Оля застыла: у Деда Мороза оказались наклеенная борода, размалёванные щёки и нос из папье-маше. Обращаясь к стоявшей рядом незнакомой рыжей и веснушчатой девочке — сейчас ей необходимо было хоть с кем-нибудь поделиться своим потрясающим открытием — Оля громко прошептала:

   — Дед Мороз ненастоящий!

   — Ты ещё в Деда Мороза веришь? — Громко спросила рыжая девочка, засмеявшись. — Ты в каком классе?

   — Во втором. — Пристыжено прошептала Оля.

   — Во втором классе, а ещё в Деда Мороза верит! — Девочка обращалась уже не к Оле, а с улыбкой до ушей, радостно сияя веснушками, оглядывалась по сторонам. Ей нужна была публика, ей хотелось Олиного позора.

   Оля не стала дожидаться общественного осмеяния и быстренько начала выбираться из толпы ребят, окружившей ненастоящего Деда Мороза.

  Сильно побледневшая девочка едва добралась до стула, одиноко стоявшего у стены. Ей нужно было осмыслить только что услышанное, а мысли путались в голове, не хотели увязывать вместе вот этого конкретного Деда Мороза, проводившего Новогоднюю елку в Доме железнодорожников, и Деда Мороза вообще, Деда Мороза как идею. «Во втором классе, а ещё в Деда Мороза верит!». Получалось, в него верят только маленькие дети, а подрастая, люди узнают, что Деда Мороза и вовсе нет. Мироздание Оли, до сих пор более-менее устойчиво стоявшее на трёх китах: на неизменной бабушкиной доброте, на уверенности, что если очень постараться, то может получиться многое, почти всё, да не всё, и на Деде Морозе, которому под силу как раз оставшееся «не всё», рухнуло.

   — Тебе нехорошо? — Услышала Оля нежно звенящий женский голос и подняла глаза. Возле неё стояла необыкновенно красивая и изысканно одетая женщина. Приветливо улыбаясь, она внимательно смотрела на Олю неулыбающимися глазами. — Что случилось, ребёнок?

  Признаваться в собственной глупости было неудобно, но очень хотелось сочувствия, и Оля после небольшой заминки смущённо ответила:

   — Дед Мороз ненастоящий. — Она кивнула в сторону веселящейся толпы.

   — Зато я настоящая Снегурочка, и могу сейчас же выполнить три твоих желания. — Совершенно серьёзно произнесла женщина. Теперь она была не просто красива, она сверкала неземной холодноватой красотой — безо всякого сомнения это была настоящая Снегурочка.

  Взяв Олю за руку, женщина подняла её со стула. Рука, как и полагалось для Снегурочки, оказалась холодной как лёд, и от неё по Олиному телу пошли ледяные волны. Девочка не замерзала от этих переливаний холода, наоборот, с каждой волной ей становилось всё легче и веселей.

  

***

  Петру Аркадьевичу Столыпину дважды сильно не повезло в жизни. Во-первых, с именем. Главное, никто специально не подгонял невинного младенца под знаменитого реформатора, так уж само собой получилось. А потом Петечка стал артистом, и не опереточным дивом, к которому это имя ещё более-менее подошло бы, а рядовым актёром областного драмтеатра. Имя Петра Столыпина на театральной афише провинциального города — это уже само по себе смешно. Ещё смешней, что при таком именном наборе, да с внешностью великого трагика, на досуге балующегося бодибилдингом и тяганием гирь, Петюня — его редко кто навеличивал Петром Аркадьичем — за свои без малого тридцать лет службы в театре так и не сыграл на сцене ни одной мало-мальски заметной роли.

  По молодости Петюня отчаянно мечтал о кинокарьере. Он наезжал в столицы, суетился на киностудиях, проходил пробы, всучивал конфетные коробки студийным барышням, с отвращением напивался на дружеских дачах с ассистентами режиссёров, с ассистентами этих ассистентов, но дальше бессловесных эпизодов дело так и не пошло. «Нам не нужен второй Алексей Петренко» — таков был злобный вердикт киношников. В этом и заключалось второе невезение Петюни — он с почти фотографической точностью походил на знаменитого артиста.

  Правда, две крошечных рольки со словами у Петюни в кино всё же случились, только лучше их не было бы вовсе. Дело в том, что на двух разных студиях у двух разных режиссёров у Петюниных персонажей было по единственной фразе с ключевым словом «дедок».

   В эпизоде первого фильма Петюня строго произносил: «Ты, Иван, слушай деда. Твой дедок дело знает». Во втором фильме что-то говорилось про пасеку, которую подожгли партизаны и про дедка-пасечника.

  Этот «дедок» с легкой руки молодых артистов театра так крепко приклеился к Петюне, что за глаза, а то и в глаза его звали «дедок Петюня». Огромного роста и генеральской стати «дедок» — это молодняку казалось забавным. Позже постоянный приработок Петюни на новогодних ёлках внёс коррективы в прозвище, и его стали называть «дедком Морозом». Над Петюней привычно и беззлобно посмеивались в театре, но интересно было бы посмотреть на реакцию недружной актёрской братии, если бы той стало известно, что несколько лет назад жизнь Петра Столыпина могла выдать резкий вираж.

  На премьерный показ спектакля, в котором у Петюни была довольно приличная роль, приехал худрук чрезвычайно модного и продвинутого московского театра. Как, почему, с какой стати этот известный и занятой человек заявился в провинциальный театр, осталось неизвестным. Приехал он как гоголевский ревизор, инкогнито, в театр пришёл в накладном паричке и без знаменитого шейного платка — хотел, чтобы его не узнали. Его и не узнали. А после спектакля он самолично явился к Петюне в гримёрку, имел с ним долгий и обстоятельный разговор, в результате которого Столыпин получил приглашение на работу в Москву. Случилось это под Новый Год, накануне ёлочного чёса, и Петюня в ответ на сказочное предложение столичного худрука сказал нечто совершенно несуразное:

   — У меня сейчас ёлки на носу. Может быть, я недельки через три подъеду? Ничего?

   Худрук был не только продвинутым, но и понимающим — в своё время сам халтурил на новогодних ёлках, поэтому не рассердился, а мудро ответствовал:

   — Лады. После ёлок, так после ёлок. Оттягивайтесь напоследок, в столице вам Дедом Морозом уже не скакать — там все елки от Кремля до Можая поразобраны. — И увидев, что Столыпин изменился в лице, успокаивающе добавил:

   — У вас вместо ёлок в Москве будут сериалы, я это гарантирую. Та же халтура, только платят за неё во много раз больше. Отсниметесь в мыле серий на сорок — больше нельзя, сорвёте процесс в театре — и потом годик живёте, хлопот не знаете, на сценических образах состредотачиваетесь.

   — Ну, да. — Невыразительно сказал Столыпин.

  Худрук был настоящей творческой личностью, он внимательно посмотрел на нашего Петюню и, кажется, что-то такое понял. Поэтому он не удивился, когда провинциальный актёр Столыпин через неделю позвонил и сообщил, что не сможет переехать в Москву.

   — Возможно, вы правы, Пётр Аркадьевич. Возможно, вы правы. — Только и сказал тогда худрук.

  Новогодние ёлки кормили Петюню со студенческой поры. Первые годы кормили хоть верно, но скромно, а в последние лет двадцать, когда к детским утренникам прибавились корпоративы и выезды в богатые загородные дома, о скромности новогоднего чёса говорить уже не приходилось. Шубка жене, дочерины поездки по миру, надстроенный второй этаж дачки, приличная машинка, сменившая раздолбанный «жигулёнок» — за всё это нужно было благодарить Деда Мороза. Но всё-таки гонорары сериальных артистов не шли ни в какое сравнение с ёлочными заработками, так что не в деньгах было дело, когда Петюня так глупо пренебрёг вдруг открывшейся возможностью стать столичным актёром и жителем.

  Сегодня, двадцать девятого числа, новогодние праздники ещё толком не начались. С завтрашнего дня включалась ударная халтура, а сегодня у нашего дедка Мороза было только два детских утренника в Доме железнодорожников. Один из них он только что откатал, а другой предстояло отдедоморозить через два часа. Можно было нормально поесть, не выходя из здания — главный администратор ДК добрейшая Мария Пална, давняя знакомая Петюни, соорудила ему в подсобке буфета настоящий обед. Он сбросил надоевшую шубу, а голубые шёлковые шаровары и серебристые сапоги снимать не стал, дедморозову шапку с подклеееными к ней седыми искусственными кудрями тоже оставил - конструкция была надёжно прикреплена к его голове. Разгримировался Петюня тоже частично, отклеил только бутафорский нос и бороду — с ними есть было решительно невозможно. Он выглянул в фойе, через которое ему предстояло пройти в таком не окончательно раздедомороженном виде — последние бабушки завязывали внукам последние шарфики. Наконец, двери за расходящимися зрителями перестали гулко хлопать, и Петюня вышел из-за плюшевой занавеси.

  В фойе было пусто. Только Марья Пална сидела за столом при входе и что-то записывала в огромном журнале, и одна незабранная девочка сидела на банкетке. На каждой ёлке обязательно бывает ребёнок, которого забывают забрать родители. В основном, конечно, за ними прибегают — с получасовым, с часовым опозданием, но прибегают, случается и похуже. Направляясь к столу дежурного администратора, он уже было миновал незабранную девочку, и тут Петюню что-то заставило взглянуть в её сторону. И он остолбенел. Девочка была неестественно красива недетской, блистательной красотой. «Неужели опять?» — с тревогой подумал дедок Мороз Петюня и поймал взгляд Марьи Палны: «Боюсь, что опять» — читалось в нём.

  

***

   — Родители задерживаются? — Осторожно начал Петюня, остановившись возле юной незабранной красавицы.

   — А вам какое дело? — Пренебрежительно бросила девочка, но взгляд от окна, в которое она, не отрываясь, смотрела до этого, отвела.

   — Так, может быть, стоит позвонить...

   Оробевшего вдруг Петюню прервал громкий смех девочки. Глядя снизу вверх на стоящего перед ней здоровенного дядьку с ярко-красными щеками, кустистыми седыми бровями, в шёлковых шароварах и в футболке с надписью «The Colombian university» на груди, она громко хохотала. Её смех звучал неожиданно пронзительно, да и сама девочка растеряла всё своё победительное очарование, когда принялась смеяться. «Нет в мире совершенной красоты. Даже у них не получается», — Петюня слегка огорчился тому, чему, вроде бы, огорчаться и не должен был.

   — Брови ... — Давилась смехом девочка. — Клоун ...

   — Всё? Отсмеялась? Детям твоего возраста нельзя оставаться без присмотра взрослых. — Пора было включать лёгкий нажим.

   — А вон она за мной присматривает. — Девочка указала насмешливым взглядом на Марью Палну. — Эта, которая с волосяной башней на голове. Сидит и башню в мою сторону через каждую минуту разворачивает.

  Девочка не понизила голоса, и пустое фойе с усилением донесло её слова до ушей администратора. Марья Пална, немолодая дама с высокой замысловатой причёской на голове, растерялась.

   — Да как ты смеешь... — Нахальство девчонки помогло взрослому мужчине выйти из-под гипноза её страшноватой красоты.

   — Не горячитесь, Петюня, вы же понимаете, девочка не виновата ... — Мягко вмешалась подошедшая Марья Пална.

   — Он ещё и Петюня! — Снова раздался пронзительный девочкин смех.

   — Меня зовут Марией Павловной. — Администратор вовсе не старалась казаться спокойной, она и на самом деле была спокойна, что слегка смутило девочку. — А тебя как зовут?

   — Оля. — Неохотно ответила та, глядя в пол.

   — Кто за тобой должен прийти, Оля?

   — Ну, мать. — Девочка ещё сильней поскучнела.

   — Надо узнать, почему твоя мама задерживается. Не случилось ли с ней чего? Маме можно позвонить? — Марья Пална говорила ласково, но без той снисходительности, с которой взрослые обычно разговаривают с детьми.

   — Нельзя ей позвонить. Моя мать сейчас в косметическом салоне. Она не включит мобильник, пока все процедуры не закончатся — она там омоложается.

   — Омолаживается. — Машинально поправил Петюня. — Ну, раз так получилось, что у нас есть время, давай поговорим, Оля.

  Придвинув ещё одну банкетку, Петюня уселся напротив Оли. Марья Пална, обменявшись с ним взглядами, вернулась к столу. Девочка с сомнением смотрела на эти приготовления.

   — Не буду я с вами разговаривать. Родители не разрешают мне разговаривать с незнакомыми. — Отрезала девочка.

   — Со мной можно. Я — Дед Мороз. — Вполне убедительно сказал Петюня.

   — Вы ненастоящий Дед Мороз. Я сразу это поняла, когда вы ещё с бородой были. А сейчас вы похожи совсем не на Деда Мороза, а на урода какого-то. — Оля с надменной усмешкой смотрела на полуразгримированного Петюню.

   — Если Снегурочка сегодня была настоящая, Дед Мороз тем более должен быть настоящим. Ведь так? — Подключил Петюня доказательство от противного.

   — Это вы говорите про тётку с волосами из пакли? Которая не поёт, а визжит, как будто ей на ногу всё время наступают? — Девочка удерживала надменный тон, но в её глазах замелькала тревога.

   — Снегурочка, про которую ты говоришь — она для игры. Ты уже большая девочка, Оля, и прекрасно понимаешь, что Новогодняя ёлка — что-то вроде спектакля для детей. А настоящая Снегурочка во время представления неузнанной находилась в зале, она была одета и причёсана обычным образом, и вообще ничем не походила на героиню из сказки. Правда ведь?

   — Правда. — Ответила девочка, и тут же испуганно взглянула на Петюню. — Не правда, не правда! Откуда вы про это можете знать? — И Оля испугалась ещё сильнее.

   — Я же Дед Мороз. — Напомнил Петюня.

   — Вы ненастоящий.

   — Ну, хорошо, сдаюсь: я не Дед Мороз, я Дедок Мороз. И уж это — чистая правда.

   — Как это — дедок? - Вяло полюбопытсвовала Оля.

   — Понимаешь, существует только один настоящий Дед Мороз, но он редко выбирается из своего ледяного дворца в лесу. Также есть несколько Дедков Морозов, они настоящие, но делают вид, что ненастоящие. А ещё есть много артистов, которые играют роль Деда Мороза — они совсем ненастоящие. Дети, когда подрастают, понимают, что перед ними артисты, и перестают верить в настоящего Деда Мороза. А нас, Дедков, от артистов почти никто отличать не умеет. Я — Дедок. Мы, Дедки Морозы, умеем исполнять желания, и вообще много чего можем. С нами и приходят настоящие Снегурочки, которых, по правде говоря, лучше называть Снегурками — Снегурочка-то всего одна, и она тоже редко бывает в городе. Сегодня ты разговаривала с одной такой Снегуркой. Она ещё не успела мне доложить, что за желания поступили сегодня. Может быть, пока нам всё равно делать нечего, ты сама расскажешь? Вдруг Снегурка что-то недоисполнила, так я исправлю. Я же её начальник, должен контролировать. — Станиславский, объявись он сейчас в фойе ДК железнодорожников, выразил бы Петюне своё категорическое «Верю!».

   — Вроде, она нормально всё исполнила. — Девочка отвернулась.

   — Давай, с самого начала, Оля. — Петюня не сдавал отвоёванных позиций. — Ты пошла сегодня на ёлку для того, чтобы поговорить с Дедом Морозом — у тебя для этого случая было припасено желание. И давно ты его заготовила?

   — Давно, с первой четверти ещё. — Сегодня Олю, кажется, уже ничто не могло удивить.

   — И что это было за желание? Говори — ведь тот, кто может его в лучшем виде исполнить, сейчас перед тобой.

   — Оно глупое было. — Оля по-прежнему смотрела в сторону.

   — Вот уж не поверю, что такая умная девочка с первой четверти могла хранить глупое желание. — Слегка подольстил Петюня.

   — Глупое. К тому же его нельзя исполнить.

   — Так тебе Снегурка сказала? Что же это за диво дивное, если даже я не мог бы его исполнить? Открой секрет, Оля, мне интересно.

  Петюня понимал, что Оля неохотно, но всё же отвечает на его вопросы исключительно по причине обозначенного им своего командирства над той, которая произвела на девочку очень сильное впечатление.

   — Ну...В-общем, я хотела, чтобы в нашей семье все любили друг друга, не ссорились, чтобы папа не ходил такой несчастный и виноватый, чтобы мама не ругала его, что у нас денег мало, чтобы бабушка не курила на кухне — она всегда, когда сильно расстраивается, уходит на кухню, курит, а руки у неё дрожат.

   — А тебе всех жалко.

   — Было жалко. Теперь не жалко. И я ни за что не согласна, чтобы снова было как раньше. — Девочка смотрела с вызовом.

   — И Снегурка тебе объяснила, что это твоё желание глупое, и его исполнить нельзя. — Подтолкнул разговор Петюня.

   — Да. Она сказала, что папа с мамой давно уже не любят друг друга, что они совсем разные люди.

   — Что же она предложила взамен?

   — Разбить моё желание на три — она как раз три желания для одного человека может исполнять.

   — И что у вас получилось? Как разбили-то? —Как о чём-то привычном и поднадоевшем, чуть ли не с лёгким зевком спросил Петюня.

   — Так и разбили: отдельно папа, отдельно мама, отдельно бабушка.

   — Давай, начнём с папы.

  Девочка, хоть и без особенного энтузиазма, но включилась в разговор.

   — Снегурка сказала, что мой папа — талантливый учёный, что он мог бы стать богатым и знаменитым, но только не в той стране, где мы живём. В этой стране нет денег для него, то есть, для его работы. Папу могут в Америку взять, сначала только его мозги, а потом и всего целиком. Так это делается.

  Было ясно, что девочка находится в недоумении по поводу столь экзотического способа переезда родителя за рубеж, но тщательно скрывает свою неосведомлённость.

   — Так не делается, так только называется — «утечка мозгов». На самом деле человек с самого начала уезжает весь, целиком.

  Девочка едва заметно кивнула.

   — Так вот, папа знает, что нужно сделать, чтобы уехать в Америку, но ничего такого не делает. И знаете почему? Из-за меня. Он боится, что я без него пропаду. А если я не буду его жалеть, он подумает, что из меня всё равно вырастет ещё одна мама, что нет смысла из-за меня свою удачу упускать, погрустит-погрустит, и уедет.

   — В этом и заключалось первое желание — не жалеть папу? — Не выпускал Петюня захваченной инициативы.

   — Ага. И оно сразу же исполнилось. Теперь вот вспоминаю его грустные глаза — а мне фиолетово.

   — Второе желание — не жалеть маму?

   — Когда я узнала, чего на самом деле хочет мама, мне и безо всякого волшебства сразу жалеть её расхотелось. А потом Снегурка совсем жалость из меня убрала. И так легко сразу стало!

   — А чего твоя мама хочет?

   — Так вы же Дедок. Сами можете узнать. — Девочка опять пронзительно засмеялась.

  Этот опасный симптом требовал нестандартного хода.

   — Я знаю. Только не помню, как того дядю зовут.

  Впервые девочка посмотрела на Петюню с неподдельным интересом.

   — Витёк. Противный такой. Знаете, как он меня назвал? Мелкой мочалкой. Гадость! А мама смеялась. Когда Витёк нас подвозил, я ещё не знала, что он будет мамин жених. Даже сейчас не верится. То есть, верится, но всё-таки я не понимаю, как мама могла его полюбить — он такой противный!

   — Зато машина у него классная. —Произнёс Петюня с оттенком восторженной зависти в голосе.

   — Машина, да, классная. — Девочка оживилась. — Марку только не знаю — я в них пока не очень понимаю. То ли джип, то ли «Мерседес». Но ничего, когда мы будем жить в его большом доме за городом, я научусь в машинах разбираться — У Витька ведь не одна машина, как у всех. — Кажется, она начинала гордиться знакомством с человеком, которого совсем недавно считала «противным».

   — И каким образом твоя жалость мешает маме стать женой этого противного Витька?

   — Мать боится за меня.

   — Боится, что Витёк будет тебя обижать?

   — Нет, не так. Вообще, я тут не очень поняла. Она боится, что Витёк меня слишком сильно полюбит. И как мне от этого может быть плохо? Наоборот, он тогда будет больше денег на меня тратить. Вы можете мне объяснить, чего мать боится?

   — Позже. Если в этом будет необходимость. А сейчас пойдём дальше. Вы со Снегуркой добрались до бабушки, когда она уже вынула из тебя жалость. Получается, с бабушкой вам пришлось повозиться в другом направлении.

   — Бабкина любовь мне только мешала, она меня делала слабой. Нужно было поставить защиту от её любви. —Тоном школьной отличницы произнесла девочка.

   — Но бабушка всё равно ведь будет тебя любить.

   — Ну и что? От её любви нет никакого толку — её любовь бессильная.

   — Это Снегурка так считает. А ты сама, Оля, что об этом думаешь? — Петюне становилось всё грустней.

   — Я так же думаю. Теперь. Раньше я совсем по-другому думала. А бабка-то у нас непростая оказалась. Она своего сыночка жалеет, считает, что ему нужно с матерью разжениться и пожениться на какой-то Наташе, которая с папой в одном классе училась. Бабка думает, что если папа станет жить с новой невестой, он сразу станет бойкий, научится деньги зарабатывать. Тогда и уезжать ему никуда не придётся, он и здесь может получить ...гарант...

   — Грант. Пойдём дальше. Каким образом твоя жалость мешала бабушке?

   — Бабка понимала, что я люблю мать, поэтому боялась говорить папе, чтобы он с ней разженился. Она ведь не собирается с матерью меня оставлять. Бабка считает, что мать моя безголовая, что она и сама плохо кончит, и меня погубит. Будто кто-то собирается её разрешения спрашивать! Думает, я останусь с ней, с папой и новой невестой. А без моей жалости она о сынке своём начнёт сильней волноваться и скажет ему, что они с моей матерью разные люди.

   — Понятно. Только ведь ты забыла — в вашем со Снегуркой сценарии нет папиной бывшей одноклассницы. Папа уедет в Америку, вы с мамой переберётесь к Витьку. Бабушка останется одна. Вряд ли мама с Витьком позволят тебе встречаться с бабушкой, да и сама ты, скорее всего, не захочешь. Хватит ли у бабушки здоровья пережить эти потрясения?

   — Она скоро умрёт. Она, как Витька увидит, так сразу заболеет и умрёт. — При этих словах по прелестному личику Оли не проскользнуло и тени сожаления.

   — И ты так спокойно говоришь об этом? —У Петюни даже слегка закружилась голова.

   — А что, по-вашему, было бы лучше, если бы она сначала долго-долго плакала о папе, о моей загубленной жизни, и только потом умерла? — Девочка теперь в полной мере ощущала своё умственное превосходство над Дедком Морозом.

   — Круто вы с бабушкой разобрались. А то, что она тебя всегда очень любила, не смущает?

   — Её любовь бессильная. А бессильная любовь только мешает. —Девочке было скучно втолковывать непонятливому Дедку Морозу такие простые вещи.

   — Запомни, девочка: любовь никогда не бывает бессильной. Любовь — это и есть сила. Без бабушкиной любви тебе будет очень плохо.

  Заметив лёгкое движение в бесстрастных глазах девочки, Петюня добавил:

   — Подумай, Оля, разве именно это ты загадывала в первой четверти? Этого ли ты хотела, когда шла на ёлку?

   — Я тогда всех жалела, и мне было очень плохо. А теперь мне намного лучше. И не вздумайте ничего обратно переделывать! — Ожесточение, появившееся в Олином лице при последних словах, неожиданно сменилось насмешливым выражением. — Да ничего и не получится без моего согласия — мне так Снегурка сказала. — И она показала Дедку Морозу язык.

  Петюня не отреагировал на Олину выходку.

   — Всё ясно. Снегурке за сегодняшнее задание я ставлю жирную двойку.

  Петюня наклонился к Оле и взял её маленькие руки в свои огромные ладони. Пальцы девочки были ледяными. «Пока только пальцы. Всё не так уж плохо», — подумал Петюня.

   —А сейчас я расскажу тебе одну историю ...

   Неожиданно Олино лицо исказилось, она дёрнулась всем телом и вырвала из Петюниных ладоней свои руки.

   — Вы меня обманули! Вы не её начальник, вы — другой, вы — тёплый!

   — Ты права, Оля. Я не начальник ей, и вообще никому не начальник. Пока я не увидел тебя здесь, в фойе, я и не знал, что она появлялась здесь сегодня. Неужели ты думаешь, что, исполнив таким вот макаром твоё пожелание мира и покоя в доме, для тебя хотели добра? Не Снегурочка это была, и не Снегурка даже. Послушай меня, девочка...

  Входная дверь открылась и с громким хлопком впустила в помещение ДК элегантную женщину лет тридцати.

  

***

  Вошедшая молодая дама сначала недовольно посмотрела на Олю, потом, окинув взглядом пустое фойе, внимательное лицо служительницы за столом, нахмуренного артиста, сидящего возле её дочери, она быстро оценила обстановку, надела любезную улыбку и богатым модуляциями голосом произнесла:

   — Всех с наступающим праздником! Заждалась, Оленька? Пойдём, дорогая.

   — Мамочка, не могла бы ты делать всё наоборот: Оленькой меня называть, когда мы одни, а Ольгой при чужих людях? — Непривычное ехидство дочери выбило даму из образа.

   — Ну, всё, поднялась и пошла на выход! У меня и так твоей ёлкой весь день разбит.

   — Так бы сразу и сказала. — Оля неспешно направилась к матери.

  Петюня и Марья Пална растерянно переглянулись — необходимо было срочно что-то предпринять, чтобы остановить девочку. Дверь открылась ещё раз, и в её проёме появилась запыхавшаяся моложавая женщина, из-под кокетливой шапочки которой неаккуратно выбивались седые волосы. Выхватив взглядом Олю, она тут же обессиленно прислонилась к стене.

   — А вы-то как здесь оказались? — Не потрудившись восстановить любезность, потерянную во время дочкиного демарша, обратилась к вошедшей Олина мать.

   — Ваши телефоны недоступны. И Егорушкин тоже. Движение сумасшедшее, перед праздниками все носятся, как угорелые. А вас всё нет и нет, уж не знала, что и думать. Вот, побежала сюда. — Принялась сбивчиво объясняться растрёпанная женщина.

   Дверь открылась ещё раз, и в фойе вбежал молодой мужчина без верхней одежды, только в свитере и джинсах, с позвякивающими ключами от автомобиля в руке. Когда он оглядел собравшихся, очевидная тревога на его лице сменилась столь же очевидным удивлением.

   — А почему вы все здесь? Почему ваши мобильные недоступны? Почему Оля ещё не дома? Почему ты встала, мама?

  Запас его «почему» иссяк, и он пояснил последнюю часть, обращаясь почему-то к Марье Павловне:

   — Маме сегодня скорую вызывали. Ей было строго-настрого велено лежать в постели.

   — Почему телефоны недоступны, мне тоже не понятно. — Вступила Олина мать. Она чувствовала себя неловко из-за того, что стала причиной публичного семейного переполоха. — Может быть, со связью что-то. Я тоже пыталась связаться с тобой, Егор. Хотела попросить тебя забрать Олю — я не успевала.

  Олина бабушка первой сообразила, что они могут мешать посторонним людям, и заторопившись к выходу, обратилась к Петюне и Марье Палне:

   — Спасибо большое, что за Олюшкой приглядели. С наступающим Новым Годом вас! Мы пойдём. До свидания!

  Родители Оли подхватили «с Новым Годом-пойдём-до свидания», и всё семейство направилось к выходу.

   — Постойте! — Неожиданно раздался голос полузагримированного актёра. — Нам необходимо поговорить о вашей девочке.

  Олина мать, двигающая в процессии последней, обернулась, посмотрела на Петюню с холодной усмешкой и произнесла, чётко разделяя слова:

   — Мы, безусловно, признательны вам за хлопоты, но в семейных делах мы привыкли разбираться без помощи ... артистов.

   — Маме нужно как можно скорее лечь в постель. — Извиняющимся голосом сказал Олин отец и посмотрел на Петюню глазами грустного телёнка.

   — Девочка устала — смотрите, какая она бледненькая. И вообще, она сама на себя не похожа. — Включилась Олина бабушка.

  Удивительно дело, только одна она увидела, что во внешности девочки произошли существенные изменения. И никто из взрослых членов семьи не замечал, с каким презрительным любопытством наблюдает за происходящим их Оля. Ещё раз пробормотав слова прощания, все пошли к двери.

   — Блокируйте, Маняша! — Негромко сказал артист Столыпин, склонившись к администраторше. — Я быстро. — Он чуть ли не бегом направился вглубь фойе.

  Обладательница старомодной причёски, похожая на учительницу географии с тридцатипятилетним стажем, встала из-за стола, подняла над головой правую руку и щёлкнула пальцами. Олин отец, который первым подошёл к выходу, уже взялся за ручку двери. Он несильно толкнул дверь, потом сильней, потом ещё сильней — дверь заклинило.

  Начались выяснения, как это администрация допускает такое безобразие, ведь в здании могли находиться дети, пришедшие на представление, а что, если бы случился пожар, и вообще, где тут запасной выход.

   — Не волнуйтесь, граждане. — Сухо пресекла бунтарские поползновения администратор. — Любую дверь может заклинить. Видите, погода какая? То холодно, то дождь. — Внесла она туманные пояснения к этой небольшой аварии. — Сейчас я вызову нашего плотника — он здесь, наверху. — Марья Пална нажала на какую-то кнопку. — Через минуту плотник спустится и откроет дверь.

  Через минуту, действительно, послышался звук быстрых шагов, сопровождаемый каким-то странным стуком, но перед заблокированным в ДК железнодорожников семейством предстал не плотник, а уже знакомый им артист. Сейчас он был облачён в наскоро надетую шубу ёлочного Деда Мороза, а в его руке красовался мощный двухметровый посох, обсыпанный блёстками и с вырезанной из дерева большой еловой шишкой вместо рукояти.

  Олина мама уже набирала в грудь воздуху, чтобы высказать своё глубокое возмущение, когда к Петюне приблизилась шедшая ему навстречу Марья Пална. Она взялась за посох, который держал артист. Эти двое ненормальных, как успела о них подумать Олина мать, одновременно приподняли посох, а потом со стуком опустили на плиточный пол. Раздался звук, похожий на гул надвигающейся лавины в горах, и тут же повалил снег.

  Полчища снежинок, не касаясь замерших в потрясении людей, взметались к потолку, заворачивались в снежные хороводы, рассеивались, снова собирались в разнообразной формы туманности. Гул заметно утих, но теперь к нему присоединился мелодичный звон, похожий на странную музыку. Сквозь гул и звон от того места, где стояли скрытые снежной завесой артист и администраторша, доносился могучий бас, время от времени перекрываемый громким посвистом невесть откуда прилетевшего ветра.

   — Именем лесов, гор и степей .... наших предков ... сегодня, двадцать девятого декабря ... девятого года ... повелеваю!

  Ты, мужчина, глава семьи ...на самотёк ... воля ... мужчина должен созидать ... это не освобождает тебя от обязанностей ... от тебя зависят ... никто не придёт и не решит за тебя ... чтобы твои женщины погибли ... станут добычей витьков и колдуний ... ответственность на тебе ... предотвратить потрясения ... власть употребить!

  Ты, женщина, мать ... нечестные деньги не могут принести ничего кроме несчастья ... талантливый учёный ... от тебя зависит ... если твой муж зарабатывает мало денег, значит, ты ничего не сделала ... если нет уважения, он беспомощен ... разрушить легко ... отца ребёнку ... одумайся ... допустить, чтобы маленькая девочка знала о разногласиях взрослых ... это непосильная ноша ... сохранить дочь!

  Ты, бабушка ... хранительница рода ... через тебя история ... у тебя нет права впадать в отчаяние ... проси, ищи ... вместо того, чтобы курить на кухне ... ты одна можешь найти ... ты одна знаешь ... фундамент из спокойствия ... если у твоего сына сварливая жена ...слишком долго им руководила, и сейчас пытаешься решать за него ... мудрость!

   Ты, девочка, не рви своё сердце ... родители сильнее тебя ... они не всегда бывают правы ... оставь взрослым их проблемы ... не всегда получается уважать ... люди вообще несовершенные существа ... прими как есть ... и никогда не осуждай!

  Снегопад, ветер и гул прекратились так же внезапно, как и появились. Только чуть слышный звон ещё висел в воздухе. Олино семейство вышло из оцепенения. Все переглядывались, осматривали фойе, будто пытаясь припомнить, где они сейчас находятся.

   — Оленька! — Негромко вскрикнула бабушка. Присев, она обняла внучку, прижала её к себе. — У меня сегодня весь день сердце не на месте. Слава Богу, с тобой ничего не случилось. С тобой ведь ничего плохого не случилось? — Вдруг с тревогой спросила она, отстранившись и всматриваясь в Олино лицо.

   — Всё в порядке, бабуля, не волнуйся. — Успокаивающе сказала девочка.

  Из-за бабушкиного плеча показалась премилая детская мордашка. Взгляд девочки упал на неправильного безбородого Деда Мороза, и она весело рассмеялась.

  Её родители в это время смущённо поглядывали друг на друга. Со стороны могло показаться, что это давно не видевшиеся, отвыкшие быть рядом влюблённые.

  Потом Олины родные опять благодарили, поздравляли, прощались, но в этот раз всё прошло значительно непринуждённей. Когда отец семейства на выходе толкнул дверь, она легко открылась. И это никого не удивило. Как до этого никого не удивляло то, что артист, изображавший на детском утреннике Деда Мороза, и администратор ДК стоят посреди фойе, держась за реквизит в виде огромного посоха.

  Как только входная дверь за ними закрылась, Марья Пална, держась за поясницу, направилась к своему столу.

   — Не та я стала, совсем не та. Устала — ужас! А сколько ветров-то прорвалось! Когда я раньше тут Снегурочкой скакала, ни ветерочка, бывало, не проникнет. Помните, Петюня? Годы. Годы своё берут.

   — Но у нас ведь получилось! Всё получилось, Маняша ! И сквозь ветер дошло! Вы настоящая Снегурочка, Маняша! А я чем не Дедок Мороз? - Радовался Столыпин.

  На лестнице послышались гулкие шаги — со второго этажа спускался плотник, которого, не смотря на приближающийся пенсионный рубикон, все звали Сашей. Значась в ДК плотником, Саша объединял в своём лице столяра, слесаря-сантехника, электрика и много кого ещё.

   — Слыхали? — Закричал он с лестницы. — Гуд, а потом звон — слыхали?

   — Вроде ничего такого не было. — Весело ответил Пётр Столыпин.

   — Я тоже ничего не слышала. — Пожала плечами Мария Павловна.

   — Подо мной стремянка аж ходуном заходила — я как раз лампочку вкручивал. А они ничего не слыхали! Вот! Послушайте — ещё звенит, только тихо теперь. — И Саша поднял палец, призывая прислушаться вместе с ним.

   — А ведь какой-то лёгкий звон, действительно, слышится. — Задумчиво сказала Мария Павловна.

   — Ну, вот! А до этого громкий звон стоял. Точно так гудело и звенело ...да, десять лет уж прошло. Тоже под Новый Год это было. Павловна, помнишь, когда я вдруг ни с того, ни с сего завязал? После того гуденья и отрезало — четыре года в рот не брал. Может, сейчас опять подействует?

   — Если вы этого хотите, обязательно подействует. — Уверенно сказала Мария Павловна. — Саша, вы не посидите за меня, пока я Петра Аркадьевича покормлю? Охранник вернётся к тому времени, когда уже начнут собираться зрители, тогда не пообедаешь.

   — Не вопрос, Павловна. Иди, корми Мороза нашего. Не ровен час, заболеет ещё — без горячего-то! Это какое ж тогда потрясение для детишек будет! Нам в Новый Год без Деда Мороза оставаться никак нельзя.

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

---

Комментарии: 133, последний от 16/10/2019. © Copyright Эрде Анна ( rd4m@yandex.ru) Размещен: 24/12/2009, изменен: 24/12/2009. 38k. Статистика. Рассказ: Сказки

Ваша оценка: не читать очень плохо плохо посредственно терпимо не читал нормально хорошая книга отличная книга великолепно шедевр

---

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"