Немцы расстреливали красноармейцев, подводя по семь человек к вырытой этими же красноармейцами яме. Стреляли с близкого расстояния в грудь и в головы изнеможённых, голодных, полуразутых, полуодетых людей. Стоявший поодаль от проводившейся экзекуции немецкий капеллан смотрел на красноармейцев, что-то ожидая от них. Нет, он не ждал от них просьбы о пощаде, проклятий. Люди, которых убивали, словно хотели этой смерти, как избавления от мерзости, с которой им пришлось столкнуться. Отвернувшись, было, от третьей партии красноармейцев, подведённых к яме, капеллан заметил среди красноармейцев какое-то движение: молодой парень, подняв к небу глаза, перекрестился. Крикнув что-то унтеру, руководящему расстрелом, капеллан показал на перекрестившего парня. Унтер исполнил команду: солдат из расстрельной команды, подойдя к красноармейцу и , взяв его за воротник гимнастёрки, подвёл к капеллану. Лицо красноармейца показалось каппелану знакомым. Такие лица он видел у себя в Германии, Франции, Бельгии. Оно было не похоже на уродливые лица массы русских, которых они брали в плен. Парень, похоже, не боялся ни расстрела, ни капеллана. Спросив через переводчика, кто он и чем занимался до войны, капеллан услышал от переводчика, что парень был студентом , занимался на филологическом факультете университета. Спросив парня о месте проживания, капеллан узнал , что парень последних три года перед войной проживал в Киеве у тётки. Вынув плитку шоколада из полевой сумки, капеллан протянул её парню со словами: "Живи! И пусть тебе всегда помогает Бог!"