Книги горят. Солдаты приносят новые.
Дом стоит на холме поодаль.
Солдат потянул себе спину.
Ночь, нахмурив густые брови,
От костра до него доносит
Гул монахов и  запах дыма.
Голос монаха устремляется в небо,
Но книги не слышат слов,
Они здесь на земле,
Тлеют, теплеют,
А пламя подкрадется с неслышным зовом,
Монах отвернется, отвлекшись,
На солдата, что уже подходит,
Не глядя оступится, рухнет
Прямо в огонь,
Закричит, как 500 петухов,
Хватая пространство, ища свои руки,
И хоть пламя уже охватило локти,
Всё равно попытается встать.
Другие монахи,
Отпрыгнув от огня, что взметнулся так резко,
Друг на друга бросают тревожные взгляды,
Но быстро поняв,
Что это стоявший рядом,
Что это не тот, кто главнее всех,
Не тот, что со свитком
Из дубленой телячьей кожи,
С золотым по краям окаймлением,
А рядом стоявший, отойдут осторожно
Подальше, чтобы больше огонь не тревожить,
Чтобы упавший, пытаясь ползти, не задел их,
Осеняя себя крестами,
Шепчут, сбившись в кружок.
Отблеск краешка свитка
Едва не ослепит солдата,
И он, бросив
наземь стопку
Тщательно связанных книг,
Выхватит с пояса дагу,
Подбежит со спины к монаху,
Забыв про всех остальных,
Но другой из монахов,
Толстенный, как бочка вина,
Случайно оборотившись,
Заденет солдата локтем,
Удивится и выбьет дагу,
И монахи солдата обступят,
Восклицая свои приговоры.
А с холма идёт новый солдат,
Глаза щурит
На скопище,
Без интереса,
И даже взлетевший столб пламени
Его не тревожит,
Ему обещали девушку,
Худую брюнетку-марранку,
Что привязана
Около дома к столбу,
И он ждёт её,
Ничто не займёт его взгляд,
Даже то как горят
Эти книги. Книги горят.