Point dhonneur. История одной истории

- Этот подонок Достоевский описывает минет! - воскликнул Гриша, не поднимая голову от книги.

Я вопросительно посмотрел на него. Он наконец повернулся ко мне и подал развернутую книгу, тыча пальцем в середину страницы:

"...Тут она еще крепче, еще с большим стремлением прижалась к нему и в неудержимом, судорожном чувстве целовала ему плечо, руки, грудь; наконец, как будто в отчаянье, закрылась руками, припала на колени и скрыла в его коленях свою голову. Когда же Ордынов, в невыразимой тоске, нетерпеливо приподнял и посадил ее возле себя, то целым заревом стыда горело лицо ее, глаза ее плакали о помиловании и насильно пробивавшаяся на губе ее улыбка едва силилась подавить неудержимую силу нового ощущения..."

Я посмотрел на обложку - "Ф. М. Достоевский. Хозяйка".

- Гм! - многозначительно сказал я.

- Обрати внимание на ключевые фразы, - победно возгласил Гриша, забирая книгу обратно. - "Скрыла в его коленях свою голову", "целым заревом стыда горело лицо ее"...

(Мне вспомнились похожие ситуации, случавшиеся постоянно.

У Лескова Гриша как-то нашел лесбиянство, что подтверждалось, по его мнению, такими строками из "Некуда" как:

"- ...Милая! какая вы милая! - сказала Лиза и крепко, взасос, по-институтски, поцеловала монахиню".

Или:

"...Лиза схватила ее за руки и, любуясь монахиней, несколько раз крепко ее поцеловала. Женни тоже не отказалась от этого удовольствия и, перегнув к себе стройный стан Феоктисты, обе девушки с восторгом целовали ее своими свежими устами".

А месяца два назад Гриша читал Гоголя и тоже гневно вскрикнул:

- Тьфу, гадость! Этот подонок Гоголь такую мерзость описывает - я хуею!.. Ты только прочти...

Я уставился в раскрытый Гришей "Невский проспект":

"...И немцы схватили за руки и ноги Пирогова.

Напрасно силился он отбиваться; эти три ремесленника были самый дюжий народ из всех петербургских немцев и поступили с ним так грубо и невежливо, что, признаюсь, я никак не нахожу слов к изображению этого печального события..."

- Теперь чуть ниже посмотри! - ликовал Гриша.

Я продолжал читать с указанного им места:

"...Ничто не могло сравниться с гневом и негодованием Пирогова. Одна мысль об таком ужасном оскорблении приводила его в бешенство..."

- Ну что за уёбистая педерастия, а? - возмущался Гриша. - Обрати внимание: "поступили с ним так грубо и невежливо", "одна мысль об таком ужасном оскорблении"...

- Гм, - как всегда многозначительно произнес я.

Я часто произносил многозначительное "гм" в ответ на Гришины выпады. Не то, чтобы я не хотел с ним спорить... я просто нередко сомневался в правильности Гришиных суждений, а главное - в правильности моих оценок в разных неоднозначных ситуациях.

Чаще всего я говорил что-то вроде: "Нашел что читать!" Или: "Нашел, над чем париться!".

- Я не парюсь! - обычно восклицал на это Гриша. - Я рассуждаю!..)

- ...Нашел о чем рассуждать! - сказал я. - Достоевский, млин!.. Чё, читать больше нечего?

- Да, ты прав, - неожиданно согласился Гриша и швырнул книгу в угол.

Бармен меланхолично посмотрел в нашу сторону.

- И перестань уже называть великих писателей подонками, - сказал я, желая загладить свою вину в этом небольшом осквернении классика. - Ну, дураками, ну, бездельниками... Но подонками-то зачем? Они не подонки, они хотели сделать мир лучше...

- С помощью минетов и педерастии, - угрюмо бросил Гриша.

Какое-то время мы сидели молча. Внезапно я заметил, что в кафе играет негромкая музыка. Это была Земфира.

- Слушай, о чем она поет ваще? - промолвил Гриша, потряхивая в такт песни головой.

- Ну как? - не подумав, ответил я. - О любви, вестимо...

- Ну вот это вот, - загорелся Гриша. - Привет, ромашки, бля!.. Чё за хуйня?

- И везде-то ты найдешь, к чему привязаться, - иронически сказал я. - Ну, пришла она на луг. Видит - ромашки. Дай, думает, погадаю. Привет, говорит, вам... О любви - правильно ведь?..

- Признайся, - хитро сощурился Гриша, - что она просто поет всякую хуйню. Бессмыслицу и околесицу... Я знаю, что тебе нравится Земфира, но...

- Да при чем здесь это? - перебил я. - Бессмысленные тексты я тоже уважаю, но у Земфиры вроде всё связно...

- Ты мне объясни вот эту фразу, - не унимался Гриша. - Вот, слушай-слушай, щас поет... "А я девочка с плеером с веером вечером не ходи"... Где здесь запятую ваще ставить?.. Она так это безынтонационно поет, что просто "казнить нельзя помиловать" какое-то получается...

- Хм, дай подумать, - тут я действительно задумался. - "А я - девочка с плеером. С веером вечером не ходи". По-моему, так...

- А что если, - предположил Гриша, - "А я - девочка с плеером, с веером. Вечером не ходи".

- Короче, хуйня, - отмахнулся я. - Забудем...

- Так-то! - возликовал Гриша.

Поразительно. Как он всегда может заставить меня с ним согласиться, а! Главное, легко и непринужденно он это проделывает...

- А "меньше всего нужны мне твои камбэки"? - услышал Гриша новую зацепку.

- Comeback - английское слово, - стал разжевывать я. - Означает... м-м-м, "возвращение", видимо... То есть смысл тот, что, дескать, "парень, заебал! уходишь - вот и иди на хуй! Мне твои ебучие камбэки на хуй не сдались!.." Понятно рубаю?.. Ну, по-моему, "камбэк" - это какой-то сленг... Например, "она сделала ему камбэк". То есть "она к нему вернулась"...

- Это уже минет какой-то получается, - проворчал Гриша. - Тупая песня, короче. Бес-смыс-ли-ца!

- Ты достал, - покачал я головой. - Ну, слушай, блин, если такой туповатый! Короче, парень - мудак, "нелепый мальчишка", на рейв не ходит и вообще распоследний засранец. Земфира... то есть ее лирическая героиня, ему и базарит: "Я тя, подонка, образумливать не буду! Если ты такой придурок, "не такой как все", да?.. то можешь гулять. Мне даже лучше будет - я хоть плеер в свое удовольствие послушаю, да на рейв с крутыми мужиками похожу, чмо ты такое-растакое..." В общем, кинул ее какой-то долбоёб, а она... ну, шоб гордость продемонстрировать, всё ему по понятиям разжевала... Что ей, мол, по хую, что он и так долбоёб долбоёбом... В общем, что она ни хуя не теряет от его come away, так сказать...

Я всегда долго раздумывал - Гриша действительно настолько тупой, что ему надо всё до такой степени растолковывать, или он прикидывается...

- A propos, - сказал Гриша после секундной тишины, - я раньше думал, что она поет: "его какашки летят с многоэтажек", и всё плевался... Дескать, Володя Сорокин прям какой-то...

- Да уж, - хмыкнул я.

- А чё она на самом деле-то поет? - застенчиво спросил вдруг Гриша.

Я в упор посмотрел на него:

- Кажется, "его компашки"...

- Ага, - понимающе кивнул Гриша. - Это сраные сухарики эти или чё имеется в виду?..

_________________________

Еще несколько времени сидели тихо. По радио стали гнать какую-то пургу - то ли Диму Билайн, то ли "Дискотеку Бавария"...

- Ну где эти мудаки? - начал злиться Гриша.

- Пять минут еще, - сказал я, посмотрев на часы.

- Пива что ли заказать? - глянул на меня Гриша.

- Гы-гы-гы, - сказал я. - What fun!

- Слушай, - задумался Гриша, - а чё это мы пиво не пьем, а?.. На дискотеки опять же не ходим... Мы чё - типа того долбоёба, про которого Земфира поет?..

Я взметнул глаза к потолку:

- Ты как всегда ничего не понял! Он - долбоёб не потому, что на дискотеки не ходит, а потому что кинул героиню песни!.. Ты чё, блин? Песня "Ромашки" - это, бля, гордая телега, которую лирическая героиня толкает своему бывшему!.. Портит ему настроение напоследок, намекает, что, дескать, пойдет гулять с каким-нибудь гопником... На самом-то деле такой интеллектуальной барышне, как лирическая героиня Земфиры, самой же всякие дискотеки с пивами на хер не нужны...

- А мы чё, интеллектуалы, на хуй? - спросил Гриша.

- Ну, по ходу, да! - ответил я. - Ты Достоевского читаешь, я Земфиру слушаю... Конечно, интеллектуалы...

- Кстати, знаешь, - вспомнил Гриша, - за что я Мураками ненавижу? У него герои без конца пиво сосут! Просто нарочитость какая-то нелепая, ей-Богу! В любом месте и в любое время, круглые сутки, бля, пьют пиво!.. А я видел фотку этого Мураками на обложке - какой-то япошка-задрищ... Чё за хуйня? А он пишет про себя, что он такой, мол, крутой, без конца пивасящий ловелас, от которого девки не отлипают...

- А какие девки-то? - усмехнулся я. - Те же ведь япошки!

- Точно! - согласился Гриша. - Ну их на хуй, всех этих косоглазых!.. Никогда больше не буду всяких китайцев и вьетконговцев читать...

Мы помолчали еще.

- Всё-таки жалко, что так вышло, - не выдержал вдруг Гриша.

Тут наконец показались Веня и Даня.

- Ладно, покончим с этим, - сказал я и привстал им навстречу.

Оба - и Веня, и Даня - были нашими с Гришей друзьями. Правда, Веня был более моим другом, чем Гришиным. Даня, в свою очередь, - прежде всего Гришин друг, и только потом уже мой... Ну, в общем, понятно: одна тусовка, но не по принципу "дружная семья", а со своей особой, сложной иерархией...

Веня и Даня выглядели чрезвычайно хмуро. Мы с Гришей тоже сразу как-то потускнели. Пару минут мы тупо стояли у столика, стараясь не глядеть друг другу в глаза. "Перед смертью не надышишься!" - хотел было бросить я, но опомнился. Теперь уж точно не до глупостей...

Я сейчас уже не вспомню, кто из них троих твердо сказал: "Ну, поехали!" Это был точно не я. Но после этой решительной фразы мы все незамедлительно вышли из кафе, сели в машину и действительно поехали...

_________________________

...В лесу было тихо и спокойно. Хотя как, чёрт возьми, там еще может быть!..

Веня достал из ящика два пистолета: один подал мне, другой - Грише.

В общем, всё было готово. Палки воткнуты в снег, обозначая барьер, до которого следовало сходиться. Пистолеты заряжены.

- Брось жребий, Веня! - сказал Даня.

Веня вынул из кармана юбилейную монету с Пушкиным и поднял ее кверху, вопросительно посматривая на меня и на Гришу.

- По хуй! - крикнул Гриша.

- Мне, в общем, тоже, - пожал плечами я.

- Пусть у Грини будет орел! - сказал Даня.

Монета взвилась и упала звеня, Веня с Даней бросились к ней.

- Гриня стреляет первый! - крикнул Даня почти радостно.

Мы с Гришей встали шагах в сорока друг от друга, у краев поляны. Веня и Даня, размеряя шаги, проложили отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они находились, до палок, воткнутых в десяти шагах друг от друга.

Даня первый вышел вперед до барьера и провозгласил:

- Ну-с, начнем, пожалуй! Взять пистолеты!.. После слова "три" начинайте сходиться!.. Первый выстрел - за Гриней!.. Раз!.. Два!.. Три!..

Я и Гриша, оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Гриша не замедлил начать в меня целиться...

Что-то резко зыкнуло около самого моего уха, и в то же мгновенье раздался выстрел. Я, не давая себе опомниться, взвел курок и поднял тяжелый холодный пистолет дулом вверх, а затем тут же подавил пружинку.

Гриша дрогнул слегка и схватился рукой за грудь. Струйка крови потекла по его олимпийке.

Я бросил пистолет в сторону и побежал к нему. Одновременно со мной подбежали и Веня с Даней... Но никто из нас даже не успел увидеть предсмертное выражение его глаз. Веки Гриши были намертво опущены, он скончался мгновенно...

Гриша умер. Я его убил... Этот абсолютно живой человеческий огонь потух... И я тому виной... Как это так, а?.. А вот так...

Грустно!.. Грустно, чёрт побери!.. Человек умер! Человек, три тысячи проклятий, а не какой-нибудь там чебурек!.. Человек хороший!.. Даже, может быть, прекрасный человек!.. И вот, поди ж-ка ты, нету прекрасного человека!.. Был да кончился!.. Невыносимо...

Anyway, его уже не вернешь... Прощай, Гриша!.. Мы будем вечно помнить о тебе, милый друг!.. Память, память не задушишь... Прощай!..

("После слова "прощай" он поставил восклицательный знак и две точки - в этом он видел признак высшего шика". љ Флобер)

КОНЕЦ