авиации полковнику Никитину, прошедшему огни и воды, усомниться в правильности выбора направления в инспекционном полёте командира дивизии по подчинённым частям. Ориентируясь по земле и видя, что самолёт уходит в какое-то безлюдье молодой, недавно назначенный на эту должность командир дивизии решил спросить старого прошедшего боевую закалку на войне штурмана - а куда они, собственно, летят? Штурман, что-то пересчитав на навигационной линейке и показав на пересекаемую реку, произнёс по внутренней переговорной связи:
- Двина.
После вопроса командира - а какая это, собственно, Двина - выяснилось, что это Двина Северная, хотя предстояло лететь в направлении Западной Двины... .
Размышления вывели довольно опытного штурмана Николая Дмитриевича Муху вместо авиационного полигона на Каменка-Бугскую ГЭС (дело было на Украине). Полёт выполнялся в ночное время. Узрев в освещённой по периметру занимаемой территории гидроэлектростанции конфигурацию полигона, Николай Дмитриевич, дал команду на сброс бомб. После сброса бомб командир самолёта Ил-28 доложил о выполнении задания и услышал с командного пункта полигона ставшую впоследствии "крылатой" фразу:
- И не видели, и не слышали!
Бомбы, упавшие на территорию, прилегающую к гидроэлектростанции, не причинили вреда постройкам, но лишили их всех стёкол.
Возглавлявший Украину первый секретарь Шелест не преминул высказать своё неудовольствие инцидентом. "Вызвав на ковёр" командующего авиацией Прикарпатского военного округа генерала А.Ефимова, Шелест, изголяясь в смачных оборотах украинского языка и стуча кулаком по столу выдавил, наконец, по-русски:
- Ефимов, когда ты, в конец концов, прекратишь бомбить мирных жителей?
Генерал обещал исправиться и выполнил своё обещание. Боевой экипаж самолёта Ил-28 разогнали. Штурмана с понижением в звании отправили служить в вертолётный полк.
Размышления привели призванного из запаса лётчика-штурмана Алексея Москалёва в сумасшедший дом. Высокий, худой, несмотря на обилие поглощаемой пищи, лейтенант производил на окружающих странное впечатление. Странности в поведении оставались без последствий до тех пор, пока на них не обратил внимание старший врач части майор Волков.
Однажды, замотавшись на работе и забыв про собственные рекомендации лётному составу о своевременном освобождении организма от шлаков, доктор, следуя в лётную столовую на пробу пищи, свернул с главной аллеи на боковую, чтобы справить малую нужду. Шинель и наличие тёплого нательно белья осложняли намеченное мероприятие, к тому же на главной аллее послышались голоса. Вероятно, кому-то не терпелось попасть на обед раньше установленного времени. В спешке, не закончив начатого дела, доктор определил своё "хозяйство" на место и вовремя. Первый прошедший мимо него офицер оглянулся на шедших за ним и повертел пальцем у виска, дав таким образом понять, что они - дураки. На доктора он не обратил никакого внимания. Доктор выглянул на главную аллею и никого, кроме прошедшего уже офицера, не увидел. Не зная, что подумать, он пошёл за офицером. Теперь голоса раздавались спереди и этими голосами говорил шедший впереди него офицер. Похоже, что дело у него доходило до драки, поскольку в ход пошла активная жестикуляция. Успокоился офицер, только подойдя к столовой. Проследовав в столовую, доктор стал наводить справки о странном офицере. Ком снега, брошенный со склона горы, скоро превратился в снежную лавину.
Когда "странный офицер" предстал пред "ясные очи" врачей из психушки - парня могло спасти только чудо. Спасения пришло от командира эскадрильи Степана Ильича Павина, в это время проходившего врачебно-лётную комиссию и случайно увидевшего добряка и чудака Лёшку за высоким забором психиатрического отделения госпиталя.
Как Антей, припадающий к Земле-матери, чтобы набраться от неё сил, Главком один из своих полётов по округам с инспекцией подчинённых частей посвятил Одессе.
После официальной встречи Павел Степанович изъявил желание понаблюдать за проходящими в это время полётами. Молодцевато (перед глазами всё время стоял трап правительственного самолёта с легко взбегающим по нему Леонидом Ильичём Брежневым) Главком преодолел грубо сработанные из металла ступени лестницы и взобрался на верхний этаж командно-диспетчерского пункта. Первое, что он увидел сразу после подъёма и что заставило его измениться в лице - это развалившийся на его глазах заходящий на посадку самолёт. Не успев осознать и поверить в случившееся, в следующее мгновение он стал свидетелем великолепной посадки только что "разрушившегося" аппарата. В тот день летали асы, и сбоя не предвиделось. Приходя в себя, Главком отошёл от стола руководителя полётов и тут же буквально остолбенел. Следующий истребитель, прошедший ближний привод и приблизившийся к началу взлётно-посадочной полосы, исчез. Шутку над Главкомом играло огромное стекло командно-диспетчерского пункта. Явный дефект стекла замечался всеми, но не устранялся ввиду дороговизны стекла и сложности его установки.
Главком, предупредив взмахом руки желание свиты следовать за ним, спустился на первый этаж, вышел из здания и прошёлся вокруг него.
Поднимался он уже с обрезком трубы. Выбитые стёкла на командно-диспетчерском пункте в Одессе гулким эхом отдались по всем ВВС.
Серия аварий и катастроф, прокатившаяся в 1970 году, заставила Главкома принять решительные меры. Он приказал на 10 дней прекратить все полёты летательных аппаратов ВВС над всей территорией Советского Союза. Эти дни вошли в историю авиации, как "10 дней, которые потрясли ВВС". Всему лётному составу выдали огромные тетради, чем-то напоминающие книги бухучёта. В лётные планшеты эти тетради не вмещались, но они для этого и не предназначались. Тетради с тщательно расписанным в них заданием на полёты должны были находиться в специальных шкафчиках, куда лётчики должны были их складывать перед выполнением задания. При аварии или катастрофе шкафчик "арестовывался" и начиналась разборка. Результаты таких разборок ровным счётом не давали, но кормили кучу бездельников, называемых лётчиками-инспекторами. Проблем аварий и катастроф лётчики-инспекторы не решили, но дров наломали немало.
Лётная летопись хранит повествования о том, что представляла собой основная масса таких инспекторов.
Осложнение обстановки на восточных рубежах в 1968 году и последующих годах потребовали массовой переброски потребовали массовой переброски войск к китайским границам. Видимо, не решаясь ослаблять западные границы, военное руководство страны определило квоту командируемых лётчиков и техников в придачу к выдираемой из частей авиационной техники на постоянное место на восточных рубежах.
Таким образом, собранная из разных авиационных частей Прикарпатского военного округа разношёрстная группа под руководством лётчика-инспектора в звании подполковника, наделённого какими-то особыми полномочиями командующего авиацией округа, двинулась в путь. Полномочий инспектора хватило ровно настолько, настолько он мог связаться по прямому проводу с командующим авиацией ПрикВО. Когда прямая связь закончилась и полномочий инспектора некому было подтвердить, он пустил в ход то, что сделало его инспектором - наглость.
Так, с помощью наглости пробившись на аэродром Тамбовского авиационного училища, когда там шли учебные полёты, инспектор после посадки руководимой им группы ворвался на стартовый командный пункт (СКП).
Офицеры училища, мало чем отличающиеся от строевых офицеров и только в силу нахождения в военном учебном заведении постоянно укрощающие свою натуру, увидели в ворвавшемся к ним подполковнике неандертальца , которого с первых слов следовало посадить на гарнизонную гауптвахту с последующим проведением воспитательной работы на предмет нормального общения между людьми..
Увидев в углу СКП телефон и сидящего возле него человека в комбинезоне, подполковник бросил ему:
- Ей, ты! Дай сюда трубка!
Втянув голову в плечи, человек снял трубку и робко протянул её подполковнику. Тот, наглея на глазах, схватил трубку со словами:
- Ты что, блин, неживой что ли?
Но - странное дело - человек трубку не отдал, а дёрнул её на себя так, что у подполковника отвисла челюсть.
- Вы кто такой? - тихим голосом спросил человек, не вставая с места.
- Я? Я кто такой ?! - подполковник побагровел и развернул плечи. Я - подполковник Цыганков, лётчик-инспектор Военно-Воздушных Сил Прикарпатского военного округа!!!
- А я, - тихим голосом произнёс человек, - начальником училища здесь. Генерал. Так что извольте выйти отсюда вон!
Скорость, с которой спустился инспектор с СКП, можно было заносить в Книгу рекордов Гиннеса.
Вскоре после возвращения с Дальнего Востока инспектор при выполнении учебного полёта на глазах у всего полка разбил вертолёт и был уволен из армии.
С укрупнением к началу 70-х годов, наконец-то, определившихся в своём назначении вертолётных частей и передачи их в оперативное подчинение Сухопутным войскам каждая часть, кроме наезжающих в неё инспекторов из округа и Москвы, стала иметь своих инспекторов, причём на каждый тип имеющейся в части лётной техники.
Таким образом, в частях образовывались инспекторские отделы из незнающих куда себя деть людей. Очень "оригинальной" в 21 одшбр считалась шутка над пожилым начальником авиационной группы полковником Лукьяновым, постепенно отходящим от дела и поэтому без толку слоняющимся по кабинетам штаба. "Шутка" готовилась около недели, поскольку не требовала ума, только примитивной работы. Огромный ржавый гвоздь, найденный для этого, сначала отмачивали в керосине, потом шабрили, оставшуюся ржавчину снимали напильником и для окончательной доводки гвоздя до блеска использовали наждачную бумагу для грубой и тонкой очистки. В работе принимал участие весть отдел из пяти человек. Обработанный таким образом гвоздь положили перед дверями кабинета начальника авиационной группы. Наблюдение за развитием событий установили из соседнего кабинета, находящегося напротив. Вышедший из кабинета начальник гвоздь увидел сразу, но поднял его только после того, когда из коридора ушли все люди. Повертев гвоздь и, видимо, не найдя ответа на вопрос - откуда он здесь взялся такой интересный гвоздь, начальник пошёл по кабинетам, рассказывая о своей находке.
Те знаменитые 10 дней запрета на полёты не прошли для авиации даром. На одиннадцатый день, когда полёты были возобновлены, произошло сразу две авиакатастрофы. Авиацию преследовал неумолимый рок.
Судя по всему, считая себя недостаточно прославленным в печальной знаменитой карьере, Павел Степанович устраивал разносы командирам, на стенах кабинетов которых не оказывалось его портрета или апофеоза его творчества - "формулы безопасности полётов".
Сложность иметь портрет Главкома заключалась в том, что Кутахов не был членом Политбюро ЦК КПСС и прижизненного портрета, достаточного для удовлетворения его амбиций, ему не полагалось. Но если, вдруг, такой портрет, написанный каким-нибудь местным "богомазом" всё же был - тон бесед принимал другой оборот.
Доходило даже до того, что Главком сам лично просил снять портрет( видимо он ему чем-то не нравился), объясняя это тем, что он всего лишь навсего член ЦК КПСС и ему по рангу не положено висеть рядом с Леонидом Ильичём Брежневым.
С понимание того, что прославиться в этом мире можно одной лишь формулой (слава Эйнштейна до сих пор никому не даёт покоя) Павел Степанович вывел свою "формулу безопасности полётов". Формула представляла собой сумму бесконечного числа двух- и трёх буквенных аббревиатур из букв русского алфавита. Расшифровка аббревиатур, как и полагалось давалась под формулой. Знаменитое ленинское изречение: "Коммунизм - это есть советская власть плюс электрификация всей стране" по формуле Кутахова выглядела бы так:
К = СВ +ЭВС, где
К - коммунизм,
= - это есть,
СВ - советская власть,
+ - плюс
ЭВС - электрификация всей страны.
Но ни формулы, ни все последующие потуги "воза не вытянули".
Маразмом можно было творить только маразм.
Последней оригинальной в жизни Главкома и поэтому, наверное, памятной стала шифровка о запрете на посадку самолётов при движении поездов вблизи взлётно-посадочных полос.. Причиной более, чем странной шифровки послужил случай, вероятность которого предполагалась с одной тысячной долей процента. Но чему быть - тому не миновать. Огромный самолёт стратегической авиации буквально за несколько секунд до посадки потряс удар. Поскольку экипаж не успел среагировать на происшедшее - посадка прошла удачно. Выяснилось, что командир корабля не выдержал глиссаду снижения, зацепил и снёс выпущенным шасси крышу вагона-рефрижератора, протаскиваемого маневровым тепловозом в это время вблизи взлётно-посадочной полосы.
С уходом из жизни Главкома - видимо дали себя знать война и непосильная бремя забот - в авиации мало что изменилось к лучшему. Изменилось что-то в формулировках шифровок, но суть их осталась та же: положить конец высокой аварийности, исключить катастрофы. И не было ещё в шифровках приписок - "Верю, надеюсь! П. Кутахов!"
