Старик казался строгим, но Эри это не волновало - он промолчал.
- Я к кому обращаюсь, парень? Спрашиваю: где ты был?
Опять не ответил, словно не слышал или совсем не понимал. Не очень-то он стал разговорчив...
- Четвертую ночь подряд...
Парнишка нравился Билкуму: сильный, терпеливый и, памятуя о его воспитании, на удивление самостоятельный: только руки от истощения трястись перестали - тут же взялся топором махать или метлой, словно копьем. И по дому - воды, там натаскать или дров для кухни наколоть - только скажи. Порой, глядя на юного майорданца, старик думал: вот таким бы сейчас был и мой младший...
Жизнь у Билкума, что уж говорить, бурная была: погулять успел и по морю, и по суше, долго остепениться не мог. Уж виски припорошило, когда Иду встретил... Ради ее улыбки свою веселую жизнь бросил, в рыбаки пошел. Четыре года прожили душа в душу, двух дочек она ему родила и сына... а раз вернулся - нет ни Иды, ни детей. Долго соседи молчали: ушла, мол, детей собрала - и подалась... а куда - не знаем. Только все равно правда всплыла. Занедужила старшая девочка, а следом и сама мать слегла. Соседи нет бы помочь - испугались. А то как мор? Пришли к больной и велели до заката из поселка убираться, а не послушает - спалить вместе с малышами пригрозили... Бросился он искать - да никого не нашел. В двух трактирах подтвердили, что видели хворую нищенку с младенцами на дороге в Равден, да прогнали - хвори тут еще не хватало, постояльцев пугать. Билкум все надеялся, а как до Равдена добрел, сказали, померла, под самыми стенами... В поселок Билкум возвращаться не стал, так и остался в городе. Один. Только сам себе клятву дал, что никогда больного на дороге без помощи не бросит.
Вот и его мальчику было бы пятнадцать, если бы... Но Эри ему не сын. И не раб.
- Билкум... Ты не господин... мне, - парнишка словно мысли подслушал, - Любой приказ, но не вопросы.
- Да ведь ты весь в синяках! Думаешь, я не вижу? Ох, парень! Без помощи в Равдене тебе одна дорога - к барону воров в услужение. А на что тебе такой господин? Убивать и грабить? Пока самого не прирежут?
- Нет! Я был совсем слепой, но ты... дал глаза. Глаза тут, - Эр прижал руку к сердцу - хоть за последнее время он многому научился, но на длинные чувственные речи слов по-прежнему не хватало, - Теперь Эр - не слепой. Шах, король, - он начал загибать пальцы, - барон воров, Билкум... любой - не господин Эри. Больше никогда! Ты... - ладонь прикрыла лицо, - любой приказ: сегодня, завтра... любой приказ в любой день. Но - не спрашивай! Я не спраши-ва-ю, и ты - нет.
- Да, Эр, я понял, ты не хочешь, чтобы кто-то лез в твои дела. Но ведь для того, чтобы отстоять свою свободу, хорошо драться - очень мало.
- Билкум знает, что надо?
Что ж, парень не зазнается и не прочь учиться - уже хорошо...
- Если бы! - улыбнулся старик, - Иногда нужна доброта, а иногда - жестокость, иногда надо уметь лгать, а порой спасает правда, иногда надо ладить с людьми, но никогда нельзя позволять оскорблять и унижать себя. В каждом случае - разное... а вот ты говоришь, любой приказ? Но это будет сложный приказ.
- Любой!
- Берешься? - Билкум полез на полку, где хранил всякие склянки и горшочки и из дальнего угла выудил увесистый узелок с серебром, - оливковое масло знаешь? Качество определить сможешь? - Эр кивнул, - Вот и отлично. Пойдешь в лавку рыжего Вигорда, что на Старой Набережной, "Табак, пряности и заморские благовония" называется. На вывеске - два цветка - шафрана и ванили. Найдешь?
- Шафран и ваниль? - опять кивнул Эр, - Зеленый дом, большие окна, три?...
- Она самая. У Вигорда есть оливковое масло. Стоит... - Билкум отсчитал монеты, - вот, три акана серебром за кувшин, такой - он указал на тот, что купил полгода назад, и где еще осталось немного масла, - Но смотри: Вигорд - ушлая бестия, обязательно захочет тебя надуть...
- Надуть? - перебил юноша, - как?
- Обмануть, надуть, облапошить... понял? А раз понял - не перебивай и слушай. Проверяй: масло должно быть самым лучшим. И деньги не отдавай, пока товар в руки не получишь, - Билкум взял тряпицу, вложил в нее монеты, закрутил в жгут и перевязал руку Эри под рукавом у локтя, - вот тебе и приказ. Беги, и чтобы к обеду масло у меня было.
Пока Эр шел до лавки, он все пытался сообразить, на чем же его поймали? Что приказ - это и не приказ вовсе, догадаться было несложно: Билкум и сам бы масло купил, как всегда это делал. Нет, он не помощи ждал, он Эри испытывал. А вот в чем суть испытания?.. Казалось бы чего проще - взял товар, проверил качество - благо, опыт в этом деле у парнишки был, кто ж на Майордане не знает, что такое оливковое масло - отдал деньги... в чем подвох? Так он размышлял, пока к лавке не вышел. А тут уж думать некогда стало - действовать пора. Он толкнул зеленую дверь под цветочной вывеской - в нос ударил резкий запах пряностей.
Помещение было чистым, аккуратным и для нижнего города очень богатым. Под ногами шуршала свежая солома, с потолочных балок свисали пучки трав, вдоль стен - чистые холщевые мешки, добротные бочонки и корзины с плотными крышками, а повыше располагались полки, сплошь заставленные разнообразными ларчиками, горшочками и склянками всевозможных форм и размеров. Как хозяин ухитрялся не запутаться в этом многообразии товаров среди одуряющего запаха, Эру было представить сложно. От растерянности он стал глупо глазеть по сторонам, пока не окликнули:
- Тебе чего, парень?
За прилавком из дорогого розового дерева Эри увидел дородного мужчину с редкими рыжеватыми волосами и густой ярко-медной бородой. Он поигрывал небольшой увесистой гирькой от изящных весов, стоящих тут же и поглядывал на босоногого посетителя с подозрением и неприязнью.
- Масло, - от такого приема парнишка быстро пришел в себя.
- Масло?, - усмехнулся рыжебородый, - я, что, на бакалейщика похож?
- Нет, - Эр ткнул пальцем в небольшой горшочек, обвязанный кусочком ткани с грубоватым, но узнаваемым изображением плодоносящей веточки оливы - что могло быть в самом горшочке, он даже не предполагал - и повторил, - масло. Лучшее.
- Лучшее? - рыжый, судя по всему это и был сам Вигорд, все так же ухмыляясь, позвал, - Багор, Лапа идите гляньте, что за диво - оборванец требует лучшего товара. А ты знаешь хоть, сколько стоит оливковое масло, парень? Ты таких денег, поди, отродясь не видел.
В дальней стене откинулась занавеска, и появились двое вигордовых охранников. Один, ростом не выше Эри, выглядел лет на семь-десять его постарше и вдвое тяжелее, был широк в плечах и физиономию имел грубую и глуповатую. Второй, тощий и жилистый, на голову выше товарища и на несколько лет моложе, рядом с ним казался благородным, хоть и был плохо выбрит и слегка навеселе. Оба улыбались так, словно сейчас им покажут ученую крысу - и диковинка, и противно.
Эр глянул на них лишь мельком, молча развязал свой жгутик, раскрутил, показал монеты хозяину, убрал на место и лишь тогда снова повторил:
- Лучшее масло, такой кувшин, - и указал на емкость подходящего объема.
Вигорд кивнул. Хоть внешне мальчишка и походил на южанина, торговец здраво рассудил, что настоящий южанин вряд ли станет платить три акана за то, за что привык рассчитываться медью, а потому и опасаться, что покупатель окажется знатоком вряд ли стоило. Он снял с одной из полок подходящий кувшин и поставил на прилавок.
Мальчишка вынул пробку, и капнул содержимого на ладонь. Масло имело странный запах... впрочем в том буйстве всевозможных ароматов, какое царило в лавке, ошибиться было не мудрено. Но цвет ему тоже не понравился. А Билкум предупреждал, что купец - отъявленный обманщик. Заткнув горлышко кувшина, Эр подвинул товар в сторону торговца.
- Не это.
- Ты, видно, не разбираешься раз так говоришь... - начал было Вигорд, но Эр отрицательно мотнул головой и указал на изображение оливы.
- Лучшее.
- Не знаю, что тебе не нравится... - проворчал рыжий и снова полез на полку. Его помощники тем временем перекочевали к окнам, продолжая поглядывать на покупателя.
Вдруг дверь открылась и в лавку вошла пышно разодетая женщина в сопровождении мужчины средних лет в куртке, под которой угадывалась легкая броня, с двумя кинжалами на поясе.
- Вигорд, ты достал то мыло? - с порога спросила женщина.
Эри узнал голос и оглянулся. Точно! Это была она, дама в окне веселого дома с красными и синими фонарями, и она тоже его узнала, - у тебя посетитель?
- Да что там, мальчишка подождет, - рыжий, улыбаясь во весь рот, бросился к богатой гостье, но дама мило улыбнулась и отошла к полке с маленькими скляночками.
- Нет-нет, Вигорд, я не спешу, отпусти мальчика. А я пока подберу себе благовония...
- Что ты, госпожа Блинда! Как можно! Для тебя - все что угодно... вот, посмотри, это - песчаный пион, а это - ты ни за что не поверишь - этот аромат добывают из железы кота...
- Вигорд, - в голосе Блинды послышались одновременно усталость, раздражение и угроза, - мальчик. Займись им. А я разберусь сама, - и начала передвигать склянки, делая вид, что очень заинтересована.
Торговец нехотя вернулся к Эри и поставил на прилавок второй кувшин.
- Гленн, - тихонько позвала Блинда своего сопровождающего, как только Вигорд отошел. - помнишь, я тебе рассказывала про мальчишку на крыше? Это он... Знаешь его?
- Что ты затеваешь, красавица, - подмигнул воин, - на молоденьких потянуло? А если барону расскажу, что тебя интересует мальчишка?
- Тебя бы он тоже заинтересовал, если бы ты это видел, - усмехнулась женщина. - и моего милого заинтересует, не сомневайся. Знаешь его?
- С чего бы? Впервые вижу... а вот в деле посмотреть хочу. Пусть Багор с приятелем его прощупают?
- Эй, ты потише. Он же дитя совсем...
- Вот уж и дитя! Ты расписывала беса, а не ребенка, а я обещался барону тебя защищать, а если парни Вигорда выкинут из лавки какого-то недоноска - мне что за дело? - и Гленн, возвысив голос, позвал, - Багор! Давай сюда.
Во втором кувшине оказалось оливковое масло, но от плохого хранения оно приобрело затхлый запах и неприятное послевкусие. Эр опять сказал "нет" и отодвинул кувшин подальше, когда услышал:
- Лапа, ты погляди-ка на этого прынца, - Багор, ухмыляясь, подошел сзади, - Товар ему наш не глянется... а ты хоть приличный товар-то видел, сопля? Как ты мыслишь, Лапа, видел он добрый товар?
- Ага, когда господам нужники мыл, - осклабился подошедший слева Лапа.
- А ты мыл нужники, малыш? - Багор придвинулся справа почти вплотную и "по дружески" потрепал Эра за плечо, - ты, вообще, чей будешь-то? Не наш, точно, я тебя не помню. А ты, Лапа?
- А должен? Чужой он.
- Точно, чужой.
Эри огляделся, оценивая обстановку. Драться ему не хотелось - это явно не входило в условия испытания, которое он тут держал. Уходить из лавки, не получив того, зачем явился, нельзя - поражения он себе позволить не мог. Да и уронить достоинство в глазах красивой дамы из окна ему никак не хотелось. Он подобрался и сосредоточился.
- Приблудный. Мож, с кораблика какого турнули за никчемность? - предположил Лапа.
- Ага... юнга, - Багор хихикнул, - А чего насупился? Мы ж так, по-свойски, расшевелить тебя хотим, раззадорить. Хорошим людям надо, понял? Где мамка-то твоя, юнга? Кто она? Шлюха, небось?
- Да ты не обижась, - подхватил Лапа, - шлюхи, они тоже бабы ниче, особенно ежели титьки... - и он изобразил рукам нечто очень большое.
- Эта была че - собак любила, - продолжил более языкастый Багор, - гляди-ка какой наш прынц чернявенький вышел. А у папаши хозяин, видать, добрый был, позволял в охотку... А только, прынц, зря ты девкой-то не родился: с глазками такими незабудками да локонами... девкам-то им что? От них не убудет, а вот от тебя, ежели вдруг кто охотку поимеет... - он многозначительно улыбнулся и начал накручивать кудряшку Эри на свой длинный палец.
- Во, разошелся, Багор! - с издевкой засмеялся Лапа, - тебе подсобить, или как?
- Подсоби, будь добр, а то вишь, какой холодный попался - не расшевелишь.
Эр и половины того, что они говорили не понял: один шепелявил так, что речь напоминала возню мышей в старых тряпках, а второй гнусавил и глотал окончания. К тому же многие слова Эру просто негде было слышать. Но некоторые жесты были красноречивее слов...
"Ну уж нет!.."
Багор накрутил прядь на палец и потянул на себя:
- А вдруг понравится? Не забудешь...
- Понравит-ся? - Эр поднял глаза и улыбнулся.
От этой улыбки Багор замер. Что-то не так, понял он, но было уже поздно.
Мальчишка схватил гирьку с прилавка и развернулся всем телом влево: плавный и стремительный удар снизу вверх. Утяжеленный кулак врезался в кадык Лапы. Он странно хрюкнул и повалился на пол. Эр даже не глянул, просто выпустил гирю и продолжил поворот, оказавшись лицом к лицу с Багром. Левая рука тут же вцепилась в пах.
- Пон-равит-ся? - прошипел мальчишка.
- О! - коротко выдохнул Багор, покорно раскидывая руки - черная завитушка так и осталась болтаться на пальце. От неожиданности он даже не вспомнил о ноже на поясе. А вот Эри о нем не забыл - этот нож он отлично почувствовал, когда был зажат между прилавком и противниками. Взять его теперь было плевым делом.
- Пон-равит-ся? - вновь услышал Багор, и левая рука сжалась еще сильнее, а в подбородок уперлось лезвие, - Так? А так - понра-вит-ся? Так не забы-фай! - по шее потекло теплое, от боли в паху потемнело в глазах...
Белый, как полотно Вигорд прижался к стене и молчал. Лапа умирал на полу, заливая кровью свежую солому.
- Ну, насмотрелся? Понял теперь? - Блинда оставила благовония и стремительно направилась к прилавку, телохранитель бросился за ней.
Она бестрепетно подошла к разъяренному Эру - с окровавленным ножом в руке он и в самом деле больше походил на беса, чем на человека - и погладила по плечу.
- Не надо, он все понял.
Эри резко повернулся, но, увидав Блинду, бросил нож и выпустил свою жертву. Багор тихо присел, согнувшись в три погибели, и заплакал.
- Эй, Вигорд, подойди. - Блинда бросила на прилавок увесистый кошель, - вот: за беспокойство. Этого - она указала на Багра, - гони в шею - он тебе не защитник. И отдай парню то, что он просил.
Вигорд закивал подобострастно и испуганно, мигом достал кувшин и сунул Эру:
- Вот, самое наилучшее, и в верхнем городе лучше не сыщешь, Всем святым клянусь...
Эри брезгливо глянул на свои ладони, плюнул, вытер об одежду все еще плачущего у его ног охранника, только тогда взял кувшин и вышел на улицу.
Не успел он сделать и пяти шагов, как его окликнула Блинда:
- Подожди, парень!
Он остановился.
- Работа нужна?
Эри склонил голову к плечу и промолчал.
"Вот же бесенок! Только что голыми руками человека убил и второго - едва не прирезал, а смотрит, словно дитя невинное, - усмехнулась про себя Блинда по прозвищу Длинный Нож, - А глаза, и правда, синие..."
- Зовут-то тебя как, незабудка? - он не ответил, склонил голову к другому плечу - и все, - Ну не хочешь - не говори... Приходи сегодня вечером ко мне, туда где виделись, в "Три Зубатки", найду тебе дело - нуждаться не будешь. Придешь?
Эр помедлил, потом кивнул.
- Вот и хорошо, жду. Ну, бывай, незабудка!
Питейные заведения, лавки и склады, окружавшие торговые причалы, остались позади. Эр долго брел по набережной мимо старых построек и полусгнивших, давно отслуживших свое пирсов, потом спустился к морю, утвердил в песке свой "драгоценный" кувшин, закатал штаны и вошел в воду. Сначала он как следует отмыл следы крови с рукава, потом принялся тереть ладони. От сырости и холода по коже побежали мурашки озноба. Тут все время было сыро и холодно, почему-то Эри заметил это только теперь.
Равден стоял на берегу небольшого залива, огражденного с запада острой косой, полого выдающейся далеко в море. С этого пляжа Эри был отлично виден маяк, торчащий одинокой свечой среди серовато-зеленой водной глади.
Там, где он вырос, тоже был мыс с маяком, но совсем не такой. Берега Майордана представляли собой красные гранитные скалы, твердые и неприступные, как клыки морского чудовища. Маяк на оконечности мыса был сложен из того же гранита, сам словно отросток его каменного тела. На заре эта башня раньше всех ловила солнце, окрашиваясь в кровавые цвета. Первая Кровь, так ее звали...
Это имя имело для Эри совсем иное, особое значение.
На третьем году пребывания на псарне - Эру тогда едва исполнилось семь - щенкам решили устроить настоящее испытание. Двум командам по пять человек нужно было влезть на скалу к подножью маяка и удержать высоту за собой, сбросив в море противника. На пути от лагеря мальчишки с азартом обсуждали предстоящую задачу. "Нам подсунули Дохлого Риша, а им достался Маха-Бык! Попробуй-ка, скинь его..." - им все еще казалось, что это - увлекательная игра и повод отличиться.
Риш, маленький и тощий, ежедневно битый всеми своими товарищами на любой тренировке, оказался отменным скалолазом. Как он находил эти уступы, щели и трещины, за которые можно зацепиться, никто не понимал, но он бодро полз по почти гладкой скале первым, показывая дорогу. Команда Эра уже успела расположиться у маяка, когда показались первые противники. Завязалась драка. Юные псы со всей самоотверженностью, на какую только способны семилетние мальчишки, защищали свою высоту: в первую же минуту боя каждый украсился разбитым носом или подбитым глазом, разодранные локти и колени, порванная одежда в счет не шли. Двое самых проворных противников Эри отправились в воду, прихватив одного защитника... и тут у подножья маяка появился Маха. Маха был на голову выше и чуть не вдвое сильнее любого из своих сверстников. Его звали Бешеным Быком, и он страшно этим гордился - те, кто попадал к нему в пару на тренировке, частенько потом отправлялись к лекарю, а порой и в постель на пару дней.
Двое мальчишек сразу бросились в атаку, но, как тогда показалось Эри, Бык только повел плечами - и оба они исчезли где-то за пределами площадки. Потом он легко, как игрушку, схватил Риша и швырнул в сторону. "Не туда! Море не там!.." успело мелькнуть в мыслях Эра, прежде чем Маха сгреб в объятия и его... Что было дальше - он совершенно не помнил, помнил только дикие глаза одного из двух оставшихся противников: мальчишка взвизгнул и сам кинулся в воду.
В следующий миг он почувствовал, как выламываются и трясутся пальцы, впиваясь в твердый камень, и обнаружил себя висящим на отвесной стене высотой куда большей, чем самое высокое дерево в окрестностях, а огромный Маха мертвой хваткой вцепился в его плечи. Далеко внизу торчали острые камни, между которыми шипело и пенилось море. "Конец" - подумал Эр, а потом невероятно извернулся и отчаянно вцепился зубами в толстые пальцы Бешеного Быка. Здоровяк вскрикнул и отцепился. Треск рвущейся ткани... и Эр остался на скале один.
Он долго там висел на окостеневших пальцах, со всей силы зажмурив глаза и повторяя: "Во имя Света и Тени!.. Во имя Света и Тени...", и это были самые страшные минуты его жизни - ни до, ни после он уже так не пугался.
А потом кто-то из старших отцепил его, на руках спустил вниз и поставил перед старшим наставником. Буст отлупил по щекам, говоря что-то, чего Эри не слышал и не понимал, протянул свой нож и показал на Маху. Маха лежал на камнях. Неподалеку Эри увидел и Риша: что было у Заморыша с головой, смотреть не хотелось, одно было ясно - это не может быть живым. Но Маха был жив, хоть и совершенно неподвижен - глаза полнились ужасом и мольбой, в мыслях он, наверное, тоже поминал Свет и Тень. Эри зашел сзади, взял Быка за кудри и провел ножом по горлу. Потом кто-то поздравлял его с победой. И с первой кровью.
Тогда он уже ничего не чувствовал.
Как и теперь - ничего.
Он не позволил унижать себя, получил свое масло и даже сохранил деньги. Почему же у него такое чувство, словно Багор - рыдающий у его ног Багор - все же исполнил свою угрозу? Почем победа столь же отвратительна на вкус, как та, на Первой Крови?
А потому что Билкум прав - единственное, на что способен пес - вцепиться в глотку по приказу хозяина.
Неужели все, что он чувствовал тогда, лунными ночами, крадучись по спящим улицам, было обманом, жалкой игрой его воображения? И теперь, столкнувшись с ярким дневным светом, этот обман рассеется, как ночная тень, пляшущая в лунных бликах? И он так и останется бродячим псом, брошенным своими хозяевами за неизвестные прегрешения?
И что теперь ему делать?
Вернуться к Билкуму, признать, что ошибался, и попроситься к нему навсегда, служить, чем только сможет? Это был выход - простая тихая жизнь... наскучит на третий день. Да, там никто не станет пробовать его на прочность, чтобы потом эту прочность использовать. Но разве это все, ради чего он родился? Нет, он стремится к большему, много большему!..
Или все же выяснить, что понадобилось от него красавице из веселого дома с цветными фонарями? Чутье подсказывало Эри, что ничего такого, что бы действительно могло его удовлетворить... А еще то, что эта дама собирается отыметь его не раз и не два, а, возможно, и не одна она на это рассчитывает. С другой стороны, если он сбежит и спрячется при первой же неудаче, то чего его жалкая жизнь вообще стоит? Тогда мечты, такие робкие, едва зародившиеся, так и растают, не успев стать внятными даже ему самому. Этого допустить было никак нельзя. "Кто кого - это мы еще посмотрим!.." - сказал Эр равденскому маяку, подхватил кувшин и отправился в сторону билкумова дома.
Билкум вернул пробку на место - масло и в самом деле было высочайшего качества, именно то, что ему надо. И трех монет не жалко... однако три монеты лежали тут же на столе.
- Как тебе это удалось?
Молчание. Собственно, ответа никто и не ждал - парнишка заявился хмурый и решительный. А значит на объяснения ни малейшей надежды.
- Надеюсь, мой добрый друг Вигорд жив? - старик улыбнулся, - я еще не раз собирался наведаться к нему в лавку...
- Да, - Эри шутить расположения не имел. Он даже в глаза старался не смотреть.
- Ладно, хватит, - Билкум тоже перестал улыбаться, - выкладывай, что там у тебя.
- Я ухожу.
Вот так. Что ж, это когда-то должно было случиться...и уговаривать толку не будет - майорданец ему не сын. Да и спрашивать не стоило бы, но Билкум не утерпел:
- С чего вдруг?
- Так... - Эр не хотел быть ни грубым, ни неблагодарным, но как он мог надеяться объяснить, что с ним происходило? Да еще на этом невозможном языке... Как рассказать о том восторге, который струился сквозь него, словно наделяя крыльями, когда он почувствовал, что может понимать, что может быть свободным и сам строить жизнь, постигая ее законы, что может управлять ею, и не только своей - жизнью вообще! Как выразить всю глубину падения и разочарования, которую ощутил сегодня. Если он признает поражение - ему уже никогда не подняться... - Нужно жить. С другими... с людьми. Я хочу узнать как.
К счастью большего объяснения старику не потребовалось. Он не стал ни допрашивать, ни отговаривать, лишь поинтересовался:
- Когда?
- Сейчас.
- Вот, - Билкум подвинул монеты на край стола, - Ты принес масло - деньги твои. Это немного, но на месяц скромной жизни хватит.
- Нет, - мальчишка скривился так брезгливо, что дед снова невольно засмеялся.
- Ладно! Но так я тебя не отпущу... - он открыл большой сундук, стоящий в дальнем углу на кухне и служивший хозяину вместо кровати, когда в доме появлялись нежданные гости, - я представляю, где ты окажешься если не сегодня, то завтра - наверняка, - донеслось из недр сундука, - а встречают, как известно, по одежке. Как подобает майорданскому воину я тебя, конечно, не одену, да это в Равдене и ни к чему, но вот - в самый раз! - Билкум извлек наружу сверток, развернул и разбросил на открытую крышку совершенно новую зеленую рубашку, темно-серые шерстяные штаны, короткую курточку из мягкой рыжеватой кожи, явно ношеную, но такую удобную на вид, и косынку, - ...и цвет подходящий - глазищи твои попритушит... Примерь, - и видя, что мальчишка, хоть и рассматривает обновки с интересом, взять не торопится, добавил, - Не стесняйся, это не дороже трех аканов стоит. Сейчас еще сапоги найду...
Эр еще немного помялся и уступил. Наряд оказался ему слегка великоват, что делало слишком явным его почти детский возраст, зато теперь он не выглядел нищим оборванцем. Особенно понравилась Эри зыямская косынка: глаза слегка побаливали, и возможность убрать волосы была кстати, а к тому же косынка придавала ему вид настоящего портового забияки. Он посмотрел на свое отражение и воодушевился: Билкум прав, теперь он чувствовал себя куда увереннее и знал, что непременно заставит считаться со своей персоной прежде, чем еще кого-нибудь убьет.
- Эри, и вот еще... - Билкум, заметно волнуясь, подал парню пояс с двумя длинными боевыми ножами в ножнах, украшенных бронзовыми заклепками, - эти разбойничьи ножи не назовешь благородным оружием, да и клинки... ты, наверное привык к "кровавым узорам"... Но туда, куда ты направляешься без оружия лучше не соваться. Эти ножи не раз мне жизнь спасали. Возьми.
"Кровавые узоры"... Эр с тоской вспомнил о саблях, оставшихся в арсенале псарни. Но что потеряно - то не вернуть. Он взял пояс и вынул один нож. Не самая лучшая сталь, верно... зато оружие надежное и удобное, которым часто пользовались, которое любили...
- А ты? - спросил Эри.
- Я? - Билкум пытался скрыть волнение, но получалось плохо, - стар уже, ножами-то махать, малыш, а сына у меня нет... я хочу, чтобы ты выжил. И нашел то... что ты там ищешь...
- Билкум, - Эри опустился на колено и склонил голову, - любой твой приказ, только скажи, - потом решительно поднялся, застегнул пояс и направился к двери.
- Постой, Мааэринн.
Юноша, едва успев открыть дверь, замер.
- Удивлен? Думал, я не запомню? Я запомнил. А теперь забуду. И ты - забудь.
Эр пристально посмотрел в ставшие вдруг очень серьезными глаза старика, еще раз коротко кивнул и вышел.