Вынести в отдельную главу развитие архитектуры в царствование Алексея Михайловича и его допетровских наследников меня вынудила особенная значимость этой темы. Архитектура — самая надёжная летопись, она способна удивительно много рассказать об эпохе, когда «уже молчат преданья». Уничтожено и фальсифицировано огромное количество письменных источников допетровской Руси, целенаправленно разрушались и архитектурные памятники. Особенно в этом вандальном деле преуспела «великая» Екатерина, по приказу которой были уничтожены десятки тысяч произведений мастеров русского допетровского зодчества. Но окончательно уничтожить «каменную летопись» можно, только стерев Россию с лица Земли. Россию не стёрли — не успели, и нам осталось.

  Архитектура — не только искусство, но и философия, и наука, технология. Она визуально являет нам особенности своей эпохи и состояние культуры в самом широком смысле этого слова. Произведения архитектуры абсолютно социальны — и потому что существуют для многих поколений, и потому что созидаются коллективными усилиями. Произведения архитектуры надсоциальны, они раскрывают тайные смыслы времени, его скрытый контекст, складывающийся из всего пережитого народом в прошлом — средневековый французский философ В. Мортэ обозначил это свойство архитектуры как «символизм задним числом».

  Анализ архитектурных образов дает возможность выявить глубинные смысловые структуры, которые человечество сначала научилась выражать не словами, а в артефактах и позже в музыке. Архитектура и музыка имеют схожесть архитектонических ритмических конструкций — они мыслятся одновременно в пространстве и во времени, и мало что меняет тот факт, что в первом случае используется объём, а в другом — звук. Музыка, будто бы существующая вне пространства, лишь во времени, на самом деле ритмизует и структурирует пространство. А произведение архитектуры, заполняющее пространство своим монументальным объёмом, «побеждает время, которое обретает архитектонику» (В.Ф.Шеллинг «Философия искусства»).

  Начиная с античности, с Пифагора, с его теории вселенской гармонии и музыки сфер, архитектуру представляли как визуализацию мелодии Времени. «Застывшей музыкой» («Die erstarrte Musik») обозначил архитектуру В.Ф.Шеллинг. Й.Гёте писал, что люди, живущие в идеальной архитектурной среде, «движутся среди вечных мелодий» и называл архитектуру «умолкшей мелодией».

  

  Лишь ты одна, архитектура,

  избранница, невеста, перл

  пространства, чья губа не дура,

  как Тассо пел,

  безмерную являя храбрость,

  которую нам не постичь,

  оправдываешь местность, адрес,

  рябой кирпич...

  

  Что может быть красноречивей,

  чем неодушевленность? Лишь

  само небытие, чьей нивой

  ты мозг пылишь

  не столько циферблатам, сколько

  галактике самой, про связь

  догадываясь и на роль осколка

  туда просясь...

  

  К бесплотному с абстрактным зависть

  и их к тебе наоборот,

  твоя, архитектура, завязь,

  но также плод.

  И ежели в ионосфере

  действительно одни нули,

  твой проигрыш, по крайней мере,

  конец земли.

  

  И.Бродский

  

  Архитектура — это призма, пройдя через которую время получает пространственный образ.

  

   Возможно, кому-то преамбула к этой главе покажется затянутой или претенциозной, но автору очень хочется, чтобы читатель понял, с какой важной темой ему сейчас придётся столкнуться. На внимание широкой читательской аудитории автор так и так не рассчитывает, поэтому пишет, «не стараясь угодить».

  Говорить о русской архитектуре — это говорить о пути России, особом пути, в котором нам сегодня так упорно отказывают. Особый путь для нашей страны никто не выдумывал, он сложился исторически, и когда Россия им следовала, она двигалась к процветанию и свободе. Когда же она отказывалась от собственных достижений, то попадала в иноземную зависимость, отставала, слабела и вымирала. Удивительным образом состояние русской архитектуры в ту или иную эпоху коррелирует с положением крестьян, то есть сначала 90%, а потом 80% всего русского народа. Спад, угасание национальной архитектуры, слепое копирование европейских образцов всегда совпадали с нарастанием угнетения крестьянства и с иноземным разграблением страны. Подъём русского зодчества всегда происходил на волне улучшения положения крестьян, что как раз и приходились на периоды экономической и политической независимости России. Так что, читая каменную летопись русской истории, мы можем безошибочно определить, какие тенденции — направленные на благо русского народа или предательски-марионеточные — брали верх в ту или иную эпоху.

  

   Прежде чем говорить об архитектуре второй половины XVII, когда Россия переживала необычайный подъём во всех сферах государственной и социальной жизни, нужно слегка расширить контекст и немного порассуждать о двух явлениях, которых, якобы, не существовало — о русском классическом наследстве и русском Ренессансе. Среди чёрных мифов о России есть два основополагающих, на них базируется вся остальная ложь о нашей стране и нашем народе. Первый из них гласит, что мы были обделены классическим наследством. Культура всей остальной Европы выросла из античности, греческой и римской, а Русь прильнула сдуру не к тому источнику — к Византии. А много ли доброго можно было почерпнуть из стоячего болота захолустной восточной деспотии? Второй миф логично вытекает из первого: раз не было классического наследства, не случилось и Ренессанса, который упругой волной накрыл всю Европу, придав её развитию мощное ускорение и превратив её в единое культурное пространство. Европа радостно купалась в волнах Возрождения, а Россия продолжала спать тягучим византийским сном.

  И выпала Россия из хода мировой истории. Выпала навсегда. Пётр, который в начале самостоятельного царствования организовал себе длительный вояж по Европе, пришёл в отчаяние от осознания того, как безнадёжно отстала его любимая родина от цивилизованного мира. Он понял, что догнать Европу в ходе эволюционного развития России уже не удастся, поэтому пошёл по единственно возможному пути — по революционной смене всех государственных устоев и прямого культурного заимствования. И вот, ничего-то своего у России нет — только перенятое в готовом виде с Запада. Не ищите, русичи, свой пресловутый особый путь, которого никогда не было, а был только сон... византийский сон... тысячелетний сон... сон... сон....

   Однако небольшой экскурс в историю не оставляет от этой сонной концепции камня на камне.

  В конце IV века Римская империя под ударами варваров и вследствие внутренних противоречий распалась на Восточную и Западную. Западная Римская империя вскоре погибнет, а Восточная, которую в XIII веке назовут Византийской, просуществует ещё тысячу лет — в 2,5 раза дольше, чем сама Римская империя. Византия не была преемницей Римской империи, она сама ею являлась. Нельзя её назвать и осколком империи — слишком обширна она была, занимая все азиатские провинции Римской империи, Египет в Африке, в Европе — Фракию, Дакию, Македонию, Эпир, Фессалию. Из разрушенного варварами Рима столицу перенесли на место древнего греческого города Византий, отстроили её и назвали Новым Римом (Nova Roma). Позже новую столицу ромеи назовут Константинополем в честь основавшего её императора Константина, а отсчёт своей истории поведут от начала существования города Византия, основанного древними греками в первой половине VII века до P. X.. Ощущение себя одновременно ромеями (римлянами), наследниками антично-эллинистической традиции и хранителями христианства создаст сложную метафизическую основу Восточной Римской империи, в которой станут сочетаться античная греческая философия, греческий язык её культуры, традиции греческих художников, римская государственная теория, римский рационализм и христианское мессианство.

   История Византии важна для понимания пути России. С момента своего возникновения Восточная Римская империя несколько столетий оставалась единственной хранительницей европейской философии и культуры. Константинополь до его разорения крестоносцами в XIII веке был главным торговым узлом планеты, самым крупным и процветающим городом Европы. В сфере культуры и права, науки и образования, литературы и искусства до XIII века с Византией не стояло вровень ни одно европейское государство. Константинополь на протяжении веков являлся центром христианской культуры, здесь хранились его реликвии, в том числе и главная из них — плащаница Христа, которую после падения Византии увезут в Италию и назовут Туринской.

   Архитектура, которая сформировалась на огромной территории, находившейся в сфере политического и культурного влияния Восточной Римской империи, сквозь долгие века со всей очевидностью доносит до нас высочайший уровень искусства, науки и строительной инженерии, которым Византия обладала после отделения от Рима. Эту архитектуру историки назовут «великой купольной». Строители Восточной империи научились возводить на своих храмах огромные кирпичные купола, основной вес которых благодаря остроумным техническим решениям передавался четырем массивным столбам внутри здания. При этом все конструктивные элементы — арки, своды, колонны — одновременно несли и функциональную, и художественную нагрузку. Ничего сверх конструктивно необходимого — и эта экономность в архитектурных средствах придавало красоте зданий особую изысканность.

  Самым знаменитым из византийских храмов, несомненно, является собор Святой Софии, заложенный ещё императором Константином Великим и получивший свой окончательный облик в VI веке. Вплоть до постройки в XVI веке римского собора Святого Петра константинопольский храм являлся самым грандиозным сооружением христианского мира. Сложная купольная система Софийского Собора предполагала особую крепость стен, обеспеченную технологиями, секрет которых не разгадан до наших дней. Это выдающееся в конструктивном и художественном смысле сооружение на протяжении тысячелетия оставалось вершиной европейской архитектуры.

  

  

Храм Святой Софии в Константинополе. Главный его создатель — математик и архитектор грек Исидор Милетский. Многовековое существование мечети в здании Святой Софии не могло не изменить внешний облик храма.

  

  

Капители колонн храма, покрытые лиственным орнаментом, включают волюты ионического (древнегреческого) ордера.

  

  

Мозаика греческих мастеров с изображением Богородицы.

  

  

Через окна, расположенные по окружности купола, в храм льются потоки света. Гигантская купольная система собора стала шедевром архитектурной мысли своего времени.

  

  Айя-София — здесь остановиться

  Судил Господь народам и царям!

  Ведь купол твой, по слову очевидца,

  Как на цепи, подвешен к небесам.

  

  Осип Мандельштам 'Айя-София'

  

  Так из какого же иного источника было напитываться будущей России, как не из самого высокого, каким являлась Восточная Римская империя?

  В отличие от западных варваров, разрушивших на захваченных землях древнюю римскую цивилизацию и воспринявших только часть её достижений, наши предки в течение веков впитывали культурные ценности Рима. Само название нашей страны — Россия — произошло от греческого слова «росс», появившееся в византийских источниках в первые века существования Восточной империи.

   Если бы культурная экспансия Восточной Римской империи на русской земле не была серьёзной, не появился бы в XII веке в новгородском монастыре Кирик (Кирилл) Новгородец — русский ученый-универсал: математик, астроном, богослов, композитор и летописец. Кирик Новгородец создал фундаментальный научный труд «Учение имже ведати человеку числа всех лет», известный сегодня как «Учение о числах», в котором он точнее всех остальных математиков своего времени занимался летоисчислением. О продолжении византийской традиции в работах Кирика говорит использование им календарно-математического «семитысячника», созданного в IX-X веках в Болгарии, которая испытала сильное византийское влияние. А натурфилософия Кирика Новгородца берёт своё начало в пифагорейском учении. В XVIII веке призванные Петром немецкие историки преуспели в уничтожении огромного летописного наследия России. Потом по приказу Екатерины «великой» по всей стране разрушались монастыри, их архивы сжигались. Но свидетельства о Кирике Новгородце, к счастью, сохранились...

   Если бы культурная экспансия Восточной Римской империи на русской земле не была серьёзной, в X веке в Киеве не появилась бы Десятинная церковь, высокий зодческий и инженерно-строительный уровень которой заведомо предполагает наличие длительного культурного диалога.

  

Десятинная церковь в Киеве. X век. Реконструкция.

  

  С XI века культурное влияние Восточной Римской империи на Русь подтверждается и письменными источниками, и «каменной летописью». Но, благодарно приняв классическое наследие, Русь не стала Византией, а продолжала осваивать собственный путь. Существование на русской земле самостоятельной традиции зодчества, формировавшейся одновременно вокруг двух культурных центров, подтверждается возникновением в первой половине XI века двух выдающихся памятников мировой архитектуры — Софийского собора в Киеве, а также новгородского Софийского собора, построенного приблизительно в те же годы, что и его киевский тёзка.

  

София киевская. Дата закладки храма по данным разных летописей 1017 или 1037 год. Закончено строительство предположительно в 1051-ом году.

  

  Безусловно, оба эти собора построены под руководством греческих мастеров, с использованием византийских технологий, но уже сформированные к той поре киевская и новгордская традиции сделали эти зодческие шедевры не византийскими, а русскими, и весьма разнящимися между собой. Новгородская София демонстрирует особенности полностью сформулированного северно-русского стиля, лишённого избыточной декоративности, строгого и монументального. Значение новгородского Софийского собора в становлении и развитии русского зодчества исключительно. Киевская Русь будет подвергнута ордынскому разорению, Софию киевскую в 1240-ом году разграбят и частично разрушат войска Батыя. А Новгород выстоит во всех перипетиях русского средневековья и передаст культурную эстафету Ростово-Суздальской, затем Владимиро-Суздальской Руси, затем Москве.

  

Великий Новгород. Собор Святой Софии. 1045-1050 гг.

Храмы подобного типа строились на Руси только в XI веке.

  

  Столетие спустя, в XII веке, при Андрее Боголюбском возникает владимирский Успенский собор. Это выдающееся архитектурное сооружение домонгольской Руси служило образцом при постройке главного храма первопрестольной Москвы — Успенского собора в Кремле.

  

Успенский собор во Владимире, завершён в 1160 году. Памятник архитектуры мирового значения.

  

Элегантность наружного декора владимирского Успенского собора

  

   Архитектурный стиль Владимиро-Суздальской Руси, продолжая византийские традиции, приобретает отчётливо самобытные черты. Это становится особенно заметным с появлением на владимирской земле нескольких изящных одноглавых белокаменных храмов, из которых самым известным является храм Покрова на Нерли, построенный в 1165 году. И.Э.Грабарь восхищённо писал об этом удивительном сооружении: «... только тот, кто ходил в тени окружающих его деревьев, испытывал обаяние всего его неописуемо стройного силуэта и наслаждался силуэтом его деталей, — только тот в состоянии оценить это подлинное чудо русского искусства».

  

Храм Покрова на Нерли.

  

  Основная идея храма Покрова на Нерли — устремление ввысь, к небу. Стены храма имеют слегка заметный наклон внутрь, чем достигается иллюзия большей высоты сооружения. Чтобы подчеркнуть стройность храма и создать ощущение его невесомости, зодчий усилил членение стен пилястрами сложного сечения и максимально облегчил апсиды, нарушил симметрию здания и решился на небывалое до этого преобладание вертикальных членений храма над горизонтальными. Но, пожалуй, главное достижение создателя храма Покрова на Нерли в том, что он сумел органично вписать свой архитектурный объект в ландшафтное окружение. Храм построен в месте слияния рек Нерли и Клязьмы. Текучесть вод и текучесть форм храма создаёт ощущение появление его здесь естественным образом — «так природа захотела, почему — не наше дело, для чего — не нам судить». «Идеальная согласованность общего и частного, целого и мельчайших деталей создает тонкую и просветленную гармонию, уподобляя архитектуру одухотворенной и летящей ввысь музыке или песне», — писал один из крупнейших специалистов по древнерусской архитектуре Н.Н.Воронин.

  Храм Покрова на Нерли на несколько столетий стал образцом, по которому, творчески перерабатывая его находки, русские зодчие возводили церкви. В качестве примера можно привести звенигородский Успенский собор на Городке, о котором я писала в очерке «Находка в дровяном сарае». Стены Успенского собора на Городке декорированы иначе, нежели нерлинский храм — тонкими вертикальными тягами. Широкая тройная лента резного растительного орнамента сменила арочный пояс домонгольских построек, к которым относится храм Покрова на Нерли. Верхнюю часть алтарных апсид и барабана купола украшает двойная лента каменной резьбы, свидетельствующая о влиянии балканской архитектуры.

   Итак, уже в самом начале второго тысячелетия Россия, получившая классическое наследие от Восточной Римской империи, являлась страной высокой культуры и, не смотря ни на какие трудности, внешние и внутренние, упорно продолжала своё развитие. А Европа спала долгим романским сном. В ходе разрушения Западной Римской империи Европа, как сумела, напиталась остатками её культуры и выработала в архитектуре полуварварский романский (римский) стиль. Практически без изменений романский стиль продержался вплоть до XII, а кое-где и до XIII века, пока Европа в ходе разрушения теперь уже Восточной Римской империи не получила культурную подпитку, ставшую импульсом к развитию готического стиля.

   Те, кто восхищаются европейскими рыцарскими замками «тёмных веков», не учитывают одного обстоятельства: почти все они позже были надстроены, перестроены или декорированы в готическом стиле. А чистый романский стиль, по-своему, обаятельный, слишком брутален, чтобы оказаться способным к развитию. Готический стиль не трансформировался из него, а возник вследствие обогащения европейцев философскими идеями и строительными технологиями Восточной Римской империи в ходе уничтожения крестоносцами этого последнего очага классической культуры в XIII веке.

  

Франция, Южные Альпы, Шамбери, герцогский замок, романский стиль.

  

  Новую эру в истории западноевропейской архитектуры одним из первых открыл собор Парижской Богоматери (Нотр-Дам). Заложен собор в 1163 году и строился около двухсот лет. Сначала он создавался в единственном известном европейцам стиле — романском. Позже в его строительстве стали использоваться архитектурные идеи новаторского готического стиля, и здание приобрело легкость, какой ещё не знала Европа. Сочетание мощного основания и лёгких сводов, построенных с использованием технологий, привнесённых из Константинополя, свидетельствует о почти мистическом переходе Европы из полуварварского романского периода в высокий готический.

  

Собор Парижской Богоматери, замечательнейший памятник ранней готики.

  

Огромное ажурное окно, так называемая роза, сияет над стрельчатыми арками.

  

Портал Страшного суда. Облик готического собора определяется сочетанием архитектурных и скульптурных форм.

  

  Однако Империя не окончательно погибла в борьбе с крестоносцами. Полузадушенная, лишённая почти всей своей территории, она продержалась ещё 200 лет, пока в середине XV века её не добили турки. Медленно умирая, эта преемница античного мира, передавала своё культурное богатство на Апеннинский полуостров, на Балканы, на Кипр и на Русь. С XIII века при русских монастырях достоверно известны «книжницы», где учёные монахи переводили греческие книги. И в монастыри тогда уходили не для того, чтобы скрыться от мира, туда шли люди, влекомые жаждой к познанию. Византия посылает на Русь своих лучших художников, в том числе знаменитого Феофана Грека, который станет учителем Андрея Рублёва.

   В начале XV века победа в Куликовской битве уже была одержана, гнёт Орды ослабел, и Русь, получившая классическое наследство от Восточной Римской империи, расправляет крылья — стартует Русское Возрождение. Оно открывается творчеством Андрея Рублева (1370-1430гг.), создавшего одно из лучших художественных творений всех времён и народов — «Троицу» — это великое «умозрение в красках». Эрнст Неизвестный сказал: «Рублев никогда не читал лекций по философии, не писал ни строчки. Он даже не говорил, так как дал монашеский обет молчания. Почему же он философ? Да потому, что в России было такое понятие: „умозрение в красках”. То есть высокое искусство рассматривалось как одна из форм не только познания мира, но и создания структур, равных философии».

  

Андрей Рублёв. Троица.

  

   «Среди мятущихся обстоятельств времени, среди раздоров, междоусобных распрей, всеобщего одичания и татарских набегов, среди этого глубокого безмирия, растлившего Русь, открылся духовному взору бесконечный, невозмутимый, нерушимый мир, „свышний мир” горнего мира. Вражде и ненависти, царящим в дольнем, противопоставилась взаимная любовь, струящаяся в вечном согласии, в вечной безмолвной беседе, в вечном единстве сфер горних.»

П. Флоренский.

  

  Андрей Рублёв не следовал слепо за своим учителем Феофаном Греком, а создал собственную манеру письма, ставшую высоким образцом для русских иконописцев. Чтобы не повторяться, приведу самоцитату из очерка Находка в дровяном сарае: «Рублёв отошёл от экспрессивной византийской школы предшественников-учителей, создал новый, русский, стиль иконописи. Вместо контрастного византийского письма возникает мягкая светотеневая манера — плавь — полупрозрачные тона верхних слоёв с просвечиванием сквозь них более ярких подкладочных красок». Добавлю здесь только, что современники говорили про работы Рублёва: они «дымом писаны».

  

  После разгрома Империи крестоносцами многие византийские художники и архитекторы стали перебираться в итальянские государства. Туда же стали перемещаться художественные сокровища Древнего Рима, целое тысячелетие бережно хранимые Восточной империей. И Рим вспомнил о своём величественном прошлом — началась эра Возрождения. Таким образом, Итальянское Возрождение и Русское Возрождение возникли практически одновременно, и в обоих случаях благодаря влиянию Восточной империи. Русь возрождалась после нашествия восточных варваров, а ещё раздробленная Италия, возвращала себе историческую память, почти угасшую в результате нашествия западных варваров.

  В XV веке во Флоренции возникает архитектура Возрождения, черпающая вдохновение в интерпретации античного наследия, в котором большое значение придавалось симметрии, упорядоченности и соотношениям частей. Архитектура, как и во времена античности, снова становится ордерной. Рим вернулся к своему прошлому, но на другом уровне, с использованием новых материалов и технологий, заимствованных у Византии. В середине XV века появляются шедевры Филиппо Брунеллески, в Равенне перенимавшего опыт у византийских мастеров. Этот флорентийский гений определил вектор развития всей архитектуры европейского Ренессанса.

  В это время Москва превращается в сильный политический центр. В 1480 году после «стояния на Угре» татарское войско без боя возвращается в Орду. Великий князь Иван III, собирая русские земли вокруг Москвы, заявляет об отказе подчиняться Орде. Московское искусство переживает необычайный подъём, расцветает творчество Дионисия, последователя Андрея Рублёва.

   Византия падает и передаёт Москве материально выраженное наследие — знаменитую Либерию, сокровищницу знаний, собираемую со времён Древнего Египта, сохранённую и приумноженную Восточной империей. В качестве приданого греческая принцесса Софья Палеолог привозит Либерию в Москву Ивану III. Это бесценное собрание книг и свитков, в течение тысячелетия принадлежавшего императорам Восточной Римской империи, потом будут ошибочно называть библиотекой Ивана Грозного, хотя отношение этого царя к Либерии заключалось лишь в том, что в период его царствования она загадочным образом исчезла.

  Удивительно были развиты коммуникации в Средние века! Уже во второй половине XV века Иван III, прознавший о достижениях итальянских мастеров, приглашает к себе архитектора Фьораванти, уроженца Болоньи, прозванного за свое высокое искусство Аристотелем. Вслед за ним из Венеции приезжает Марко Руффо, работают в Москве Петр Антонио Солярио, два Алевиза — «Старый» и «Новый» и другие итальянские архитекторы.

  В 1475-1479 годах на Соборной площади Московского Кремля создаётся Успенский собор, ставший главным храмом Русского государства. Успенский собор сооружался под руководством Аристотеля Фьораванти, а расписывали его русские иконописцы, в том числе и Дионисий. Иван III поставил перед итальянским мастером задачу возвести храм по образцу Успенского собора во Владимире, но превзойти его размерами — русские зодчие не обладали технологией, которая позволила бы это осуществить. Фьораванти, предварительно изучивший образцы русского домонгольского зодчества, применил при строительстве Успенского собора новую технику кладки, использовал особый состав раствора, установил железные стяжки внутри стен, и ему удалось выполнить повеление царя.

  

Успенский собор Московского кремля

  

Вид на Успенский собор с колокольни Ивана Великого

  

  В Успенском соборе произошло соединение греческой традиции, пропущенной через художественную призму мастеров русского Севера и воплотившейся во владимирском Успенском соборе, а также латинской традиции, которую творчески переработал, сообразуясь с достижениями русского зодчества, Фьораванти. Россия получила классическое наследие и Востока, и Запада, осмыслила его и вступила в эру Высокого Возрождения собственным путём. Органичное соединение собственного наследия, классики, которую в XI веке подарили Руси греческие мастера и «общеевропейской эстетики» итальянского Возрождения стало мощной базой для победного шествия русской архитектуры. Именно это триединство станет в XVII веке при Алексее Михайловиче основополагающим в выработке концепции русского пути, первым практическим выходом из которой будет создание Славяно-греко-латинской академии.

   При Иване III итальянцы много строили в Московском государстве, строили сооружения и замечательные, и проходные, но главным их подарком Руси стали новые технологии, благодаря которым русские зодчие сумели перенести в каменное строительство формы деревянных сооружений. Именно деревянное зодчество, способное придавать зданию самые причудливые формы, издревле было главным «брендом» отечественных мастеров. Их творчество стесняла непластичность камня, но благодаря новым технологиям возможности русских зодчих значительно расширились, и архитектура Русского Возрождения стала развиваться свободно, прихотливо и стремительно. Воплощённые в камне традиции древнерусского деревянного зодчества порождают самые причудливые формы шатров, луковиц, закомар. Излюбленный прием русских зодчих — ряды кокошников — используется в самых неожиданных вариациях.

  При этом даже в самых русских по духу сооружениях продолжают отчетливо прослеживаться черты, восходящие к Древней Греции, унаследованные от Византии, а также к Риму эпохи Возрождения. И нам ещё бросают обвинение в извечной изоляционистской политике! Русь была открыта для новых веяний, обогащалась из самых вдохновенных источников, и в свои домонгольские времена опережала Европу в культурном развитии. Восстав после ордынского ига, Русь удивительно быстро вышла на передовые культурные рубежи эпохи. Впрочем, в этом нет ничего удивительного — Русь, в отличие от феодальной Европы, всегда была страной свободных людей, вплоть до последних лет царствования Ивана Грозного она не имела опыта закрепощения крестьян.

  Дальнейшее развитие архитектуры Русского Возрождения можно обозначить двумя основными вехами — созданием в 1532 году храма Вознесения в Коломенском и постройкой в пятидесятых годах того же XVI века храма Покрова на рву (собора Василия Блаженного). По иронии судьбы оба эти храма связаны с именем Ивана Грозного. Храм Вознесения был основан повелением Василия III в честь рождения сына Ивана, а собор Василия Блаженного строился по указу самого Ивана Грозного в ознаменование взятия Казани.

  

   Мастера выплетали

   Узоры из каменных кружев,

   Выводили столбы

   И, работой своею горды,

   Купол золотом жгли,

   Кровли крыли лазурью снаружи

   И в свинцовые рамы

   Вставляли чешуйки слюды.

   И уже потянулись

   Стрельчатые башенки кверху,

   Переходы,

   Балкончики,

   Луковки и купола.

   И дивились ученые люди,

   Зане та церковь

   Краше вилл италийских

   И пагод индийских была!

  

   Д.Кедрин

  

   Конечно, собор Василия Блаженного слишком по-русски своеобразен, чтобы полностью вписаться в рамки европейского Возрождения. Однако нужно учесть особенности развития Руси, о которых я писала выше, а также тот факт, что Русь, являясь восточным форпостом Европы, не могла не впитать восточных влияний. Точно так же Испания, южный европейский форпост, вынужденно развиваясь не «общеевропейски», выработала собственный специфический стиль в архитектуре — «мавританский». Судьбы России и Испании, обусловленные во многом географическими факторами, складывались иначе, чем история других стран Европы. Из «мавританского стиля» позже произошёл великий Гауди, создавший образцы высокого каталонского модерна. И не случайно русский архитектор Фёдор Шехтель, «главный по московскому модерну», в начале XX века при создании одного из своих лучших сооружений, особняка С.П.Рябушинского, обратился за вдохновением к творчеству Гауди — одна самобытность потребовала подпитки другой самобытностью.

  

Фёдор Шехтель. Особняк Рябушинского. Москва.

  

Антони Гауди. Дом Бальо. Барселона.

  

  Декор интерьеров и решение лестницы в особняке Рябушинского можно было бы принять за прямое заимствование находок, использованных в оформлении дома Бальо, если бы московский шедевр Шехтеля не появился на три года раньше барселонского шедевра Гауди.

  

  Но вернёмся в Русское Возрождение. Храм Вознесения в Коломенском ошеломил современников. «Церковь та вельми чудна высотою, красотою и светлостью, яко не бывало прежде сего в Руси», — восхищался летописец. Новаторские приёмы — композиция в виде центрической башни и завершение каменным шатром по образцу деревянного зодчества — были применены впервые и открыли для развития русской архитектурой огромные перспективы.

  

Церковь Вознесения в Коломенском.1528-1532 гг.

  

  Церковь Вознесения по праву занимает одно из первых мест в ряду выдающихся произведений мировой архитектуры. Французский композитор Гектор Берлиоз потрясённо писал об этом московском храме: «Ничто меня так не поразило, как памятник древнерусского зодчества в селе Коломенском. Многое я видел, многим я любовался, многое поражало меня, но время, древнее время в России, которое оставило свой памятник в этом селе, было для меня чудом из чудес. Я видел Страсбургский собор, который строился веками, я стоял вблизи Миланского собора, но, кроме налепленных украшений, я ничего не нашел. А тут передо мной предстала красота целого. Во мне все дрогнуло. Это была таинственная тишина. Гармония красоты законченных форм. Я видел какой-то новый вид архитектуры. Я видел стремление ввысь, и долго я стоял, ошеломленный». В начале данной работы я писала о родстве музыки и архитектуры. Нет ничего удивительного в том, что такой глубокий и думающий музыкант, как Берлиоз, сумел оценить красоту храма Вознесения в Коломенском, эту запечатлённую в камне ликующую песню свободных людей.

  Следующим этапом развития русской архитектуры стал собор Василия Блаженного. Об этом замечательном сооружении написано много, писала о нём и я. Приведу лишь небольшую цитату из своего очерка Покровка. Утрата. Они стояли рядом: «Замысел Покровского собора основан на апокалиптической символике Небесного Иерусалима. Восемь глав, расположенных вокруг центрального девятого шатра, в плане образуют геометрическую фигуру из двух квадратов, совмещенных под углом в 45 градусов — восьмиконечную звезду. Это напоминание о Вифлеемской звезде как о путеводной звезде в жизни человека к Небесному Иерусалиму».

   Собор Покрова на рву мог стать очередным этапом на пути русского восхождения, но история распорядилась так, что он стал её вершиной. Наступил «английский период» царствования Ивана Грозного. Русь была раздавлена, унижена, предана на поругание иноземцам. Разумеется, в «английский период» ничего сколько-нибудь существенного не строилось, только разрушалось, многочисленные начатые стройки были заброшены. Русский полёт был прерван, русская песня надолго умолкла.

  Потом Борис Годунов в величайшем напряжении сил выводил страну из разрухи. При нём много строили, во время его правления русское зодчество восстановило свои навыки, но Бориса Годунова убили, и началась Смута. Однако восстановить концы распавшегося времени Годунов всё-таки успел. Самым выдающимся архитектурным событием его эпохи стал Преображенский храм в Больших Вяземах, о котором я писала в очерке «Захарово. Когда был Пушкин маленький, с кудрявой головой» . В архитектуре этого храма соединились черты древнерусского зодчества и композиционные приемы, которые получат развитие во второй половине XVII века, в царствование Алексея Михайловича. Преображенский храм в Больших Вяземах стал символической опорой арочного моста, один пролёт которого перекинулся на полстолетия назад, в «доанглийский» период развития Руси, а второй устремился на полстолетия вперёд, в благословенное время Алексея Михайловича. Храм, построенный в вотчине Бориса Годунова и по его личному заказу, символически повторил судьбу своего хозяина. Когда в Больших Вяземах стоял Лжедмитрия I со своим войском, поляки устроили конюшню в этой величественной православной церкви.

  

Храм Преображения в Больших Вяземах. 1590-е гг.

  

Ещё одно фото храма Преображения в Больших Вяземах

  

  Возможно, перекинутый через время храм-мост Годунова, не устоял бы под напором грядущего Смутного потока, грязные воды которого вернули английское засилье при марионеточном правительстве первого Романова, если бы не одинокий голос князя Пожарского. В 1635-ом году в своём подмосковном имении Медведково Д.М.Пожарский в ознаменование победы над польскими интервентами построил замечательный храм-памятник в «годуновском» стиле. «Кто сказал, что земля умерла? Нет, она затаилась на время».

  

Храм Покрова в Медведкове, выдающийся образец каменного шатрового зодчества.

  

  Шатровая форма появилась на Руси на рубеже XV-XVI веков для строительства храмов-памятников, и не была предназначена для обычных приходских церквей. Именно так, как это делалось в старину — с мемориальной целью — Пожарский использовал торжественную шатровую форму. Высокий шатер, увенчанный маленькой главкой, окружают боковые купола на барабанах, и в этой особенности устройства заключено послание храма — перекличка с храмом Василия Блаженного.

  

  Разумеется, не архитектурные объекты сохранили русский путь, но они стали надёжной каменностью летописью событий, явных и тайных.

  

  На Западе в это время происходит мощный культурный подъём. Застоявшаяся в Средневековье Европа, привычным для себя способом — в ходе военного вторжения — в самом конце XV века знакомится с итальянским Возрождением и, приглашая итальянских художников и архитекторов, переносит его на свою почву. С XVII века начинает победное шествие паневропейский стиль — барокко, — объединивший Европу в единое культурное пространство.

  Не в этот ли момент произошло выпадение России из хода общеевропейского культурного процесса, о котором уже не первый век толкуют и западные историки, и наше собственное «подкинутое сословие»? Подломленная Смутой, разорённая англичанами, Россия вполне могла устать и остановиться в своём развитии. Могла, но не остановилась. Мало того, с воцарением Алексея Михайловича страна стала развиваться столь стремительно, что вскоре было уже не догадаться о полувековой задержке в пути. Достижения Руси предшествующих эпох настолько опережали европейское время, что, как только наша страна в 1649-ом году избавилась от англичан, она с пол-оборота включилась в созидание и выдала невиданный подъём во всех сферах государственной, экономической и культурный жизни. Об этом подъёме я писала в предыдущей главе, осталось выяснить, что нам рассказывает о второй половине XVII века каменная летопись.

  

  Это время переплетения самых разнообразных тенденций в русском зодчестве, не взаимоисключающих, а обогащающих друг друга. Всенародный подъем патриотизма, возникший после изгнания англичан с земли русской, породил объяснимое желание обратиться к своим корням. Разруха Смутного времени привела практически к полному прекращению каменного строительства в стране. При первом Романове о развитии архитектуры говорить не приходится — для этого не имелось ни материальных, ни идеологических предпосылок. Народ, победивший польских интервентов, подпал под пяту собственных землевладельцев; страна при марионеточном московском правительстве разорялась англичанами. Перерыв в зодческой деятельности длился несколько десятилетий — срок достаточный для пресечения архитектурной традиции во времена, когда профессиональные навыки передавались посредством наглядного показа.

   Поэтому, когда при Алексее Михайловиче Россия избавилась от английского засилья, а её экономика окрепла, архитектура начала своё возрождение с воспроизведения старой традиции — шло восстановление утраченной связи времён. В обилии стали появляться церкви в древнерусском стиле, в котором, как напоминание об ушедшем времени спокойного движения вперёд, не прерванного ещё «английским периодом» Ивана Грозного, обыгрывались архаичные мотивы. Разработанная в XVI веке техника привнесения в каменное зодчество навыков деревянного строительства в XVII веке дополнились пышным убранством. Мастера спешат применить всё богатство декоративных форм, выработанных в предшествующих веках. В декорировании зданий соседствуют самые разнообразные завершения, в декоре используются и поребрик, и сухарики, и карниз с сердцевидными углублениями, колонки витые, гладкие, толстые колонны с «дыньками», теремные «гирьки», многоярусные кокошники, резные наличники. В резных и расписных орнаментах мастера идут ещё дальше вглубь веков, используя дохристианскую символику, элементы древнеславянских рун (руниц). Для наружной и внутренней отделки применяется вся гамма ярких красок, расцветают белокаменная резьба и использование изразцового декора. Керамические украшения появляются не только в интерьерах, но и в наружной отделке храмов.

  

   Богато «изукрашенная» церковь Николая Чудотворца на Берсеневке (середина XVII века). Фасады храма, наличники окон, колонки и фриз щедро декорированы.

  

Краски нарядных изразцов до наших дней сохранили первоначальную яркость.

  

Крыльцо со столпами-«кубышками» и арками, украшенными «гирьками».

  

  В своих сооружениях, удивительно богатых на фантазию, русские мастера второй половины XVII века умудрялись не только гармонично сплавлять в единое целое самые разнообразные по конструкции национальные элементы, но и присоединять то, что приходило к нам с Запада и Востока. Так, стала часто использоваться резьба растительных орнаментов — так называемая «флемская» (фламандская) резьба.

   Зодчие другого направления для восстановления связи времён обращались не к Древней Руси, а к эпохе Бориса Годунова. В городах Московского государства появилось большое количество сооружений, которые рассматриваются специалистами как реплики годуновского храма в Больших Вязёмах. В качестве самых выдающихся архитектурных сооружений этого направления часто приводят Троицкий храм в Останкине и храм Николы Надеина в Ярославле.

  

Троицкий храм в Останкине, вторая половина XVII века.

Храм типологически связан с Троицкой церковью в Больших Вяземах.

  

  Обращение к славному прошлому в сочетании с новыми технологиями и современными влияниями приводит к возникновению великолепного стиля «русское узорочье». Его ещё называют «дивным узорочьем».

  

Храм Рождества Богородицы в Путинках. Годы постройки 1649 -1652. .Фото начала XX века.

  

Храм Рождества Богородицы в Путинках сегодня.

  

  В «дивном узорочье» элементы русской архитектуры предыдущих эпох уже не воспроизводятся буквально, а творчески перерабатываются, стилизуются, исчезает сплошная (ковровая) резьба, появляются чистые плоскости, окружённые всполохами причудливого декора, гармонично вплетаются детали, привнесённые из западноевропейской архитектуры — возникает то, что позже назовут московским барокко.

   Часть специалистов, в том числе крупнейший исследователь допетровского зодчества Николай Султанов, не проводят разграничительной черты между «дивным узорочьем» и «московским барокко». Известный историк архитектуры профессор М.В.Красовский в начале XX века отмечал, что узорочье одновременно восходит к древнерусской русской архитектуре и эстетике самого чистого по стилю барокко — итальянского. В разных источниках упомянутые выше Храм Рождества Богородицы в Путинках и Троицкий храм в Останкине, так же как и другие архитектурные жемчужины второй половины XVII века — церковь Троицы в Никитниках, храм Николы в Хамовниках и храм Воскресения в Кадашах относят то к узорочью, то к московскому барокко.

  

Храм Николы в Хамовниках. 1679-1682 гг.

  

   Создатели храма Николы в Хамовниках воспроизводит черты древнерусской архитектуры несколько стилизовано: фасады не разделены лопатками, а по углам украшены колонками, утопленными в стену и пестро раскрашенными. Именно наличие стилизации позволило исследователям отнести стиль архитектуры этого храма к московскому барокко.

  

  

   Необычайно красивы окна храма, обрамленные разноцветными резными наличниками.

  

Двухъярусная шатровая колокольня храма Николы в Хамовниках. Каждое из 32-х отверстий-слухов в шатре колокольни обрамлено узорчатыми наличниками.

  

  Не было бы ни малейшего смысла разбираться в стилевой принадлежности того или иного сооружения второй половины XVII века, тем более, что отличия тут незначительны, если бы путаница с определением стиля не была внесена намеренно. В чистоту архитектуры опять вмешались грязная политика.

  

Храм Троицы Живоначальной в Никитниках. 1679-1682гг.

  

  Был точен глаз их, воля их крепка,

  Был красоты полет в дерзаньях отчих,

  Они умели строить на века.

  Благословим же труд безвестных зодчих!

  В.А.Рождественский

  

  Создатели петровского мифа, ставшего краеугольным камнем в выстраивании ложной исторической конструкции, чаще грубо перетасовывают факты, «путаясь» в датировках, но иногда работают на культурном поле довольно тонко. Так, смелое экспериментирование русских зодчих XVII века в поисках форм, адекватно отражающих грандиозность происходящих в стране перемен, нам выдают за ожесточённую борьбу нового, европейского, с отжившим своё старым, русским. Ущербная, дремучая «византийская Русь» цеплялась за архаичные формы жизни, что отразилось в архаичных формах архитектуры эпохи Алексея Михайловича. Но в эту затхлую атмосферу с Запада ворвался ветер перемен, и его свежее дуновение сумели уловить прогрессивно настроенные русичи (имелись и такие, хоть и в весьма ограниченном количестве). Самыми прогрессивными являлись, разумеется, Нарышкины — родственники Петра со стороны матери, а также их ближайшее окружение. Новое, прогрессивное, победило, что отразилось в каменной летописи появлением европейского стиля барокко, пришедшего на смену «суровой, холодной византийской архитектуре, господствовавшей со времён Древней Руси». Правда, барокко XVII века оказалось весьма подпорченным русской традицией — это так называемое «московское» или «нарышкинское» барокко. Но лиха беда начало. «Нарышкинское барокко» стало отправной точкой, с которой стартовало «петровское барокко», уже окончательно прогрессивное. Муторный византийский сон сменился активной преобразовательной деятельностью, и Россия через прорубленное Петром окно вылезла в Европу, где только её и не хватало.

   В этой концепции всё ложь, от первого до последнего слова.

   «Суровой, холодной византийской архитектуры» в Московском государстве не существовало, и, мне кажется, что выше я сумела это показать. Тенденции возвращения к своим истокам и развития новых форм в архитектуре XVII столетия мирно сосуществовали в одно и то же время, безо всякой там борьбы противоречий. Отличной иллюстрацией к только что высказанному положению является архитектурный комплекс звенигородского Саввино-Сторожевского монастыря, являвшегося загородной резиденцией Алексея Михайловича.

   Композиционным центром архитектурного ансамбля Саввино-Сторожевского монастыря является Рождественский собор, один из древнейших каменных храмов на Московской земле.

  

Рождественский собор. 1405-ый год.

  

  С восточной стороны от собора по указанию Алексея Михайловича возводятся Царицыны палаты, построенные в древнерусском стиле для Марии Милославской, любимой первой жены царя. Арочки с висячими гирьками, шатровое крыльцо на толстых колонках, многоцветная роспись и резной узор придают Царицыным палатам изукрашенность сказочного терема.

  

Царицыны палаты

  

  С западной стороны от Рождественского собора Алексей Михайлович возводит свой дворец, решённый даже внешне преимущественно в европейском стиле, а внутреннее устройство дворца, особенно анфиладного второго этажа и вовсе соответствует европейским образцам гражданской архитектуры того времени.

  

Дворец царя Алексея Михайловича в Саввино-Сторожевском монастыре. Памятник гражданского зодчества второй половины XVII века.

  

  И никакого противоречия! — один из древнейших соборов на московской земле, стилизованные под древнерусский терем Царицыны палаты и европейские тенденции дворца Алексея Михайловича сосуществуют в гармоничном единстве.

  Возможно, кто-то решит, что вот тут-то собака и зарыта: Милославские тянули Алексея Михайловича к архаике русской жизни, тогда как он рвался вперёд, к европейским образцам. И вот на территории Савино-Сторожевского монастыря Восток и Запад сошлись как лёд и пламень. Но поспешу разочаровать любителей схематичных объяснений истории. В то же самое время возводился дворец Алексея Михайловича в Коломенском, в архитектуре которого щедро обыгрываются древнерусские мотивы. Нет тут никакой политики, есть осмысление своего прошлого, есть мажорное настроение эпохи и есть запечатлённая в камне красота русской души.

  Верность традициям во второй половине XVII века проявлялась ещё и в том, что много строили не только из камня, но и из дерева, традиционного русского материала. Коломенский дворец Алексея Михайловича стал вершиной русского деревянного зодчества. Современники называли дворец «осьмым чудом света». В его конструкции и декоре нет буквального следования старым образцам, здесь начинается игра в русский стиль, здесь почти модерн.

  Богатые росписи интерьеров дворца создавались мастерами Оружейной палаты. Стены украшали картины и гербы — «клейма государево и всех вселенских сего света государств». Плафон одного из помещений был расписан светилами ночи с соблюдением астрономической точности расстояний между звёздами.

  Во времена Екатерины дворец разобрали, но русские мастера тщательно обмерили все конструкции, составили чертежи, подробные описания и рисунки. До наших дней сохранился и каменный фундамент дворца. Всё это позволило в начале XXI века с максимальной точностью воссоздать «осьмое чудо света».

  

Дворец Алексея Михайловича в Коломенском. Воссоздание завершено в 2010-ом году.

  

   Пишут, что в домах жителей Немецкой слободы юный Пётр был поражён не виденными им прежде «заморскими диковинами». Однако всё это он мог обнаружить в Коломенском дворце своего отца. Причудливые фонтаны, заводные птицы, затейливые часы, музыкальные шкатулки, книги, гравюры, математические инструменты — этими «диковинами» в изобилии был наполнен дворец в Коломенском. У царского трона лежали медные львы, которые благодаря хитроумному механизму, «яко живые, рыкали», и «зияли устами». И все «диковины» дворца в Коломенском, все их механические части, были выполнены русскими мастерами Оружейной палаты.

   Но продолжу неоставление камня на камне от измышлений о «нарышкинском барокко» как зеркале борьбы проевропейского нарышкинского клана с «византийской Русью». Ставить знак равенства между «нарышкинским» и московским барокко, означает приравнять незначительную часть к целому. Тем не менее, творцы петровского мифа так и поступают, а большинство искусствоведов и прочих культурологов, не желая прослыть ретроградами, делают вид, что не замечают подлога. Так называемое «нарышкинское» барокко — лишь одно из ответвлений московского барокко, и, как считают авторитетные специалисты, далеко не лучшее его ответвление. Впрочем, кто-то любит ветчину, а кто-то свиной хрящик, и «нарышкинское барокко» вполне может нравиться. Не в том дело, достаточно или не достаточно хорошо само по себе так называемое «нарышкинское барокко», а в том, что приравняв ограниченное количество строений, возведённых в этом не слишком распространённом стиле ко всему спектру поисков и экспериментов русских зодчих XVII века, творцы петровского мифа затем обозначили его как заимствование из западноевропейского барокко и противопоставили архитектуре «византийской Руси».

  Уж если на то пошло, «нарышкинское барокко», вовсе не барокко и вовсе не нарышкинское. Начнём с последнего, почему в данном случае фамилия Нарышкиных оказалась притянута за уши к названию архитектурного направления. «Нарышкинским» его обозначил кто-то в начале XX века, и только на том основании, что в Филях и Троице-Лыкове — имениях дяди Петра по материнской линии Льва Кирилловича Нарышкина — были выстроены две церкви, не первые, и не последние, не лучшие и не худшие из созданных в этом стиле сооружений.

  Так называемое «нарышкинское барокко» имеет ряд выраженных стилевых особенностей, в частности, сочетание красного кирпича и белокаменной кладки, а также совмещение декоративных форм русского узорочья и французского рококо. Первые, и самые знаменитые, здания в этом стиле, не перегруженные ещё иностранными заимствованиями, были построены вовсе даже не Нарышкиными, а их главной «врагиней» царевной Софьей. Речь о Новодевичьем монастыре, перестроенном на средства Софьи и под её личным патронатом. Комплекс Новодевичьего монастыря, в отличие от церквей в Филях и Троице-Лыкове, демонстрирует чистоту стиля, который позже назовут «нарышкинским барокко». Так, в сооружениях, построенных Софьей, использован «правильный» красный кирпич, а кирпичная кладка храма в Филях, о котором я писала в очерке Филёвский парк. Нарышкинское барокко и мальтийский крест, «нарисована» на штукатурке. Это нарушение, а также чрезмерность заимствованных на Западе деталей, позволили академикам от архитектуры в начале XX века причислить строения в имениях Нарышкиных к «испорченному» стилю.

  

Вид на Новодевичий монастырь с Москва-реки

  

Многоярусная колокольня Новодевичьего монастыря. (1689-1690)

  

  В Новодевичий монастырь Пётр упечёт сестрицу Софью — не «софьинским» же в самом деле называть после этого стиль его архитектуры. К тому же, Софья в нашей официальной истории выступает едва ли не главным символом допетровского застоя и разложения, а тут так некстати и самые модные западноевропейские веяния, и создание целого направления в архитектуре.

  

На переднем плане храм Воскресения Христова в Кадашах. Построен в годы правления царевны Софьи в стиле так называемого нарышкинского барокко.

  

  Храм Воскресения Христова в Кадашах считается выдающимся памятником «московского барокко». В отличие от церквей, построенных в имениях Нарышкиных, входит в основные издания, посвященные истории русской архитектуры.

   Итак, Нарышкины не имели отношения к возникновению «нарышкинского барокко». К тому же не путь «нарышкинского барокко» приведёт к вершине архитектуры XVII века — к Храму Успения на Покровке.

   О трагической судьбе этого архитектурного шедевра я писала в очерке Покровка. Утрата. Они стояли рядом.

  Развитие допетровского зодчества протекало мощно и неуклонно. «Дивное узорочье» и неотличимое от него для неспециалиста «московское барокко» стали выдающимися достижениями мировой архитектуры. Русскому зодчеству для дальнейшего развития вовсе не требовались ниспровергатели национальных традиций — как раз этими традициями она и была сильна. Во второй половине XVII века Россия стала одним из самых сильных государств в мире, и уверенно продолжала наращивать силу. Вздёргивать на дыбы (или на дыбу?) её нужно было лишь затем, чтобы остановить.

  Теперь насчёт того, что «нарышкинское барокко» стало ступенькой на пути к «петровскому барокко». Ни о каком «нарышкинском барокко» Пётр и его пьяная «кумпания» слыхом не слыхивали. Лев Нарышкин, построивший в своих имениях две церкви в модном тогда стиле, хоть и слыл горьким пьяницей, что, разумеется, в глазах его племянника являлось достоинством, тем не менее, был глубоко презираем «нарышкинским кланом» за «бесполезность» — он не слишком охотно участвовал в политических интригах. К тому же Пётр не находил ни малейших достоинств во всей русской архитектуре. Разве животные могли создать что-то выдающееся? Ведь именно так — животными, — из которых ему предстоит сделать людей, называл русских царь-плотник. Он четверть века усердствовал в этом непростом деле, только почему-то люди из-под его топора выходили преимущественно мёртвыми.

  Следуя из Немецкой слободы в Кремль, Пётр вынужден был каждый раз проезжать по Покровке, и ему не миновать было храма Успения. Но он в упор не видел архитектурного чуда, перед которым потом будет преклоняться великий Растрелли. Безмерное восхищение храмом Успения на Покровке и другими вершинами «московского барокко» подвигнет гениального итальянца на создание его «самого русского» сооружения, которое войдёт в анналы величайших шедевров мировой архитектуры — на создание ансамбля Воскресенского Смольного монастыря.

  

Смольный собор Смольного монастыря в Санкт-Петербурге. 1748-64гг. Архитектор Бартоломео Франческо Растрелли.

  

  С созданием этого сооружения Растрелли станет «звездой наипервейшей величины для всей Европы». И не случайно на европейский Олимп его возведёт обращение к русской традиции, ибо нет европейской архитектуры вообще, а есть итальянская, французская, датская, любая другая. Была и русская архитектура, которая в XVII веке обозначалась как «московское барокко». Была. До Петра. Спустя пятьдесят лет гений Растрелли ненадолго оживит русскую зодческую мысль, но, во-первых, ненадолго, во-вторых, далеко не в полной мере. Ведь Растрелли профессионально не развивался в русле русской архитектуры, не шёл русским путём, и уловил лишь отзвуки давно умолкшей русской мелодии. Но в царствование императрицы Елизаветы этих отзвуков достало на то, чтобы вдохновить гений Михайло Васильевича Ломоносова, на то, чтобы появился первый российский университет — Московский, и на то, чтобы гений Максима Созонтовича Березовского претворил мелодию в великую музыку.

  А в XVII веке русская мелодия лилась широко и свободно. Она оформилась в идею славяно-греко-латинского триединства русской культуры, идею, овеществившуюся в создании Славяно-греко-латинской академии. Царь-композитор Фёдор Алексеевич претворил растворённую в воздухе мелодию в музыку, которая звучит до сих пор. Обозначенные мной архитектурные шедевры XVII века — только вершины русского зодчества, и далеко не все. Но, чтобы в короткий период времени появилось так много выдающихся сооружений, априори должен существовать обширный культурный контекст — «подлесок». Чрезвычайная близость «дивного узорочья» национальным традициям предполагает всенародный охват этого явления, предполагает взлёт народного творчества. Так оно и было: в царствование Алексея Михайловича расцвели художественные промыслы. Многие из слободских и сельских промыслов оформились в отдельные мануфактуры, самыми известными из которых из дошедших до наших дней являются Хохлома и Гжель. Это сегодня Хохлома и Гжель являются успешными русскими брендами на Западе, а в XVII веке изделия художественных мануфактур продавались почти исключительно на внутреннем рынке. Стало быть, этот рынок должен был существовать! И он существовал. Иностранцы изумлённо, а порой и возмущённо отмечали, что в домах простых москвитян красуются расписные заварочные чайники и появившиеся тогда же русские самовары.

   Не уверена, можно ли говорить о сплошном благоденствии народа во второй половине XVII века, но определённо уровень жизни русских крестьян и посадских был значительно выше уровня жизни «простолюдинов» разорённой тридцатилетней войной Европы. И русский народ был свободен. При Алексее Михайловиче и его допетровских наследниках крепостного права не существовало — крепостного права в нашем понимании, то есть не существовало личной зависимости крестьянина от землевладельца. Это положение требует обоснования и доказательств, ведь всем «известно», что именно Алексей Михайлович окончательно поработил крестьян. Всем «известно», что «Соборное уложение» от 1649-ого года официально закрепило, и далее по тексту. Чуть позже я буду разбираться обстоятельно с крепостным правом при Алексее Михайловиче и при Петре, а пока вернусь к благодатной теме архитектуры.

   Полномасштабное возвращение национальных традиций в русскую архитектуру начнётся лишь спустя полтора столетия после «деяний» Петра — в царствование Николая I. И снова зазвучит русская мелодия: вознесётся в Москве Храм Христа Спасителя, прочертится нулевой пулковский меридиан, полыхнёт неевклидово гений Н.И.Лобачевского, а гений М.И.Глинки претворит мелодию в музыку.

   Во второй половине XIX века Россия, наконец, сумеет соединить концы разорванного времени, вернёт свой утраченный путь, выработав в архитектуре стиль, который так и назовут - русский стиль. И расцветёт российская наука. И прогремит невиданный демографический взрыв. В 1800 году численность населения России составляла 35,5 миллиона человек, в 1858 году — 68 миллионов, в 1890 году — 117, 8 миллиона, а в 1914 году — уже 161 миллион человек (все цифры даны без учёта Польши и Финляндии). Беспрецедентные темпы прироста населения подвигнут Д.И.Менделеева на прогноз, по которому Россию, если бы она не позволила в очередной раз сбить себя с собственного пути, к концу ХХ века населяло бы 590 миллионов человек. О том, что эта цифра не была взята Менделеевым с потолка, говорит хотя бы тот факт, что аналогичный прогноз Дмитрия Ивановича для США сбылся с высокой точностью. Менделеев предположил, что к середине XX века население США достигнет почти 180 миллионов, и в 1959 году в США, действительно, проживало 179 миллиона человек. Основатель журнала «Наука и жизнь» М.Глубоковский в 1890-ом году писал: «... Россия вскоре догонит Китай по количеству народонаселения и явится самой многолюдною державой в мире; легко высчитать, что при настоящей пропорции прироста через 150-200 лет в России будет более населения, чем во всей остальной Европе. Недаром она так боится России».

  

Разрушение Храма Христа Спасителя. 1931г.

  

   Когда великий Менделеев делал свой оптимистичный прогноз, ещё звучала музыка Н.А.Римского-Корсакова, о котором Мстислав Ростропович сказал: «Римский-Корсаков был очень русским человеком и очень русским композитором. Я считаю, что эта его исконно русская суть, его глубинная фольклорно-русская основа сегодня должна быть особенно ценима». Целостность нации, разрубленная топором Петра, начнёт восстанавливаться на пути Второго Возрождения русской культуры. У истоков Первого Русского Возрождения стоял великий Художник. А у истоков Второго стоял и по сию пору стоит великий Поэт, заплативший жизнью за подвижнический труд по возвращению русскому человеку его национальной идентичности. Впрочем, обретение русского пути, утраченного с «явлением» Петра, так дорого проплачено русской кровью, что об этом нужно говорить отдельно.

  А пока о предтечах Петра, подготовивших его «явление». Ведь именно это, переводя с шершавого языка политиканства на утончённый язык архитектурных символов, хотят впарить нам создатели мифа о прогрессивном «нарышкинском барокко», продирающемся сквозь засилье «мрачных византийских» архитектурных проектов второй половины XVII века. «Явление» Петра, действительно, было неплохо подготовлено. «Нарышкинский клан», в котором сама царица Наталья и её отец занимали соответственно 16-ое и 17-ое номера, а первыми скрипками выступали английские резиденты Гордон, Лефорт, Брюс, и кто-то ещё, кто-то главный, о ком мы не знаем, целенаправленно разваливали армию и экономику, физически устраняли всех, кто входил в окружение Алексея Михайловича и его допетровских наследников — казнили, ссылали, умерщвляли «естественным образом». Тем не менее, страна ещё продолжала оставаться сильной — слишком был велик задел, созданный за предыдущие полвека. Архитектура, которая известна своим «символизмом задним числом», продолжала перерабатывать накопленный опыт и продолжала мощное движение, которое можно было остановить только ударами топора. И вот, в 1698-ому году — как раз к приходу Петра на самостоятельное царствование, то есть именно в том году, начиная с которого русская кровь польётся рекой — на средства купца И.М.Сверчкова русский мастер Пётр Потапов создаёт величайшее архитектурное творение — храм Успения на Покровке.

  На этой точке русский путь надолго прервётся. И возобновится английская линия, которая впервые появилась во времена Ивана Грозного, когда англичане хозяйничали в России более четверти века. Борис Годунов вернул свою страну на русский путь, она поднялась было с колен, но всё рухнуло в Смуту, закулисными кукловодами в которой были всё те же англичане. Полвека — с самого начала Смуты и до 1649-ого года, когда царь Алексей Михайлович прогнал англичан из страны, они безнаказанно грабили Россию. О положении крестьян в эти эпохи, о том, что его ухудшение жёстко коррелировало с наступлением английской линии, я писала в предыдущих частях. Потом пришли благословенные времена Алексея Михайловича, освобождённая страна рванула с ускорением вперёд и вверх, что со всей очевидностью отражено в «каменной летописи». Но явился царь-плотник со своим топором, и английская линия возобновилась с того места, где она прервалась в 1649-ом году. Опять практически вся внешняя торговля России оказалась в руках англичан, и они продолжили разграбление нашей страны себе на радость.

  В России XVIII века английская линия материализовалась в Английскую линию, больше известную как Английская набережная. Этот фешенебельный район Санкт-Петербурга разбогатевшие на ограблении нашей страны англичане и связанные с ними местные компрадоры «сплошною фасадью» застроили великолепными дворцами. В период царствования Елизаветы английская линия несколько побледнеет — доля Англии во внешней торговли России уменьшится, их беспошлинному беспределу будет положен конец. Но во времена Екатерины англичане с лихвой восполнят свои потери елизаветинской эпохи, тем более, что они не были слишком существенными. При Екатерине «великой» жёсткий крепостнический режим, введённый не менее «великим» Петром, обратится рабством — без преувеличений и метафор, самым настоящим дремучим рабством. В то самое время, когда Европа прощалась с остатками феодализма, наша самая европеизированная государыня введёт во вверенном ей государстве рабство античного образца. Пётр положил треть населения страны, чтобы англичане могли беспроблемно грабить Россию через Балтийское море, а Екатерина щедро полила крымские берега русской кровью, чтобы Англия смогла удвоить разграбление России. Вся российская внешняя торговля через Чёрное море при Екатерине принадлежала англичанам. Но этого им показалось мало, и англичане принялись колонизировать Крым, высылая туда, как это было с Австралией, своих каторжников (по факту, не только преступников, но и просто излишки аграрного населения).

   Только с приходом Николая I английская линия начнёт рассыпаться — не случайно же наши отечественные вольнодумцы с особым остервенением, и как им кажется, руководствуясь собственными идеями, клеймят этого воистину Великого российского императора. Россия вернётся на собственный путь, почти на полтора столетия утраченный с приходом Петра.

  

  Нет, я не льстец, когда царю

  Хвалу свободную слагаю:

  Я смело чувства выражаю,

  Языком сердца говорю.

  

  А.С.Пушкин

  

   Вместо архитектурной роскоши XVII века с приходом Петра появится так называемое «петровское барокко» (с подзаголовком «уход от Византии»). То есть, появится чудовищная смесь из всего того, что глянулось невежде Петру в его путешествии по Европе, смесь из тупо скопированного и тупо перенесённого на российскую почву. И это даст нашим недоброжелателем основание говорить о несамостоятельности русской архитектуры и вообще о тотально заимствованном характере российской культуры. Ничего у нас не было — ни классического наследия, ни национальных традиций, ни титанического труда многих поколений людей, ни их поисков, ни их достижений: «Россия тьмой была покрыта много лет. Бог рек: да будет Пётр — и был в России свет».

  Новая Россия начиналась с чистого листа, начиналась кроваво и по-обезьяньи подражательно, начиналась с отказа от своего лица, от своей истории, от своего пути. Тем не менее, мифотворцы продолжают твердить, что обрыв не просто радостного, а ликующего, чрезмерного в своём ликовании хода русского зодчества, со скатыванием даже не к подражательству, а жалкому и беспомощному копированию западноевропейских образцов — это исторический переход России от «суровой, холодной византийской архитектуры» к «прогрессивным тенденциям архитектуры Нового времени». И никто ведь не объяснит, что это за «прогрессивные тенденции» такие! В Европе XVII века (кроме Англии) доминировало барокко — оно и в допетровской России доминировало. Да, «московское барокко» отличалось своеобразием, но оно объективно отражало своеобразие русского пути, обусловленного историческими, географическими и культурными факторами. Однако и сейчас, когда мировое культурное сообщество давно уже дало высокую оценку шедеврам русской архитектуры XVII века, восхвалители Петра продолжают с невозмутимостью напёрсточников повторять затверженные заклинания про «тьму невежества», рассеянную взмахами топора царя-плотника. Но не случается выдающейся архитектуры среди тьмы невежества!

  Богатства допетровского зодчества собирались из традиций, «коренившихся в духе и быте народа и слившихся с ним племен», из античного наследия и влияния Итальянского Возрождения. К моменту «явления» Петра древнее и мощное русское зодчество достигло высочайшего уровня, являясь, и ярко самобытным, и развивающемся в русле европейской культуры.

  P.S. Архитектура — не только искусство, но и каменная летопись, надёжно хранящая внутреннее содержание и дух времени...