Утренние звонки зачастую приносят плохие известия, это я давно заметила. Так и в ту субботу вышло. До сих пор не понимаю, почему горе приходит по утрам? Ему что, нравится вырывать людей из сладостного забытья и заключать в свои тоскливые объятья? Наверное, нравится. Еще не прошло и пяти часов, как я наслаждалась мягкой подушкой и теплым пледом, пахнувшим папиными сигаретами, а известие о смерти деда уже меня разбудило...
Вы никогда не обращали внимание на то, как некрасивы люди в своем искреннем горе? Черты лица, какими бы утонченными они ни были, искажают несдерживаемые слезы, нос краснеет, веки опухают и напоминают узкие скважины, в которые не пройдет ни один ключ. Из горла вырываются ужасные крики, преследующие потом во сне, сплошные всхлипы, причитания, сожаления. Дружная семья дружно слоняется по дому, натыкается друг на друга, плачет, едва завидев в узких скважинах печать потери. Так и в ту субботу вышло. Когда дед умер.
Он не был идеальным. Как дедом, так и человеком. Нет, даже смерть не сделает его таким. Я могу невозмутимо перечислить все его недостатки: страстная тяга к алкоголю, табаку, сплетням и жалобам. Для него было так мало хороших людей, зато так много плохих, на которых можно вывалить все свое презрение.... Но мы любили его, а он по-своему любил нас.
Меня он ждал. Будто чувствуя, что я приеду именно этим рейсом, садился на любимую голубую скамеечку, и ждал. Впрочем, на этой скамейки он проводил большую часть своего времени. Следил за всем происходящим возле его дома, лениво раскуривая сигарету. Голый по пояс, сверкающий бронзовым загаром, с неизменной тростью в руке, соломенной шляпой на седой голове. Признаю, я посмеивалась над ним украдкой. Ведь он так стремился обратить на себя внимание, так искренне радовался, если ему помахать издалека рукой. В нем было что-то жульническое, напоминавшее Плюшкина из "Мертвых душ" Н.В. Гоголя. Но в отличие от этого отрицательного персонажа, у моего дела была отнюдь не "мертвая душа". Да, он мог за мелочь истопить баню, без спроса взять понравившуюся ему керамическую фигурку или тайком сорвать цветы из чужого сада. Он собирал старые картины, плакаты, кассеты, вазы, вызывая у нас лишь изумление. Хранил зачем-то это добро, не давал выбрасывать. Любил разбирать старые утюги, чайники, настольные лампы. У него были все задатки хорошего торговца, ибо он мог сплавить кому-нибудь абсолютно ненужную вещь и остаться при этом в выигрыше. Да, он был лукавый и хитрый, но одновременно дружелюбный, проницательный, добрый, веселый, сильный. Он мог нянчиться с моей младшей сестрой, играть с ней в настольные игры, смотреть вместе с ней мультфильмы. Он обожал животных, сколько себя помню, в доме бабушки и дедушки всегда было много питомцев: многочисленные кошки, собаки, ежики, черепахи. Дед, не смотря на свою вредность, никогда не отказывал в помощи. Скрепя зубами, мог отдать свой новенький чайник, так как он требовался внукам. Всегда чинил нам проводку, если вдруг случались неполадки.
А еще дед был красив... Собираясь в поездку, он мог по несколько часов рыться в своем шкафу в поисках нужного галстука. Потом, нахлобучив на голову крутую шляпу, чинно шагал к остановке, наслаждаясь вниманием окружающим. В такие минуты бабушка в шутку говорила:
- Смотрите-ка, наш Министр шагает!
И он действительно напоминал важную персону: забывая о боли в коленных суставах, шел прямо, задрав повыше подбородок. Красивый, гордый, статный. Чем не министр?
Мама рассказывала, что в молодости он занимался боксом. Еще детьми, мы куда-то растащили его боксерские перчатки, сейчас уже точно не найдешь.
Дед был хорошим. Мог часами пропадать в огороде или гараже, мастерить из подручных материалов чучел, давать им незатейливые имена, а потом демонстрировать их окружающим. И только мы видели его довольную улыбку, которую он так умело прятал в усах, когда кто-то из прохожих задерживался возле очередного симпатичного лесовика. Я старалась честно фотографировать каждое такое произведение искусства.
Он вкусно готовил уху. Никогда не забуду один момент из моего детства.
Стоял июль, в летней беседке было полно народу, воздух пах дымом и вареной рыбой. От костра было жарко, но никто не хотел уходить в дом.
- Ну и вкусная у тебя уха, Витя, - цокнула языком бабушкина подруга. - Подскажи рецепт?
- Какой же тут рецепт, - весело рассмеялся дед. - Главное - готовить с душой.
В этом и был наш дед, любитель красивого или язвительно словца. Любитель говорить без умолку, если только слушатель кивает в нужный момент или заинтересованно заглядывает в его хитрые голубые глаза. Сейчас, когда уже прекрасно осознаешь всю горечь потери, память то и дело подкидывает такие вот моменты. Я вижу его в окружении детей, сидящим с сигаретой на голубой скамейке, слышу, как он ворчит на бабушку за то, что она вновь купила ему невкусные сосиски. Я слышу, как он отзывается о себе в третьем лице, повторяя все время: "Витька Осин". Я стараюсь запечатлеть в памяти эти моменты, перебираю их, словно четки, но понимаю, что скоро совсем забуду "душевный" вкус его ухи, что больше никто не предложит моему отцу выпить с ним кофе, не даст умный совет своим детям, не поругается на бабушку и не проводит меня на остановку традиционными словами "Ни пуха, ни пера!". Господи, как же меня злило это раньше, будто я каждый понедельник сдаю экзамен! А сейчас... Знаете, я не любила играть с ним в детстве в карты. Иногда даже поддавалась, чтобы побыстрее проиграть и убежать по своим делам. Знаю, он тоже жульничал.
Так вот, дед, если бы я была чуть-чуть Нострадамусом, я бы сыграла с тобой в "пьяницу" или даже в "дурака". Но утренний звонок снова что-то безвозвратно у нас отнял.