Староместский рынок был пуст. Полночь вообще не располагала к многолюдству, но сегодня все свободные дежурили у реки: небывалый паводок грозил городу, и горожане пытались отгородиться от Влтавы временными дамбами.
- Мне нужно шесть человек, не боящихся призраков, - ответила Аля.
Лунный свет обволакивал её, как туман - ночное озеро. Лунный свет ласкался к ней, как облака к просверку молний. Лунный свет любовался ею, как зеркало картиной мастера!
- "Человеки" - это обязательное условие? - улыбнулся Роман.
- В самом деле, - улыбнулась и Каролина.
Аля поёжилась и крепче сжала руку Виктору: нестерпимое обаяние инкуба пробивало всё, как это яростное полнолуние - слабые сумерки. Барон только крепче прижал девушку к себе: нестерпимое обаяние вампирессы заставляло и его цепляться родное, за человеческое.
- Пре-кра-ти-те! - зашипела Аля.
- Да ладно уж... - хмыкнул Роман и отвернулся.
-... Живите, - отвернулась и Кара.
- Это была не просьба! - опять зашипела девушка.
Роман опять повернулся, опустился на колено:
- Извини, госпожа.
Аля яростно промолчала.
- Извини, госпожа, - смирилась и опустилась на колено Каролина.
"Куда же меня это занесло?! Кто эта девочка, союза с которой ищет даже безумный "царь", которую боятся даже эти нелюди?"
Сам барон не сводил глаз с русского боярина - Истомы. Рука того лежала на рукояти сабли. Он сдерживался. Он заставлял себя сдерживаться. Пока у него получалось.
- И не забывайтесь более! - она перевела дыхание и уже нормальным голосом добавила: - Можете встать.
- Но больше так не делай! - потребовал боярин и подал руку коленопреклонённой женщине.
- Иначе? - процедила Аля.
- Если сорвусь я - у тебя сорвётся всё. Да и втроём мы можем одолеть двоих вас.
"Как же он рассудителен! - опять удивился барон. - Всё-таки недаром его - послом..."
И рыцарь поспешно обнял свою девчонку:
- Тс-с-с, - прошептал он, - он прав!
- Он!.. - чуть не закричала Аля.
- Тс-с-с... - улыбнулся инкуб. - Он прав. Не делай так больше... Если кто-нибудь из нас сорвётся...
- Не делай так больше, - улыбнулась и вампиресса, и мурашками покрылась кожа барона, - Я не столь рассудительна, как... как мой московитский дипломат... А меня очень сложно убить. Даже тебе.
- Аля... - освободил объятие дипломат лютеранин и чуть отодвинулся от неё.
"И ты?!" - опять едва не выкрикнула девчонка, но...
Но ведь и она тоже прошла свою школу, своё обучение выживанию, свою науку смирения, свои уроки по умению взвешивать доводы оппонентов. И принимать их. А ведь старуха - её главная учительница - не брезговала даже плёткой... Впрочем... снисходительная презрительность или грустное неодобрение её учителей-алхимиков были не менее болезненными.
- Я прошу извинить за мою несдержанность, - склонилась она в реверансе.
"То-то же!" - прописалось на лице "женщины".
- Вот и умница, - улыбнулся "мужчина".
- Встаньте, госпожа, - поклонился русский.
И опять барона почти восхитила точность отмерянной паузы: ни на мгновение меньше - чтоб ведьмочка успела проникнуться, ни на мгновение больше - чтоб... Чтоб не вывести её из себя. Чтоб стребовать долг уважения, но чтоб не задолжать самому.
- Шестеро? - бессмертному инкубу было лень путаться в оттенках: что с этих быстроживущих требовать? Переживём и их. - Нас должно быть шестеро? Я, кажется, догадываюсь, кто должен стать шестым. Шестой. Интересно, герцогиня хоть куда-то хоть когда-то приходит вовремя? - он оглянулся. - О! она... Из монастыря?
- Ещё и с книгой... - хмыкнула бессмертная вампиресса, ей тоже было лень злобствовать в такую переполненную луной ночь. - Молитвенник, кажется...
Да, в руках вышедшей из дверей монастыря св. Николая женщины что-то было... Книга? Молитвенник? У неё получилось?! Но разглядеть с такого расстояния?
- Это у людей сумерки - осложняющий фактор, - пояснила Аля барону, - а у них... Да ещё в полнолуние...
Переглянулись и улыбнулись Роман с Каролиной, а Виктор заметил, что так же, снисходительность проявил и русский "боярский сын"... Заметил и отложил себе в память.
Выйдя из высоких дверей монастыря, герцогиня де Мофриньез огляделась... Виктор фон Гродис вскинул руку, но она их увидела раньше... И вскинула вверх руку тоже. С книгой. Значит, точно - достала.
Нет, она не поспешила к ним... Можно бы подумать что она вообще не умеет спешить, торопиться, делать что-либо быстро, но барон уже видел её в бою. Как она вот так же вальяжно, рассеяно стояла посреди всеобщей свалки, вроде бы безоружная и беззащитная, но солдатам, пробившимся к ней не помогали их палаши, а ей не мешали её многослойные юбки: одним движением - и уход, и уклонение, и сближение, и выпад... И солдат падал... Потом его командиры будут голову ломать о причине смерти - кому голову придёт принюхаться к маленькой, почти незаметной царапине или вовсе того - к уколу... Да и вряд ли кто из них знает этот запах, да и выветривается он - стремительно...
- Встретим? - повернулся воин к Але.
- Нет, - отказалась она. - Я стою на полуденной точке площади, на полуденной точке города. Отсюда отсчитывается его время. Боюсь потом сбиться. Сама подойдёт. Да и время...
Аля достала из корзинки что-то вроде скатёрки, разложила на мостовой и выложила на неё свечи, моток бечёвки, узкую кисть, деревянный молоток, длинный кованый гвоздь...
- Сталь? - неодобрительно произнёс Роман.
- Железо, - отрицательно качнула головой девушка. - Небесное железо. Его не касалось внешнее пламя. И он не рождён Землёй.
Железные обломки с неба... Виктор знал о попытках выковать из них мечи - впустую! При нагревании до температуры ковки, заготовки просто рассыпались, а кованные на холодную, они оставались слишком мягкими. Разве что нож можно из них сработать - больше ради экзотики да красоты, чем для дела: узор протравленной полосы уж больно интересен.
(Как же это называется?.. И Гродис вспомнил: "видманштеттеновые фигуры"! ) Ну, и алхимики да еретики разные его собирали тоже. "Не испачканное землёй", видите ли. Впрочем, один его учёный знакомец, наоборот, не верил в небесные камни и ругался на них неучёными словами: на небе... м-м-м... камней! м-м-м!!... нет!
Аля вставила гвоздь в щель меж плитками мостовой и одним ударом молотка вколотила его глубже. Обвязала бечёвкой, привязала к другому концу кисть, передала её Роману...
И барон отвернулся. Не хватало ещё, чтоб в памяти застряли детали приготовления к нечистым ритуалам!
- А зачем вам какой-то молитвенник? - поинтересовался инкуб.
- Не какой-то, - ответила Аля. - А тот, которым пользовался один юный монах...
-... К которому полстолетия тому назад хаживала одна юная еврейка, - тут же заулыбался тот.
"Быстро же он соображает!" - поморщился воин.
- И что? - заинтересовалась вечно-юная полячка.
- Мальчика упрятали подальше от неё в другой монастырь, девица с досады удавила настоятеля монастыря, удавилась сама и теперь обречена бродить здесь - всё ищет возлюбленного.
- А вам-то она зачем?
- Она знает, как незаметно выйти из гетто.
- И что?
- Кажется, нашим знакомцам хочется незаметно туда войти, - сообразила его подруга.
- А-а, понял, - разогнулся, оторвавшись от черчения Роман, потянулся, размял спину и опять принялся выписывать дуги: - Рабби Лёва... Вы надеетесь, что хоть он справится с летящим копьём... Ну-ну... Барон, хватит бездельничать - займись свечами! До полуночи... - он взглянул на Пражский Орлой, - осталось только четверть часа...
- И что?
- Зажги их!
- Вон те? - не по себе стало барону. - Я?
Каролина подошла, подняла витые, толстые свечки, поднесла одну к лицу, принюхалась, усмехнулась:
- Успокойтесь, не из человеческого жира они - из бараньего, кажется...
- Ага, - откликнулась девчонка.
- И ты, барон, не того боишься, - опять дьявольски заулыбалась вурдулачка.
- Барон, а ты чего-то боишься? - заинтересовалась подошедшая земная женщина.
- Я?
Виктор повернулся к Ирэн, принял от неё затрёпанный томик, машинально раскрыл его - тщательно выписанные буквицы, латынь, латынь... Отдал. Пожал плечами, вынул огниво и занялся свечками.
- Завтра я должна вернуть его, - проронила герцогиня.
- Вернёшь, - Аля закончила вычерчивать последнюю дугу и поднялась с колен: - Он точно пользовался им?
- Больше. Он был его переписчиком.
- Лучше не придумать! - обрадовалась девчонка.
А мужчина закончил со свечами. В свете полной луны дымки от них были прозрачными, как кисеи на бальных нарядах имперских красавиц. Он огляделся и опять наткнулся на полный непонятного предвкушения взгляд Каролины.
- Так чего я могу бояться? - обратился он к своей девочке. И ему очень не понравилось, как та увернула взгляд.
- Заряженная пентаграмма не приемлет лжи, - вместо неё ответила Каролина.
- Я вообще очень не люблю лгать! И уж, стоя в ней, удержусь...
- Приукрашивание - это тоже ложь.
- Не буду и хвастаться!
- Одежда - это тоже украшение, - опять дьявольски улыбнулась вампиресса.
- Что?!
- Кажется, она намекает, что в пентаграмму надо встать голым, - пожал плечами русский. - Для тебя это проблема?
- А для тебя нет?! - взревел несчастный европеец.
- Нет, - хмыкнул восточный дикарь, - у нас бани часто общие...
- Варвары!
- Пять минут до полуночи, - вмешался инкуб - он забавлялся.
- Да брось, Виктор, - герцогине, кажется, было забавно тоже: - У тебя там нет ничего, чего можно было бы стыдиться! Или что надо так уж прятать...
Алька засмеялась тоже!
- А вам? Прятать нечего?!
- Фу, - фыркнула дама.
Она подняла руки, сняла шляпку, небрежно опустила её на алину скатёрку, выгнувшись, опять потянулась к голове, что-то вынула из своей сложной причёски - и волосы обвалились, и волосы рассыпались... Почти до колен укрыв своим пологом женщину...
- Это - хоть и украшение, но чистая правда! - высокомерно произнесла она.
И обе другие женщины тоже потянулись к своим волосам.
- Отвернитесь, невежи! - возмутилась герцогиня.
- И приведите себя в готовность тоже! - потребовала Аля.
Злоба на неё помогла справиться с неуместной стыдливостью - барон сбросил одежду. Раздалось звяканье о мостовую откладываемого оружия - а у русского под его кафтаном оказалась ещё и ювелирного плетения кольчуга! Безумно-дорогая: у мастера на изготовление такой уходит несколько месяцев. Но удар кинжала держит уверенно, да и мечом прорубить её можно не всяким и только зная о ней, готовясь к ней заранее...
Но даже сквозь металлические перезвоны в мужские уши лезли задыхающиеся шорохи спускаемых шелков.
- С мечом не спеши, - посоветовал инкуб. - В пентаграмме ты будешь уязвим для бестелесных призраков, но и они перестанут быть неуязвимыми для тебя, для твоего холодного железа... Вот и подумай. Критерий выбора: твой кинжал - эффективнее. Ещё лучше бы нож: чем ближе к рукоятке, чем ближе к твоей руке, к твоему телу, тем действеннее сталь, но... Но чем ближе к твоему телу, тем сильнее подействует ментальное вооружение нежити - парализующий страх.
- Я не испугаюсь.
- Это не оружие против твоей личности - против вашего рода. Ты можешь пересилить страх, но страх - будет. Для многих - именно до паралича. До разрыва сердца! Так что, выбирай: меч, кинжал, нож?
Русский уже выбрал компромиссный вариант - кинжал. Что ж... Германец последовал его примеру...
- Рыцари, мы готовы, - раздался мягкий голосок француженки.
Мужчины повернулись.
Три женские фигурки, закутанные лишь туманом своих распущенных волос, по которым бликовала луна, стояли напротив трёх обнажённых мужских. У женщин в руках - мерцали огоньки свечей, у мужчин - отсвечивала сталь...
"Как на бесстыжих итальянских картинах", - мелькнуло в голове Виктора.
- Как на античных вазах или камеях... - качнула головой Ирэн. - С героями древней Греции...
- Может, полубогам Эллады и реальность была, как смертным - пентаграмма?... - зарассуждала Аля.
Но тут зазвучали малые колокола пражского Орлоя: металлический скелетик, изображающий смерть, задёргал свою верёвочку, предупреждая, что вот-вот и истечёт ещё один час человеческой жизни...
- Мужчины, разбирайте свечи - и по лучам! У нас двадцать секунд! - скомандовала девчонка. - И приготовьтесь к ужасу.
Суеты не возникло: воины переглянулись и, не путаясь друг у друга под ногами, приняли каждый у своей голой красавицы по свечке и заняли три нижних луча. Старшие женщины встали в верхних. Аля, по-азиатски скрестив ноги, уселась в центре у молитвенника. У неё в руках горели две свечи. Ещё пять - образовали вокруг книги контуры внутреннего пятиугольника.. Она откинулась, волосы разошлись...
"Ох-х-х", - задохнулся барон.
- А кричать можно? - раздался нервный голосок герцогини.
Виктор взглянул на неё. Она выпростала левую руку - в ней оказался диковинный нож - азиатски закрученный, с каменьями по рукоятке... Она нервно облизала губы. Плечи её передёрнуло, и на секунду и у неё из-под волос промелькнуло напряжённо-красное...
"Ох-х-х!" - опять почти задохнулся барон.
- Всё что угодно - только не лгать! Все развернитесь! - скомандовала ведьмочка. - Ко мне не подпускайте никого кроме еврейки! И не дайте погаснуть огням!
"Не подпускайте никого, кроме... - барон отвернулся по направлению своего луча. - Кроме кого?"
На Орлое, сменяя друг друга, проявились апостолы, завеселился турок, отображающий Османскую империю, Тщеславие залюбовалась своим отражением в зеркале, а Жадность затрясла мешочком с деньгами.
Бум! -ударили куранты главного колокола...
И рыцарю стало страшно.
- А-а-а!.. - сзади завизжала герцогиня, и женщина не лгала.
А потом из надвигающегося на Виктора бессловесного ужаса сформировалось тело, его укрыли доспехи, на них прорисовался тамплиерский крест...
- Дорогу, брат, - пробормотал череп, лежащий на руках мёртвого рыцаря.
- Это не твой путь!
- Мой путь - вот! - привидение выхватило меч, а за его спиной вздыбился белый красавец-конь.
"Конь бледный", - пронеслось по краю сознания Виктора, он кинжалом отвёл выпад меча, и, не прерывая движения, ударил клинком в пустую глазницу.
Казавшееся пустотой - пустотой не оказалось... Как в живую плоть, как в живого человека, как в живого... И мёртвое осыпалось в прах, рассыпалось в пыль, рассеялось в грязный туман. Исчезло.
Не исчез страх. Во рту осталось сухо, как... Однажды в темнице ему не больше суток не давали воды - вот.
Бум! - главный колокол Орлоя продолжал торжественно отмечать ещё один, пропавший в вечности, час, ещё один, погибший в вечности, день.
- Станцуем, рыцарь, - пригласила его девушка.
"Еврейка?"
Стоявшая перед ним - была красива. Лицо портила только тень сильной избалованности. А так - и вздёрнутый носик, и крупные светлые глаза, и выбивавшиеся из-под чепчика светлые волосы, и светлое одеяние - всё было с претензией на аристократичность.
- Станцуем! - протянула она ему руку, и с рукава сорвалось облачко пыли... Не пыли - муки!
"Мельничиха!" - понял он.
И что её узнали, нечисть поняла тоже - она завизжала и бросилась вперёд. И нарвалась на добрую сталь. И осыпалась, рассыпалась, рассеялась, исчезла.
"У меня дрожат колени, - вдруг осознал барон.- Не сорваться б в паралич...".
Бешено колотилось сердце. Но за него он не беспокоился: его верное сердце - проверено! - выдержит.
"Надо сосредоточится на чём-нибудь внешнем. На чём-то недоступном этой жути".
Бум! - ещё раз провозгласили своё понятие о вечности куранты.
"Да хотя бы на них!"
- Поговори со мной, - попросила его монашенка.
Она была прекрасна. Тиха, задумчива, скромна. И даже кровь, залившая её платье, не казалась грязью, а выглядела узором - словно бы потемневшей от времени вышивкой. От неё не тянуло угрозой, опасностью, к ней просто - тянуло... Вот только колени рыцаря совсем ослабли - он едва удерживался на ногах, вот только сердце продолжало лупить по рёбрам, вот только пришлось потрясти головой, чтоб стряхнуть с глаз заливший лицо холодный пот.
- У тебя ещё есть время, - тихо улыбнулась монашенка. - Поговори со мной.
Руки его едва держали кинжал, ему едва хватало сил - удерживать свечу.
- О чём? - сумел выговорить рыцарь. "Заговорить её надо, заговорить!" - Что теперь может быть интересным тебе, что теперь может быть незапретным для меня?
- Меня больше не касаются ничьи запреты, - качнула головой давным-давно убитая девственница. - Хочешь, я поведаю тебе о смерти? Хочешь - о твоей смерти? А ты... Расскажи мне про любовь. Про твою любовь... Ты...
Бум! - покончил с прошлым Пражский Орлой и затих.
- Гасите свечи! - пробился в сознание выкрик Али.
- Нет! - сорвало спокойствие у несчастной девчонки. - Погово...
Но у Виктора хватило сил отчаянным выдохом потушить огонёк, теплившийся у него в руке.
Нет. Она не рассыпалась в пыль и грязь - она развеялась в ветер.
А он без сил опустился на мостовую.
Когда чуть пришёл в себя, огляделся - Аля прижалась к свернувшейся в клубок, на камнях площади обнимающей свои коленки Ирэн, русский целовался с Каролиной, а к нему самому подходил Роман.
- Хоть получилось? - спросил он у невозмутимого чужого.
- Да. Еврейка на меня вышла. Хорошенькая такая... - он покривил губы: - Ох уж эти недоучившиеся человечки! Не могла с самого начала ввести ограничитель! Хотя бы по полу, - и повёл плечами. - Я, когда от следующего отбивался, краем уха услышал: в стене есть замаскированный выход. На случай осады, чтоб сообщение можно было передать... Проберётесь.
Он покопался в куче своей одежды, достал тёмную бутылку:
- Хлебни. Добрый французский коньяк. Тебе сейчас - самое оно. И поднимайся, а то... - он ухмыльнулся: - Застудишь себе всё - дамы будут недовольны...
И принялся одеваться. Барон опять оглянулся - герцогиня уже поднялась тоже.