И снова зашумит тайга
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Какой чёрт дёрнул Мокрое Ухо -- для друзей просто Муха -- из клана Огнелапых пойти учиться на факультет международных отношений, никто в семье молодого рыселюда не понимал и понимать не хотел. Нет, ну, в самом деле, где ж это видано: прадед служил в полку горных егерей на Кевском хребте, дед водил в атаку стрелковый полк в Великой Войне, отец -- ныне полковник в отставке -- командовал одним из спецподразделений Имперской армии, старшие братья тоже продолжили семейную традицию и теперь успешно несли службу в различных горячих точках мира, покрывая славой Империю, свою семью и себя... И один только Муха, которому с детства прочили большое военное будущее, решил не брать в лапы оружие.
Не то, чтобы члены мухиного клана не сознавали, что дипломатическая миссия может оказаться почище иной военной операции - ни в коем случае. Просто они считали, что пуля, мягко говоря, честнее подковерных игрищ, интриг и провокаций. И это несмотря на то, что рыселюды издревле слыли не только замечательными охотниками, но и отличными дипломатами.
Семейные традиции, что поделаешь.
Кстати, у искомого чёрта, который дёрнул Муху свернуть на скользкий путь болтологии, была прелестная переливчатая шерстка редкого окраса, красивые глаза и совершенная фигура. Звали её... А, в прочем, какая разница, как её звали? Достаточно сказать, что Муха влюбился по уши. И, когда узнал, что она собралась поступать в Тартарский государственный университет на международника, рванул за ней, не разбирая дороги.
Рвануть-то рванул. Да вот, она его бросила на первом курсе. Стимул оставаться в Замарайске пропал. Но уходить из Университета, убегая от жизненных неурядиц и тоски, Мухе было уже нельзя.
Его решение пойти в дипломаты, в клане хоть и не поняли, но приняли. А вот, начни Муха метаться туда-сюда, как кое-чего в проруби, вот тогда бы ему точно поставили на вид то, что он не способен принимать решения и отвечать за последствия. И обязательно на общем собрании клана. Отоварили бы, как котенка какого.
Сия перспектива Мокрое Ухо не прельщала, потому, скрепя сердце, он принялся за учебу.
Учили серьёзно. От языков пухла голова, всевозможные этикеты и обычаи заполоняли разум по самое не могу. Примерно к концу первого семестра Муха обнаружил, что регулярные пьянки с одногруппниками помогают расслабиться. Особенно, если завалиться в кабак вместо пар. Правда, тут же обнажилась проблема. Расслабленный мозг не очень быстро хотел приходить в собранное состояние и брать контроль над духом и телом на утро после посиделок в ночь с четверга на понедельник.
В итоге, к концу учебного года мухина успеваемость конкретно просела. И, если бы не крепкая дружба с соседями по комнате, он имел все шансы с треском вылететь из Университета.
Первым был гамаюн Сашка Серохвост, который учился - кто бы мог подумать! - на археолога. Нет, все, в принципе, знали, как гамаюны проводят свои "раскопки" и "исторические исследования". Слетают туда-сюда на пятьсот лет назад, сопрут чего-нить блестящее, и вот она - находка века! Великая Бряцалка!
Так думалось Мухе.
Сашка оказался хорошим товарищем и очень полезным соратником. Он неоднократно доставал опохмел на утро, утверждая, что спёр его со вчерашней пьянки, всегда был в курсе предстоящих проверок в общаге. Потому комната друзей всегда была в порядке и хорошо проветрена от перегара. Кроме того молодой гамаюн обладал весьма широким кругозором -- назвать его ботаником ни у кого не поворачивался язык -- и регулярно помогал Мухе с подготовкой к экзаменам и различным зачетам. Правда, на просьбы Уха посмотреть, какой билет попадется на экзамене завтра, отмалчивался.
И вообще о своем прошлом и будущем особо не распространялся. Как и все представители его рода, в разговорах на личные темы он был хорошим молчаливым слушателем. И только.
Если же Муха или Сашка -- мало ли что бывает! -- заваливали экзамены, в дело вступал третий сосед. Им был приехавший с далекого южного континента нгояма Дунга. Говорил он редко, мало, по существу. Обычно только выразительно мычал. При этом обладал весьма неплохими навыками в решении вопросов о пересмотре экзаменационных оценок. Как у него получалось -- уму непостижимо.
Муха же по-дружески делился историями и книгами таёжных и горных кланов рыселюдов с любопытным Сашкой, а Дунгу учил премудростям выживания в местной чащобе. Потому как в леса того тянуло нестерпимо, и узнать о здешних кущах хотелось побольше. Вдруг удастся свалить.
Так и жили. Обычной студенческой жизнью.
***
Из дневника капитана.
"... чего мне стоило смолчать и не вызывать на дуэль майора? Стоило это чести, стоило... Да, что уж там. Много здесь об этом писано, много передумано. Много... Бог им судья.
Немного о новом месте службы.
Вокруг горы и леса. Зимой связи с миром нет -- перевалы засыпает снегом так, что не пробраться. Потому провизию...."
***
Однажды, будучи студентом третьего курса, в самом начале семестра Муха сидел в перерыве между парами, прислонившись спиной к большому вазону с пальмой в фойе главного корпуса, и, блаженно прикрыв глаза, потягивал из крышечки от термоса заваренный в общаге травяной настой.
Горячее питье успокаивало и придавало сил для дальнейших сражений на ниве учебы.
Он уже совсем было словил просветление, как от турникетов проходной (наряду с мордоворотами охраны, пережиток старых времен, когда все боялись всех) послышались громогласные ругательства. Заинтересовавшись, Муха, тем не менее, глаз не открыл, но уши навострил. Короткие "уходите" и "не пущу" охранника перебивались на полуслове раскатистыми тирадами, из которых молодой рыселюд уяснил, что некоего гостя, который двадцать лет жизни отдал Университету теперь в оный Университет не пускают, видите ли, потому, что его пропуск устарел, а он-таки не сможет взять новый, пока не пройдёт через проходную, через которую некоторые тупоголовые животные с собачьими рожами никого пускать не хотят, а его в деканате ждут. Триста тридцатая аудитория, прямо, налево, вверх по лестнице, направо -- там ему выдадут пропуск. В общем, его надо пустить, иначе он покажет кому-то, потому что завтра пары, потому что больше некому рассказывать студентам про рыболюдей в этом гребаном университете.
Вот, оно что, подумалось Мухе, новый препод, о котором все судачили уже месяц. Он открыл глаза, встал и двинулся к вертушке.
Около проходной уже сгрудилась толпа зевак. Они недоуменно взирали на происходящее. У входа стоял незнакомец, больше похожий габаритами на слона, чем на человека. Из распахнутой дохи выпирало громадное пузо, красное с мороза лицо все сильнее багровело, но теперь уже от гнева, большущий нос терялся в усах, а растрепанная борода, нависая на маленьким охранником, выпускала на свет божий ругательства, просьбы и требования.
--
Да для того ли я в снегу, как в дерьме по самые уши со своей заимки два дня до дороги добирался, а потом еще неделю мчался на перекладных через несколько часовых и погодных поясов, чтобы меня какой-то...
Ничего не помогало. Песьеголовец, видимо, обидевшись на "собачью рожу", и соблюдая приказ начальства, закусил удила. Он всякий раз начинал угрожающе рычать в ответ на попытки громадины пройти через проходную в наглую. Звериный оскал слегка успокаивал бородатого, но ненадолго. Через несколько секунд всё начиналось с начала: ругань, попытки договориться, прорваться, отступление -- и так по кругу.
В итоге бородач в сердцах плюнул и вышел на улицу. Муха, метнувшись в гардероб за курткой, быстро двинулся следом и, догнав бородатого, поздоровался.
--
Приветствую. Меня зовут Мокрое Ухо из клана Огнелапых, если я всё правильно понял, ваш будущий студент.
Бородач, обернувшись, окинул новоявленного ученика изучающим взглядом, а затем спросил:
--
С чего вы взяли?
--
Ну, вы упоминали про рыболюдей, а у нас в прошлом семестре уехал специаилст по этому направлению из универа. К тому же, пары у меня завтра. Как раз по теме.
--
Хм, -- незнакомец задумчиво погладил бороду. -- Что ж, вероятно, вы действительно правы. Меня зовут Михайлов Сидор Петрович. Приятно познакомиться.
С этими словами Сидор Петрович протянул свою широченную ладонь, которую Муха тут же пожал.
--
Так, и чем же вы можете мне помочь, господин студент? - поинтересовался преподаватель.
--
Очень просто. Я знаю, как вам попасть внутрь.
--
И как?
--
Пойдемте через столовую. Там никогда охраны нет.
Михайлов рассмеялся:
--
Ничерта не меняется! Что за страна? - он хлопнул рыселюда по плечу свое лапищей так, что тот еле устоял на ногах. - Пошли, студент. Заодно расскажешь, чем вы тут нынче дышите.
С этими словами он взял курс на столовую.
--
Нам не туда. Столовая недавно переехала, - заметил Муха, указывая лапой в другую сторону.
--
Мда? Похоже, что-то всё же меняется, - хмыкнул бородач. - Ну, веди тогда, что ли.
И Муха повел. Внутри преподаватель заявил, что дальше справится сам, но благодарен студенту за помощь и припомнит ему это на завтрашней контрольной работе по истории подводных кругосветок.
--
Какая такая контрольная? - удивился рыселюд. - У нас же только перв....
Сидор Петрович картинно схватился за голову и запричитал:
--
Ай-яй-яй, дурья моя башка! Что ж я сделал-то! Испортил элемент внезапности входного контроля! Ай-яй-яй! Позор мне!..
Михайлов замолчал, хмыкнул в бороду, потому вдруг резко развернулся и удалился, напевая себе под нос.
***
Из дневника капитана.
"... никогда до того не видел живых каторжных. Никто отсюда не возвращается. И то правда -- убежать сложно, а сроки пребывания -- только пожизненные.
Вспомнил о побегах я не просто так. В прошлом месяце бежал один. Нашли через три месяца верстах в десяти отсюда. Он лежал крестом, раскинув руки и ноги по сторонам Света и улыбался.
Мертвый.
Сошел с ума....."
***
--
Муха! Муха, чтоб тебя! Просыпайся, придурок!
Муху трясли за плечо, пытались щекотать, стягивать одеяло. Он только вяло отмахивался и ни в какую не хотел открывать глаза. Настойчивый голос продолжал.
--
У тебя будильник уже два раза звенел, а ты дрыхнешь, котяра, вставай давай -- тебе на пары топать.
В ответ Муха что-то нечленораздельно мяукнул сквозь сон и накрыл голову подушкой.
Голова болела нестерпимо.
--
Не хочешь вставать? Ну, хорошо. Спи.
И тут на Муху обрушилось небо.
На самом деле на него всего лишь вылили кружку ледяной воды. От неожиданности он подскочил, издав громкий вопль, рванулся с кровати, в полете перегруппировавшись и выпусти когти, чтобы покромсать обидчика на куски, но споткнулся о свои же берцы и кубарем покатился под стол.
От резких движений голове лучше не стало.
--
Эх, ты, алкашня! - сказал мучитель, которым оказался Сашка.
Когда Муха кинулся рвать его на части, гамаюн, увернувшись, вспорхнул на подоконник и теперь наблюдал за тихо постанывающим по столом соседом по комнате со стратегически более выгодной позиции и ворчал:
--
Некогда мне с вами тут возиться, пиво как всегда в холодильнике. Все не лакай -- Дунге оставь. Он тоже проснётся -- болеть будет. Тебе блюдечко поставить, котик? - съехидничал он.
--
Блин, вали уже по своим делам, петушара! - буркнул Муха из под стола.
--
Ха, - хохотнул Сашка, - вот подсыплю тебе в следующий раз в опохмел пургену, будешь знать, как обзываться. Кстати, ты выяснил, кто у вас "Водные этносы" будет вести?
--
Ага.... Я вчера с ним познакомился. Михайлов, Сидор Петрович. - в голову опять ударило, Муха сморщился. - Говорит, раньше в Университете работал, щас вот опять вернулся... А чо?
--
Да, ничо, так, любопытно. Ладно, давай, лечись, мохнатый. Я полетел.
С этими словами гамаюн вышел в окно.
Зевающий Муха, с завистью поглядывая на сладко храпевшего -- поднятый соседями по комнате шум никак не повлиял на его сон -- Дунгу, достал пиво из холодильника. Всё-таки, спасибо пернатому. Неизменно выручает. Надо бы вечером извиниться за "петушару". Хотя, ну его. Сам не лучше. Ишь ты, блюдечко он поставить предложил. Да, за кого... Ладно. Пофиг. Действительно, нечего было вчера нажираться с Дунгой. А какой, бишь, повод-то был?.. Ах, ну, да. Простой студенческий праздник "Каждый день".
Ох, какое пиво-то холодное...
Через полтора часа студент Мокрое Ухо пытался прилежно писать лекцию доцента Михайлова.
--
... правила этикета, конечно, надо. Причем, нужно помнить что эти правила, хоть и во многом схожие, разные у морских, речных и озерных жителей. Обо всех этих особенностях я вам расскажу обязательно позднее, но запомните, что хороший жирный мотыль на столе во время приема -- в любом случае выигрышная карта, которую нельзя не использовать...
Дело клеилось плохо. Было интересно, но студент безбожно клевал носом, то и дело проваливаясь в дрёму. В перерыве после полупары Муха вышел в туалет умыться, где его и поймал Сашка.
--
Мохнатый, блин, ты чего не смски не отвечаешь? - сосед выглядел взволнованным.
--
Да, я ж звук выключил...
--
Ладно, - перебил друга Серохвост, - руки в ноги и валим со мной. Дело -- пипец, важное.
--
Выкладывай щас, - зевнул Муха.
--
Ну, ты чего, блин: важные дела и преподов в универских сортирах не обсуждают! Тут кто угодно может услышать. Пошли Имперский парк, там потрындим.
Мухе оставалось только согласиться.
Парк, в котором администрация круглогодично поддерживала температуру порядком выше нуля, был непривычно пустынен. Обычно в такое время по беговым дорожкам носились стайки студенток с журфака, но не в этот раз. Семестр только начинался -- их, видимо, отпустили с пары. Муха погоревал на эту тему, да, и успокоился. Его пернатый друг, казалось, вообще ничего не заметил.
Усевшись на фундамент осветительной опоры -- парк соседствовал со спорткомплексом -- Муха выжидательно уставился на соседа:
--
Ну? - спросил он. - Чего хотел?
Сашка посмотрел внимательно на друга и осторожно начал:
--
Выкладывай всё, что ты знаешь о своем новом преподе.
Муха знал немного. Внешность, обстоятельства их знакомства и почерпнутые из них сведения о бурном нраве, фамилию, имя, отчество. Ну, что еще? Специализацию, да. И что он раньше работал в Университете.
Всё, пожалуй.
Гамаюн выслушал, кивая. После чего достал из сумки фотографию и показал рыселюду:
--
Похож?
С фото на Муху глядел незнакомый человек средних лет. С первого взгляда на Михайлова не похожий совершенно, хотя....
--
Вот, если добавить десяток килограмм, бороду, взлохматить волосы и вот тут пару морщин... Слушай. Он. Только у тебя на фотке помоложе будет. Где фотку надыбал?
--
В библиотеке. В Большой Книге Памяти Университета.
--
Где?!....
Сказать, что Мокрое Ухо был удивлен, значило не сказать ничего.
Во время Великой Войны студенты уходили на фронт целыми факультетами. Тартария посылала эшелон за эшелоном в горнило битвы, а обратно получала мешки похоронок. Одна из студенток, работавшая тогда на почте, начала выписывать в тетрадку знакомые имена. По окончании войны она передала свои записки, которые включали в себя к тому времени уже далеко не одну тетрадь, Университету.
Начальство задумалось, что с этим всем делать. Вынесли на всеобщее осмысление. На следующий день к ректору пришел на прием тогдашний завкаф "Истории странных веков" и предложил идею. Силами своей кафедры он брался отследить студентов, выпускников и работников Университета, которые погибли, выполняя свой долг, будь то долг перед Родиной, наукой или обществом.
Идею поддержали.
Работа была проделана титаническая, заняла не один год. Но всё было выполнено в лучшем виде. По результатам этого обширного исследования был сделан ряд важных научных открытий, а нескольких студентов и пару преподавателей представили к Кресту Героя посмертно. На выходе получился массивный том, в котором, начиная с первых лет существования Университета, были записаны имена, годы жизни, обстоятельства смерти существ, тесно с ним связанных. Такой-то такой-то, родился, учился, работал, погиб в полярной экспедиции. Этот ушел на фронт, погиб, спасая командира. А вон тот вынес из пожара девятерых, пошел еще за одним и не дошел.
Фото прилагались.
В этой книге значился и к. всев. наук, доцент Михайлов Сидор Петрович.
--
... расстался с жизнью в этнографической экспедиции по таежным озерам восточных регионов Империи двадцать лет назад, - закончил гамаюн.
--
Обалдеть, - присвистнул ошарашенный Муха.
--
Угу, - кивнул Сашка. - Такие вот дела. Но это всё фигня. Дальше -- больше.
--
Жги.
На бетонный фундамент легла еще одна фотография: человек, похожий на мухиного преподавателя, и гамаюн, похожий на Сашку, пили коньяк на чьей-то кухне.
--
Это он с моим отцом, - продолжил пернатый. - Они, судя по всему, неплохо знали друг друга.
Гамаюны, разгадавшие сотни и тысячи тайн истории, не могли увидеть ничего, что касалось бы любого представителя их расы и этноса в целом. Ни прошлого, ни будущего. Только настоящее. Сложная ситуация складывалась и с их особо близкими друзьями-товарищами, которым не случилось родиться Птицелюдами Вещими (научное название гамаюнов). Хорошо, что Муха этого не знал, иначе был вновь задался вопросом, откуда у его друга всегда пиво на утро в холодильнике и откуда информация о грядущих проверках.
Случись такое, и спроси это Муха вслух, оказалось бы, что Сашка просто запаслив и подружился с комендой.
Итак, гамаюны могли знать всё обо всех, но так толком и не поняли, откуда пошли и куда движутся сами.
Потому в Книге Памяти их было мало. Несправедливо. Но что в этом мире справедливо? Потому труд обычного историка и археолога, который в пыли архивов и песках раскопок добывает крупицы информации, среди гамаюнов по-прежнему ценился.
И потому выросший в детдоме Сашка родителей своих не помнил и ничего о них не знал. Всё, что от них осталось -- только несколько фотографий, как предполагалось, отца, что лежали в корзинке с яйцом, из которого потом и вылупился будущий студент.
Одну из этих фотографий студент и показал другу. Муха, перевернул карточку и вслух прочел надпись на обороте:
--
"С Михаловым С. П.. Пьем-с." - он помолчал, а потом спросил. - Слушай, Саня, а чего ты мне раньше их не показывал?
--
Мух, ты только не обижайся, но это личное... - гамаюн смущенно глядел в землю. - Было... Я хотел сам во всем разобраться, но...
--
... но ты понял, что облом?
--
Ага.
--
Ага, - надулся Муха, - ну, ты даешь. Ну, чего ты молчал-то?
--
Да, ты особо и не спрашивал. Ну, а когда спрашивал, я был....
Санёк темнил. Мохнатый сделал вид, что не обратил внимания, ведь все давно привыкли: такова гамаюнская природа, ничего не попишешь.
--
Ладно, забей, - прервал друга Муха. - Вот что мне скажи, как ты вообще связал какого-то непонятного типа с фотографии с моим преподом?
--
Да, как-то в мозгу что-то щелкнуло. Не знаю. - Гамаюн замялся. - Слушай, не могу объяснить. Я уже давно всё про Михайлова изучил, кстати, он действительно спец по рыболюдям. А тут, как ты сказал, что вас новый препод, то прям в заднице чего-то взыграло, не знаю. Печенкой почуял -- что-то тут нечисто.... А увидеть про него я ничего не могу.
--
Почему?
--
Да, хрен его знает....
И тут до рыселюда дошло:
--
Слушай, - начал он, - а как мертвый препод работает в Университете?
Сашка улыбнулся:
--
Допёрло, наконец? Я всё ждал, когда ты спросишь.
--
Почему?
--
Потому что уже двадцать лет, как в гробу, идиот. Не может его быть в Университете. По определению.
--
Но я же был на паре вот тол... - недоверчиво начал Муха.
--
Пары не было, - отрезал гамаюн. - Ты спал в пустой аудитории. Я хотел выцепить тебя на поболтать, но она оказалась запертой изнутри. Потом ты открыл её и пошел освежиться.
--
Но ведь я же....
--
Не было там кроме тебя никого. Точно говорю.
--
А расписание? А новый препод?
--
Расписание есть. Но ваш новый препод приедет только через неделю, я узнавал сегодня. Об этом вам должен был рассказать куратор на собрании, которое...
--
...во время которого я вчера пил с Дунгой, - закончил рыселюд.
Гамаюн кивнул. Муха, почесал за ухом:
--
Но все равно не клеится. Ведь, когда он срался с охранником, гвалт стоял дичайший. Его целая толпа народу там видела.
Гамаюн задумался.
--
Мда, не сходится... А знаешь что, мохнатый, двинем-ка потрындим с охранцем тем. Может, чо скажет?
--
Двинем, - кивнул Муха.
Из дневника капитана.
"... старые отчеты.
Никого не завалило насмерть в каменоломнях, не было убийств. Не то, чтобы обвалов, драк и других несчастных случаев не бывало. Были. Убитых не было.
Вчера скончался один старик. По документам ему было 120 лет. Я бы ни за что не поверил, если бы не паспорт, сохранившийся в архиве. Он просидел здесь 70 лет за убийство.
Подумать только! Батюшка мой пешком под стол бегал, когда этот старый хрен сюда сел!
Меня терзают мысли, сколько лет ему было отмерено на воле, если вдыхая каждый день пыль рудников.... "
Разговора с песьеголовцем не получилось: охранники сказали, что утром он сменился и ушел домой. Но они вспомнили: да, пёс рассказывал что-то о бородатом толстяке, который пытался пройти через вертушку без пропуска. Подробностей они не знали. На просьбу показать видеозапись сотрудники сначала послали студентов куда подальше. Но вопрос решился как всегда -- бирюзовой бумажкой с числом "1000".
Через четверть часа друзья уже смотрели на сашкином планшете, как толпа студентов с удивление взирала на бесновавшегося у пустой проходной песьеголовца. Муха показал в угол картинки:
--
Гляди, это я, - кивнул он Сашке,- ничего не замечаешь?
--
Неа.
--
Зацени, мы с охранником пялимся в одно и то же место в пустоте. То есть, мы всё же что-то видим.
Гамаюн хмыкнул.
--
Не, ну а чего мы тогда удивляемся? Вы же с псами вечно видите всяких мертвяков, вот и сейчас...
Действительно, рыселюды и песьеголовцы видели порой всякое. Проблема заключалась в том, что то были совсем не мертвецы. Любой дурак знал, что "призраки", "полтергейст" или все такие прочие явления имели вполне логичные объяснения. Обычно два. В первом и самом частом случае, всё оказывалось чьей-то проделкой. Во втором... Во втором случае фантом являлся чьим-то концентрированной страданием. Чьим-то ярким болезненным воспоминанием. Проекцией чьей-то памяти, чьей-то потери на материальный мир.
Муха не любил второй тип категорически. От них веяло жуткой депрессией и непересыхающими слезами. Кроме того, с фантомами невозможно было говорить. А уж пожать руку нематериальному созданию было бы и того сложнее.
А ходячий мертвец -- персонаж сказочный.
--
И потом, - продолжил объяснения Муха, - с живым существом спутать фантом даже издалека нереально. И уж тем более, ни я, ни пёс, не могли совершить одну ошибку вместе. Ну, никак. Значит....
--
Значит, кто-то вас хорошо надул, господа!
Друзья вздрогнули от неожиданности. Обернуться и посмотреть, на того, кому принадлежал голос, внезапно раздавшийся за спины, они не успели.