Роберт Броунинг 

Итальянец в Англии

Второй уж раз охота шла за мной
Горами, низом, морем и рекой,
И Австрия, послав голодных псов
По всей округе рваться с поводков,
Уже, хрипя, брала мой свежий след;
Шесть дней я укрывался, как в дупле,
Под акведука дряхлыми стенами,
Где с Карло мы ловили малышами
На сводах светляков, горящих крох -
Они ползли сквозь свой любимый мох...
Всех Карло предал, дружество скверня!
Шесть дней кругом сновала солдатня,
Я видел их; когда свалили прочь,
И избавленья наступила ночь,
То вспыхнул в небесах грозы запал
Огнем сигнальным; смирно я лежал,
Все о тебе, друг милый Меттерних,
Я думал, о предателях лихих,
И об ином, два дня; а голод рос,
И нестерпимым стал; тут на покос
Крестьяне из деревни прибрели;
Я нравы знал своей родной земли -
В Ломбардии, спеша к уборке нив,
Берут с собой еду, на мулов нагрузив,
Навесив колокольцы - веселить бедняг;
Везут всегда с собой немало фляг
С вином, от солнца их укрыв листвой;
Ватагу мулов пропустил перед собой,
И подождал, пока пройдет толпа
Крестьян болтливых; а когда тропа
Заполнилась их женами, идущими помочь,
И дочерьми - все ждал, покуда прочь
Они уйдут. Последней я метнул
Вдогон перчатку, лишь ее одну
Зовя спасти. Не вздрогнула она,
Не закричала; сгорбилась спина,
Кидает взгляд короткий в сторону мою,
И видит, что я знак ей подаю.
Меня скрывала старая ветла;
Подняв перчатку, она ветви отвела
И поспешила прочь, находку подхватив,
Запрятав бережно ее себе за лиф.
Пустынно стало; скорчился в кустах...
Лишь за Италию я ощущаю страх.

Час миновал, пришла она назад,
Сюда, где я привлек перчаткой взгляд;
Я думал много: нынче только я
Тебе надежда, о Италия моя!
И тщательно составил монолог,
Предельно убедительный, чтоб смог
Он женщины сомненья обмануть:
Что юный я шалун, набедокурил чуть,
И намекнуть, что заплатить готов,
Коль обо мне не скажут лишних слов.
Но тут я прочитал лица черты -
Спокойствие и мудрость простоты;
Страны родной всех сочетанье благ -
Как твердо шла, и улыбалась как,
Способная босой ногой своей
Щадя червя, давить без злости змей,
И рассказал, ловя сиянье глаз:
'За голову мою уже не раз
Австрийцами объявлена награда,
Их ненавижу я, и власти будут рады
Вам заплатить - и злата не жалея! -
Коль предадите в лапы их лакеев,
Но ждет вас смерть - поверьте, я не лгу,
Когда дознаются, что жизнь спасли врагу.
Сейчас еды, воды ты принести должна,
Еще перо, чернила; и бумага мне нужна,
Потом пойдешь ты в Падую, с письмом,
Успев до сумерек - отсюда путь прямой;
В Duomo там зайди и спрячься до утра;
Когда к Tenebrae прозвонят, придет пора
К исповедальне проскользнуть бочком,
Той, третьей, меж стеною и столбом:
Склонясь, спроси: 'Откуда мир придёт?',
И раз еще спроси; и если скажет тот,
Внутри: 'От Воли и Христа! Вопрос
Кто мудрый задает?' - не отвечая, брось
В щель письмецо. Вернись, горда святым
Трудом на благо Родины, что сын
И дочь ее свершить смогли вдвоем'.

На третий день опять на месте том
Она стоит, и прежний блеск очей;
В восходе солнца был я не сильней
Уверен, чем в ее приходе. Говорим
О жизни, тайным делимся своим;
Есть милый у нее, толст и высок -
Сказала, взор метнув куда-то вбок,
В сомненье явном: 'Помощь он тебе...'
Но, замолчав уходит по тропе:
'Нет, от других себя поберегу,
Своей душе лишь доверять могу'.
Опять мне принесла питьё и пищу;
Когда в другой район последний сыщик
Ушел, то подоспела мне подмога -
Мой падуанский друг старался много
И преуспел. Она весть принесла.
И пылко, за спасение от зла
Я целовал ей руку; а потом свою
На лоб ей положив, сказал: 'Передаю
Благословение Италии родной
За верный подвиг, этою рукой'.
Вниз, к морю убежала; смыла след вода.
Мы не встречались больше никогда.

Как много лет я думал об одном,
Забыв желания иные, был бойцом,
С Италии врагами биться впредь
Мечтал, за Родину готов был умереть!
Я не любил; ну а теперь, когда
Мне Карло изменил, настанет ли нужда
Для сердца в друге новом? Но сейчас,
Когда б волшебник некий мне припас
Желаний несколько - ну скажем, три -
Я вот что первым бы оговорил:
Сжать Меттерниха я хочу, пока
Вся кровь не вытечет, подобьем ручейка,
Из горла влажного на руки мне. Затем -
Ну, со вторым желаньем  нет проблем -
Пусть Карло подлый, что теперь на воле,
Неспешно угасает от сердечной боли
Под новым господином. Третьему черёд...
- Ох, что же пожелать потом? Идет
Век мой к концу, и не осталось сил.
И если бы теперь я попросил
Увидеть отчий дом - как не готовы
Увидеть близкие взор старика суровый!
Исправно платят братья Австрии налог,
Прокляв изгоя - был такой слушок;
А ранние дружки, задорные - тогда
Меня хвалившие - признаюсь без стыда,
На бой поднявшие - теперь умудрены:
Одни бормочут: 'Бойтесь левизны',
Другие намекают тонко: 'Кто спешил -
Запнулся тот!', напоминают: 'Был
Предупрежден ты нами наперед:
Кто слишком рано начал - пропадет'.
'Все к лучшему...' угрюмо бормоча,
Страна заснула, груз свалив с плеча.
Мечты другие мне сейчас важны:
Встать средь родной потерянной страны,
Перебежав по моря волнам зыбким;
Ту встретить женщину со смелою улыбкой,
Спокойную, что в доме у пруда
Живет, должно быть; в этом нет вреда,
Чтоб подойти к крыльцу, взглянуть в окно,
Войти и сесть, и видеть, как веретено
Узоры чертит; и узнать у ней -
Ну, скажем - имена её детей,
Их возраст, и что делает супруг,
Чтоб воспитать их... Разговоров круг 
Окончив, посидеть в молчанье час,
И вновь поцеловать, как в прошлый раз,
Ей руку, лба рукой коснуться чуть,
И выйти снова на опасный путь.

Напрасно на мечтанья, праздный шут,
Ты время тратишь! Встань, дела не ждут.


The Italian in England
That second time they hunted me
From hill to plain, from shore to sea,
And Austria, hounding far and wide
Her blood-hounds thro' the country-side,
Breathed hot and instant on my trace,---
I made six days a hiding-place
Of that dry green old aqueduct
Where I and Charles, when boys, have plucked
The fire-flies from the roof above,
Bright creeping thro' the moss they love:
---How long it seems since Charles was lost!
Six days the soldiers crossed and crossed
The country in my very sight;
And when that peril ceased at night,
The sky broke out in red dismay 
With signal fires; well, there I lay
Close covered o'er in my recess,
Up to the neck in ferns and cress,
Thinking on Metternich our friend,
And Charles's miserable end,
And much beside, two days; the third,
Hunger o'ercame me when I heard
The peasants from the village go
To work among the maize; you know,
With us in Lombardy, they bring
Provisions packed on mules, a string
With little bells that cheer their task,
And casks, and boughs on every cask
To keep the sun's heat from the wine;
These I let pass in jingling line,
And, close on them, dear noisy crew,
The peasants from the village, too;
For at the very rear would troop
Their wives and sisters in a group
To help, I knew. When these had passed,
I threw my glove to strike the last,
Taking the chance: she did not start,
Much less cry out, but stooped apart,
One instant rapidly glanced round,
And saw me beckon from the ground.
A wild bush grows and hides my crypt;
She picked my glove up while she stripped
A branch off, then rejoined the rest
With that; my glove lay in her breast.
Then I drew breath; they disappeared:
It was for Italy I feared.


  An hour, and she returned alone
Exactly where my glove was thrown.
Meanwhile came many thoughts: on me
Rested the hopes of Italy.
I had devised a certain tale
Which, when 'twas told her, could not fail
Persuade a peasant of its truth;
I meant to call a freak of youth
This hiding, and give hopes of pay,
And no temptation to betray.
But when I saw that woman's face,
Its calm simplicity of grace,
Our Italy's own attitude
 In which she walked thus far, and stood,
Planting each naked foot so firm,
To crush the snake and spare the worm---
At first sight of her eyes, I said,
``I am that man upon whose head
``They fix the price, because I hate
``The Austrians over us: the State
``Will give you gold---oh, gold so much!---
``If you betray me to their clutch,
``And be your death, for aught I know,
``If once they find you saved their foe.
``Now, you must bring me food and drink,
``And also paper, pen and ink,
``And carry safe what I shall write
``To Padua, which you'll reach at night
``Before the duomo shuts; go in,
``And wait till Tenebr begin;
``Walk to the third confessional,
``Between the pillar and the wall,
``And kneeling whisper, _Whence comes peace?_
``Say it a second time, then cease;
``And if the voice inside returns,
``_From Christ and Freedom; what concerns 
``The cause of Peace?_---for answer, slip
``My letter where you placed your lip;
``Then come back happy we have done
``Our mother service---I, the son,
``As you the daughter of our land!''



  Three mornings more, she took her stand
In the same place, with the same eyes:
I was no surer of sun-rise
That of her coming. We conferred
Of her own prospects, and I heard
She had a lover---stout and tall,
She said---then let her eyelids fall,
``He could do much''---as if some doubt
Entered her heart,---then, passing out,
``She could not speak for others, who
``Had other thoughts; herself she knew:''
And so she brought me drink and food.
After four days, the scouts pursued
Another path; at last arrived
The help my Paduan friends contrived
To furnish me: she brought the news.
For the first time I could not choose
But kiss her hand, and lay my own
Upon her head---``This faith was shown
``To Italy, our mother; she
``Uses my hand and blesses thee.''
She followed down to the sea-shore;
I left and never saw her more.


  How very long since I have thought
Concerning---much less wished for ---aught 
Beside the good of Italy,
For which I live and mean to die!
I never was in love; and since
Charles proved false, what shall now convince
My inmost heart I have a friend?
However, if I pleased to spend
Real wishes on myself---say, three---
I know at least what one should be.
I would grasp Metternich until
I felt his red wet throat distil
In blood thro' these two hands. And next,
---Nor much for that am I perplexed---
Charles, perjured traitor, for his part,
Should die slow of a broken heart 
Under his new employer. Last
---Ah, there, what should I wish? For fast
Do I grow old and out of strength.
If I resolved to seek at length
My father's house again, how scared
They all would look, and unprepared!


My brothers live in Austria's pay 
---Disowned me long ago, men say;
And all my early mates who used
To praise me so---perhaps induced
More than one early step of mine---
Are turning wise: while some opine
``Freedom grows license,'' some suspect
``Haste breeds delay,'' and recollect
They always said, such premature
Beginnings never could endure!
So, with a sullen ``All's for best,''
The land seems settling to its rest.
I think then, I should wish to stand
This evening in that dear, lost land,
Over the sea the thousand miles,
And know if yet that woman smiles
With the calm smile; some little farm
She lives in there, no doubt: what harm
If I sat on the door-side bench,
And, while her spindle made a trench
Fantastically in the dust,
Inquired of all her fortunes---just
Her children's ages and their names,
And what may be the husband's aims
For each of them. I'd talk this out,
And sit there, for an hour about,
Then kiss her hand once more, and lay
Mine on her head, and go my way.

  So much for idle wishing---how
It steals the time! To business now.