Писать высокую литературу значительно проще, чем кажется неискушенным читателям. Допустим, вы задумали осчастливить человечество новой философской книгой, сочетающей в себе остроту современности, глубочайшие размышления о бренности всего сущего, в то же время отмеченные печатью веры в упомянутое человечество и новейшим постмодернистским душком, без которого, как праздник без водки, не обходится сегодня практически не один текст. Ну и, само собой, сделать серьезную заявку на получение хоть какой литературной премии. В крайнем случае - вызвать глубокомысленные рассуждения критиков о том, что в молодой литературе есть отдельные представители, продолжающее традиции Толстого и Чехова (одновременно), и застолбить себе местечко в теньке под литературным Олимпом.
Вопреки представлениям далеких от литературы людей все это можно проделать на каком угодно материале. Вот, чистите, допустим, вы креветки к столу. Непоэтическое занятие, но ведь вам того и надо. Творческая мысль начинает работать.
Ваша героиня тоже будет чистить креветки. Героиня - обязательно, не герой. Во-первых, чтобы соблюсти жизненную правду: кухня - это дело женщины (в зависимости от ваших убеждений вы можете придать этому факту негативный либо положительный оттенок, если вы сторонник мнения, что место женщины на кухне). Во-вторых, ценность ее философствований сразу повысится - из-за наличия социофилософского дискурса (не спрашивайте меня, что это такое). Итак, героиня заняла свое место на кухне и чистит.
Чтобы сразу же ввести читателя в курс дела и дать понять, что перед ним произведение, пронизанное философскими мотивами, начните так:
"Нюша запускала пальцы в розовое, некогда бывшее живым и страстным, а ныне предназначенное для унылого застолья и набивания вечно несытых человеческих желудков. Она содрогнулась, когда ее пальцев коснулся усик - тонкий, почти прозрачный, затрепетавший от грубого насилия, которое она собралась над ним учинить."
Вы сразу дали понять что героиня - мятущаяся, пытливо смотрящая по сторонам особа. Она прозревает бездны во всем, даже в свежемороженых вареных креветках. Причем у героини непременно должно быть неуклюжее, некрасивое, но трогательное, имя, точнее даже прозвище. Это намекнет читателю, что бедную женщину притесняют и унижают буквально во всем, вот даже имени лишили. История возникновения прозвища (как правило, мучительная, а то и трагическая) принесет вам минимум полглавы меланхолических воспоминаний.
Теперь собственно пошла философия.
"Раздирая нежные кусочки бывшей жизни, она дивилась ее многообразию. Розовое мясо, обнажавшееся под пальцами от грубых щитков, живо напомнило Нюше ее саму и она вздрогнула от мысли, что вот сейчас, своими руками, разоблачает саму себя перед безжалостным миром, предназначаясь на съедение добровольной жертвой. Не ее ли так безжалостно вынимают из хрупкой скорлупки жестокие руки обстоятельств? Сдирают защиту до невесомого розоватого мяса, и негде ей укрыться от ледяных ветров и бурь, от острых ножей повседневности, кромсающих ее душу каждый день. Нюша добавила бы слез к креветкам, оплакивая их общую участь, но они и так солоны - в них течет кровь моря."
Если вы намерены добавить модной темы женской физиологии, то сейчас самое время это сделать.
"Розоватые внутренности креветок заставили жарко вспыхнуть ее щеки. Бог мой, да ведь такое же нежное, розовое она выворачивала перед ним, отдавая себя всю, невзирая на боль, а он, жесткий как эти панцири, с такими же ножками и усиками, пробирался туда, торжествуя победу. Потом гулкие врачебные кабинеты, полные накрахмаленных халатов и шапочек, холодные прикосновения и чувство потерянной навсегда жизни, вместо которой к ней пришла боль и ощущение своей женской ненужности".
Не лишними будут словесные игры, тонко намекающие, что автор превзошел весь постмодернизм и, перешагнув через него, пришел к здоровому реализму. Однако в смысле постмодернизма он еще огого что может.
"Розоватые. Ро-зо-ва-ты-е. Е? Ё? Розы и вата. Розовая сахарная вата на палочке, мамочка, купи мне ваты, я буду слушаться. Розы и вата - абортарий, вата, истекающая кровью, смущенный гость с ненужным букетом роз, купленных у метро, отводящий мужской взгляд от откровенно женской мишуры, которой забита палата.
Розы ватта. Проза фата. Розы Ватто. Неужели никто не видит отчаяния в глазах этих маркиз, отчаяние на грани фола, им бы выпрыгнуть из душных юбок и корсетов в новую жизнь! Но приходится приседать и кланяться, лукаво лепить мушки на засыпанные пудрой щечки, ужасаясь неверности кавалеров в высоких париках. Такова женская доля.
Последняя креветка уколола ее острой иглой."
Совершенно необходимо заворачивать такие предложения, что Лев Толстой на пару с Достоевским (Чехов скромно отходит в сторону) удавился бы от зависти. Это говорит о вашем литературном вкусе и о том, что вы хорошо учились в школе.
"Нюша все раздирала и раздирала липнущие к пальцам панцири, ножки, усики, с жалостью отмечая икряных креветок - увы, им никогда не вырасти, этим ничтожным в своей малости личинкам, и даже не на набивание брюха пойдут они, чтобы сослужить хоть какую пользу, не пропасть зазря, а просто в мусорное ведро, чтобы в лучшем случае стать добычей жалкой бродячей кошки, соблазнившейся рыбным сытным запахом, а в худшем - пропасть, сгнить, потеряться, лишив жизнь еще кусочка копошащейся плоти, - бледные, холодные, невинные жертвы бессмысленного застолья, к которым так склонен русский человек".
Как вы понимаете, чисткой креветок тяжелая женская доля не ограничивается. И поместив описание каждой нехитрой домашней работы в предлагаемые рамочки, вы получите современное, насыщенное жизненной правдой произведение, в котором тонко переплетаются и получают неожиданное преломление темы быта и бытия. Несколько авторских листов, забитым подобным бредом, вполне способны обеспечивать вашему опусу место в каком-нибудь толстом журнале, а вам - репутацию многообещающего молодого автора. Причем литературе в отличие от девушки обещать можно долго, а потом своих обещаний не исполнить и ничего вам за это не будет.
Ну, стало быть, вы пишите, печатайтесь, собирайте урожай хвалебных отзывов, занимайте свое место. А я это читать не буду. Скучно.