Невозможно отрицать могущество и власть слова. Осмысливая известное евангельское выражение В начале было Слово..., наш взгляд по неволе уходит в прошлое. Там, на заре человеческой истории, в верованиях всех индоевропейских народов мы находим свидетельства глубокой взаимосвязи слова с мыслью, истиной и правдой, а вместе с мудростью могло относиться к божественному началу. Процесс обожествления слова находит своё завершение в христианстве, где оно становится Словом живого Бога. Здесь способность слова вызывать вещи из небытия, окликая их, и тем самым нести функцию посредника, олицетворяется в Сыне. И наоборот, свойство самой предметной реальности отзываться на творческую мощь слова, как подобное подобным (с этой позиции и следует рассматривать настоящую статью) будет являть их онтологическое родство. Эта взаимосвязь обнаруживается и в нашей речи, в начале - “вещь”, а затем уже вещать, мыслить (ср. греческом „мысль”, ”разум” из логоса). Попутно подчёркивается - суть “вещи” и её идея (мысль) субстанционально тождественны. Слово есть тот феномен бытия, где происходит встреча сущности мира вещей с ними самими, именно здесь находится максимум напряжения осмысленного бытия вообще.
Таинственная связь вещи и её словесного обозначения в реальной жизни использовалась в молитве, заговоре - здесь сила слова получает власть над явлением, самой природой. А “...где двое или трое собраны во имя Моё, там Я посреди них” Мтф.18.20, уже прямо ведёт к реальному присутствию Христа (во имя, именем - рефрен библии и означало саму личность, т.е. тождество неразличимости). Магией и мистикой слова полны все религии всех времен. Одно произнесение известного слова само по себе могло произвести то явление, с которым оно связано. Более того, когда невзначай выговаривалось не то слово, то исполнялась не мысль говорящего, а произнесённое им слово. Оно является особого рода природой, требующей своего признания и осмысленного общения с собой.
Всё вышесказанное заставляет более внимательно присмотреться к самому слову. Прежде всего, мы видим, что любая реальная вещь окружающего нас мира может быть выделенной в нём и тем самым начать существовать для нашего сознания (восприниматься им отдельно), если будет поименована. Важность этого акта можно видеть из того, что первым шагом Адама была "раздача" имён, о том же - эпизод с ап. Петром, из уст которого Бог впервые услышал своё имя Христос, за что Пётр получил не только устные похвалы в свой адрес, но реальную власть пасти и знание вязать. Здесь, знать имя - означает, с одной стороны, быть в состоянии общаться самому и приводить других в общение с Истиной, а с другой - возможность активного овладения миром. Слово обнаруживает не только пассивность постигнутого, смысл сам по себе самостоятельный и независимый, но и активность самого процесса понимания. И в этом смысле, слово - начало, первый творческий акт человеческого духа и инструмент каждого его последующего шага, с помощью которого он не только познаёт, но осваивает и преобразует окружающую его действительность (процесс мироовладения).
Так между человеком и миром возникает живая стихия языка, пополнение новыми словами которой, следует за каждым проникновением человека в мир и освоением его. Стремясь выразить свою мысль, человек подыскивает в этой стихии необходимые слова, составляет из них предложения, связанный акт речи, и тем самым добавляет нечто новое. Это всегда творческая работа человеческого духа над словом, его вечно повторяющееся усилие выразить в слове мир (не только внешний).
Живой, способный к развитию мир языка может вырасти до размеров самодостаточности, тем более, если будем способствовать этому, недооценивая или, переоценивая (что одно и то же) таинственность его происхождения и укоренёность в праязыке Адама. Самостоятельный и независимый мир слов сможет уже противостоять и человеку и миру, диктуя и навязывая им свои правила, а мёртвая буква догмы будет стремиться овладеть человеческим духом, а не наоборот. В этом мы можем убедиться, рассматривая современную безрадостную картину духовной жизни человечества, в частности, религиозную, сотканную из взаимно противоречивых и разноликих верований.
Какова взаимосвязь человеческого слова и реальной жизни? Ответ на этот вопрос попытаемся искать, начав с исследования внутренних механизмов словообразования. Наименование вещи означает, что вещь принята в мир общепризнанного и положено начало её осознанию, тем самым она уже противостоит субъективному произволу и изначальному хаосу окружающего. Имя пока семя будущего смыслообраза, некая определённость, стремящаяся к выявлению и становлению, ещё только титры будущего фильма, но уже определяющие структуру и динамику его сюжета. Именование вещи, не просто обозначение, но цельный организм её жизни в иной жизни (её „бытие” в нашем сознании), когда последний постоянно соотносясь и общаясь с жизнью самой вещи, стремится стать ею.
Недостаточно только обозначить вещь именем, её наименование ещё звук - физ. носитель минимума содержания и формы. Имя необходимо опознать, т.е. установить место вещи в общей картине универсума (её взаимосвязи) и тем самым внести смысл в кажущийся хаос феноменального мира.
Опознавание имени, а иначе, упорядочивание многообразия человеческого опыта (условно делимого как внутренний и внешний) и его усвоение, осуществляется в форме мышления, точнее, двумя его типами - абстрактного и образного. Если первое прерогативы науки, где вещь будет представлена понятием, то второе - искусства (его видов), здесь имя будет уже символизировать (значить) о ней. Эти два отдельных, но зависимых друг от друга, потока познания будут соответственно искать смысл, и созидать образ вещи, а плод их совместной деятельности - смыслообраз (её идеальный двойник) - являть собой зеркальную адекватность предметной реальности в нашем сознании.
Учёный, отыскивая закономерности, пополнет понятие суждениями и заключениями, всё время доказывает, что оно является смысловой сущностью вещи, либо относится к ней. Наука в широком смысле, создавая структуру взаимных связей, пытаясь извлечь из многообразия явлений закономерности порядка (искусство наоборот - использует явление, чтобы показать порядок в разнообразии), стремится объять сущее в одном порыве мысли.
Интегрированием содержания более всего занимается философия, особенно, когда обобщения выходят за пределы отдельных наук. Она, пытаясь преодолеть их ограниченность и уложить факты, число которых постоянно увеличивается, в стройную систему понятий, доходит до абсурда - если факт не охватывается понятием, то тем хуже для него (Ф.Гегель). Философские системы рушатся, не выдерживая натиска реальности, лишний раз, показывая, что одного рационального познания недостаточно и любое объяснение - только абстрактная схема бытия, логическая тень его тела. Идея (содержание) составляет смысловую половину нашего идеального представления о мире, она лишь часть создаваемого смыслообраза мира.
Наше сознание не только осмысливает вещь, но и стремится создать её умозрительный образ, представляемый и невыразимый понятием, т.е., сконструировать объём из плоского (схематичного) отображения на сетчатке глаза, воссоздать (возродить) реальность из точечных сигналов восприятия. Затем, используя и применяя четвёртое измерение (время) - достигает уже полноты жизнеподобия, тождества представления и объекта.
Если наука пытается раскрыть сущность вещи (суть бытия), то в искусстве идёт процесс поиска её образа (через символ). Символ ещё индивидуален, полон случайных признаков, но уже особый уровень визуального обобщения, цельности видения вещи - продукта творческой изобретательности, а не простого подражания. Отдельный художник творит свою систему отношений основополагающих символов, критерием которой является гармония и безусловная вера в неё - выражение индивидуального способа восприятия мира и его интерпретации. Коллективный труд искусства из этих отдельных систем, устраняя случайные признаки символов, формирует обоснованные образы мира, т.е. пытается воспроизвести реальность в той степени, в которой она освоена конкретной цивилизацией на данный момент.
Искусство, развивая воображение, облагораживает человеческую душу, преобразует естественный мир её чувств до степени духовной ясности и отчётливости. Более всего символична поэзия, она пытается привести нас в такое настроение, в котором мы готовы обнять всё единым взором.
Не то, что мните вы, природа:
Не слепок, не бездушный лик -
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык...
Ф.Тютчев
Это поиск цельности образа, той объединяющей точки зрения, с которой потайные уголки познаваемой вещи были бы доступны щупальцам сознания и не скрыты от умственного взора, и, что в свою очередь даёт возможность для дальнейшего эмоционального окрашивания образа и архивирования памятью.
Тот же путь преодолевает и ребенок, формирующий устойчивый образ своей матери, не зависящий от посторонних признаков (как была одета, говорила, сидела и пр., когда он наблюдал за ней) и позволяющий выделить её из окружения, с другой стороны слово мама вызывает из памяти её отчётливый и живой образ. Образ, как принцип упорядочивания (организации) душевного опыта, позволяет объединять разнообразие впечатлений, так же, как форма таблицы - чужеродные химические элементы. То, что объединено образом - становится принадлежностью внутреннего мира человека и формирует - я; остальноё - пока чуждый мир, не-я.
Абстрактные процессы индивидуального и научного познания аналогичны и протекают в обратном порядке, я - остаток после отделения уже познанного. Маленький ребёнок ещё тянется к луне, в 3 года он может говорить о себе в третьем лице, постепенно, всё постигаемое им, выделяется и относится к внешнему миру. Так человек обретает - я, продукт своего движения и само движение, динамичный центр контакта внутреннего и внешнего, прошлого и будущего.
Процессы опознания в науке и узнавания в искусстве не только идентичны (интеллектуальное и визуальное суждения равноценны), но и тесно взаимосвязаны корректируя друг друга. Понятие в пределе стремиться стать символом (именем), а он, в свою очередь, объединяясь более сложными, переходит в понятие. Визуальное суждение о руке (её образ) - радиальность расположения пальцев, одновременно служит и границей их количеству, вывода абстрактного мышления. И наоборот - знание о фазах луны позволяет создать самостоятельный образ месяца и не восприниматься частью её диска. Соотнесённое единство идеи с формой придаёт устойчивость смыслообразу, облегчает создание представления о вещи и выражает способ её бытия, её видение на данный момент. Внутренне мотивированное человеческое стремление умозрительно связывать то, что он видит, со всем, что он уже знает, будет постоянно побуждать его к завершённости ведения о вещи, увязывать создаваемое представление с прообразом всего мира и тем самым добиваться предельной достоверности его жизненности (не иллюзии жизни).
Целостность самого смыслообраза при этом подразумевается и отдельно не выводится ни из понятия, ни из образа. Связь их утверждается, как требование духа, как врождённая потребность человека видеть всё цельным и совершенным, при этом упускается, что есть ещё одна сфера, в кругу которой, не осознавая того, движется и осуществляется вся человеческая жизнедеятельность. Источник её находится вне мира (см. в христианстве "Царство моё не от мира сего" Иоан.18.36), вне “досягаемости” науки и искусства, полагается откровением и утверждается убеждённостью. Это вера, верование на стадии возникновения, как отражение в человеческом сознании объективной связи, религии (с лат. - religio) существующей между Творцом и творением, того замысла о мире, что обеспечивает его стабильность и гармонию. Попытка проникновения человека в эту причинно-следственную связь и составляет содержание веры. Формы её развития различны, начиная от примитивных представлений анимизма через монотеизм к Троице.
В языческом мировоззрении конечные причины лежат в самой природе и не отделены от следствия. Соответственно порядок естественных явлений ускользает от познания, взаимосвязь, взаимопроникновение причины и следствия, делает его просто невозможным. Поэтому удовлетворяются соответствующими объяснениями три кита, гром - грохот небесной колесницы и т.п. Развиваются только те науки и искусства, где отсутствует конкретная точка зрения - математика, мифология, либо те, где есть возможность выразить, в какой-то степени общую и схематичную. Но мир, при этом, пронизан стихиями, наполнен человеческими эмоциями и игрой волшебных красок, остаётся живым, цельным и детски наивен.
В последовательном единобожии конечная причина выносится за пределы мира, становится неприступной, но не чуждой ему. Именно здесь и актуализуется возможность появления веры, как таковой, - уверенность в невидимом Творце и существовании связи с ним. Как тень за светом (а не наоборот) следует возникновение а - теизма, существующего за счет отрицания утверждения. Поляризация сущего, дуализм бытия, являясь необходимым условием становления Человека, осознаётся, воспринимается, как катастрофа и распад мира, отзывается в мифах о грехопадении и т.п.
Доминирующая роль веры в реальной жизни неизбежно приводит к появлению в обществе иерократии и стойкого стереотипа превосходства сакрального, духа над плотью. Как следствие, возникает представление о несовершенстве твари, которую приходится логически обосновывать в самом божестве, делая в нём различного рода иерархические построения, либо субординационные эманации. Если несовершенство - результат “свободы” воли, то возникают следующие не замечаемые противоречия:
• нельзя вменить в вину или поставить в заслугу деяния, если они предопределены,
• произвол бога нарушает установленный им же порядок,
• избранность - отрицает единую человеческую природу в Адаме,
• “Не убий” для Голиафа, но не Давида,
• жертвоприношение сына (Авраам) не является преступным и аморальным деянием,
• наявность зла - вообще, отрицает бога, как Творца всего (т.ч. и зла). “Если не он, то кто же?” 9.24 Иов.
Закономерен и один ответ на все вопросы - “Так богу угодно” (то же вопрос), точнее будет - “Не ведаю”.
Дальнейшее выявление противоречий и их осмысление ведёт к такому расщеплению причины и следствия, что утрачивается их изначальная связь. Пропасть становится очевидной и требует непосредственного вмешательства бога. И только приход Христа подаёт надежду на преодоление трансцендентности, мнимой чуждости мира и его Создателя, становится возможным, но уже в различении, их взаимопроникновение.
Вера становится универсальной, охват ею жизни полнее и всестороннее. Христианство подталкивает к дальнейшему развитию науки и искусства, ставя им задачи и сообщая новый смысл, назначение. Для иллюстрации; потребности в точности церковного календаря ведут к развитию астрономии, вызывают из забвения старые открытия греков. Жажда спасения не только личного, но и мирового вызывает общий интерес и внимание к жизни - Возрождение, к прошлому - принцип историзма и т.п.
Нравственность прогрессирует от примитивных форм табу, ограниченности заповеди к благодати свободы и стремится, исключая любого вида неравенство, распространить своё влияние на всех, а не только на свою среду. Для её универсальных требований теперь не существует понятий варвар и не - варвар, как для ботаника нет сорных трав и полезных растений.
Биологическая индивидуальность человека, благодаря совместным усилиям веры, науки и искусства обогащается за счёт приобретения им дополнительных духовных и социальных особенностей. Лозунг стяжания єго, если кратко, высочайший индивидуализм - абсолютный универсализм. Самость, как самоутверждение субъекта и гипостазирование своих способностей нарушает цельность живого бытия, взамен которого человек получает холод рационализма, машинную культуру и марево межзвёздных пространств. Положительная сторона эгоцентризма - появление неординарной точки зрения, являющейся необходимым условием переосмысливания ценностей и дальнейшего освобождения от тоталитарного видения мира (в конечном счёте, и самого эго, его породившего).
Развитие наук и искусств, в свою очередь ведёт за собой обратное воздействие, подвигает к очевидности обновления идеала и подготавливает почву для прихода новой веры. И она приходит. Вспомним начало христианства - очаг новой веры возникает в маленькой провинциальной Иудеи и достаточно нескольких десятилетий, что бы его пламя распространилось на всю могущественную Римскую империю, ускоряя процесс её разложения и показывая полную исчерпанность античной цивилизации.
Вырождение христианства, доминанты нашей цивилизации - характерная черта современности. Достижения науки и искусств, духовное одичание и секуляризация общества вновь сигнализируют о потребности в новой точке отсчета для всего, т.е. о необходимости новой веры, либо переосмысливании старой. Скорее второе, т. к. идеалом христианства является предельное понятие - личность, что для себя - сущность, а для другого - вечное имя из книги жизни, или иными словами, предвечный замысел бога о человеке. Только личность в состоянии овладеть свободой, что одинаково присуща богу и человеку, мера абсолютности которой, будет свидетельствовать о степени их единства, уровне достигнутого подобия, а тем самым и духовного родства. Свобода - мост, объединяющий две бездны и дорога, открытая для обоюдного слияния, с одной стороны - нисхождением бога, а с другой - неповторимым и своеобразным преломлением мировой причинности отдельным человеком (ср. Н.З. „В доме Отца Моего обителей много...” Ио. 14)
Личность - неистребимый и неуловимый остаток после вычитания индивидуальных человеческих особенностей (парадокс христианства - терять то, что необходимо в начале приобрести, см. Н.З. „...а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретёт её” Мтф.16.23). Только личность полагает себе границы, другим они определены и изнутри ими лишь созерцаются, она - тот вечный и скрытый от анализа, неисчерпаемый источник для новых и новых её обнаружений. Понятие личности (имя) не устанавливает пределы своему содержанию, а наоборот, предполагает расширение за счет межличностных отношений. Если уместно, видим на примере отношения к животному, бродячий и чуждый нам кот, вызывает к себе соответственно и бедное содержанием отношение, а, получив личное имя, он принимается в круг семьи, становится объектом любви и заботы, вплоть до компьютерных игр. В свою очередь он выделяет нас из окружающего мира, узнаёт и вообще реагирует.
Причина кризиса, по-видимому, лежит в том скрытом монофизитстве, под углом которого была воспринята и отражена истина боговоплощения. Ветхозаветная традиция предпочтения небесного, примата духа над плотью, приоритета мужского, оказалась сильнее догмата о полноте как божественного, так и человеческого естества личности Христа. Тело так и осталось воплощением греха и страдания, а жизнь на земле лишь приготовлением к заоблачной - взгляды, послужившие препятствием постижению и передаче образа богочеловека учениками, тем самым, создав для нас трудности его воссоздания, как идеала (красота + полезность). Духовность всегда конкретна и игнорирование этой аксиомы чревато последствиями крайности (в данном случае - аскетизм, условность мира), что привело апостолов к концентрации внимания непосредственно на идеях (учении) и пренебрежению живой субстанцией, в которой они были выражены и явлены. Нарушенный баланс соотношения духа и плоти нуждается в восстановлении равновесия.
Далее, при этом не следует забывать о прямолинейности самих теоретических измышлений, которые действительность искривляет в модель, скорее напоминающую спираль с уменьшающимися витками. Реальная жизнь, есть тот оселок, на котором шлифуется и испытывается материал веры, науки и искусства, процесс познания приобретает ординату времени, а их совместное состояние будет характеризовать духовную атмосферу общества в целом, степень мироовладения.
С другой стороны, мысль достигает своего максимального творческого напряжения и значения только в слове и через слово. Процесс познания, поэтому в свою очередь будет зависеть от той “почвы” (языка), на которую упадут его семена, т.к. им определяются формы, метод переработки и усвоения познаваемого, а степень активности мысли аккумулированной в слове, будет уже соответствовать уровню достигнутого самосознания. Например, христианство получило распространение среди индоевропейских народов, но его дальнейшее развитие связано с языками, где образование новых слов идёт за счёт окончаний (т.н. флексированных, к ним относятся славянский и романский). Его появление невозможно в Поднебесной, стабильность которой соответствует статичности её языка, иероглифы лишь знаки понятий. Возможно, по этой причине оно не смогло прижиться на своей исторической родине, т.к. язык священных писаний малоподвижен, тем более, сакральный. Его предельная образность и предметность не способствовали образованию отвлечённых понятий и выражению новых общечеловеческих ценностей.
Особенности национального языка отражаются и на принципе, по которому строится, направляется мысль. Развитие математики будет идти успешнее там, где абстрактность понятия один будет сразу даваться ребёнку, а не выводиться из отдельно поименованной единицы (допустим, палец).
Язык может задавать ритм процессу познания - грустить или размышлять, а тем самым предопределять направление течения ассоциаций. Если в нашем языке понятие истина опирается на вечное и незыблемое, то в латинском подчёркивается момент веры и здесь возможно следующее выражение - in vino veritas.
Каждый народ обведён кругом своего языка, в самом себе заключающем метод и продолжение работы духа в определённом направлении (его логос). Если в словаре отсутствует слово идеал, то наука не будет выявлять его смысл, искусство формировать соответствующий образ, а он, в свою очередь - воплощаться в жизнь.
Каждый национальный язык, это уникальная модель мышления, адекватный перевод которого невозможен (особенно в поэзии) и в лучшем случае допускает лишь приблизительное толкование.
Мысль всегда есть соотнесение с реальностью и поэтому одновременно является пространственным действием, естественно и практическая деятельность человека, также будет предопределяться тем, как реальные предметы отражены в его языке. Продуктивность этой деятельности, в свою очередь, зависимая от степени осознания словом окружающего мира, будет уже соответствовать уровню активности самого слова (языка в целом).
Человек ткёт из себя паутину слов, тем же актом вплетая себя в ткань языка.
В слове - всё наше культурное богатство, без него нет общения и вообще разумной встречи с бытиём.
Вдохновенное слово поднимает людские сердца и умы, исцеляя их от спячки и тьмы. Словом сдвигаются с места миллионы людей к жертве и к победе.
Словом создан и держится мир. Оно победило мир.
Слово, как могучий деятель мысли и реальной жизни, можно с полным правом назвать α и ω всего и всему. Аминь.