Самое изысканное блюдо за дружеским столом - это общение.
А. Годына
Клон. Конкордатсу приходилось уже слышать о них. И теперь вот оказалось, что у него тоже есть клон. Конкордатс думал о клоне, как о брате. Странно, но у них, в отличие от братьев обычных, наверное, нет ничего общего. Они противоположны во всем. Иначе, зачем бы они были нужны вдвоем?
В той жизни Конкордатс имел трех братьев. Старших. У них были сложные отношения, отягощенные обидами, возникшими в ходе применения закона о наследовании. Конкордатс, согласно ему, не имел права ни на что, кроме титула. Но здесь другое дело. Здесь делить нечего. Если только Сущего. Так его Конкордатс готов отдать даром. Впрочем, нет - не даром. Обменять на разгадку мучавшей его тайны. И разгадка, он чувствовал это - совсем рядом. Тем более, что сам Сущий, кажется, подталкивал его к ней. Но где ее искать?
О клоне сказал ему Тоулисс, с которым они близко сошлись. Но не сами собой. Что-то объединяло их Сущих. Кажется, они были знакомы в странном мире, который называли Реалом. Так вот Тоулисс со своим Сущим бывали там, где воплощался сущий Конкордатса в иной персоне. Имели с ним беседы. Надо было с ним переговорить и все выяснить.
Они встретились в опохмелочной Ярикса. Конкордатс забегал сюда порой пропустить стаканчик-другой легкого винца, бывал здесь и Тоулисс. Встретились, не сговариваясь, но с чувством, будто бы условились о встрече, потому что оба искали ее. Поговорили сначала о том, о сем, посетовали между прочим на постоянный увеличение жителей городка: когда-нибудь ресурс лопнет, не выдержит. Но спасибо Держателю, пока тьфу-тьфу! Кстати, сам он осуществляет кого-либо? Поговорили и о том, что среди новичков немало хамовитых персон, которых приходится учить хорошим манерам. Тех, кто буянил раньше, уже давно успокоили.
- Некоторые перебираются к нам из других мест, - присоединился к разговору Ярикс. - У нас общение, видишь ли, интересней.
- Клоны? - эта тема для Конкордатса была теперь крайне интересной.
- Ну почему, клоны. Сущие, конечно.
- Послушайте, друзья, - спросил вдруг Конкордатс, - а у вас клоны есть?
- Думаю, у меня нет, - ответил Тоулисс задумчиво... - Не похоже, чтобы был.
- Спрошу у Сущего, - засмеялся Ярикс, - он шустрый. Может и еще кого наплодил.
- Были у него еще? - спросил Конкордатс, - когда Ярикс отошел к стойке.
- Да, - ответил Тоулисс.
- И что? - Тоулисс пожал плечами.
- Интересный человек.
- Адрес! - не сдержался Конкордатс.
- Ну, как я могу его тебе сказать? - ответил Тоулисс сконфуженно. Конкордатс его отлично понимал и ему стало неловко за свою несдержанность. Как можно во время озарения запомнить адрес?
- Ты бы смог узнать его? - спросил Конкородатс мягко. - Мне очень надо, дружище.
- Он не наш, - отвечал Тоулисс, - не из нашей тусовки. Я никогда не видал его раньше. И еще он трехименный.
- Я догадывался, - отвечал Конкордатс задумчиво. - Главное воплощение сути. А как его ник.
- Константин.
- Константин...А две других составляющих имени?
- Он представлялся так... А зашли мы по тропинке, коротким путем, так что надписи на фасаде я не видел.
- Неужели твоему Сущему было не интересно посмотреть его цифры? Они первым делом глядят на это, хотя и говорят, что не ставят их не в грош. Ох, сдается, у него ты не один. И ходил он туда по-настоящему со вторым...
- Мне бы это было неприятно, ответил серьезно Тоулисс.
- Я пошутил. Ты мне поможешь?
- В чем?
- В поисках, конечно!
- Помогу. Я не знал, что для тебя это так важно.
Зал мало по малу наполнялся. Ярикс разливал из тяжелого каменного сосуда багряную ароматную жидкость. За их столом собралось человек десять. Компания была очень уж разношерстой и Конкордатсу с Тоальи приходилось выполнять роль не только центра компании, но и барьера. Главным образом между Юлом и Волдиком, сидевшими в разных концах стола, и не глядевшими друг на друга. Однако напряжение, возникавшее между ними, чувствовали все. Их разделяли расстояние в двойной шпажечный выпад, несколько блюд и другие гости, которые отлично знали об их вражде, - это была мера предосторожности. Вообще-то Конкордатс был уверен, что здесь они задираться не станут, однако был постоянно на стороже. Не пригласить же за свой стол кого-то из них было совершенно невозможно. Тем более, что оба они были Конкордатсу дороги. Каждый по-своему. И хотя Юл его тоже раздражал иной раз своей манерой с уверенностью знатока говорить ерунду, задираться со всеми и с крайним раздражением ругать существующие порядки, был он свой. Словно буян-родственник, который, конечно, добавляет головной боли, но родная кровь и никуда от этого не деться.
Стол был накрыт на втором этаже беседки. Все собравшиеся были его приятели и хорошие знакомые. В друзьях же числился - только Офлакерн. Они сдружились, хотя трудно было понять, что их объединяло, что внушало взаимную симпатию: может быть, сродство характеров, а может быть, независимость мнений, возможно, природная задиристость. Что-то однажды подтолкнуло их навстречу друг другу и неспешный в сближении с людьми Конкордатс ни секунды не задумывался, когда Офлакерн протянул ему руку. Остальные руку не протянули, впрочем, Конкордатс не очень сему обстоятельству расстраивался: он и сам первый никогда никому не предлагал дружбу. С одной стороны, готовность дружить со всеми снижало его статус, с другой стороны престижней быть в малой компании.
Сколько они ни пили, как ни увлечены были разговором, однако не забывали следить, чтобы между Юлом и Волдиком выдерживался разрыв, превосходивший длину выпада. И все-таки не усмотрели. Как они оказались вдвоем во дворе? Какой повод заставил взяться их за мечи? Впрочем, повод - это пустое. Поводом было уже само их существование. Конкордатс все понял, когда услышал вдруг внизу звон металла и возбужденные голоса. Он поставил кубок и подошел к перилам беседки. Бойцы кружили по двору, выставив перед собой клинки. Иногда они стремительно сходились, потом разбегались вновь на расстояние полутора выпадов. Юл сражался небрежно и рискованно, выкидывая иной раз замысловатые, почти шутовские коленца, делая ложные выпады и все время подставляясь под удар. Волдик разил прямыми, мало обращая внимание на подставы и не поддаваясь на провокации.
- Опять он устроил потасовку, - сказал недовольно Офлакерн. Без сомнения, он имел в виду Юла. - Его уже не пускают в приличные дома, Кони. Зря ты его приваживаешь.
- Оставим это, дорогой друг, Юл мне интересен. Он дерзок и груб, но прям и не станет подличать. И дерется умело. Посмотрите, какой блистательный ремиз. Волдика спасло лишь его феноменальное хладнокровие. Будь он более азартен, обязательно купился бы на этот финт.
Конкордас еще немного выждал, давая забиякам возможность разойтись самим, но они уже перешли ту границу, где поединок имеет спортивный оттенок и является демонстрацией фехтовального искусства. Чувствовалось, что дуэлянтов все больше пронизывает ожесточение. И в какой-то момент Конкордатс, обладавший безошибочным чутьем на эти дела, понял: надо вмешиваться, иначе не успеть. Он перемахнул ограждение и, выждав несколько секунд, стремительно и точно встал между соперниками и, раскинув руки, разом вцепился в клинки. Движение было молниеносным и точным. Соперники замерли, никто из них не решился потянуть на себя оружие, боясь причинить ущерб сути Конкордатса. Гости, вовремя и дружно зааплодировали, снимая неловкость ситуации.
- Друзья мои, - сказал Конкордатс, - вложите мечи в ножны. Право, во время дружеского застолья не прилично уединяться для отработки фехтовальных приемов. Подоспевший Офлакерн подхватил под руку Волдика, задиристого Юла, с которым никто не хотел иметь дела, увел Конкордатс.
- Друг мой, - говорил он ему, придерживая за локоть, - я не верю, что вы хотели испортить нам вечер... Видимо, для того, чтобы взяться за оружие у вас была уважительная причина.
- Уважаемый Конкордатс, - отвечал ему Юл голосом полным почтительности и светскости. - Причина того, чтобы затеять драку с Волдиком - только одна, и она существует постоянно - это он сам. Для нормального человека не нужно никаких других причин.
- Увы, уважаемый мой Юл, в таком случае ваш покорный слуга - ненормальный человек. Согласно вашему определению, вы отказываете мне в праве таковым называться ибо, мне совсем не хочется драться с Волдиком. Более того, скажу вам по секрету, мне более нравится вести с ним глубокомысленные беседы на темы искусства. Впрочем, как и с вами на темы теологии.
Глава 21
Танец - это почти объяснение в любви.
Ф. Достоевский
Волдик и Юл сразу после потасовки ушли. Волдика немного задержали разговором, но, так ради проформы: все понимали, что, если они успели сговориться, то сегодня же и продолжат. Остальные досидели до раннего вечера, выпив изрядно вина и переговорив обо всем, о чем принято говорить в мужских компаниях, а потом все как-то сразу заскучали.
- Нет, ну без девчонок не то, сказал Ярикс. Пошли ко мне!
Но в опохмелочную идти никому не хотелось. Да и не очень-то там под вечер водились девчонки! То есть такие, с которыми бы хотелось водиться. С утра, на светлое пиво еще забегали. У Ярикса подавали (впрочем, почему подавали? Сами брали со стойки) отменное светлое пиво! Стали решать, куда идти. Мнения разделились, а за ними и компания. Сначала Конкордатс вместе с Тольи и Лером оказались в "Похмелочной", затем зашли в "Флудильню" А потом как-то растерялись. И Конкордатс оказался один в тихом чистом зале с аккуратной стойкой возле двери и маленькой эстрадой в глубине зала. Народу здесь было немного, и он занял удобный столик возле окошка.
Кажется, тут не подавали горячительного. Только горячее. Огромный самовар, сияя зеркальным боком, как латник в парадном одеянии, взгромоздился на стойку и пылал так, что, казалось, будто даже здесь, за три столика, ощущается его жар. Музыканты тихонько пиликали, сбившись в кучу: настраивали инструменты. Конкордатс заказал большую чашку чаю и кусок пирога с брусникой. Достав из сапога флягу, плеснул в кружку светло-коричневой пряно пахнущей жидкости и сделал несколько неспешных глотков. Тепло побежало по телу. Он вдруг почувствовал, что устал. Было так хорошо сидеть здесь одному ничего не хотеть и грустить. Ни о чем. Просто для настроения. Думать о том, что никто по-настоящему его не любит, вспоминать какие-то случайные фразы, сказанные близкими людьми, которые можно было бы истолковать, как небрежные или нелюбезные по отношению к нему. Краем глаза он увидел в зале Ерофеича, но не обрадовался, а сделал вид, что не заметил, потому что тот мог пригласить его к себе или подсесть, а ему этого не хотелось. Не то настроение. Впрочем, тот, кажется, не очень и нуждался в чьем либо обществе, поскольку был не один, а с симпатичной молодой особой, правда, Конкордатс заметил это не без злорадства - почти на полголовы его выше.
Как-то незаметно, почти без перехода, разрозненные звуки вдруг слились в мелодию, и от оркестра поплыла музыка: нежная, грустная, серебристая. Однако в этой грусти не было уныния и на душе у Конкордатса просветлело. Заиграли бликами трубы, создавая настроение преддверья праздника. Именно преддверья. Кануна. Когда еще не радость, а предвкушение радости. Когда хорошо уже от мысли, что самое главное впереди, завтра, а завтра это еще далеко! И не тяготит потому душу понимание того, что завтра уже наступило, и не тревожит еще мысль о том, что праздник идет к концу. Радость в полнакала... Конкордатс плыл на волнах мелодии, покачиваемый легким, едва заметным ритмом. Мимо него статный молодой человек провел за руку девушку... Начались танцы. Конкордатс посмотрел им вслед. Ему захотелось так же вести за собой через зал на глазах у всех послушное, изящное существо, сжимать тонкое девичье запястье, ощущая нервный возбужденный пульс. Преддверье танца. А потом... Головка в обрамлении мягких возбуждающе пахнущих волос, искорки в глубине затуманенных глаз, вспыхивающие от соприкосновения взглядов, обоюдная неловкость и неловкая ее попытка спрятаться от партнёра в его же плече. Преддверие любви... Он задумался и не заметил, как сменилась мелодия, не услышал произнесенных с эстрады слов... Легкая тень легла на столик Конкордатса. Он поднял глаза. Перед ним, чуть наклонив голову, стояла девушка. Высокая, стройная, с тонкими запястьями, и напряженно-взволнованным взглядом затуманенных глаз. Та, что была только что с Ерофеичем. Он не сразу понял, чего она хочет, и только чуть склоненная головка и тревожное ожидание в глазах, словно воскресили утонувшую уже в мозгу фразу, произнесенную музыкантами: "Белый танец". Он отстегнул плащ, который тут же с шумом обрушился у него за спиной, и, обойдя стол, бережно принял ее ладошку. Танец был ему совсем не знаком, однако он быстро приноровился к незамысловатым движениям, словно вспомнил, тем более, что партнерша умело повела, и он положился на ее умение. Раз-два-три, раз-два-три, - отсчитывал кто-то невидимый внутри.
- Ты хорошо двигаешься, Конкордатс, - улыбнулась она и подбодрила его своей улыбкой.
- В поединках без этого нельзя... Ты знаешь мое имя?
- Знаю, - ответила она тихо.
- А я не знаю твоего...
- Алика...
И они замолчали. Но не было неловкости в том молчании, будто молчали они об одном. Время от времени он ловил ее взгляд, смущая ее этим, и тогда она спряталась от него у него же на плече. И он тихонько коснулся ее волос губами. О, если женщина приглашает на белый танец, это многое значит!
Он собрался проводить ее к столику. Его немного смущало, как отнесется к их танцевальному партнерству Ерофеич. Но она покачала головой: "я ухожу" и, махнув на прощанье Ерофиечу, картинно пившему чаек с блюдца, установленного на короткие растопыренные пальцы, направилась к выходу.
- Я провожу! - сказал Конкордатс. Она кивнула не оборачиваясь.
Он вернулся за плащом и вышел следом.
- Прохладно. - Сказала она. - Ветер...
И тот час в лицо ему ударило сыростью, и мелкие капли стегнули по лицу. Надо же, он и не заметил, пока она не сказала. Конкордатс поколебался секунду, раздумывая, не накрыть ли Алику полой плаща, однако этому должно было сопутствовать объятие, а он не знал, не обидит ли ее этим. Вернее, не уверен был, что знал. Тогда он снял плащ и накинул ей на плечи.
- Ого, - ответила она, кутаясь под ним - тяжелый какой! И теплый.
На мгновенье полыхнул свет, вырвался из помещения шум голосов, и тут же всё стихло. Дверь выпустила Ерофеича. Он подошёл к ним, по-хозяйски снял с Алики плащ, и со словами:
- Э, лыцарь, она тебе вещи носить не подряжалась, - набросил на тонкие плечи легкую накидку и оправил ее, проведя по плечам руками ... - Так оно справней будет.
- Спасибо, Ерофеич, - засмеялась Алика, отстраняясь - это действительно удобней.
То, что она с такой легкостью отказалось от плаща, Конкордатса неприятно задело, но за то, что отстранилась от Ерофеича, он тут же ее простил.
Ерофеич уже собрался было уходить, как вдруг остановился и произнёс горестно вздохнув:
- До чего ж, погода неожиданно испортилась, только выходил покурить - ни дождя, ни ветра. И на тебе сразу налетели. Ворожба какая-то да и только!
Алика спросила его, пряча улыбку:
- И как ты только узнал? Как дождевик вынести сообразил?...
- Так ведь старость - не радость. Ревматизм проклятый - хуже барометра...
- Хуже или лучше? - Весело переспросила Алика уже без нотки смущения.
- Хуже, конечно! Пусть бы лучше у меня барометр был, чем ревматизм...
- Мне кажется, нет у тебя ни того, ни другого... Мы пошли!
- Идите уж. Эх, почему я не лыцарь!? Почему у меня нет такого красивого берета и такой длинной шпаги! Пойду себе грустить... А то и напьюсь.
И вновь на мгновенье полыхнул свет и бухнули голоса.
Некоторое время шли молча. Конкордатс старался умерять шаг, но каблуки всё равно грохотали с тупым фанфаронским самодовольством, и никчемные шпоры звенели с неуместным безразличием к романтической тишине ночи.Алика вдруг остановилась, посмотрела пристально ему в глаза и спросила:
- Ты и правда помнишь то, что было "до"?
Конкордатс кивнул головой.
- Но почему? Почему?...
- Не знаю... - Его тяготила эта исключительность. Он на самом деле не знал, почему вдруг в момент перехода кто-то могучий и влиятельный не стер из памяти то, что здесь не полагалось помнить.
- Почему я не помню? - расстроилась она. - Я должна была помнить... Что-то очень важное... А что помнишь ты?
Конкордатс помолчал. Что рассказать ей? Про родовой замок, затерянный в глубине безлюдного края, про бесконечные стычки, победы, в том числе и любовные? Поражения и отсидки за каменными стенами? Про поединки, про турниры? Про пьяные кутежи, про бешенные скачки по полям во время охоты... Здесь это кажется каким-то далеким и нереальным...
- Все помню, - ответил он наконец.
- Там по-другому?
- Все по-другому...
- Ну, что, например?
- Небо, например. Там есть небо.
- Небо, это то, что вверху, - ответила она быстро, словно радуясь тому, что знает ответ на непростой вопрос. И быстро взглянула вверх. - И какое оно?
- Разное... - На самом деле, как описать небо? Конкордатс тоже поднял голову. В фиолетовом мареве бились едва заметные всполохи света, неизвестно отчего рождавшиеся. Не молнии и не отблески луны или звезд, а едва заметные вспышки. Неба здесь не было. Днем - низкая белесая пелена, словно густой туман, ночью фиолетовое, словно подсвеченное изнутри, марево.
- А кого-нибудь из тех, кого встретил здесь, там ты не знал? - она приблизила свои глаза к его, и он увидел них отблески небесных всполохов.
- Нет, - ответил он, - почему-то отстраняясь
Она тут же отступила на шаг, словно остыла, и эта дистанция сохранялась у них до конца прогулки.
Они как-то отстраненно попрощались у калитки узорчатого забора. Конкордатс постоял, думая не пойти ли домой, но махнул рукой и вернулся в чайную.
Ерофеич не напился. И даже не грустил. Он танцевал с Иманэ, постоянно тыкаясь носом в огромную желтую хризантему, которую она держала в руке, и демонстрировал своё наслаждение, закатывая глаза от деланного восторга. Иманэ, подыгрывая ему, смеялась и время от времени убирала хризантему в сторону, отчего Ерофеичу приходилось ее преследовать. При виде Конкордатса, Ерофеич что-то негромко сказал, и она с интересом взглянула в его сторону и помахала ему хризантемой. Вообще-то Ерофеич уже начудил не на одну дуэль, но Конкордатс словно отодвигал границу позволенного. Ему почему-то совсем не хотелось с ним драться. Хотя соперник он, чувствовалось, несмотря на внешнюю чудоковатость, был интересный.
Есть много признаков, характеризующих бойца. Прежде всего, взгляд. Дерзкий и вызывающий - признак того, что противник, вкусив сладость побед, еще не упился романтикой поединков. Как правило, это юный, одаренный от природы, уверовавший в себя, опасный для сверстников и для высокомерных дуэлистов, слепленных из того же теста, соперник. С таким главное не спешить, потому что его упорство и настойчивость, быстрота и наглость может случайно проткнуть брешь даже в надежной защите ветерана. Однако две-три уверенных контратаки сбивают спесь с этих юнцов, они теряются и становятся доступной целью для клинка. Опасней тот, чей взгляд спокоен и даже чуть отрешен. Тверд и насмешлив. Кто смотрит сквозь тебя. Кто не видит твоих глаз, но читает их выражение, кто не следит за руками, а видит само движение в момент его возникновения.
И ещё движение. И ещё осанка. И ещё... Много чего ещё.
Конкордатс не стал заходить в чайную. Он постоял у входа, повернулся и пошел домой, поняв, что сегодня он получил все, что было ему уготовано.
Вернувшись к себе, он легко разделся и, окунувшись в фонтане, улегся спать. Интересно, а как остальные? Они ведь никогда не переодеваются! Неужели спят одетыми... Ну ладно мужчины, а женщины? Об этом он почему-то подумал в тот день впервые.
Глава 22
В детях нас больше всего раздражает то, что они ведут себя по-детски.
Розанн Барр
Конкордатс открыл глаза и не сразу понял, где находится. Он не узнал комнату. Прежде всего, из-за того, что она была ярко освещена. Дневной свет лился через большое - откуда оно взялось? - окно и все преображал. Рама с множеством небольших почти невидимых в чистоте своей стеклянных прямоугольников занимала большую часть стены. Но, если бы только это! Конкордатс огляделся: комната его была гладко оштукатурена и аккуратно выбелена. Или впотьмах он этого раньше просто не видел? Нет, она, конечно, изменилась. Стала просторней и даже, кажется, потолок приподнялся. Исчезли факелы, а в тех местах, где они были (черт возьми, а были?!) не осталось даже массивных колец, в которые вставлялись их рукояти. И потолок чист, будто бы его никогда не коптили. Возле окна желтел свежеструганными досками стол, на котором громоздились причудливый, фигурный чернильный прибор и подсвечник с тремя огарками. Тут же лежала стопка бумаги и связка перьев похожих на то, что Конкордатс вытащил когда-то из берета. Странно, зачем они? Впрочем, когда не удивляешься письменному столу, глупо удивляться письменным принадлежностям. Не то чтобы он вспомнил, он и не забывал этого, просто... Просто сны и явь здесь перемешаны настолько тесно, что их переплетение становится делом обыденным. Да, был сон. Он видел эту комнату во сне. Правда, не совсем эту. Выглядела она, кажется, несколько иначе и было еще что-то, поразившее его, но что, он не понял. А то, что окружает его сегодня, словно описание по памяти. Будто человека, побывавший в диковинном, незнакомом ему месте, описал, то что увидел так, как запомнил.
Да, кажется, он слишком быстро привык к своему пребыванию здесь. Обжился, обтерся. Даже скучновато стало: поединков, понимаешь, с ним избегают! Вот он поединок. Вот он выпад. Ответь, попробуй. Конкордатс встал и подошел к столу. Кто мудрит? Сущий? Или сам он, того не желая. Зачем ему этот стол? Бумага. Перья. Ну, ладно окно, с ним действительно, лучше. А это? Он подержал в руках листок и отпустил... Листок скользнул вниз, выписывая сложные пируэты и нырнул под кровать. Конкордатс нагнулся за ним и увидел, что лежит он рядом с ключом. Тем самым, что когда-то сунул ему Ерофеич. Конкордатс в тот же вечер опробовал его на заветной двери, но он не подошел. Да и понятно: зачем нужны замки, которые можно открыть первым попавшим ключом? Надо вернуть Ерофеичу, подумал Конкордатс и сунул железяку в карман висевшей на гвозде куртки, а затем вышел в коридор: здесь, кажется, ничего не изменилось. Во дворе тоже. Ну и ладно. Хуже не стало? Не стало. Ну и нечего ломать голову. Он запрыгнул в фонтан и принялся плескаться в пронзительно холодной воде. Именно такой, студеной, о которой думал все утро. Он, насколько мог, продлил удовольствие, потом пробежал нагишом к дому, на ходу погрозив каменной девице кулаком.
Однако, - подумал он, обтираясь куском холстины, - теперь и дом оставить нельзя, во всяком случае, пока не устаканится. Мало ли что тут еще образуется! И мысль эта, о том, что дом оставить нельзя, пришлась ему по вкусу. Вот и повод нашелся, - будто откликнулся с усмешкой кто-то внутри. Конкордатс не стал спорить. С кем? Да, и о чем? Ну вот, - подумал он опять, словно бы не в тему, - в такую комнату и девушку не стыдно пригласить. Например, Алику, - подсказал тот же голос. А почему бы и нет? Впрочем, сначала надо узнать, захочет ли она видеться: расстались они вчера как-то нехорошо.
Конкордатс быстро собрался, нацепил кинжал и шпагу, покрутился возле зеркала и довольный собой, вышел за калитку. Определенной цели не было. Так, пройтись. Хотя, конечно, все его сегодняшние пути должны были привести в совершенно определенное место. Определенное ее присутствием.
Когда рассматривал свое отражение, мелькнула мысль начать моцион с визита к О*Де: захотелось вдруг снова посмотреть на себя ее глазами. Изменилось ли что? Но он тут же отогнал эту мысль. Что нового он там увидит? Вот если бы с зайти с Аликой... Здравствуйте вам и вашему зеркалу! Нельзя ли мне взглянуть на себя со стороны... взглядом молодой особы... Чушь! Он не стал признаваться себе в том, что зеркало, в общем-то, предлог, и что зайти он хотел бы потому, что соскучился. Но что толку в визите, неприятном хозяину? Ведь разговаривать, скорей всего, придется в прихожей. Представилось, как вежливо и сдержанно она будет отвечать на вопросы, не задавая своих, чтобы не разжигать беседу. Как будет всем своим видом вытеснять его, и усмехнулся: нет, туда он больше не ходок. Перемахнув через невысокую ограду, он оказался в диковатом заброшенном парке. Странно, что здесь он раньше никогда не был. Густая трава ковром стелилась под деревьями, и ему так захотелось упасть в нее, что он тут же отстегнул плащ, и повалился на него. Некоторое время лежал, прислушиваясь к тишине, и наслушал-таки неуверенное стрекотание кузнечика. Во всяком случае, что-то очень похожее на это стрекотание.
Конкордатс увлекся и не сразу заметил, что уже не один. Когда, уловив неясное движение, повернул голову, среди сплетения теней и ветвей вырисовывалась перед ним женщина с печальным, напряженным взглядом. Она смотрела на него так, словно хотела заговорить. Конкордатс легко вскочил и приветствовал незнакомку поклоном, впрочем, довольно легкомысленным. Дама улыбнулась в ответ. Но выражение лица ее при этом не изменилось. Она явно что-то хотела спросить и, то ли не решалась, то ли не могла преодолеть стеснительность.
- Что-то случилось, сударыня? - спросил Конкордатс как можно мягче.
- Нет, - ответила она тихо, - но мне надо кое что узнать у вас...-
не было похоже на то, чтобы она дичилась. Скорей всего не робость являлась причиной ее неуверенности.
- Я постараюсь ответить на ваши вопросы, сударыня, - проговорил Конкордатс. - Вас кто-то обидел? - спросил он с тем, чтобы продемонстрировать ей свое расположение и готовность участвовать в ее судьбе, хотя уже понимал - дело не в обиде.
- Нет, - улыбнулась она, - меня никто не обижает. Но разве к Конкордатсу обращаются только в поисках защиты?
- Вы меня знаете? - улыбнулся в ответ Конкордатс. - Представляю, какая молва идет обо мне, коли первым делом незнакомые люди упоминают мой задиристый норов. Но в чем же все-таки дело?
- Скажите, - спросила она, заметно волнуясь, - там... Там, где вы жили раньше... ну до того, как воплотились здесь, там ведь было немало того, чего здесь нет?
- Видите ли, сударыня, - начал было Конкордатс уклончиво: ему не хотелось удовлетворять праздное любопытство. - Там многое было не так...
- Там были дети? - вдруг спросила она, глядя ему прямо в глаза.
- У меня!? - удивился Конкордатс, не понимая к чему этот разговор. - Но зачем вам?
- Какие они?
Конкордатс менее всего ожидал разговора об этом. И вдруг понял, что она никогда не видела детей.
- Видите ли, я, честно сказать, с ними мало имел дела...
- Расскажите, какие они, - спросила дама. - Мне это очень важно.
- Но зачем?
- Не знаю... Моя Сущая. Мне кажется, она постоянно думает о них. - И вот я теперь тоже. Мне чего-то не хватает. Но я не могу понять чего! Какие они?
- Маленькие, но довольно вредные, - ответил Конкордатс, - припомнив своих семерых племянников. Они постоянно меняются, потому что растут. Совсем маленьких носят на руках. Они ничего не понимают, постоянно плачут и пачкают пеленки... Впрочем, подумал он, этого здесь не поймут. Беспокойные. Впрочем, если в семье хорошие няни и дядьки, а детей приводят только утром поцеловать ручку и вечером пожелать родителям спокойного сна, то их существование не так обременительно. Однако в семьях простолюдинов детишки - сущее наказание...
- Нет, - сказала дама, - вы говорите не то. Но все равно, спасибо. - Она встала и, уронив при этом в траву венок из ярких осенних листьев, не попрощавшись, ушла.
Конкордатсу стало не по себе. Словно он соврал. Вспомнилось, как племянник Анри бросался ему навстречу, не обращая внимания на предостерегающий оклик воспитателя, и припадал к ноге, хватаясь одной рукой за перевязь меча другой обнимая ботфорт. Как серьезно и печально смотрела на него маленькая Эльза, когда он приходил навестить ее во время болезни. И даже сейчас он ощутил горячую сухость ее слабой руки. Но ведь все равно этого не рассказать. Не суметь, да и не станет он этого рассказывать. Конкордатс перекинул плащ через плечо и стал выбираться из парка. Настроение испортилось. Конкордаст уже совсем было собравшись возвращаться домой, огляделся с тем, чтобы определить, где находится. Странное здание привлекло его внимание. Было оно явно не частного, а общественного предназначения.
![[]](/img/e/egorych/788/kon1.jpg)