- Так почему? - опять спросила Каролина. Она смотрела на капельку, неспешно ползущую по его шее.
Истома не ответил. Он смотрел на полячку, на венецианское зеркало за её спиной, на её спину в зеркале, на её волосы... Каштановая грива, опускаясь до лопаток, не укрывала талию, не прятала резкого изгиба бёдер, ягодного соблазна ягодиц, тёмного отсвета ложбинки меж ними.
Он полулежал-полусидел на широком ложе, откинувшись на гору подушек, она устроилась на его коленях. Каролина не настаивала на ответе: в зрачках мужчины дрожало зеркало, и она знала, что отражалось в нём, кто... А её руки лежали на его бицепсах, и мягким ладоням было уютно на их тверди.
А отблески пары свечей ласкались с мужчиной и женщиной, цвели в отражениях и яви, путались меж светом и сумраком.
Капелька добралась до впадинки перед верхним ребром и замерла... Наверное, ей там было удобно.
- Что же ты молчишь?
Лукавинка в вопросе, укрывшись в изысканной неправильности иноземного выговора, была почти неслышна. И была бы почти неразличима извечная женская игра, но в такт вопросу Кара наклонила голову, и изогнулась её талия.
Волосы в зеркале послушно посыпались всторону, освобождая, раскрывая спину, и лучики свечей блеснули на ней.
"Как морская волна скатывается с валуна - мелькнул образ в голове посланника русского царя, и некстати подумалось - больше у Руси не будет моря". Но заботы внешнего мира не успели смутить истинности мига: молодого боярина тихо торкнул контраст меж змеиной гибкостью позвоночника и спокойной непоколебимостью её бёдер.
"Как морская волна - вдруг накатило на панну - так мягко, но так трудно противиться... противиться? зачем?!"
Она потянулась грудью к его потянувшейся руке.
"В плоть, а как в парное молоко. - подумал он. - И такое уступчивое сопротивление..."
"Как в парном молоке. - подумала она. - Как в море. - подумала она. - Как... дома. - подумала она. - В его руках - как дома?!".
Вторая капелька поползла по следу первой.
Кара вгляделась в зрачки Истомы, в них больше не отражалось зеркало, в них жила только она. "И какая же я..."
- И какая же ты - красивая...
"Ах!" - ахнула она. И задохнулась. Губы её непроизвольно раскрылись, она глубоко вздохнула, резко отстранилась. Заколебались огоньки свечей.
Он не отвёл глаз.
- Никак не привыкну. - проговорил он. Улыбнулся. И снова повторил: - Но какая же ты красивая!
Она вслушалась. Она опять не поверила себе, опять восстановила в памяти звучание слов. Нет, ни до, ни после - в них не прозвучало фальши.
А капелька спустилась с шеи, подползла к первой, они соприкоснулись и - стали одним.
- И я, - сказала она. - никак не могу привыкнуть. - она решилась. - Я хочу проверить: тронь моё сердце.
- Еще раз? - улыбнулся он и повёл свою руку туда, где напротив - билось её сердце.
Проявилась и начала набухать третья капелька.
Каролина следила за ней, вчувствываясь в движение руки Истомы: оно было длинным, неспешным, ласкающим. Он чуть вдавливал пальцы в кожу. "В плоть, -подумала она, - в плоть!" И в тот момент, когда сердце с другой стороны ребер толкнулось к его пальцам, капелька сорвалась тоже.
Каролина сглотнула и прикоснулась к жилке на его шее.
- Убедилась?
- Да.
Сердце под его рукой, и пульс под её - бились в такт.
Он потянулся губами к её груди.
- Нет. - отклонилась Кара. - я хочу видеть.
Истома понял её, он посмотрел в зеркало - на миниатюрное озерцо своей крови.
- Я тоже. - попросил он.
Она тоже поняла его - полураскрыла губы и перестала сдерживаться.
- Ну, почему, почему ты совсем не боишься?!
Она выгнула талию, потянувшись к нему.
"Грудью к рукам, как к губам - губами" - подумал кто-то из них, и Истома не стал медлить.
А из ранки на его горле сорвалась еще одна капелька.
- В Бахчисарае во дворце хана есть фонтан слёз... - вспомнил посланник. - похоже. А почему кровь не свёртывается?
- Ты там был?... Зачем?
- Затем же, что и здесь: хотел остановить войну.
- Посольство... Говорили же, что его всё вырезали? Ты вы-вырвался? И ты не ответил мне...- с запинкой проговорила женщина: руки мужчины, замучивая сладостью, понуждали закрыть веки, а капельки крови не давали отвести глаз... Но и то, и другое действо равно полнило вожделением. - Почему? Говори.
"Она просто хочет слышать мой голос - понял он. - Ей не нужны подробности того злосчастного посольства... ей нужно - подробности про неё"
- С-сейчас. - попробовал он ответить на последний её вопрос, но запнулся: у неё начали дрожать клыки - они то удлинялись, то опять уменьшались, и в такт с этой дрожью пропадало её отражение из зеркала и вновь проявлялось. И этот ужас наполнял его вожделением не меньшим, чем мёд ее грудей. И потеряно, словно от невидимого сквозняка, задрожали огоньки свечей. - Потому что я русский.
- Не по-ни-маю.
- Вот у вас, в Европе нет безотчётного страха перед татарами.
- Страх? Не понимаю. Вы же уже столетие сра- сражаетесь с ними. Вы по-бе-жда-ете их. - почти по слогам выдавила она из себя осмысленную фразу.
- В Европе тоже умеют бороться с вампирами. Умеют побеждать их. Но у нас - столетиями напролёт! - вампиры не уничтожали целые волости. У нас таких, как ты, почти нет. А может, нет совсем.
- Почему-у... - она уже вряд ли слышала себя. И в зеркале уже почти не мутились отблески её образа. А на его теле лужица крови едва ли не дымилась.
- Потому что... - он поколебался, но продолжил, - потому что на Руси никогда не уничтожали... - он снова заколебался.
-... не у-нич-то-жа-ли... - почти пропев, потребовала продолжения, потребовала звучания его голоса она.
Её страсть, нутряная власть её голоса расплавили последние остатки его врожденной осторожности, его, батогами вколоченного профессионального благоразумия и пустым шлаком выплеснуло вон из спальни. Он закончил:
- ...не уничтожали оборотней.
И алое вскипело в её глазах.
- Говори. Почему? - больше её речь не была невнятной. Но и певучей - тоже.
- В наших сказках нет страшных влекодлаков. В них, если волк говорит человечьим голосом, то он - помощник, друг.
- Почему?!
С её клыка сорвалась накопившаяся капелька слюны. А в пустом зеркале он видел, как наливаются синяки на его бицепсах. И дрожали, дрожали огни свечек.
- Наверное, потому, что наши оборотни умеют контролировать свою звериную ипостась, управлять ею. Это для них - просто оружие. А простому человеку не внушает ужас вооруженный воин, даже если его оружие - необычно.... то ли дело безумец, даже если он - голый... - мужчина замолчал, но вампиресса молчала тоже, и он закончил. - Ну и люди знают, что оборотни легко справляются с вампирами.
Он ничего больше не мог поделать - её руки не давали ему шевельнуться. Оставалось только идти до конца.
- Они нападают кводами! - прохрипела она. - Стая всегда сильнее одиночки.
- Как одиночка вампир всегда сильнее человека. И русские оборотни контролируют своего зверя, а вампиры - нет.
Каролина закрыла глаза, застыла. Ее руки расслабились... ослабли. Но дыхание... - как во время тяжёлого изнурительного бега, как во время сладкой изнурительной любви... Истома притянул женщину к себе, обнял... Он молчал, он смотрел на зеркало: там из небольшой ранки у него на шеи одна за другой скатывались, не оставляя следа скатывались кровавые капельки. Наконец, зеркало замутилось, и в нём как из тумана, как из мути, сначала прорисовалось, а потом налилось красками, жизнью женское тело. И словно свечи загорелись ярче. Он отстранился, провёл пальцем по её бровям. Она раскрыла глаза. В них гасли последние красные искорки. Он провел пальцем по её губам, она поймала, тяжело перевела дыхание, чуть прикусила.
- И снова - здравствуй. - сказал он.
- Кажется, мы едва не доигрались. - пробормотала она.
- Как ты удержалась?
- Я не голодна. - виновато проговорила она. - Просто я совсем недавно... Но...
- Но?
- Ещё... "контроль"... слово "контроль" - женщина чуть помолчала,- я вдруг поняла... когда была зверем, поняла, что, если уж русские младшие умеют, то и для нас, старших что-то должно быть.... и если я смогу контролировать... то мы сможем, почти безопасно... - в ее речи вдруг проявились мстительные нотки. - и я придумала, кто мне сможет помочь... даже не надо будет стаптывать три пары железных сапог... - она предвкушающе улыбнулась.
- Задолжавшая тебе ведьма. - улыбнулся русский. - кажется, мы оба вспомнили о ней одновременно.
- Русская ведьма. - уточнила полячка. - А теперь одевайся и уходи.
- Почему?! - возмутился мужчина.
- Я слишком хочу тебя, а ты весь перемазан кровью - боюсь, второй раз мне не удержаться.
- И совсем никак?!
В его голосе было столько беспомощности, столько желания, что она почувствовала, как капельки... Но тут же дрогнули клыки.
- Нет, если я увижу кровь... Нет, я не смогу. Никак не смогу.
- Если увидишь? не проблема. - засмеялся молодой боярин. - Поворачивайся!
- Как?...
- Поворачивайся ко мне... м-м-м... спиной. - он обнял её за талию, потом опустил руки ниже, ещё ниже...
- Э! Ты что задумал?!
- Мы это сделаем это, как оборотни!
- Извращенец... - улыбнулась вампирка... и повернулась.
А Истома улыбнулся неожиданному отсвету, воровато пробежавшему по её... м-м-м... спине. Наверное, что-то в свечке... в фитильке...
Когда он покинул покои Каролины, была еще ночь. Она долго объясняла ему, как и чем надо промыть ранку на горле, чтобы вымыть из неё её слюну. "Иначе не остановить. По капельке, по капельке... - она облизнулась, она ведь всё-таки слизала с него всю кровь! - ты умрёшь от кровопотери".
Русский посланник, сын боярский Леонтий Шевригин, по прозвищу Истома внимательно выслушал все инструкции. Он даже повторил, вслух за ней повторил рецепт того адского зелья, но следовать ему не собирался. Луна еще горела полнолунием, до рассвета оставалось пару часов, он успеет. Успеет выбраться из города и где-нибудь в лесу выхлещет бегом, охотой, кровью какого-нибудь зайца остатки вожделения и заодно... Когда он вернется... Ранки уже не останется, не останется даже шрамика. Ничего, он сошлётся на русскую ведьму, а та, надо будет, прикроет его.
Открываться перед Каролиной он не собирался... По крайней мере, первые годы - слишком застарела ненависть у "первых"... Как у русских к татарам...
Это только у него в Бахчисарае была возлюбленная... Татарочка.... Если бы не она... Если бы она его не предупредила... Впрочем, из Крыма человеку вырваться было всё равно невозможно. Ушёл волк.