На кухне он аккуратно открыл ярко-желтую пачку, заглянул в нее - так и есть! - и высыпал содержимое на маленькое блюдце. Десятки маленьких румяных печеных сердечек застыли на белой поверхности фарфора. Или почти белой, так как посуду он мыл без должного воодушевления. Любая домохозяйка на каком-нибудь дурацком семейном телевизионном шоу не оставила бы ему и полшанса заработать полагающиеся призы. К своему стыду, он даже весьма приблизительно не представлял - в чем разница между жидким и порошкообразным моющим средством. Правда стыд этот грыз его не часто. Может быть, чуть-чуть чаще, чем грызет стыд ту же самую домохозяйку, когда она слышит жаркий диспут на тему - был ли трип-хоп музыкальным стилем или это только форма, подходящая для любого направления? А уж в этом-то он понимал толк. Купленная им много лет назад пластинка 'Portishead' до сих пор занимала почетное место на полке с дисками. Сам он с тех пор ее практически не слушал, а держал на тот случай, если когда-нибудь, даст бог, случится творческая дискуссия, и вот тут-то всплывут столь необходимые аргументы в серовато-черном дизайне обложки бристольских музыкантов. Но случай так и не представился, диск пылился на полке, а он стоял перед грудой глазированных сердечек.
Он осторожно взял одно из них, задумчиво повертел перед глазами, чтобы лучше рассмотреть. Оказалось, что глазурь на них только с одной стороны, с другой же они выглядели, как обычное печенье. Точно, как в жизни, подумал он, - сердце имеет две стороны - нарядную, глянцевую, закрытую оболочкой от ненужного вмешательства и другую, незащищенную, оттого, возможно, и менее привлекательную для многих сторону.
Эти его мысли прервал автомобильный гудок. Кто-то сигналил под окнами высотного дома, в котором он снимал квартиру на восьмом этаже. Пульс учащенно забился, но на темной улице возле подъезда стояла совершенно незнакомая ему машина. То есть машина, конечно, была знакома - 'девятка', но сигналила она совершенно другим обитателям дома. Он разочарованно закрыл балкон, съедобные сердечки вновь завладели его вниманием.
Теперь он заметил еще одну интересную деталь - в самой серединке печенья было небольшое углубление, заполненное чем-то белым. Он дотронулся языком до сердцевины сердечка (именно так показалось ему можно назвать то, что он обнаружил) и почувствовал сладкий привкус кокоса...
Ему вдруг вспомнился случай, когда на одну из его вечеринок друзья принесли несколько этих самых кокосов. Слушали в тот вечер, кажется, саундтрек из фильма Кустурицы 'Черная кошка, белый кот'. Было весело, оттого кокосы вскрывали самым изуверским способом - ковыряли оболочку отверткой, выливали сок и дробили скорлупу молотком. Впрочем, есть ли другие, более гуманные способы добраться до мякоти кокоса, он не знал. За болтовней об увиденном накануне перфомансе некой финской труппы по мотивам 'Москва - Петушки' Венечки Ерофеева, кокосы неспешно уничтожались. Финские мотивы были не одобрены. Кто-то даже высказал мысль, что после такого спектакля вполне логично возникает желание пройтись по ларькам, купить какой-нибудь левой водки и выпить по Ерофееву. Водка должна быть непременно левой - с этим все дружно согласились. И кто-то даже сбегал по этому поводу в ночной ларек. Но водка, как назло, была самая нормальная, и между пепельницей и тарелкой с остатками африканского лакомства водрузился 'Сидр'. Остаток вечера плохо сохранился в памяти.
... Звучал Tiny Tim вперемешку с Big Bad Voodoo Daddy. Говорили то Джармуше, то о Керуаке, то вдруг веселились над принесенными кем-то интернет-картинками 'Ленин - мужчина в трико'.... Когда уже расходились, играл старенький альбом Tricky, в воздухе в клубах дыма витал пресловутый вопрос о возможности создать уникальный русский вариант трип-хопа на основе балалайки - и почему никто не догадается в самом - то деле?...
Утром следующего дня его посетило вдохновение. Исходило оно от разбросанных по столу фрагментов скорлупы кокоса. Некоторые из них были так живописны, что хотелось из них что-нибудь соорудить. День был потрачен в безуспешных попытках и вечером он добросовестно разбил каждое творение молотком. Как Эдвард - Руки-Ножницы в одноименном фильме Тима Бертона взирал с грустью на остатки того, что должно было стать его руками, так и он взирал на разбитые осколки кокоса. Ему даже показалось, что он не получил таланта художника по той же причине, что и Эдвард - свои руки...
Приступ случайно набежавшей грусти овладел им. Он закурил, взгляд его вновь упал на бесформенную груду ароматных сердечек. Это было кстати - мысли о них мгновенно рассеяли невольный приступ ностальгии. Под чайником вспыхнул огонь, и он блаженно растянулся на кровати. Кровать податливо заскрипела.
До завтра! - Сказала она.
Поцелуй, с которым не сравнится ни один другой поцелуй в мире, потому что это ее поцелуй.
Прощальный взгляд самых прекрасных глаз в мире.
Самая прекрасная в мире улыбка самой прекрасной в мире женщины...
Он вышел из машины, и она уехала.
Он уставился в потолок, еще раз прокрутил в голове последние минуты перед расставанием. Минут было немного, и он старался растянуть каждое мгновение, отчего вдруг среди блаженства и умиротворения, - как это он называл сам, или, тихого счастья, как написали бы в бульварном романе - ощутил некое странное тревожное чувство. Чувство это, как ему вдруг показалось, на самом деле всегда находилось где-то рядом и не покидало его даже в самые счастливые минуты. Пытаясь разобраться в причинах столь странного открытия, он вдруг понял - в чем дело. С ним происходили те же метаморфозы, что происходят с музыкой, если ее рассматривать сквозь мутную, с трещинкой, линзу, имя которой - трип-хоп. В замедленное звуковое пространство через эту самую трещинку просачивается совершенно новая, неизвестно откуда появившаяся, атмосфера. Какая-то неправильная красота... Она была прекрасной и тревожной одновременно. То же самое просачивалось и в его жизнь через какую-то трещинку в ней. Встречи с любимой женщиной были кратковременны и нечасты, так что большую часть времени он жил воспоминаниями. Растянутыми во времени воспоминаниями...
Снизу кто-то вновь просигналил. Это было совсем не похоже на сигнал ее машины, и все-таки он вновь вышел на балкон. Конечно, это не она. Уже поздно, ее муж дома, шанс встречи равен нулю, он это понимал, но бороться каждый раз с какой-то непонятной надеждой по непонятным ему самому причинам не хотелось. Он вернулся в комнату, налил себе чаю. Сердечки по-прежнему безмолвно лежали где и прежде.
Он бережно стал их перебирать, пытаясь отличить одно от другого. Различия, конечно, были, но очень незначительные. Ничего такого, что могло бы подсказать ему - где найти то, что он хотел. Он стал их пересчитывать, но сбился. Начал заново. Когда досчитал до середины, ему в голову пришла другая мысль. Он разложил печенье по всей поверхности стола, сложил из них одно большое сердце. Получилось красиво. Десятки маленьких подобий внутри одного большого. Теперь все они были как на ладони, но найти среди них то, что было нужно, все равно не получалось.
Отчаявшись, быстрым движением он смешал картинку, аккуратно, одну за другой, собрал маленькие произведения кулинарного искусства обратно в коробку и поставил ее в шкаф. Вынул с полки тот самый запылившийся диск 'Portishead'. Проигрыватель охотно проглотил пластинку. Чай уже остыл, он затянулся сигаретой и вновь растянулся на кровати.
А вот сладкие сердечки, - сказала она, вынимая ярко-желтую коробку. - Среди них, одно - мое. До завтра!
Поцелуй, с которым не сравнится ни один другой поцелуй в мире, потому что это ее поцелуй.
Прощальный взгляд самых прекрасных глаз в мире...
...А вот сладкие сердечки...
Сердечки... Он обожал, как она произносила букву 'ч'. Мягко и очень женственно. При совершенно необыкновенном тембре ее голоса это обрушивалось на него, как обрушиваются на слушателя первые звуки портисхэдовского 'All Mine' и весь остальной мир сразу перестает существовать, как будто его никогда и не было.
...Среди них, одно - мое...
Он посмотрел на коробку в шкафу, вздохнул и медленно выпустил кольцо дыма в потолок. Потолок принял подарок, как должное.
Прощальный взгляд самых прекрасных глаз в мире.
Самая прекрасная в мире улыбка самой прекрасной в мире женщины...
Он вышел из машины, и она уехала.
Был день Всех Влюбленных.
На этот раз Святой Валентин пел голосом Бет Гиббонс...