Вдруг на моем горле сомкнулись худые руки матери. Она начала душить меня. Я всегда думала, что у нее мало сил, но это оказалось не так. Через несколько минут поступление в мой организм кислорода завершился, и я начала задыхаться.
Но что самое интересное, мне совершенно не хотелось мешать Николь убивать меня. Вдруг мне показалось, что это самый наилучший способ прекратить все свои страдания. И еще это значило то, что скоро я увижу брата, по которому безумно соскучилась.
Но мне не повезло, в это время медсестра развозила лекарства, поэтому застала нас с мамой. Николь тут же сделали укол успокоительного, и она заснула, а меня обследовал врач.
Я все еще продолжала кашлять, когда в приемную вбежал запыхавшийся папа. Он обнял меня, а затем начал осматривать с ног до головы, пытаясь убедиться, что я жива и здорова.
Все было хорошо за исключением огромных синяков, которые оставили руки Николь. Мне до сих пор было трудно дышать, а легкие горели от временного недостатка кислорода.
Отец запретил мне ходить к матери и хотел сразу же отвезти домой, но я попросила в последний раз повидать ее. Успокаивая папу тем, что ей вкололи огромную дозу морфина и теперь она спит.
После некоторых уговоров, папа все же сдался. Я отправила его обратно на работу, пообещав, что больше со мной ничего не случится.
Зайдя в комнату Николь, я огляделась по сторонам. Она спала на своей кровати, сейчас ее лицо выглядела таким, каким я помнила его по фотографиям до клинической смерти Майкла.
Я подошла к матери и посмотрела на нее. Мне стало жаль, что все мои надежды на ее возвращение в роли заботливой мамы рухнули, как и все остальное в моем мире. Сейчас я была столь эгоистична в своих побуждениях, что мне стало противно.
Ведь если задуматься над тем, почему я так жаждала ее выписки, нетрудно найти ответ, который спрятан на самой поверхности айсберга. Я просто надеялась, что она заставит отступить одиночество, которое медленно убивала уцелевшие кусочки моей души.
К тому же эта записка помешала мне и в дальнейших планах. Мне было необходимо узнать о ключе, я уже была так близка к разгадке тайны...
Вдруг мне в голову пришла мысль о том, что я могу ей помочь. Ведь мне удается чувствовать чужие эмоции и мысли, почему я не могу их немного изменить.
Положив руку на голову Николь, я зажмурилась и задумалась, как мне осуществить задуманное. Сначала мне удалось снова проникнуть в ее мысли, я перекладывала ненужные воспоминания до тех пор, пока не наткнулась на некое упоминание о шкатулке.
Меня как будто втянули внутрь чьего-то кинофильма, где я была сторонним наблюдателем. Вот Николь сосредоточенно озирается по сторонам, а затем идет в свою спальню, где под кроватью приподнимает половицу.
На месте вынутой доски, оказывается полое пространство, где уже лежали какие-то свертки. Туда же мама поместила и крошечный ключ, висящий на золотой цепочке, от своей шкатулки.
Наблюдая за ее действиями, я судорожно соображала, как мне вырваться из ее воспоминаний, но как только я увидела все, что мне было нужно, меня вытолкнуло оттуда, словно пробку из бутылки.
Еще некоторое время я не могла сориентироваться, но когда пришла в себя, снова положила руки на голову Николь. Спустя несколько минут, я уже принимала в себя все ее горькие, подавляющие эмоции.
Не знаю, как у меня это получилось, но когда я закончила сеанс, мама улыбалась во сне. Со мной же было все наоборот. Я снова почувствовала вину за смерть Майкла. Я испытывала все те чувства, которые одолевали меня в день похорон. Мне было ужасно плохо.
Быстро собрав содержимое конверта, испортившего только начавшую налаживаться жизнь, я побрела домой. По пути в моей голове крутилась одна единственная мысль, которая побеждала все остальные: Это я виновата в смерти Майкла.
В следующий момент, я очутилась на крыше Клуба 66, не знаю, как мне это удалось, но факт остается фактом.
Я медленно опустилась на край крыши и свесила ноги вниз. Нашарив в кармане письмо, я достала его и начала читать:
"Твой сын мертв, семья утаила это, они предали тебя...
ВиЛ".
Сейчас мне стало жаль себя. Я ненавидела судьбу, которая так издевалась надо мной, забирая все, что могло меня сделать счастливой. Жизнь, которая была для кого-то радостью, казалась мне настоящим наказанием, мне хотелось закончить все это раз и навсегда.
Крепко сжав конверт с фотографией Майкла, я уверенно поднялась на ноги. План дальнейших действий уже созрел в моей голове.
Под ногами виднелись люди, сновавшие туда сюда, автомобили, стоявшие в пробке и то место, куда приземлилось тело Майкла... Я могла безошибочно определить его, словно оно все еще было выделено мелом, как в первые дни после трагедии.
Мне хотелось присоединиться к брату. А проще всего это сделать именно тут, на крыше седьмого этажа, с которой когда-то сорвался вниз и он. Я глубоко вздохнула и мысленно попрощалась со всеми, кто был мне дорог, и шагнула вниз.
Несколько секунд я не чувствовала опоры под ногами, я летела вниз. Единственное чего я сейчас боялась, так это боли, которая придет раньше неминуемой смерти. Вот сейчас мое тело ударится о жесткий асфальт, я приготовилась к этому.
Но ничего не произошло. И я открыла глаза, чтобы посмотреть, почему же ничего не происходит. Глянув под ноги, я была поражена до глубины души. Мое тело парила в десяти сантиметрах от жесткого асфальта, на котором должно было лежать.
Вокруг столпилось множество людей, которые с широко распахнутыми глазами смотрели на меня и не могли понять, что происходит. Тут и там слышались испуганные крики и возгласы.
Кто-то даже успел вызвать полицию, чьи сигналы уже были слышны, поэтому я не стала тратить время на встречу с ними и просто, мягко приземлившись на землю, побежала прочь.