...Он все время держал ее в прицеле одной десятой глаза -- боковом (прищуренном, интуитивном -- на звук, запах, тень) прицеле. И все время успевал подобраться и подобрать все, что могло стать последней каплей ее терпения. Все время успевал.
Гудел за стеной какой-то механизм. Он не понимал, какой, но гул заворожил, в глазах поплыло и снесло прицел. И не успел подобрать растерянности, оторопи, испуга. Она ударила. Еще не со всего зла, которым была набита эта старуха, каждый день моющая бесконечные полы в этой бескрайней для него больнице, а чуть-чуть, легонько -- на пробу. А он будто ждал -- легко отпустил из себя жизнь, которая пригвождала его к этим стенам, этой кровати, этой немилосердной старухе.... Легко, охотно отдал Богу душу. Будто готовился. Детское, но сморщенное и костлявое бледное тело повисло на ручке колеса, а он рванулся к грязному окну. Потом отпрянул, опасаясь разбиться, но тут же, вынесенный уже не здешним ветром, вырвался в небо прямо над больницей...
Летелось, дышалось, смотрелось широко распахнутыми глазами так, что, кажется, пол-Земли охватил. И только боялся одного -- вернут, впихнут в это убогое, тщедушное тельце, в эти белые безжизненные стены... Не-е-е-т!
Город промелькнул.
Сон был похож на плавание. Волны трав и цветов... запах в лицо, точно морской ветер. Все вокруг двигалось -- он неподвижно лежал на траве, лишь чуть-чуть пригнув ее верхушки.
Тысячи... миллионы... миллиарды лет длился сон. Сладчайший...
Прикосновение чуть качнуло его на стеблях цветов. Он очнулся. Солнечный блик принял форму странного человека в длинном мерцающем плаще со множеством складок за спиной. Солнечный свет, рассеявшись по фигуре, в больших глазах сохранил тепло и свет луча. Глаза светили и грели.
-- Пойдем.
-- Куда?
-- Куда назначено.
Поле, вместе с травой и цветами, огромным покрывалом завернулось, накрыло его и Солнечного спутника. И складки плаща развернулись в крылья. Все вокруг померкло и вытянулось в бесконечный коридор.
Он хотел в поле, к травам, но так покойно и светло было с Солнечным спутником!
-- Может, останемся еще немного?
-- Все закончилось. Много-не много - ничего нет.
Он перестал сопротивляться. Закружилась голова, гул в ушах напомнил о прошлом. Он нарастал. Полет становился неуправляемым. А-а-а-а...
Земля словно парила. Плотный низкий туман, на котором не чувствуешь собственного веса. Он лежал -- невесомый, боясь открыть глаза, хотя все видел и так. Медлил, напрягался, чтобы отгородиться ото всего вокруг -- и не мог потому, что себе не принадлежал.
Каплями из большого потока звуков, гулов, шумов выпадали слова...
Голос, в котором спасение. И другой -- в котором -- бездна.
-- Я провожу его. -- Холодный голос обдал ветром, белая стена.
-- Ты можешь проводить только вниз. А он еще не говорил с Ним... Я провожу его, -- голос каждым своим звуком защищал.
Он открыл глаза... Куда-то вверх, далеко -- не видно куда -- мерцая, текла лестница. Текла бесшумно и плавно, точно река по широкой равнине. Ступени, чуть обозначенные светлыми линиями у истока, вдали сливались в мягкое ровное сияние. У подножия, точно два стража, стояли Ангелы. Один -- знакомый Солнечный спутник. Другой -- словно тень его -- похож, но весь вытянут и заострен, а там, где надлежало быть сердцу -- зияла черная пустота.
Светлый склонился над ним, окутал плащом, похожим на туман вокруг, поднял на руки и шагнул на первую ступень. Темный поплыл вниз, провожая их тяжелым взглядом. Чем выше поднимались они по лестнице, тем чернее становилась фигура внизу, тем невыносимее становился его взгляд. Он отвернулся.
Подробно следить за дорогой все время мешала нечеловеческая рассеянность, растворенность. Границы чувств и ощущений расширились безбрежно. И все бы знал наперед, да какая-то старая привычка сворачиваться улиткой возвращала в эту маленькую точку на руках у Светлого.
Все менялось, как облака на земном небе. Дышалось все свободнее... Или казалось, оттого, что там, где сердце -- выросло что-то радостное, излучающее покой и веру: возврата нет.
Лестница вынесла в небо без земли, горизонт без ландшафта, пространство без направлений.
Светлый отпустил его. Он утвердился рядом, выпрямился.
-- Дальше тебя поведет Она...
Контур Светлого стал дверью и в нее вошло само Милосердие, сама Нежность. Длинные легкие волосы волнами струил неземной ветер, родниковая чистота глаз смывала усталость с измученной души.
-- Иди за мной, -- то ли ветер, то ли дыхание?
И он пошел, хотя разучился ходить.
Пространство несло само, неуловимо подчиняясь ее движениям. Свет становился нестерпимым. Ему казалось -- еще чуть-чуть, и он займется высоким огнем, вспыхнет свечным фитильком, обуглится и рассыплется. Но не было ни жары, ни духоты.
Свет поглотил все, не оставив теней. То, что различалось -- различалось внутренней развернутостью, струением, направленностью потока.
Сердце рвалось от счастья. Все неимоверное напряжение неудержимо подстраивалось к нежному, но могучему звуку, повелевающему Светом.
-- Тебе хорошо?
-- Я счастлив, как никогда не был на земле. Я никогда не видел столько Света. Я видел только белые стены.
- Здесь никогда не было и не будет стен. Они сюда не достигают. Они остались на земле.
Он посмотрел куда-то вниз... В бело-голубом тумане угрюмо посверкивала ночными огнями спящая Земля. Он впервые с тоской подумал: "Я никогда не вернусь туда больше..."
