Митос уже подходил к месту, где находилось одно из многочисленных, подготовленных им на случай какой-либо неприятности, безопасное укрытие, когда у него в кармане зазвонил телефон. Список тех, кто знал этот номер был, с определённой точки зрения, достаточно ограничен. Ему звонили либо Наблюдатели, либо Бессмертные... Звучащая из телефона мелодия недвусмысленно говорила о том, что сейчас с ним хотел побеседовать кто-то из когорты Бессмертных.
Достав телефон и посмотрев на высветившееся на нём имя, Митос слегка удивлённо приподнял брови. Достаточно давно он не получал весточек от этого человека...
- Слушаю - спокойно отозвался Митос.
- Здравствуй Алекс! Это Саймон Фитцглен - раздался голос, излучавший спокойствие и уверенность.
- Рад тебя слышать - ответил Митос. - Давно ты не показывался. Как поживаешь?
- У меня были кое-какие дела в Париже, и завершив их я решил навестить тебя. Но дома тебя нет, и поэтому я вынужден разыскивать твою персону при помощи телефона - одного из величайших изобретений в истории человечества.
- Но, как я понимаю, - только после старого доброго вина? - шутливо переспросил Митос.
- Разумеется. Вино - оно совершенно вне конкуренции. На Земле есть только три неизменные вещи: хорошая битва, вино и красоты женщин. Остальное - всё меняется вместе с ходом времени.
- И ты меняешься тоже? - насмешливо поинтересовался Митос.
- Да... Нет... Вряд ли... Нет, не знаю, не скажу точно - после некоторых колебаний ответил Саймон. - Конечно, все мы меняемся с каждым прожитым нами веком, но надеюсь, что изменения, произошедшие во мне со времени нашей последней с тобой встречи не столь значительны. Да это было бы и смешно, чтобы я вдруг сильно изменился за последние пять лет, более сильно, нежели за предыдущие пять веков, не правда ли? Посему я возвращаюсь к тому, с чего начал беседу: когда ты будешь дома и где мне тебя ждать?
- Начни с того где ты находишься прямо сейчас? - задал встречный вопрос Митос.
- Прямо сейчас я нахожусь перед твоим домом и сижу тут на лавочке, строго напротив твоих окон.
Митос раздражённо поморщился. "Только вот этого мне и не хватало, - подумал он. - Его присутствие никак не могло остаться без внимания. Поскольку не приходится сомневаться в том, что возле моего дома меня наверняка поджидает засада, столь же смело я могу предположить, что они давно успели "срисовать" его и готовы проследить за любым перемещением Саймона во времени и пространстве".
Тщательно подбирая слова Митос проговорил:
- Саймон, послушай меня, пожалуйста, очень внимательно. Сейчас домой я идти не могу. Там расположилась засада, которая, попади я в поле их зрения, уже не выпустит меня. Люди, которые следят за домом, без сомнения уже успели заметить тебя, и теперь куда бы ты ни пошёл, они последуют за тобой в надежде выйти на меня. Поэтому, наверное, нам с тобой не удастся встретиться. Это слишком опасно.
- Да не у меня. Проблемы начались у моего друга. У него появился враг, который сводит их счёты посредством нанесения ударов по его близким. И теперь просто настала моя очередь для неприятностей.
- Твой друг - Бессмертный? - поинтересовался Саймон.
- Да - коротко ответил Митос.
- И насколько всё серьёзно?
- Достаточно серьёзно. Мы ещё не всё знаем, но и того что нам известно - с лихвой хватает. Он уже организовал как минимум пять похищений (из которых четыре увенчались полным успехом) и один донос в полицию с последующим арестом для Бессмертных и одно убийство смертного, но близкого для него человека, оставив при этом её дочь сиротой.
- Сиротой? А что вместе с матерью он убил и её отца?
Немного замявшись, как бы размышляя насколько много из рассказанного ему Дунканом он может открыть, и одновременно опасаясь того, что в будущем по неосторожности Саймон может создать проблемы для дочери Энн Линдси, Митос осторожно проговорил:
- По документам её отцом числится мой друг.
- Ну ещё бы - хмыкнул Саймон. - Нет нужды пояснять мне ЧТО всё это значит. Когда-то, много лет тому, я тоже был в его шкуре. Представляешь, одна дамочка тоже совершенно серьёзно заявляла мне будто бы я - отец её сына. Я!!! Времена, значит, ничуть не изменились: и эта тоже сказала, что именно твой Бессмертный друг - отец её ребёнка?
- Нет, здесь всё совершенно не так, как ты думаешь - попробовал возразить Митос.
- Нет, клянусь своей фамилией*, я слишком хорошо понимаю намёки и умею читать "между строк". Когда мы с тобой первый раз встретились, дела тоже шли достаточно плохо. Ну почему в жизни ничего не меняется, и я постоянно сталкиваюсь со всем ЭТИМ?..
Митос прикрыл глаза. Он тоже умел понимать намёки, а потому сразу же догадался о чём говорит Саймон...
* * *
Ретроспектива.
Англия, 15-й век.
Они встретились во время великой королевской охоты...
Когда вся аристократия страны мчалась за сворой проворных собак, азартно "травивших" дикого кабана, лошадь Глена - одного из многочисленных родственников короля - внезапно захромала, и ему пришлось прекратить охоту. Спрыгнув с неё и поведя охромевшее животное за повод, Глен пошёл по направлению к ближайшей деревне. У ручья, где он приостановился чтобы напоить своего Грома, он и встретил Её, ту, которая покорила его с первого взгляда.
Марджори была красива, умна, честолюбива и совершенно убеждена в том, что это было просто ошибкой Судьбы, что она - со всеми её данными и способностями - родилась в семье простолюдинов. Нет, без всякого сомнения, её место было в числе знати. Единственное, что было не ведомо девушке - это каким же образом она сможет "подняться" по иерархической лестнице...
Увидев явно очарованного ею знатного лорда Марджори мгновенно сообразила, что вот он - её шанс. Судьба, наконец-то, предоставила Марджори возможность занять причитающееся ей место. Поэтому ласковым взглядом она стала поощрять богатого милорда, надеясь что он подойдёт к ней.
Когда Глен подошёл к девушке, то увидел что вблизи она была ещё прекраснее, чем казалась издалека. Заговорив с ней и поведя приятный разговор он, через некоторое время, с радостным удивлением понял, что девушка к тому же ещё и достаточно умна и может вести интересную беседу. Совершенно очарованный незнакомкой, Глен начал уговаривать её продолжить их знакомство и попытался договориться об их следующем свидании. Марджори не стала разочаровывать вельможу, и назначила время встречи...
Роман между Гленом и Марджори развивался столь стремительно, что уже через довольно непродолжительное время девушка совершенно не сомневалась в том, что накрепко "привязала" к себе этого дворянина. А когда она выяснила, что ждёт от него ребёнка, то, возблагодарив всех святых, окончательно уверилась в том, что выиграла эту партию. Теперь, когда она родит своему любовнику ребёнка, его честь заставит Глена позаботиться о своём отпрыске и его матери. Теперь Марджори точно знала, что будущее её устроено.
Когда Глен узнал, что скоро станет отцом, его любовь засияла более яркими красками. Он перестал скрывать свою страсть, и перевёз девушку жить в свой охотничий домик.
Новое место жительства ещё более "окрылило" Марджори. Считая охотничий домик всего лишь первым шагом, она стала с нетерпением поджидать родов, полагая, что когда родится её сын она с честью переберётся в родовой замок Глена.
Повинуясь воле внезапно вызвавшего его монарха, Глен перед самыми родами был вынужден оставить Марджори под опекой всего лишь одной её личной горничной. Именно во время его отсутствия и начались роды...
Они были очень трудными, долгими и завершились совсем не так, как рассчитывала честолюбивая Марджори. Она родила девочку, причём такую, глядя на которую никто не сомневался в том, что она не задержится надолго в мире живых...
Новорожденная прожила три дня, после чего тихо угасла. Раздавленная неудачей мать велела служанке отнести тельце в лес и там его закопать. Сама же она, откинувшись на кровати, стала напряжённо думать о том, что же ей делать дальше.
Печальные мысли Марджори были перебиты возвращением взволнованной служанки. Внеся в дом орущего младенца, она стала торопливо рассказывать своей госпоже, что после того как она похоронила умершую девочку и уже возвращалась домой, она услышала неподалёку какой-то непонятный писк. Пойдя на странный звук она нашла лежащего на траве ребёнка. Подобрав найдёныша она поспешила к своей хозяйке.
Развернув младенца Марджори увидела перед собой крепкого и совершенно здорового мальчика, и безошибочно поняла что ей делать. Вновь поблагодарив Проведение, она приложила кричащего ребёнка к груди...
Договориться со служанкой об их последующих действиях было совсем не трудно. Когда через несколько недель в домик возвратился Глен, встретившая его у порога служанка поздравила лорда с рождением сына, уверив, что молодая мать и его наследник здоровы и хорошо себя чувствуют. Счастливый отец буквально ворвался в спальню возлюбленной. Там Марджори, застенчиво потупив взор, познакомила "своего господина с его сыном".
Не сомневаясь в своём отцовстве Глен дал ребёнку имя Саймон и забрал их с Марджори во дворец. Там, официально признав его, он стал воспитывать "свою плоть и кровь" по всем законам своего сословия. Когда Саймон подрос, Глен отвёз его ко двору и представил монарху как своего сына и наследника. Король, всегда ценивший близкого ему по духу Глена, приветствовал своего молодого родича и утвердил его в праве наследования.
Саймон вырос, был посвящён в рыцари и вёл жизнь, подобную той какую вели тысячи других молодых дворян. Войны, пиры и турниры перемежались в ней с заботами о землях, вассалах и вилланах отца, и сменяли друг друга унося год за годом. Так продолжалось до лета, когда ему исполнилось 28 лет.
Вновь вспыхнувшая, не прекращавшаяся уже не одно десятилетие, династическая война Алой и Белой Розы, привела к очередной смене монарха. Новый властитель завоевал себе корону победив в кровопролитном сражении, в котором, покрыв себя славой, полегло немало рыцарей. В числе погибших оказались и Глен с Саймоном...
Именно Митос, звавшийся тогда Александром Мортимером, и наткнулся на поле боя на мёртвого Саймона. Моментально поняв, что он имеет дело с пред-Бессмертным, Митос увёз того в спокойное, тихое местечко и начал дожидаться его "возвращения".
Когда Бессмертный открыл глаза, Митос просветил его в том кто он такой и какая метаморфоза произошла в его жизни. Откровения незнакомца Саймон воспринял "в штыки". "Это невозможно! - горделиво отвечал молодой человек. - Я - отпрыск королевской крови".
Недоверчивый гонор носителя "королевской крови"** немало позабавил Старейшего. Не пытаясь переубедить заносчивое создание, Митос предложил ему самому расспросить мать о том откуда именно он взялся.
Разговор Саймона с Марджори был трудным и нанёс серьёзный удар по психике молодого Бессмертного. Митос, присутствовавший при этой беседе и заставивший её в конце-концов открыть Саймону правду о его "рождении", взял новичка под своё "крылышко". Так Саймон стал его Учеником...
Воспитанный в доме рыцаря Саймон и сам превосходно умел обращаться с любым оружием. Но вот смириться с переменами, произошедшими в его жизни, отречься от ментальности "носителя королевской крови" и осознать себя как Бессмертного, перестроить в соответствии с этими новыми знаниями и Правилами всю свою жизнь, всего себя - было совсем не просто. Вот тут-то помощь чуткого и мудрого Митоса и оказалась неоценимой.
Митос сделал из Саймона Бессмертного, после чего "выпустил" своего Ученика в новую жизнь. Воспитание и природный характер помноженные на "выучку" Митоса помогли Саймону достаточно легко "вписаться" в изменяющуюся с веками жизнь и трансформироваться вместе с нею. Только одно было в нём неизменно: первичный шок от правды о своём рождении и отторжение его от казавшегося ему совершенно незыблемым права на "ношение" в своей крови "королевской святости", закрепился в его жизни неизменным и неизбывным комплексом собственной неполноценности. Открывшаяся ему правда об обмане матери и обида за, как он считал, "облапошенного" отца не прошли бесследно, вызвав в Саймоне ничем не подкреплённое стойкое недоверие к тому, что он называл "правдой об отцовстве". Цинично повторяя афоризм Ларошфуко о том, что "отцовство всегда было исключительно актом доверия", Саймон тут же добавлял, что в его случае у него, по крайней мере, нет никаких иллюзий и сомнений в том, что не он является отцом всех отпрысков, которых рожали его любовницы.
Поэтому, услыхав достаточно расплывчатый ответ Митоса, Саймон почувствовал привычное "пробуждение" этого своего комплекса, и не задумываясь и не разбираясь в ситуации, в присущем ему стиле отреагировал и "набросился" на женщину, "приписавшую" несуществующее отцовство Бессмертному другу своего Учителя...
* * *
Оторвавшись от своих воспоминаний Митос негромко произнёс:
- Саймон, ты ошибаешься относительно всей этой истории, а я, в свою очередь, очень многого не могу тебе рассказать. К тому же, по-моему, у нас с тобой есть более важные дела нежели установления отцовства чужого ребёнка.
Некоторое время из трубки доносилось только дыхание Саймона, а потом он, обуздав свой норов, проговорил:
- Да, разумеется, ты абсолютно прав. Впрочем, как всегда. - помолчав ещё некоторое время, Саймон вздохнул и продолжил. - Прости. Меня опять "занесло".
- Я всё понимаю - коротко ответил Митос.
Помолчав ещё несколько секунд Саймон спросил:
- Так как же мы с тобой можем встретиться? И чем я могу тебе помочь?
Немного подумав, Митос огляделся, и увидев где он сейчас находится произнёс:
- Постарайся оторваться от "хвоста" и приходи в центральный городской парк. Там, возле фонтана, я и буду тебя поджидать. Если всё будет безопасно - я подойду к тебе, если же замечу слежку, то поставлю тебя о ней в известность. В таком случае, далее мы с тобой будем действовать согласно сложившихся обстоятельств.
- Хорошо - послушно ответил Саймон. - Значит так и договоримся. Я сейчас же направляюсь в парк и буду ждать тебя уже там - с этими словами он положил трубку.
Отключив телефон и положив его в карман Митос задумался о предстоящей встрече. В той войне, которая сейчас начиналась, Саймон был ценным приобретением, способным положить на чашу весов весьма многое. Он был не только умным человеком, превосходно обученным воином, но и обладал полной, подчас собачьей, преданностью по отношению к своему Учителю. Эта преданность распространялась и на его друзей, тогда как врагам Митоса завидовать не приходилось...
Стремясь опередить возможную слежку, Митос направился в парк и там, заняв место обзора с которого вся нужная ему территория была видна как на ладони, начал наблюдение и ожидание.
* Одно отступление, которое, однако, вплотную касается Фитцглена. Тут следует сделать одно достаточно пространное объяснение. Во времена Средневековья в обществе было очень сильнó сословное деление. Переход из одного сословия в другое (как это стало распространено во времена Нового времени) в тот период был практически невозможен. Исключение составляли лишь так называемые бастарды - незаконнорожденные дети знатного отца и простолюдинки. Однако и тут были свои деления. Как правило (кроме одного случая о котором мы поговорим чуть ниже), бастарды носили фамилию своей матери. Если отец официально не признавал своего ребёнка, то тот воспитывался матерью в статусе её сословия, и считался простолюдином. Если же отец признавал своего сына, то тот получал место в сословии своего отца, и воспитывался как знатный человек. Однако и он имел определённые проблемы в своём статусе - эти дети всё равно носили фамилию своей матери и даже будучи первенцами не могли наследовать владения своего отца, если у того потом рождались дети в законном браке. Особое место занимали дети, рождённые от так называемой "королевской крови", то есть незаконные дети короля или его родственников. Такие дети получали не только статус знатного сеньора, но и имя своего отца, а при удачном стечении обстоятельств могли наследовать и его владения (яркий пример тому - жизнь Вильгельма Завоевателя ставшего впоследствии королём Англии; многочисленных королевских бастардов, которые становились королями в Португалии). Однако, поскольку отношение к детям, рождённым от законного брака и от незаконного "сожительства" в те времена было весьма различным, незаконный статус ребёнка всё равно должен был быть высветлен, дабы вся аристократия точно знала, что это так называемая "побочная ветвь". Для того, чтобы ярко выразить данный факт в Англии был применён совершенно особый способ. Там таким детям давали фамилию, которая состояла из имени его отца с приставкой "фитц-" как неопровержимое свидетельство его незаконнорожденности. Отсюда и ведут своё происхождение такие фамилии как, например, Фитцуильям, Фитцадам, Фитцджералд, Фитцстефан, Фитцхью, Фитцалан, Фитцрой, Фитцгерберт, Фитцпатрик и так далее. Кстати, в свете этой информации весьма любопытно было бы узнать родословную Фитцкерна...
** В средневековом обществе было распространено поверье о том, что текущая в человеке кровь может определять ту или иную его сущность. Особое отношение было к так называемой "королевской крови". Согласно верованиям того времени священный характер происхождения суверена передавался его потомству (чем объясняется существование так называемых "принцев крови"). Считалось, что в жилах короля и его потомков течёт исключительная, совершенно отличная от других дворян, кровь, которая и даёт ему то королевское достоинство, некую святость и право на верховную власть. Так, например, достаточно показательными, иллюстрирующими данный факт являются известные нам из истории сообщения о "душевных терзаниях" французского короля Карла VII, который долгое время сомневался в том течёт ли в его жилах королевская кровь или же он родился от придворного Луи де Буа-Бурдона, одного из многочисленных любовников его матери Изабеллы Баварской. Если бы его отцом был бы просто какой-то дворянин, то у него не было бы никакого права на то, чтобы притязать на французскую корону, коль скоро он не сподобился унаследовать того неотъемлемого свойства, которым наделяет доподлинная наследственность. Только если в нём текла "королевская кровь", то он имел право на престол...
Подобные поверья существовали не только среди дворян. Так, например, среди французских крестьян бытовала уверенность что король, наложением своих рук, способен излечить от золотухи. В других странах народ имел сходные же верования.
В то время в обществе быть незаконнорождённым - значило носить на себе тяжкое клеймо. Однако, "королевская кровь" сглаживала практически все неприятные моменты, и к таким детям (а потом и взрослым) не было столь презрительно-издевательского отношения, какое испытывали бастарды иного, более "низкого" происхождения.