Аннотация: Кому чего назначено, а ей - её родня... ПРОДОЛЖЕНИЕ ОТ 03.07 Прощанье с Морисланой. ПРОДОЛЖЕНИЕ ОТ 07.07 Настало время клятв.
Глава девятая. "Клятва в доме Ирдраар".
Ехали мы долго. Окованные колеса гремели по булыжникам, что покрывали улицы. За окошком мелькали дома и разный народец, крики доносились, суматоха всякая - но выглянуть, чтобы поглазеть на здешнее житье-бытье, мне не хотелось. Не тянуло что-то.
Девки с Аранией за всю дорогу не сказали ни слова - сидели, как неживые. Молчала и я. На душе было смутно, тоскливо даже. Вроде и не знала я Морислану как следует, а вот поди ж ты...
Ладно хоть не ревел никто. Даже Арания, и та не всхлипывала. Застыла с ровной спиной, смотрела перед собой, да часто моргала. Глаза у сестрицы были нехорошие, красные.
Суматоха за окошками начала затихать. Потом колеса греметь перестали. Взамен карета запрыгала по колдобинам - видать, дорога тут была земляная, перепаханная тяжелыми телегами до глубоких ям. Кони шли все медленней, куда-то свернули, после чего и вовсе встали.
Сокуг распахнул дверцу, хмуро сказал:
- Приехали.
И мы гуськом полезли наружу. Рогора я углядела на передке телеги, которая как раз сейчас вплывала в ворота. Рядом с ним на передке примостился Харик, брат Морисланы.
И только потом я глянула по сторонам.
Широкий двор, высокий частокол да ворота - две телеги проедут, не сцепятся. А напротив частокола, в отдалении, высилась странная домина. Таких я не видала нигде - ни в Соболеково, ни в Прóстях, ни здесь, в Чистограде. Передняя стена на три угла, громадная, высоченная. Поверх неё крыша на два гигантских ската, до самой земли. Уж чем там её покрыли, не знаю, но по обоим скатам колосилась трава. Высокая, мне по коленки.
- Общинный дом рода. - Сквозь зубы процедила Арания, встав со мной рядом. - Ты держись-ка ко мне поближе... сестрица. А то мамкина родня тебя живо к прислуге отправит. Видала, как дядька Харик вылупился в твою сторону? То-то же. Мамкины родичи таких, как ты, не любят. А уж когда те к ним в родню лезут, и вовсе придушить готовы.
Я, как и было велено, придвинулась поближе. Усохшая левая, которой держала корзинку с травами, вдруг дернулась. Вот же, довела господская жизнь мою калечную руку - одни тебе напасти и никакой работы, сплошная праздность с огорчениями...
Пришлось бухнуть узел с тряпьем на землю и перехватить корзинку правой рукой. Размять увечную кисть у всех на виду я не решилась, просто спрятала её за спину.
Двери общинного дома вдруг растворились. Наружу начали выходить люди - мужики в рубахах с широченными рукавами, в ровных складочках, бабы с полотнищами за спиной, притороченными прямо к платьям, по плечам. С боков общинного дома, где стояли бревенчатые постройки, тоже повалил народ.
Все шли, но не к нам, а к телеге, стоявшей сзади. К Морислане, стало быть.
Я перехватила злой взгляд одной бабы в мою сторону, наклонила голову. Нечего злить здешних гусаков, если они на уродство так шипят. Сказала Арании тихим шепотом:
- Может, не следовало твоим родичам сказку про Иргъера говорить? Назвала бы меня своей прислужницей, раз хочешь при себе держать, и дело с концом.
- Не боись. - Арания меня почти не слушала, все всматривалась в идущих людей. И губы зло кривила. - У меня все рассчитано - я ж мамкина дочка. Доказать нашу ложь Ирдраары не смогут - кто тут знает, чего дядька Иргъер делал, а чего не делал, когда из дома уехал? Двадцать лет тому назад это случилось, срок большой, следов не найти. А тебя, если ты служанка, поселят отдельно. И за один стол со мной не посадят. Мне такое не подходит. Я не хочу... за мамкой вслед. И другого не хочу.
В сказанном было так много всего, что я даже забыла про дергающуюся руку.
- А чего другого?
- Так отца же дома нет. - Арания чуть вздохнула, мазнула по мне взглядом и снова уставилась на идущих. - Дядьке Харику об этом уже сболтнули. Узнаю, кто из девок проговорился - убью... Сейчас тетки завоют - девица одна, без родни, в доме жить не должна. Начнут жениха спешно искать, пока отец ничего не знает. Я ж все-таки Кэмеш-Бури, у меня приданное есть. Не королевское, конечно, но мамкиным родичам и такое - в завидку. Опоят приворотным, повяжут на всю жизнь с одним из здешних голоштанников, потом мучайся. Сама ведь не захочу уйти, вот где подлость-то!
Над телегой зачем-то разбирали навес. Одна из баб отделилась от толпы, собравшейся там, и направилась к нам.
- Тихо. - Прошептала Арания. - Говорить буду я. Ты молчи.
И шагнула вперед, тряхнув головой. Темные пряди чуть блеснули на солнце, идущим к окоёму. Все же с матушкой Арании не сравниться - у той волосы под таким солнцем засияли бы медной сканью, чуть почерневшей от времени...
Я аж губу прикусила, отгоняя ненужные мысли. Нечего покойницу поминать на каждом шагу. Не к добру это.
Но как не поминать, когда тело Морисланы - в сорока шагах от нас, на телеге?
- Вот и свиделись, Арания. - Громко сказала подходившая баба, одетая в голубое платье с рыжими полосками по подолу и рукавам. - День печален, но тебе в доме Ирдраар всегда рады. Мое сердце плачет вместе с тобой.
- Я принимаю твои слезы, тетушка Ослейг. - С холодком сказала Арания.
Они вроде как обряд какой выполняли. Не горевали, а просто говорили положенное.
Взгляд бабы скользнул по мне.
- Харик сказал, что с тобой дочка Иргъера. Как это возможно? Иргъер пропал много лет назад...
- Очень просто. - Голос у Арании не дрожал и не прерывался. Умеет врать девка. - Дядя Иргъер женился перед смертью, о чем и написал моей матери. Моя мать недавно вспомнила о несчастной сиротке и решила о ней позаботится. Она всегда относилась к Иргъеру сердечно...
- Даже слишком. - Вполголоса сказала подошедшая баба.
Про умершую, да ещё рядом с её телом...
Арания ответила громко, не таясь:
- Как говорила моя матушка, дядя Иргъер был единственным человеком в доме Ирдраар, который не напоминал ей древний знак дома - змею на рукояти меча.
- Это змея мудрости, Арания. Я благодарю богов за то, что единственным простофилей в доме Ирдраар был Иргъер. Возможно, именно потому он и не дожил до сегодняшних дней. Вижу, ты не изменилась.
Вельша, Алюня и Саньша, стоявшие рядом с нами, враз опустили головы и уткнулись взглядами в землю. Тетка Ослейг глянула в их сторону.
- Вы, девки. Вон в той стороне - дом для слуг. Брысь.
Она взмахнула рукой, и прислужниц как корова языком слизнула. Арания стояла молча, вскинув голову. Я слышала, как часто она дышит.
Баба по имени Ослейг обошла мою сестрицу, как столб, приблизилась ко мне. Скривила губы.
- Но каким бы простофилей не был Иргъер, он не мог лечь в постель с драконом. Такое уродство от простой женщины народится не может.
Арания и тут не смолчала. Мигом развернулась, выдала:
- Матушка моей сестрицы Триши много горевала, когда её супруг погиб. Поэтому она не вышла лицом.
Со стороны телеги донеслось ржание и глухой звук. Я глянула - лошадей выпрягли, и сейчас отвязывали от передка оглобли.
На звук оглянулась и Ослейг. Поспешно сказала:
- Пусть будет так. Морислана умерла, и прошлое умерло вместе с ней. В конце концов это она, а не мы, приютила это... эту... - Норвинка сжала губы, не дав упасть последнему слову. Развернулась. - Арания и ты... Триша. Сейчас тело Морисланы отвезут в общинный дом. Вечером род будет с ней прощаться, завтра - похороны. Вы стояли у смертного ложа сестрицы, устали, измучились. Ступайте в детские покои, отдохните. Ваши слуги принесут ваши вещи...
- Я сама. - Я наклонилась за узлом.
Арания злым голосом распорядилась:
- Оставь, сестра. Дочь моего дяди не должна таскать тяжести. Ты все-таки нашего рода. Сокуг, сюда.
Ослейг резко вставила:
- Ты тоже нашего рода, Арания. Поэтому должна называть слугу по-норвински - Скъёг. А не этой тутешской кличкой.
Арания, не отвечая, распорядилась:
- За мной.
И резво зашагала наискосок через двор, к боковым постройкам. Я двинулась следом - не с Ослейг же оставаться. На середине пути вдруг подумалось: а ведь меня вроде как приняли в семью. Пусть косо, криво, и не от того родителя. Но так зло, как Ослейг, смотрят именно на родичей. Мол, и дал бы пинка - да нельзя, все ж родня.
Радости, ясно дело, от этого не было никакой.
Идя вслед за Аранией, я разочек оглянулась. Узел мой тащил не Сокуг, а Рогор. Поймав мой взгляд, норвин в два шага нагнал, буркнул:
- Про уговор не забудь, госпожа Триша.
Пришлось кивнуть.
Сбоку общинный дом походил на ровный, по ниточке очерченный холм. В боковом пристрое рядом замычал телок, откликаясь на наши шаги. Значит, тут коровник.
За холмом крыши - надо все-таки узнать, как её настелили - прятались ещё два дома, уже бревенчатых, каждый по длине как три-четыре деревенских избы. Арания уверенно зашагала к ближайшему, с разбегу пнула дверь и влетела в узкий проход. По всей длине тут шли частые простенки, завешанные тканными пологами. Сестрица, не поворачивая головы, добралась до конца, откинула последний полог и мрачно предложила:
- Заходи.
Я и зашла. Как для меня, так закуток был достаточно просторный. Сестрица бухнулась на ложе, стоявшее у стены, бросила Рогору, заглянувшему в щелку полога:
- Притащи топчан из дыры напротив, для Триши. И поставь взамен него сундуки с одеждой... - Она запнулась, вздохнула долго, со свистом. - Сундуки с матушкиной одеждой тоже туда. Завтра я раздам ненужные платья родичам.
Норвин запихнул внутрь мой узел, исчез. Я осторожно спросила:
- Не тесновато нам будет вместе-то? Мне сойдет, но ты ж госпожа, привыкла одна в покоях, в светлицах.
- Ничего, если недолго, то вынесу. - Процедила сестрица. Вздохнула, меняясь в лице: - Это дом для подросших детей рода. Тут ни дверей, ни засовов. И слуги на ночь уходят в другой дом - так заведено. А я здесь одна не останусь. Лучше уж тебя рядом вытерплю.
По ту сторону прохода стукнуло. Я подхватила полог повыше, Рогор просунул в закуток второй топчан, грохнул его об пол - и снова исчез.
- Садись. - Злым голосом приказала Арания. - Отныне и навсегда разрешаю тебе сидеть, лежать и даже спать в моем присутствии. Вот так-то, сестрица моя Триша.
---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------ПРОДОЛЖЕНИЕ ОТ 03.07.14
Как только Рогор и Сокуг водворили сундуки в закуток напротив, прибежали девки. Меж топчанами враз стало тесно - ни встать, ни ноги спустить. Двое из девок запрыгали вокруг Арании. Вельша кинулась чесать волосы - госпожа сестрица жаловалась, что они спутались. Алюня принялась растирать руки - Арания ныла, что ей сводит кисти.
Одна Саньша осталась без дела. А потому просто встала у края пристенка, подперла румяную щеку одной рукой и начала тихо смахивать пальцем слезинки. То с одной щеки, то с другой.
Одна она в этом закутке горевала по Морислане так светло и неприкрыто. Мне аж стыдно стало - вот же, чужой человек, а горюет по госпоже матушке больше моего. Не то что я, родная кровь.
Но отчего-то не плакалось. На душе было смутно, нехорошо, горестно - но глаза слезой все никак не набухали, оставались сухими.
Узел с вещами Вельша сунула под мой топчан, когда пристраивалась чесать Арании волосы. Я уселась на неширокое ложе, сбросила обутки - те самые зеленые сапожки, что прислала Морислана в мыльню перед пиром. Корзина с травами оказалась рядом, и чтобы занять руки, я начала их перебирать, время от времени поглядывая на Аранию.
Та сидела тихо, уставившись в одну точку, вздрагивая время от времени. То ли гребень в Вельшиных руках за волосы цеплялся, то ли мысли у неё были свои, нехорошие.
Девки молчали, Саньша плакала, я бездумно перекладывала сухие пучки. Хрупкая листва отламывалась от ссохшихся стеблей, припорашивая корзину блекло-зеленым снежком. Потом из-за полога начали доноситься голоса, болтавшие не по-нашему, не по-тутешски - здешние проживальцы возвращались в свои закутки. Оконце напротив полога начало затягиваться теменью, Рогор принес зажженную свечку.
Мало-помалу щеки Саньши высохли, а Вельша наконец оставила волосы Арании в покое. Одна Алюня все ещё продолжала сидеть перед сестрицей на корточках, разминая белые, никогда не знавшие работы пальцы.
Потом по проходу зазвучали тяжелые шаги - тяжелее, чем у тех, кто до сих пор там ходил. Полог сдвинулся, в закуток заглянула толстуха в платье цвета давленой смородины. Тяжело сказала:
- Аранслейг, время идти в общинный дом. Пора начинать прощание с твоей матерью...
Арания вздрогнула, выдрала руку из пальцев Алюни.
- Иду, тетя Элсейг.
Толстуха исчезла. Моя сестра на мгновенье скривила рот, как маленькая девочка перед тем, как заплакать. Потом вскинулась, тряхнув головой, как молодая кобылка, и лицо её стало как раньше - спокойным, словно она за окошком сидела, и оттуда на всех смотрела. Распорядилась:
- Платье мне. Потемней. Никаких украшений.
Алюня вместе с Вельшей кинулись выполнять. В растворе полога мелькнул Рогор, сказал быстро:
- Госпожа Аранслейг, госпожу Тришу тоже надо бы взять с собой...
Сестрица кинула острый взгляд на Саньшу.
- Ты. Утри слезы и причеши госпожу Тришу. Она должна выглядеть достойно.
- И вот ещё что. - Сказала я быстро. - Гребень. Твои волосы нельзя оставлять где попало. Если ты и впрямь не хочешь остаться здесь как мужняя жена...
Сестрица бросила взгляд через плечо. Туда, где на покрывале лежал брошенный Алюней гребень.
- Саньша... - начала было она.
Та двинулась, но я опередила. Шагнула, вытянула скатку темных волос из частокола зубьев - и тут же вспомнила тот гребень, что остался в светлице Морисланы. Надо бы спросить у девок, что с ним сталось. Хотя кому нужны волосы Арании в тереме верча Яремы?
Тут в закуток вернулись Вельша с Алюней. Прошли гуськом между топчанами, почтительно, под локотки, вздели Аранию на ноги. И принялись её переоблачать. Саньша тем временем кинулась за мной с гребнем - потому что я спешно нагнулась над краем топчана, где до этого сидела госпожа сестрица.
На пестрядинном покрывале нашлись ещё два волоса. Я сожгла их над свечей - Арания смотрела неотрывно. Облизнула губы, объявила:
- Все поняли? Волосы мои собирать, госпоже Трише отдавать.
Девки дружно закивали. Саньша усадила меня на топчан, нажав сильными ладонями на плечи. Потом быстро расплела косу, в два счета, больно обдирая гребнем кожу под волосами, причесала мне лохмы. Да так и оставила - по-господски.
И мы отправились прощаться с Морисланой.
Кое-где в закутках сидели, по краям пологов пробивался свет, слышались молодые, иногда полудетские голоса. У выхода нас ждал Рогор, держа в руке толстую горевшую лучину. Рядом с ним стоял насупившийся Сокуг. Девки остались в доме.
Арания два раза оступилась, пришлось подхватить её под руку. Так мы и вступили на двор перед общинным домом, где стояла толпа норвинов. Перед нами отступили, освобождая дорогу. Мы вошли в распахнутые двери общинного дома - и тут же увидели Морислану.
Норвины закатили телегу с её телом внутрь, разобрав борта и навес. Она лежала, утопая в хладолисте. На каменных столбах, в два ряда подпиравших скаты крыши, горели факела, и серебряное шитье на алом платье сияло. С первого взгляда мне даже показалось, что Морислана шевелится. Я отступила, сглотнула - и только потом поняла, что это мне чудится.
Арания застыла на мгновенье, глядя на матушку. А потом двинулась вперед.
Мы встали за телегой. Рогор замер у меня за плечом, а Сокуг за Аранией. Норвины тут же начали заходить. Впереди всех шагал крепкий мужик лет под пятьдесят, за ним ещё двое - постарше и побелее сединами.
- Моё сердце плачет о тебе, дочь моего брата Морислейг. - Остановившись у телеги, сказал мужик.
И Арания отозвалась ровным голосом:
- Моя мать принимает твои слезы, дядя Ургъер.
-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------ПРОДОЛЖЕНИЕ ОТ 07.07
Норвины все шли и шли, приговаривая:
- Мое сердце плачет о тебе, сестра моя Морислейг... тетушка Морислейг... - и уходили назад, за наши спины.
Арания раз за разом отвечала:
- Моя мать принимает твои слезы, дядя Эргас... принимает твои слезы, сестра Наслейг...
Сзади рядками стояли накрытые столы. Оттуда тянуло сытным духом еды. А у меня с утра крошки хлебной во рту не было, аж живот к спине присох. Вот как поутреничала, так и все. Но думки о еде в голову не шли - Морислана прямо передо мной лежала, и с моего места виден был лоб под темными волосами, раскиданными по хладолисту. А ещё щека с ресничинами. То ли с устатку, то ли ещё с чего, только мне все мерещилось, что ресничины дрожат.
Уже после я сообразила, что это из-за факелов. Пламя горит, тени дергаются, вот и чудится всякое...
Единственно, что хотелось - пить. Аж губы коркой пошли. А тут ещё жар от факелов пер, и я боялась, как бы не сомлеть. У Арании, у той голос осип, пить небось хотелось не меньше моего. Только она все проговаривала раз за разом:
- Моя мать принимает твои слезы... моя мать принимает...
Ручеек народу иссяк как-то вдруг. Я от облегчения выдохнула с хрипом, Арания рядом покачнулась, привалилась ко мне плечом. Рогор прошептал над ухом:
- Сейчас я заведу разговор об убийстве Морислейг. И о легеде. Готовься...
Легед это плата за кровь, с трудом вспомнила я. Арания уже отлепилась от меня и пошла куда-то назад. Пришлось кинуться следом.
Ближайший к телеге стол был пуст. За прочими все расселись лицом к нам. За первым сидел дядя Ургъер. По бокам у него примостились ещё несколько мужиков, таких же, как он - немолодых и седых.
Арания боком пробралась на лавку, уселась посередке. Я через лавку просто перешагнула - ноги-то у меня не сухие. Рогор и Сокуг, как ни странно, уселись с нами рядышком. Рогор с моей стороны, Сокуг со стороны Арании. Причем сестрица в их сторону даже не глянула.
Словно тут, в общинном доме, у тела матери, слуги-норвины стали ей ровней.
На столе было выставлено угощение - миски с едой и чаши с темным питьем. Я уже повела рукой к чаше, но тут Арания пнула меня под столом и прошептала:
- Нельзя. Первым всегда пьет глава рода.
Я замерла.
- Теперь, когда мы попрощались с дочерью нашего рода Морислейг. - Громко заявил тем временем Ургъер. - Начнем же последнюю трапезу! И пусть она будет веселой! Пусть никто не пожалеет эля на поминальный глоток для души Морислейг, пусть наша сестра возрадуется, глядя на такое веселье!
Он поднял широкий, с добрый туесок размером кубок, но тут Рогор с места крикнул:
- Разве может убитая радоваться, пока живы её убийцы? Что лучше для ушедшей души - поминальный глоток или достойная месть?
Ургъер чаши не опустил. Как сидел, так и замер.
- Говорящий перед лицом многих - многим и рискует...
Рогор вскочил на ноги.
- Я, в отличие от многих, боюсь малого! Боюсь, что когда я войду в чертоги нашего отца Дина, на его вопрос - был ли я достоин носить пояс мужчины - замедлю с ответом! А ты этого не боишься, достойный Ургъер, глава рода Ирдраар?
Ургъер поставил чашу на стол. Спокойно так, без стука.
И я поняла, что он знал, о чем пойдет речь. Просто говорить об этом не хочет. Настолько не хочет, что пытался отмолчаться.
- Ты хочешь проверить, как держится мой пояс, Ргъёр?
- Я хочу другого. - Уверенно сказал норвин. - Чтобы все узнали, отчего умерла моя госпожа Морислейг. Чтобы её тень не являлась ко мне по ночам, укоряя за то, что я не сделал. И за слова, которые не сказал. Хочу, чтобы все мы подумали, что будет с нами завтра, если сегодня знатную норвинку травят в доме короля. И не следует ли нам что-то сделать, чтобы норвинов и их женщин не считали за легкую добычу...
- Нам? - Рявкнул Ургъер. - Ты не из дома Ирдраар! Ты здесь бросаешься словами, а отвечать, если что, будем мы!
- А вы можете и не отвечать. - Заявил Рогор. - Можете и дальше сидеть, и лить поминальные глотки для души несчастной Морислейг, ничем не рискуя. Когда-то мы пришли сюда, спасаясь от тех, кто хотел обратить нас в веру Цорселя. Мы пришли, чтобы жить на чужбине по заветам Дина и Трарина! А они просты - тебя ударили, ударь в ответ! Не можешь ударить, умри! Отмсти за убитого, защити сородича. Разве не так, норвины?
- Так! - Гаркнул кто-то.
За спиной у седого Ургъера зародился шепоток. И все рос. Однако сам он молчал, глядя на Рогора.
- Я все сказал. - Норвин опустился на лавку, выложил на столешницу сжатые кулаки.
Мужик рядом с Ургъером шевельнулся, спросил:
- Правда ли то, что услышали мои уши? Морислейг убили? Не ты ли, Ургъер, сказал, что дочь твоего рода умерла, отравившись грибами?
Ургъер вдруг резко поднялся.
- Пусть Дин и Трарин будут мне судьями - я лишь хотел защитить свой род. Уберечь его от бед. Но если вы думаете... если считаете, что Ирдраары могут потягаться с теми, кто убил Морислейг, тогда слушайте этого крикуна. Я, Ургъер, сказал.
Он с размаху сел, подхватил кубок и выплеснул на стол перед собой чуток темной влаги - навроде кваса.
- Прими от меня свой первый поминальный глоток, дочь моего брата Морислейг. Я помню, ты всегда была мудрой, и язык твой резал глупцов, как нож моей собственной заточки. С кем бы ты не скрестила копья в этот раз, я знаю, сейчас ты не захотела бы, чтобы из-за тебя пострадал наш род.
Мужик рядом с ним, не тот, что говорил о грибах, а другой, заявил:
- Я не вижу смысла в твоих словах, Ургъер. Если ты боишься последствий, назначь тайный легед. И скажи, что его получит только тот, кто сумеет отомстить тайно. В конце концов, месть совершается ради неупокоенной души родича, а не ради того, чтобы кричать об этом на всех углах. Если у дома Ирдраар нет денег для уплаты легеда, мы, Аринсвельды, поможем. Смерть прекрасной Морислейг не должна остаться нетмщенной. Я, Йогин, сказал.
- У Ирдрааров хватит денег, чтобы заплатить легед не только за Морислейг, но и за тебя, Йогин Аринсвельд!
Они сорились, а мне все сильнее хотелось пить. Но пинать Аранию под столом я не стала. Просто дернула за платье, и показала на чашу.
- Он ещё не отпил. - Сипло прошептала та. - Лишь отлил поминальный глоток. И помни - прежде чем пить, тоже слей.
Ждать. А у меня губы уже были, как гусиные лапки - шершавые и с трещинами.
- Нам не нужна твоя помощь, Йогин. - Ургъер грохнул кубком об стол. Но так и не отпил из него. - Мы, Ирдраары, не хвастаемся своим богатством, но у нас хватит бельчей, чтобы выплатить один легед. Что ж, Ргъёр. Ты начал разговор, которого я не хотел, вот и продолжай. Есть ли у тебя доказательства, что Морислейг убили?
Норвин встал.
- У меня есть кое-что получше - травница, которая стояла у смертного ложа госпожи Морислейг. Она вам все расскажет.
Он легко, за один локоть, вздернул меня на ноги.
- Вот госпожа Триша, дочь Иргъёра Ирдраара. Родственница матери выучила её травницкому делу, а госпожа Морислейг приютила. Она знает все.
Норвины со всех столов вылупились на меня. По-доброму не смотрел никто. Седые норвины за передним столом глядели невозмутимо, люди за задними столами кривили лица. Запинаясь и облизывая губы, я рассказала все, что знала. Про то, как госпожа Морислана - я упрямо называла её по-тутешски - боялась отравы. Про то, как я пробовала её еду в тереме верча Яруни. И что не делала этого только во дворце короля.
А потом рассказала про кольшу, крючок из которой плавал в крови Морисланы.
Пересохшее горло сильно саднило, но с задних столов глядели уж больно брезгливо. Хотя слушали внимательно. В сторону чаши на столе я старалась не смотреть. Слабину давать нельзя. Пусть видят меня уродливой, но не слабой.
- Вот. - Громыхнул Ургъер, едва я закончила. - Видите, люди дома Ирдраар? И вы, достойные гости? Теперь мы знаем, что Морислейг отравили. Даже знаем, где! Но кто это сделал, непонятно. И что это нам дает? Не можем же мы обвинить самого короля?
Тут Рогор потянул меня за рукав, усаживая на лавку. А сам вскочил.
- Достойный Ургъер, у госпожи Морислейг не было тайн от меня. Я знаю, по чьему наущению её погубили. Если ты назначишь легед, клянусь, что отомщу за дочь твоего рода так же достойно, как отомстил бы за свою сестру. И сделаю это тайно, не запятнав Ирдрааров подозрениями.
Он подхватил со стола нож, подкинул, поймал и с размаху всадил в столешницу.
- Да будет мне свидетелем сама луногрудая Трарин - я отомщу так, что душа Морислейг возрадуется в чертоге небесных дев!
Ургъер молчал, лицо его было непроницаемо. Я глянула на Рогора. Даже про жажду забыла на несколько мгновений. Вот зачем притащил меня сюда норвин - чтобы уломать родичей Морисланы на легед. Сколько ж бельчей будет стоить страшная смерть госпожи матушки?
- Пусть травница поклянется богами, что сказала правду. - Тяжело заявил Ургъер. - И я дам четыре сотни бельчей тому, кто отомстит за Морислейг. Но отомстит тайно - это мое условие.
Четыре сотни бельчей? Мне Морислана обещалась заплатить по три бельчи в седьмицу, в месяц выходило бы двенадцать бельчей. А чтобы накопить четыре сотни, пришлось бы отработать у неё два с лишним года. И при этом ни одной монетки не потратить, все в кубышку класть.
- Я добавлю ещё сто пятьдесят. - Воскликнул Йогин Аринсвельд. Подхватил кубок, плеснул перед собой. - Прими от меня поминальный глоток, красавица Морислейг, и помяни добрым словом старого Йогина в чертогах прекраснобедрой Трарин! Не было среди норвинов девы, чьи глаза сияли бы ярче, не было той, у которой норов был бы круче! Не хоти ты большего, чем тишина родового дома - была бы и сейчас с нами!
Я ждала, что он выпьет - но он так и застыл с поднятым кубком.
- Я тоже дам. - Заявил старый норвин, сидевший по другую сторону от Ургъера. Поднял кубок, плеснул. - Прими поминанье и от меня, дочь рода моих побратимов. Пусть твои покои в чертоге Трарин будут на самом низу, чтобы ты каждое утро могла озирать землю и видеть оттуда твоих родичей, твоего отважного мужа и прекрасную дочь!
- Я жду. - Тяжело сказал Ургъер.
Все ещё стоявший Рогор повернулся ко мне.
- Госпожа Триша, время давать клятву.
Я встала. Никогда ещё не приходилось клясться именем Киримети - не положено имя Великой кормилицы полоскать по пустякам. Но тут такое дело...
- Клянусь. - Сипло сказала я. - Кириметью-матушкой. Госпожа Морислана, которую вы зовете Морислейг, ещё утром была жива и здорова. Я говорила с ней, когда у неё пошла ртом кровь. Клянусь, что нашла в крови, извергнутой ею, крючок кольши. Клянусь, что больше не было причин для её смерти.
- Хорошо. - Ургъер глянул на Рогора. - Теперь ты. Чем докажешь, что твоя месть настигнет именно виновников смерти Морислейг?
Рогор чуть поклонился.
- В день и час, которого пока не знаю, я позову тебя, Ургъер, глава дома Ирдраар. Ты все увидишь и услышишь, обещаю тебе.
Ургъер кивнул и наконец-то отпил. По столам прокатилась волна движения - норвины поднимали кубки, выплескивали поминальные глотки, бормотали свои пожелания Морислейг.
Я схватилась за кубок. Тоже сплеснула чуток и жадно хлебнула. В ушах сразу зашумело - темная влага, которую местные называли элем, здорово пьянила. Не хуже, чем зрелый мед нашего мельника Арфена, который мне дали попробовать на прошлые Зимнепроводы.
Может, поэтому я не сразу заметила, как медленно-медленно Арания поднимается с лавки.
- Я тоже хочу дать денег тому, кто отомстит за мою мать. Клянусь Тэнгом, богом моего отца, если Рогор позовет и меня вместе с Ургъером, и я увижу, что рука его настигла виновного - я дам ему тысячу бельчей. Из моего приданого. Мой отец не откажет в этой просьбе, олгары тоже платят красным молоком за смерть...
В зале вдруг наступила такая тишина, что стало слышно, как трещат факелы. Или это у меня в ушах шумело?
Потом все закричали.
- Щедрая дочь - радость матери! Да будут прославлены потомки, что мстят за родителей! Дочь Морислейг, рожденная от олгара, Трарин отблагодарит тебя за щедрость!
Арания обессилено хлопнулась назад на лавку и осушила кубок. Я глотнула ещё, прошептала в её сторону:
- Бесприданницей станешь?
- Я дочь Кэмеш-бури, - процедила госпожа сестрица. Снова с жадностью отпила эля. - Мне, чтобы выйти замуж, не нужно приданое. К тому же остаются ещё кони моего отца. За них в Чистограде заплатят хорошую цену. Всегда платили.
Я вздохнула и поймала в миске напротив вялый соленый огурец. У норвинов засолки были хуже, чем в королевском дворце - и хуже, чем у бабки Мироны. Но нужно было чем-то заесть крепкий эль. Курячья нога тоже оказалась зажарена кое-как, у самой кости сочилась кровью...
Из питья на столе стоял только эль - в глубоких резных ендовах, с берестяным черпаком. Рогор, которому я шепнула про воду, глянул очумело. Потом блеснул красноватыми бельмами глаз, оскалился.
- На прощальной трапезе воду не пьют, госпожа Триша. Только старый зимний эль. Покойница должна восчувствовать, что мы рады ей и теперь, после её смерти. Так что пей и веселись.
Уж такое веселье, с мертвой-то за спиной...
А пить все равно хотелось, так что пришлось хлебать из чаши, куда Рогор то и дело подливал эля. Очень скоро гомон норвинов начал оборачиваться для меня плеском волн на речушке Шатерке. И лица за столом напротив медленно закачались.
- Э, госпожа Триша. - Услышала я голос Рогора. - Да ты совсем пить не умеешь. Давай-ка мне на плечо прислонись. Как женщины рода начнут уходить, так я тебя и отведу в дом детей, вместе с госпожой...