Аннотация: Что там, на другом конце тропинки? Это был самый важный вопрос. Как долго она идет? Это казалось самым простым вопросом, пока она не поняла, что и на него нет ответа. Сколько она себя помнила, всегда был полдень.
Идти было больно.
Просеку недавно обновляли, и поэтому узкая тропинка была усыпана множеством пахучих щепок, так и норовивших впиться в босые ноги. Сначала она еще останавливалась, чтобы вытащить занозы, но скоро махнула на это рукой, осознав, что так далеко не уйдет.
К тому же боль не позволяла ей провалиться обратно в отупелое безразличие. Она очнулась, когда наступила на шишку. Ради того, чтобы вытащить врезавшуюся в плоть чешуйку, она впервые остановилась.
Присела на траву, изогнулась, пытаясь получше разглядеть грязную пятку, и подумала вдруг, что глупо было отправляться в такой дальний путь без обуви.
Вслед за первой мыслью пришли и другие.
А потом, не в состоянии больше думать, она снова пошла, но уже не зная, куда. Она и раньше не знала, но теперь это ее беспокоило. Теперь она осознавала свое незнание.
За это осознание стоило платить болью.
Что там, на другом конце тропинки? Это был самый важный вопрос.
Как долго она идет? Это казалось самым простым вопросом, пока она не поняла, что и на него нет ответа.
Сколько она себя помнила, всегда был полдень. Солнце пекло немилосердно; стрекотали кузнечики, перекликались птицы. Она помнила, как в ее руку ударился жук. Помнила, как тропинку торопливо перебежала мышь, и свой мимолетный испуг. Кажется, она боится мышей...
Но как давно?
Если идти по правому краю тропы, можно было коснуться шершавой коры деревьев. Пальцы пачкались в смоле, липли друг к другу.
Если идти по левому, то можно было рвать и общипывать цветы. Трава была высокая, ее никто никогда не косил, и высохшие колосья луговых злаков легко осыпались, стоило задеть стебель локтем.
Она подняла палку и начала рубить высохшую траву. Вжик! И переломленные стебли падают на землю. Вжик! Быстрее, сильнее!
Но и это ей быстро надоело. Руки устали, захотелось пить.
Возможно, именно из-за этого полоска леса, маячившая далеко впереди, начала наконец расти. Ближе, ближе, ближе.
Страшно было вступить в тень леса. Та казалась живой. Краем глаза можно было увидеть шевеление, как будто тень пыталась пожрать луг до того, как его потеснят деревья.
Но просека кончилась, а тропинка продолжалась. И ей пришлось вступить в тень.
Та обняла ее долгожданной прохладой, спрятала от солнца. Что же, может, это и не было таким уж неправильным решением?
Она еще могла обернуться и увидеть просеку позади, когда на тропинку вышла огромная лохматая собака. Или волк. Серый... Все-таки волк.
Он почти полз, чуть ли не волок по земле гигантское, раздувшееся брюхо. Она испугалась было, но он лишь смерил ее презрительным взглядом. Лениво, для порядка, оскалился, а может, зевнул на ее палку, обнажая бесконечно длинные клыки и шершавый розовый язык. Захлопнул пасть и прошествовал мимо нее, застывшей истуканом, дальше, грузно, но бесшумно переставляя широкие лапы.
Исчез в лесу без звука, без следа. Даже в пыли тропинки не осталось отпечатков лап, разве что прерывистый след отвисшего брюха. Как будто не волк прошел, а змея проползла. Или мешок протащили.
Сытый.
Встретить сытого волка - удача.
Она шла, переступая через узловатые корни, и думала, кого же встретит следующим. Она надеялась, что этот кто-то тоже будет сыт.