Эльберд Гаврилович : другие произведения.

Прекрасен город сочи

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Почему, когда едешь по железной дороге, всегда приезжаешь на вокзал. И непременно с буфетом.
  Как странно мы чувствуем себя на вокзалах, как пьянит кровь аромат странствий. Даже провожающих начинает будоражит спрятавшаяся на самом генном уровне привычка к кочевому образу жизни.
  О, это невероятное смешение звуков, в просторечии именуемое вокзалом. Сдержанный грохот прибывающих поездов, поездов отъезжающих, почти не прерывающиеся объявления и шарканье подошв многочисленных приезжих создают совершенно невероятную звуковую какофонию, которая будит совершенно странные реакции, а те, в свою очередь распихивают давно задремавшую романтику, заставляют вспомнить о кострах, гитарах, пахнущей дымком каше. Человек удивительное существо и предпочитает не помнить о негативных аспектах романтики, в частности о комарах и клещах, а также очень странной концепции разрешения бытовых проблем физиологического характера.
  Так вот для того для того прошли эти фантомные страдания о свободе и странствиях надо просто покинуть вокзал. Но ведь так не хочется терять это странное ощущение и только верный поводок, мобильный телефон, может напомнить о делах и успокоить неожиданный романтический зуд.
   - На, - оглушительный гудок прерывает мелодичный, очаровательный и уютный голосок барышни, читающей объявление, - путь, пребывает поезд, - и опять гудок, - Сочи".
  Сочи. Мечта советских отдыхающих. Кошмар отдыхающих российских. Самая лучшая прививка от российской туристической индустрии. И полная гарантия, что в следующий раз турист, подкопив денежек, постарается избежать стальных объятий нашего странного гостеприимства и оставить свои честно заработанные накопления совсем в другой стране.
  И, тем не менее, каждый год отважные россияне играют в любимую нашим невероятным народом игру. "Русскую рулетку". Так что отзывы об этом фантастическом городе отличаются кардинальнейшим образом.
  Или "мы очень круто оттянулись".
  Или "ребята, мы вам семьсот штук заплатили, а у нас двери на балкон не открываться и кондер не работает".
  Или "каких мы склеили потрясающих девчонок".
  Или "товарищ милиционер, и выпили мы совсем ничего и девочки приличные были, а проснулись на пляже. Голые. Ни денег, ни документов".
  Очень разные отзывы можно услышать об этом потрясающем городе.
  
  Поезд как здоровенный зеленый дракон, устало пыхтя, устраивался у высокого перрона. Попыхтел, фыркнул, остановился. Откатился немного назад, уперся и встал.
  Растворились двери и на перрон шагнули крепкие, можно сказать ядреные дамы в форменной одежде. Кто сказал, что женщинам не идет форма. Форма не идет некрасивым женщинам.
  А эти женщины к категории некрасивых не относились ни в малейшей степени. Ценитель, пожалуй, назвал бы их сладкими, статными и ядреными. Дамы встали, потянулись и улыбнулись. И что-то одобрительно сказали в сторону открытых дверей.
   И тогда из вагонов хлынула волна измученных долгой дорогой людей, жаждущих насладиться весной здесь на теплом юге, а не месить слякоть на севере. Суетливые, торопливые, не желающие не упустить ни секунды отведенного на отдых времени и не упустить ни капельки еще не уверенного весеннего солнца, северяне понадевали шорты и майки. Хотя, судя по встречающим, местные жители пока предпочитали ходить в брюках и куртках. Правда, не в таких основательных от которых избавились в поезде суетливые гости приморской столицы
   Только важный вагон, по старой традиции носящий загадочную аббревиатуру СВ, пока не торопился выпускать своих ВИП-пассажиров. Однако, наконец и здесь открылась дверь и на перрон шагнула проводница. Она несколько отличалась от своих коллег по цеху в сторону некоторого изящества. Неудивительно, в таких вагонах не одна дама из клана проводниц нашла, если не свою судьбу, тот как минимум серьезное финансовое благополучие. Высокая грудь заметно натягивала белоснежную отглаженную форменную блузку. Синяя юбка мало того, что подчеркивала тонкую талию, так еще и туго обтягивала приятнейших очертаний бедра. Вроде как форменные туфельки на каблуках делали еще длиннее и без того длинные ноги. Пилотка, лихо сидящая на пышных русых волосах, задорные голубые глазища, улыбка на пухлых губах, лицо сердечком. Сплошное очарование.
  Теперь и пассажиры вагона СВ решили ступить на перрон. Однако без фанатизма и спешки. Не по чину.
  Первым сочинский перрон своим появлением порадовал высокий молодой человек в безукоризненном светло-сером костюме. Шляпа, перчатки, даже туфли в тон костюма, и перекинутый через руку плащ очень серьезно выделяли его из множества людей, спешащих в долгожданному отдыху. Легкая улыбка, пшеничный чуб, выбивающийся из-под мягкой шляпы. Да молодой человек был очень похож на широко известный портрет Есенина. Только вот румяное лицо его было жестче, много жестче, а взгляд серых глаз был отнюдь не переполнен знаменитой русской грустью. Молодой человек по-хозяйски окинул перрон взглядом, вкусно улыбнулся проводнице и протянул затянутую в перчатку руку в сторону тамбура.
  На серую перчатку легла узкая женская ладонь и на перрон ступила молодая женщина. О возрасте её при нынешнем развитии медицины говорить было сложно. Сейчас ведь порой трудно понять, юная дева перед тобой или относительно зрелая дама. Однако та легкость, с которой дама порхнула на перрон, заставляла склониться все же к первой точке зрения. К категории юных дев ее, конечно же, относить не стоило, но было лет её явно немного. Между двадцатью пятью и тридцатью. Тот самый возраст, когда женщина окончательно осознает, что, хотя юное очарование уже отошло, расстраиваться смысла нет, поскольку начало настоящей женской красоты кружит мужчинам головы получше хорошо выдержанного вина. При этом совсем не только мужчины заглядываются. И молодежь готова свернуть шею на затылок, лишь бы полюбоваться царственной красавицей.
  Высокая, тонкокостная, с выраженными при этом формами. Она сразу привлекла к себе внимание. И некоторым мужчинам пришлось отхватить критические замечания от благоверных. Ну а кому-то просто от спутниц. Не все ведь руководствуются проверенной мудростью на тему, что не стоит в Тулу то со своим самоваром.
  Природное очарование подчеркивал изящный туалет. Молодая дама явно не экономила на гардеробе. Бежевый костюм в мельчайшую клетку, кружевная блузка, которая то ли прикрывала высокую грудь, то ли напротив, провоцировала неосторожные взгляды. Рассмотреть лицо было сложновато, дама укрыла глаза за большими солнечными очками, набросила на пушистые льняные волосы невесомый шелковый шарф, один конец которого забросила на плечо и потому линию лица рассмотреть не удавалось.
  Но уверенная улыбка на прекрасно очерченных губах.
  Но тонкий с очаровательной курносостью носик.
  Даже предположить, что не была она прекрасной, было бы просто кощунственным.
  Дама остановилась рядом с молодым человеком и окинула перрон с явно вопросительным выражением. И, пожалуй, с некоторым удивлением.
  Молодой человек явно собрался что-то спросить, но намерение его было прервано.
  - Алексей Левонтиевич, а подайте мне тоже руку, - потребовал тоненький голосок из недр тамбура.
  Молодой человек вторично протянул руку, и на перрон порхнуло очаровательное дитя лет тринадцати от роду. Совершенно явно дочь. Та же тонкая фигурка, та же грация в движениях. Пока еще переполненная детским очарованием. Джинсы, майка. И если лицо матери в деталях рассмотреть мы не смогли, то это юное создание решило совершенно не утруждать себя элементами маскировки. Смотрело оно на мир огромными серыми глазами, в которых таились сонмы чертенят. Покрытые детским пушком щечки покрывал здоровый румянец, слегка приоткрытые губки явно не были знакомы с косметикой, однако были алыми, кукольными. Девочка выглядела бы сущим ангелом, если бы не упомянутые чертенята в глазах. И совершенно явное желание блистать. Причем здесь и сейчас. А внимание Алексея левонтиевича делить прелестное дитя явно ни с кем не собиралось. И уж тем более с маменькой.
   - Мама, а нас что никто не встречает? - очень звонко и достаточно требовательно поинтересовалась она, тут же продемонстрировав напористость характера.
  Подобное обращение отнюдь не порадовало стильную даму, что было заметно по несколько изменившемуся выражению лица. Некоторые молодые женщины почему-то не понимают, что факт материнства только подчеркивает их женское очарование.
   - Не знаю, - задумчиво протянула она.
  Однако девочка уже утеряла интерес к разговору с ней и переключилась на молодого человека.
   - Алексей Левонтиевич, - уже несколько тише обратилась она к нему, - а Никитыч и дядя Илья. Они ваши охранники?
   - Лена, - немедленно отреагировала дама.
   - А что. Они классные. Давай попросим папу нанять таких, а то наши какие-то скучные.
   - Мы не охранники, Ленкич, - ответил за молодого человека рослый дядька, появившийся из дверей вагона. Васильковые глаза, крепкий широкий нос. Короткая черная с легкой проседью борода, вьющиеся черные с проседью волосы. В отличие от молодого человека, он нес две немалых размеров кожаные сумки, даже на первый взгляд выглядевшие очень и очень дорого. Мужчина одет был без изысков. Джинсы, водолазка, широкий льняной пиджак. В таком туалете он затерялся бы в любой толпе, если бы не одно но.
   Дядька был могуч. Очень не молод, явно далеко за сорок, но могуч. Толстая мускулистая шея плотно натягивала мягкий воротник свитера, а пиджак едва не рвался на тщательно прокачанном плечевом поясе. Плечи были покатые, что указывало на чрезвычайную физическую силу. И был дядька очень тонок в талии. Широкий, богато украшенный серебром пояс плотно охватывал поясницу, и видно было, что сопутствующие большинству наших земляков жировые накопления в данном случае отсутствуют как класс. И естественно никакого пивного животика. - Няньки мы его. Сумки, вот видишь, за ним таскаем.
   - Ой, извините Никитыч, - пискнула девчонка, - я вас не увидела.
   - Не няньки мы, - гулкий голос, выломившийся из чрева тамбура, заставил подумать, что усилиями некоего колдуна тамбур превратился в пещеру дракона и этот самый дракон вмешался сейчас в разговор, и не охранники. - Мы бодигарды. И боди это самое его храним и гардим.
  Девчонка хихикнула, дама сочно улыбнулась, молодой человек хмыкнул.
  И из тамбура шагнул обладатель упомянутого гулкого голоса. И если тот, кого девчонка назвала Никитычем был могуч, то этот по праву мог называться великаном, поскольку для того чтобы выйти из вагона ему пришлось пригнуться. Причем великаном весьма эксцентричным. Если Алексей Фомич предпочитал совершенно классический стиль, а Никитыч одет был как обычный, хотя и состоятельный бизнесмен, дядя Илья одет был в смешанной байкерско-милитаристически-фольклерной методике.
  Фольклорная нота в его туалете звучала фрагментарно, но уверенно. Обут он был в сапоги текс-мекс, у нас их казачками называют. Серебра на них было столько, что любой гаучо удавился бы насмерть от зависти. На длинных черных с густой проседью волосах сидела хевсурская круглая шапочка. Говорят, когда-то давно хевсуры одевали такие шапочки под шлем. Эту вот шапочку вполне можно было носить без шлема, настолько густо она была расшита серебряными крестами.
  Военная нота заключалась в штанах. Брюками это величественное кожаное сооружение с многочисленными накладными карманами назвать язык не поворачивался.
   Широкие кожаные брюки с многочисленными накладными карманами туго натягивали могучие бедра. Брюки затянуты в мощной талии широким, густо покрытым серебряными бляшками поясом, над которым тугими валиками торчали упругие боковики. Обтянутое кожаной майкой, торчащее вперед пузо можно было бы назвать пивным, если бы не просвечивающие сквозь тонкую кожу квадраты пресса. И огромные мышцы груди, нависающие над ним. И неудивительно, потому что грудь напоминала бочку. Пивную кружку на неё поставить можно было без опасения, что она упадет. На каждое плечо можно было бы усадить и очаровательную даму и прекрасную проводницу. Пожалуй, и дочурке бы место осталось. Только вот сидеть там им было бы удобно вряд ли. На широченных плечах куртки из толстой кожи игрались блестками кольчужные вставки.
  Рукава куртки закатаны до локтей, открывая могучие запястья, укрытые широкими серебреными браслетами. И наверно для того чтобы никому в голову не пришло обвинить великана в излишней привязанности к волшебному металлу, ситуацию он явно решил довести до идеала. И если бы он надумал сжать в кулаки свои длиннопалые кисти, то получился бы страшненький кастет. Потому что каждый весьма аристократичный палец украшен был весьма-таки весомым серебряным перстнем.
  Окончательно подтверждала верность байкерской идее длинная борода, достигавшая середины широкой груди.
  А вот лицо его было весьма неожиданным на этом могучем теле. Оно было иконописным. Глаза у великана были пронзительные, черные. Правда, смотрели эти глаза не с вселенской грустью. Было в них глубокое понимание, детское удивление, смешинка. Сложные были глаза. И взгляда от них было не оторвать.
  А весь он... Знаете, бывают здоровенные люди, бывают качки, а вот дядя Илья как-то шагнул немного дальше. Производил он впечатление первобытной мощи. При этом гармоничной мощи. Такими наверно были герои Древней Эллады, в одиночку побивавшие титанов.
  В общем, с первого взгляда выглядел дядя Илья очень и очень грозно. Да что там. Угрожающе он выглядел. Однако присутствовала одна деталь, которая напрочь портила то впечатление мощи и неудержимости, которое должен был бы вызывать человек описанных характеристик.
  Это были очки. Дорогие очки. Эксклюзивная оправа. Меняющие цвет в зависимости от освещения стекла. Они и сейчас потемнели под действием еще нежного весеннего солнышка. Круглые стекла. Очень модно. Очень ретроспективно.
  Однако они как-то беззащитно сидели на самом кончике красивого, прямого и очень аристократичного носа и портили все впечатление. Да что там впечатление. Вместе с круглой шапочкой, которая ведь являлась обязательной принадлежностью мужчин далеко не самого мирного народа, и тоже ведь должна была вызывать ощущение угрозы, очки эти делали дядю Ильи каким-то звездочетом, который с некоей тайной целью объелся анаболиков. Или не в меру раскачавшимся Паганелем.
  В руках он волок два здоровенных кофра. На то, что у здоровенных чемоданов имеются колесики, внимания он не обратил. Так же он слабо обращал внимание на висящую за спиной огромную спортивную сумку.
   - Я, Евгения Дмитриевна, на всякий случай багаж ваш вынес. Поезд здесь не так уж и долго стоит, - прогудел он, опуская чемоданы больше похожие на сундуки. - Чего-то встречающих ваших не видно, - оглядел территорию с высоты своего немалого роста.
  Лицо дамы стало несколько растерянным.
   - Они же тяжелые, дядя Илья, - пискнула девчонка. Растерянной она не выглядела, а вот восторженной совершенно точно.
   - Тебе, Ленкич, каши надо больше есть, а не гадость эту морскую, сала опять же. Тогда и чемоданы будут не тяжелые. Носильщик, - рявкнул вдруг и пробегавший мимо мужчина с тележкой резко остановился рядом.
   - Как вкопанный. Да, дядя Илья?
   - Ты, Ленкич, человека рабочего не обижай. У него дети дома. Для них и работает. Вещи прими, - скомандовал, входя в некоторое противоречие с изложенной сентенцией. Носильщик предпочел в дискуссию не вступать и кинулся грузить все сумки. Свою, впрочем, дядя Илья ему не доверил.
   - Евгения Дмитриевна, - сквозь редеющую толпу встречающих, проталкивался молодой человек, - извините. Жуткие пробки.
  Лицо дамы стало привычно начальственным.
   - Сережа, - холодно поприветсвовала она встречающего, - займитесь, наконец, нашим багажом.
  Сережа попытался схватить корфы, но осознал тщетность своих усилий и решил разрешить проблему путем усилий интеллектуальных.
   - Вперед, - скомандовал он грузчику, - чтобы я тебя видел.
   - Сережа, - вмещалась в процесс маленькая госпожа, - и не забудьте дать ему хороших чаевых.
   - Конечно, конечно, - не оборачиваясь, заверил встречающий Сережа.
   - Стоять, - рыкнул Никитыч.
   И Сережа и носильщик затормозили одновременно.
   - Мои сумки.
  Сережа подхватил сумки, напрягся, заметно покраснел, но бросился обратно.
  - Вот, пожалуйста, - с видимым облегчением разогнулся. - У вас там кирпичи?
   - Свободен, - мановением руки отпустил его Никитыч.
   - А вы, Никитыч, не похожи ни на охранника, ни на бодигарда, - заключила вдруг Евгения Дмитриевна.
   - На кого же я похож? - немного склонив голову поинтересовался Никитыч.
   - На моего папу.
   - А кто ваш папа, позвольте поинтересоваться?
  Евгения Дмитриевна слегка улыбнулась.
  - Генерал.
  
  Когда дочь с матерью растворились в толпе прибывших, дядя Илья задумчиво сказал.
   - Доведут тебя, Алешка, дамы до цугундера. Звоните, Алексей Левонтиевич в любое время, - явно передразнил. - Кто её муж, знаешь. То-то вот. Идите уже. Я сейчас.
  - Доведут тебя, Алешка, дамы до цугундера, - передразнил уже его Алексей Левонтиевич, но в дальнейшую дискуссию вступать не стал, забрал у Никитыча сумку и быстренько пошел прочь, явно предполагая возможность телесного педагогического воздействия. Никитыч хмыкнул и отправился за ним.
  Дядя Илья подошел к проводнице.
  - Ну, до свидания, Ирина.
  Та слегка зарделась.
   - До свидания Илья Иванович.
   - Ой, не по-русски мы прощаемся, - озаботился вдруг Илья Иванович и с неожиданной для своих параметров стремительностью поцеловал проводницу в губы. Той явно не понравилась стремительность прощания. Она обхватила его кудлатую голову, вернула поцелуй, высокая грудь привычно улеглась на могучее пузо. Ладонь Ильи Ивановича не менее привычно улеглась на тонкую талию, привычно подтянула к себе, едва не вминая в себя сладкую тяжесть зрелого женского тела.
   Поцелуй заметно затянулся. А потом Ирина сама оттолкнула великана. Правда, очень нехотя.
   - Иди уже. А то не выдержу, за тобой увяжусь.
  А Илья Иванович уже шагал прочь. На перешаге обернулся, тихо чмокнул губами куда-то в район живота очаровательной проводнице, отчего та зарделась еще сильнее.
   - Телефон не потеряй, - бросила в широкую спину.
  Тот опять повернулся, послал воздушный поцелуй и ушел.
  Ирина вздохнула и отправилась исполнять должностные обязанности. Однако мечтательная улыбка лица её покидать не желала.
  
  Алексей Левонтиевич и Никитыч поджидали Илью Ивановича стоя рядом с симпатичным минивеном. Сумки были уже уложены в чрево заморского автопрома и двое просто созерцали. Алексей Александрович лениво любовался коловращением валящих из здания вокзала людей, а Никитыч курил. При этом курил он не вульгарную сигарету, не амбициозную сигару. Он курил аристократическую папиросу. При этом не то, что современные табакоторговцы незаслуженно именуют таким именем. Судя по размерам, папироса была явно индивидуальной набивки.
   - Удивительно, Алеша, - вещал Никитыч, - но во всяком месте у табака совершенно другой вкус. Вот здесь вот, - он набрал дыма в грудь и выпустил его двумя клубящимися волнами сквозь ноздри, - он пахнет тропическими деревьями, хотя вонь этого железного стада, - махнул он папиросой в сторону рычащего потока машин, - должна бы и перебить экзотические ароматы. Интересно, а как оно будет у моря?
  И вкусно пыхнув, окутал себя очередным облаком дыма.
  Алексей Левонтиевич смотрел на своего более взрослого спутника с улыбкой, в которой проскальзывало некоторое превосходство профессионала над неофитом. Разомкнул улыбающиеся губы и кивнул в сторону жерла подземного перехода.
   - Дядька идет.
   - Что-то быстро он, - удивился Никитыч и опять окутался ароматным дымом. В хорошо освещенном переходе импозантная фигура Ильи Ивановича казалась еще больше. Он почти задевал шапочкой потолок и почти инстинктивно пригибал голову. К нему немедленно двинулись два расслаблено стоявших у коллонады милиционера. Личность была уж больно заметная.
  Остановили, козырнули, что-то спросили. Хотя доставали ему едва до солнечного сплетения, выглядели решительно.
   - Молодцы, - охарактеризовал их буйную деятельность Алексей Левонтиевич.
   - Бдительность проявляют, - согласился Никитыч и опять затянулся. - Очень он у нас на злоумышленника похож.
  Илья Иванович дисциплинированно остановился, достал что-то из кармана и показал сотрудникам правоохранительных органов. Те еще раз козырнули и отправились на поиски потенциальных правонарушителей.
  А Илья Иванович уже шел к ожидавшим его спутникам.
   - Ну что за дрянь ты куришь, - немедленно рокотнул.
   - Папиросы, - с готовностью ответил ему Никитыч. - Ручная набивка. Табачная студия "Сеид - паша".
   - Если уж куришь, - наставительно сказал ему Илья Иванович, - то курить нужно только сигары.
   Достал из широкого брючного кармана подсигар, извлек из неё зеленоватый "упман", обрубил кончик возникшей в руке гильотинкой. Уместил под усы. Алексей Левонтиевич не поворачивая головы, извлек из кармана золотой "Ролсон". И тот мелодично щелкнув выпустил огненный лепесток прямо у среза сигары.
   - Ни в коем случае, - отшатнулся Илья Иванович и добыл из того же кармана коробку спичек. - Сигары раскуривают только спичками. Лучше шведскими.
   И выпустив первый клуб сизоватого дыма, сказал.
  - Удивительно, Алеша, но во всяком месте у табака совершенно другой вкус. Вот здесь вот, он пахнет тропическими деревьями, хотя вонь этого железного стада, должна бы и перебить экзотические ароматы. Интересно, а как оно будет у моря?
   Алексей Левонтиевич качнул головой.
   - А что хотели милиционеры?
   - Документы.
   - И что сказали?
   - Приятного отдыха, товарищ генерал-лейтенант.- И после великанского глотка сизого дыма. - Ну что, поехали, может?
  
  Интерлюдия.
  Северный ветер свирепо трепал лепестки огня, что упрямо цеплялись за решетчатое оголовье факела. Небо на востоке уже посветлело. Ночь прошла спокойно. Лишь дважды вспыхивал тревожный огонь, но вскоре взлетали в небо подброшенные копьями горящие вязанки хвороста. Осилили нечисть.
  Слабая улыбка тронула тонкие губы. Осилили. Тяжелая челюсть надменно торчала навстречу ветру, который выдувал остатки сна. Лютый, пронизывающий холод не мог заставить даже прищуриться серые глаза воина. Ноздри мощного носа раздулись, вдыхая пронзительные запахи зимнего леса. А глаза уже скользили по ярко освещенным Луной окрестностям, с привычной цепкостью выцеливая врага, который сегодня не дошел до стен манора. Пустошь вокруг твердыни, свободная от самого маленького кустика, могущего дать укрытие нападавшим, тянулась до самой стены леса, которой отстоял на длину выстрела. Лишь ровный шрам дороги рассекал дремучие заросли.
  Левая рука в тяжелой кольчужной перчатке отпустила грубо кованный крест и с металлическим лязгом хлопнула по крыжу прямого полутораручного меча. Осилили. Еще раз.
  - Месьор епископ, - раздалось за спиной, - скоро рассвет.
  - Ты доволен, Гунар? - Не поворачивая головы, спросил.
  - Да, твоя милость, доволен.
  - Стареешь. Раньше ты был жаден до драки.
  - Мудрею, твоя милость.
  Лидеру личной менады месьора епископа позволялось многое. Потому что пройдено вместе немало. И хотя месьор епископ сын герцога, а лидер - сын кузнеца, но между этими двумя давно уже не было сословных отличий. Их стер не только Орден. Не знал месьор епископ более надежного соратника. И лидер не знал.
  Его милость изволила улыбнуться. На оскал матерого волчищи похожа была та улыбка. Привычки не было. Да и поводов для радостей за долгую жизнь набралось бы не много. Но доволен был сегодня месьор епископ.
  Стылые глаза люто глянули на полную Луну. Полнолуние. Время исчадий Рогатого. Взгляд скользнул по небу, привычно выцелил ненавистное созвездие, что уже склонялось к востоку, чтобы скоро растаять в лучах солнца. Губы сами собой зашептали благодарственную молитву. Ночь уходит.
  А с ней и нечисть, что с приходом светила забьется в глубокие норы. Ведь свет дневной губителен для нечисти. Не для всей к сожалению. Если ночные кровососы гибли от света Солнца, то лютым оборотням он лишь мешал менять обличье людское на зверское. Но сущность их нечеловеческую не менял. И злобу страшную не смягчал.
  Уже ушло в прошлое время великих битв с исчадиями Рогатого. Не раз сходились людские рати с апологетами Темного. Уже уничтожены, разгромлены твердыни вражеские. С тех пор как Господь изгнал с небесного свода созвездие Рогатого его исчадия потеряли свою бесноватую силу и уровнялись в быстроте и силе с человеками. И те не упустили случая. Сохранив в монастырях оружную силу, они смогли ударить одновременно и сильно. И зажравшиеся в своей безнаказанности исчадия Рогатого не устояли. И теперь все же пытались осложнить жизнь бывшим данникам, но...
   Месьор Епископ хорошо помнил ту страшную дань, что приходилось платить нечисти. Братьями и сестрами своими дань, которые для тогдашних владык земли были всего лишь стадом, мясом, запасом пищи. Но услышал Господь молитвы чад своих. И изгнал он с дневного неба созвездие Рогатого, что светило наравне с Солнцем, и давало великую силу исчадия Антипода и их последователям. Ушли ненавистные звезды на ночной небосклон и ежеутренне яркие лучи Солнца рассеивают воплощение Рогатого, забирая у его исчадий их бесноватое могущество. Сломлена сила Антипода, но не повержена. Потому-то ночь - время мощи его. А полнолуние особенно.
  Именно в такие ночи высока была опасность нападения. Еще сбивались в стаи волколаки и не упускали случая налететь на зазевавшийся городок или манор. И тогда обитателям его могло оказаться очень и очень печально. Потому что по своей омерзительной сущности эти твари не просто убивали и жрали. Они убивали и жрали страшно. Потому и бдели стражника на стенах. И потому даже самое маленькое поселение было дозором человечества на рубежах Тьмы, готовой радостно захлестнуть человечьи земли. И потому в самом маленьком починке знали, что могут рассчитывать на помощь из манора. Надо лишь подать сигнал. И свирепые орденские воины придут на помощь, не жалея коней своих и ударят по врагам рода человеческого не жалея своих жизней.
  Гораздо хуже бывало, когда на человеческие поселения нападали былые Повелители.
  Волколаки были злом, но злом хотя и страшным, но понятным. А вот вампиры, существа просто чуждые с иной моралью, абсолютно противоположной системой ценностей, с мыслями погруженными во тьму. После их налетов просто смередело. А мирные поселяне обращались в ту же мерзость что и нападавшие. Самое страшное, что обращенные могли и не показывать своей гадской сущности. Тогда требовалось в полной мере проявить Гнев Господен. А такое частенько отвращало людство от слуг Господен. Тогда приходилось карать и их.
  Нет и на них нашлась управа. После того как Господь уничтожил их богопротивное гнездо. Орденские удальцы с помощью Господа, истовой молитвы и моргенштернов сокрушали эту мерзость. Стрелки треножили стрелами, монахи молитвами удерживали на месте, а рыцари мозжилили гнилые тела нежити.
  Благо давно уже в землях, вверенных доверию месьора епископа не появлялась вся эта мерзость, однако патрульная служба в землях манора была поставлена строго, поскольку считал он лучшим недоспать, чем проснуться в брюхе оборотня.
  Месьор епископ тяжело глянул на застывшего рядом начальника ночной стражи. Так же, не отрывая взгляда от несущего вечную угрозу леса, ждал он своей очереди.
  - Доклад, - лязгнул металлом привычный к командам голос.
  - Тревожный огонь ближе к полуночи у Егерсдорфа, - монотонно зарычал свирепый и лютый русин. В голосе явно вдруг скользнуло разочарование. - Через двадцать минут - Живой огонь.
  - Егерсдорф - земля фон Бисмарка. В его владениях не забалуешь, - шелохнулась довольная мысль.
   - Без четверти три тревожный огонь у Кролавца, - при этом известии закованные в сталь доспеха пальцы нервно пробарабанил по массивному шару, венчавшему крыж бастарда, - когда по истечении двадцати минут не возожгли живой огонь, принял решение послать за вами, месьор, и, отвлечь молящихся. Однако не успел отойти посыльный, как огонь полыхнул.
  - Живой?
  - Живой.
  И пальцы, впившиеся в потертую кожаную обмотку крыжа, ворохнулись. Расслабились.
  Вчера в манор прискакал мальчонка с этого вольного рыбачьего поселка. Кто-то из взрослых видел в лесу чужих. Оружных тяжко. Рыбаки народ лихой, но против природных воинов, да и еще и на суше, выстояли бы вряд ли. Так что правильно, что не спросили, кто де и зачем здесь. Две четверки рыцарей при десяти кнехтах ушли в перехват. Не мало ли послал? И сам себя успокоил. Не мало. А мысли текли дальше. Живой огонь возожгли селяне. Добро. Лишь человеку дано его возжечь. Или все-таки братья рыцари. Надо не забыть полюбопытствовать. Трудно, не поддается истиной вере земля эта.
   - Лют ты, Никита, неистов. Искушение - это. Молись больше, - неожиданно мягко проговорил месьор епископ.
   - Тяжко мне, - без раскаяния согласился тот. - Благословите, отче, - и со скрипом приложился в протянутой руке.
  - Месьор епископ, - опять раздалось за спиной, - скоро рассвет.
  - Пора, - согласился.
  Светлым крылом взметнулся на резком развороте плащ. И подкованные подошвы кавалерийских сапог звонко зацокали по ступеням лестницы.
   За спиной глухо забухали сапоги менады. Но скрипа спускаемых тетив он не услышал. Кнехты его охраны не расслаблялись никогда. Нечисть коварна и может проникнуть даже в манор. Были случаи. И посеребряные оголовья арбалетных болтов успевали сказать свое звонкое слово.
  
  На могучих коней, оседланными стоящих у коновязи, нельзя было не залюбоваться. Орден не скупился на снаряжение для своих воинов. Этих красавцев привезли издалека. Но они того стоили. Рослые и сильные, как и кони местной породы, они отличались скоростью и выносливостью, столь необходимой при охоте за нечистью. Сейчас заезжие великаны дремали, опустив густые гривы. Но прелат знал, как немного им надо времени, чтобы стряхнуть сонную хмарь. Пожалуй, даже меньше, чем мальчишкам пращникам из молодых послушников, что спрятались от ночного холода в стог сена. Епископ недовольно нахмурился, увидев такое потакание слабости телесной. Но неглупые детки оставили караульщика, и где он спрятался, прелат сразу углядеть на смог. И не удивительно. У егерей проходили обучение мальчишки. А те, большие мастера скрадываться. Негромкий свист и горохом посыпались юные воины на мощеный двор манора, умело выравнивая строй.
  Прелат улыбнулся глазами. Широким жестом благословил.
  - Расседлать, - повелел.
  Строй рассыпался. Смешался. Ведь у каждого мальчишки был свой любимец.
  
  В центральном зале манора застыли коленопреклоненные фигуры. Опущенные долу лица скрыты глубокими капюшонами. Но даже свободные очертания бурых ряс не могли скрыть ширину плеч молящихся. Перед каждым лежит обнаженный меч. Мечи одинаковые. Как братья. Как люди в рясах. Клинок, богато украшенный серебряной насечкой, цевье в золотом узоре резко контрастирует с потертой кожаной рукояткой простого стального крыжа.
  Епископ оглядел четкие ряды рыцарей. Его рыцарей. Им выращенных.
  Мощно ударил колокол на башне донжона.
  - Рассвет рассеял созвездие Рогатого! - Гулко разнеслось под сводами зала, ярко освещенного множеством факелов. - Восславим Господа Бога нашего!
  - Восславим! - Рокотнуло столь мощно, что колыхнулись лепестки пламени в решетчатых оголовьях светильников.
  Жесткие губы месьора епископа коснула довольная улыбка. Могуч вверенный ему монастырь. Стенами манора, и братией отважной могуч.
  - Восстаньте, братие.
  Единым движением поднялись коленопреклоненные. Качнулись кованые кресты на широких грудях. Ухваченные за цевье мечи уставили острия в пол. Могучие крыжи вторым крестом прикрыли воинов.
  - Этой ночью вы выстояли урок.
  Разом взметнулись крыжи, и мечи с мягким шелестом улеглись в хорошо смазанные ножны. Минута, и в зале никого не было. Ночное бдение завершилось, освободив место дневному.
  В зал по двое входили столь же могучие, но в белых рясах, украшенных алым крестом. Входили и становились на колени. Дневное бдение. Без мечей были эти воины. Лишь многоцветные веревки в несколько слоев опоясывали широкие рясы. Но. Короткий лязг и перед каждым легла утренняя звезда, сестра той самой, что предвещала приход рассвета, рассеивающего созвездие Рогатого. И каждый длинный четырехгранный шип звезды покрывало серебро.
  - Бдите, братие, - благословил прелат. И широким шагом воина пошел по оставленному в жестком прямоугольнике коленопреклоненного строя проходе.
  
  Тяжелы были мысли прелата. Не одним лишь оружием сильны были рыцари. Страшнее мечей и звезд утренних была для нечисти окрестной, единокупная молитва сорока праведников. Праведников. А какое потомство могли дать эти могучие мужи. Огромную страшную цену платили люди, дети Божьи, за победу над нежитью. И хотя слабела власть созвездия Рогатого, но сильны и многочисленны исчадия его и последователи. Много, много жертв еще предстоит в страшной битве. Велика цена будущего. Велика.
  На выходе из зала остановился.
  - Месьор? - раздался за спиной голос Гунара.
  - В схолу. - И пошел, придерживая тяжеленный меч, что так и норовил хлопнуть по ноге.
  Развивавшийся от стремительности походки белый плащ упал, когда месьор епископ остановился перед окованной железными полосами тяжелой дверью. Гунар шагнул, было вперед, не по сану его преосвященству самому открывать двери, но остановленный движением воздетой длани, замер. А прелат осторожно потянул створки на себя. Хорошо смазанные петли не скрипнули. Если бы кто-нибудь сейчас увидел лицо прелата, то немало бы удивился, сколь умиротворенным было лицо старого воина. Дети - надежда людей. Человечки, не зараженные страхом. Им нести свет.
  Мощный камин освещал большой зал, в котором помещалась монастырская схола. И не жаль было горящего в огне дерева. Пусть хоть здесь почувствуют себя в уюте. Тяжела жизнь крестьянская, и рано начинают спрашивать, как с взрослого. Пусть оттают и душой, и телом.
  Утренний урок вел юный брат Николай. Большое будущее прочил месьор епископ этому хрупкому большеглазому юноше.
  Белая вихрастая голова едва торчала над высокой кафедрой. Юношеский голос звенел - то давал петуха, то срывался на рычащий бас.
   - И разгневался Господь на грехи человеческие. И отвернул от паствы лик свой Светлый. И воссияло на небосводе дневном яркое созвездие Рогатого. И затмило свет Солнечный. И дало силу невиданную исчадиям его. И восстали они в силе могучей на народ людской и осилили его. И востребовали дань от человеков. Людьми дань. Ибо не было исчадиям тем пищи более сладостной, чем плоть и кровь человеческая. И обрушилось на род людской Горе. И возопили люди. И восстали. И повержены были, ибо давало созвездие Рогатого исчадиям своим силу Великую. Сильнее и быстрее были те исчадия детей Божьих. И стали они владетельны. И крепла власть Рогатого. Построили исчадия те столицу на Острове посреди моря Срединного. И возвели твердыни во всех землях, где дети Божьи обитали. И власть свою правили твердо. Но хотя слабее были телесно человеки, но дух их не ослаб. И молились они. И праведники и неправедники призывали к себе слух Господа Бога нашего. И плакали люди, отдавая на заклание родных и близких своих. Отдавали малое, чтобы спасти великое. В монастырях тайных епископы следили за небом звездным, чтобы не пропустить знак Господа о его возвращении. И копили силу воинскую, ибо верили: не позабыл Господь чад своих, а лишь дал испытание. И услышал их плач Господь. Глянул на поле гнева своего и содрогнулся, осознав, что не ученья плоды деяние его принесло, а усилило лишь Антипода древнего.
  И восскорбел Господь. Низринул он на дно морское остров нечестивый, средоточие силы нечеловеческой. И изгнал созвездие Рогатого с небосвода небесного, лишив исчадий силы бесноватой. И восстали человеки в гневе и ярости великой. И низринули власть нечестивую. И пали твердыни нечеловеческие.
  Но велика была сила Рогатого. И созвездие его, на ночном небосклоне пребывая, свет свой нечестивый силой Луны увеличивая, дарило мощь исчадиям богопротивным, ночь им отдав во владение. Но крепка память человеков. И ненависть их крепка. И потому бдят монастыри, за небом наблюдая. И ночное и дневное время вниманием своим уделяя. И непрерывно молятся братья монахи, Господу Богу хвалу вознося, дабы не оставил он силой защитников рода человеческого. А когда Полная Луна на небо восходит, силу исчадий чуждых увеличивая, и оружно готовы братья-рыцари мощь чуждую сломить.
   Юный учитель увлекся. Но мальчишкам и девчонкам, что с открытыми ртами внимали лектору, до таких мелочей дела не было. Отправленные по зимнему безделью в монастырь, помочь прибраться, да чего там греха таить, и отъестся, они с открытыми ртами слушали нечто столь интересное, что забылся и холод на улице, и ежедневный урок, отнюдь не малый. Сейчас им было все равно. Перед ними разворачивалась история.
  На сердце епископа потеплело. Вот оно, будущее. Эти дети будут знать. И знание свое передадут другим.
  Тихо прикрыл двери. И застенчиво оглянулся. У лихих вояк, что стояли за спиной, лица были странные. Тоже слушали. Полезно такое напоминание. И просветление, и ненависть. Странно было видеть такое выражение на дубленых физиономиях кнехтов. Но приятно. Потому что люди. Так пусть в каждом растет искра Божья.
  По коридору разнесся топот подкованных подошв. Странное выражение стёрлось с лица, сменившись привычной настороженностью. Двое крайних воинов резко развернулись, привычно уставившись в сторону бегущего поверх арбалетов. Остальные четверо прикрыли щитами.
  Из-за угла коридора, рассеченного клинками света, бьющего из узких бойниц, показалась бегущая фигурка невысокого пращника. Разглядев стоящих, резко затормозил, перешел на шаг, выравнивая дыхание. Старательно чеканя шаг, подошел, хлопнул кулаком по груди.
  - Доклад, месьор епископ.
  - Говори, - клацнуло в ответ.
  - Видимости стен штандарт барона Богуслава фон Бисмарка.
  - Дальше.
  - С ним три клети крытые на телегах.
  - Командиру привратной стражи. Арбалетчики к бою. Встреча по обычному ордеру. Беги, - и уже своим. - К воротам.
  Белый плащ привычно парил за спиной, зацепленный за заплечья дорогого доспеха. Стены коридора, освещенные то теплым огнем факела, то рассеянным светом дня, прорвавшимся сквозь узкие окна. Да что там окна, бойницы, стремительно неслись мимо закованных в верную сталь плеч.
  - Что же добыл Богуслав? - вертелось в голове.
  Домовит фон Бисмарк, и ревнив. По-воински ревнив. Долгие годы его семья сдерживала в этих краях натиск нечисти, и когда пришел Орден, как и все вздохнула с облегчением, но трудно отказаться от самовластия. И понимая пользу манора, фон Бисмарк, порой все же хмурился, выслушивая наставления месьора епископа. Не любил волколицый потомок оборитов посещать манор. Но возжелал. Зачем? Что заставило гордеца, в очередной раз отбившего натиск силы вражьей, самолично к сопернику примчаться, свой замок невесть на кого оставив.
  
  У ворот уже сбили два жестких короба кнехты. Если что не так, телами запечатают раскрывшиеся ворота. Выиграют время, если не победят. Выиграют время для прихода Молящихся. И тогда... Нет в этих землях воинов, равных праведникам.
  
  Земля тяжело дрогнула, это опустили подъемный мост, что одновременно и первые ворота. И как ей было не дрогнуть, из столетней лиственницы, выдержанной в морской воде, отчего это дерево приобретает крепость и тяжесть камня, набран мост. Там за стеной взревел рог. Как же, владетельный сеньор в замок соседа без музыкального сопровождения. Дурной тон. Даже здесь, за стеной, слышно было, как бухают в крепкое дерево подкованные копыта богатырских коней. Остановились. Натужно зашелестели хорошо смазанные звенья могучих цепей, поднимая тяжеленный мост. Месьор епископ знал, как неуютно сейчас себя чувствуют находящиеся в межвратном дворике. Знать, что на тебя направлены десятки арбалетных болтов. Отнюдь не приятнейшее из ощущений. Наконец с надвратной башней прогремело.
  - Открыть внутренние врата.
  И двое крепких воинов закрутили ворот, поднимающий засов, сделанный из полного ствола дерева. Тот замер в высшей точке и уютно улегся в четко подогнанные створы. И только тогда медленно и торжественно стали открываться ворота. Это только у дурного хозяина идут они с натужным скрипом, здесь же хорошо ведали цену тому самому мгновенью, которое отделяет жизнь от смерти. Не раз эти ворота отсекали лютую погоню. Мудрый знает, как много значит крепкая, хорошо смазанная дверь.
  И во двор манора во всем своем великолепии въехал барон Богуслав фон Бисмарк, ярчайший образчик приграничного сеньора.
  Народ в Приграничье груб и дик. И потому сеньор внушать должен почтение и страх. Почтение и страх барон фон Бисмарк внушил бы любому, и значительно более цивилизованному человеку. Закованная в сталь двухметровая статуя величественно восседала на огромном звероподобном жеребце, круп которого прикрывал обнимающий широкие, как миля, плечи плащ, известный во всем Приграничье. Из шкур волколаков был тот плащ. А ведь всякий знает, что, умирая теряет волколак зверское обличье, становясь человеком. С живых оборотней снимал шкуры на свой плащ веселый барон. Дик барон. Вот и сейчас мальчонку какого-то лесного перед собой усадил. Ну скажите какому южному сеньору в голову придет простолюдина в седло взять. И дружина сеньору под стать. Лишь четверо - рыцари, судя по доспехам и гербам, хотя дикостью веет от их бородатых лиц. Не остывшей яростью горели яркие голубые глаза. А остальные, судя по укрытым волчовками кольчугам из плоских колец, обориты. Те самые, что и во времена Горя не склонили свои жесткие шеи перед могуществом Врага. И странно было видеть их выбритые суровые лица в этом краю, где мужчины, кроме орденских братьев, не брили бороды.
  Барон не глядя швырнул поводья и легко для такого великана спрыгнул с коня. Покачнулась мать сыра земля.
  - Приветствие, - рявкнул столь мощно, что голуби, до этого мирно курлыкавшие на колокольне, сорвались с мест и заполошно замелькали в прозрачном зимнем воздухе. Барон вспомнил. - Благословите, месьор епископ.
  - Да пребудет с тобой благодать Божья, - и скромно не добавил "чадо мое".
  Не мал ростом был его преосвященство и могуч телесно, но юным оруженосцем казался на фоне этого великана.
  - Благодарю, месьор епископ, - рокотнул барон и лишь тогда снял глухой шлем, вытянул в руке и массивный головной убор тут же принял кто-то из дружины. - Мои люди устали.
  - Всем достанет гостеприимства под этими сводами, - лязгнуло в ответ.
  Двое мужчин ревниво смерили друг друга взорами. Не терпит сила соперника.
  - Будьте моим гостем, месьор барон.
  - Почту за честь, месьор епископ. А пока... Порадую тебя, твое преосвященство, - четко вылепленных губ коснулась довольная улыбка.
  - Может, пройдем в покои?
  - Очень уж добыча редкая. Тяжело будет ждать, - яростные синие глаза глянули с неким вызовом.
  - Тогда не томи меня, - не отступили перед небесной синевой льдисто-серые. - Поделись радостью. - Оглянулся, взгляд упал на давешнего вестника. Епископ не жаловался на память. - Медведко, беги к брату ключнику. Пусть сюда подадут вина. - И уже подошедшему дежурному офицеру, - Свиту разместить достойно.
  И заметил, как довольно блеснули глаза барона. Польстил. Внутренне улыбнулся, представив, что бы сделалось с каким-либо южным грандом, назови он при том этих головорезов свитой.
  - Отче, - и удивленно обернулся на барона. Слышать от этого забияки "отче". - А мне бы той настойки, что в прошлый раз. Этой, с мятой. - Жесткие складки на словно вырубленном лице великана вдруг разошлись и стал он тем, кем и должен был бы быть, кабы не нечисть. Двадцатилетним мальчишкой. - И с медом липовым.
  Месьор епископ поздравил себя с победой. Маленькой, но все же. Никто не знает, в чем проявится слабость человеческая. Ну, кто бы подумал, что этот суровый воитель - сластена.
  - Медведко!
  - Месьор.
  - Ты слышал, - и зазвенели по мостовой подкованные подошвы. Сам же отметил, что четверо в доспехах и четверка оборитов так и не оставили седел. Вопросительно поднял бровь.
  - Добыча редкая, - ответил на невысказанный вопрос барон. - И надо ее под своды. Они и мертвыми не выносят солнечного света.
  
  
  Глава
  Девчонки-официантки в этом заведении привыкли ко всяким посетителям. Но эта троица была мало того, что авантажна до невозможности, так еще и обращала на себя разнообразием заказов. Вообще-то заявлено заведение как культовый пивной ресторан, так что пивными запросами здесь удивить кого-либо было трудно. Но вот количество принятого, внимание персонала на ранних гостях заострила. Широкоплечий бизнесмен, крепкую физиономию которого украшала старорежимная бородка скобкой, предпочитал темное пиво. При этом симпатию свою он выразил путем мгновенного употребления одной за другой полудюжины кружек означенного напитка, и сейчас хищно присматривался к следующей полудюжине, которую тащила на подносе симпатичная девчонка в форменной ресторанной одежде.
  Лицо у девчонки было сосредоточенное, но лукавые заинтересованные взгляды на фаната темного пенного напитка бросать она не забывала.
  Спутники бородача столь неистовой приверженностью к пиву не отличались. Тёмно-русый аристократичный молодой человек потягивал светлое пиво. Потому что он попросил тмин, его можно было бы принять за немца, но молодой человек вместо любимых этим народом сосисок попросил тараньку. Правда, колотить по краю стола полученной рыбой он не стал. Попросил подать ему уже почищенную. И с увлечением посасывал янтарные кусочки, с удовольствием запивая соленую вкуснятину свежим светлым пивом.
  Второй спутник любителя пива вообще оказался предателем пивной традиции. И наслаждался чаем. Правда, с некоторой регулярностью разбавлял бархатный вкус хорошо заваренного чая пряной остротой прозрачного напитка из запотевшего графинчика. Означенный напиток он с удовольствием закусывал солеными огурчиками, которые, не смотря на всяческие запреты, принес с собой, и баранками, которые заказал здесь. Все трое устроились не за столом. А вдоль длинной столешницы, что тянулась вдоль огромного панорамного окна. Окно открывало прекрасный вид на пока еще не проснувшееся после зимней спячки море. Морю, как всегда было совершенно неинтересная точка зрения расселившихся по его краям людей. И оно спокойно накатывало свои длинные, ленивые волны на пока еще взъерошенный после буйных зимних штормов, пляж. Там, в голубой дали, среди множества волноломов пока еще не носились, радуя отдыхающих свежими бензиновыми ароматами и жизнерадостным треском бодреньких двигателей разноцветные водные мотоциклы и аппетитные надувные катера. Так что море радовало глаза наблюдателей относительной гладью. Успокаивало, так сказать, размеренностью.
  И трое наслаждались не только кулинарными аспектами застолья, но и открывающимся перед ними зрелищем. Сами в свою очередь, являясь зрелищем для обслуживающего персонала.
  Вот и теперь, когда шустренькая спортивненькая официантка доволокла до стола поднос с полудюжиной пива и начала сгружать и его на стол, первая кружка не успела коснуться массивным донышком темной отполированной столешницы, как была немедленно ухвачена бизнесменом и в прямом смысле слова перелита, извините за выражение, в широко раззявленный именно с этой целью, рот. При этом складывалось ощущение, что пиво не пилось, а именно заливалось в желудок. Прямо.
  Бизнесмен довольно выдохнул, по-хулигански подмигнул засмотревшейся на фокус официантку, ухватил крепкими пальцами салфетку и с удовольствием промокнул губы.
  - Силен,- одобрил тот, что потреблял баранки.
   - Пиво достойное, - слегка стесняясь, пояснил бизнесмен. - Как осетинское почти.
   - Дай-ка, - оживился любитель баранок. Ухватил кружку, одним длинным глотком продегустировал, прополоскав рот. И пробасил разочаровано. - Нет. Значительно жиже будет. Ленятся варить пиво. Ленятся. Концентраты сплошные.
  Откинувшись на спинку высокого стула, с удовольствием окинул орлиным взором открывающую перспективу и довольно констатировал.
  - Красота. И все же я думаю, что стоило разместиться там, - махнул он в сторону пирса на котором расположился летний ресторан, уже подававший признаки жизни. -. Простор голубой вокруг. Ароматы морские.
   - Там не морем, там дерьмом пахнет, - пресек его мечтания Алексей Левонтиевич. И тут же ответил на недоуменный вопрос. - Прямо под рестораном труба главного коллектора в море выходит. На трубе сэкономили, до проектной длины не дотянули. Так что продукты жизнедеятельности этого прекрасного города, - обвел он кружкой вокруг, - с каждым приличным штормом возвращается обратно. Ну а поскольку зимние штормы завершились совсем не так давно...Так что, пожалуй, не стоит там наслаждаться свежим воздухом.
  Отсалютовал кружкой, и пригубили пива.
   - Похвально, - раздалось у них за спиной.
  Собутыльники дружно развернулись. Мужчина, который столь профессионально очутился у них за спиной, на ниндзю походил в самой последней степени. Выше среднего роста. В плечах широкий, в талии основательный, пузатенький даже. В песочного цвета костюме, в белой рубашке без галстука. Мокасины в цвет костюма. Круглолицый, нос картошкой. Темно-русые волосы, уложенные в аккуратную прическу. Густая ухоженная борода. Он походил на купца средней руки, начала прошлого века. Такого, какими их показывают не в самых хороших фильмах. Вот только глаза. Хотя кто знает, какие были глаза у этих купцов средней руки, начала прошлого века. Вон, какую экономику без всякой экзальтации создали.
  Так вот глаза у этого человека были серыми, как осеннее небо, спокойные. А взгляд ощутимо тяжел.
   - Это похвально, когда гости нашего города так хорошо знают его.., - он запнулся.
   - Подноготную, - с готовностью подсказал Алексей Левонтиевич.
   - Историю, - не согласился мужчина. - Впрочем, разрешите представиться. Сергей Николаевич Алферов. У меня назначена встреча в этом ресторане. И поскольку других посетителей я не вижу, то имею все основания предполагать... - сделал он вежливую паузу.
   - Вы совершенно правы, Сергей Николаевич, - вступил в разговор Илья Иванович, вставая со стула, - это именно по моей просьбе вас побеспокоили и попросили о встрече.
  Уже описанный выше туалет Илья Иванович не поменял, однако непонятным образом выглядел как аристократ старых времен. Представительно, отстраненно и несколько угрожающе.
   - Здесь - обвел он пронизанный весенними лучами зал, - условий для беседы не предусмотрено. Однако предполагая, что вы примете приглашение, - сразу расставил он приоритеты, - нами был заказан кабинет.
  
  
  Кабинет быль небольшой, но очень уютный. Решенный в этаком изысканно-пиратском интерьере. И стол сервировали скорее в средиземноморских, чем в русских традициях.
  - Такова, увы, проза современной жизни, - прокомментировал наличие множества морепродуктов на столе Илья Иванович, - сейчас проще выписать настоящего повара итальянца, чем найти мастера русской кухни. Но, тем не менее, прошу к столу.
   - А может быть сначала к делу, - занимая свое место, предложил Сергей Николаевич.
   - К делу, так к делу, - согласился Илья Иванович. - Начинайте.
  Сергей Николаевич несколько смутился такой прямолинейности, однако инициативу из рук решил не выпускать.
   - Мне доложили, - тут же продемонстрировал он свой уровень, - что меня приглашают для разговора представители структуры, к которой мое руководство относится с уважением. И представители этой структуры должны, - здесь он сделал голосом заметное ударение, - представить некие полномочия, подтвержденные знаком и словом.
  Илья Иванович положил на стол кисть правой руки, размеры кулака завораживали, и указательным пальцем левой постучал по одному из перстней. Широко улыбнулся.
  - Знак, - сказал он.
  От широкого, достаточно небрежно выполненного кольца, дохнуло очень седой стариной. Потемневшее, оно довлело над остальным украшениями, оседлавшими длинные аристократичные пальцы. Лишь жестко, будто всего двумя ударами высеченный косой крест украшал массивную как щит печатку.
  Сергей Николаевич несколько секунд всматривался в представленный знак. После чего согласно кивнул.
   - Знак принят, - немного нехотя сказал он. - Слово.
   - Во славу Господа нашего, - продолжая светски улыбаться, рокотнул Илья Иванович.
   - И именем его, - немедленно поддержал Никитыч.
   - Аминь, - завершил эту своеобразную перекличку Алексей Левонтиевич.
   - Аминь, - подтвердил Сергей Николаевич. Помолчал. Катнул по щекам желваки. - Слово принято. - Дотянулся до чайника, налил только себе. Сделал маленький глоток. - И что явилось причиной визита в наш город представителей структуры уважаемого Александра Ярославовича?
   Под пеленой вежливости явно таилась едкая как яд, неприязнь. И взгляда серых глаз не коснулся даже лучик тепла.
  Светская улыбка покинула лицо Ильи Ивановича. Украшенная перстнями ладонь негромко, но веско пришлепнула по столешнице. Он снял очки, положил рядом с тарелкой, а потом не менее тяжко глянул на сидящего прямо напротив него Сергей Николаевича.
   - Признаюсь - надоело. - сразу обострил он разговор. - Но пояснения все же дам. Не люблю недоговоренностей. Особенно на стадии отработки совместной работы. Итак. В некоей редко посещаемой церкви покрылся слезами Лик. Вам ведь об этом известно, Сергей Николаевич? Как и причина этого нечастого, слава Богу, явления? Вы, обнаружив, это редкое, слава Создателю явление, предприняли необходимые с вашей точки зрения действия и, в соответствии с инструкцией доложили об этом событии по иерархии. После того, как предпринятые действия ожидаемых результатов не принесли, вы вновь обратились по иерархии. Уже с негативным результатом. После чего ваше руководство обратилось к нашему. Наше руководство приняло решение направить сюда нас. В помощь. Как экспертов в этой области и специалистов. Именно в помощь. А ни в коем случае не в оперативное подчинение. Поскольку Орден существует в рамках иерархий, существует для оказания помощи, и отнюдь не входит в систему иерархий, хотя взаимодействует лишь с высшими иерархами. Причем на началах консультационных. И именно для проведения консультаций наше руководство прислала для анализа на месте группу специалистов и экспертов в нашем лице. После проведения анализа мы даем оценку сложившейся ситуации и предлагаем методы её разрешения. Оценка дается объективная, методы разрешения адекватные. Вам ведь это известно? Как и причина нашего визита в ваш милый город? И потому не надо сориться. А надо искать пути и методы решения возникшей, вне всякого сомнения, неприятной проблемы. И в этом поиске нам просто необходима ваша помощь и содействие.
   - Мне хорошо известны ваши методы, - почему-то побледнев начал, было, Сергей Николаевич. Но был немедленно остановлен.
   - Уважаемый Сергей Николаевич, мне известно откуда у вас наличествует некое представление о наших методах. Это та самая история с волчьим хутором в Эстонии?
  Сергей Николаевич медленно кивнул.
   - Я считаю, что недоговоренностей между соратниками в борении быть не должно. И потому позволю себе некоторое разъяснение. Как я понимаю, мои эстонские коллеги, и без того известные как люди немногословные, пояснений вам в свое время не дали.
  Сергей Николаевич негромко кашлянул и его холодные серые глаза похолодели еще сильнее.
  - То, что я видел можно назвать только, одним словом. И слово это - убийство. Жестокое убийство.
  Илья Иванович потер переносицу.
  - Вы наверно не расслышали. Я сказал волчий хутор. И жили там волки оборотни. За сутки волк в поисках пищи пробегает порядка сотни километров. Вот они и пробегали. Полюбопытствуйте в архивах. Вас ведь в тех краях до сих пор уважают. Русский священнослужитель восставший против гнета русских оккупантов. Так что к фондам допустят. Так вот, искали эту нелюдь долго. Постепенно расширяли ареал поисков. И нашли. Они ведь за полста километров за добычей ходили. И после завершения мероприятия, вас как представителя церкви в тех краях, с результатами ознакомили. Времени для того чтобы привлекать человека, более осведомленного не было. Им еще надо было плоды деятельности этой нелюди утилизировать. Вас ведь в сарай водили? Ознакомили?
  Сергей Николаевич побледнел. Воспоминания, надо полагать. Но согласно кивнул. Собрался опять что-то сказать.
   - Так что методы наши мы впредь обсуждать не будем, - не дал ему развить некую сентенцию Илья Иванович, - не стоит обсуждать и тему нашей широкой известности.
  - Поймите, всякого можно попробовать отказаться от заблуждений. - Сергей Николаевич явно давно ждал этого разговора. Наверно даже готовился к нему, а произошел он вот так внезапно. Так что аргументация его была скорее эмоциональной, чем продуманной. Однако свою точку зрения озвучил он кратко и четко.
  - Вы просто караете. А ведь можно их переубедить, - и в голосе его было очень много силы и уверенности. Такой, пожалуй, и на костер пойдет за свои убеждения. Такая вот обманчивая внешность. Воли в человеке - вагон.
  Илья Иванович глянул на Сергея Николаевича поверх очков. В серых и столь же жестких как оружейная сталь господина Алферова клубилось горе. Настоящее горе. Подвижник. А кто еще мог стать духовным отцом этого города. Курорта у моря, где соблазнов столько же сколько песчинок в пустыне.
   - Каждую душу можно спасти, - с надеждой то ли проговорил, то ли спросил Сергей Николаевич.
   - Душу спасти можно, - негромко согласился Илья Иванович. - Если она есть, эта душа. Позвольте еще одно пояснение.
  Душа есть у тех, кто служит антиподу из страха. Его слуги находят человека с таким страхом. А потом этот страх любовно растят. До того самого момента, когда человек готов принять любую помощь, а кто может защитить от страха чем сообщество отважных и беспринципных. Такого я вам отдам. Верните ему веру в себя, в свет Божий и он излечиться. И о службе своей будет вспоминать как о простом дурном сне.
  Душа есть и у тех, кто служит антиподу за деньги. Это просто люди без веры. Атеисты, - как-то резко выделил голосом, - Верните такому веру, убедите в своей правоте. И такой может встать рядом с вами в вашем борении.
  Душа есть даже у тех, кого с детства растят в идее служения антиподу. Это люди с напрочь замороченными мозгами. И они никогда не признают вашу правоту. Для них грех - подвиг. О чем вам разговаривать с таким? Вы скажете "стучите в дверь и вам отвориться"? А если отвориться только для того чтобы убить вас? - голос Ильи Ивановича был тих и грустен.
  А потом в тихом и грустном его голосе катнулись громовые раскаты.
  - Но нет никакой души в детях антипода. И вот их вы никогда не сможете ни переубедить, ни перевоспитать. И именно с ними мы и работаем. Те существа, с которыми нам приходиться работать имеют изначально противоположную нашей, систему морально-этических ценностей. С ними можно разговаривать, более того с ними можно договориться и даже убедить их с нами сотрудничать. Однако у них своя правда. Которая просто не предполагает существование нашей правды, - очень тихо закончил он свою короткую сентенцию. - И поэтому мы никогда не сможем с ними договориться о главном. О возможности совместного существования на наших принципах. Так что все просто. Или мы или они.
  - Вы не понимаете,
   - Мы - понимаем. А вы - нет, - негромкий, казалось бы, голос Ильи Ивановича заполнил весь кабинет.
  И опал.
   - Просто очень, к сожалению, многие, поддерживают антипода. С ними можно разговаривать и убедить их в своей правоте. Просто с ними мало разговаривают. Вы ведь знаете, что люди уходят от веры. Наши западные коллеги объясняют процесс роста неверия некими объективными причинами. Мне же видится в этом некий управляемый процесс.
   - Мне кажется, что вы преувеличиваете.
  Всякий негативный процесс можно объяснить при помощи очень разных групп аргументов.
  - Давайте перестанем, - предложил Илья Иванович. - Бесконечен этот спор. И не имеет смысла. Мы ведь одно дело делаем. И антипод у нас один.
   - Только лишь молитва...
  Но Илья Иванович договорить не дал.
   - Молитва - борение духовное, - веско сказал он, - а у антипода хватает клевретов вполне материальных. Мы их найдем и, если получиться, дадим вам возможность побеседовать с ними. Говорите с ними, молитесь за них. Но запомните - они грязь. Они - мерзость, для которой больно само существование нашего мира. И позволять им пачкать своим присутствием нашу землю я не позволю. И корчевать их буду со всей силой и яростью, которыми одарил меня Господь.
  Сергей Николаевич молчал. Он, казалось, был несколько ошеломлен тем напором, что проявил недавно такой вежливый собеседник.
   - Раз мы пришли к согласию по вопросам общетеоретического характера, я предлагаю перейти к обсуждению вопросов разрешения имеющейся проблемы. Ну а поскольку методы наши прошли апробацию веками, именно ими в решении этой самой проблемы мы и будем пользоваться.
  
  Интерлюдия.
  - Ему вот благодаря, нечисть заполевали, - махнул рукой в сторону мальчишки, что совсем не торопился покинуть уютное седло. Барон обнаружил беспорядок и нахмурился. Пацан белкой слетел с седла. - Не должно вассалу в присутствии сюзерена верхом сидеть, - походя поучил. И вернулся к рассказу. - Не знаю уж, с чего понесло этого мальчонку в лес в такую пору, говорит силки на зайцев поставил, но застрял он там на ночь. На дереве заночевал. Мальчонка к лесу привычный и слух как у белки. До рассвета проснулся. Звон сбруи услышал. И всадников углядел. Удивился. Вдали от дорог. Верховые. Коней-то по бездорожью бить. Хорошо не окликнул. А увидел, как те на дневку становятся, и смекнул, что за всадники. Посидел, услышал, что собрались путники те в деревне следующей ночью подкормиться. Хорошо не обделался. - Рука в латной перчатке взлохматила русые вихры. - Страшно было?
  Мальчишка глянул исподлобья, неумело улыбнулся.
  - По сю пору боязно.
  - В детские возьму. Подкормиться - будет с него толк.
  Костлявый, но не худой, кость широкая, плотная. Большие кисти и широченные ступни указывали, что из этого волчонка еще вырастет здоровенный волчище. Кожаные портки чуть ниже колен, обмотки с поршнями. грубая куртка из рысьей шкуры, перехваченная плотным широким поясом на которой болтаются ножны, с ножом скорее кремневым, кто же мальчонке дорогой стальной даст, и мешочек с голышами. На запястье левой руки, жилистой и исцарапанной, намотана праща. А правая лежит на рукоятке мизерикордии. То ли подарок, то ли трофей. Но, судя по тому, с каким обожанием смотрит на барона - подарок.
  - Дождался, воитель сей великий, пока вурдалаки в домовинах своих упокоятся, и в замок прибежал. Поздно только, солнце на закат пошло, так бы в лесу взяли нечисть. Я послал в село своих лучников, они как видишь от местных не очень-то и отличаются, а сам стал пождать. В овражке одном. После полуночи твари эти и пожаловали. Только в селе не спал никто. Кто ж известие такое получив, спать будет. Как в село вурдалаки пожаловали, псы и заскулили. Крестьяне подожгли несколько стогов сена. Жаль, хорошее было. Да жизнь дороже. Я бросил тревожный огонь и в атаку ударил. Сначала даже не понял, с чего это они правильный бой принять решили, - барон интеллигентно отпил из исходящего паром кубка. - Вкусно. Полюбопытствуй, месьор епископ.
  И протянул руку. На широкой ладони лежала гемма прозрачного голубого камня с изображением Созвездия Рогатого.
  Месьор епископ почувствовал, как невольно поднимаются брови.
  - Шестое Братство.
  - Оно самое, - невесело улыбнулся барон, и желваки на щеках привычно вздулись. - Оно самое. Они, по словам лучников, в деревню как хозяева вошли. Да и кто им там противостоять мог. Хорошо я перед атакой в рог протрубил. Вызов бросил. А эти ведь чести воинской не чужды. Напротив. Мы уже коней в атаку бросили, когда в ответ их рог завыл. Чертова дюжина их была. Ровно. И доспешный лишь один. Главный. Остальные окольчуженные. И со щитами малыми, - барон махнул рукой в сторону повозок, - в крайнюю телегу оружие нечестивое свалили. - Затем продолжил. - Егерсдорф у речки стоит, мы с увала и ударили. Они разгон набрать не успели, и копий у них не было. Не то б и не знаю, победил бы кто. Добро ещё, что оскепища копейные из осины вырезаны. Да и лучники дружно ударили. Сам знаешь, месьор епископ, в такие моменты серебра не жалеют. Прошли мы их строй. В первом же столкновении четверых из седел повыбили. Их сразу селяне так чесночной настойкой залили, как будто капусту солили. А с остальными срубились. Воины они конечно запредельные. Оставшиеся моей дружнее такой ущерб нанесли, что и не упомню я таких потерь. Хорошо не только рыцарей, но и оборитов взял. Злые. В самую гущу свалки, коней, взбесившихся не боясь, со своими луками лезли. Кабы не их стрелы.
  Епископ кивнул головой. Серебро не убивает вампира, делает его лишь медленнее. А как быстро обориты стреляют, он видел.
  - Перестали они такими шустрыми быть. Но и тогда им умения воинского хватило. Но семь не сорок, - и замолчал. Дальше говорил тяжело, как камни ворочал.
  - Мне еще отец рассказывал, как деда выпили. На приеме. Вроде обговорили все, когда его собеседник дождался, пока тот отвернется, напал и выпил. Отец мне, поди, сотню раз описывал его герб. Звезду летящую.
  У епископа от неожиданного предвкушения похолодело между лопаток. Ну!!!
  - Я сам его взял, - опять жестко заговорил барон. - Один на один. Никто не посмел вмешаться. Сам разрубил его гнилое сердце, что качало и кровь моего предка.
  - Не может быть, - прошептал епископ.
  Богуслав лишь посмотрел укоризненно, опустил ладонь в поясной кошель и достал пластину черного металла с выложенной адамантами летящей звездой. Закованные в сталь пальцы бережно держали хрупкое украшение.
  Не стесняясь никого, месьор епископ опустился на колени. Перекрестился, вперив взгляд в прозрачное осеннее небо.
  - Славлю тебя, Господи, - истово выдохнул. Встал.
  - Гуго дор Эйххем, - утвердительно спросил.
  - Он, - кивнул лобастой головой барон.
  - Богуслав фон Бисмарк, и ныне, и присно, и вовеки веков..., - начал было месьор епископ, но сам прервал себя. Воин победил в нем священника. - За это надо выпить, - вцепился пальцами в локоть барона так, что едва не промял доспех. Повторил. - За это надо выпить.
  Но остановился, глубоко вдохнул.
  - Богуслав фон Бисмарк, - торжественно проговорил. - Ты волен желать в награду от Братства того, чего пожелаешь.
  Барон улыбнулся. Совсем по-мальчишески. И похвастался.
  - У меня и пленный есть. И он знает, где их укрывище. Думается мне, что братья смогут разговорить лучше, чем мои умельцы.
  - Подарок великий ты сделал мне. Идем, нам надо многое обговорить.
  
  
  За столом сидели трое. Сам месьор епископ, Богуслав фон Бисмарк и мальчишка. Главный виновник сегодняшнего торжества. Большой стол моренного дуба накрыт был для трапезы. Обычно он был завален свитками и книгами, но сейчас и книги, и свитки в непривычном для себя порядке расположились на длинных полках, закрепленных на стене.
  Нельзя сказать, что трапеза накрыта была с великолепной пышностью. Однако похоже она явно превосходила по числу блюд трапезы в замке пограничного барона. А уж мальчишка смотрел на наличествующее великолепие круглыми от восторга глазами. Нет он и копченное мясо пробовал и печенную кабанину. Еда эта была хоть и не часто, но гостила на столе людей во многом живущим с лесной добычи. Но вот таящая во рту жирная ветчина, сыры, доставленные из южных маноров. О такой еде он и не слышал даже. Особое впечатление произвел на него изюм и сваренные меду грецкие орехи. Справедливости ради отметим что и Богуслав отдавал предпочтение привезенным блюдам. Хотя и не с таким решительным энтузиазмом, как его юный сотрапезник. Он вообще к этому мальчишке отнесся с неожиданным теплом. Не отправил сразу, благодарно потрепав по плечу. Месьор епископ знал, что несколько лет назад у барона умер младший братишка. И по слухам барон о нем сильно тосковал. Сейчас Богуслав учил найденыша правилам хорошего тона. В присущей, впрочем, ему несколько рычащей манере.
  - Не должно человеку - поучал он мальчишку - в мясо подобно зверю вгрызаться. Ты посмотри на себя. Все лицо в жире. И не вздумай рукой утираться. Салфетку возьми.
  - И чего вещь такую хорошую жиром пачкать - степенно ответил ему мальчишка. - Она вон вышитая. Дорогая наверно. А от жира на морозе кожа не мерзнет.
  И схлопотал стремительный подзатыльник.
  Теперь хорошо отмытый, в не новой, но чистой и крепкой кожаной одежде, такой, в какой ходили мальчишки пращники, он совсем не выглядел лесным зверьком, а походил на оруженосца, ученика рыцаря. На юге таких было уже много. За учебу платили они службой и по слухам вырастали из них отличные воины. Очень высокий и широкоплечий для своих лет, он, кроме всего прочего отличался правильностью черт немного вытянутого лица. Цвет его волос до бани установить не представлялось возможным ввиду крайней их измызганности. Отмытый он оказался блондином и в целом производил очень выгодное впечатление.
  - Так что в мясо ты подобно зверю не вгрызайся. Возьми нож, вон два у тебя на поясе висят, а свой ты под рубашку спрятал, и отрежь от мяса кусок - слова свои он сопроводил действием, после чего положил отрезанный кусок мяса и со вкусом зажевал. Мальчишка с некоторым недоверием испытал предложенную методику, оценил её и в этом случае возражений от него не последовало.
  - Смышленый малый, - похвалил его барон. - Думаю взять его в младшую дружину. Как думаешь, отец твой согласиться?
  Глаза парнишки радостно блеснули, но крестьянская рассудительность взяла верх.
   - Я у него старший. Остальных тоже поднять надо.
  - Нет, твое преосвященство ты глянь на этого мыслителя. Решено, святой отец. Заберу и оруженосцем сделаю. А отцу твоему корм за тебя положу. А там глядишь и в управители выйдешь. Вот у месьора епископа выучишься и выйдешь.
  - Я в рыцари хочу, - насупился мальчишка, - как ты.
   - Вот и договорились.
  - Месьор епископ - перенес свое высокое внимание на хозяина барон - а не пора ли нам навестить нашего гостя. Когда я выходил из твоей допросной, его как раз прилаживали на дыбу.
  - Зачем, - совершенно искренне удивился месьор епископ.
   - Стоит разговорить злодея - решительно пояснил свое намерение Богуслав.
  -Уверяю тебя с ним уже давно и очень результативно разговаривают.
  - Без тебя - удивился барон.
  - А к чему мне там быть? - Месьор епископ никогда не упускал случая поучить свою паству. А как же иначе? Мудростью управления надлежит делиться. И что делать, если приграничные бароны признают единственную площадку для обмена опытом. Застолье.
   - Ну ... - протянул Богуслав.
  - Посуди сам месьор барон,. Все это время провели мы в хлопотах приятнейших. Сначала мы осмотрели трофеи.
  Барон довольно приснился. Все добытое оружие как нечестивое он широко подарил ордену. Несмотря на качество исполнения ни он ни его люди, ни оружие нечестивое, ни доспехи использовать не будут. Отдарки из арсенала манора он получил щедрые. Орденское оружие не зря славиться как самое лучшее. А вот то, с боя захваченное орденские мастера с удовольствием изучат и возможно смогут перенять, что-нибудь полезное для слуг господних.
   - Так и гость наш с разными приспособлениями, помогающими путь к истине сделать проще, знакомился.
  Барон немного изменился в лице. Допросная манора произвела на него серьезное впечатление.
   - Когда вы в бане грелись после трудов праведных, то гостя нашего грели со всем возможным тщанием.
  После этих слов барон довольно приосанился, а мальчишка слегка покраснел. В бане почетным гостям прислуживали юницы из зимовавших в маноре селянок. Воинам после боя нужно отдохновение не только духовное. И юницам на пользу. В этих небогатых людьми краях среди сеньоров не принято было отказываться от своего побочного потомства. И Орден разумно смотрел на это сквозь пальцы. Ну а кроме того, и это было основной целью столь тешащего самолюбие сеньора омовения, юницы смотрели нет ли на телах прибывших знаков, указывающих на то что прибывшие, относятся к сонму слуг Рогатого. Враг коварен и не раз под личиной друга в манор пыталась прокрасться всякая гадость. А то, что во влажном тепле знаки эти богомерзкие выступают, о том клевретам Проклятого, ведомо не было. Потому как париться они не умели.
  - Так вот и гостя нашего грели со всем тщанием. Чтобы не прохватило его сыростью лесной, - в не самой смиренной улыбке продемонстрировал крепкие желтые зубы прелат. Любовь брата Теодора к согревающим процедурам во время допроса была ему хорошо известна. А то, что представитель проклятого племени терпит сейчас муки, наполняло его сердце совершенно не христианской, но искренней радостью.
   - Когда вас потчевали, и его потчевали, да так что до самой своей скорой смерти не забудет. Не скучал все это время наш гость. Так что не тревожься месьор барон скоро к нам уже с новостями придут.
   - Ну значит не скучал наш гость - подвел итог речи прелата барон и с удовольствием пригубил мятного взвара. Которому отдавал явное предпочтение перед вином.
  - И все же, скажи твое преосвященство, почему не сам?
  Прелат на секунду задумался.
  - Скажи месьор барон, почему, когда ты надумал строить новый кром вместо отцовского замка, то пригласил нашего архитектора?
  Барон не замедлил с ответом.
  - Так манор мне орденский очень понравился. И биться в нем хорошо и жить удобно.
   - Но помогал ведь тебе не я, а мастер?
  - Так ты твоя милость лучше биться приспособлен. В том и жизнь твоя. Биться, а не строить, - не замедлил с ответом барон,
  Епископ слегка поморщился. А он ведь когда-то мечтал строить, а не биться. С тем и поехал в солнечный Неаполь. А некой высокородной твари понравился стройный юноша и захотела тварь эта с ним развлечься, а потом и выпить. Он бежал, поставив себя за грань нечеловеческих законов. Это было началом пути. Знал бы юный барон с какой завистью смотрел увенчанный всеми наградами Ордена епископ на прибывшего в манор мальчишку архитектора. А тот робел перед легендарным воителем. Сердце которого переполняла тоска, поскольку смотрел он на свою несбывшуюся мечту. Месьор епископ коротко тряхнул головой отгоняя непрошенные воспоминания.
   - Ты мастера позвал, потому как он свое дело лучше тебя знает. Так?
  - Так - неохотно огласился барон.
   - Значит, для каждого дела звать надо человека, который в своем деле сведущ. Ты вот в деле допросном сведущ?
  - Расспросить сумею, - очень сейчас была страшненькой баронская улыбка. Сразу становилось понятно. И расспросит и опыт имеется.
  - Это как если вот ты рядом со своим кромом шалаш поставишь и умением своим хвастаться станешь, - может даже излишне резко прокомментировал его позицию месьор епископ. - Так что не очень ты умеешь. А вот того, что сейчас в допросной трудиться сами нечистые и пытали. Так что умение свое он на собственной шкуре испытал. Большой мастер. Так что и нечего нам в допросной делать, - жестко заключил епископ, ввергнув барона в пучины логистических размышлений о разделении труда.
  В дверь постучали. Очень негромко.
   - Впусти, - кивнул приор одному из охранников. Тот подошел к двери, наставил на неё арбалет и сказал.
   - Открой.
  Дверь отворилась и за ней оказался среднего роста монах. Широкие плечи, причем одно плечо выше другого.
   - Лицо покажи.
  Монах отбросил капюшон, показав тяжеловатое крестьянское лицо, украшенное мощным подбородком, страшным змеистым шрамом и пронзительно голубыми как зимнее небо, глазами.
  Арбалетчик довольно кивнул головой. Однако потребовал.
   - Молитву.
  Правила безопасности в маноре выполнялись неукоснительно.
   Монах послушно начал декламировать чеканные периоды "Ave".
  Стрелок дождался окончания молитвы и разрешающе шагнул в сторону. Однако оголовок стрелы продолжал хищно смотрел в живот визитеру.
   - Благословите отче, - густо пробасил пришедший.
  Стрела бдительно уставилась в поясницу. И только после того как пришедший принял благословение, арбалетчик занял свое прежнее место.
   - Разделите с нами трапезу, брат Теодор?
   - С удовольствием, месьор епископ.
  - Какие новости, брат Теодор? - торопливо спросил барон.
  Монах с укоризной глянул на торопыгу, некоторым кряхтением умостился в кресло, с грустью глянул на накрытый стол, негромко вздохнул и порадовал.
   - Разговорился, гость наш. Не сразу, но заговорил. И много интересного сказал.
   - Так вот сразу и сказал? - недоверчиво приподнял бровь месьор епископ.
   - Не сразу, твое преосвященство. Не сразу. Такого разговорить - большой труд.
   - А как удалось? - месьор епископ явно продолжал воспитательный процесс. Однако философствующий следователь на это внимания не обратил и с удовольствием начал делиться секретами мастерства.
   - Так ведь в каждом своя струнка есть. Её просто найти надо. И на ней сыграть, - глаза брата Теодора скользнули по стоящему перед ним постыдно пустому бокалу.
  Барон глянул на мальчишку, тот подтверждая репутацию юноши сообразительного, немедленно вскочил с места и наполнил упомянутый бокал.
  Месьор епископ кивнул довольно. Брат Теодор удовлетворенно, однако к бокалу даже не прикоснулся, а продолжил поучения.
   - Самая сильная струна в этом паскуднике - ненависть. Это и с самого начала видно было. Мы её поугостили, водичкой полили, теплом погрели. Она и выросла до небес. Так высоко, что и осторожность заслонила. Правды он нам, твое преосвященство не сказал. Рычал, ревел, ругался, муками страшными угрожал, - наябедничал брат Теодор.
   - А как же ты сквозь ругань нужное узнал.
   - А вот сквозь ругань и узнал.
  Барон нетерпеливо шевельнулся, но наткнувшись на суровый взгляд епископа, сник. Однако, похоже и епископу надоело словоблудие брата Теодора.
   - Доклад, - лязгнул он.
   - Отряд шел на встречу с более крупным. У тех было нечто, что он называл Оружием. Именно так. Уважительно. Или Возмездием. Тоже весьма уважительно. На деревню напали они не мучимые голодом. Они собирались пленить население. Для жертвоприношения.
   - Жертвоприношения, - опять лязгнул епископ. И встал. - К оружию, - негромко, но тяжело проговорил он.
  Один из воинов шагнул к занавешенной нише, отбросил ткань. За ней обнаружилась веревка. Воин дернул за веревку.
  И над манором громко ударил колокол.
  
  Глава.
  Сергей Николаевич ушел. От участия в завтраке он отказался, сославшись на большую занятость и высокую социальную востребованность. Ушел он не сразу. Предварительно щедро поделился информацией и заверил, что всякая необходимая помощь будет оказана по первому же требованию. Оставил дорогую кожаную папку, сообщив, что в ней имеются некие документы, которые могут заинтересовать приезжих. В дальнейшие дискуссии вступать он не стал. Спор на самом деле имел давние корни. И его сторона, в этом споре, как правило, оказывалось стороной проигравшей. Однако точки зрения своей не меняла.
  Ну, а наши герои от завтрака решили не отказываться. И было на это несколько причин. Для начала завтрак уже был оплачен. А бросать такой приятный стол... Это, знаете ли, жлобством попахивает. Кроме того, любой знающий человек мог подтвердить, что война - войной, а обед, в данном случае завтрак, по расписанию. Ну и, в заключении, просто хотелось есть, поскольку как раз и было время уже упомянутого завтрака.
  Алексей Фомич радовал себя хорошо заваренным чаем с бутербродами, Никитыч мел все до чего дотягивался, а Илья Иванович баловался тем, что в далеких краях именовалось странной трескучей фразой похожей на считалочку. Тутти фрутти ди мааре. И не думайте, что кто-то изгаляется. Так просто называются на одном далеком языке все дары моря.
  Он взял со льда устрицу, выдавил на неё в соответствии с каноническими требованиями сок лимона, осмотрел со всех сторон. Посыпал солью. Добавил перца. Осмотрел еще раз. Алексей Левонтиевич молча, но с интересом, наблюдал за совершаемыми манипуляциями. Никитыч оторвался от большой, смотревшейся на этом изысканном столе несколько плебейски, яичницы с колбасой и помидорами.
   - Ты туда еще горчицы добавь. Самое то будет, - с видом знатока посоветовал он.
  Илья Иванович совет проигнорировал. Махом швырнул в себя рюмку водки и с громким хлюпом втянул содержимое раковины. Прислушался к ощущениям. Одобрительно крякнул.
   - Я вот что понять не могу, Никитыч, - поддержал прерванный, было, разговор. - Телом ты конечно могуч. Но как в тебя еды столько помещается. Не человек, а пожар степной, - покончив с этой обличительной речью, он опять замолчал, продолжая прислушиваться к ощущениям.
   - Так вкусно ведь. Да и с делами с нашими, не понятно, когда следующий раз поесть нормально придется.
   - Так, ну с водочкой пойдет, - выдал окончательно заключение Илья Иванович, - не холодец конечно, но на безрыбьи...А с делами нашими вот что.
  Он взял булку, разломил на две части, одну, не стесняясь намазал маслом, украсил парой пластов дырчатого сыра, умостил несколько кусков разных колбас, прикрыл второй. Осмотрел сооружение. Даже отодвинул немного.
   - Еда должна доставлять не только кулинарное, но и эстетическое удовлетворение, - прокомментировал увиденное. И в несколько могучих укусов, с эстетическим удовольствием уничтожил изготовленный бутерброд.
   - Дела у них пока, - голосом выделил "пока", - не трагичные. Но не простые. И меры, принятые нашими местными коллегами, вполне соответствуют уровню их компетенции. Разберем ситуацию в деталях. После того как лик покрылся слезами они прореагировали правильно. Задействовали свои контакты в правоохранительных органах. Те предприняли привычные, - поднял он указательный палец, - меры. Проблема лишь в том, что перед местными профессионалами, не самыми худшими замечу, не было поставлено конкретной задачи. Даже с учетом того, что работают наши коллеги в сфере духовной, тем с кем они контактируют по поводу вопросов мирского характера, очень сложно понять, что требовалось от них искать нечто не входящее в круг их привычных представлений. Самое страшное, что сделал господин Вольтер и к нему примкнувшие, так это породили безверие. Безверие не только в Бога. А безверие во все, что не попадает в круг их привычных понятий. Украв у людей веру в Бога, они украли и веру в чудо.
   - Батька, - веско уронил Никитыч.
   - Простите. Люблю отвлечения, - отнюдь не смутился Илья Иванович. - Так вот, проблема в том, что коллеги наши совсем не могут понять, что у антипода есть совершенно материальные слуги в нашем совершенно материальном греховном мире. В мире духовном, они, наши коллеги, богатыри, но вот здесь... Как говорят юристы, идентифицировать его они не могут. А привлеченные ими люди руководствуются познаниями, почерпнутыми из образцов не самой лучшей литературной или кинематографической продукции. Так что в сухом остатке мы имеем.
  Он открыл оставленную папку, недолго поковырялся в бумагах, напевая что-то бравурное.
   - Фигню мы всякую имеем, - прокомментировал. - Итак.
  Компания пришлепнутых готов, которые, несмотря на неоптимистическую философию, решили податься в места потеплее. С ними уже работают наши специалисты. Фантазеры.
  Прихватили так же жулика. Приехал почитать мутных лекций ранним отдыхающим. Паршивец понес в ресторане бред о конце света. Не опасен. Но жизнь и финансовое состояние ему осложнят. Нечего сбивать народ с нормального пути.
  Парочка дорогостоящих проституток. Предоставляли возможность богатым идиотам пошалить в ролевые игры.
  Заодно прикрыли мерзостную киностудию с мерзкими и непристойными фильмами. Состав киностудии помер. Со стыда поди. Материалы переданы тем, кому это интересно.
  Для более вдумчивой работы наши коллеги пригласили топорников.
   Никитыч хмыкнул.
   - Костоломы.
   - Лучшие костоломы, - поправил Илья Иванович. - Они поработали плотнее. Подняли две сети, средства от которых уходили в известные нам структуры. Сети локализованы, каналы отсечены. Проблемы организованы местными правоохранительными органами. Думаю, что денежки они к себе перенаправят. Мелочь, а приятно. Сатанистов отыскали. Дуралеи и фантазеры. Но по дорожке пошли опасной. Гнездо. Нету больше гнезда. Тоже неплохо. Но дальше и они опять уткнулись в пустоту. Ничего. А Лик плачет.
   Такая вот странная диспозиция.
   - И тогда они обратились к нам, - констатировал Никитыч.
   - Ты сам все слышал, - объективно ответил Илья Иванович.
   - Это получается, восемь дней здесь имеют место быть серьезнейшие проблемы. Пожар практически полыхает, - пыхнул трубкой Алексей Левонтиевич, - а они вот только сейчас озаботились. И пожарных, то есть нас вызвонили. А до того им неудобно было. Поскольку продолжают видеть в нас ... - Алексей Левонтиевич сердито блеснул глазами, подыскивая приличную формулировку.
   - Конкурентов, - подсказал Никитыч.
   - Скорее нет. Просто кое-кому хочется нами руководить. Искушение. Искушение. Но как показывает практика, как только возникает именно такая иерархия, как возникает вполне объяснимое желание использовать Орден как средство разрешения проблем в мирской сфере. Были прецеденты. А Орден для отражения нападений в другой сфере создан. В общем раздражаем мы. А насчет конкурентов...Объективная оценка ситуации, - заключил Илья Иванович. - И относительно конкурентов и вообще. Так что подведем итоги. На самом деле мы начинаем работать на территории тщательно почищенной, так что нам не придется отвлекаться на ложные следы, которые, прежде могли потребовать траты времени. Согласны?
  Коллеги кивнули.
   - Алексей Левонтиевич, а что сообщают наши друзья? Я вроде как слышал, что агрегат твой звуки во время нашей беседы с гостеприимным хозяином издавал.
   Поименованный агрегатом ноутбук был немедленно водружен на стол и развернут.
   - По нашей просьбе друзья наши сосредоточили свое внимание на делах не шумных и ярких, а странных и непонятных. Делая упор при этом не на официальные сводки, а на информацию скорее косвенную, - начал доклад Алексей Фомич. - В приемный покой больницы обратилась группа молодух людей. Очень умело побитых молодых людей. Числом с дюжину. Известных в неких кругах как казаки, активные представители народа-богоносца, поборники чистоты расы, арийской конечно, и так далее. Они в кабаке к двум приезжим привязались. Те, вроде как, лицами кавказской национальности оказались. Слово, как говориться, за слово. Но численное превосходство им не помогло. Двое какими-то знатоками рукосуйств оказались. И качественно молодежь почествовали. А странного в этой истории вот, - и он развернул ноутбук к собеседникам. На экране крупным планом была показана фотография руки, в частности предплечья со следами серьезного укуса.
  Никитыч хмыкнул.
   - Волк. И здоровенный какой. Как он ему руку-то не отмахнул.
   - Так вот именно такой вопрос и задал потерпевшему врач. На что тот с чистым совершенно взором ответил, что не было там никакого волка. И вообще ни волк, ни собака его давно уже не кусали. Слова его подтвердили все участники драки. Наши друзья аккуратно опросили всех очевидцев мордобоя. Не было ни волка, ни собаки. Наши друзья аккуратно подошли и к потерпевшему. И только приняв некоторое количество на грудь, он сказал то что не говорил ранее. Боялся, что за сумасшедшего примут. Когда он дрался то показалось ему что перехватил его руку и потом бросил через себя его противник именно зубами. И когда бросал пасть у него была совсем не человеческая, а совершенно даже волчья. Но признаваться он в этом не стал потому что в тот день начал с пива, продолжим домашним вином, пыхнул травки, а уже в ресторане полирнул все это вискарем. Так что в реальности это все было или привиделось под воздействием упомянутых психоделиков утверждать он не может. Потому что, с его точки зрения, такое невозможно. Но мы к сожалению знаем, что такое вполне даже возможно.
   - Конечно, возможно, - буркнул Никитыч. - Прокатуха. Прием старый. Классический, можно сказать.
   - Волколаки, - констатировал Илья Иванович. - Ликаны по новомодному. По-европейски то есть. Вот же гадость какая. И обученные, видишь ты. Личину как носят. Не был бы паренек выпимши и не увидел бы ничего. Давно в наши пенаты не залетали.
   - Как же их топорники пропустили? - сварливо спросил Никитыч. - Мастера, понимаешь.
   - Не бурчи, - пресек критику Илья Иванович. - Не на то топорники обучены. Повстречали бы, порубили. А могли и не признать под личиной. Кто у нас тут главный? - опять зашелестел бумагами. - Так, - довольно протянул. - Этот бы признал. Мечислав Бойкий. Из старых. Но не так видно перед ним задачу поставили. Боец он упорный, но вот с полетом мысли у него...Ну да ладно. Одно направление вырисовывается. Однако не тянет. Слабоват визит оборотней для того чтобы Лик пробудился.
   - Есть еще тут вот, - Алексей Фомич выглядел явно встревоженным.
   - Не томи, - скомандовал Илья Иванович.
   - Маньяк у них тут завелся. Режет горло, сливает кровь, сбрасывает в море. Со следами надругательств, - Алексей Фомич брезгливо поморщился. - Голыми.
  Илья Иванович закаменел лицом.
   - Подробности?
   - Началось это как раз восемь дней назад. В смысле первый случай. Тело нашли рыбаки. - Он пощелкал мышью. - Вот фотографии.
  Он развернул ноутбук экраном к собеседникам. Благо те люди, повидавшие были. Неподготовленный вот сразу бы с завтраком и распрощался. Верхняя часть тела крупного немолодого мужчины. Горло взрезано несколькими ударами.
   - Как установили, что кровь слита?
   - Сразу по первому делу была создана следственная группа. В ней один молодой следователь. То ли пыл не растерял пока, то ли имя сделать хочет. Но роет глубоко. Экспертиз заказал столько, что местное бюро взвыло. Но парень явно авторитетный. Все его заказы выполнили стремительно просто. Так что установили - крови вообще нет. В море бы она вся не вытекла. Где-то бы да осталась, а так совсем ничего.
   - И так по всем эпизодам?
   - И так по всем эпизодам.
  Илья Иванович надвинул на нос очки.
   - Увеличь и почисть картинку.
  Алексей Фомич опять защелкал мышкой. В какой-то момент удовлетворился результатом.
  - Вот пожалуйста.
  Илья Иванович приник к экрану. Он буквально вбил взгляд в изображение. Изучал фотографию буквально по миллиметрам. Потом откинулся на спинку стула.
   - Есть, - однако, удовлетворения в голосе не было.
  Достал из кармана тактическую ручку.
   - Вот, смотрите. Вот здесь и вот здесь. Горло резали именно для того чтобы скрыть следы зубов.
   - Точно, - прокомментировал Никитыч. - На упырей похоже. Давай-ка и на остальные фотографии посмотрим.
  Исследование не затянулось. Когда знаешь, что ищешь, дело быстро идет. Выводы, к сожалению, подтвердились.
   - Так, - констатировал Илья Иванович, - вот и еще одно направление нарисовалось.
  Закуривший под шумок папиросу, Никитыч задумчиво спросил.
   - И как же наши друзья топорники такой вопиющий факт пропустили.
   - Дело засекречено даже в рамках Управления МВД. Приказ краевого министра.
   - Вот значит, как, - удовлетворился ответом Никитыч.
  Иван Ильич молчал, задумчиво рассматривая его. Тот в перерыве в приеме пищи, думал, развлекая себя пусканием колец. Полюбовался на дымную инсталляцию, после чего пронзил выпущенные кольца струй дыма. Илья Иванович ему порукоплескал. Потом помахал рукой, разгоняя клубы дыма.
   - Тебе бы в цирке выступать. Антрепренеры бы озолотились.
   - Продюсеры, - не отвлекаясь от монитора, вмешался в разговор Алексей Фомич.
   - Что продюсеры?
   - Сейчас антрепренеры продюсерами называются.
   - Да что ты говоришь? Ну, надо же, а? А слово противное. Змеиное, какое-то, просто слово, - и тут же поменял вектор разговора.
  
   - Есть тут у нас один гражданин, который вопрос этот неприятный прояснить может, - в некоторых случаях Илья Иванович любил выражаться витиевато. И опять. - Продюсер. Нет действительно, омерзительное слово. Антрепренер все вкуснее. - Умеешь ты, друг мой, настроение испортить. Какой ведь завтрак чудесный получался. И море. И чайки.
  На миг на лице его мелькнуло мечтательное выражение. Мелькнуло и исчезло.
   - Ладно, к делу уже тогда. Сворачивай свою шарманку.
  Несмотря на несколько шутливый тон двое сразу подобрались. Да и сам Илья Иванович стал как-то сразу весьма суров.
   - Алексей Левонтиевич, мероприятия, предусмотренные регламентом Петра Алексеевича выполнены?
   - Так точно, - сейчас тот был очень серьезен. - С момента получения информации о знаке, в город направлено четыре группы обеспечения. Жилье, связь, транспорт, группа поддержки.
   - Никитыч?
  - Сигнал мы получили очень странный. Очень старый. И по такому неожиданному каналу, - он задумчиво покрутил головой. - В общем немало были мы удивлены. В том что вышедшие на связь совершенно наши люди - сомнений нет. Но вот с полной достоверностью идентифицировать их можно при личной встрече.
   - Ну и как, идентифицируешь?
  Тот хитро усмехнулся.
   - О чем разговор.
  - Если не секрет, кто на связь вышел?
   - От тебя какие секреты? На связь вышел старичок один. Ровесник века. Еще с Буденным по степям гулял. Последнее место службы - КГБ СССР. Выдал он пароль странный до нельзя. Однако наши аналитики утверждают, что по стилистике это наш пароль. Сообщил что некие наши в прошлом коллеги располагают очень тревожными фактами и очень просят о встрече. Встреча здесь. В отеле под романтичным названием "Магнолия".
   - В свете последних событий - на засаду похоже, - задумчиво проворчал Илья Иванович.
   - Наши характеризуют этот канал как очень надежный. Да и прорвемся если что.
  Связь с подопечными расконсервирована с момента получения от них сообщения по каналам экстренной связи. Информация получена и проанализирована в полном объеме.
   - Алексей Левонтиевич, ты пожалуй одну группу наблюдения на этот отель перенаправь. А то знаю я, как он прорывается. И еще нужна мне информация по всем проводимым в городе конференциям, семинарам и вообще всем мероприятиям массового характера. Я в дороге отчеты подопечных полистал. Нестыковочки присутствуют. Вот сейчас мы с тобой поедем и этими нестыковочками займемся. До этого с упомянутым гражданином повидаемся. Он тут, на месте давно обитает, глядишь слухами местными и поделиться. И вот еще, Алексей Левонтиевич, ты запроси пожалуйста у друзей наших данные по исчезновениям людей. В санаториях узнай, где северяне останавливаются. Там ребята крепкие. В такой загул могут уйти, что пока их хватятся. И да, кстати. Транспорт на месте?
   - Да, уже проверил. - Он помахал смартфоном. - Может, стоит до жилья пока доехать, имидж поменять.
  Илья Иванович оглядел своего коллегу. Оценил.
   - Да, авантажен ты. Никитыч, а ты имидж менять будешь?
   - И так сойдет, - отозвался тот, украшая тарелку новой порцией деликатесов.
   - Тогда к подопечным и пойдешь. А я потом и их сведения проверю.
  Никитыч важно кивнул.
  - Ну, тогда по коням, господа бояре, - подвел итог совещанию Илья Иванович. Но, посмотрев на сосредоточенно жующего Никитыча, несколько изменил решение. - Но поскольку всякое дело должно начать с хорошего перекура, перекурим.
  После чего вдумчиво начал подготовительные мероприятия.
  - Батька, что-то ты куревом злоупотреблять начал, - внес критическое замечание Алексей Фомич.
   - Сигара, к твоему сведению, это не курево. На благословенном Юге Соединенных Штатов Америки сигара включалась в меню. Как отдельное блюдо. Дымом сигар омывался рот для усиления восприятия прелести подаваемых блюд и напитков.
  Все это говорилось с поднятой как флаг приготовленной к употреблению сигарой.
   - А ты - курево.
  После чего предмет дискуссии был раскурен, и автор недавней речи окутался облаком ароматного дыма.
  Алексей Левонтиевич посмотрел на него. На отложившего папиросу и опять тщательно пережевывающего пищу Никитыча. И озвучил решение несколько парадоксального характера.
   - Съезжу я, пока переоденусь. Да и машину соответствующим образом оснастить стоит.
  
  Интерлюдия.
  Когда-то Ясон Ханаракис стоял на капитанском мостике лебедя.
  Кто в этих диких краях знает, что такое лебедь. Его прекрасный "Потрясатель"
  Чертова дюжина канон с каждого борта. Как разлетались от их свистящих снарядов отряды этих упрямцев, что продолжали веровать в этого распятого. Как рушились твердыни дикарей, не желающих принять истину Светозарного.
   Две каноны огромные в носовой башне. Как удивлялись наверно глупцы на утлых скорлупках, когда из-за горизонта обрушивалась в море гремящая смерть и волны сметали с лица мироздания дерзких и их грозные кораблики.
   Четыре крыла взмывали с белоснежного борта могучего корабля. Как в ужасе задирали они головы, когда из поднебесья пикировали гигантские бирюзовые птицы. Как гибли от ударов из поднебесья выродки, посмевшие противиться воле Повелителей.
  Две сотни тяжелых пехотинцев, пол сотни разведчиков, сотня тяжелых кавалеристов выплескивались из недр могучего корабля.
  Это было. Когда-то.
  Сейчас его великолепный корабль прятался в фьордах Норвегии. По причине прозаической. Не было топлива.
   А блестящий капитан, герой штурма Александрии, покоритель мятежной Никосии, получивший за заслуги звание герата Повелителей, банально мерз. Несмотря на богатую шубу, укрывавшую его до пят, теплый стеганный поддоспешник, он мерз. Здесь всегда был редкостно мерзкий климат. А уж эта зима удалась как немногие.
  В этих диких краях бывший блестящий капитан управлял конем. И за эти долгие годы научился управлять им на весьма достойном уровне. Движением колен он послал коня вперед, развернул и с гордостью засмотрелся на колонну. Было чем любоваться и чем гордиться.
  По замерзшей реке не торопясь двигалась закованная в сталь хищная змеюка войска. Немалого войска по местным понятиям. Отзвук величия пропавшей Империи.
  Черный как ночь яростный дракон скользит по снежному телу реки.
  Длинные проклепанные байданы, укрепленные стальными пластинами. Черные крылья наплечников. Круглые шлемы с забралами. Клыкастые личины волколаков скалятся, желая впиться зубами в любого, кто осмелиться встать на пути. Ростовые треугольные щиты. На иссиня-черном ночном небе изображение Созвездия Светозарного. Над головами колышутся страшные клинки алебард.
  Долгие годы эти великолепные воины не имели возможности воспользоваться привычными доспехами. Им приходилось пользоваться местными кольчугам, пригодными лишь в этих диких местах. А доспехи, тщательно смазанные, хранились в надежных укрывищах. Даже здесь на диком севере, простой слух о человеке посмевшем надеть такой доспех, вызывал визит воинов Ордена. И заканчивался такой визит для смельчака очень трагично.
   Пока от границ владений Ясона Хандаракиса, до его твердыни не пролегло несколько дней пути. Пока никому из его подданных не пришло бы и в голову сказать недоброе про господина прошло немало лет. Но и тогда он не позволял своим надевать привычный доспех. Для того чтобы добиться великой цели следовало быть осторожным.
   Теперь было можно. Потому что скоро это дикое безвременье кончиться. Надо было дойти до устья реки, где ждали корабли, погрузить туда бережно сбереженное. И через несколько дней оживет его великолепный лебедь. Его прекрасный "Потрясатель".
  Он коротко и резко выдохнул. Не время, не время предаваться мечтаниям. Работать надо. У каждого своя задача. Он должен успешно доставить мастеров кораблеводителей и матросов, для того чтобы его лебедь смог наконец выйти в открытое море. И там...
  Гуго дор Эйххем, легенда Сияющего Свода. Именно он принес весть о том, что Сиятельный Свод, хотя и получил страшный удар, но не погиб. и твердыня Ясона совсем не единственная. И Повелители погибли далеко не все. И трудятся над восстановлением великой Империи. И в этом великом делании нашлось место и для Ясона Хандаракиса. И для его могучего корабля.
  Достигнув известной точки при помощи навигационного оборудования лебедя, соблюдая определенные условия можно достичь великой цели. Можно вернуть на небосвод Созвездие Светозарного. Конечно понадобиться немало катализатора. Но человеков много. И крови в каждом не менее пяти литров. Даже в этом крае наберется их немало. И на корабле запасов немало. Как и мороженного мяса. Одной из целей экспедиции кроме набора волонтеров была и заготовка соответствующих материалов.
  И тогда к Повелителям вернется Сила.
  Он нахмурился. Как он был расточителен. Ведь для того чтобы привести к повиновению этот дикий край крови пролить пришлось немало. Какая расточительность. Её вполне можно было законсервировать. Для масштабных жертвоприношений консервированная кровь вполне подходит. И оборудование на корабле было. Какая непредусмотрительность. И теперь отряд Повелителей, этих великолепных воинов, которым не страшен свет дня, сгоняет вонючих дикарей к устью, где отважные волколаки уже установили станцию консервации.
  
  
  
  Сердцем отряда был жесткий короб пеших воинов, несший в своей сердцевине три больших возка. Влекомые четвериками крепких мохноногих коней надежно сработанные местными мастерами из, даже на вид толстых, моренных досок, для вящей надежности обитые железными полосами, они производили впечатление мрачное и угрожающее. На самом деле в возках везли сокровище. Настоящее сокровище для понимающего человека. В возках везли Повелителей. Сейчас при свете дня эти могучие воители были слабее детей и совершенно беспомощны. Проклятое сейчас. После гибели Великого Острова изменилось слишком многое. Созвездие Светозарного ушло за горизонт. И только в ночь, когда верная Луна отражает его далекий свет, Повелители обретают прежнюю силу. Только ночью. Многое ушло вместе с уходом Созвездия. Он сердито встряхнул головой. Шлем скользнул по толстой вязанной шапке и прищемил ухо. А щель забрала оказалась немного справа, малоприятно подсвернув нос. Капитан чертыхнулся, взялся за шлем и с некоторым усилием водворид его на месте.
  Не время было увлекаться воспоминания. Надо было заниматься делом. Великим делом. Капитан привстал в стременах. Вроде спокойно. Самое опасное место, там, где реку сжимали высокие угрюмые берега, с которых неразумный разбойник мог пустить меткую стрелу, отряд миновал. И сейчас подминая скрипящий снег, топал множеством ног по звенящему люду. В десятке шагов перед пехотинцами рысила кавалерия. Восемь десятков копейщиков. Закованных в сталь копейщиков. Самый его эффективный аргумент в спорах с местными дикими баронами. Таран, который сметет любое препятствие. Собственно никаких препятствий здесь быть не должно. За прошедший десяток лет он поотбил желание у местных дикарей нападать не его людей. В основном тем, что сам никогда не упускал возможности указать этим мерзавцам их место. Очень славно горели их хутора и починки.
  И опять укорил себя за расточительство. Сколько пропало первоклассного материала.
  Но все равно его отряд шел по всем правилам военной науки. Разведка. Передовое охранение. Сильный головной отряд. И уже потом сама колонна.
   И разведка, и передовое охранение были из норманн. Эти опытные воины, повоевавшие под многими небесами, верящие в то, что погибший с мечом в руке попадает в рай, в этот самый рай отнюдь не торопились. Так что дело свое делали на совесть. Землю едва не носом рыли.
  В головном отряде шли его морские пехотинцы. Они в строй разворачиваться умели в доли секунды. Так что у местных разбойников не было никаких шансов. Тяжелая пехота сможет сдержать даже вдвое сильный отряд. А потом атакующие получать удар латной конницы.
  Капитан невольно залюбовался строем кавалеристов. Не очень хотелось себе признаваться, но... Зрелище.
  Ему было чем гордиться.
  Он капитан линейного лебедя, оставил его, когда кончилось топливо. Спрятать свой корабль, часть своего сердца в таких глухих местах, что даже в голову не могло прийти. Здесь и остался, потому что возвращаться было некуда. А надо было выживать.
  Он нанялся к дикому барону, убедил его в своей лояльности, организовал несчастный случай на охоте, принял под свою руку его полудикую дружину, изображал из себя дикого кондотьера на пирах местных диких сеньоров, больше похожих на зверей. Конечно, вряд ли бы это удалось без помощи Повелителей, которые в эти проклятые времена днями становились слабее детей. Зато ночью с удовольствием делились со своим клевретом. Это они помогали ему своей мудростью. Они остановили его, когда он, покорив соседних баронов едва не вступил в орденские земли. И более того убедили его, платить дань надменным монахам. И заставляли ждать, ждать, ждать. И укреплять гнездо.
  И он ждал. Дождался.
   В его земли пришел гонец. Из высших Повелителей, которым даже день не мог причинить вреда. И он принес весть. Его гнездо оказалось не единственным. Да, цивилизации был нанесен страшный удар. Он разбил Сияющий Свод. Казалось в пыль. Однако сохранились осколки. Как хвалил себя Ясон Хандаракис, за то, что оставил у сожженного Нордвика несколько клевретов из Свода Поиска. Молодые и умелые они все же смогли найти уцелевших Повелителей. И не только найти, но и направить.
  Ясон помнил, как старался сохранить лицо бесстрастным, когда великолепный воин возносил ему хвалу. Трудно оставаться бесстрастным когда хвалу тебе возносит воитель Шестого Братства. Удалось. И поставленные задачи выполнить удалось.
  Вот он результат поставленной задачей, змеиться по люду реки. Сохраненная команда его корабля. Эти не шли по льду, ломая ноги. Их везли в санях, заботливо укутав в теплые шкуры.
  И скоро... Скоро проснется его великолепный лебедь.
  Скоро он встанет у руля своего лебедя. И как же наплачутся эти надменные монахи. Когда на их жалкие маноры обрушаться свистящие удары его канон. Как замечутся жалкие скорлупки этих наглых ярлов, когда над ними нависнет форшвень его летящего по волнам великана.
  Ясон почувствовал, как от веселой ярости хищно скрипят зубы. Топливо. В одной из тайных твердынь восстановили процесс изготовления топлива. И используя эти жалкие крохи, добрались до оставшейся в целости базы. По словам воителя Шестого Братства на этой базе было и топливо и боеприпасы. Там не было лебедей. А Ясон Хандаракис умело спрятал свой лебедь.
   Так что сейчас в обозе ехали не матросы. Там ехало будущее цивилизации. И в этой цивилизации Ясона Хандаракиса ждало достойное место. Он будет не просто гератом. Капитан мечтательно улыбнулся. Ведь ему открыта одна из самых тайн. Что это как не признание его заслуг. Спасены великие ученные. И совсем недолго до того момента, как Созвездие Светозарного вновь победно воссияет на небосводе. Это конечно потребует жертв...
  Капитан одернул себя. О таком и думать пока не стоит. Рискованно. Он опасливо оглянулся. И нахмурился.
  Воинов, посланных на встречу из рейда отряда Шестого Братства пока видно не было. А капитан привык, чтобы планы его выполнялись неукоснительно. Мастер говорил что-то о необходимости подсобрать дикарей для жертвоприношения. На побережье можно было набрать людей вволю. Но не стоит подвергать сомнению указания повелителей.
  Ясон Хандаракис выбросил из головы пустые пока мечтания. Повел взором. Место было для засады неудобное. Река здесь разливалась широко. По берегам стояли укрытые снежными шапками ели. Деревья стояли густо. И, казалось, спали. Спал и укутанный снежным одеялом подлесок. Засыпанные нетронутым снегом они выглядели так уютно, что просто навевали сон. Ясон непроизвольно зевнул.
  И не сразу понял, что произошло.
  Прямо перед возками, из-под снега, по которому прошла и разведка и передовое охранение, и кавалеристы и часть пехотинцев, звенящей струной взлетел канат, краем сознания он еще успел отметить, что канат очень дорогой, из китовой кожи, это было видно по характерному узору. Кони первого возка ударили в канат. Закричали от боли и неожиданности. Упали. Тяжелый возок, разогнавшийся на скользком льду, накатился, сокрушая тела несчастных животных. Кони второго с разгона влетели в эту жуткую кучу. Закричали, заплакали от боли.
  Возница третьего возка сумел было повернуть экипаж. Длинная стрела пробила голову и вышвырнула на снег. И полуразвернувшийся возок с гулом ударился в жуткую преграду. Канат не выдержал и вся эта страшная куча мала ударила в строй кавалеристов.
   Капитан бросил руку к мечу и увидел, как из глубокого снега по обоим берегам поднимаются плотные ряды арбалетчиков, на белых плащах которых алеют кресты. Закричал заполошно. Поздно. Воздух заполнился гулом арбалетных болтов, яростно разрывавших его прозрачное тело. Он еще подумал, что арбалеты перезаряжаются долго и его воины успеют сбить щиты, атаковать. За опустившимися на колено арбалетчиками выросли густые цепи оборитов, с ростовыми луками.
   - Кирие Элейсон, - взмыл над заснеженным снегом страшный клич.
   - Это конец, - успела мелькнуть мысль, и тяжеленный арбалетный болт, впившись в плечо, вышвырнул его из седла.
  Обориты были прекрасными лучниками. А их огромные, обмотанные берестой луки были страшным оружием. Говорили, что они умеют держать в воздухе до семи стрел. Правду говорили. Длинные метровые стрелы сплошным шелестящим потоком били и били в скомканную первым ударом колонну. Сплошной влажный стук, вы не слышали, как бьют стрелы в живую плоть, прерывались лишь воплями боли и ярости. Удар почти в упор был даже не страшен. Ужасен.
  Люди, кони, возки сбились в одну рычащую кричащую от боли и ярости кучу, в которую летели и летели упрямые стрелы. По чистому белому снегу расползалось дымящееся алое пятно.
  
  Месьор епископ стоял среди стрелков. Стылые серые глаза внимательно следили за происходящим. Ладонь покоилась на отполированном шаре противовеса. Засаду подготовил он сам.
  Тогда брошенные по следу воины неожиданно обрушились на стан песьеголовцев. Обнаглевшие твари не только разбили лагерь на берегу глухой реки. Они собирали кровь. Когда орденцы увидели эту фабрику смерти большого труда стоило заставить их хоть кого-то оставить в живых. Но опытные воины преодолели справедливую жажду мести. И пленных захватили столько, чтобы старательно расспросить эту нечисть. Волколаки молчали. Под самыми страшными пытками лишь щерили уродливые хари. А вот клевреты оказались послабее и в опытных руках брата Теодора начали делиться тайными знаниями. Времени, чтобы перехватить врага было в обрез. Но они успели. И обогнать и затаиться. Обориты - великие мастера засад. Впрочем и орденцы отстали от них не на много. Многолетняя война их многому научила.
  Но теперь многое зависело от исполнителей. Предусмотрено казалось было все. Но любой план обычно начинает ломаться именно на стадии исполнения. Так что пока оставалось стоять и смотреть. Кнехты, стоя на одном колене, между уложенных в снег копий и щитов крутили вороты арбалетов. А вот лучники, всем телом растягивая оружие, раз за разом швыряли вперед свои длинные стрелы.
  Луки. Чудовищное в своей простоте оружие. Могучее тело его с натужным скрипом выгибается в крепких руках. Дрожит от ярости плетеная тетива, срывается с пальцев, швыряет вперед длинную стрелу и, оттолкнувшись от наруча, швыряет себя навстречу уже ухватившим стрелу пальцам.
  За упорхнувшей стрелой уследить невозможно. Но если представить себе её путь...
  Короткий полет и длинный, граненный наконечник находит ту самую щель, к которой стремиться, раздвигает звенья доспеха, с глухим стуком ударяет в тугую плоть. И отброшенный ударом человек валиться, пытаясь непослушными руками выдернуть длинную занозу, которая диким огнем жжет тело.
   И стрел сотни.
  И люди вокруг валяться, повстречавшись с этой простецкой посланницей смерти.
  Один воет. Вырвал из живота стрелу и теперь пытается запихнуть обратно кишки из распоротого брюха.
  Другой нечленораздельно мычит, пришпиленный сквозь щеки к черненным доскам возка.
  Этому все равно. Стрела торчит из глаза, а второй мертво уставился в равнодушное зимнее небо.
  Вскинутый уже мертвой рукой хозяина на дыбы конь валиться, получив стрелу под скулу.
  Люди и кони вокруг корчатся в страшной пляске, избиваемые стрелами. И падают на белый снег, пятная его алым.
  А потом шелестящий дождь прекратился. Стрельба стихла.
  На берегу рухнули укрывавшие проходы фашины и на лед реки потекли конники. Блестящая сталью колонна по трое в ряд, совершенно не обращая внимания на избитых клевретов, перекрыла всю ширину реки.
  Самым страшным во всем этой действе была тишина происходящего. Нет, все было.
  Бухали в скрипящий снег копята огромных рыцарских коней.
  Позвякивала упряжь.
  Железисто хрустели доспехи.
  Всхрапывали скакуны, исторгая из розовых ноздрей облака белесого пара, который мгновенно оседал на укрывавших конские головы личинах белесым инеем.
  Колонна остановилась и развернулась. Оскалившись на избитых стрелами.
  Коваными нагрудниками, что надежно укрывали коней.
  Коваными личинами, что укрывали головы коней.
  Захлопнутыми забралами украшенных конскими хвостами глухих шлемов.
   Снежно белыми щитами, с которых яростно рвался в атаку алый как кровь крест.
  Высокое пронзительное синее небо
  Колючие лучи зимнего солнца.
  Длинные прапорцы, что украшают задранные в зенит копья, полощут в струях неласкового ветерка.
  От правого фланга отделился всадник. Огромный конь не торопясь вынес его к центру построения.
  Глаза уцелевших после побоища смотрели на него сквозь щели забрала, надглазья шлемов.
   С ненавистью. Трудно без ненависти относиться к врагу. А кем еще может быть этот закованный в сталь великан.
  Со страхом. Широченные плечи обнимал роскошный меховой плащ. Из шкур волколаков. С волколака шкуру можно снять можно только с живого. В руки к человеку, который сдирает кожу с живых попадать не хотелось.
  Великан запустил руку в переметную сумку. Достал некий предмет. И на еще не пришедших в себя клевретов, мертвыми глазами уставилась голова Повелителя.
  Стон раздался над строем слуг Рогатого. Они ведь на самом деле своих жутких вождей.
  А великан, не опуская вытянутой руки со страшным украшение, рявкнул так, что прянули прочь успевшие обсесть елки нахальные вороны. И как они место битвы всегда чувствуют?
   - Оружие - на землю!
  
  С минуту царило напряженное молчание. А потом в недрах выкормышей Рогатого взревел рог. Тоскливо и гордо. Эти прекрасные воины сдаваться не желали.
  Верховых не осталось. Коней выбили подчистую. Спешенные оттянулись назад, пользуясь паузой. Сбили жесткое каре, прикрыв правый фланг поваленными в начале боя повозками. Укрылись за ростовыми щитами. Оскалились клинками алебард.
  Тишина.
  Шелестящим громом показался галоп коня великана, уносящего наездника к командирскому месту на правом фланге построения. Как только он развернул коня, над полем боя взмыла чистая песнь горна. И конные двинулись вперед.
  
  Орденцев от клевретов отделяло шагов триста. И совершенно не просто так. Сначала с места тронулась центральная четверка. Двигаясь пока шагом, они опустили копья. Их подперли еще и еще. Несколько секунд и по льду реки, склонив клыки копий, вздымая клубы снега, в атаку несся знаменитый северный кабан. Преград не знающий.
  Это малое расстояние кабан пожрал в секунды. И грянул в каре.
  Мир опять превратился в калейдоскоп деталей.
  Жуткое навершие алебарды утыкается в широкий нагрудник рыцарского коня. Напрягается. И взрывается дождем шепок. Длинное копье рыцаря влетает в открывшуюся между опустившимся щитом и шлемом прореху, прошибает доспех, пробивая воина едва не насквозь. Разъяренный ударом конь встает на дыбы и ударом ноги срывает с копья клеврета, отбрасывая его в глубь построения. Тот летит изломанной куклой, сносит кого-то с ног, падает.
  А в прореху в строю влетают всадник за всадником и каре лопается от напора, а всадники валят и валят нескончаемой волной и уже не каре перед ними, а одиночки.
   Кто тщетно пытается сопротивляться.
  Башка вместе со шлемом высоко взлетает и летит кувыркаясь, падает в снег, катиться пачкая белизну снега кровью. А тело еще разок шагнув, валко падает на бок, широко раскинув руки, отбрасывая такие лишние теперь щит с алебардой.
  Взлетает над шлемом с жуткой личиной меч, желая противостоять атаке. Но коварный шар моргенштерна, запущенный умелой рукой обрушивается на страшный шлем. И жуткие брызги, похожие на странную кашу. Только вот людей с кашей в голове не бывает.
  Черный щит таращит созвездье Проклятого. И тяжелый удар полуторника, помноженный на вес разогнавшегося коня, с грохотом раскалывает созвездие. Острая кромка скрежещет по наплечью, врубается в жилистую шею, швыряет на колени. И следующему всаднику остается только промчаться по поверженному клеврету. Обученный конь не боится наступать на мягкое человеческое тело. И окованные копыта рыцарского коня с хрустом растаптывая черный доспех, несут наездника дальше.
  Кто пытается бежать. И с удивлением смотрит на покрытый алым клинок копья, показавшийся вдруг из груди. Останавливается, дергается, когда из него выдергивают копье, опускается на колени. Падает.
   А кабан, и не заметив жалкого препятствия рысит дальше.
  И убивает, убивает, убивает. Здесь живых остаться не должно. Враг не тот.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"