Любовь безмолвна, молчалива,

  Она не требует речей.

  

  Утверждал поэт С. Баруздин.

  

  У Шекспира читаем:

  

  Так я молчу, не зная, что сказать,

  Не оттого, что сердце охладело.

  Нет, на мои уста кладет печать

  Моя любовь, которой нет предела.

  

  Из другого его сонета:

  

  Люблю, — но реже говорю об этом,

  Люблю нежней, — но не для многих глаз.

  Торгует чувством тот, что перед светом

  Всю душу выставляет напоказ.

  

  Иван Ильин пишет («Без любви»):

   «Лучше о любви не говорить — это верно, надо жить ею».

  

   Вл. Соловьев:

  

  Милый друг, иль ты не слышишь,

  Что житейский шум трескучий —

  Только отклик искаженный

  Торжествующих созвучий?

  

  Гаврила Державин: «Чем больше я прельщен, тем больше я молчу».

  

   Ф. Тютчев в своем «Silentium», разумеется, говорит не только о любви, но и о ней тоже — обо всяком подлинном чувстве: «Молчи, скрывайся и таи... »

  Совершенно определенно Тютчев выразил свое отношение к «поэтической» любви в стихотворении: «Не верь, не верь поэту, дева»:

  

  Но ненароком жизнь задушит

  Иль унесет за облака.

  

  А.С. Пушкин в письме к жене: «Тебя, мой ангел, так люблю, что выразить не могу... »

  Исследователь эпистолярного наследия великого поэта не скрывает своего недоумения: «Это он-то, умеющий выражать словами и рифмами малейшие оттенки человеческих чувств!!».

  Да, было его безмерное восхищение женой:

  

  Исполнились мои желания.

  Творец Тебя мне ниспослал,

  Тебя, моя Мадонна,

  Чистейшей прелести чистейший образец.

  

  Было восхитительное эротическое: «И делишь, наконец, мой пламень поневоле». Но о самой возможности любить — «выразить не могу».

  Надо ли напоминать, что для дам из «донжуанского списка» Пушкин всегда находил подходящие слова и поэтические образы. Когда, полюбил, а не увлекся — «выразить не могу».

  

  Можно долго длить ряд высказываний, суть которых заключается в том, что осуществленная, счастливая любовь невыразима словами, невыразима принципиально. Но ведь подавляющее количество поэтических и прозаических произведений, созданных за всю человеческую историю посвящено именно этой вечной теме — теме любви. Этой ли?

   Можно по разному относиться к творчеству Толстого, но нельзя не признать, что его «Все счастливые семьи счастливы одинаково» обладает странным обескураживающим действием. Не хочется соглашаться с данным утверждением, но ничего равноценного по силе убедительности противопоставить ему еще никто не смог.

  Толстой догадывается: «Они другие. И я не знаю, какие они — эти счастливые семьи, но для нас, внешних, они все выглядят одинаково». А те, кто внутри счастливой любви — молчат.

  Тонны исписанной бумаги с бесчисленными вариантами любовных переживаний — о чем-то другом?

   Э. Фромм выделяет несколько наиболее распространенных вариантов псевдолюбви («Искусство любить»).

  1. Любовь как убежище от одиночества.

  2. Любовь как эмоционально окрашенное стремление к половому удовлетворению.

  3. Любовь как невроз, связанный со стремлением к страданию.

   4.Сентиментальная любовь. «Ее сущность в том, что чувство переживается в воображении, а не в реальных отношениях с другим человеком» — поясняет Фромм.

  

  Это последнее наряду с невротической любовью является основным движителем мировой любовной лирики. Самый, наверное, яркий пример: Петрарка — Лаура. Девяносто сонетов, полных любовной тоски и томления — «Книга песен» — к той, которую совсем не знал и не стремился узнать. Какое стремление выражает великий поэт в поэтическом обращении к возлюбленной? « Я мук своих — хочу. И вот за пыл сердечный мой награда!» Награда — стихи.

  

  О поэтизации любви у Блока, о его Прекрасной Даме, о теме Вечной Женственности и о реальных отношениях поэта с любящей женой и другими женщинами откровенно рассказывает В. Орлов в книге-исследовании «Гамаюн».

  

   Женщинам-поэтам счастливая любовь и вовсе противопоказана. Или счастье — или стихи. Стихи дороже?

  Анна Ахматова подводит под поэтическую бесплодность счастливой любви идеологическую базу:

  

  В каждых сутках есть такой

  Смутный и тревожный час.

  Громко говорю с тоской

  Не раскрывши сонных глаз.

  И она стучит, как кровь,

  Как дыхание тепла,

  Как счастливая любовь,

  Рассудительна и зла.

  

  О счастливой любви: «рассудительна и зла»?!

  

  Еще выразительнее то же стремление преобразовывать живую человеческую любовь в топливо для стихов у Цветаевой. Например:

  

  Никто, в наших письмах роясь,

  Не понял до глубины,

  Как мы вероломны — то есть,

  Как сами себе верны.

  

  Верны своему поэтическому голосу. От счастливой любви женщины его теряют. Что может быть страшнее?

  

  И обезголосевшая Сафо

  Плачет как последняя швея.

  

  М. Волошин пишет о Цветаевой в этой связи: «Отдаваться с головой своему урагану стало для нее необходимостью, воздухом ее жизни. Громадная печь, для разогревания которой необходимы дрова, дрова и дрова. Ненужная зола выбрасывается, качество дров не столь важно. Тяга пока хорошая — все обращается в пламя. Дрова похуже — скорее сгорают, получше — дольше. »

   И там же: « М. рвется к смерти».

  

  Ахматова категорически не только не хочет быть счастливой женщиной, но и просто женщиной. Она не женщина — она поэт, что неизмеримо выше:

  

  Тебя, тебя в моих стихах прославлю,

  Как женщина прославить не могла.

  

  Тема любви как жертвы на алтарь искусства у А.П.Чехова в «Чайке». После всех потерь Нину Заречную продолжает терзать вопрос: прав ли был Трегорин в том, что ее жизнь оказалась лишь сюжетом для небольшого рассказа?

  Именно у Чехова находим и лучшее опровержение поэтизированной любви, требующей все новых и новых жертв:

  

   «До сих пор о любви была сказана только одна неоспоримая правда, а именно, что «тайна сия велика есть», всё же остальное, что писали и говорили о любви, было не решением, а только постановкой вопросов, которые так и оставались неразрешенными». («О любви»)