Аннотация: "сдернув полосатую штору, обижено уползшую на первый этаж, я вошла в следующую комнату..."
Часы мерно стекали на пол. Иногда цифры гулко падали на треснутый паркет, но потом спешили обратно, ползя по стене и задевая острыми углами порванную ткань,которой были обиты стены.
Глазные яблоки на перилах начали вращаться в известном только им ритме, когда я перепрыгнула последнюю расколотую плиту у порога. Перила изогнулись верной кошкой и потерлись бархатистыми досками о легшую на них руку. Я начала подниматься. Ковер, которыми были укрыты ступеньки, то расползался на нитки, то вновь собирался в единое целое и тихо шуршал не существующими кистями. Портреты, висевшие вдоль лестницы, искривили половину лица, другая половина что-то тихо шептала мне, отчего кружилась голова, и ковер на секунду прекращал свой танец. Преодолев последнюю ступеньку, я вновь ступила на расколотую плиту. Они были во всем доме, конец каждого порога и начало нового были выложены расколотыми плитами в один ряд, означающими переход из одной комнаты в другую, с начала одной лестницы на ее конец. Менялся только цвет, эти были пурпурными с желтыми прожилками. По обе стороны длинного коридора были окна, только одни пропускали сквозь разноцветные стеклышки свет луны и солнца, другие же всегда были темны и чаще служили дверями, чем окнами. Только иногда, когда дом поворачивался на запад, сквозь них тоже проходил свет. На ровном без единой трещинки или неровности полу разлились яркие краски, складывающиеся в диковинные цветы и несуществующих животных. Это были игры витражных стекол, освещенных заходящим солнцем. Сев на пол и поджав под себя ноги, я немного понаблюдала за этой игрой. Каждое окно соревновалось с другим, стараясь показать как можно более яркую и не обычную картину.
Вскоре мне это надоело, и я пошла вперед, время от времени перепрыгивая через наиболее красивые картинки. Наугад выбрав темное окно, я зашла в комнату. Кажется, это оказалась библиотека. Книги стояли неподвижно,они менялись местами только когда циферблат отбивал час. Это были единственные часы в доме, которые не умели стекать на пол и взбираться по стене. У них была другая роль, они отмеряли время для книг. Раздалась серия щелчков и книги зашуршали, заползали по полкам, стараясь как можно быстрее найти себе место, иначе они упадут на пол и их навсегда затянет ковер с длинным ворсом, уютно расположившийся перед шкафом, и выгибающий спинку в надежде дотянутся до книг. Щелчки закончились и две книги полетели вниз. Они не успели найти свое место. Шелестя страницами и кувыркаясь в воздухе, они упали на ковер, который тут же втянул законную добычу и лег, неподвижно ожидая следующего боя часов.
Тихо подбежавшее кресло ткнулось в ногу, и вывернулось на изнанку предлагая присесть. Лампы, на столиках поддерживая идею кресла, замигали и начали осыпать плафоны переливающейся пылью, деревянная основа с лампочкой изогнулась спиралью. Нет, я пойду дальше. Соседнее темное окно оказалось занавешено, но это не остановило меня, сдернув полосатую штору, обижено уползшую на первый этаж, я вошла в следующую комнату. Это оказалась ванная. Фарфоровая чаша на лапках горгульи легко качнулась, из крана повалил оранжевый пар вперемешку с синими каплями, которые через секунду полета взмывали вверх, летали по комнате и навязшего лезли в глаза. Преданное вафельное полотенце змеей обвило запястье. Теперь я могу отмахнуться от капель, не боясь выпустить его из руки. Поняв, что им не рады, капли взлетели к потолку, и начали рисовать синие трещины на розоватом кафеле. Взяв из угла табурет, состоящий из переплетенного кустарника, внутри которого иногда возникали птицы с гнездами и мелкие лесные зверьки, я поставила его напротив разваливающегося зеркала. Насколько я помню, зеркало всегда пыталось подражать часам. Но равномерно капать у него не получалось, и оно разваливалось мелкими кусками, собирающимися на полу в серебристые звенящие лужицы. Забравшись на табурет, я посмотрела в оставшуюся, еще не успевшую стечь часть. Эта часть напоминала неровно оторванный кусок бумаги.Я улыбнулась своему отражению. Я люблю улыбаться своему отражению, также как люблю этот дом, пусть и вижу его другим, не так как все. А вам не кажется лестным то, что дом, которому более трех веков, открыл свое истинное лицо десятилетнему ребенку. Настоящее искренние немного страшное, но все же. И знаете, я весьма этому рада, мало кто может похвастаться, что у него в друзьях целый дом, а я могу.