До сих пор помню тот день. Был конец ноября, пора, когда природа готовится уйти в зимнюю спячку, чтобы проснуться через пять долгих месяцев. Остатки желто-красных листьев еще висели пожухлыми лохмотьями на старых деревьях, а птицы уже улетели, спасаясь от ледяного дыхания зимы.
В тот день шел дождь, нудный и долгий. За весь следующий год я привык к таким дождям, потому что в этом краю вечной осени это было почти каждодневное явление... Но тогда, год назад, мое настроение было предельно подавленным. Решение отправиться в Зону, вокруг которой вился целый рой слухов, теперь не казалось таким уж взвешенным и правильным. Романтический ореол, который окружал всю нашу задумку, был развеян еще на КПП, развеян этим пронизывающим ветром и холодным дождем.
Мой брат, с которым я и добрался до этого гиблого места, который и подбил меня на это дело, выглядел моей полной противоположностью. Это место - суровые солдаты, враждебно глядевшие на чужаков, серые каменные стены, колючая проволока - давило на психику, подавляло своей гнетущей силой. Я мрачнел с каждой секундой. А он, напротив, с интересом оглядывался вокруг, отпускал свои обычные едкие шуточки и вообще не казался обеспокоенным.
Я помню тот день полностью, до мельчайших подробностей. Как мы приехали на ржавой попутке в небольшой поселок в пяти километрах от Периметра. Как повстречались с проводником, который обещал обо всем договориться. Как подозрительно глядели на нас немногие оставшиеся здесь жители, лица которых давно опухли от беспробудного пьянства - потому что больше здесь делать было нечего. Как шли через КПП, а солдаты делали вид, что ничего не замечают. Притом, что никто не давал гарантии, что один из этих обреченных на гниение здесь, на самом отдаленном блокпосте, не откроет огонь нам в спину.
Помню, как рвали колючку и заметали следы. Помню, как шлепнулись лицами в грязь, когда неподалеку протянулась пулеметная очередь. Помню первые глотки грязного воздуха по эту сторону Периметра. Первые шаги по этой земле. Первую аномалию. И как, ближе к вечеру, мы завалились в бар к Сидоровичу, где уставший от всего проводник сдал нас его ребятам.
Все это было. Ровно год назад, и с тех пор многое изменилось. Мой брат Алексей прибился к опытному сталкеру по имени Рой. Рой проникся к нему симпатией и взял под свое покровительство. Целые дни они пропадали в рейдах где-то в Центре, забредая на Юг все реже. Алексей постепенно отдалялся от меня, у нас с ним было все меньше и меньше общих интересов. Наши разговоры сводились к его восторженным монологам, когда он с огнем в глазах и фанатичной уверенностью рассказывал о своих планах - поиске каких-то артефактов, помощи науке и всему человечеству.
Для него Зона была чудом. Чудом, которое было даровано человечеству, и которым нужно было воспользоваться правильно, так, как и было задумано теми, кто подарил нам его. Что до меня, то я всего лишь считал это место средством для быстрого обогащения и обустройства собственной жизни. Я не думал о глобальном, я думал о себе. Своя рубаха ближе к телу, как говорится.
Я работал. Много и часто. Подряжался к любому, кто готов был платить. Не гнушался самой грязной работы. Я лазал в поля аномалий за редкими артефактами. Я уничтожал небольшие бандитские группировки, брал заказы на отдельных сталкеров, чистил тайники для тех, кто был слишком слаб духом, чтобы идти против мифического "сталкерского братства". Какое братство? На этой несчастной земле каждый был сам за себя, каждый защищал собственную шкуру. Слабые придумывали какие-то "законы", которые нельзя было нарушать. Такое, знаете ли, оправдание собственной трусости. Я же плевал на все их законы. Брался за все. Не можешь убить сталкера, который когда-то тебя выручил, а должником быть не хочется? Пожалуйста, я сделаю это за тебя, ты главное плати вовремя. Или тебя прельстил редкий артефакт, случайно замеченный в чужом тайнике? Попроси меня, и я принесу его тебе. За определенную плату, разумеется.
Я и сам не заметил, как стремительно изменился. Тихий и наивный маменькин сынок по имени Виктор исчез. На его место пришел наемник. Хладнокровный, лишенный какой-либо морали наемник по прозвищу Всадник. Так меня прозвали сталкеры, намекая на одного из четырех Всадников Апокалипсиса. Я не имел ничего против. Прозвище мне даже понравилось. Я действительно был Всадником. Вершил собственное правосудие, сеял собственные порядки. Меня стали бояться и уважать.
За этот год я побывал везде, где только можно, и где нельзя. Мой авторитет уважали везде. Если человек имел какую-то вещь, которую ему дал Всадник, он сразу поднимался выше в глазах окружающих. Новичок с рекомендацией Всадника никогда не стал бы ничьей "отмычкой". Мои же "отмычки" выживали редко, но если все-таки выживали, то вполне могли рассчитывать на отсутствие проблем с другими сталкерами в обозримом будущем.
Так все и было. Я чувствовал себя высшим существом, выше всех этих жалких мерзких людишек вокруг. Никто не был в силах мне помешать. И я был рад этому, совершенно забыв, что когда-то Зона казалась мне полным романтики местом, что когда-то старший брат привел меня сюда, руководствуясь только тем, чтобы иметь в Зоне родного человека.
Мы давно не виделись с Алексеем. Я не знал, где он, чем занимается и как относится к моему ремеслу. Да мне, собственно, было все равно. Наши дороги разошлись на обычной развилке, и я ничуть не жалел об этом. Каждый сам выбирает свой путь, в меру своих потребностей.
***
Ровно год назад я пришел в Зону. И тогда, и сейчас был грустный ноябрьский день. Ливень, низкие темные тучи над головой, ветер, играющий сухими листьями, которые попадали в аномалии и исчезали различными способами... Я закрыл глаза на мгновение и подумал, что ничего не изменилось. Уныние и депрессия - как тогда, так и сейчас. Какой-то ступор. В животе недовольно бурчит, а внутренности как будто зажаты в чьем-то железном кулаке.
Это Зона, братец.
Нечего разводить нюни и жалеть себя. Надо делать дело. На кону огромные деньги, которые я намерен получить.
Вчера вечером мне позвонили. Холодный бесстрастный голос, словно пропущенный через модулятор, сообщил мне, что есть новая цель. Сообщил, что дело несложное, не очень пыльное и хорошо оплачиваемое.
Мы обговорили все условия. Небольшая опушка в Волчьем лесу, пара километров к северу от Болот. Группа ученых с небольшим сопровождением. На вертолете. Новенький Ми-54, немного доработанный специально для аномальных условий Зоны. Ученые будут что-то замерять на этой опушке, используя какой-то редкий новый прибор. Суть в том, что опушку покинуть не должен никто. А прибор должен исчезнуть, чтобы появиться вновь в условленном месте для передачи посреднику. В моих руках. Дело - раз плюнуть.
Да, раз плюнуть. Да только раз плюнуть не получалось. Вечером, когда уже почти стемнело, я добрался до своего схрона на краю Ильинцов, оккупированных группировкой "Грех". И все это время меня грызло беспокойство, предчувствие чего-то плохого. Я переночевал в схроне и рано утром встал. Я взял свой чуть-чуть усовершенствованный "Винторез", приберегавшийся для особых дел, пару снаряженных магазинов, две аптечки и небольшой запас еды и воды. Сложив все припасы во вместительный рюкзак, я отправился в Волчий лес.
И вот, я сижу за кустами на краю опушки, закрыв глаза. Стрелка часов тянется к двенадцати, вертолет вот-вот появится с севера. Я открываю глаза и понимаю, что сегодня моей карьере суждено завершиться. Это - мое последнее дело. И не потому, что я устал, и не потому, что скопил уже достаточную для неплохой жизни сумму. Мне нравилось мое занятие, я получал от него спокойное удовольствие. Но сейчас начались тревожные симптомы. Депрессия, подавленное настроение и тревожное предчувствие. Все это значит, что пора завязывать. Последние жертвы. Последний груз. Последнее рандеву с представителем заказчика. Последнее вознаграждение. Последний марш-бросок по Зоне. И - домой.
Или туда, что можешь считать теперь своим домом. Путь обратно в семью мне был заказан. Да и не хотел я к родным. Возвращение к родным не поменяло бы ничего, даже при наличии кучи денег. Все тот же серый город, унылые будни, мерзкие лица вокруг. И множество нахлебников. Нет, это не по мне. Надо найти себе местечко получше. Уехать подальше, туда, где тебя никто не знает и не ткнет носом в собственное прошлое, как кота тыкают носом в кучку дерьма, положенного не там. Стать независимым. Начать новую жизнь, не обремененную заботами и отсутствием перспектив. Переродиться и стать другим человеком.
Я думал обо всем этом, вслушиваясь в окружавшую меня гармонию, надеясь заранее уловить любое ее нарушение, стрекотание лопастей вертолета, например. В такие моменты всегда норовишь рассеять концентрацию, притупить внимание. Долгое сидение на одном месте практически без движения никогда не вдохновляет. Однако я уже научился не расслабляться во время заданий, быть предельно внимательным. Это несложно. Хорошо мотивировав себя, ты костьми ляжешь, а задание не провалишь. Возможно, именно из-за своей концентрации я все еще топчу эту загрязненную землю и дышу этим тяжелым воздухом.
Пилот оказался пунктуален - мои часы показали двенадцать как раз тогда, когда вертолет пошел на снижение. Высокая трава колыхалась под потоками ветра, создаваемыми винтами. Я устроился поудобней. Мои противники пока не должны были меня видеть, в то время как я должен быть видеть все, что происходило на поляне. Вертолет сел, винт с затухающим шумом остановился. Двери открылись, и из железной птицы по очереди выпрыгнули пятеро ученых в спецкостюмах последней модели. За ними выбрались пилот и четверо вооруженных какими-то заграничного производства винтовками охранников. Пилот стал что-то проверять под днищем вертолета, а охранники рассредоточились по поляне. Ученые, в своих зеленых костюмах почти сливавшиеся с окружающей средой, достали из вертолета длинный узкий ящик серого цвета. Один из них, видимо, самый главный в группе, вскрыл ящик и начал доставать из него различные детали прибора. Я заметил серо-стальной кубический корпус, какие-то мелкие примочки, похожую на раскрытый зонт антенну. Весила вся эта конструкция никак не меньше двадцати пяти килограмм, и не было сомнений, что это именно искомый прибор, который мне предстояло тащить несколько километров до точки встречи.
Я решил, что пора действовать. Один из охранников был слишком близок ко мне. Это и было его последней ошибкой. Выпрыгнув из-за кустов, я схватил его голову и перерезал горло ножом. Хлынула кровь, и охранник обмяк. Я бросил его за кустами, а сам отошел назад, где меня не было видно. Вскинув "Винторез", я прильнул к оптическому прицелу и снял еще одного охранника. Тихий выстрел, мягкий, едва заметный, толчок в плечо. Минус два. За год я хорошо наловчился.
Тело второго охранника я прятать не стал - пустая трата времени. Я выбрался из кустов, меня по-прежнему никто не видел: ученые возились с аппаратом, пилот копался в чреве вертолета. Еще один выстрел - и пилот уже беззвучно лежит под своим вертолетом. Тут меня, наконец, заметили - один из ученых громко вскрикнул, заметив смерть пилота. Оба охранника бросились ко мне, на бегу вскидывая винтовки. Две коротких очереди - и охранники перестали быть помехой. Я неторопливо сменил магазин. Пятеро ученых застыли вокруг своего прибора, переводя взгляд с мертвых тел на меня и обратно. Один из них некоторое время смотрел, не отрываясь, на меня, а потом опустил голову. Я не видел его лица за стеклом шлема, и мне почему-то стало неуютно от этого взгляда.
Дальше все происходило, как в замедленной съемке. Вот я медленно поднимаю винтовку, ученые перестают глазеть по сторонам и смотрят только на меня. Черт, я чувствую себя энкавэдэшником, расстреливающим группу "врагов народа". Но не могу уже остановиться. Пальцы сами делают свое дело, и "Винторез" изрыгает пламя. Ученые падают карикатурно, не сразу, а по очереди, как куклы, смешно размахивая руками.
Я подошел к ним. Добить. Никто не шевелится, кроме одного. Тот самый, что смотрел на меня. Пули всего лишь перебили его плечо, не нанеся особого вреда. Я вскидываю винтовку, но вдруг у меня появилось желание увидеть его лицо. Я приподнимаю стекло его шлема и кричу. Кричу от неожиданности и ужаса.
Знакомое с детства лицо. Карие глаза, жмурятся от солнца. Густые темные брови, темно-русые волосы, высокий лоб. Нос шнобелем, тонкие губы. И шрам под левым глазом. Это он. Мой брат Алексей. Алеша. Леха.
- Это ты, - прохрипел он. - Здравствуй, брат. Слыхал я про твои подвиги. Молодец, ничего не скажешь. Добился своего. Денег заработал. Неважно, каким способом, главное - результат. Молодец, брат. Мать бы тобой гордилась...
Он улыбнулся. А я не знал, что на это ответить.
- Ну что, убьешь меня? - продолжал он. - Убивай. Потом возьмешь прибор и отнесешь его заказчику. И получишь денежку. "И на эти деньги купил себе колоду крапленых карт", - вдруг пропел он. - А помнишь, тебе было шесть лет, и ты боялся выйти во двор? Боялся, потому что там тусовалась кучка больших ребят, которые отбирали у малышей деньги, данные родителями на мороженое. И я вышел вместо тебя. Меня жестоко побили, зато ты остался невредим. А помнишь еще, мы рыбачили на озере на резиновой лодке, и лодка вдруг начала спускать - прохудилась, видимо. Ты запаниковал, потому что плавать не умел. Я тоже не очень-то умел, но тащил тебя на себе до берега два километра. А еще, когда отец умер - я тебе стал вместо него. И вот, мы здесь. Я лежу весь в крови, вокруг трупы - и мой младший брат собирается меня убить. Давай, Витя. Дерзай.
Я отшатнулся. Бросил винтовку. И побежал от этой поляны, куда глаза глядят. Там остался истекать кровью Алексей, а я бежал и бежал, и горячие слезы струились по моим щекам. И в этот момент мне показались такими смехотворными мои успехи, а моя работа - такой позорной. Я бежал и бежал. Сейчас я покину Зону самым коротким путем. Тут недалеко болото. И бегу я прямиком туда. Может, и добегу, а может, нарвусь на аномалию. Или на мутанта, или на бандитов. Мне уже все равно. Бежать, бежать - до самого конца. Чтобы поставить точку.