Карта Иоко (цикл Безвременье, все главы)
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
Аннотация:
Есть те, кто задает вопросы. Есть те, кто на них отвечает. Есть тайны, за которые приходится платить слишком много. Есть земли, к которым так просто не добраться. Софии слишком часто не везло. Ей 16 лет, она учится в школе, в последнем классе. Она влюблена, она умеет рисовать, и она некрасива. Знает ли София, что предназначила ей судьба? Знает ли, куда заведут ее самые обычные вопросы? Карта Иоко укажет путь, но не лучше ли просто остаться дома?
|
... И руку надо протянуть тому, кто в ней нуждается,
Хоть он не понимает нас.
И утолить в чужих глазах ты сможешь ненависть и страх
Лишь только искренним взглядом, а не обманом, нет.
Дрозды
Глава первая, в которой теряются наушники и портятся отношения
1.
Этот день с самого начала был неудачным. Иногда так случается - с утра не задалось, и дальше валятся сплошные неприятности.
Собираясь в школу, я обнаружила, что не могу найти наушники. Проверила все ящики в столе, поискала под кроватью, откатила стул от компьютерного стола. Даже залезла под шкаф и заглянула в старые кеды - вдруг туда завалились.
Все напрасно. Новые милые вакуумные наушнички ярко-красного цвета как корова языком слизала. Я, конечно, понимала, что никакой коровы у нас дома быть не может, потому попробовала вспомнить - где же это я видела их в последний раз. На ум приходил только вечерний поход в маркет за хлебом и печеньем. Это было около девяти вечера, солнце почти село, и в серых сумерках так хорошо звучали композиции Пентатоникса и Адама Ламберта.
Рассчитываясь на кассе, мне пришлось сунуть наушники в узкий карман джинсов. Может, их кто-то спер, а я и не заметила?
У кассы я встретила подругу, Нику Лескову, и она принялась трещать безумолку, как будто целый день ходила с полным ртом воды и не могла даже парой слов ни с кем перемолвиться. Рассказывала о своем сериале "Сверхъестественное", который тянется вот уже несколько лет и все никак не закончится, о том, как долго она утром красила ресницы и заметила, что один глаз больше, чем другой, о сложном и тяжелом изложении по-русском - другими словами полную чушь. Мне оставалось только слушать и вежливо поддакивать, потому что Ника не позволяла и слово вставить в свой нудный и бесконечный монолог.
Вот, видимо тогда мои наушнички и приказали долго жить, пока я отвлеклась на Нику. Может, вывалились, а может, кто и утащил.
И что самое обидное - своих денег у меня не будет еще две недели минимум. Отец не даст, а мама присылает только раз в месяц, и до ее перевода как раз дней четырнадцать-пятнадцать. Придется ходить без музыки. Ну, разве это справедливо?
А с утра еще и мачеха раскричалась. Чего это я не помыла посуду, и что за крошки на столе? Как будто я одна завтракала. Я вообще не ем хлеб и, тем более, хлеб с маслом. Я завтракала молочной кашей, а крошки оставил отец, когда спешил на работу.
Только отцу она, почему-то, ничего не высказывает, лишь щебечет около него. Дорогой, да дорогой...
Тьфу, слушать противно.
Зато я всегда оказываюсь грязной лентёхой и медленной копушей.
Мне не лень вымыть после себя тарелку и кружку, это просто ерунда на самом деле. Но сейчас я уже потратила время на поиски наушников, и большая стрелка на моих ручных часиках упрямо ползла к цифре шесть, а это значит, что самое время шнуровать кеды, вешать на плечо рюкзак и бежать в школу. Иначе я могу опоздать.
А мачеха все не унималась. Встала в коридоре, около обувной тумбы и злым таким голосом осведомилась:
- Значит, грязную посуду ты оставляешь мне? Или кто, по-твоему, должен ее мыть? Может, тетю Клаву позвать с первого этажа?
При чем тут тетя Клава? Вечно у моей мачехи в голове сплошная ерунда.
- Что ты молчишь?
- Я в школу опаздываю, - буркнула я в ответ, поднялась, сунула в карман телефон без наушников и выскочила за дверь.
Я не ругалась с мачехой - или с Олей, как я называла ее в глаза. Я вообще не умела ругаться. В самые напряженные моменты язык у меня словно бы прилипал к небу, а в голове становилось пусто и гулко. И ни одной умной фразы не придумывалось, только щекам становилось горячо, и слезы наворачивались на глаза. Другими словами, тогда, когда надо с умным видом сказать какую-нибудь гадость, я принималась рыдать, икать, краснеть - то есть вела себя, как полная дура.
Потому и в тот день я просто выскочила за дверь и бегом спустилась с лестницы, перепрыгивая через ступеньки. Ничего, помоет Оля свою посуду, не переломится. Все равно сидит дома и ничем особенным не занимается, только водит по всяким кружкам и песочницам моего младшего сводного брата Валерку. Брату едва исполнилось четыре года, и был он противным мелким нытиком, которого постоянно баловали и все ему разрешали.
Но Оля видела в нем кучу разных талантов и просто рассыпалась в похвалах.
Валерик потрясающе рисует, ты посмотри, Витя! Валерик очень тонко чувствует музыку, видишь, как двигается! У Валерика наверняка высокий айкю, он за полдня собрал целый пазл из десяти деталей!
Витя - это мой отец.
На самом деле особых талантов у моего брата не наблюдалось, на мой взгляд, конечно. Практически все дети умеют рисовать головастых человечков с ручками-палочками, солнышко с лучиками и кривые машины с овальными колесами. Никаких особых талантов тут не нужно.
Про пазлы я вообще молчу - Валерка тупил над ними страшно, и в итоге Оля складывала за него половину картинки. Все собранные братом пазлы клеились на кусочки оргалита, вставлялись в рамку и оказывались на стенах коридора и кухни. Так что, куда бы я не глянула - везде висело творчество младшего братца.
Зато мои картины Оля не вешала нигде, и это не смотря на то, что я уже третий год училась в художественной школе, занимала призовые места в городских художественных конкурсах и каждый год рисовала плакаты в школе на всякие праздники и мероприятия.
Оля считала, что это обычное дело, когда школьница чем-то занята.
Все лучше, чем сидеть на скамейках с пивом, так что пусть лучше рисует. Девочка она ленивая и медлительная, рисование очень подходит к ее характеру. Может, станет художником-оформителем, когда вырастет. Будет оформлять витрины в магазинах - это сейчас востребовано.
Такую речь я частенько слышала по вечерам из комнаты родителей. Я не подслушивала - не подумайте ничего такого. Просто Оля никогда и не скрывала, что терпеть меня не может. Потому что я чужой ребенок, не ее доченька. У нее есть сын, и ей вполне хватает собственного мальчика.
Я не обижалась, слышала подобное с детства и успела привыкнуть. Моя настоящая мать ни одного дня не жила с моим отцом. У них была случайная связь, потому что они учились в одном ВУЗе, в одной группе. "Мы были одногруппниками, и больше ничего" - так приговаривал мой отец. От случайной связи моя мама забеременела, и оказалась, что она ждет двойню.
К тому времени, как мы с сестрой родились, мама познакомилась с интересным мужчиной, который предложил выйти за него замуж, несмотря на двоих малышек. А после свадьбы увез маму и сестру в Америку, где у него жил и работал родной брат. Вот так мама и оказалась на другой стороне планеты.
Отец сначала воспротивился тому, чтобы мама моя увозила его детей. Мы с сестрой носили его фамилию и были записаны на него - отец оформил документы по усыновлению. И тогда мать договорилась, и они поделили детей. Я досталась папе, а сестра Юлька, которую сейчас называют Джулией, улетела на Запад.
Так вот и вышло, что сестру и мать я видела только по фотографиям в Контакте и Фейсбуке, и общалась с ними через Скайп.
Я не обижалась, я понимала, что вообще отличаюсь потрясающей невезучестью, и по-другому просто быть не могло. Возможно, когда мы с Юлькой были еще в материнском животе, и добрые феи раздавали нам судьбу, на мне эти волшебницы решили сэкономить, и выделили только крохотный кусочек удачи. А, может, и вообще ничего не выделили.
Олька, когда злилась на меня, всегда кричала, что понимает, почему даже родная мать от меня отказалась. Вслух она не произносила главную мысль, но все в доме понимали - что она имела в виду.
На самом деле я урод. И отец взял меня из милости. Я к этому привыкла, я знаю, что папа меня любит и жалеет, но ему приходится много работать, и у него есть жена - моя мачеха Ольга. И он просто обязан уделять ей внимание.
Еще у него есть маленький сын, с которым надо заниматься, читать книжки, смотреть мультики и собирать лего. Потому на меня нет времени вообще. Да, может, ему и не нравится смотреть на мое лицо и вспоминать, что однажды у него была случайная связь с одногруппницей. Возможно, он жалеет, что не воспользовался противозачаточными средствами, или представляет, какой бы была его жизнь, если бы моя мама забрала с собой обоих девочек.
Я не знаю, вслух они ничего такого не говорит, конечно же. Но иногда я его понимаю.
У меня отцовские глаза - серые, с темным ободком вокруг радужки и темно-русыми ресницами. И его брови - четкие прямые линии, подчеркивающие глаза. Ровный нос с тонкими ноздрями, круглый подбородок, более нежный и мягкий, чем у отца. Небольшие уши, красивая тонкая шея. В общем и целом я была бы вполне симпатичной девчонкой, если бы не родимое пятно на левой щеке.
Как безобразный коричневый континент, оно расползалось в самом центре, и у уха заканчивалось небольшой родинкой - финальной точкой. И каждый, кто видел мое лицо - в первую очередь видел это пятно. Оно бросалось в глаза, оно буквально кричало о себе. Словно дьявольская отметина, пятно вычеркивало меня из списка нормальных обычных людей. Оно делало меня особенной. Необыкновенной. Странной.
Особенной, необыкновенной уродкой.
Сколько раз я уже слышала о себе всяких разных комплиментов - не сосчитать. Я к ним привыкла, я даже научилась не обращать внимание на трехлеток, тыкающих в меня пальцем и спрашивающих у своих мам - а что это у девочки за грязь на лице.
Я научилась не замечать пристальных любопытных взглядов разных бабушек, которые иногда принимались давать чудесные советы - помазать соком чистотела, сходить в полнолуние на перекресток и кинуть за спину хлебный мякиш, перемешанный с паучьим пометом, поцеловать на кладбище самую заброшенную могилку и так далее. Один раз даже советовали пописать на лицо. Интересно, как бы я исхитрилась совершить столь умное действие?
Я перестала отворачиваться, краснеть и плакать по ночам. Впрочем, что ж я вам вру? По ночам я иногда плачу, но уже не так горько и надрывно. Я смирилась с тем, что я урод.
Меня грела огромная мечта: вырасти, накопить денег и убрать уродство со своего лица, чтобы стать нормальным человеком, таким же как все. Стать частью человеческого общества, частью какого-нибудь коллектива. Иметь настоящих друзей, которым была бы интересна я сама, а не возможность списать домашнее задание и получить подсказку на самостоятельной работе.
А пока что я жила в собственном мире, где была только я и мои рисунки. Множество разных, самых разных рисунков. Я рисовала каждый день. В то время, как мои ровесницы встречались с мальчиками, ходили в кино и кафешки или просто зависали во дворах, играя в карты или катаясь на великах - я часами просиживала за письменным столом в своей комнате, создавая особенные миры.
Некоторые мои картины оказались пророческими, но об этом чуть позже. Потом.
Сначала я хочу рассказать о дне, с которого все и началось.
2.
В то утро на меня валились сплошные неудачи, я уже говорила. Едва я оказалась на первом этаже нашего дома, как под ноги мне кинулось что-то мохнатое и черное. Я споткнулась и едва не полетела вниз, носом вперед. Если бы все же довелось грохнуться - наверняка угораздила бы переносицей в ребро ступеньки.
Я удержалась чудом, вцепившись в перила и чиркнув локтем по беленой стене. Оглянулась и увидела черную кошку Машку, которая, запрыгнув на почтовые ящики, возмущенно разевала пасть, словно пыталась упрекнуть меня в неловкости.
Вы верите в плохие приметы? Ну, в то, что черные кошки приносят неприятности?
Вот и я не верила когда-то. Потому просто обозвала Машку дурой и хлопнула подъездной дверью, выходя на улицу. Если бы я тогда знала, чем все закончится, то просто вернулась бы домой. Помыла посуду и заявила о том, что болит голова и я плохо себя чувствую.
Но тогда я ни о чем не догадывалась.
Так вот, в тот день само мироздание предупреждало меня, что надо быть осторожной и внимательной, только я не услышала его. Уроки в моей школе начинались ровно в 8-00, а сейчас было без двадцати, время, в которое я выхожу из подъезда. До моей школы рукой подать. Не просто рукой - плюнешь с балкона и попадешь в школьный двор. На уроки я, на самом деле, никогда не опаздывала, мне хватило бы и пяти минут, чтобы добежать до класса.
Дело было не в уроках. Дело было совсем в другом. Обычно я добиралась до конечной остановки, сделав небольшой крюк и тихонько поджидала у многочисленных киосков, в которых продавали булочки, колбасы, йогурты и сладкие сырки. Заодно и покупала себе чего-нибудь перекусить на обед, например Данон обезжиренный в пластиковой бутылочке, или Чудо с кусочками персика. Йогурты я особенно любила в те времена.
Игорь появлялся без пятнадцати восемь. В этом году он старался не опаздывать, выпускной класс, все-таки. Он переживал за оценки, за предстоящие тесты и уже сейчас скрупулезно подсчитывал сумму баллов в будущем аттестате.
Другими словами, Игорь собирался поступать в юридический.
Мы с ним не созванивались и не договаривались о встрече, потому что не были парнем и девушкой. В смысле, мы с ним не встречались, он не был моим бойфрендом. Наши отношения скорее можно было назвать дружбой, но я и этому была рада. С Игорем я дружила еще с начальных классов. Так вышло, что сначала мы сидели вместе, после он перебрался на одну парту вперед, но по-прежнему временами шутил со мной, перебрасывался парой общих фраз и - что самое главное! - ни разу не обзывал Пятнистой, Меченой, Страхолюдиной или Миской (моя фамилия Мисникова, и последние пару лет в классе меня называли не по имени, а дурацкой кличкой Миска).
Каждый день я старалась выйти пораньше, чтобы встретить его у киосков, сделать вид, что это случайно, что я просто покупала для себя йогурт (а так оно и было, в общем-то) и вместе с ним дойти до школы. В эти считанные минуты мы были только вдвоем и могли спокойно поговорить. Больше такого времени мне не выпадало, а редкие шуточки во время переменок, когда Игорь устраивался за партой или смеялся вместе с Женькой Лошковым, который сидел рядом с ним, были общими и ничего не значащими.
Утром, по дороге в школу мне казалось, что сейчас наше время, и Игорь принадлежит только мне. Короткие минуты обмана, но такие милые, что я регулярно выскакивала за дверь без двадцати восемь и протаптывала асфальт у киосков, выглядывая любимого парня.
Ну, да, Игорь был моей первой любовью, грустной и сладкой одновременно. Мне в нем нравилось все: и голубые глаза с серыми точками, и тонкие губы и решительно вздернутый нос. И его манера смотреть с легким прищуром и поднимать уголки губ в улыбке. Его торчащая кверху челка и его светлые рубашки в тонкую полоску.
Я узнавала его походку издалека, я обожала его манеру держать ручку тремя пальцами, я млела от его низкого хриплого голоса, который звучал для меня самой желанной музыкой.
В то неудачное утро Игорь появился вместе с Кристинкой, моей одноклассницей. На самом деле я знала, что они встречаются, что ходят вместе в кино и сидят в кафешках, я много раз рассматривала их совместные фото в Контакте. Я не питала ложных иллюзий, но все-таки дорожила нашей незатейливой дружбой. И потому не желала делить дорогу до школы с Кристинкой.
А та, увидев меня, скорчила мину - мол, а эта дурочка что тут делает? Зато Игорь весело улыбнулся мне.
- Привет, София, - сказал он. - По тебе можно часы сверять.
Я тоже улыбнулась в ответ и помахала рукой.
- Сочинение написала? - снова спросил Игорь и принялся рассуждать о неверных методах обучения, которые применяет наша русичка.
Обычно я старалась держаться с правой стороны Игоря, ведь родимое пятно у меня находилось тоже на правой стороне. Просто не желала сиять перед его глазами своим уродством. Хотя, это, конечно, глупо.
Привычка держаться правой стороны собеседника настолько въелась мне в плоть и кровь, что я автоматически занимала нужную позицию. Это помещалось у меня на подсознании - по возможности прятать свое пятно. Скрывать, не маячить им перед людьми. Я даже умудрялась уроки у доски отвечать боком, поворачиваясь правой стороной к доске.
В то утро справа от Игоря шагала Кристинка. Держала его за руку, махала густо накрашенными ресницами, поправляла милый рюкзачок на плече и не собиралась никому уступать место. Потому я поплелась сзади, ведь больше ничего мне не оставалось.
Разговора с Игорем в то утро не получилось. Мы с ним оба увлекались творчеством Стивена Кинга, а в этом году должен был выйти сериал по его новому роману. И мы частенько говорили об этом, обсуждали книгу, героев - у нас были общие темы для разговоров.
Только не в то злополучное утро. Я дотащилась до школы, основательно отстав от сладкой парочки и всю дорогу любовалась тем, как Игорь нежно прикасается к ладошке Кристинки, как у той покачиваются в ушах длинные сережки-цепочки, и как отлично смотрятся эти двое вместе. Они были красивой парой, что тут и говорить.
Мрачнее тучи я уселась за свою последнюю парту в крайнем ряду у дверей, и даже появление Ники Лесковой не могло меня развеселить. Подруга слегка опоздала, потому прошествовала на свое место под общие веселые взгляды всего класса. Я бы умерла, если бы пришлось вот так опаздывать, но Ника к таким вещам была очень даже привычна.
Она плюхнулась на сиденье, шумно выдохнула и расстегнула молнию на толстовке.
Ника была из многодетной семьи, к тому же самая старшая. Кроме нее в доме имелись еще две сестры и два брата - шумная и дикая компания. Потому Ника всегда ходила в одежде из Секонд Хенда, причем с самых дешевых распродаж. Ее растянутые толстовки, потертые джинсы и слегка потрескавшиеся кеды вызывали массу шуток в классе, но моя подруга отлично справлялась с ролью аутсайдера. Ее острый язык, симпатичная мордашка и ловкая манера копировать кого угодно помогали выбираться из самых сложных ситуаций.
Деньги никогда не отягощали карманы Ники, потому обеденную булочку ей покупала, обычно, я. Мне мама ежемесячно переводила через Вестерн Юнион двести баксов, в переводе это была весьма неплохая сумма. Потому в Секонд за одежками я не ходила, разве что в стоки.
Я покупала одежду в бутиках, вроде Колинза или Джанкера. Иногда находила что-то приличное в Глории Джинс. Мне нравились клетчатые рубашки, и у меня их была тьма тьмущая.
Ника попробовала выпытать у меня - чего это я такая хмурая. Конечно, шепотом, но таким громким и эмоциональным, что Владислав Борисович, или Боровой, как мы его называли, учитель истории, глянул на нас и нахмурился.
Я пихнула Нику локтем, та сделала круглые глаза и на весь класс сообщила, что у нее потекла ручка и ничего такого тут нет.
С первых парт посоветовали заткнуться, грубиян и хам Мишка Логинов поинтересовался, сколько месяцев ее родители откладывают деньги на школьные ручки, мол, за одной зарплаты не хватает, чтобы набрать канцтоваров на всю ораву.
- Мы обычно берем кредит на ручки, Логинов, - парировала Ника. - Отдаем по пятьдесят рублей в месяц. Как раз к моему одиннадцатому классу рассчитаемся.
Полкласса засмеялась, Боровой велел прекратить и милостиво протянул Нике свою ручку.
А у той действительно оказалось ЧП, подруга сунула мне под нос испачканные в синих чернилах пальцы и пожала плечами.
- Зараза, она все-таки потекла, представляешь?
Нике всегда покупали самые дешевые ручки на каких-то самых дешевых распродажах. Неудивительно, что они приходили в негодность. Пришлось доставать влажные салфетки и оттирать заляпанную парту, учебники и собственные пальцы. Каким-то образом мы умудрились перемазаться обе.
После урока истории я направилась в туалет - отмывать пальцы. Ругала про себя Нику и ее младших сестер, которые тянули у нее целые ручки, а взамен подсовывали всякую гадость. С отвратительным настроением я встала у раковин, взялась за вентиль, и тут до меня донесся голос Кристинки.
Она с подругами стояла у кабинок, за дверным проемом, и меня они не заметили. Окно в туалет было открыто, кто-то из девчонок затянулся сигареткой - хотя за это могли и родителей в школу вызвать. И подруги мило болтали.
- Да, представляете? - Возмущалась Кристинка. - Каждое утро поджидает его у киосков. Как ненормальная какая-то. Выглядывает, кидается к нему и с такой улыбочкой: "здравствуй, Игорь!" Я чуть не умерла, когда увидела.
- Так пусть Игорь пошлет ее куда подальше, - раздался низкий голос Смеховой Даши.
- Он не может. Он же всегда списывает у нее на контрольной. Вы же знаете, что Сонька заучманка, лучше ее никто не знает химии и физики. А Игорю надо поступить, вот он и общается с нашей Миской.
- Ужас, но хоть бы она что-то сделала со своим страшным родимым пятном. Если бы у меня было такое на лице, я бы умерла, наверное, - пробормотала робкая и глупая Ксенька Луць.
- Это точно, лучше уж умереть, - тут же согласилась Кристинка. - Ляг себе тихонечко и помри, нечего людей пугать своей рожей. А, главное, девочки, улыбается Игорю, будто он ее парень. Наверняка воображает, что симпатична ему. А Игорь каждый раз смеется с нее, когда мы вместе гуляем. Дура, потому что. Страшная дура.
Остальные девчонки засмеялись, и разговор плавно перешел на тему дур вообще.
У меня так сильно колотилось сердце, что казалось, будто стук слышен на весь коридор - не то, что на весь туалет. Кран я так и не открыла, застыла перед ним с вытянутыми пальцами, перепачканными синими пятнами. Напротив висело зеркало, и я могла любоваться своим лицом сколько душе угодно.
Все так и есть. Все правильно. Ни один человек в мире не полюбит уродку. Это только в сказках красавица испытывает романтические чувства к чудовищу. Но где вы слышали сказку о Красавце и Уродке?
Правильно, нигде. Ни один уважающий себя прекрасный принц не влюблялся в страшилище. Даже сказок таких нет. Все принцессы, все героини потрясающих историй всегда были прекрасны. И точка.
И другого варианта нет.
Так что остается только одно, как правильно сказала Кристинка. Лечь себе тихонечко и умереть.
3.
Думаете, я ушла домой, захлебываясь горькими слезами? Ничуть. Я же была заучманка, правильно. Я просто подумать не могла о том, чтобы пропустить уроки. И я, как прилежная девочка, отсидела все оставшиеся пять уроков. С каменным лицом, с тяжелым сердцем, с убийственной жаждой смерти внутри.
А после уроков, не смотря на приставучие вопросы Ники о том что случилось и почему я такая молчаливая, я поперлась в библиотеку, потому что надо было делать реферат по украинской истории.
Можно, конечно, и в интернете нарыть. Но в библиотеке тоже имелись довольно интересные книги, а вы уже поняли, что учеба для меня была чуть ли не на самом первом месте, после моего рисования, конечно.
И еще мне нравилась тишина между стеллажами, ведь кроме меня из старших классов сюда больше никто не наведывался. Тишина, запах книг и полное одиночество. Библиотекарь не в счет.
Вот в библиотеке все и началось, на самом деле.
Я ходила между стеллажами, дотрагивалась до корешков, вытягивала разные книги и думала только об Игоре. Неужели Кристинка права, и он действительно подлый и лживый? Смеется за спиной и ценит меня только за подсказки и списывание?
Или она все это придумала?
Что бы только я не отдала, чтобы узнать правду.
Я посмотрела на сборник повестей Крапивина, который почему-то оказался у меня в руке, пролистала страницы. Это была истории о попадании в другой мир. Слегка качнув рукой увесистый томик, я вздохнула.
Смогла бы я предать Игоря? А полюбить смогла бы, если бы у него во всю щеку цвело родимое пятно? Или он был бы хромым и страшным, а не таким симпатичным, как сейчас?
Тогда я не знала ответов на эти вопросы.
И в этот момент из книги что-то выпало. Слетело к моим ногам, легло рядышком с кедами и развернулось с еле слышным шелестом. Я удивленно наклонилась и уставилась на диковинную карту, нарисованную темно-синими и серыми красками.
А это что такое?
Глава вторая, в которой развязываются шнурки и наступает полночь
1.
Дети во дворах умеют рассказывать множество жутковатых легенд и страшилок. Про черную руку, Пиковую даму, которую надо вызывать в полной темноте, про странный голос, звучащий время от времени в мобильном телефоне - и так далее.
Мне самой доводилось слышать некоторые из них. Одну такую страшилку рассказывали шестилетние близняшки Ева и Инна, что жили в моем подъезде на четвертом этаже.
Они рассказывали тогда о загадочной карте, с помощью которой можно было вызвать дух колдуна. А тот отвечал на вопросы, но если неправильно задашь вопрос - то он утаскивал вызывающего к себе в карту.
И будто бы колдун этот только девочкам отвечал на вопросы.
Собственно, сама страшилка так и звучала: одна девочка нашла карту в библиотеке и решила в полночь вызывать дух колдуна. Дух пришел и утянул незадачливую девочку в карту.
Я тогда посмеялась над их страшилкой и заверила близняшек, что это все глупости.
Но их мама, которая сидела неподалеку с вязанием, вдруг подняла голову и возразила мне.
- Это не глупости. Я сама находила такую карту когда-то, когда училась в школе.
Маму близняшек звали Наташа, и она была не такой уж и взрослой. Она умудрилась залететь в семнадцать лет, спешно вышла замуж и теперь растила двух смешных девчонок. Ее муж мотался в рейсы - то есть был моряком, что для нашего приморского города вполне нормально.
Время от времени я болтала с Наташей - она частенько сидела у подъезда то с книжкой, то с вязанием - выгуливала своих неугомонных дочек.
- Я вызывала духа колдуна, - сказала мне тогда Наташа, - и он пришел. Ответил на мои вопросы, а я была очень осторожна и ничего лишнего не спрашивала. Собственно, я задала тогда всего один вопрос и получила один ответ. И очень удачно.
- А что ты спросила? - полюбопытствовала я.
- За кого мне выходить замуж. Я тогда встречалась сразу с двумя парнями и никак не могла определиться, с кем мне быть.
- Ты тогда еще не была беременна? - осторожно уточнила я.
- Тогда еще нет. А через месяц уже да. Я ж говорю - колдун мне подсказал, какой сделать выбор. Я стала встречаться с Толиком, и, как видишь, не напрасно. Теперь у нас есть Ева и Даша и мы отлично живем.
Я кивнула и пожала плечами. Почему-то я считала, что замуж выходить надо по любви, а не по подсказке загадочного колдуна. Но, возможно, Наташе видней, она ведь старше меня. Возражать я не стала.
А Наташа добавила, что колдуна зовут Иоко, и карту она вернула в библиотеку, как и требовали условия использования, написанные на обороте.
- И сейчас она до сих пор лежит где-то в библиотеке, - завершила свой рассказ Наташа.
И вот, в тот незадавшийся день к моим ногам упала та самая карта Иоко. Развернулась с прыткой готовностью, запестрела темно-синими дорожками, серыми линиями гор, тонко прорисованными замками.
Я сразу догадалась, что это за карта, потому что в самом верху большими буквами было выведено одно имя.
Иоко.
Круглые буквы "о" были выписаны в виде глаз с ресницами и зрачками посредине. В правом углу карты скалился четко и жутко прорисованный череп, а внизу, под самой картой художник изобразил воронов - целый ряд черных птиц, которые смотрели прямо перед собой, и создавалось впечатление, что их взгляды обращены на того, кто держит карту.
Я подняла рисунок и принялась рассматривать его. Это была мастерски сделанная работа, и каждая черточка, каждая деталь казалась совершенной, идеальной, замысловатой и удивительной.
Уже как просто рисунок, карта представляла из себя ценность. Я тогда улыбнулась и подумала, что мне неслыханно повезло, я нашла очень интересную вещь.
Стилем, прорисовками и цветом карта напоминала мои картины, что висели над письменным столом в моей комнате. Это настолько очаровало меня, что в голове и мысли не проскочило о том, чтобы сунуть карту на место, в книжку Крапивина.
Я стояла между двумя высоченными стеллажами с книгами, и никто меня не видел. Потому я просто сунула карту в карман толстовки, поставила Крапивина на место и вернулась к столу библиотекарши.
Как только карта оказалась в моем кармане - что-то изменилось внутри меня. Тогда я не понимала этого и не давала себе отчет, но земли Безвременья уже начинали действовать. Меня влекло, тянуло, завораживало. Игорь отодвинулся на второй план, а перед глазами вдруг возникли мрачные синие горы и узкая высоченная башня с остроконечной крышей, над которой летала стая воронов.
Мой рисунок, который я повесила над столом.
Я спешила домой, я желала сверить карту с рисунками.
Я выскочила из школы и понеслась по дорожке, рюкзак стучал меня по правому боку, деревья шумели над головой и враз похолодевший ветер то и дело хлестал лицо резкими порывами.
Почему-то несколько раз развязывались шнурки, и когда я нагибалась, чтобы их завязать - синий уголок карты выглядывал из кармана и как будто хмуро улыбался мне. Я неизменно возвращала его назад, затягивала шнурки, нещадно дергая их, и неслась дальше.
Кошка Машка, сидевшая на почтовых ящиках, резко зашипела, только увидев меня в дверях. Прыгнула в бок и пулей вынеслась на улицу.
"Вот дура!" - подумала я тогда.
А сейчас понимаю, что Машка сразу почуяла карту и все, что с ней связано. Кошки ведь очень остро чувствуют потусторонний мир. Это я была как слепая в тот момент.
Квартиру я открыла своим ключом и прямо с порога увидела собственные мелки, валяющиеся у дверей моей комнаты. Брат Валерка стоял на корточках у ящика моего стола и с деловитой невозмутимостью запихивал туда сжатые в кулаке остатки мелков - часть из них уже была обломана, а часть все еще валялась на полу в коридоре.
Мои драгоценные профессиональные мелки, которые я покупала в спецмагазине! Они стоили дорого, я набирала их на те деньги, что присылала мне мама и вполне справедливо считала только своими.
Валерик частенько клянчил мои вещи, и Ольга их ему всегда давала, говоря, что он младший и ему надо уступать. Но только не мелки и краски! Только не рисовальные принадлежности!
Даже отец запрещал брату рыться в моем столе, напоминая, что там могут оказаться острые кнопки, мелкие скрепки или таблетки от болей при менструациях. Ольга всегда с ним соглашалась.
А сегодня что случилось? В честь чего брат залез в мои вещи?
- Ты сдурел? - закричала я. - Быстро положи на место!
- Не ори. Он и кладет, - в дверях кухни появилась Ольга с полотенцем в руках. - Он случайно залез, ничего страшного. Он уже вернул все на место.
- Он вообще не должен лазить в мои вещи! Это мои вещи! - закричала я в лицо Ольге.
- Это не твои вещи. Твоего тут ничего нет, ты еще ни одной вещички не заработала, - спокойно парировала мачеха, - тебя тут кормят, поят и учат, чтобы ты стала человеком, в конце концов.
- Я уже сейчас человек!
Я кинулась в комнату и оттолкнула Валерку от стола. Тот заревел тягучим басом, зажал в руке несколько маркеров черного цвета - драгоценных контурных маркеров, которые я заказывала через интернет - и кинулся к Ольге.
Я за ним - схватила за руку и принялась разжимать пальцы, забирая маркеры.
Ольга заорала, веля прекратить сейчас же, оттолкнула меня, принялась утешать воющего Валерку.
- Урод! - в сердцах крикнула я.
- Ты сама уродка! Не получишь ничего на обед. Пусть тебя мать твоя кормит, коза драная! - выдала мачеха. - Иди в свою комнату и сиди там, чтобы я не слышала тебя!
После Ольгиных слов о том, что я сама уродка, меня враз попустило. Я отшатнулась от нее и ушла к себе, аккуратно закрыв дверь. Села на диван и уставилась на выдвинутые ящики своего стола.
Валерик попользовался не только карандашами и маркерами. Он умудрился залезть в профессиональную акварель, поковырялся там пальцами и перемешал цвета - залезал грязной кисточкой в желтую и красную баночки, и теперь верхний слой краски в них стал никуда не годным.
Не смертельно, конечно, можно привести в порядок. Только кто теперь даст гарантию, что брат снова не залезет в краски? У него есть свои, Ольга покупает ему, но тема моей комнаты для Валерки была страшно интересной. Здесь все ему казалось уникальным и необыкновенным, и любая мелочь привлекала внимание.
Все хотелось потрогать, во все залезть, а я не давала.
Но он все равно залез, ведь он же любимый сынок.
А я - страшная уродка, которую кормят за свои деньги.
Окружающий мир во мгновение ока стал чужим. Ничего у меня не было на самом деле: ни друзей, ни семьи, ни любимого парня. И никогда не будет - до той поры, пока я не уберу родимое пятно с щеки.
Я вытерла слезы и направилась к зеркалу. Долго смотрела на свое лицо, на проклятую отметину, уродующую меня, и пыталась прогнать из головы мысль о том, чтобы шагнуть с окна пятого этажа. Ведь на самом деле все еще можно исправить. Насобирать денег и сделать операцию, в конце концов.
И тут карта снова выскочила из моего кармана. Она словно напомнила о себе, потому что за всей этой дракой за маркеры я совсем забыла о находке.
Развернувшись ярким пятном, карта тихонько скрипнула - так скрипит старый картон, когда его пытаешься сложить. Я подняла ее, положила на стол и перевела взгляд на свои рисунки.
Господи!
Все выглядело так, будто и карту, и рисунки нарисовал один человек.
Оттенок красок, линии, черные силуэты ворон и даже черепа в правых верхних углах.
Все один к одному.
2.
Несколько месяцев назад мне приснился сон. Он был ярким и объемным, словно самая настоящая реальность. Мне снилось, будто я стояла на высоком холме и под моими ногами шелестели странного цвета травы. Они казались темно-сними, среди них попадались серые листья - но, в общем и целом, весь холм наливался мрачными цветами, а над головой тянулись низкие серые тучи.
Я чувствовала порывы ветра на щеках, влагу на ладонях и понимала, что вот-вот зарядит дождь.
Передо мной простиралась широкая равнина, поросшая все той же синей травой, а вдалеке поднималась скала с круглой башней. Темные камни башни отливали синим, черная остроконечная крыша пронзала угрюмые облака, а силуэты черных птиц, мелькавшие в воздухе, нагнетали мрачности на этот, и без того угрюмый, пейзаж.
Странный сон мне приснился тогда, и я его нарисовала, если только вообще можно нарисовать сон.
Я просидела над рисунком несколько зимних вечеров, тщательно подбирала краски, чтобы запечатлеть саму атмосферу Синей долины. Вороны, облака, башня. Тяжелая грусть и одиночество. Пустота.
Именно пустота - вот что поразило меня в этом сне. Кроме далеких птиц рядом со мной не было никого в моем сне, и я понимала, что в тех местах люди не живут. Откуда у меня родилось такое понимание - я не могла объяснить.
Как только картина была закончена - я повесила ее над столом и вечерами любовалась ей. Я была довольна своей работой, получилось то, что надо.
А через пару дней мне снова приснился сон. Тягучий, мрачный и настолько близкий, что проснувшись, я долго не могла прийти в себя. На этот раз я увидела заброшенный город - черно-синие развалины, заросшие все теми же синими травами. Пустые проемы окон, остатки стен, ползучие растения на камнях. Тучи над головой и хриплое карканье ворон.
Во сне я бродила по заброшенному городу, переступала через каменные пороги, продиралась через высокие колючие кусты с редкими серыми листьями.
Сон о разрушенном городе мне снился несколько раз, как навязчивое видение, как легкий призрачный кошмар. Вновь и вновь я то ли убегала от кого-то, то ли искала что-то, и за мои плечи и руки хватали колючие ветки странных кустов, а над головой до хрипоты надрывались черные птицы.
В конце концов, я нарисовала и заброшенный город. Сверху я зачем-то изобразила череп без нижней челюсти, с большими пустыми глазницами. Гладкий серый череп, который глазел на меня долгими зимними вечерами.
Иногда, сидя одна в своей комнате, я слушала музыку и смотрела на эти две картины. Они казались мне окном в какой-то далекий и странный мир. Я слишком ясно ощущала их реальность, я понимала, что привидевшийся мне мир на самом деле где-то существует.
Еще мне снился парень - но я его не запомнила. Сон был коротким и быстрым, и в памяти остались только облака, вороны и лицо в надвинутом капюшоне. Фигура парня на фоне огромной луны - вот все, что я могла вспомнить. Потому рисовать свой третий странный сон я не стала.
Да я и не верила в сны. Ведь на самом деле сны не имеют значения - так я тогда думала.
И вот, передо мной лежала загадочная карта Иоко, и череп в ее верхнем углу с потрясающей точностью походил на тот, что изобразила я. Такие же синие завитки трав по полям, такие же темные оттенки, и даже башня, что украшала левый нижний угол, в точности походила на ту, что изобразила я.
- Абалдеть можно, - пробормотала я и перевернула карту Иоко.
Бумага, на которой она была изображена, поражала своей тонкостью и крепостью. Шелковой лентой она прошелестела у меня под руками и послушно развернулась, показывая замысловатые буквы. Русский алфавит, но с завитками и прочими красивостями. Будто жуткая старина. Синие буквы, черные узоры.
Если желаешь выслушать совет Иоко, то карту следует расстелить ровно посередине стола, а сам стол поставить посередине комнаты. Дождаться полуночи, и когда полная луна заглянет в окно - произнести заклинание.
Так было написано в карте. И чуть ниже находилось само заклинание - небольшой стишок, в котором вовсе не имелось смысла. Так тогда показалось мне.
Еще карта велела зажечь четыре свечи - по одной на каждый угол стола. Я глянула на свой небольшой компьютерный столик и порадовалась, что в нем как раз имелось четыре угла - то есть он не был угловым.
Ладно, я могу вызвать колдуна Иоко. Даже прямо сегодня, потому что мне повезло - сегодня как раз полнолуние. И из моего окна всегда видно полную луну.
Это теперь я знаю, что карта сама нашла меня в нужное время, когда луна стала круглой, и портал оказался доступным. А тогда я ни о чем таком и не подозревала, лишь пожала плечами, перевернула карту и снова принялась ее рассматривать.
Мне нравилось в ней все: и четкие линии дорог, и синие горы, и темно-голубые моря и реки. Высокое синее дерево с раскидистыми ветвями, изображенное в самой середине. Под деревом находилось что-то, похожее на скважину для ключа, но сколько я не присматривалась - рассмотреть, что это, не выходило.
Сначала я не могла решить точно, воспользуюсь ли я картой, или просто оставлю себе, как красивый сувенир. Но когда вечером пришел отец, и мне пришлось выслушать нотации о вежливом обхождении с мачехой и младшим братом - я точно определилась, что хочу на самом деле.
Я хотела знать две вещи. Дружит ли со мной Игорь, или Кристинка права, и он только использует мои знания. И смогу лия вывести клятое родимое пятно.
Всего два вопроса - это не много, на самом деле.
Указания на карте предупреждали, что можно задавать только три вопроса. Четвертый вопрос окажется роковым.
Пока на карту светит луна, Иоко ответит на три твоих вопроса. Но если ты собьешься со счета и задашь четвертый вопрос - Иоко потребует плату за свои услуги. И тебе придется заплатить.
Это тоже было написано на обороте.
Ладно, это ведь не сложно, правильно? Считать до трех я умею, потому не собьюсь. В конце концов, у Наташи с моего подъезда все получилось, она не сбилась со счета, все сделала правильно. Иоко дал ей хороший совет.
Интересно, как выглядит колдун? Вдруг настолько страшно, что и глянуть на него будет невмоготу?
Или я услышу только его голос?
Я усмехнулась, свернула карту и сунула ее на полку между книг. Ночью разберемся - подумала я.
3.
Вечером Валерка разнылся из-за каких-то пустяков. Отказался доедать макароны с сыром, хотя обычно страшно обожал их. Ольга засуетилась с градусником, детским панадолом и теплым питьем. Пришедший с работы отец заглянул ко мне в комнату и попросил вымыть посуду.
В обычный день меня бы это не расстроило, я привыкла, что обо мне вспоминают только тогда, когда надо что-то сделать. Но в тот день все было наперекосяк.
Я пришлепала на кухню, глянула на сложенную в раковине гору посуды: Валеркины кружки с рисунками, терка в присохшем сыре, большой дуршлаг, сковородка и куча тарелок. Отлично, и вся эта возня досталась мне, потому что, видите ли, Ольге некогда, она стоит над Валериком и трясет градусником.
- Почему это я всегда должна мыть посуду? После обеда мыла я, и даже плиту отмыла. А сейчас на плите валяются макароны и у Ольги сбежало молоко, - проворчала я.
Отец, который все еще допивал свой вечерний крепкий чай, лишь пожал плечами.
- Валерка ваш сегодня залез в мой стол и испортил мои краски. А деньги на них присылала моя мама. Потому что когда я прошу тебя купить мне набор карандашей или бумаги, ты ворчишь, что зарплата через неделю, а у вашего Валерочки колготки порвались, и ему надо в первую очередь. Ты на меня почти не тратишь денег, если не считать еды и платы за квартиру. Почему это тогда ваш ребенок берет мои вещи, которые куплены не на твои деньги?
Мой голос звучал жестко. Я уперлась кулаками в бока и хмуро поглядывала на отцовскую макушку. Волосы у моего отца были такого же цвета, что и мои. Темно русые, с медным отливом, они завивались крутыми кольцами, и поэтому отец коротко стригся. Ну, а я свои локоны завязывала, обычно в хвост, чтобы не мешали.
- София, ты не права, - спокойно заговорил отец, - Валера еще маленький, он просто не понимает. А мелки и карандаши мы купим тебе, можем прямо завтра. Это не такие большие траты.
- Ты это Ольге своей скажи. Да, скажи, что завтра вечером пойдешь со мной по магазинам и купишь мне канцтовары. В спецмагазине для художников. Ее просто порвет. Она будет орать тут два часа, ты же знаешь. У нее всегда на тебя планы, ты же ее муж.
- Соф, прекрати. Мой посуду и иди спать. Мы стараемся для тебя, как можем. Любовь не измеряется в купленных карандашах и красках.
Дальше началась обычная лекция о том, что мы семья, и я не правильно отношусь к своему младшему брату, и он взял мои вещи без умысла. Он, типа, вырастет и однажды научится вести себя хорошо, и я сама в его возрасте точно так же залазила в бабушкины шкафы и бабушка меня за это не ругала.
Тут он был прав, я действительно обожала лазить в старом бабушкином шифоньере, где все так странно и приятно пахло, где стоял толстый черный ридикюль со старыми фотографиям, хранились наборы значков еще с Советского Союза, лежала коллекция мыла - бабушка обожала покупать про запас.
Меня за это никогда не ругали, мне разрешали проверять недра бабушкиного шифоньера. Но я-то не разрешала Валерке лазить у меня в столе! Вот в чем была разница!
Но папа этого не понимал.
Я сказала, что мыть посуду не буду, хлопнула дверью своей комнаты и закрыла замок. Я успела к этому времени принять душ, потому могла больше не выходить в общий коридор, разве что в туалет. Пусть сами разбираются со своим Валеркой.
Выключив свет, я легла в постель с телефоном, зашла в Контакт, на страницу Игоря. Просмотрела его фото на аватарке, хотя все они хранились у меня в компьютере, в специальной папке под паролем. Хотелось плакать, но слезы не текли. Просто тянулась внутри какая-то грустная паршивость, когда все теряло смысл и интерес, когда хотелось ничего не делать, ничем не заниматься, ни во что не вникать.
Кому я вообще нужна в этом мире? У отца есть Валерка, у Игоря есть Кристинка. У Ники Лесковой - ее большая веселая семья, в которой хоть и была напряженка с деньгами, но зато все стояли друг за друга горой. Попробуй обидь кого-нибудь из младших, Ника и ее брат Сашка, который был младше всего-то на полтора года, тут же летели на помощь.
Я всю жизнь была одна. Вернее, с восьми лет, с того периода, как умерла бабушка и я перешла жить к отцу. У отца к тому времени уже была Ольга, и я сразу почувствовала себя чужой в этой семье. Детей ведь не обманешь, дети всегда все чувствуют.
Я решила, что все-таки вызову Иоко. Что я теряю при этом? Ничего. Наоборот, получу ответы на свои вопросы и буду знать, что мне делать дальше.
Ночь стояла светлая, безоблачная, и поднявшаяся за окном луна казалась идеально круглой, большой и выпуклой. Она торжественно и грустно заглядывала в окно, и я, поднявшись, не удержалась, отдернула штору и распахнула оконную створку. Луна словно предупреждала о чем-то. Ее доверительный, добрый взгляд навевал неясную, смутную тревогу, заставляя отчаянно колотиться сердце.
Пора было начинать подготовку. К одиннадцати вечера в доме все затихло - перестала шуметь вода на кухне, умолк телевизор и только ходики в коридоре мерно тикали, отмеряя оставшееся до полуночи время.
Первым делом я переоделась. Если колдун в самом деле явится в комнату - в чем я очень сомневалась - мне не хотелось, чтобы он увидел меня в коротких пижамных шортах и стареньком топе. Я заправила постель, натянула джинсы, рубашку в красную клетку. Мельком глянула на стоявшие под шкафом любимые и изрядно потрепанные красные кеды конверс, которые я уже не носила, но выкинуть все не решалась. Ладно, не в тапочках же стоять, правильно? А в кедах всегда удобно.
Я, словно предчувствуя, чем закончится моя полуночная магия, зашнуровала конверсы и осторожно выдвинула на середину комнаты компьютерный стол, предварительно убрав с него монитор. Вот теперь можно зажигать свечи.