Риен Елена : другие произведения.

Исступление и одержимость. Глава 1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В девице, измученной и ослабевшей, словно горят пороховые бочки, и её маленькое тело смешивается с пеплом тлеющих облаков, крошась под натиском чужих молитв. Молитв о человеческом спасении, будто все они - ангелы, посланные с небес. Но они - клеймённые. Обречённые так несправедливо, так неправильно, что хочется кричать в лица. Посылать к чёрту.
  Совсем не впервые Линали приходится бывать в таком месте - страшном. Пахнущем дымом и смертью, обугленном до самого его основания. Языки пламени вокруг яркие и жадные, дышащие жаром и быстро поглощающие старые постройки небольшой деревушки, которые вскоре оставят от неё лишь тлеющее ничего. Едкий дым заполняет лёгкие, буквально убивая и без того крохотные крупицы кислорода, оставшиеся в воздухе.
  
  Ни единой живой души. Только разрушение и погибель.
  
  Линали оглядывается. Ещё один чёрный день затянувшейся истории войны, очередное нападение акума - тварей, мерзко пожравших чистые души. И невинные жертвы, гниющие в сырой земле.
  
  Линали тихо вздыхает, прикрывая рукавом нос и рот от противного запаха, норовящего залезть в горло. Стоит ли пытаться найти кого-то из выживших в этом адском, полыхающем безжалостным пламенем костре? Или вернуться назад - туда, где пока относительно спокойно?
  
  Она не замечает, как мелко дрожат плечи, когда натыкается на маленький, обгоревший до костей труп. Боится поднять глаза. Знает, что увидит снова. Кладбище.
  
  К горлу подкатывает тошнота. Внутри всё переворачивается от отчаянной злобы и жгучей ярости. Дыхание предательски сбивается.
  
  Сколько ещё раз она увидит нечто подобное, прежде чем привыкнуть?
  
  Ладони сжимаются в кулаки, но губы продолжают дрожать. Она отворачивается. Здесь всё пропитано кровью, а под ногами чувствуются кости - чёрные, обглоданные остервенелым огнём. Линали кажется, что со всех сторон доносятся голоса. Слабые, едва-едва слышные. И они проклинают её за то, что не спасла.
  
  Она слабо проводит рукой по лицу, убирая со лба грязные пряди волос и заводя их за ухо. Отросшие, но тусклые и замешанные в пепле, они ниспадают до самой груди, путаясь в жёстких складках формы экзорциста. Бледную кожу рук пачкает сажа.
  
  Остаётся лишь одно: искать выживших. Снова и снова. Не сдаваясь, верить, что им повезло. А значит, повезёт и ей.
  
  И отправить на тот свет парочку этих тварей.
  
  Линали поднимает голову и продолжает идти, всматриваясь в мутные очертания догорающих построек сквозь густой дым. Ей мерещится, будто в неверном танце языков пламени тени оживают. Они пляшут, кружат в своём хороводе, тянут за руки, а их невнятный шёпот смешивается с оглушительным треском горящих хижин.
  
  Линали тихо ступает по прожжённой земле, но, почувствовав чужое присутствие за спиной, резко оборачивается. Виски пульсируют от напряжения.
  
  - Спокойнее, - сдержанно говорит Канда, заметив тревогу в глазах напарницы. Он стоит в нескольких шагах от Линали и привычно держит ладонь на рукояти катаны; длинные смоляные волосы забраны в тугой хвост, но после битвы выглядят привычно растрёпано. - Мы здесь одни.
  
  Та лишь судорожно выдыхает и прикрывает глаза. Голова раскалывается, будто чёрные массивные облака нещадно давят на неё всем своим весом, а в горле начинает першить: слишком много пепла осело в лёгких.
  
  - Не успели, - наконец шёпотом произносит Линали, устремляя взгляд на полыхающий огонь, жар которого уже, кажется, неприятно саднит кожу. Горько усмехается: - Снова, да? Чёртов крематорий.
  
  Канда молчит. Он видит, как Линали крепко сжимает зубы от досады, как отчаянно она пытается удержать разбушевавшиеся эмоции в узде. И как с каждой секундой хрупкое девичье самообладание летит к чертям.
  
  - Нам пора, - твёрдо произносит Канда. - Нужно успеть вернуться в Орден до заката завтрашнего дня. Этому месту мы уже больше ничем не поможем.
  
  Линали устало кивает. Хочется поскорее отмыться от чужой крови и содрать с кожи толстый слой сажи. Снова и снова делать это, покидая уже сотую сожжённую дотла деревню.
  
  Сколько же ещё людей сгорит заживо, прежде чем они успокоятся?
  
  
  
  
* * *
  
  
  
  
  Иногда Канда злится на Линали за глупое безрассудство. Он считает, что нужно учиться сдерживаться: вспышки ярости или слепое желание спасти кого-то обычно не доводят до добра. А умоисступление и вовсе загоняет в могилу.
  
  Он не скрывает, что боится за Линали. Наверное, больше всех Канда когда-либо беспокоился именно за неё. Девушка на войне - разве это правильно? Видеть, как после боя из тонких девичьих рук сочится тёплая кровь, как мягкая кожа встречается с холодным металлом врага, а с хрупкого женского тела не успевают сходить бурые синяки.
  
  За последние месяцы она стала болезненно худой. Она и сама, наверное, заметила, раз тщетно пытается скрыть слишком острые ключицы под покровом тонкой одежды. Но кого она пытается обмануть? Слишком осунувшиеся скулы и полопавшиеся глазные капилляры говорят сами за себя: Линали катастрофически нужен отдых.
  
  Канда делает шаг и снова морщится, чувствуя тупую боль в боку. Невнимательность сегодня стоила ему отбитых ребер. Усмехается. Нельзя недооценивать тварей Графа.
  
  - Заночуем здесь, если ты не против, - Канда останавливается, оставив пожарище войны на двадцать миль позади. Ловит в глазах Линали смертельную усталость и тихо, едва слышно вздыхает. Снимает с себя куртку, накидывает на её плечи и усаживает у ближайшего дуба. - Оставайся тут. Я наберу хвороста и вернусь.
  
  Та слабо кивает. Сейчас, когда горячка боя и лихорадящее чувство злости позади, ей не хочется вообще ничего. Разве что прикрыть глаза и позволить себе немного вздремнуть.
  
  Она должна оставаться сильной. Ради всех, кто ещё верит в неё.
  
  Ощущая, как против воли тяжелеют веки, Линали трясёт головой и поднимает глаза в ночное небо, замечает одинокую звезду на бездонном чёрном полотне. Маленькая - ничтожно крохотная против целого мира - она продолжает каждую ночь появляться здесь, доказывая всем, что просто так не сдастся.
  
  Прохладный ветер шевелит дряхлые листья высокого дуба, поднимает в воздух тёмные локоны Линали, касается бледной кожи и заставляет неприятно поёжиться. Она обнимает себя за плечи, хватается кончиками пальцев за жёсткую материю куртки Канды и укутывается в неё сильнее, пытаясь сохранить блаженное тепло.
  
  Не сдаваться, верно? Никогда не опускать руки. Даже когда кругом царит лишь мрак, а смерть дышит в затылок. Даже когда кажется, что выхода нет. Даже когда все пути завалены бездыханными трупами, залиты алой кровью, а кости ломит от запредельной усталости.
  
  Жить, чёрт возьми, несмотря ни на что.
  
  Линали растягивает губы в слабой улыбке. Она обязательно справится в следующий раз: вырвет светлую жизнь из цепких когтей созданий преисподней и отправит тварь в ад. Туда, где ей самое место. А если нет - зачем же тогда вообще нужны экзорцисты?
  
  Утро встречает их противной моросью из низко нависших грязных туч; сизый дождь пробирает до костей, вновь и вновь заставляя утирать холодные капли с лица. Линали недовольно хмурится и заправляет прядь влажных волос за ухо.
  
  Что ни день - то крайность. Безумный огонь, жар которого мешает дышать, и сменивший его унылый дождь, из-под струй которого, к слову, тоже хочется сбежать. Где же в этом мире столь желанное равновесие?
  
  Линали вздыхает и поднимает взгляд на Канду. Он твёрдо ступает по размытой дороге, и брызги от его шагов пачкают чёрную кожу сапог; впрочем, они легко смываются ледяными потоками воды. Кажется, его не заботят ни серые тучи над головой, ни вязкая слякоть под ногами. Но Линали уверена: Канда не любит дождь. Он не раз говорил ей об этом.
  
  Раньше Линали, напротив, любила чувствовать, как холодные капли касаются обнажённой кожи. Она ловила их языком и жмурилась, словно ребенок, запрокидывая голову к небу; босая, заворожённо ступала по влажной траве и глубоко вдыхала чистый воздух, наполняя лёгкие будоражащей свежестью.
  
  Она видела в дожде спасение. И убегала, как только появлялась возможность, пряталась за водной завесой, сбрасывала с ног слишком тяжёлые для девичьих ступней сапоги и откидывала их в сторону; чувствовала себя вольной птицей, наконец вырвавшейся из железных оков и вкусившей долгожданный глоток свободы.
  
  Дождь смывал боль и чужую кровь с рук. Вставая под ледяные струи, Линали забывала о длинных царапинах на бедрах, о багровых синяках на бледной коже и недавней алой терпкой жидкости во рту. Лишь шум от столкновения тяжёлых капель с землей, лишь жадные вдохи и часто вздымающаяся грудь.
  
  Комуи беспокоился тогда, что сестру свалит лихорадка: плохая погода, всё-таки, может сильно сказаться на здоровье. И каждый раз, когда Линали возвращалась с улицы продрогшая, а её одежда была насквозь пропитана водой, сердце смотрителя невольно сжималось. Однако детский организм оказался сильнее его ожиданий.
  
  Отрывки воспоминаний о времени, когда вера в победу ещё отдавалась сладким биением в каждой клеточке тела, а сердце каждого воина было полно самоотверженности, вспыхивают ярким пламенем в памяти и через мгновение осыпаются пеплом. Оставляют лишь мимолётные следы и горький привкус на кончике языка.
  
  Есть только будущее - тёмное и туманное. И где-то там, вдали, виднеются дряхлые и избитые временем могильные кресты, а рядом - свежие, глубокие ямы.
  
  Дождь окутывает Линали, но она не чувствует былого наслаждения. Чернь, что преследует её всё время войны, пачкает чистую душу и намертво въедается в каждую её частицу, через кожу проникает до самых костей, смешивается с кровью. И даже самый ярый ливень не вымоет то, что отныне глубоко внутри.
  
  К вечеру до Чёрного Ордена остаётся всего несколько часов пешего пути, но Канда решает срезать дорогу и идёт через густой лес по неширокой, вытоптанной не одним путником тропинке. Он аргументирует своё решение желанием укрыться под листвой рослых деревьев от дождливой погоды, которая с каждой секундой раздражает его всё сильнее, и ступает быстрее прежнего в надежде оказаться под крышей до наступления темноты. Избежать безлунной ночи, под мрачным покровом которой любят прятаться демоны.
  
  - Заметил? - тихо роняет Линали через какое-то время, сохраняя видимое спокойствие.
  
  - Да, - произносит Канда, не поворачивая к напарнице головы и продолжая шаг. - Меня удивляет только то, что эта тварь не нападает, - он усмехается и обнажает клыки в злобном оскале. - Размяться, что ли?
  
  - Тебе напомнить приказ? - резко и строго спрашивает Ли, сверля спину друга взглядом. - Запрещено без разрешения Ордена бросаться в бой первым до того времени, пока жизни не угрожает опасность. Мы ведь не будем слепо идти на врага, не зная, насколько он силён?
  
  - Эти приказы тупы до невозможности.
  
  - В один прекрасный момент они спасут тебе жизнь. Нас осталось слишком мало, ты знаешь.
  
  Канда лишь раздражённо цокает языком.
  
  Постороннее присутствие действует на нервы, вынуждает быть в постоянном напряжении. Линали старается ступать мягко и непринуждённо, но непроизвольная резкость движений выдает её волнение.
  
  Через секунду шелест влажной листвы слышится совсем близко, и Канда не выдерживает - решительно разворачивается и выдёргивает катану из ножен, гневно всматриваясь в сумрак. Оттуда его силуэт жадно изучают два больших ярко-зелёных глаза, свет которых разрезает наступающую темноту. Юу хмурится.
  
  - Выходи.
  
  Линали пробирает едва ощутимая дрожь: они вновь противоречат наставлениям Ордена. Но Канду это, кажется, ни капли не заботит. В его тембре слышится вызов.
  
  - Я не собираюсь играть с тобой в прятки, чёртово отродье, - его голос звучит громче, а тон полон желчи; широкие плечи напряжены в предвкушении битвы. Не уловив какой-либо реакции со стороны противника, Канда начинает терять терпение. - Я повторяю в последний раз: выходи.
  
  На этот раз творение Графа не заставляет ждать. Оно предстаёт перед экзорцистами, медленно и неуклюже передвигаясь и издавая нечто схожее с громким шипением. И, когда выходит из тени полностью, у Линали болезненно скручивает живот.
  
  Непропорциональное, совершенно изуродованное тело акумы выглядит омерзительно. Отдалённо сходное с человеческим, но намного массивнее и выше, оно отличается от тех созданий, которые встречались Линали раньше. Куски мяса свисают из открытых широких ран, и багровая кровь капает на влажную траву; грязные, промасленные и редкие пряди тёмных волос ниспадают до широких плеч существа; внешний покров акумы в некоторых местах усыпан гнойными фурункулами; нечто, похожее на рот, будто перетянуто несколькими слоями кожи, а на высоком лбу виднеется некрасивый шрам - проклятье Тысячелетнего. Единственное, что не вызывает в нём тошноту - это руки, которые вполне бы могли сойти за человеческие, если бы не их размер - тонкие кисти и широкие, мясистые, словно надутые, пальцы.
  
  Линали невольно отшатывается. Но она не имеет права отводить взгляд: нужно быть готовой в любой момент отбить атаку.
  
  - Ну и страшненький же ты, - с отвращением произносит Канда. - Хотя, в аду таким рады.
  
  Существо прожигает его взглядом и шумно дышит. У Линали холодеет в жилах кровь, когда оно издает душераздирающий гортанный звук, больше похожий на смех безумца, резко поворачивает голову в её сторону и делает шаг. Канда мгновенно дёргается и заслоняет собой девушку, но акума по-прежнему не сводит с неё своих ядовитых глаз.
  
  - Тебе ведь что-то нужно, верно? - настороженно спрашивает мечник, следя за каждым движением уродливого создания. - Что и зачем?
  
  - Это бесполезно, - тихо произносит Линали, задерживая взгляд на отвратительной линии заросшего рта. Страх противными склизкими щупальцами вцепляется в горло, и она, как ни старается, не может скрыть дрожь в голосе.
  
  - Знаю. Я пытаюсь быть общительным. Орден же хочет, чтобы мы возвращались с информацией? - Канда едко усмехается. - Так я нарушаю приказ, а, правильная Линали?
  
  Она не успевает ответить: прикосновение ледяных пальцев акума к оголенному запястью заставляет едва сдержать крик и порывисто отшатнуться. Канда реагирует быстрее, и острое лезвие катаны также настигает свою жертву. Создание болезненно содрогается и мерзко кричит, когда кровь начинает хлестать из отрубленной конечности, но проворно уходит от очередного удара. Взгляд искрится немой яростью и не потухает даже тогда, когда Юу пронзает тварь насквозь.
  
  - Какого?.. - Канда выдёргивает лезвие из мягкой плоти и заносит его вновь, однако разрезает лишь воздух. Создание растворяется в полумраке летней ночи, исчезает, словно его и не было. Мечник зло скалится и устремляет гневный взгляд в черноту леса. - Сбежал, да? Трусливая мразь.
  
  - Оно намного быстрее, чем можно было подумать, - произносит Линали, прерывисто дыша и держась за руку.
  
  Кажется, она всё ещё чувствует холод уродливых пальцев на себе, и от этого внутренности сжимаются в тугой комок.
  
  Изо всех сил хочется забыть, вытравить из памяти страшное существо, но оно всё так же упрямо маячит перед глазами, громко шипит и как будто почти сжимает в объятиях - словно стремится высосать её душу без остатка. Пожрать и утопить крохотные крупицы света во тьму.
  
  Что, чёрт возьми, ему было нужно?
  
  - С тобой всё в порядке? - поворачиваясь к напарнице, холодно спрашивает Канда, на что Линали коротко кивает.
  
  И только сейчас понимает - дождь кончился.
  
  Оставшийся путь до штаба проходит в молчании. Тишину нарушают лишь порывы редкого сырого ветра - он шевелит верхушки трав и колыхает кроны высоких деревьев. Ночь приближается и растёт, словно грозовая туча, ложится тенью с почерневших небес; с каждым новым мгновением громадными клубами вздымается угрюмый мрак.
  
  Переступая порог Чёрного Ордена, Линали впервые за несколько дней позволяет себе расслабиться. Все силы, что помогали и поддерживали её на протяжении задания, разом оставляют тело; от внезапно обрушившейся свинцовой усталости начинает ломить кости. Она разбито опирается спиной о холодную стену и медленно сползает по ней, закрывая глаза.
  
  Два месяца ожидания оказались слишком мучительными. Дни тянулись неделями, медленно, словно резина, наполненные жаром огня и обугленным деревом, жгучей яростью и предельным изнеможением, истошными криками и липким страхом. Извечным чувством балансирования на грани, от которого бешеное сердцебиение отдавалось глухими ударами в груди.
  
  И сейчас, ощущая уют родных стен, Линали благодарит Бога за то, что может дышать.
  
  - Линали! - чуткий слух улавливает чьи-то торопливые шаги, и она открывает глаза. Тёплые руки Лави сильным движением хватают её за запястья и поднимают с холодного пола, прижимают к груди, и Линали судорожно выдыхает: она не чувствовала этого слишком долго. Канда, молчаливо наблюдающий за ними, раздражённо закатывает глаза. - Почему вы так долго? Получив сообщение о скором приезде, мы ждали вас утром. Что случилось?
  
  - Об этом нам лучше доложить Комуи, - равнодушно отвечает Юу. - Он ведь уже ждёт нас у себя?
  
  - Да, - Лави выпускает из объятий Линали, но его рука всё ещё мирно покоится у неё на талии; он цепляется взглядом за Канду, гулкие шаги которого уже раздаются по каменному полу в сторону кабинета смотрителя. - Юу! - тот останавливается и оборачивается на звонкий голос, вопросительно поднимает тонкую бровь. - Я рад твоему возвращению.
  
  Канда лишь громко фыркает.
  
  - Больше не беспокой меня по таким пустякам, Кролик, - раздражённо отвечает он и отворачивается. Но, сделав несколько шагов, вновь останавливается и смиренно прикрывает глаза. Чувствует, как в спину врезается колкий взгляд, и недовольно выдыхает. Что этот рыжий балбес хочет от него услышать? - Я тоже рад, что вернулся, - наконец хмуро и нехотя произносит он и возобновляет движение.
  
  Лави смеётся.
  
  - Канда всё тот же! Разве что разговорчивее стал, - говорит он и улыбается, наблюдая за растворяющейся во мраке коридора фигурой. - Комуи скучал по тебе, - говорит тихо, как только мечник исчезает из виду. Оборачивается к Линали и протягивает руку, ласково касается её щеки и легко проводит ладонью по мягкой коже. Линали смущается и отводит взгляд. - Как и я, - Лави быстро улавливает её растерянность и отстраняется, становясь в пол-оборота. - А теперь - идём.
  
  Комуи вскакивает со своего места, как только дверь в кабинет открывается. Железные петли протяжно скрипят, и Канда, вошедший первым, раздражённо кривится: звук острым лезвием царапает его слух.
  
  - Вы до сих пор не смазали их, да? Мы уходили несколько месяцев назад, и за это время вы не удосужились сделать даже этого, - сердито говорит он и переводит взгляд на смотрителя, но замечает лишь нетерпеливо устремлённый и волнительный взгляд Комуи куда-то за спину. - Ты вообще меня услышал?
  
  - Брат! - женский голос раздаётся совсем рядом, и Линали проносится мимо Канды. Она бросается к Комуи и порывисто обнимает его, крепко сжимая в объятьях. Лави заходит в кабинет следом и становится около Юу, складывает руки на груди и заинтересованно склоняет голову набок. - Я так рада тебя видеть!
  
  Линали ловит в глазах Комуи тщетно запрятанную усталость и только сейчас замечает, как плохо и нездорово он выглядит. Помятая рубашка, кое-как заправленные до локтей рукава которой выглядят неряшливо; спутанные, слишком длинные и сальные волосы убраны в неаккуратный низкий хвост - несколько прядей проворно выбиваются из общей копны; тёмные круги под глазами создают сильный контраст с молочного цвета кожей, и Линали она кажется ещё бледнее, чем прежде.
  
  На длинном столе из светлого дерева валяется множество бумаг: некоторые сложены в аккуратные высокие стопки, другие же хаотично располагаются по всей его площади; несколько письменных перьев, чернила и кружка остывшего крепкого кофе также находят своё место подле документов.
  
  Ответственность давит. Душит беспощадно, обвивая калёным железом шею.
  
  Комуи коротко откашливается и поднимает взгляд на Канду.
  
  - Как всё прошло?
  
  - Как думаешь? - хмуро и привычно бесцеремонно произносит Юу. Смотритель устало облокачивается на край стола и прикрывает глаза. - Так же, как и в прошлый раз. Так же, как и весь этот проклятый год. Обугленные трупы под ногами и огонь - единственное, что нам удаётся застать из раза в раз.
  
  - А что насчёт поисков новых обладателей Чистой Силы? - негромко спрашивает Лави.
  
  - Если эти люди и появлялись у нас на пути, то сейчас они уже гниют где-то в земле, - Канда произносит это нарочито бесстрастно. И от того, насколько правдоподобно собственный тон отдает гнусным безразличием, к горлу подкатывает тошнотворная желчь.
  
  - Через две недели вам представится возможность попытать счастья вновь, - Комуи прячет руки в широкие карманы светлых льняных брюк; Линали тоскливо усмехается и опускает глаза. - Миссия менее долгосрочная, и вероятность возникновения опасности для жизни ниже привычных показателей: ближайшая линия фронта находится в нескольких сотнях миль оттуда. Вам нужно будет поработать с Искателями в одном небольшом городе на северо-западе Англии - ничего сложного. Лави, ты также нужен там: требуется работа с древними фолиантами.
  
  Канда чувствует, как внутри него что-то рвётся и гнев жалящими порывами разливается по венам.
  
  - Они там наверху совсем из ума выжили?! - зло шипит он. - Настолько берегут бедное пушечное мясо, что то и дело отправляют нас подчищать за Ноями или заниматься сидячей работой! И на это я должен тратить грёбаные месяцы вместо того, чтобы напрямую сражаться с врагом?
  
  - Ты прекрасно знаешь, что наше мнение не имеет веса. Искать новых экзорцистов, пополняя ряды, защищать мирное население и избегать опасных встреч с противником - приказ, пришедший сверху. Мы обязаны подчиняться. Ты обязан, Канда.
  
  - Да к чёрту все эти приказы! Когда мы прибываем на пожарища - спасать уже никого не приходится. Кто умирает на этой войне сейчас вместо нас, а? Объясни мне, Комуи, что за чушь происходит и с какого момента нас разжаловали из грёбаных солдат?!
  
  - Канда, прекрати, - тон Линали резок и груб. Её нервы, словно тонкие струны, натянуты до предела, а в голосе чувствуется сталь.
  
  Она злится, потому что морально истощена и забита.
  
  Он полон гнева, потому что захлебывается в осознании собственной ничтожности.
  
  Острое чувство справедливости плещется в груди и больно ударяется о рёбра, но находит выход лишь в эмоциях - необузданных и громких. Линали не осуждает: она часто ощущает то же самое. Но соблюдение поставленных правил - основа единства.
  
  Канда крепко сжимает зубы и отворачивает голову, пытаясь совладать с нарастающей яростью.
  
  - В любом случае в сложившейся ситуации я бессилен, - Комуи приподнимается, огибает письменный стол и задумчиво проводит пальцами по нескольким листам бумаги. - За эти два месяца вам не попадалось ничего необычного? Какие-либо зацепки, которые могли бы указывать на нынешнее местоположение семьи Ноя? Новые виды акума?
  
  Лёд мгновенно обжигает кожу, и от зудящего ощущения в запястье сводит зубы.
  
  - Нет, - слишком резко говорит Линали и ловит на себе пронзительный взгляд, от которого потеют ладони и хочется забиться загнанным животным в угол. Шумно сглатывает. - Ничего, что могло бы помочь нам.
  
  Комуи внимательно смотрит на сестру, слегка сощурившись. Ему больно видеть её такой: бледной, слегка ссутулившейся и заметно истощённой, будто на плечи беспрестанно давит невыносимая тяжесть. Словно ежедневно она просыпается с неподъёмным и несдвигаемым грузом на груди, от которого становится сложно дышать. И только в глазах по-прежнему полыхает слабое пламя отчаянной жажды победы.
  
  - Это плохо, - вздыхает едва слышно и устало опускается в мягкое кресло из тёмной кожи.
  
  - Конечно плохо, - Канда фыркает и раздражённо стискивает ладонью рукоять катаны. - Так будет продолжаться и дальше, Комуи. Вплоть до того момента, пока мы не прекратим подчиняться идиотским приказам и не начнём действовать. Разве это не наша прямая обязанность - спасать невинные жизни? Тогда почему нас так яро отстраняют от нашей непосредственной работы?
  
  Смотритель молчит, и Лави решает взять ситуацию в свои руки:
  
  - По-моему, вы устали с дороги. У нас ещё будет время, чтобы обговорить эти вопросы, - он переводит взгляд на Линали, напряжённо стоящую около стола брата и, кажется, погружённую в свои мысли, и делает к ней шаг, протягивая руку. Она поднимает глаза. - Идёшь?
  
  Не проходит и двух секунд, как она, придя в себя, коротко кивает и мягко ступает по направлению к двери. Комуи задумчиво смотрит ей вслед. Но стоит Линали потянуть ручку на себя, как она застывает мраморной статуей на пороге. Забывает, как дышать; по коже проходится струя леденящего холода. В нос ударяет резкий запах мужского одеколона.
  
  Лави, стоящий у неё за спиной, непроизвольно напрягается.
  
  Человек перед Линали смотрит на неё пронзительно и надменно. Жидкое серебро его глаз в приглушённом свете длинного коридора выглядит слишком тёмным, холодным и пугающим. Его светлые волосы волнистыми прядями обрамляют родное лицо; бледные, почти бескровные губы сжаты в тонкую полосу, а острый кончик носа вздёрнут вверх. Он возвышается над ней, словно скала, и она чувствует себя донельзя огорошенной.
  
  Перед тем, кто был ей дорог.
  
  Перед тем, кто был ей бесконечно люб.
  
  Кажется, она ещё помнит осторожные, лёгкие прикосновения длинных пальцев к волосам, тёплые ладони на своих плечах и беспредельную нежность, доверчиво выходящую на поверхность из самых потаённых уголков души и заметную в каждом его движении. В каждом слове. В каждом взгляде.
  
  Чувство вины глодало его изнутри, будто мерзкий прожорливый червь. Крепкие тиски сдавливали её глотку так, что слова тяжёлым комом застревали в горле. Они втыкались в плоть и раздавались тупой болью где-то внутри; лишь тёплые слёзы срывались с её ресниц, но Аллен заботливо стирал их с покрасневших щёк и улыбался уголками губ.
  
  Обещал вернуться.
  
  Обещал выжить.
  
  Сердце замирает, а потом пускается в бешеный пляс, словно стремится выбить парочку рёбер из её груди. Оно стучит настолько громко, что тупые удары оглушают, а во рту неприятно пересыхает.
  
  Четырнадцатый любезно отходит в сторону, пропуская Линали в коридор, но по-прежнему не спускает с неё холодного взгляда. Она смотрит яростно и как-то растерянно, громко сглатывает потяжелевшую слюну и рывком бросается в проход. Опускает голову так, что густые волосы падают на лицо.
  
  Прикусывает губу, громко стуча каблуками по выщербленному полу.
  
  И более не оборачивается.
  
  Массивные стены давят на сознание, сжимают в тисках виски, и тупая боль раздаётся ноющим ощущением под кожей. Линали часто дышит. Чувствует, как под ногтями всё ещё пульсирует необузданная злость, смешанная с горькой обидой.
  
  Друзья, которые становятся врагами, и враги, прячущиеся под личинами друзей. Ложь, что сочится из уст фальшивой истиной, и правда, в которую сложно поверить.
  
  Линали резко останавливается и крепко стискивает зубы, поджимая дрожащие губы. Её грудь судорожно вздымается от лихорадочных вдохов. Она измотано прижимается к ледяной стене и обнимает себя за узкие плечи. Её колотит изнутри настолько сильно, что непрошеные слёзы начинают щипать глаза, но Линали лишь шумно втягивает воздух, изо всех сил пытаясь унять поднимающиеся к горлу рыдания. Осекается, когда слух улавливает торопливые шаги за спиной, и сжимается ещё сильнее.
  
  - Тише, - тёплые руки обвивают со спины тонкую талию, и Лави осторожно привлекает Линали к своей груди. Он чувствует её дрожь. Горячее дыхание приятно опаляет затылок, и она неосознанно подаётся навстречу мужскому телу, обмякая тряпичной куклой в его руках. Лави зарывается носом в её густые волосы и прикрывает глаза. - Поверь, я знаю, что ты чувствуешь. Мы все знаем.
  
  Линали выжата до последней капли, стиснута меж каменных стен и затеряна среди разбросанных ворохом сухих листьев мыслей. Ей до смерти хочется вернуть годы и воскресить тех, кто был дорог сердцу, а теперь гниет под несколькими слоями затвердевшей земли. Тех, кто отдал свою жизнь за неё, а она не успела вымолвить и слова благодарности. Тех, кто клялся быть сильными, но не сдержал обещания.
  
  Кто умер где-то на дне собственного разума.
  
  Линали до крови прикусывает губу, быстро слизывает выступившую алую каплю и откидывает голову на плечо Лави. Он лишь сильнее прижимает её к себе.
  
  - Я останусь с тобой сегодня? - шепчет она. - Как раньше.
  
  По телу вновь проходит волна согревающего тепла: его губы нежно касаются чувствительной шеи.
  
  - Ты знаешь ответ.
  
  В небольшой захламлённой комнате Линали знает каждую деталь: полуторная, уютная кровать с мягким пуховым одеялом и тёмным покрывалом из жёсткой шерсти, шаткий стул на четырёх дряхлых ножках, потёртое кресло около высокого, массивного шкафа с множеством продолговатых полок, доверху забитого толстыми книгами, да низкий деревянный стол, на котором всегда царит сущий беспорядок. Мир окутан беспроглядной мглой, отдаётся в тёплые объятья летней ночи; темноту помещения разрезает только игривое пламя от зажжённых восковых свечей, и горячие капли растопленного воска падают на чугунный подсвечник.
  
  Линали легко проводит пальцами по корешкам старых фолиантов. Сколько тайн хранят в себе пожелтевшие страницы? Сколько захватывающих вещей сокрыто в каждом драгоценном экземпляре? Она улыбается, вспоминая, с какой жадностью Лави накидывается на непрочитанные книги и с каким искренним интересом вбирает в себя каждое выведенное умелой рукой слово. И думает, что, если бы жизнь тянулась вечность, а военное время осталось далеко позади, она бы непременно окунулась в них с головой.
  
  Линали слегка склоняет голову и цепляется взглядом за стоящую в самом углу комнаты наполненную бутыль. Вскидывает тёмные брови.
  
  - Что это? - спрашивает она, и Лави грустно усмехается.
  
  - Виски.
  
  - Решил, что алкоголизм поможет сохранить рассудок среди всего того хаоса, что происходит вокруг? - она смотрит насмешливо, заинтриговано, и улыбка не сходит с её губ.
  
  Лави про себя в чём-то даже соглашается: от литров крови под ногами создаётся впечатление, будто сумасшествие близко.
  
  А может, так оно и есть?
  
  - Купил её к сегодняшнему дню.
  
  - Какой-то праздник?
  
  - Почти, - отвечает Лави. - Уже три года, как я одержимо пью в одиночестве в этот день.
  
  Линали приоткрывает рот, но слова застревают в глотке.
  
  Три года.
  
  Чёрт.
  
  - Лави, прости. Я... Абсолютно вылетело из головы, но я...
  
  - Не оправдывайся, - спокойно говорит он и берет в руки бутылку, пару раз перекладывает её в ладонях и, наконец, отрывает. - Панда не был тебе дорог, ты имеешь полное право забыть, - он подходит к столу и вытаскивает два стеклянных стакана из глубокого ящика. - Выпьешь со мной?
  
  - Немного, - сконфуженно говорит она, наблюдая, как янтарная жидкость выплёскивается из горлышка. - Ты ведь знаешь, что я плохо переношу крепкий алкоголь.
  
  - Помню, - усмехается Лави и протягивает ей наполненный наполовину стакан. Линали тяжело вздыхает и берёт его в руки. - Но от такого количества тебе едва ли что-то будет.
  
  Терпкий напиток с непривычки болезненно жжёт горло и заставляет брезгливо поморщиться; Линали чувствует, как жгучая смесь горячими потоками разливается по телу, а по коже словно проходит секундный электрический разряд. Но для Лави виски, похоже, не кажется чем-то омерзительным. Он, наоборот, наслаждается каждой душистой каплей, подолгу смакуя вкус во рту.
  
  Или просто пытаясь отвлечься?
  
  Она молчит, цепляясь взглядом за трепещущий язык пламени, что извивается на длинном фитиле. Замирает на мгновение, вслушиваясь в наступившую тишину, на редкость не отдающую невыносимым тяготением, а мягкую и убаюкивающую.
  
  И только небольшие настенные часы продолжают тихо отбивать свой монотонный ритм, напоминая о том, что ничего не останавливается, продолжая плыть своим кровавым чередом: что-то безвозвратно тонет, исчезая в пучинах забвения, а что-то неожиданно врывается, подобно бушующему урагану, и оставляет после себя лишь очередной незаживающий уродливый шрам.
  
  Линали отпивает ещё глоток: виски по-прежнему обжигает, но уже не вызывает былого отвращения. Алкоголь разливается по телу, медленно уводя рассудок в сторону, но она слишком слаба и измучена, чтобы сопротивляться надвигающемуся опьянению. Наоборот - это даже помогает вытеснить тяжкий груз мыслей из головы. Но лишь временно.
  
  Лави наблюдает за ней из-под приоткрытых век. Подмечает про себя - совершенно неосознанно - едва заметное подрагивание тонких пальцев, слишком крепко сжимающих толстые стеклянные стенки стакана, и измотанный, задумчивый взгляд; её глаза отливают тёмным пурпуром.
  
  - Ты винишь себя, верно? - внезапно спрашивает она, и Лави непроизвольно напрягается.
  
  Пожалуйста, не стоит.
  
  - Я знаю, что ты так не считаешь.
  
  - Потому что это действительно не так.
  
  Он усмехается и устало проводит тыльной стороной ладони по лбу.
  
  - Я должен был умереть вместо него, Линали. Я должен был, понимаешь? Лучше я, чем он.
  
  - Он хотел, чтобы ты жил.
  
  - Он нарушил правило, - раздражённо отвечает Лави, и она вздрагивает: его голос звучит слишком громко и ещё несколько секунд звенит в воздухе. - История не терпит душевных порывов, - продолжает он тише. - Не терпит пустой жертвенности и чувств, Линали, - Лави крепко сжимает зубы и опускает взгляд вниз. - Но он, видимо, как и я, плохой историк.
  
  Она замолкает и прикусывает губу, не в силах более сказать и слова. Не смея нарушить наступившее молчание, ударившее по ушам горьким напряжением.
  
  Лави вновь берёт бутылку.
  
  - Что с нами делает война? - негромко шепчет он в пустоту и коротко усмехается.
  
  
  
  
* * *
  
  
  
  
  Линали кажется, будто в её вены заливают раскалённую жидкость, а глотку ошпаривают кислотой: она могла бы поклясться, что чувствует тошнотворный запах палёного мяса во рту. Будто что-то нещадно крошит её череп изнутри, дробя твёрдую кость, а жар расползается по всему телу, заставляя лихорадочно делать рваные вдохи.
  
  Она чувствует животный страх. Ощущает его всем своим естеством, будто загнанная голодным волком овца. И беспомощно прибивается к стене, ударяясь позвоночником о камень и ниспадая острыми коленями на холодный пол.
  
  Она чувствует боль - резкую, жгучую, сводящую с ума. Настолько сильную, что хочется заживо содрать с себя кожу в попытке спастись от невыносимой рези где-то под ней, и она в исступлении царапает ногтями шею, оставляя широкие красные полосы; что смерть походит на чёртово спасение из этого адского кипящего котла, где она, кажется, варится в собственной горячей крови.
  
  Линали не замечает быстрые прикосновения чужих мягких пальцев к лицу. Она трясётся и дёргает головой: тонкие прядки тёмных волос прилипают к влажным от слёз щекам. Она мечется в истерике, сражённая болью и ужасом, и изо всех сил пытается кричать, но лишь загибается в немом оре, безнадёжно хрипя.
  
  - Посмотри на меня, Линали! - Лави растерянно пытается поймать пальцами её подбородок, но она вырывается и толкает его в грудь, опустив голову. Он раздражённо скрипит зубами и больно хватает её за запястья, громко чертыхнувшись, и прижимает их к своей груди. - Приди, чёрт побери, ты уже в себя!
  
  Линали учащённо дышит, захлебываясь в рыданиях, и он зло сжимает зубы: она его не слышит.
  
  Лави ощущает тяжесть во всём теле.
  
  И от щемящего беспокойства, изнутри разъярённо ломающего рёбра, холодеют руки.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"