"Возвращение" Бессмертного в мир живых всегда сопровождается болью. Не стал исключением и этот раз. Пока резкая, всеобъемлющая боль растекалась по телу, Дункан, судорожно втягивающий в себя воздух, пытался сообразить, что с ним случилось. Последним воспоминанием стал момент, когда Саймон метнул в него нож. Осознав это, Дункан резко распахнул глаза. Оглядевшись по сторонам, он увидел, что лежит на кровати в своей комнате, а Саймон сидит в кресле, специально поставленном неподалёку от него, и внимательно смотрит на Дункана.
Резко подскочив, Дункан попытался встать с постели, однако в тот же момент почувствовал резкий рывок: что-то крепко держало его, не позволяя подняться. Опустив голову, горец увидел, что он очень аккуратно, однако чрезвычайно крепко привязан к кровати. Запястья его рук были тщательно обмотаны тканью, предохранявшей запястья шотландца от повреждений, а поверх неё крепились прочные верёвки. Точно также к столбикам кровати были привязаны и его ноги. Внимательно изучив узлы, Дункан понял, что самостоятельно он освободиться не сможет.
Осознав то положение, в котором он оказался, Дункан медленно поднял голову и в упор посмотрел на всё так же тихо и неподвижно сидевшего в кресле и по-прежнему молчавшего Саймона.
- Что это такое? - сдерживая гнев, специально негромко поинтересовался Дункан, встряхнув привязанной рукой.
- Это - гарантия того, что ты не наделаешь глупостей, - в тон Дункану тихо ответил Саймон. - Насколько я понял, здравые доводы на тебя не подействуют. А потому мне пришлось прибегнуть к тому средству, которое я сам счёл подходящим. В той ситуации, которая сейчас складывается, только таким образом я смогу быть твёрдо уверен в том, что выполню просьбу своего Учителя и сохраню жизнь его неразумному другу.
Помолчав пару мгновений, Саймон глубоко вздохнул и продолжил:
- Я заранее прошу у тебя прощения за все те неловкости, которые могут быть в дальнейшем, однако до тех пор, пока Алекс не вернётся, ты будешь привязан к этой кровати. Я буду ухаживать за тобой так хорошо, как не каждая мать заботится о своём ребёнке, однако никогда не развяжу. Я заранее говорю тебе всё это, чтобы ты не тратил силы и не требовал от меня, чтобы я тебя освоодил. Этого не будет! Я дал слово Алексу, что буду охранять тебя и сберегу в целости и невредимости, даже вопреки твоей собственной воле. Слова и желания моего Учителя для меня дороже, чем твои желания и твой будущий гнев. Поэтому, невзирая на любые последствия, я выполню просьбу Алекса, а тебе надлежит смириться с тем, как развиваются события.
- Неужели ты думаешь, что я "смирюсь" с этим? - слегка напрягшись, спросил Дункан.
- Нет, - столь же спокойно ответил Саймон. - Я прекрасно отдаю себе отчёт в том, кто ты такой. Слишком хорошо я могу распознать воина, когда сталкиваюсь с ним. Ты не смиришься с тем, что я сделал и не простишь. Я уверен, что когда ты получишь свободу, то первое, что ты сделаешь - это попытаешься убить меня. Но у меня нет другого выхода. Мой Учитель хочет, чтобы ты жил. Значит, ты будешь жить. Когда Алекс вернётся, он сам рассудит мои действия, и скажет: прав я был или не прав. А до его возвращения ты будешь моим пленником. Привыкни к этой мысли.
Пока Дункан пытался уяснить всё сказанное Саймоном, в комнате царила тишина. Наконец, горец вновь попытался переубедить своего собеседника.
- Раз твоё решение будет зависеть от воли твоего Учителя, - проговорил Дункан, - то, давай, ты прямо сейчас позвонишь ему, и, рассказав всё то, что у нас произошло за этот вечер, выяснишь его точку зрения на ту ситуацию, которая у нас сложилась.
Саймон отрицающе покачал головой, и ответил:
- Нет, нам ни в коем случае нельзя ему звонить. Ведь Алекс направился куда-то, чтобы выяснить, что именно происходит. И вполне возможна такая ситуация, что сейчас Алекс находится в засаде, и любой звонок может выдать его месторасположение. Поскольку Учитель сам знает, где именно он нас с тобой спрятал, то если он сочтёт нужным связаться с нами, то сам и перезвонит. И произойдёт это только тогда, когда Алекс сам посчитает это необходимым. Отсюда вывод - нам с тобой надо просто ждать либо его звонка, либо момента, когда Алекс сам к нам вернётся. Я же - до его прихода - буду заботиться обо всех твоих нуждах, и охранять тебя. Даже, если понадобиться, ценой своей собственной жизни. Однако, зная Алекса, я совершенно уверен, что до этого не дойдёт. Он слишком хитёр, а потому его убежище не найдёт ни один враг.
Вновь помолчав, Саймон уже совершенно другим тоном сказал:
- Ты, наверное, хотел бы что-то выпить. Я сейчас принесу тебе чего-нибудь покрепче.
С этими словами Саймон легко поднялся из кресла и неторопливо вышел из комнаты.
Дункан, проводив его глазами, вновь взглянул на связывающие его руки верёвки и задумался. Только что завершившийся разговор оставил после себя чувство определённой растерянности. С одной стороны он был в гневе из-за того, что кто-то посмел лишить его свободы. Поступок Саймона взбесил вольнолюбивого шотландца. Однако, с другой стороны, горец был потрясён собачьей верностью и преданностью, которую Саймон проявлял по отношению к своему Учителю. Дункан, воспитанный на нравах и законах Шотландии, не мог считать верность - Злом. Горец ценил верность и преданность так, как ничто иное. А потому никак не мог перевести Саймона в разряд своих "врагов" и в будущем серьёзно угрожать его жизни.
В конечном итоге, ввиду того, что до того момента пока Митос сам не позвонит всё равно ничего нельзя было изменить, Дункан решил покориться тому как складываются обстоятельства, при этом, однако, зорко следя за тем, чтобы сбежать при первой же представившейся ему возможности.