Мы сидели наверху внутренней башни, я - на полу, опершись спиной о стену, а он влез в узкий створ бойницы и свесил наружу ноги. Если забыть о его клыках и крепких мускулах, если не вспоминать о том, как умел и азартен он в поединке, не думать, откуда жуткие шрамы на его груди, можно вообразить, что он - просто мальчишка, милый, проказливый ребенок. Я погладил его пышные космы, вдохнул запах - в груди защемило от нежности.
- Отец мог бы простить смерть посла Старой Пущи, но привязанности к послу Старой Пущи не простит никогда. Оставаясь тут с тобой, я рискую головой.
- Он не узнает. Никто не узнает - верь мне.
- Верить? Как ты мне доверился - положил в постель меч...
- Ты пришел ко мне с кинжалом, - безжалостно напомнил он. - Я ждал тебя, и ты не подвел. Так что можешь мне верить.
- Мы друг друга стоим, да?
Он тихонько усмехнулся.
Эта его усмешка! Тайная радость сорванца, устроившего очередную шалость на горе ничего не подозревающим наставникам. Я скорее почувствовал его смех, чем услышал.
- Что смеешься, порочное дитя королевской крови? - пальцы сжались, загребая в горсть длинные пряди. - Околдовал, заморочил - и счастлив? Вот надоест твой морок, толкну вниз - будешь знать.
- Попробуй. Посмотрим, какое я дитя. Я - сит, тварь из ада, не забыл?
Сит, тварь из ада... и все же его хотелось беречь и защищать, а не пугать пустыми угрозами. А еще рядом с ним я, наконец, обрел мир и покой.
- Ты что, поверил?! Это же шутка. Никогда я не причиню тебе боли, принц Айлоримиел, - засмеялся я, - мой Лори...
Он словно внутренне напрягся, сжался и совсем притих. Долго молчал, потом произнес с грустью:
- Глупое слово - никогда. Никогда не давай пустых обещаний, Хейли Мейз.
И я вспомнил день своего посвящения.
В братство Чистого клинка я пришел по доброй воле и велению души. Мне хотелось битвы и славы. Битвы правой и достойной, как мне казалось, во имя моего народа и всего человечества; и славы заслуженной - враг представлялся мне сильным, хитрым и коварным... Что изменилось? Юный сит, волосы которого пахнут можжевельником, а улыбка сводит с ума? Так разве он не хитер и не коварен? Разве мальчишку можно назвать слабым?
Ничего не изменилось... я по-прежнему человек, а он - сит. Через пару дней он вернется домой, под сень дубов и кедров Старой Пущи, где благополучно забудет это глупое приключение. А я останусь единственным, но нелюбимым сыном лорда Синедола, снова буду коротать дни в кабаках, распевая свои песни и тиская девок, и лишь служение ордену, как и раньше, останется достойным оправданием моей жизни.
- Ты прав, Айлор. Мы - враги, этого не отменить и не исправить. Я - рыцарь Чистого клинка, я присягал не по принуждению и не по глупости, это мой выбор и моя вера. А ты?.. наверное, станешь одним из всадников отца? Если случится война, мы можем сойтись в битве...
Ни он, ни я не пошевелились, только между нами словно поднялись наши клинки и застыли в зловещем ожидании...
- Молись своему богу, Хейли Мейз, чтобы никогда тебе не выйти биться против всадника Арейи! - прошипел сит. - Даже против самого слабого и мягкого из них. Я - посол мира, я не забуду о своем долге... но и ты - молись!
Я вспомнил его шрамы: три раны, каждая из которых - смерть... погладил обожженное плечо, обнял, словно мои объятия могли что-то исправить, спасти, оградить от прошлых и будущих бед.
- Буду молиться. Не хочу сражаться с тобой. Не хочу, чтобы ты стал всадником, Лори... Вот бы найти место, где и люди, и ситы могли быть счастливы...
Он поднял голову, удивленно заглянул мне в глаза. И вдруг расхохотался, звонко, весело и заразительно.
- Что? - я невольно улыбнулся в ответ.
- Ты такой, Хейли Мейз... такой... - простонал он сквозь смех.
- Какой?
- Чистый. Невинный. Как рассветное солнышко! Найти место!.. - он вдруг оборвал смех, глаза блеснули в предвкушении очередной проделки. - А давай сбежим? Поищем такое место?
"Куда еще?" хотел спросить я. А потом, может, прочесть этому монаршему недорослю проповедь на тему безопасности, ответственности и посольской миссии, совсем в духе лорда Кейна. Но он предупредил мое выступление, сонно потянулся, зевнул и, проворчав нечто вроде: "Смотри, Хейли Мейз, ты обещал...", перевернулся на стену, поднялся и, не оглядываясь, ушел в темноту.
14.
На третий день я был в замке неотлучно, но послов, как и ожидал, увидел только за обедом. Ели молча, лишь отец и седовласый глава миссии время от времени обменивались вежливыми репликами. Несмотря на заботу лорда Кейна, на обильный стол, самые сухие комнаты, тепло и мягкую постель, ситы не были отдохнувшими или довольными. Напротив, бледные лица, ввалившиеся глаза, движения, словно отягощенные усталостью - казалось, наши гости вот только что возвратились из утомительного путешествия. А юный принц так и вовсе выглядел больным: рассеянно смотрел на мясо, овощи и сласти, но ел лишь хлеб, ломая краюху дрожащими пальцами.
Конечно, отец тоже все это заметил.
- Друг мой, - спросил он холодно и, как мне показалось, даже неприязненно, - вы благодарите и ни на что не жалуетесь, но, похоже, не испытываете удовольствия от пребывания в моем доме?
- Жилье людей не место для нас, - сит словно ждал вопроса. - Вы щедрый хозяин, лорд Кейн Мейз, но это не делает наше пребывание в Синедоле менее тягостным. Дом моего народа - лес, только там мы сильны и здоровы. Под кровом Мейзов мы нашли заботу и честное стремление наладить мирную жизнь. Зачем испытывать терпение хозяев? Завтра поутру посольство покинет Ваши владения.
Отец кивнул послу и улыбнулся, не скрывая радости, я сам едва сдержал вздох облегчения: конец! Конец мукам совести, терзаниям и сомнениям... Но стоило осознать, что никогда больше я не встречусь с Айлором, не увижу его весенней улыбки, что незримая пелена ситского колдовства больше не переиначит мой привычный мир - и сердце заныло от тоски, от утраты. Поэтому, когда, покидая трапезную, принц как бы случайно толкнул меня плечом и шепнул в ухо: "После заката, Хейли Мейз, ты обещал", - я снова растерялся, но уже знал, что приду. Явлюсь, чего бы это не стоило!
Летние ночи коротки, и мы не стали тратить время попусту. Взяли жбан вина, немного хлеба и сыра, на всякий случай прихватили оружие, Айлор даже втихаря стянул тетиву и несколько стрел. Чтобы не поднимать шума во дворе, коней седлать не стали - вывели тайным ходом далеко за пределы замка, и только там закончили сборы. Мальчишка уже не выглядел больным, был бодр и заразительно весел, Казалось один только вид дикого травостоя, один вдох ночного ветра исцелили его.
То, что поутру нас не найдут на месте, юного посла нисколько не беспокоило. Я все пытался дознаться, почему, но он лишь заносчиво смеялся:
- Боишься, тебя обвинят? Не бойся. Ты бы не стал красть мою тетиву, да и не нашел бы. Скорее уж лорд Кейн решит, что это я похитил его сына... а хоть бы и так!
- Накажут, когда вернемся. У твоих старшин вид суровый.
- Старшин? Хейли Мейз! Меня может наказать Владыка или отец, но они не рассердятся - мы ведь не творим зла. Верь мне.
Он столько раз с чувством повторял "верь мне",что я, в конце концов, поверил, решил: будь, что будет, а последний день мы проведем весело.
- Смотри! Вон, внизу - Студенка, чистая, как девичья слеза, и вода вкусная, только очень холодная. Прямо перед нами - Жеребячий брод. Всадник в этом месте даже сапог не намочит. Вверх по реке - Смолокурни... Сейчас строятся, а раньше домов почти не было - жили только ссыльные воры. Слишком близко к лесу...
Мы уже довольно удалились от защитных стен и остановились у подножья сторожевой башни на вершине пологого холма. Вид оттуда открывался бесподобный: синедольские поля и луга лежали, как на ладони, вдалеке серебрилась река, а за рекой, еще дальше, прямо из зеленого моря Старой Пущи поднималось солнце.
Айлор замер, навострив уши: ни то приглядывался, ни то прислушивался и, казалось, не обращал внимания на мою хозяйскую гордость. Я слегка обиделся:
- Тебе не интересно?
Он отрешенно указал рукой на реку, луг и поле и произнес нечто длинное и мудреное, видимо, называя их на своем языке, прижал уши, но на меня не глянул:
- Мы были веселым, радостным народом. Мирным...- говорил он тихо и взволнованно. - Не знали ни оружия, ни доспехов. Да что там! Мы и в одежде-то не нуждались - лес давал нам все: еду, тепло, уют логова, любовь и продолжение... А потом пришли вы - прекрасные, как боги. Мы приняли вас. Пустили в свой дом, в свою жизнь, в свои души. Мы не могли иначе. Сначала и вы приняли нас, но потом вас стало слишком много. Вы хотели наши леса, луга и реки. Все! Что за дело вам было до дикарей, танцующих под луной?.. А мы... мы все еще были очарованы...
Он оборвал фразу, словно раздумывая, стоит ли, но все же продолжил. Жестко и холодно.
- Когда ударили топоры, мы познали боль. Боль и ярость. Мы пытались избавиться от вас, но вы налетели, как саранча. - Лицо его исказилось от отвращения, губы дернулись в оскале. - Нашей живой силы не хватило. Вы перебили нас и взяли, что хотели. Ваш бог вам позволил! Но мы воззвали к смерти. Мы быстро учимся, Хейли Мейз, и у нас долгая память. Эти холмы были святыней моего народа... здесь танцевала Лаварлинн. Даже мне трудно, а Ареийа - он не забудет. И не простит. Никогда. Нет, Хейли Мейз, это не то место, где можно быть счастливым.
Он замолчал и вдруг улыбнулся:
- Едем дальше? Догоняй!
Его гнедая во весь дух понеслась под гору, прямиком к броду. Я пустился следом. Из головы вылетело все, кроме одного: как бы этот отчаянный дурак шею не сломал!
15.
Мы уже несколько часов ехали по лесу. Солнце клонилось к западу, кони шли шагом по необычно широкой тропе. Высокая сочная трава, густые заросли черемухи и ракиты говорили о близкой воде, а значит, мы вышли к болотам, разделявшим Синедол и Старую Пущу. Цветущая поляна, на которой мы устраивали привал, казалась ничем не хуже гостевых замка Мейз, хлеб и сыр были поделены и съедены, жбан опустел. Томная нега ни то от выпитого вина, ни то от летнего тепла и безделья, разливалась по телу. Меньше всего хотелось возвращаться домой.
Айлор бросил поводья и стремена и, закинув левую ногу на седло, прямо с ближайших кустов ел спелую черемуху. Я смотрел на его перепачканную соком физиономию, с тоской размышляя о том, что уже сегодня мы простимся и больше никогда не встретимся. Вдруг он резко выпрямился в седле. Улыбка исчезла, уши встали торчком, а глаза похолодели.
- Лори, что случилось?
- Я верю только одному "чистому клинку", Хейли Мейз, - ответил он, уже натягивая лук.
Две стрелы сорвались почти одновременно. Первая ушла в заросли, и оттуда, ломая кусты, вывалился воин в кольчуге, пробитой на груди. Вторая настигла жертву уже на тропе.
- Поворачивай, Хейли Мейз, - бросил сит, - беги! Ты - свой, тебя не тронут.
- Рехнулся, болотное высочество? Я - не трус и не предатель!
Я бы оскорбился, да не успел: лес вдруг наполнился криками и лязгом металла. Со страха почудилось, что целая армия выросла из-под земли: тут были и простые ратники в кожаных нагрудниках, простоволосые и злые, и замковые стражники в кольчугах и открытых шлемах. И мои братья - рыцари с родовыми гербами на нашивках.
Стрелять стало бессмысленно. Айлор хлестанул ближайшего врага луком по глазам, рванул из ножен меч. Другой противник выбрал не верткого всадника, а испуганную кобылу. Гнедая пронзительно завизжала и завалилась на бок. У меня перехватило дух: если бы Лори не оставил стремена раньше, ему конец. Но он лишь ловко соскользнул с крупа лошади на ноги. Серебристая дуга и зловещий свист: первый удар - издыхающей кобыле, второй - ее оторопевшему убийце. Это было сущим безумием: я все еще не мог придти в себя, не смел отвести глаз от мальчишки!..
Мой совсем не боевой жеребчик дико взвился на дыбы, выбросил меня из седла, перемахнул кусты и удрал в чащу. Я вскочил, тоже схватился за оружие. Добраться бы до Айлора и прикрыть со спины, но нас разделяли несколько воинов в легкой броне. А мы оба совсем не готовились к драке - мы уповали на мир!..
Сит, окруженный врагами, рубился, как бешеный, а от меня лишь отмахивались, не нападали, не пытались убить. Я растерялся: "Неужели они и впрямь считают меня своим? Значит, Айлор подумает, что я заманил его в западню?!" От этой мысли в груди похолодело. Уже без страха и жалости я набросился на первого попавшегося рыцаря. Он небрежно оттолкнул мой клинок, отвернулся - этот парень совсем не боялся меня, "голого". Я взъярился еще больше, и снова атаковал. Он не успел закрыться: мой меч разрубил и легкий нагрудник, и кольчугу под ним. Брызнула кровь. Я развернул руку и снова замахнулся сверху - добить.
- Хейли, стой! - раненый бухнулся на колени, сдирая шлем, - это ж я, Дрю! Тебя ведет магия сита...
Договорить он не успел - клинок обрушился в основание шеи и рассек тело, застряв межу ребрами. Он ткнулся мне ноги... Рысенок Дрю! Сын одного из соратников отца, на гербе их рода была рысь... я знал Дрю с раннего детства, и вот теперь - убил. Как это вышло? Почему? За что?! Я еще никогда никого не убивал... Меня замутило и затрясло.
- Хейли, беги!
Крик Айлора заставил опомниться. Несколько бойцов одновременно бросились ко мне - убив, я стал врагом. Я вскинул меч, намереваясь сражаться до конца. Двое, трое... Лори уложил больше, а я? Я был жалок...
- Хейли, нет! Беги!
Голос сита изменился, теперь в нем зазвучала власть. Он отбил очередной удар и простер ко мне руку.
Заклятье сорвалось тяжело и ушло в землю. Под ногами вздыбились корни, путы рванулись к нападавшим, все вокруг повалились с ног, а я был спасен. И свободен! Бежать? Я побежал.
К Лори.
Три шага... всего три! Вечность.
Нападавшим, не задетым колдовством, мига замешательства хватило.
Шаг... меч того, что справа распорол бедро. Айлор упал на колено и закрылся от левого.
Еще шаг... Лори, держись!
Левый отброшен, но раненая нога подвела. Сит покачнулся, потерял ритм.
Шаг, последний... Я иду!
Удар третьего нашел цель. Лори рухнул в сочную траву, по бурому шелку расползалось темное пятно...
Я встал над ним и повернулся к бывшим братьям. Руки дрожали, но решимости биться насмерть я не утратил. Они, похоже, тоже...
- Стойте! - услышал я знакомый до боли голос.
Последний противник Айлора, поднял руку, и "чистые клинки" послушно замерли.
Бартоломью! Отец Бартоломью, мой духовник и магистр ордена Чистого Клинка собственной персоной... ни разу до этого я не видел его с мечом в руках. Алые капли все еще дрожали на клинке.
Я внимательно посмотрел на тех, кого не узнал в пылу боя: Дэн, Лукас, Томас, Кевин... я знал их всех много лет. Мои друзья, братья...
И за спиной - Айлор, раненый, может, мертвый.
Я понял, что пойман.
Отец Бартоломью снял шлем, посмотрел мне в глаза и мягко произнес:
- Хейли, сын мой, опусти меч, ведь мы не враги. Мы искали тебя, чтобы защитить, и, слава Всевышнему, нашли.
Я лихорадочно соображал, что же мне делать, что говорить...
- С каких пор сыну лорда Синедола надобна защита в синедольском лесу?
- Идет война, Хейли...
- Война закончена! Король заключил с ситами мир, а Синедол верен королю.
- Война не закончится до тех пор, пока хоть одна из этих тварей топчет нашу землю! И ты, как никто другой, должен понимать это.
Он говорил со мной, как с больным ребенком, а я продолжал упираться, не столько вникая в смысл, сколько пытаясь отсрочить неизбежный конец. Какая-то часть меня верила, что стоит немного продержаться - и случится чудо: кровь и смерть окажутся шуткой, мороком, дурным сном.
- Лорд Кейн присоединился к договору. Мы должны повиноваться.
-Ты - один из нас, Хейли, твое место с нами. Твоя сыновняя верность похвальна, он она больше ни к чему, многое изменилось...
- Что могло измениться за день? - перебил я и вдруг понял: меня просили отпереть ворота! Я отказал, значит, кто-то другой - нет? От страха, растерянности и негодования у меня дрожали и колени, и пальцы, и голос. Отец Бартоломью не мог этого не видеть. Он опустил взгляд, облизал пересохшие губы, словно готовясь к долгим тяжелым объяснениям.
- Сын мой, я не стану скрывать правды, только прошу: выслушай и постарайся понять: это в твоих интересах, в интересах ордена и всего Синедола. Ситы казнены, война продолжается: верные нам люди уже вооружились, крестьяне - попрятались. По берегам Студенки очень скоро пойдут волчьи всадники. Мира, который ты тут пытаешься защищать, больше не существует. Лес опасен, тебе нужно вернуться домой. Позволь нам забрать принца и проводить тебя.
- Ситы казнены?! А как же лорд Кейн?..
Я не считал отца образцом добродетели, да что там - порой я его ненавидел за жестокость и бездушие. Но поднять руку на тех, кому сам обещал защиту и покровительство! Нет, он бы не позволил, никогда...
- Замок Мейз наш, лорд Кейн низложен и бежал. Я понимаю, Хейли, тебе больно это слышать. Как бы то ни было, он - твой отец. Поэтому скрывать не стану: он ранен, возможно, уже мертв. Но если и жив - жизнь его кончена: в глазах короля он глупец - не оправдал доверия, проглядел мятеж, для ситов - вероломный предатель.
- Хейли, послушай, что тебе говорят, - рыжий Лукас, мой лучший, мой самый близкий друг долгие годы, шагнул чуть вперед и встал рядом с магистром. - Мы, люди - возлюбленные дети Всевышнего, созданные по образу и подобию Его. Нам Он завещал править на земле: судить и решать, брать и давать, карать и миловать, и я от своего права не отступлюсь. Двести лет назад пришли сюда наши предки, чтобы найти новый дом...
- И нашли! Синедол - наш дом, Лукас. Разве не так? Разве лорд Кейн обижал когда своего сотника, разве я не был тебе братом?
- Все так, Хейли, ты друг мне и брат, но пройдет еще пять-десять лет - и ты станешь владыкой, ты получишь луга, леса и пашни, а я - лишь отцовский доспех, родовой герб да славу былых сражений. Ты приведешь хозяйку в замок, а я - дворовую девку на чужой сеновал, ты будешь гордиться сыновьями и любоваться дочками, а я буду смотреть на чужих детей и сожалеть о несбывшемся, так что ли? Нет, брат, этому не бывать! Тогда, давно, наши предки отвоевали у нечисти Синедол - и он стал домом Мейзов по праву силы, по праву вождей. Я не оспариваю твоего права, Хейли - ты его достоин. Но и я достоин большего, чем быть твоим верным псом до смерти или дряхлой старости. Я хочу свой дом, Хейли! Там, - он вскинул меч и клинком ткнул в лес у меня за спиной, - много земли, хватит и мне, и каждому из моих братьев-рыцарей Сегодня, сейчас у меня есть сила и право взять эту землю, и я ее возьму! Я, ты, наши братья - мы вместе - пойдем за болота, уничтожим тварей и возьмем свое!
Речь Лукаса, пламенная, страстная, так походила на мои собственные выступления перед отцом - те же мысли, те же слова, те же чувства. Но лишь теперь я начал понимать, что не божьей правды ищут Чистые клинки в Пуще, не свободы от страха перед ситами и даже не возмездия. Им нужна земля, нужны богатство, власть и влияние. Алчность ведет их. И сам я - такой же... отец мне говорил, но я не слушал. А теперь все, что у меня было - это те самые слова отца:
- Мы заключили мир. Наши отцы и деды, Лукас, наш король!..
Я с отчаянной надеждой посмотрел на отца Бартоломью, но он лишь качнул головой, и опять предал:
- Они, Хейли, но не ты! Для тебя все только начинается, - он возвысил голос, - Ты - законный правитель Синедола, Хранитель восточного рубежа. Твой вес в королевстве будет очень велик, а твое слово значимо!
Он оглянулся на своих рыцарей, и те охотно поддержали:
"Да!"
"Мы - с тобой, Хейли!"
"Ты - наш господин, мы готовы служить с радостью..."
Ах, вот, значит, как! Вы - со мной! Вы со мной, если я - с вами. "Чистый клинок" - новый владыка восточных земель, и главное - законный владыка. Мои предки завоевали этот край, они короновали первого монарха - почти равные ему. Никто не посмеет оспаривать мое право на Синедол, и, если отец мертв - не назовет мятежником. Хороший расчет, ничего не скажешь...
"Я никогда не стремился стать лордом, а бесправной куклой в чужих руках - и подавно!" - хотелось выкрикнуть мне, но я сдержался. Сейчас не это было главным.
- Если я - ваш господин, то вот мое слово: этот юноша - посол и мой гость, он пришел в мой дом с миром, и я принял его. Не отец - я сам. Мейзы не нарушают обычаев, освященных веками. Я его не выдам.
Бартоломью опять облизнулся и продолжил с прежней мягкостью:
- Юному принцу ты ничем не обязан: раз договор расторгнут, он больше не посол. Гость? Всевышний не карает чад своих за небрежение к обычаям нечестивых варваров, но раз уж это так важно для тебя, изволь: почему мы здесь, Хейли? Почему мы искали вас и как нашли? Где наши кони и почему твой тоже сбежал? Разве раньше он не был послушным, разве бросал хозяина? Господи, Боже мой, Хейли! Ведь ты каждую осень охотился за Студенкой, неужели сам не видишь, неужели не узнаешь эти места? Волчьи тропы, пути всадников - вот куда завел тебя твой гость! Это не Синедол, мы давно на рубежной земле, и ты не сам сюда забрался - тебя ведет колдовство сита, он заморочил и предал тебя первым! Ни один закон, ни одна клятва не будет нарушена, если просто шагнешь в сторону.
Значит, это правда. Обольщение, морок, ложь... Кем я был для этого звереныша? Редким трофеем или просто забавной игрушкой? "Я пришел за твоей душой, Хейли Мейз..." А зачем тебе моя душа, нечистый?..
Да и сам я тоже хорош: знал ведь, и предупреждали не раз, и сам Айлор сильно не скрывал. Но я не слушал - мне просто хотелось, мне все это нравилось!
Нет! Не сейчас. Я тряхнул головой и заставил себя не думать. Не думать, не сомневаться и не искать истины - потом, я сам все узнаю потом, я заставлю его ответить.
Если случится.
Святой отец трижды прав, но если сейчас я шагну в сторону, то предам не только друга, не только доверие отца и честь рода. Предам самого себя. Пусть я непростительно согрешил, но все еще верю в Его высший суд и истинную справедливость. Неужели Господь одобрит и это?
Я обвел глазами своих братьев, стараясь не выдать смятения, и упрямо повторил:
- Никто Айлора не тронет.
- Никто не хочет принцу зла, поверь мне! - голос отца Бартоломью подкупал искренностью. - Юноша - сын Ареийи. Его жизнь в залоге куда более ценна, чем его голова на копье. Он получит лучших лекарей и все возможные удобства, клянусь! Если хочешь, сможешь сам заботиться о нем. Хейли, зачем мне лгать? Не тяни время, смотри - он умирает.
В самом деле, все сказанное выглядело очень разумно, лгать было ни к чему, и Лори нуждался в помощи лекаря, немедленно. Но я все равно не поверил и решил по-своему:
- Святой отец, мои бывшие братья, - я сам удивился снизошедшему покою и твердости. - Наверное, отец прав: я - бард, а не правитель, ваши разумные доводы мне непонятны. Зато ясно одно: предавать доверие - низко и бесчестно.
- Хейли, не дури, - Лукас предостерегающе поднял меч. - Нас пятеро, а ты один. Вспомни, я всегда лупил тебя даже деревяшкой! Опять же, мы хоть как-то защищены, а ты - нет. На что ты надеешься? Прими мудрый совет, спрячь меч. Хватит уже Дрю и того, что натворил этот ушастый ублюдок, не усложняй...
- А я и не усложняю. Все предельно просто: вас много, и вы в броне, а я один, без защиты. Убьете меня, заберете мальчика. Айлор изрядно вас потрепал, да? Я - не он. И не лучший мечник Синедола, но, учитывая, за что бьетесь вы, и за что - я... Мне лишь интересно, кто будет первым. Может, ты, брат Лукас?
Решился бы Лукас ударить или первым стал бы кто-то другой, мне не довелось узнать. Мы все еще, ощерившись, глядели друг на друга, когда с болот раздался вой.
Выли звери ситов: низкий заунывный звук не был ни особенно громким, ни особенно злобным, но липкий пот животного ужаса мгновенно пропитал наши одежды. Были в этом вое глубокая тоска, неутолимый голод и холодная, черная безнадежность. Кто единожды слышал голос орды, тот не мог уже забыть его и узнавал сразу. Я слышал, и не раз. Но никогда еще за всю мою жизнь это не было так близко и так страшно.
Чистые клинки на миг отвлеклись от нас. Томас и Кевин замерли в оцепенении, Дэн пытался заткнуть уши, Лукас, наоборот, поднял меч, словно ожидая немедленного нападения.
- Хейли, идем. Бери мальчишку сам, если не доверяешь, но поспеши - времени больше нет.
Мой духовник заговорил так, будто все уже улажено и не может быть по-иному. И я не двинулся с места, наконец, всерьез рассердился:
- Не будь дураком, Хейли! Это всадники! Они не станут уговаривать, как я.
В Синедоле каждый знал: заслышав вой орды - беги со всех ног, прячься или готовься к смерти. Если войско людей выходило на битву, всадники брали по десятку жизней за каждую свою, будь то сит или волк. Столкнуться с этими тварями сейчас, имея на руках раненого посла... не удивительно, что святой отец все больше ярился. Нно я уже принял решение: тоже поднял меч:
- Айлор в замок не вернется. Ситы идут сюда, они ему помогут. А я позабочусь, чтобы так оно и было.
- Примем бой! - яростно прорычал Лукас, и мне стало очевидно, насколько мой друг напуган.
- Нет, сын мой, я слышу нескольких зверей. Если стаю ведет хотя бы один всадник, нам не совладать, - он снова посмотрел на меня, запнулся, и почти взмолился. - Господи! Спаси этого безумца от самого себя! Хейли!...
Может, он и вправду любил меня?
Вой повторился еще ближе. Он плыл над землей наподобие колокольного звона, распадался на несколько голосов и сплетался снова, сковывая тело, вымораживая живое тепло из души. И вскоре уже невозможно было определить, раздается ли он из пущинских болот, обступает со всех сторон или рождается прямо в ушах, в сердце, заполняя собой весь лес.
Бартоломью вложил меч в ножны, коротко приказал:
-Уходим.
Подставив плечо раненому, имени которого я не помнил, он направился по тропе назад, в сторону реки и ни разу не обернулся. Остальные, не так решительно. но последовали за ним. Они оглядывались, и я читал в их глазах боль, сожаление и призыв.
Поэтому просто отвернулся
16.
Когда Чистые клинки скрылись за деревьями, я, наконец, выпустил меч и сел, почти свалился на траву. Трое убитых мятежников, мертвая лошадь и истекающий кровью Айлор. Мне было страшно смотреть на его раны, страшно прикасаться. Я понял, что не знаю, как и чем помочь. Руки мои дрожали, ноги тоже, я чувствовал такой стыд, что готов был немедленно умереть, лишь бы все это прекратилось.
Снова завыли волки. Вой казался чуть более далеким, чем в прошлый раз, но это меня не радовало, напротив, повергало в отчаяние - я боялся, что родичи Лори опоздают.
- Хейли Мейз...
Я не сразу поверил, что голос Лори мне не показался: вой еще блуждал по лесу далекими отголосками леденящей тоски. Айлор чуть подвинул руку, и кончики его пальцев легли мне в ладонь. Я дернулся от неожиданности, сжал его руку, наклонился, вглядываясь в лицо - боль и надежда разом заполнили душу. Он открыл глаза, попытался улыбнуться. Улыбка эта обожгла меня словно каленым железом, но я тоже в ответ растянул губы, изо всех сил стараясь, чтобы они не задрожали:
- Айлор, как ты? Нет, нет! Молчи, не надо... волки, слышишь? Все ближе. Это ваши волки. Тебе помогут, скоро, ты только потерпи.
- Почему... ты не пошел с ними, не позволил... забрать меня?
Он все еще улыбался. Глядя мне в глаза, улыбался тепло и радостно, словно был счастлив. Только голос, тихие интонации выдавали истинную цену этого счастья.
- Я знаю тебя, принц Айлоримиелл: такие птицы в клетках не живут. Ты вернешься в Пущу, все будет хорошо.
- Хейли Мейз...
- Молчи. Береги силы. От меня никакого толка, даже раненому помочь не умею, поэтому ты просто терпи и жди, ладно? У вас хорошие целители, гораздо лучше наших, ведь так?
- ...уходи. - Он попытался оттолкнуть меня, и перестал улыбаться. - Тебе нельзя здесь... Всадники... если застанут, ты умрешь... Не... перебивай! Уходи сейчас, иди... к отцу, найди его. Верни себе... Синедол. Я их задержу, не пущу... по следу, тебя отпустят. Но если... останешься со мной... умрешь.
Уйти, найти отца, собрать верных ему людей и подавить мятеж! О, да! Мне этого хотелось! Только сейчас, подумав, я осознал, насколько мне дороги и и моя власть лорда, и моя земля. Я был оскорблен и возмущен предательством друзей, а главное - отца Бартоломью, которого всю жизнь считал самым близким человеком! Не знаю, что было тому причиной, но родовая кровь Мейзов - воинов и правителей - проснулась и потребовала действия: битвы, возмездия. Даже смерть Дрю от моего клинка перестала страшить.
Но дрожащие пальцы в моей ладони... как же я оставлю Лори? Одного? В лесу? Да, да, лес - его дом, и его очень скоро найдут, найдут и помогут. Могущество ситских целителей познал на себе...
Но...
Я снова заглянул в лицо Айлора. Долгая речь утомила его - на лбу выступил пот, глаза полузакрылись, он мелко часто дышал, а бледен был так, что казался мертвым. Мне опять стало страшно.
Нельзя трусить, надо признать правду, - приказал я себе и заставил взглянуть на грудь, на живот мальчика. Да, магия ситов сильна, но дождется ли он помощи? Что, если нет? Что, если умрет прямо сейчас, у меня на руках? Или чуть позже...
Значит, если я уйду, он будет умирать в одиночестве.
Над лесом снова прокатился вой - и вроде уже совсем близко. Помимо воли сердце опять подскочило к горлу, а потом укатилось куда-то вниз, но я уже устал бояться. Кто я теперь? Бездомный сын поверженного владыки. Умру? Пусть. Это не так важно.
- Нет. - Я взял его руку двумя ладонями. - Лори, я не уйду.
Он не открыл глаз, только чуть заметно сжал пальцы и прошептал:
- Спой.
Я собрался с духом и запел первое, что вспомнил:
- Там, где древние скалы глядят в высоту,
Где весна в седловине свернулась клубком,
Там, где будущий день - лишь птенец под крылом,
Я тебя позову и опять обрету.
Там, где тайну открою - и снова не ту,
Там, где песню спою - и опять не о том,
Где вчерашняя боль успокоится сном
Я тебя позову и опять обрету.
Долго! Мне чудилось, что песня тянулась очень долго.
Голос подводил, срывался, перехватывало дыхание, я безбожно фальшивил и захлебывался, но продолжал петь. Рука Лори совсем расслабилась, лежала в моих ладонях невесомо, безжизненно, а я держал ее, как птицу, смотрел вверх и не смел опустить взгляд: вдруг уже все?..
Но еще больше меня пугало, что он увидит в моих глазах скорбь и страх. Что, если я сам уже перестал надеяться? Нет, этого никак нельзя... я решил, что пока звучит песня, пока я могу еще петь, смерть не посмеет подойти и забрать его. И пел, хоть это и казалось мучением, бесконечным и бессмысленным.
- Там, где время застыло на узком мосту,
Целый мир раскрывается вешним листом,
Я уверен неистово только в одном -
Что тебя позову - и опять обрету.
Все случилось внезапно: ни звука, лишь сбоку дрогнули кусты - меня опрокинуло на спину. Мощные лапы вдавили в землю, пасть сжала горло, а смердящая щетина забила рот и нос. Ни двинуться, ни закричать, ни даже вздохнуть... Все вокруг наполнилось движением: шорохом травы, тяжелым дыханием зверей, отрывистыми возгласами.
И силой. Непонятной мне мощью, давящей больнее звериных клыков на горле, гнетущей больше, чем заунывный вой стаи над болотами. Несколько долгих мгновений я прощался с жизнью, потом рука Айлора напряглась, выскользнула из моих пальцев, сит произнес что-то тихо, но властно, и меня освободили.
Он стоял прямо надо мной, вожак стаи - высокий, поджарый, завернутый в бурый звериный мех как в родную кожу. Лицо его под черно-белой раскраской, до половины скрывал обтянутый ссохшейся шкурой волчий череп, позволяя рассмотреть лишь глаза через пустые глазницы. Ни гнева, ни ярости, ни радости победы - ничего не было в этих глазах, только пустая глубина, зелень зимнего льда над омутом, глухая неизбежность гибели.
Сит посмотрел на меня долго, изучающе, потом пнул в бок и отвернулся. Колдовская мощь отодвинулась, отпустила, я несколько раз выдохнул, усмиряя бешено бьющееся сердце, и осмелился, наконец, подняться.
В стае было трое всадников и семь волков - огромных чудовищ, величиной и мастью напоминающих медведей, с мощными косматыми загривками, разинутыми пастями, вывалившимися языками. Один из зверей подошел к телу Дрю и начал вылизывать, другой вцепился зубами в ногу убитой лошади. Запах крови, смерти, мокрой песьей шерсти, а теперь еще и это...
Я отвел взгляд, чтобы не замутило, и посмотрел на всадников.
Эти всадники не походили на бедолаг из моих детских воспоминаний, а в сравнении с послами вообще казались существами другой породы. Сухие, мускулистые, в ободранных шкурах и плетях свежих лоз, со встрепанными гривами, раскрашенными лицами, они сами были чудовищами, в сравнении с которыми огромные волки казались лишь покорными псами.
Ситы собрались вокруг Айлора, а один из волков, тот, что держал меня за горло, тыкался носом ему в руку и, как щенок, жалобно поскуливал. Вожак в волчьем шлеме присел к Лори, рывком откинул полу плаща, разыскивая что-то в поясной сумке. Ни штанов, ни обуви на всадниках не было, только длинная тускло-блестящая рубаха под волчьей шкурой, и я мог подробно разглядеть обнаженную ногу сита - слишком округлое бедро, слишком мягкий изгиб колена слишком узкая, хрупкая щиколотка. Женщина! Сначала я глазам своим не поверил, но эта тварь, завернутая в разящую диким зверем шкуру, из-под которой выбивались нечесаные соломенные пряди, с мечом у бедра и снаряженным луком за спиной, была женщиной - изящные легкие жесты, нежный голос, ласковые интонации, с которыми она шептала утешения - все подтверждала мою догадку. Я заглянул ей в лицо, захотелось рассмотреть, понять, какова она без этой уродливой мертвой маски. Но мне не удалось - черты терялись, искажались, и вот уже впечатление о случайно подмеченной красоте рассеялось, как и не было.
Ситка нашла, что искала, какую-то флягу, щедро полила из нее раны Айлора, что-то нашептывая, потом приказала одному из своих воинов приподнять раненого, а второму - завернуть в накидку. Они делали все долго, сосредоточенно и бережно. Трое самых крупных волков по-собачьи смотрели в глаза хозяевам, ожидая приказа, а те, что казались чуть поменьше, обгладывали трупы, и только один, все так же подвывая, как побитый щенок, вился вокруг раненого. О моем существовании, казалось, забыли. Страх, давящее ощущение чуждой, враждебной силы совсем исчезли. Я, казалось, мог встать и уйти, и в какой-то миг даже собирался так сделать, но подумал: куда? Куда и зачем я пойду? К друзьям, которые стали врагами? Падать ниц, просить прощения и корку хлеба из милости? К отцу, который никогда в меня не верил? Вот он обрадуется! Если, конечно, еще жив... а если нет, примут ли меня его соратники? И если примут, то кем? Сыном и наследником их лорда или обузой? Во второе поверить было куда проще... у меня больше нет дома, нет семьи, нет друзей. Только Лори - совсем недавно я был готов убивать и умирать ради его спасения. Но мальчик уже среди своих, ситы позаботятся о нем лучше, чем смог бы я, и я больше не нужен.
Никому я не нужен.
Разверзшаяся пустота не имела ничего общего со страхом. Ни со страхом, ни со злостью на друзей или обидой на отца, ни даже с непроглядно-черным осознанием греха перед Всевышним - все это были человеческие чувства, тревожащие, живые эмоции, побуждающие к движению, к действию. А эта пустота - нет. Она никуда не звала, ничего не обещала.
Я никуда не пошел, просто сидел в траве и смотрел.
Наконец, один из всадников уложил вдоль тела безвольно откинутую руку Айлора, запахнул шкуру в последний раз и взял мальчика на руки. Он сел на спину самому крупному из волков и устроил Лори перед собой, прижимая к груди. На спину второго зверя взобралась предводительница.
Я так старался в последний раз разглядеть лицо Лори, чтобы убедиться, что он жив, чтобы проститься и запомнить, что не заметил третьего сита, который подошел ко мне сбоку и обнажил меч.
И все кончилось.
![На стене [олим]](/img/e/eridzhet/korolevskayakrov41/olimstena_nowyjrazmer.jpg)