«У Троицы в Хохлах, блестевшей и в ночи кружевным золоченым цветком свежего креста, они остановились. Налево убегала знакомая Данилову проходная тропинка в Колпачный переулок, к палатам гетмана Мазепы».
Тропинка из Хохловского переулка «убегает» в Колпачный по сию пору; в Старых Садах вообще немногое изменилось за тридцать лет, прошедшие после написания романа «Альтист Данилов». Так что, пока Наташа с Даниловым стоят и молчат о чём-то своём возле Троицы в Хохлах, мы можем свернуть в Колпачный переулок.
Понятное дело, название переулка пошло от слободы колпачников — ремесленников, шивших головные уборы. Позже, в XVI веке по берегам реки Рачки, которая раньше протекала здесь, а теперь давно забрана в трубу, стали селиться родовитые бояре, дьяки, стольники — аристократия.
От тех баснословных годов в небольшом Колпачном переулке сохранилось несколько зданий. Из них Данилов упомянул не только палаты гетмана Мазепы, но и палаты Шуйских, которые «темнели» из возвышенной части круто спускающегося Колпачного. А вот другие древние строения, заложенные в XVI веке, или даже более ранние, не упомянуты Даниловым. В этом нет ничего удивительного — они были «открыты» значительно позже того времени, когда писался роман.
Одна их этих новооткрытых древностей — так называемые палаты Долгоруковых. «Так называемые» — потому что палатами здание было как раз до того момента, когда очередным хозяином усадьбы в первой половине XVIII века стал князь Долгоруков. Он являлся потомком тех самых Долгоруких, которые вели свой род от основателя Москвы, сидящего теперь на вечном коне перед столичной мэрией. Долгоруков перестроил палаты, поручив архитектору В.Я. Яковлеву создать дворец в стиле пышного елизаветинского барокко. Дворец вышел на славу — фасад и план этого здания великий русский зодчий Матвей Казаков поместил в свой альбом наиболее примечательных строений Москвы.
Барочный декор палат Долгоруковых
«Палатам Долгоруковых» через двести пятьдесят лет ещё раз довелось попасть в почётные списки. В 1995 — 97-х годах под руководством Степановой Е.В. была проведена скрупулёзная научная реставрация здания, многие годы находившегося в состоянии клинической смерти. В 1997 году работа по восстановлению этого памятника истории и архитектуры получила диплом «За лучшую реставрацию и реконструкцию в историческом центре Москвы».
«Палаты Долгоруковых» после реставрации. Из небольшого двора, заставленного машинами, не удалось сделать достойного снимка.
От средневековых палат здесь сохранились лишь подвал, да небольшая часть в одном из крыльев здания, а первые их владельцы вообще теряются в тумане времени. Городское предание гласит о том, что изначально хозяином здесь был Малюта Скуратов. К этой версии склоняется и ряд историков. Достоверно известно, что позже палатами владел К.П. Нарышкин, дед Петра I. Здание за свою долгую историю сменило много хозяев, оставшись для нас «палатами Долгоруковых», и будучи накрепко привязанным молвой к мрачным тайнам пыточных подвалов Малюты Скуратова.
При желании в этом переулке можно обнаружить историческую реплику на только что осмотренное строение. На углу Колпачного стоит довольно интересный дом, построенный архитектором В.Д. Глазовым в 1912 году для знаменитого врача-окулиста К.В. Снегирёва. Здесь доктор устроил амбулаторию, здесь же находилась его квартира.
Композиция фасада максимально эклектична по моде того времени: здесь соединились и классицизм, и модерн, и ренессанс, и «нарышкинское барокко». Дом Снегирёва не оставляет равнодушными: он или раздражает невообразимо смешанной стилистикой, или кажется очень симпатичным игрой своих ритмов.
Дом доктора Снегирёва
В ранней молодости у окулиста Снегирёва лечился Михаил Шолохов, и этот жизненный опыт нашёл отражение в его «Тихом Доне». Санитарный эшелон привёз Григория Мелехова в Москву для лечения повреждённого в бою глаза, и врач, сопровождавший поезд, определил место, куда нужно доставить раненого: «Глазная лечебница доктора Снегирёва. Колпачный переулок».
Так вот, о доме Снегирёва, реплике и Малюте Скуратове. В 1948 году министр государственной безопасности СССР, руководитель «СМЕРШа» Виктор Абакумов, выселив из этого дома всех жителей, занял его под личную квартиру. В разрушенной войной стране, в Москве, где как минимум три четверти горожан ютились в коммунальных квартирах, на ремонт и обустройство апартаментов для коммуниста Абакумова было затрачено более миллиона государственных рублей, в течение полугода на переоборудовании дома работало более двухсот рабочих.
Ещё одной репликой на дом Снегирёва-Абакумова, на этот раз не исторической, а архитектурной, можно считать соседнее с ним строение. Архитектором этого приятного дома эпохи модерна тоже является В. Д. Глазов. Построен он был для сына музыкального издателя Юргенсона, о нотопечатне которого мы говорили в Хохловском переулке.
Дом Б. П. Юргенсона, продолжателя дела музыкального издателя Петра Ивановича Юргенсона
Но настоящим шедевром архитектурного модерна в Колпачном переулке является другое здание. Это «замок», построенный в псевдоготическом стиле в 1900 году архитектором. К.В.Трейманом для обрусевшего немца фабриканта А.Л. Кнопа. О размахе деятельности барона Кнопа свидетельствует московская поговорка начала прошлого века: «Что ни церковь, то поп, что ни фабрика, то Кноп». С 1930-х и до окончания существования комсомола в 1991 году в этом здании находился Московский городской комитет ВЛКСМ. Есть определённое изящество в том, что потом это здание принадлежало ЮКОСу.
Неоготический особняк барона Кнопа в Колпачном переулке.
Впрочем, ни об одном из представленных мной зданий Колпачного переулка Владимир Орлов даже не упоминал. Речь в его романе шла только о палатах гетмана Мазепы. Вернее, о так называемых палатах гетмана Мазепы, ибо в последние годы выяснилось, что принадлежность здания этому романтическому злодею — не более чем легенда. А сколько было рассказов о пирах и оргиях, устраиваемых в этих палатах известным историческим сластолюбцем, о несметных сокровищах Мазепы, замурованных в их стенах!
Достоверно известно только, что первый этаж здания датируется XVI веком, второй — XVII, и что в семнадцатом столетии палаты принадлежали брату царицы Евдокии Фёдоровны Лопухиной, первой жены Петра I. Пётр, прельщённый прелестями Анны Монс, жительницы немецкой слободы, расположенной неподалёку от Покровки, отправил свою тихую и скромную русскую супругу в монастырь.
«Анна Монс — иноземка, дочь виноторговца — девушка, из любви к которой Петр особенно усердно поворачивал старую Русь лицом к Западу и поворачивал так круто, что Россия доселе остается немножко кривошейкою», — писал в 1878-ом году в книге «Идеалисты и реалисты», Д.Л. Мордовцев, друг и ученик Н.И. Костомарова.
Позже Евдокия Фёдоровна, привлечённая по делу сына, царевича Алексея, по приказу бывшего супруга была бита плетьми и заточена в Шлиссельбургскую крепость. Отсидев в казематах одной из самых мрачных российских тюрем около десяти лет, экс-царица была освобождена внуком, Петром II. Ей было предоставлено достойное содержание и собственный двор.
Жаль, конечно, что коварный и любвеобильный гетман, ставший героем поэм Пушкина и Байрона, не имеет отношения к самому старому зданию Колпачного переулка, это даже как-то лишает палаты романтического флёра. Но истина дороже.
Белокаменные «палаты гетмана Мазепы», древнейший памятник московского гражданского зодчества.
Вот мы и посмотрели на палаты гетмана Мазепы (хоть они, как оказалось, вовсе никакие и не палаты гетмана Мазепы), теперь можно возвращаться к Троице в Хохлах, где всё ещё стоят Наташа с Даниловым. Ну, и зачем, спрашивается, нужно было отвлекаться, ходить и смотреть в Колпачном на те здания, про которые у Орлова ни слова не сказано? Так, просто, для красоты. А то: «Все говорят: „Кремль, Кремль”». Будто кроме Кремля и Красной площади в Москве ничего примечательного вовсе нет.
С этими здравыми рассуждениями мы возвращаемся в Хохлы, смотрим, что это за церковь такая, про которую тут было столько разговоров, бросаем взгляд на наружную фреску с Троицей по Рублёву.
Храм Живоначальной Троицы в Хохлах
Предшествующая нынешней, каменной, деревянная церковь известна с первой половины XVII в. Она была поставлена инокиней Марфой, матерью царя Михаила Фёдоровича Романова, в честь избрания сына на царство. Новое здание построено в стиле «нарышкинского» барокко в конце XVII века.
После революции храм был закрыт и обезглавлен, долгое время находился в запустении. В 1970-х годах он был снаружи отреставрирован. До 1991-ого года храм оставался закрытым, но увенчанный короной крест при реставрации по фотографиям восстановили. Об этом «кружевном цветке свежего креста» и упоминал Владимир Орлов.
— В том большом доме я и живу, — сказала Наташа.
— Вот ведь судьба! — сказал Данилов. — А я часто тут бываю. Брожу по холмам, когда устану.
Дом Наташи на углу Хохловского переулка и Покровского бульвара.
Теперь станет ясно, почему я отклонялась от указанного Владимиром Орловым маршрута — не хотела расставаться с его героями. Сейчас Данилов проводит Наташу до квартиры и обнаружит исчезновение альта. Герои Орлова вернутся в роман, а мы останемся на углу Хохловского переулка и Покровского бульвара, так и не разгадав магию Старых Садов, как было опрометчиво обещано мной в начале повествования. Можно, конечно, высказать предположение, что в этих местах, почти не тронутых ни советским официозом, ни сегодняшним гламуром, сохранился дух древней Москвы — мол, в этом и вся тайна. Возможно, в покровских переулках всё возможно.
Если дело в старине, то можно ещё сказать о том, что местность эта до сих пор зовётся не только Покровкой и Старыми Садами, но и Кулишками — по городищу Кулишки, стоящему здесь задолго до основания Москвы. Память о тех далёких временах сохранилась в названиях двух здешних церквей. О Храме Всех Святых на Кулишках я рассказывала в другой части покровской саги — «Покровка. Утрата. Они стояли рядом». А здесь, в горбатых переулках, в районе Хитрова рынка, на взгорке Хитровского переулка стоит живописная церквушка, первое упоминание о которой датируется 1406-ым годом — Храм Трёх Святителей на Кулишках.
Русское узорочье Храма Трёх Святителей на Кулишках
А можно поступить так: у Наташиного дома выйти бульварное кольцо, устроенное по повелению Павла I вместо уничтоженной стены, защищавшей когда-то Белый город.
После пожара 1812-ого года московское бульварное кольцо застраивалось добротными городскими усадьбами.
По бульварам минуем бурлящий перекрёсток Покровских ворот и пройдём мимо бывших Поганых, а ныне Чистых прудов. Погаными они звались не из-за того, что были грязными, а потому что во времена установления христианства тут топили языческих (поганых) идолов. Увидев памятник Грибоедову, жившего неподалёку и любившего гулять по бульвару, вспомним его эксцентричного и слабонервного героя, которому не угодила Москва, и улыбнёмся.