Кукушонок. Послесловие - неприятное, но необходимое.
И хотела бы я без этого обойтись, но не обошлась. Еще до выкладки последней главы меня раз пять спросили, почему книга такая длинная. А еще раз семь - зачем в ней столько разнообразных подробностей. Вот, отвечаю. Заодно расскажу, как мне не повезло оказаться автором книги, которую не собиралась писать, по чужой концепции, которая мне не нравилась, и почему книга написана бесплатно и в ущерб моим интересам. Подозреваю, что рассказ может испортить читателям настроение и впечатление от книги, но мне это не особенно важно, и дочитав, вы поймете почему.
Кукушки, как известно, яйца не высиживают и птенцов не растят. В гнезде, которому не повезло принять яйцо кукушки, остается только один птенец - и он не родной птице, свившей это гнездо.
Я не люблю эту книгу. Она не мой проект, и с самого начала я не чувствовала к идее ее написания ничего, кроме вежливой симпатии, точнее - симпатии из вежливости. По ходу работы над текстом у меня образовалась масса весомых причин эту книгу не любить, а симпатии не осталось вовсе. Я не собиралась заниматься этим текстом, но писать его пришлось именно мне. Не раз я слышала, что он хорош, интересен и перспективен. Мне говорили о возможности минимум еще трех самостоятельных историй по этому миру. Вероятно, для кого-то все это так и есть. Но не для меня.
Мне совершенно не нравился исходный концепт, и я не особенно охотно включалась. Но в итоге мне пришлось сделать для чужой и не близкой по духу идеи раз в десять больше, чем я планировала. И раз в пятнадцать или даже двадцать больше, чем было бы интересно сделать. Мне с самого начала - и чем дальше, тем больше - не нравился и предлагаемый подход к написанию текста. С некоего момента я ни в какой форме не хотела продолжать отношения с женщиной, называющей себя моим соавтором. Ну формально-то она соавтор, нет спора: публично заявила права на одну пятую первых десяти глав и одну двадцать пятую вторых десяти. Вот только если вы читали ее открытое письмо-объяснение, которое она, на правах автора, назвала "предисловием ко второй книге", то имеете представление о качестве предоставленных ею фрагментов. Должна отметить, что этот образец еще ничего, связный. А делать из такого материала художественный текст пришлось мне, и никакой радости мне это не доставило. Мягко говоря. Результат мне тоже не нравится, но большее не в моих силах.
Если бы я писала эту книгу с самого начала сама, она была бы другой. И не о том. На заданных соавтором реалиях культур двух миров, даже в ее куцем изложении, больше похожем на оговорки впроброс, было можно развернуть интереснейшие сюжеты про браки, дружбы, семьи, воспитание детей... Например, при небольшой доработке открывались непаханые просторы для фантастических любовных романов. Не то чтобы меня сильно привлекал этот жанр, но развлечься можно было бы славно. Однако в книге культурной традиции пришельцев и романтике досталась роль декорации третьего плана, и это не мой выбор. Можно было вертеть так и сяк тему развития экономики в условиях кризиса. Эти вопросы мне тоже удалось впихнуть только в проходные эпизоды. Можно было писать оригинальные академки про конфликт научных подходов. В книге об этом лишь несколько абзацев. Можно было писать о Контакте - о, это вечная тема - и о конфликте культур. То, что в текст удалось вместить, выглядит не особенно удачной попыткой высказать мысль, которую не хотели слушать. И ведь правда не хотели. Целью исходной концепции было не это. И вручили мне ее, как в итоге выяснилось, не затем. Заканчивая текст в не мною созданных обстоятельствах, я видела, что все мои усилия не имеют смысла. И завершен он не из любви и даже не из интереса.
Да, врученный мне обманным путем литературный проект стал кукушонком, но литература - дело публичное, и читатели не виноваты в том, что там у авторов вышло между собой. Обещания надо выполнять, уж если под ними подписываешься. Мне подписаться пришлось, хотя я этого совсем не хотела. Я не люблю эту книгу, потому что вообще не люблю кукушек.
Определение "кукушка" стоило бы отнести на счет женщины, вручившей мне исходную идею, но в отношении этой дамы глубоководный удильщик мне кажется более точным образом. Есть такая рыбка, у которой на свисающем со лба гибком выросте расположен светящийся орган, привлекающий пищу прямо в пасть. Пасть у рыбки что надо, две трети самой рыбки. Литературный проект для автора, похоже, и был таким фонариком. То, что еда в моем лице оказалась крупнее рта, можно считать моим везением - по сравнению с другими людьми, попавшими в подобные ситуации с этим же человеком. Не могу сказать, что мне от этого легче.
Глубоководных удильщиков в среде непрофессионально пишущих не так и мало. Был, например, на Дайри (а может, и сейчас есть) один юзер. Имен у него больше одного и даже больше пяти, а вот образ действий в сети один. Под видом приглашения к литературной игре этот юзер каждый раз пытался погрузить ничего не подозревающего партнера в собственные глубинные переживания - мягко говоря, не слишком разнообразные и гигиеничные. Когда затея не удавалась, юзер сначала шел жаловаться в Дайри-сообщества на то, какие у него соавторы плохие и как его обижают, без предупреждения прерывая игру. Со временем дошел и до того, что начал выступать на психологических форумах и разбирать психическую несостоятельность соавторов. Там он тоже понимания не встретил и снова сетовал на жестокое с ним обращение. Других обитателей платформы, склонных к подобным трюкам, позже стали называть именем этого юзера. Коллизий подобного рода в сети полно, и развиваются они всегда по одной и той же схеме. Именно поэтому судьба стандартного совместного проекта - уйти в забвение незавершенным.
Дама, назвавшая себя соавтором романа, начала с того, что пришла ко мне за "небольшой помощью с текстом". А закончила тем, что оставила меня наедине со своим проектом, без которого я прекрасно обходилась до начала всей этой коллизии, да и теперь бы обошлась. Не то чтобы она хотела этого: в ее-то планах было продолжать взаимодействие, а будет текст закончен или нет, для нее, как позже оказалось, было вопросом далеко не первой очереди. Как всегда в таких ситуациях и бывает, заявлялось как раз обратное - ценность проекта и горячее желание его завершить.
История написания "Детей серого ветра" имела большие шансы стать еще одной вариацией на тему "как погубить проект, начав его в соавторстве". И хотя книга все же закончена, законы жанра неумолимы, и в общих чертах ситуация сложилась достаточно стандартная. Из чего следует очевидное: для того, чтобы текст в таких условиях состоялся, пришлось принести некие жертвы. Тем, кто способен понять словосочетание "вынужденная сделка", этих двух слов вполне достаточно. Для тех, кто не представляет себе, как такое может быть, весь остальной рассказ.
Для меня эта история началась не с книги. И даже не с концепции. Это было в две тысячи пятнадцатом году, в ноябре. Женщина, которую я около десяти лет до того считала очень близкой подругой, попросила меня, ни много ни мало, приглядеть за ее детьми, когда с ней случится неизбежное. Именно меня, несмотря на наличие у оных детей отца и двух вполне активных бабушек. Задав несколько банальных вопросов, я получила историю той степени ужасности, когда вежливый человек дает контакт психотерапевта и отходит в сторону, а хороший друг спрашивает, что он может сделать прямо сейчас. Я сделала и то, и другое - и узнала, что контакт уже найден и используется, а помочь я могу... с застрявшим текстом. Самое время после совсем не тонкого намека на суицид, о да. Впрочем, каких только фантазий не бывает у людей "мрачной бездны на краю" и какие только хрупкие соломинки и невесомые паутинки не оказываются порой спасительными - мне не раз приходилось это видеть. И я спросила, а что с текстом. "Да вот, - сказала подруга, - мир все время рассыпается и героиня умирает, никак не хочет жить, ума не приложу, что делать".
Я в это время писала свое, - не торопясь и с удовольствием, неспешно выкладывая в личном блоге, теперь закрытом, - и вполне успевала и с рабочими проектами, и со своими маленькими хобби. После работы и развлечения времени у меня оставалось еще на рукоделие, литературное баловство и походы на выставки и концерты. Я не видела проблем в том, чтобы помочь подруге. Выслушав ее грустный рассказ, изложенный приема, что ли, в три, каждый по полчасика, посочувствовала и сказала что-то вроде: "Логическая дыра у тебя где-то, раз так. Показывай текст, я тебе ее найду, и напишешь все благополучно". Дело было, повторю, в ноябре пятнадцатого года. Именно тогда я выслушала первый вариант концепции. Не получила на почту, не взяла в руки и прочитала с карандашиком, а именно выслушала устный рассказ. Молча, хоть и не без удивления. И удивиться было чему. По моему опыту, людям, действительно подошедшим близко к черте, из-за которой не возвращаются, свойственны светлые и очень оптимистичные фантазии, психика так работает, защищаясь от постоянного дискомфорта. А подруга излагала классический зомби-апокалипсис, сдобренный, кроме магии, еще и войной разведок со всей свойственной этой тематике безнадежностью. Но самой странной была линия главной героини, находящейся под следствием за то, что этот апокалипсис вообще случился. Собственно, подруга начала рассказ с ее ареста.
Дослушав до конца, я положила свое мнение в карман и подтвердила, что да, все верно, при таком подходе мир и должен разваливаться, а героиня - умирать. Скорбный взор был мне ответом. И печальный шепот: "Так я же умираю вместе с ней". Я, поняв, что текст если и будет, то нескоро, предложила отнести это психотерапевту. С моей точки зрения, там было что нести минимум по трем позициям. "Психотерапевт слушал и не придал значения", - сказали мне.
Воспитанный человек и хороший друг в таких случаях еще раз спрашивает, чем же он может помочь и, выслушав задумчивую паузу, меняет тему. Паузы не было. На ясном голубом глазу женщина, называвшая меня подругой десять лет, сказала: "А дай мне твой клон в герои текста? Чтобы мир не разваливался?" Я удивилась и решила уточнить. И уточнила, на свою голову. Под "клоном" имелось в виду вовсе не разрешение использовать образ, как можно было подумать. А прямо калька с биографии и личные реакции на предполагаемые события. То есть обратная связь на перипетии сюжета, в которых предлагалось условно поучаствовать. Морду за такие заявки, конечно, надо бить сразу. Только есть с этим сложность: очень трудно без предупреждений и пауз дать по морде, которая десять лет до того была лицом подруги.
Но шагнуть назад сделать захотелось уже тогда. Таким желаниям разумнее уступать сразу. И я спросила: "Как ты себе это представляешь?" И узнала, что для героини уже есть имя и год рождения. От этой прыти у меня слегка отпала челюсть. И вспомнились истории предыдущих дружб моей подруги, которые почему-то все до одной кончались тем, что ее неожиданно и жестоко бросали в очередной терновый куст. А потом и собственная репутация человека, которому легче прервать отношения, чем пытаться что-то исправить. Не то чтобы меня это как-то смущало, но как раз в то время очередное мое "счастливо оставаться" уже громко обсуждали в соцсетях, и я подумала, а не подождать ли мне идти знакомым путем. Тем более что с вдруг обозначившимся подходом я была знакома и все о нем сказала выше. Услышанного мне хватило, чтобы понять, что у подруги есть все шансы запороть свой проект, даже и получив волшебную палочку с моим портретом на рукоятке. И я согласилась выполнить просьбу - на словах. Но "клон" не дала, поскольку эту шутку уже знала, как раз по Дайри и не раз виденным там историям незавершенных совместных текстов. И понимала, что будь я хоть пять раз опытный человек с профильным образованием, может и не обойтись. Поэтому вместо своего клона собрала под заявленные требования героиню, отвечающую изложенным требованиям, и предъявила ее подруге.
А пока собирала, размышляла. В основном об очень невеселых вещах. Идее ввести мой клон в сюжет я совсем не обрадовалась. Это не просто недружеский ход. Он из категории тех действий, после которых по моим личным меркам разговаривать уже не с кем и надо уносить ноги, причем не быстро, а аккуратно, поскольку западня уже захлопнулась. И хотя путь выхода мне был хорошо известен, радости от новой встречи с этим аттракционом я не испытывала, ясное дело. Я так уже уходила как минимум с работы, как минимум с одной. И помню, чем все это закончилось для работодателя и как выглядело в процессе. Сколько раз именно по этой схеме приходилось прерывать личные отношения, уже не помню. Понимать, что десятилетнюю дружбу ждет тот же самый путь, было очень грустно, а с учетом точного знания отсутствия вариантов, так и вдвойне. Для начала я спросила, хорошо ли она понимает, чего и у кого просит, надеясь, что человек хотя бы прочтет намек в вопросе и притормозит. Но нет. Она заверила, что очень хорошо все понимает. И да, именно это ей и надо, чтобы придуманный ею мир устоял. Ну хорошо, - сказала я, - давай попробуем. Так яйцо кукушки оказалось в моем гнезде.
На тот момент у меня было четыре своих проекта. Степень риска я понимала. Но понимание степени риска не всегда работает на повышение осторожности. Случается и наоборот. Я была уверена, что бросить эту странную затею еще успею. Ведь успевала раньше, даже не всегда получая скандал по итогам...
И мы начали. Подруга стала приносить мне куски сюжета - все еще не текста, скорее, его плана - со странной для меня логикой. И говорить, чего ждет от "моей" героини. Я задавала уточняющие вопросы, после которых она говорила "ой" и уходила подумать, после чего приходила с не менее странными идеями, настаивая, что по сюжету надо, чтобы было так и никак иначе. Короче всего процесс характеризуется так: несколько недель выкручивания рук по переписке под видом правки сюжета. Заявленная цель - скорректировать концепцию - в действительности стала потоком требований от меня согласия с идеями, составляющими зомби-апокалипсис, одобрения всем описаниям издевательств над главной героиней и разгулом неуправляемого разрушения реальных географических и культурных значимых мест, составляющих дух территории, волей автора ставшей декорацией странного и малосодержательного сюжета. Между прочим, моей - и ее - малой родины. Без особого смысла, просто так, для развлечения. Например, так: "а давай еще Эрмитаж сожжем [как будто я уже согласна разделить ответственность и за этот креатив], чтобы весело было!". Украденных инопланетянами девочек предлагалось благополучно продать в сексуальное рабство, которое они "там сами как-нибудь" превратят в замужество. Ну и так далее, пунктов на десять. Я удивлялась и искала смысл. Кроме варианта "для оживления сюжета" подруга предлагала только одно объяснение - "это нормально, так происходит всегда и у всех".
Сперва я, игнорируя треш, пыталась понять, что вообще она собралась писать. Предположив по набору перечисленных сюжетных ходов и требований к героям и событиям, что затеян любовный роман в странном антураже, встретила поток возмущенных возражений. Любовь между героями не планировалась ни в коем случае. Для героини не намечалось в тексте вообще никакой сексуальной активности, хотя по формату только она и могла стать объяснением нагромождения всех нелепиц. "Роман о политической борьбе?" - предположила я. "Не знаю, наверное", - ответила автор идеи.
"ОК", - сказала я и стала слушать дальше. Продвигаясь вслепую в этих странных местах, я могла ориентироваться только на подругу. А она хотела от меня согласия с ее логикой поведения героев - в том числе и того клона, который она попросила у меня. Эта самая героиня-клон, волей автора неведомо как попавшая в обстоятельства, в которых человек, склонный использовать голову по прямому назначению, не может оказаться по определению, должна была исправно пугаться угроз, гнуться под внешнее давление и радоваться подачкам с барского плеча врагов, потому что "они же хорошие, плохая - главная героиня". И все это регулярно приносилось мне на подтверждение, для надежности перемежаемое регулярными же сообщениями о том, как ужасна жизнь, как ее мало осталось и как хорошо ощущается приближение неизбежного. Мои попытки усомниться в идеях и уточнить детали приводили только к тому, что поток просьб и убеждений становился интенсивнее. А вместо уточнений предлагались только эмоции (читать - истерика).
Находясь в некотором шоке от осознания собственной нелепой позы, я наблюдала, как моя подруга ломает игрушку с почти моим лицом, сделанную по ее же просьбе. В рамках развития сюжета, разумеется. Что интересно, под песни об исключительно хорошем отношении ко мне и просьбы не прерывать общение еще пять минуточек, раз за разом превращавшихся в час-другой. Потому что жизнь ужасна и финал близится.
За все это тоже надо было бы бить морду. Я воздерживалась в основном из соображений законности и здравого смысла: общались мы главным образом по сети, и ехать встречаться только затем, чтобы в итоге поскандалить, я не видела смысла. Да и в заявки о мрачных перспективах на тот момент еще верила. Успокаивало то, что игрушка была сделана с некоторым запасом прочности, а я видела такие заходы и раньше, правда, не от настолько близких друзей, и знала, что сломать мою поделку менее вероятно, чем прищемить себе ею палец во время игры. Поэтому всего лишь спросила, где и когда она видела, чтобы я в подобных обстоятельствах так себя вела. Надеясь, что человек признает свою несостоятельность и откажется от дурацкой идеи. Этого не случилось. Она с грустью в голосе сказала, что она, увы, совершенно не я и ей мой характер - после десяти-то лет знакомства - не постичь никак, поэтому будет правильно, если я сама напишу поведение заказанной героини, а она будет писать параллельно за других героев. "А если я откажусь?" - спросила я. "Тогда я буду пытаться сама, - ответила она, - но тебе принесу на подтверждение". И принялась приносить. А я снова задавала вопросы про связь, логику и достоверность. Сюжет у автора мучительно не сходился. Ей понадобилась оптовая партия роялей в кустах, спасающих ситуацию. К этой мысли ее подвиг первый же разговор о содержании и логике сюжета после просьбы дать мой клон в текст ради спасения мира вообще и главной героини в частности. Я, еще наивно надеясь донести до сознания соавтора несостоятельность идеи, пошла к этой цели привычным путем: повторила вопрос "ты как это себе представляешь?". И получила примерно тот же результат, что и в первый раз.
Логика, без подробностей, оказалась такова. Героиня плохая, и это не обсуждается, но ей нельзя умереть, потому что от этого разваливается сюжет и вообще мир. Проблему автор видела в том, что плохая героиня почему-то не хочет подчиняться герою, а он хороший и поступает правильно, и это тоже не обсуждается. И кто-то должен убедить героиню в необходимости подчинения и проследить, чтобы она не сломалась в процессе убеждения. Поэтому и потребовалось именно мое участие. За этим и понадобился в текст мой клон. Решение меня удивило: за десять лет общения можно было запомнить, что толерантность к насилию у меня нулевая, а палитра способов противодействия богатая и обширная, и присоединение к насильнику в нее не входило никогда. Я об этом напомнила. И увидела в исполнении подруги такое, по сравнению с чем все ее предыдущие концерты с истериками совершенно померкли. Через пару дней спросив, что это вообще было, я получила пространные и путаные объяснения о значимости и ценности этого конкретного текста вообще и моего участия в частности и в особенности. А также серию стонов и сетований о том, что подруга боится не справиться одна и ей очень нужна помощь и поддержка. И кто же, кроме меня. Я перечислила все уже выявленные противоречия и спросила, представляет ли автор, как она будет с этим взлетать. Автор не представляла. Но очень рассчитывала на мою помощь. И заявляла горячее намерение довести текст до публикации.
Я уже понимала, что пора спасать себя, а не подругу и до сих пор несуществующий текст. Но еще хотела разойтись по-хорошему и добиться понимания несостоятельности идеи. За этим и спросила, как, по мнению подруги, можно организовать встречу героинь, учитывая мое мнение о власти с подобной программой (клон-то она просила мой). "Ну хорошо, - говорю, - допустим, Алиса наследила, как маг, и хорошие справедливые оккупанты, тоже маги, идут по ее следам. Но как, объясни мне, по-твоему, попадется заказанная тобой спасительница сюжета, нормальный человек, не способный оставить след своего присутствия, ну, не считая статей в сети, которые публикуются под псевдонимом?" Соавтор выпучила глаза и заверещала "янизнаю". "Зашибись, - сказала я, - сюжет твой, герои твои, а знать за тебя буду я?" И тогда ее осенило: "Ну так надо ее [заказанный клон] арестовать и привезти прямо в руки главного героя". И вдохновенно продолжила мысль: "Какое, по-твоему, она может совершить преступление?"
В шоке от этой резвости, я начала перечислять версии и отметать их, надеясь так донести понимание несостоятельности хода. Сделав первое, героиня нарушает профэтику и не может практиковать. Второе не ложится в логику поведения героини, или ее надо писать не с меня. Третье нереально проделать в сложившихся условиях. Четвертое... договорить я не успела. Подругу мою осенило. "О! - сказала она. - Ее арестуют за некромантию". Я успела разве что сглотнуть и моргнуть, а решение было готово: арест за некромантию, смертный приговор, затем отмена приговора в связи с невероятной полезностью - и вуаля, вся из себя благодарная женщина готова оказывать услуги оккупационной власти. Тем более если речь идет о значимой для нее жизни (Алисы).
Терпение мое кончилось, и я сказала, что скорее поверю в розовых пони, гадящих бабочками, чем в то, что такой человек в подобных обстоятельствах будет благодарен, получив отмену приговора и пожизненный срок вместо расстрела, срывающего ситуацию в совершенный треш и кошмар для оккупантов и кладущего конец всем страданиям и невзгодам. Соавтор задумалась. Пробормотала под нос что-то вроде "да что же все так плохо-то". И продолжила в том же стиле, как и до того.
За этой беседой последовало еще несколько недель манипуляций с вымогательством согласия на вещи, заведомо числимые мной в неприемлемых. Обнаружив, что за четыре месяца результата так и не видно, несмотря на то, что это сомнительное развлечение отнимает у меня уже больше часа ежедневно, а в итоге я имею только испорченное настроение и сниженную работоспособность, я сказала: "Или этот цирк заканчивается сейчас, или показывай текст". И только тогда узнала, что текста нет. Вообще ни одной готовой страницы. За весь потраченный на эти странные взаимодействия отрезок времени. Есть серия черновых набросков, замыслов эпизодов, из-за которых подруга очень-очень хочет историю написать, чтобы собрать их в нечто целое. В связи с чем "бросать ее сейчас, пожалуйста, не надо, а то это будет совершенно ужасно". Проглотив рвущийся наружу мат, я согласилась и с этим: "Пиши, а потом выложи и посмотри на обратную связь. Если тебя устроят отзывы на фрагмент, то продолжай, если нет, то идея была нежизнеспособна, и надо просто признать это и смириться". "Я не умею писать художественные тексты", - возрыдала подруга. На вопрос, зачем же тогда были четыре месяца цирка, вместо ответа я получила новый истерический поток просьб не бросать человека в трудной жизненной ситуации в терновый куст и громкие заявки на желаемую публикацию. Очередного скандала в соцсетях мне все еще не хотелось: предыдущий не успел дотлеть. "Хорошо, - сказала я. - Пиши, я поправлю. Будет похоже на текст, обещаю". И она начала писать. Править пришлось практически каждую фразу, но я старательно делала из полученного сырья художественный стиль, параллельно думая, как, чем и сколько времени потом придется отмывать руки. Провальность затеи - и по качеству написания, и по самой идее сюжета, если это так можно называть - была очевидна. Мне виделась финишная прямая истории и крепкий шанс для пестрого яичка выпасть из гнезда без всякой помощи с моей стороны. Это воодушевляло.
К тому времени я сделала две очень больших глупости, но еще не догадывалась, что уже стала творцом собственной будущей печали. Во-первых, диалоги со мной подруга вставляла в текст без обработки и обрабатывать их приходилось мне. А они были не только с участием героини, принятой за мой клон, но и с участием других героев, заданных подругой, но на тот момент проходных. То есть вообще картонных и никаких - пока я за них не подала хотя бы пару реплик. Второй ошибкой оказался фрагмент с описаниями природ-погод, который я по просьбе подруги писала целиком, "а то она не умеет". Но об этой яме, выкопанной моими же руками, я узнала гораздо позже, чем взялась чистить труды подруги, состоящие в основном из страданий и страхов главной героини по непонятным причинам. Страхи и страдания были разбавлены никак не обработанными логами с другими людьми, обсуждавшими с автором концепцию по ее просьбе. Из этих логов я и делала фрагменты текста первых глав, хоть как-то разбавляющие страдания героини. Подруга-автор в это время только стонала мне в уши и в соцсети на тему "я не знаю, как это обработать". Сильно позже, то ли к дню передачи прав на текст мне, то ли после выкладки последней главы на СамИздате, про эти самые логи автор идеи забыла и принялась утверждать, что все придумано ею лично и никто более не участвовал. И вообще текст был до того, как я подключилась. Оно и понятно - с учетом этого от авторства, если так по-честному считать, остаются даже не рожки и ножки, а вообще невразумительные клочки. И горячее желание найти того, на кого можно спихнуть всю работу, которое за авторство выдать ну очень сложно.
Кроме страхов и страданий, в качестве сырья для текста предлагались очень краткие и не слишком внятные ответы подруги на вопросы об устройстве мира, ею придуманного. Меня это тогда не слишком смутило - перспективы я видела. Но надеялась, что по итогам встречи с обратной связью идея будет признана мертвой, и я разделаюсь со сдуру данным обещанием, о котором уже пять раз успела пожалеть.
Накопив почти полторы сотни страниц, написанных ею под моим руководством почти наполовину (а оставшееся писала я без ее участия), и поняв, что стиль общения остается все тем же, да и здравого смысла в отношении к затее не прибавилось, я напомнила про проверку обратной связью. Для начала, как и договаривались, для узкой группы. И получила от подруги масштабную истерику на неделю с перерывами на сон и еду. Я опущу, с вашего разрешения, все вопли и стоны на тему "боюсь показывать текст". Скажу только, что человеку, имеющему несколько тысяч френдов в ЖЖ и очень посещаемые страницы в Фейсбуке и ВКонтакте, вдруг оказалось некого попросить прочесть сотню страниц. Несмотря на солидные размеры заявленной команды консультантов и якобы длительные - пятнадцать лет - сроки работы над концепцией.
Чтобы довести всю эту дурацкую историю до какого-нибудь конца, я попросила об обратной связи своих друзей. Люди прочли и высказались. Разумеется, негативно. Я, вся в счастье, пересылала обратную связь автору, предчувствуя освобождение и готовясь в ответ на просьбу "не бросать в терновый куст" весело рассказывать, как пройти по всем известному адресу. Но не учла двух своих ошибок, о которых упомянула выше. Мои куски в этом тексте тоже были, и они качественно отличались от фрагментов подруги. И разумеется, это увидели. И спросили: "Когда будет в нормальном качестве?" После этого вопроса я оказалась в очень неприятной распорке. Сказать "никогда" и признаться, что я без предупреждения воспользовалась временем и вниманием людей для того, чтобы выбраться из крайне неудачных обстоятельств, в которые, на внешний взгляд, сама и залезла, конечно, было можно. Но этичность такого поступка даже вопросов не вызывает, это очевидно отрицательная величина. Мы обе были бы одинаково "хороши" в глазах людей, чье время и внимание я попросила. "Когда перепишу", - сказала я. Это чертово яйцо треснуло. Кукушонок вылез и распахнул клюв. Он цеплялся за гнездо и хотел жрать. От идеи слать подругу по всем известному адресу пришлось отказаться.
И я попробовала оценить все, что планировалось предъявить читателям. Список удручал.
Героиня, которая сама виновата в том, что мир вокруг нее рухнул, и она в этом уличена и ждет наказания. Что за героиня? Откуда она такая? Что она сделала со своим миром, почему он рухнул? Ни на один из этих вопросов внятных ответов не было. Образ напоминал плохо сделанную тряпичную куклу, набитую бессвязными страданиями. По обмолвкам, добытым далеко не с первого раза, я поняла, что героиня как-то причастна к концу света, на фоне которого развивается сюжет. Основной внешней приметой было: "Она рыжая и не расчесывается. Никогда". У подруги вообще на этом нехороший пунктик: любой герой, даже проходной, требующий заботы или имеющий на нее право, ходит нечесаным и имеет на голове "сущее воронье гнездо". И магом свою Алису она сделала "по случайности", самым пошлым (не путать с похабщиной) образом: девочка шла, споткнулась, упала, провалилась в другой мир, родник, в котором она вымокла, оказался магическим... Короче, классическая попаданка, пробы ставить некуда, да и незачем. Было задано, что она очень, очень, ОЧЕНЬ плохая - от кончиков волос до пальцев ног вся состоит из дурных намерений - и поэтому все, что с ней делал главный герой, допустимо и правильно. Ее история начиналась с ареста, и другой стартовой ситуации соавтор даже не пыталась себе представить. Жалеть Алису было можно и нужно, а вот мешать истязать ни в коем случае нельзя. Ей надлежало подчиняться главному герою, но выбрыкивать она могла. Впрочем, только затем, чтобы зарабатывать очередные наказания. Выслушав это, я наорала на соавтора первый раз, требуя подумать о читателях. Не помогло.
Хорошие и благородные оккупанты, в том числе перед которыми героиня виновата сама, намеренные спасти мир и людей в нем (а потерянные в процессе "спасения" жизни и культурные ценности - это так, мелочи). Эти инопланетяне-маги-аристократы, шагнувшие на Землю из условий, для коих аналогия с насквозь феодальным семнадцатым веком - комплимент, в первой, уже недоступной для прочтения, версии текста радостно скакали по просторам сюжета в джинсах наравне с последним водителем спецтехники и с воплями восторга хватали в руки огнестрельное оружие, немедленно принимаясь его осваивать.
Имелся и главный герой, суровый и справедливый, намеренный нанести добро и причинить пользу по всей поверхности сюжета, а по героине - двойным слоем. Изначально он был классическим "строгим господином", вот только хлыста в руках и розы на подоконнике на хватало. Вместо них были замашки конкретного диктатора из тех, по которым гаагский суд плачет горькими слезами.
Конец света заявлялся неотменяемым условием, в формате, не выдерживающем не только критики, но и простого вопроса "почему?". В финальной версии текста антураж первых глав очень сильно скорректирован в пользу логики и законов природы. Опустим вопрос цены внесенных изменений для меня, исполнителя.
Описание экологических условий: "вместо фауны там ящеры". Аналог мезозоя ваяла из этого я.
Топонимика: река называется "Река", гора - "Гора", а город - "Город". Названия всей сааланской географии мои, я их собрала из оговорок и намеков соавтора, начав писать то ли девятнадцатую, то ли двадцатую главу. Спасибо и за то, что острова Кэл-Алар и материк Ддайг имели названия.
С именами вышла та же история. Магистра звали Магистр, императора - Император, а секретаря - Секретарь, и так со всеми, исключая отдельных картонных кукол, которым было дозволено иметь имена. Вместо характера, вероятно.
Принцип действия магии - Поток. Заявленный абстрактным сакральным началом. Он якобы ассоциируется с водой - так сложилось. Саалан поклоняются Потоку в форме рукотворных фонтанов и родников, но родник не равен Источнику. Религиозные убеждения поклоняющихся Потоку похожи на ислам до степени смешения. Как сочетается? Не спрашивайте. Все, что вы найдете в тексте кроме этого (если заметите) - мои личные обоснуи. Мной подобранные и обработанные напильником, чтобы история хоть как-то ехала.
Жителей созвездия Саэхен она представила своим консультантам в очень непривлекательном виде. Их выкладки передала мне. Из ее пересказов получалось что-то вроде партийной верхушки СССР времен застоя, а никак не стареющая цивилизация магов, переросшая свое могущество и период экспансии. Они и вышли-то не слишком симпатичными, но были куда хуже. По сравнению с получившимися - более трусливыми, тупыми, ленивыми и жестокими.
После того, как удалось избавить расу ддайг от любимого авторского подхода "больше трэша ради трэша", выяснилось, что получившаяся мерзость сделана из лично мне очень симпатичной серии комиксов о лесных всадниках. После окончания основной работы над текстом автор идеи это подтвердила. Отмыть их до конца не удалось, но хотя бы логику поведения я им вернула.
Ну и апокалипсис, написанный очень широкими мазками, буквально малярным флейцем: паника, беспорядки, беспорядки, паника. Все. Концепция такого героя, как народ, он же обычные жители, мирные и не очень, в представлениях автора вообще отсутствовала.
Еще имелся короткий список имен героев, без пояснений, кто на ком стоял и кто кому кем приходится. И скудные, нелогичные и противоречивые описания мира пришельцев-магов. А также мучительное непонимание автора всей этой красоты, почему же ее героиня никак не хочет жить в таких замечательных условиях и острое желание сделать - мной как инструментом - так, чтобы все было, как ей надо, и чтобы ей самой для этого делать ничего не пришлось. Поперек здравого смысла и логики (на то и фантастика, пардон, фэнтези). А заодно и этики (на то и дружба, а вы как думали).
Над остальным опустим завесу милосердия. В конце концов, этого в тексте уже нет. После того, как упомянутое и подобное было вычищено, поле оказалось белым. Все целиком. Включая природу магии. И мне пришлось его заполнять какими-то обоснованиями. Сааланцам еще повезло: книги по кельтике на моих полках стояли ближе прочих, из них я и собрала культуру пришельцев. Сложись иначе, они могли и индусами стать.
Дальше было скучно и нудно. Но не долго. Проматерившись и начав все с нуля, я обнаружила, что плана текста нет, его надо составлять. Не подруге, конечно, надо. Она только руками разводила и в ответ на вопросы выдавала в основном жалобы на ужасную жизнь и скорый неизбежный финал. Они меня уже не трогали. К тому моменту я хотела одного: быстро развязаться с обещанием. И еще надеялась, что автор исходной идеи включится в работу. Однако шевелилась она только на пинковой тяге. Схемы взаимоотношений героев и их бэкграунд я тоже получала только по пинку и в объеме "мышкины слезы". Вместо сюжета были эмоции девочки, которой так и надо и которая во всем виновата. И кары небесные в лице главного героя за все ее провинности.
Во время написания первых глав книги мне пришлось очень много и громко ругаться на идеи соавтора в ключе "воруй, убивай, что-то там про гусей, апокалипсис все спишет". Отчасти это понятно. Цикл "Метро" - написанный, кстати, вообще о другом городе - у всех застрял в зубах. Мне не раз приносили вопрос "а где у вас <вписать привычный треш>, если вы пишете апокалипсис в городе?". Ссылались и на "Фоллаут" с примерно тем же кругом задач. Да, в книгах и сеттингах такого содержания через раз герои ходят немытые месяцами и при случае могут закусить человечиной. Но на территориях, о которых в книге идет речь, этот тип апокалипсиса уже был. Живьем. В сороковые годы прошлого века. И отношение к вопросу вместе с техникой безопасности врожденное у потомков всех переживших блокаду и оккупацию. Тут в среднем больше людей, чем в городах с другим прошлым, умеют хорошо вымыться литром воды, надежно вытравливать вшей и мыть посуду дочиста даже при полном отсутствии сил и времени. И не прощать подлостей. И именно эти люди, следуя элементарной бытовой логике, остались бы в городе, случись страшное. Потому что кто-то должен, а они умеют. И это до сих пор не то чтобы красной нитью, скорее незаметной вуалью, но проходит через жизнь среднего горожанина здесь. Подруга, как и я, родилась и выросла в этом самом городе. Но у нее идея "апокалипсис все спишет" почему-то не вызвала никакого естественного протеста. В отличие не только от меня, а еще и от ряда первых читателей, которые плюнули и ушли, увидев такой подход. Соавтор эти идеи не просто выдвигала, а еще требовала, чтобы я согласилась с нормальностью сказанного. Я формально соглашалась, писала в сюжет все неизбежно следующее из выдвинутого - и получала истерику с воплями на несколько часов о том, что так нельзя и надо срочно сделать все хорошо, мир-дружбу и чтобы все всех любили. В обстановке вот этого самого апокалипсиса, который все спишет. После всего, что уже между героями было, между прочим, по воле именно инициатора истерики.
Понятно, что при таком подходе шансов определиться с позицией в созданной ситуации у нее не было. Зато была уйма причин, позволяющих без перерыва писать мне сообщения ВКонтакте и долбиться в мой телефон самое меньшее по три часа кряду каждый день, поперек всех моих планов и невзирая на мои "я занята" и "отстань". В ответ я слышала "я только сказать", "я на две минуточки", "у меня только один вопрос" - и после этого из трубки неслось и летело. И каждый раз продолжалось до получения ответа. Даже осознание, что вместе с ответом (а потом и вместо ответа) будет порция крайне неприятной обратной связи, не останавливало. Как все это воспримут читатели, "автора" не интересовало. Интересовало продавить свое. Зверя обоснуя она даже на картинке не видела никогда, поэтому на каждое мое "это так не работает" следовал ответ: "Ну придумай что-нибудь, чтобы было так!" То, что она предлагала вместо объяснений, не назвать иначе, чем "отмазки".
Эту незатейливость я сперва списывала на занятость и скверное самочувствие подруги, потом стало не до размышлений о причинах. Понять степень незамутненности и выделить ее из всей остальной каши я смогла только приняв решение о прекращении совместной работы. И то в основном не по полученным данным, а по количеству и размеру лакун, оставшихся незаполненными. Ну да, каждый творец так или иначе отображается в созданном мире. Я облагородила полученное, как могла, но "как могла" тут ключевое. Чтобы "помочь подруге с текстом", мне пришлось создать все, чего в этом тексте не было. Не было почти ничего, на имевшееся без слез взглянуть не получалось. При этом постоянно заявлялось, что концепция условий, в которых развивается сюжет, разрабатывается лет пятнадцать с командой консультантов впечатляющих размеров.
Фактически, мне пришлось сделать из предоставленного весьма условно годного материала минимально читаемый текст и минимально логичный сюжет - а предоставлен был, напомню, только пакет отрывков, построенных вокруг переживаний героини, не имеющей ни истории, ни личности. Я в этом виде получала все или почти все вводные. Исключение составляли, пожалуй, только некоторые фрагменты личных историй героев, но соединялись они между собой в этом же стиле. Не было ни прошлого героев, ни их отношений между собой, ни характеров, ни мотивов поступков. Фантастические допущения тоже вводились "от балды" и без "неважных деталей". Утрясать все это пришлось мне, причем уже начав писать. Конечно, с руганью и тратой времени на обоснования, которым подруга упорно сопротивлялась, проталкивая идею принуждения ради принуждения. Указав ей на то, что точка, обозначенная как стартовая, уходит аж в четвертую главу, а до нее по плану значится длинный ряд событий, я пока еще культурно попросила включить мозг и начать делать хоть что-нибудь, если я тут по локти в ее проекте, когда этого не планировала. Подруга сперва делала в основном несчастные глазки. Но довольно скоро начала приносить куски текста, и даже годного - правда, слегка менявшего план и сдвигающего акцент в пользу нового героя, очень живого и интересного: в сюжете появился образованный и думающий коллаборационист, наконец-то сформировавший линию конфликта. Я было обрадовалась - и меня ждал большой облом.
Довольно быстро выяснилось, что принесенные фрагменты писала не подруга. Они были написаны другим человеком, вовсе не планировавшим соавторства со мной. Ну как - "выяснилось". Было признано. Так легко, как будто я сама и так это знала. Я сомневалась и раньше, но услышав имя реального автора фрагментов, напряглась дополнительно, поскольку этого человека не рвалась видеть даже в круге общения, не то что в совместном проекте. Узнав, чей текст вижу, я сразу предупредила подругу, чем это кончится. Потом еще и еще раз. Она убеждала меня, что все под контролем и все обойдется, и слала новые и новые куски. Я морщилась, но писала свои фрагменты для связи присланного и монтировала принесенное в текст: не я же тут автор, я так, помочь пришла. А автор знает, что делает - по собственным ее утверждениям.
Разумеется, не обошлось. Странице так к четырехсотой этот другой человек захотела, наконец, знать, какого черта. Моей очередной печалью стало то, что спросили об этом меня, а не автора идеи (и неаппетитной ситуации заодно).
В общем, приглашенная подругой по секрету от меня дама потребовала от меня участия в переговорах на троих. Свое требование она передала через пригласившую. Я ничуть не удивилась и, по опыту предыдущего общения с оной приглашенной представив перспективы этой беседы, предложила просто удалить из текста все куски, написанные этой третьей, и переписать все заново, хотя понимала, что для сюжета это может стать фатальным решением. Но слушать меня подруга не стала. Стеная, что не готова выбирать между мной и этой третьей, она два вечера потоком нервных сообщений в мессенджер и соцсети выбивала у меня согласие на разговор, который лично мне ни с какой приплатой не был нужен. Поток ее сообщений оказался в два раза плотнее моего обычного рабочего (читать - работать не получалось, заткнуть ее не удавалось), и я признала, что дешевле будет согласиться. Вестимо, оказалось дороже. Как и всегда.
Еще два вечера ушли на переговоры. Начались они с того, что ответственность за поведение подруги по отношению к третьей приглашенной участнице эта самая третья уверенно передала мне явочным порядком. На том простом основании, что с автором исходной идеи, а заодно и всей некрасивой ситуации, сама она договориться не в силах. Повторю, что эту третью я не планировала видеть ни в круге постоянного общения, ни даже случайно - в том числе потому, что меня ничуть не удивил заход оной дамы с открытым вручением мне ответственности за взрослого и дееспособного человека, за моей спиной у нее на глазах уже создавшего этот клубок проблем. Остальные причины для излагаемой истории не значимы, отмечу просто, что их больше трех.
В результате двух дней задушевных бесед ситуация пришла к виду, предложенному мной изначально. Опустим шикарный заход третьей дамы с предложением выставить исходного автора из проекта и писать вдвоем - ну а что? Пишу-то я прилично, с ее точки зрения. Опустим и остальные заявки, того же уровня незамутненности. Финальным аккордом было требование признать ее, третью, равноправным автором текста. Напомню, что даже с ее кусками, принесенными подругой, моих было в среднем шесть-семь страниц из каждых десяти. Удивилась ли я? Разве что тому, что не прозвучало пожелание признать ее ведущим автором. Судя по предыдущему опыту, можно было ждать и такого поворота.
В итоге этих изначально не нужных мне переговоров весь имевшийся на тот момент текст, разумеется, ушел в мусорное ведро. И был переписан. Мной. С одновременной правкой предсказуемо перекошенного сюжета. Героя, созданного третьим соавтором, после выяснения отношений по поводу авторства, заменил другой персонаж, созданный мной в процессе переработки текста. Линию конфликта пришлось собирать из документальных свидетельств, которых по сети полно, и меня не порадовала необходимость в них рыться. Но это не помешало порыву оной третьей не только обнародовать свою точку зрения на историю, но и поднять свой пост в фейсбуке пару раз, чтобы никто точно не забыл. По итогам публикации этого послесловия я не удивлюсь и еще одной итерации. И по-своему дама, наверное, вправе. Но ее идея назначить меня ответственной за действия другого человека мне кажется так себе ходом. Даже безотносительно моего в этом участия.
Переписать пять готовых глав объемом от ста до двухсот килобайт, меняя сюжет и героев на ходу, задача непростая. Я заметила, что не справляюсь с матчастью - времени гуглить не осталось. Пришлось просить консультаций, тратя еще больше времени на ненужный мне изначально чужой проект. Моя собственная заинтересованность в нем продолжала таять. Кукушонок принялся выкидывать из гнезда все, что не было им. Первым вылетел из планов мой собственный художественный текст, моя любимая игрушка, которой я отдавала меньше времени, чем проекту подруги, а удовольствия получала больше. У этого текста были свои читатели, перед ними мне до сих пор неловко. За художественным текстом в заморозку пошли рабочие проекты. Кукушонок рос и хотел еды и места. Времени на рукоделие и концерты тоже не осталось. Что делала подруга, желающая быть автором изданной книги? Рассказывала мне, как мучительно ей было выбирать между мной и приглашенной ею третьей, покинувшей проект, и как до последнего разговора она считала нас обеих мамами. И как она выбирала меня в эпической битве "слон против кита", которую сама же и организовала.
В возрасте после двадцати люди обычно в курсе, как такие ситуации называются и как в них себя вести. Я поступила, как и следовало: начала добиваться большей публичности. И потребовала размещения имеющегося текста на СамИздате. Целей у этого хода было несколько. Первая - усложнить подруге задачу тратить мое время и нервы на себя под видом работы над ее текстом, который оказался моей обязанностью, хотя мне он как был не интересен и не нужен, так и остался. Вторая - получить обратную связь на текст. И не обязательно похвалу или поддержку. Мне нужно было другое: дать автору идеи ощущение присутствия некоего внешнего свидетеля ее поведения, пусть даже и оставив ей право на анонимность. Третья - хоть как-то прикрыться от скандала, закономерно образовавшегося после того, как третья участница покинула проект и обнародовала свою версию событий.
По итогам скандала, участие в котором мне навязали вместе с ответственностью за организатора всей этой неопрятной разборки, я сказала подруге, что подобное поведение дружеским счесть никак не могу. И авторским по отношению к тексту тоже. И впервые услышала "ну я же тебя люблю". За подобную заявку в таком контексте следует немедля бить, куда придется. А затем бежать как можно дальше. Но было безнадежно поздно делать и то и другое. Текст уже собрал аудиторию.
Проплевавшись, я принялась заниматься им всерьез - то есть с полной включенностью - и обнаружила, что главная героиня существует только для того, чтобы медленно умирать под грузом вины, а сюжет изначально несостоятелен. Изложенный автором концепции, он не стал бы текстом, это невозможно было читать, пока ей не удалось втащить в это меня. Но поскольку хотя бы на узкий круг отрывки уже публиковались, и этот узкий круг состоял из людей, приглашенных мной и ждущих результата в нормальном качестве, вариантов не было: пришлось браться и делать из предложенного материала что-то удобочитаемое. Проект повис на мне, разбираться с его жизнеспособностью пришлось тоже мне. Это и есть вынужденная сделка.
В этой точке развития событий я поняла, что мои приснопамятные работодатели были еще деточки, несмотря на возраст, опыт и, казалось бы, более серьезные возможности. Подруга оказалась куда круче с точки зрения взять чужое, выдать за свое и бесплатно покататься на чужой спине. Выхода, спланированного мной изначально, у меня больше не было. Остался всего один путь: написать и выложить читаемый текст. И выполнять это предстояло с балластом в виде подруги, ничего не намеренной делать для своей же задумки, зато уже устроившей нежданчик суммарно на неделю дурных разборок и пару месяцев лишней работы, и вряд ли последний.
После того, как перспектива переписывания первых пяти глав стала реальностью, я подняла все накопившиеся вопросы и натыкала автору пальцем во все противоречия. И потребовала равного участия. Не "я тебе пачку логов и нечитаемых обрывков, а ты мне нормальный текст из предложенного материала и еще ряд фрагментов для связи этой чуши во что-то логичное", а "страница твоя, страница моя, с моим качеством и в моем темпе". А заодно и более публичной выкладки. И даже получила согласие, но фактическое положение дел не изменилось: я по-прежнему делала преобладающую часть работы, а ресурс для публикации найден не был.
Закончив с первыми пятью главами, я сцепила зубы и прилежно расписала все предложенные подругой раньше сюжетные ходы. Весело ей почему-то не стало, хотя в обсуждениях эти самые сюжетные ходы она заявляла смешными и забавными. В некий момент она даже предложила переписать все заново. Но я не подписывалась быть ей доктором или духовником. И вообще считаю, что все, что случается со взрослым дееспособным человеком при встрече с последствиями выборов и поступков, дело только самого человека. Ну, может быть, еще его психотерапевта. Текст получился таким, каким выложен, только потому, что весь неаккуратный ворох своих токсичных фантазий она не просто вручила мне, но еще и взяла с меня обязательства развивать сюжет именно в этих условиях. И уж если увернуться от участия мне не удалось, я была намерена хотя бы привести повествование в соответствие с логикой и культурными реалиями. В меру своих возможностей, разумеется. Повторю: случись мне писать эту книгу с самого начала самостоятельно, текст был бы другим. Вероятно, более увлекательным и легким эмоционально. И определенно гораздо короче. Весь ворох деталей, ни одну из которых невозможно выкинуть, задан первичными идеями, которые я обязалась сохранить.
После завершения и выкладки в блог первых десяти глав путаница, созданная роялями, вывезенными из кустов и окончательно закупорившими сюжет, потребовала развития действия. Событие, логично и неизбежно вытекающее из всей суммы введенных в сюжет подпорок, приводило автора идеи в оторопь и шок, и ее истерики становились еще более бурными. Поведение подруги, изначально попросившей "небольшой помощи" становилось все более показательным и менее дружественным. Чем больше появлялось подробностей тех самых сюжетных ходов, на которых она настаивала изначально, тем меньше она была готова их осмыслять. Наконец, она предложила перерыв на несколько месяцев, чтобы она "смогла собраться с мыслями и работать лучше".
Эта идея меня совсем не порадовала. Убив год на этот БДСМ по переписке даже без права на стоп-слово, получив на руки результаты явления третьей участницы проекта и полностью переделав кусок текста, которого хватило бы на короткий роман, я ощущала неиллюзорную тошноту и от сюжета, и от героев, и от подруги, все еще уверенной, что она равноправный соавтор. Понимая, что у любой силы воли и дисциплинированности есть предел, я хотела как можно быстрее закончить работу. Я сказала, что нет уж, пишем по имеющемуся плану и менять ничего не будем, тратить на это все еще один год жизни я не собираюсь. И продолжила писать. И конечно, требовать равного участия автора идеи - поскольку инициатор вовсе не я. А она в основном не участвовала, а наблюдала. К сожалению, не молча. И сперва даже попыталась включиться, но хватило ее только на неполных пять недель. А потом начался полноформатный саботаж.
Для начала она попыталась вместо участия ссылаться на консультантов и длительность работы с идеей текста - пятнадцать лет, не шутки. Пять раз можно было закончить и издать книгу. Потом принялась оправдывать нелепицы тем, что читала много плохих книг и не знает, как иначе. Затем саботаж приобрел вид еще одной оптовой партии роялей, вывозимых из кустов в ответ на мои вопросы "почему так?" и "как ты собираешься объяснять это?". То есть в ответ на каждое "почему" после длительной торговли она предъявляла внезапно "всегда бывшее" обстоятельство, про которое она "не понимала, что оно имеет значение". Затем пошла в ход следующая тактика: "Это сделал не герой, тот герой хороший, а сделал это другой герой, сейчас я тебе его придумаю". Придумывала в итоге тоже не она.
Так было не только с Алисой, с главным героем тоже. Пока не выяснилось, что - как и в жизни - грамотно построенная линия противодействия насилию заводит насильника в тупик, из которого выхода нет. И тогда в соавтору пришла дивная мысль разделить диктатора, самодура и главного героя на трех отдельных персонажей. Так она поступила не однажды. К части героев, введенных соавтором изначально, присоединились другие, понадобившиеся как ответ на неудобные вопросы. Первые десять глав автор исходной идеи придерживалась убеждения, что очередной рояль, вывезенный из кустов, спасет сюжет, а заодно лицо чем-то ценного ей главного героя и ее убеждения. Номер не проходил раз за разом. Текст пришлось публиковать в имевшемся виде в блоге, собирать негативные отзывы и предъявлять, чтобы дошло. Помогло не сильно, но я хотя бы получила право задавать вопросы по логике развития героев и содержанию фантастических допущений. На новых условиях: моя "помощь" теперь заключалась в том, что весь текст, кроме линии Алисы, пишу я. Но с линией Алисы тоже вышло не так просто. Внешность ей создавала я. Соавтор, стеная и вопя "я не умею описывать внешность" вынудила меня это делать. О прошлом Алисы соавтора расспрашивала я. Обоснования поступкам и выборам героини дала тоже я. По ее требованию. Что в этом месте соавтор попыталась сложить всю ответственность за ход сюжета на придуманную ею же девочку, вспомнив про свободу воли героя, вы уже догадались, да?
Ладно, пусть она живая и самостоятельная, допустим. Хочется все же побыть автором и написать самостоятельно хотя бы одну линию, предположим. Но непонятно, зачем все время навязывать герою, своевольному отморозку, свою личную жизненную линию, линию безвольного труса, не способного не то что ответить за поступок, но даже совершить его? Я спросила. "Не хватает фантазии", - был мне ответ. "Вообразить не могу", - посетовала соавтор. "Фантазии не хватало" до самого конца участия соавтора. Я настаивала. Я просила подумать, как технически это возможно, если умный и здравый человек соблюдает необходимые меры предосторожности, делая явно неодобряемые властью вещи, зарабатывая при этом симпатию сограждан. Соавтор таращила глаза и страдала. Вопрос оказался неразрешимым для нее. Конечно, человек, способный сделать интеллектуальное усилие, ответ нашел бы за несколько минут, но это же рефлексия, это ведь так тяжело. Истерика же гораздо проще. А подруга в моем лице что-нибудь придумает, если не отказалась помочь. И причинно-следственные связи пришлось придумывать тоже мне.
А саботаж продолжался и становился все агрессивнее: подруга начала забалтывать рабочее взаимодействие рассказами о себе, о неурядицах с мужем, о детях и их школьных проблемах, о коллизиях со свекровью и далее вплоть до ассортимента в ближайшем магазине, лишь бы не о тексте. Любая попытка вернуть ее к теме вызывала у нее неукротимую истерику - в почту, в чат соцсети, в мессенджер, в телефон, далее везде. Бесполезно было даже отходить от компьютера, поскольку функции СМС никто не отменял и мой телефон разрывало от серии ее сообщений. На некоторое время помогали угрозы бросить текст и блокировать ее аккаунты и номера, но устойчивого результата не давало даже это. Более того, в определенный момент я потребовала оценивать мое время, потраченное на ее истерики, и отнятое от работы над ее же текстом, в деньгах. И потребовала посчитать сумму, в которую мне обошлась конкретная последняя истерика. Расчет был простой: до этого случая мне еще не встречались люди, которые после такого требования не прервали бы общение, возмутившись меркантильностью, враждебным отношением и - главное - размерами суммы. Я предполагала именно подобную реакцию и уже готовилась извиняться перед читателями за брошенный проект. Но чего я не ждала, так это продолжения истерик с расширением программы и обещанием заплатить потом, поскольку сейчас денег нет. А особенно я не ждала после этого заявления: "Я хочу, чтобы эта история была написана". Ну так пиши! - сказала я. "Я не могу", - ответила мне подруга и автор. "Я хочу, - сказала она, - чтобы написала ты". Разговор повторился раз сорок, пока я не поняла, что линия Алисы - тоже моя задача.
Этот ход мне кажется этически очень не рядовым, даже коллекционным. Особая извращенная логика в нем есть: если цена определена, отчего бы не взять услугу в кредит. Только для этого нужно начисто забыть, что услуга вообще-то была изначально другого характера и дружеская, и обещана была помощь по тексту, а не я сама в качестве помойного ведра для чужих излияний. Но вовлеченной в борьбу с реалиями ею же заказанного текста даме было не до дружбы. Она пыталась сохранить свою картину мира, помещенную в сюжет. До работы ли тут, ясное дело. И как же без истерик.
Пока мы так ходили по кругу, я регулярно требовала закрытия блога и выкладок на публику. И наконец получила согласие. Ровно через два года после того, как вопрос про текст, с которым надо "немного помочь", впервые возник. Начальные четыре главы и предисловие в первой версии были выложены в один и тот же день - эту работу подруга взяла на себя. Не то чтобы мне было совсем все равно, но критично оказалось сделать быстро. Тогда я все еще надеялась на срыв проекта со скандалом и свободу - пусть и ценой очередного пятна на репутации. Позже я пожалела об этом не раз, но ей очень хотелось сохранить причастность, а предел устойчивости к выносу мозга есть у всех людей, я тоже сделана не из железа - в общем, я согласилась. На основе чего и дала возможность продолжать истерики мне в почту, соцсети и телефон. Ну, она и продолжала, пока я не решила прервать процесс работы над проектом, несмотря на ожидания читателей и мои обещания дописать и выложить книгу. По моим подсчетам, на тот момент у меня уже ушло около трех тысяч часов на этот позорный цирк. Из них на работу над текстом, не считая вычитки, я потратила часов двести пятьдесят, не больше. Я сказала об этом подруге и заявила, что меня такое положение дел категорически не устраивает. И именно тогда она назвала свой проект "литературной игрой". Но не стала пересматривать поведение. И чем меньше ее участия вкладывалось в результат, и чем меньше ей нравилось то, что получается из ее же собственных идей, тем чаще звучало это определение. Она назвала и цель. Формулировка была довольно стандартной: отреагировать эмоции в безопасной обстановке. Герои и сюжет, как выяснилось, были вторичны и менее важны. Вот только к этому разговору десять глав уже были не только написаны, но и выложены на СамИздат.
Через несколько недель после выкладки десятой главы я подсчитала соотношения затрат и результатов, и вышло, что за в среднем четыре часа общения с соавтором в день собственно работы с текстом получается около четверти часа, при этом я пишу девяносто восемь процентов текста (шестьдесят три страницы из каждый шестидесяти пяти, составляющих главу). И во время работы над тринадцатой главой я сказала об этом подруге-соавтору. И заявила, что продолжать это не намерена и прерву работу над текстом с публичным объявлением причин, если она не прекратит тратить мое время. Она не прекратила, и я заявила о выходе из проекта. Случилось это, когда на СамИздате была выложена двадцатая глава. А реализовать свое решение я смогла только после публикации двадцать второй главы. Не потому, что не пыталась, а потому, что потребовалось несколько десятков повторений сообщения в ключе "это неприемлемо и кончится разрывом отношений и моим выходом из проекта", чтобы после объявления решения оно было услышано и принято. Я ждала крупный скандал, выглядеть в котором пристойно у меня не было ни одного шанса, но надеялась, что по крайней мере часть обратной связи придет и соавтору. Ей бы хватило - безответственные люди вообще плохо переносят встречу с последствиями своих поступков.
Фантастика и фэнтези отличаются от бреда и вранья достоверными подробностями вымышленных миров. Для того, чтобы дать их тексту, автор идеи не сделала ничего. Вообще ничего. Смутило ли ее то, что ее собственной работы в составлении канвы сюжета едва пятая часть? Ничуть. Ее и одна двадцать пятая не смущала, когда она заявляла равноправное соавторство.
К сожалению, текст все это время писался и сюжет двигался. На мое не самое большое счастье, у "Детей серого ветра" нашелся защитник, который предложил себя в посредники между мной и соавтором. Сперва я отказалась: мне уже хватило и этого текста, и этого общения. Но через двое суток после этого я имела разговор с другим человеком, чье мнение для меня очень значимо. То, что он читает текст, для меня стало сюрпризом, а его вопрос "когда следующая глава?" указал мне на то, что точка невозврата уже пройдена и придется дописывать. Потому что обязательств перед читателями, которых я сама и пригласила, никто не отменял, даже если они уже составляют меньшую часть аудитории книги. Потому что другие читатели видят в тексте не только то, что подруга вымогала у меня. Я написала посреднику и приняла предложение. Автор исходной идеи страдала, сетовала и заявляла свою готовность на все, даже быть брошенной в терновый куст, лишь бы текст был дописан. Посредника этот вариант тоже устраивал, а я - сама влезла и сама виновата. Идея выложить первую часть романа на Ридеро почти без вычитки принадлежит как раз посреднику, я считала, что для моих целей и СамИздата вполне достаточно. Посредник - человек более опытный, я предпочла поверить. Доверие стоило мне еще шести месяцев на вычитку, поскольку платный контент выкладывать с опечатками и фактическими небрежностями я не считаю возможным. Пароль от аккаунта на Ридеро я при этом в глаза не видела и не хотела. Единственной своей выгодой я уже тогда считала возможность закончить книгу и вернуть себе свободу распоряжаться собственным временем. Напомню, что в данном конкретном случае я не доктор и не духовник, хотя не раз и не два сказала и о необходимости терапии, и о перспективах подобного поведения прежде, чем потребовать юридической передачи прав на текст и разорвать отношения.
После недели переговоров автор исходной идеи согласилась передать мне права на уже существующий текст и не иметь претензий по поводу еще не дописанной части книги. Весь процесс передачи прав занял еще месяц времени и бог весть сколько нервов, моих и посредника. Я не буду расписывать детали. Так или иначе документы я получила. На странице текста на СамИздате под названием "Предисловие ко второй книге" появилось открытое письмо соавтора читателям. После его публикации я получила пароль от аккаунта на СИ, передала его посреднику и продолжила работу сольно, планируя связываться через посредника с бывшей подругой, чтобы уточнить детали и подробности, которых все еще остро не хватало. Но вышло наоборот: это она упорно пыталась связаться со мной и донести мне какие-то свои пожелания к сюжету и поведению героев. Посредник продержался три месяца. Два с половиной, точнее. Получив себе в мессенджеры и соцсети всю активность бывшего соавтора, падавшую на меня на протяжении процесса, он пришел ко мне и сказал: "К чертям собачьим, удаляем текст и заканчиваем этот цирк". Тот самый текст, который человек пришел спасать всего-то два месяца назад и якобы достойный платной выкладки. Тот самый цирк, который для меня к этому времени продолжался уже два с лишним года. Этого хватило, чтобы человек повторно влетел на операционный стол через всего полгода после этих событий. Обо мне промолчим: горе побежденным и все такое.
Вообще, от таких неприятностей спасают два простых правила. Первое: прыгая спасать гибнущий интересный проект, стоит посмотреть, а все ли факторы, ставшие причинами его гибели, уже отработали. Второе: никакой конструктив не растет сам по себе, это всегда чья-то работа, и когда некто решает спасать гибнущий конструктив, он, вполне возможно, принуждает оставаться в очень скверных условиях того, чьими усилиями все держалось, пока не рухнуло. Поступок не самый этически удачный в любом случае. Не говоря уже о безопасности. Но это для посредников и прочих вовлекшихся. А мне пришлось волочь эту лямку до завершения работы с текстом, включая вычитку и прочие технические детали.
Самой неприятной частью этих деталей стал вопрос о карте мира. Весь текст до двадцать пятой главы писался вслепую, силой моего воображения. Хотя вопрос о карте я подняла еще до первых выкладок. Карта была обещана - "давно есть, надо только найти" - еще до публикация в блоге. Потом еще раз обещана. Потом опять. Потом снова. И я перестала спрашивать. Главе так к пятнадцатой мне в почту упали какие-то план-схемы зданий и некий файл, содержащий... Это больше всего напоминало Швамбранию Кассиля. Вот только Швамбрания рисовалась с коренного зуба, а моделью для этой карты, вероятнее всего, стал краб, погибший под копытом или колесом. Никакие другие географические объекты на той карте не значились. При этом заявлялось, что идея мира существует и якобы разрабатывается пятнадцать лет...
Я и сама не гений кисти и карандаша. Но за пятнадцать лет взрослому человеку, обдумывающему мир и сюжет своей сказки, учебник географии можно хоть раз взять в руки. Или открыть в браузере. И сообразить, что континентов, похожих на раздавленного краба, не бывает, за пятнадцать лет тоже вполне реально. Скажу больше: нет ничего сложного в том, чтобы догадаться, что если ты рисуешь гористый континент величиной в лучшем случае с Австралию, то где-то за пределами нарисованной тобой карты должна быть Гондвана или Пангея. И если уж ты придумываешь к этой псевдо-Австралии "заморские земли", то нарисовать их, опираясь на эту идею, ну хотя бы ручкой по бумаге, было бы можно. Хотя бы затем, чтобы понимать, какое время года в оных новых землях на момент событий сюжета, а то вдруг они в другом полушарии, где осень, когда в основной локации весна. Но нет. Не сбылось. Значительно позже, когда уже встал вопрос о моем выходе из проекта, я получила еще один файл - фото детского песчаного замка с пометками в фотошопе, под видом карты столицы. С примерно той же степенью применимости.
Отчаявшись получить карту, я положилась на свое воображение и общие знания по географии и топографии. Мой запас чуть больше, чем дают в средней школе, шансы справиться были. Я бы, наверное, так и закончила текст, ни разу не видя карты мира Саалан, но под самый финал, после выкладки двадцать четвертой главы, героическая читательница текста написала в группу "Дети серого ветра" письмо с предложением сделать карту нормально. В ночи мне упало в почту письмо от экс-соавтора, содержащее переписку по этому вопросу. С предложением дать какой-нибудь ответ. Это ничего, что я русским языком написала пять раз за предыдущий месяц слова "не хочу продолжать общение". Письмо было предварено извинениями, значит, ничего страшного.
Я вздохнула, махнула корвалольчику и пошла общаться с посредником. Случилось это дней за десять до выкладки двадцать пятой главы. Сложив степень готовности текста и все, что про наличие карты уже здесь сказано, мы с посредником согласовали письмо к моему дивному соавтору. Ей было предложено выложить публично в открытой группе имеющиеся варианты карты в течение суток. В случае, если выкладки не будет, считается, что никакой карты и не было, и рисовалась она после передачи авторских прав по имеющемуся тексту. По итогам этой переписки соавтор прислала ту самую "карту материка" (даже без главных городов), с датой создания файла "пятое декабря шестнадцатого года". То есть через год после начала нашей с ней совместной работы над текстом. Утверждалось при этом, что карта существует несколько лет.
В итоге делать карту по имеющемуся тексту взялась читательница. И, глянув на присланный посредником исходник от соавтора, начала процесс с расположения материковых плит, и результат совместной шестимесячной работы ее и художника вы сможете увидеть в иллюстрациях. Приверженец позитивного мышления мог бы сказать, что если случайно я потеряю зрение, у меня есть очень большие шансы сохранить самостоятельность, судя по этой истории. Но я не сторонница позитивизма. Нет, это не значит, что кто угодно сможет внятно написать передвижение героев по местности без карты оной местности. Особенно в такой обстановке. Это значит, что лично меня на это хватило, хотя я бы предпочла задать своему воображению какую-нибудь другую работу. Хотя бы потому, что не видя карту, трудно понять, в которой из локаций какой сезон года и эту часть правок пришлось вносить уже во время финальных вычиток.
В ситуации, подобные такому соавторству, лучше вообще не попадать, а попав, бросать проект и выходить со скандалом, невзирая на репутационные потери. Так что я не требую повторения подобных трюков от других, но не постигаю, как можно было за пятнадцать лет якобы работы с якобы концептом не иметь карты мира и карт основных городов и территорий, где происходит действие. Я не говорю про Средиземье, но есть же карта и у Нарнии. И причины-то понятны. Но "понять" не значит "согласиться".
С вычиткой тоже получилось длинно и грустно. Лично я не представляю, как можно писать для приличного издания (совсем не женского глянца), а заодно и для крупного портала (с отнюдь не развлекательной тематикой), путая "не" и "ни", "-ться" и "-тся", "е" и "и" в корнях и окончаниях, теряя подлежащие и сказуемые, логические линии и куски сюжета и допуская повторы слов по три-четыре на абзац. Видимо, можно. Видимо, там терпят. Моя замечательная соавтор до сих пор продолжает кивать на какие-то мифические нормы, допускающие одну ошибку на каждые двадцать слов. Я, со своей стороны, придерживаюсь тезиса Раневской, говорившей: "Ошибка в письме - как клоп на белой блузке". Мы с соавтором не договорились. Еще до того, как текст был первый раз выложен и мы работали над черновиками в четыре руки, я материлась, стирала к чертовой матери написанный ею абзац в гуглодоке и требовала правок... Ничего не помогало. Примерно к седьмой главе руки у меня опустились, и я отчаялась выгрести из текста все ошибки и опечатки соавтора. Наорав на нее очередной раз, я услышала: "Я потом найму корректора". Вообще, судя по тому, с каким размахом она тратила мое время и собиралась нанимать художника, корректора и еще кого-то, можно было предположить, что у дамы где-то заначен небольшой свечной заводик. И гуталиновая фабрика. И цех по производству семечек заодно. Только она экономит на какие-то будущие времена. Я ей не особенно верила про корректора, но отмазка вышла годная, мне пришлось замолчать.
Потом глаз у меня замылился. Текст чистили читатели. Четыре человека по очереди предложили мне помощь еще на этапе выкладки текста в блог. И она была неоценимой. Когда текст выложили на СамИздат, у него появились еще читатели, не травмированные первой версией и более доброжелательные. Одна из них предложила вычитывать текст перед выкладкой. Я согласилась с очень большой радостью, предположив, что корректор когда еще будет, если будет вообще, а позорище на открытом ресурсе лежит уже сейчас. И соавтор все еще производит ошибки и опечатки в объемах, превышающих возможности выгрести их в одну пару глаз. Добрый дух еще раз вычистила текст - насколько смогла. После текст чистили еще дважды, но корректора, не говоря уже про редактора, как не было, так и не нашлось. Нашелся доброволец, оказавший мне волонтерскую помощь с корректурой и редактурой. Ни один профессиональный корректор текст так и не видел. Поэтому если какие-то огрехи все же остались - извините, пожалуйста. Мы пытались с крупными проблемами разобраться. Соавтор в этом помочь никак не могла, она способна разве что добавить сложностей.
Об этике соавтора за пределами текста говорить можно много и разного, вряд ли хорошего. Объемы вреда, нанесенного "дружеской" рукой моим планам, достаточны для того, чтобы гарантированно обрушить работу небольшого, человек на пять-семь, проекта. Это не мешает бывшей подруге до сих пор периодически писать мне письма и слать смс с признаниями в любви и сообщениями, как она на меня сердится, продолжая при этом любить, и как удивляется этой двойственности. Объяснить природу этой любви чем-то, кроме гастрономического интереса, я не могу. Мои эмоции за четыре с половиной года ей не были интересны ни одной минуты.
Самой сложной для меня борьбой во время работы над первыми десятью главами стало донесение до сознания экс-подруги возражений против концентрации человеческой мерзости, которая была и остается естественной для нее. До дня публикации первой версии она продвигала мне это как норму и настаивала на формулировках и деталях сюжета,к счастью, не сохранившихся в тексте. Донести ей мысль о недопустимости того, что она хотела видеть опубликованным, удалось только посредством встречи с обратной связью от приглашенной группы. Реакцией соавтора на отзывы было: "Ну это твои друзья, а не мои, я не знаю, что тут могло не понравиться". И еще: "все же было так хорошо, почему же вдруг так плохо отзываются..." Связать отзывы с моими возражениями она не сумела или не пожелала.
Это было, пожалуй, отрезвляюще. Человек, занимающийся анализом благотворительных сборов, ведущий блог о порядочности в таких важных вопросах, как оценка перспектив больного с точки зрения осмысленности сбора, и вскрывающий в своих статьях причины сборов на безнадежных больных во всей их неприглядности - она казалась мне одной из немногих думающих и порядочных людей. Обычно у таких, а я их знала больше десятка, не возникает желания ассоциировать себя с непорядочными людьми, настоящими или вымышленными. Но подруга, ассоциируя себя со своей героиней, писала ее именно непорядочным - и глубоко непорядочным - человеком. Алиса планировалась пустой, хамоватой, недалекой, бесчувственной и бесчестной. При этом было задано, что ей далеко не восемнадцать лет (ближе к пятидесяти) что у нее огромный опыт пребывания в нескольких разных мирах в разных социальных ролях и что вообще-то она, осев на родине, ценит свой брак и любит мужа, хотя и не оформила отношения с ним официально. Конечно, у автора есть право на любые фантазии, но только пока он не просит сторонней помощи в спасении сюжета.
Сталкивая подругу снова и снова с осознанием нелогичности ее идей и недопустимости всего, что она объявляла нормой, я видела, как взрослый человек теряет мысль на середине, пытается ограничить свое участие в написании якобы авторского фрагмента текста наблюдением за моей работой над этим самым фрагментом, забывает правила русского языка и, наконец, впадает в истерику и отвлекает меня от процесса всеми доступными способами. Результат всего этого предлагалось считать ее личным вкладом в процесс. Той самой пятой частью первых десяти глав.
Что до двадцать пятой части вторых десяти глав - сложности с ними выглядели иначе. Это была борьба за право продолжать писать текст, от которого я к тому времени уже не чаяла отделаться, а не выслушивать часами истерики соавтора на отвлеченные темы. Воевать пришлось и за логику событий, с которой было закономерно плохо. Отделавшись от соавтора с ее претензиями на мое время и просмотрев готовый текст еще раз, я обнаружила, что связывать концы с концами в этой истории предстоит мне, поскольку у наконец-то выдворенной экс-подруги это в планах не значилось и за пределами линии Алисы, в которой должен был наступить хэппи-энд любой ценой, а то как же жить. Интереса к сюжету у нее и не было, остальным героям разрешалось умирать, проваливаться в бездну или гореть синим пламенем - и плевать на мнение читателей. Удивительно, что они вообще есть при таком подходе. И последняя часть текста как раз посвящена завершению сюжетных линий. Линии Алисы в том числе, потому что хэппи-эндом экс-подруга и экс-соавтор считала момент возвращения героине магии. Мне кажется, комментарии тут излишни, позиция совершенна в своей незамутненности.
Кроме загадочной судьбы героини, проблемной орфографии, отсутствия данных по географии, флоре и фауне мира, кроме главного героя, о котором я все уже сказала, и героях второстепенных, для коих и прилагательное "картонные" было бы комплиментом, есть еще один очень важный момент, без которого повествование невозможно. Линия времени и причинность. То есть логика и причинно-следственные связи. И подруга, претендующая быть соавтором с понятными уже результатами, раз сто сказала мне, что за линию времени - даты и порядок событий - она отвечает и совершенно в них уверена. С помощью редактора-добровольца починив орфографию и восстановив в правах знаки препинания, я обнаружила, что отвечать за линию времени тоже придется мне, что значило еще как минимум один этап вычитки. Проблема выглядела как указание на две даты одного и того же сюжетообразующего события, что рушило всю последовательность сюжета при исправлении одной только этой найденной неточности. В ту минуту у меня опустились руки. Единственное, что я придумала, чтобы продолжить работу - это позвонить уже год как не подруге и высказать претензии, не выбирая выражений. И встретила уже знакомый саботаж. Сперва ей было неудобно говорить - магазины, дети, прогулка с собакой, что-то еще - в общем, заботы дня все время оказывались важней. Позвонив наконец в удобный ей момент, я поняла, что слушать она не заинтересована. Перебив меня на второй же фразе тоном матери, отчитывающей ребенка, впавшего в капризы без причины, она, даже не пообещав просмотреть текст, сказала, что хронология по главной героине проверена многократно, известна наизусть и никаких ошибок в ней нет и быть не может. И добавила, что я совершенно зря пришла с претензиями и вообще сама придумываю себе лишнюю работу. Собственно, не первый раз: с картой мира она тоже не видела никаких проблем. Только публиковать текст очень боялась, даже для узкой группы. И предпочитала саботировать работу над своим же проектом. На деле - кроме трех крупных сбоев, рвущих таймлайн в клочки, замеченных при очередной вычитке, занявшей еще полгода, мы обнаружили длинный список небрежностей уровня назначения днем революции седьмого октября. Я не возьмусь представить себе нормы, в рамках которых устранение подобных неточностей можно счесть лишней работой.
Напомню, что в договор о передаче прав на текст экс-подруга вписана как равноправный автор, с указанием доли труда - явно завышенной. На самом деле она, как можно видеть из изложенного, не более чем заказчик. Причем недобросовестный. Но по договору, если бы он с самого начала был оформлен правильно, выставленную сумму за работу можно разве что повесить на стену в рамочке. Потому что если сложить цену труда со счетом за потраченное время (назвав его рабочим, хотя это чем-то напоминает проституцию), выйдет цена немаленькой квартиры в не самом плохом районе Санкт-Петербурга. А у человека, способного заварить подобную кашу, таких денег нет и быть не может. Я изначально публиковала текст только затем, чтобы ограничить поползновения этого человека потратить еще часть моего времени и внимания. И еще для того, чтобы люди, которых я попросила быть свидетелями и читателями, не чувствовали себя обманутыми. Ради этого текст и доведен до завершения. Ради этого и сделан, по возможности, читаемым. Хотя я предпочла бы в принципе не участвовать в этом всем.
Вообще, идеи, положенные подругой в основу текста, и то исполнение, которое видно читателю, встретиться были не должны никогда. Эта встреча, как и то, что текст дописан, противоречит естественным закономерностям. Ведь навык видеть по тексту все то, что автору надо бы не в файл с нетленкой валить, а психотерапевту на стол, не такая уж большая редкость. Просто о нем принято молчать, поскольку белые пальто не особенно в моде в нашем климате. Идея, ради которой этот текст был начат автором, как раз из категории таких - для психотерапевта, а не для читателя. Обычно они читателю на глаза и не попадаются, поскольку несостоятельны даже на этапе черновика. Но если яйцо кукушки подкинуть в чужое гнездо...
На этом можно было бы и закончить рассказ об истории создания книги, но есть еще автор идеи и ее мнение по вопросу. Как я сказала в начале, проект оказался приманкой, позволяющей некоторое время паразитировать на очередном приглашенном помощнике, пока тот ищет конструктив в поведении и логике автора. И решение человека, поперек своих планов вызвавшегося стать посредником, более чем доказательно иллюстрирует то, что текст был только предлогом, поводом для попытки отреагировать эмоции за счет другого, заручившись предварительно его согласием помочь.
Несмотря на длинный список консультантов, к именам которых соавтор отсылалась после каждого моего "почему?", и почтенный возраст концепции, на поверку все вышло строго по Булгакову: "у вас чего ни хватишься - ничего нет". А что случайно есть, то, все по тому же Булгакову, "второй свежести". Несмотря на то, что интерес к этой истории у автора явно был - хватило же у нее мотивации после каждой своей истерики мне в уши вынимать из меня душу по телефону, через мессенджеры и соцсети, повторяя раз за разом: "Я хочу, чтобы эта история была написана", - процесс был затянут ею не менее чем на полтора года. Закономерности - экономические, социальные и природные - для автора концепции были неважны. Как и имена с названиями. Карта, за пятнадцать лет так и не сделанная толком, не имела никакого отношения даже к базовым основам географии. Не было ответов на простые вопросы - кто, когда, сколько и почему. Зато без предупреждения был приглашен третий соавтор, а потом мне год выматывали нервы и время многочасовыми истериками, мешая выполнять обещание, полученное тоже не слишком честным путем.
Целью был такой сюжет, где Алиса (с которой соавтор себя прочно ассоциировала) была бы послушной девочкой и делала то, чего от нее требует мудрый и справедливый князь, не пытаясь умереть. При этом отношение к героине, ради которой текст вообще был задуман и писался, вопреки заявлениям о ее ценности и значимости, оказывалось таким, что по идее, если следовать логике и пожеланиям автора идеи, текст должен был благополучно закончиться главе так на седьмой смертью Алисы и переходом конфликта края с саалан в классическую герилью, которая уже описана сто раз. Но именно этого автор и не хотела, хотя делала все для того, чтобы получить именно такое развитие событий. Обеспечить апельсины с этой осины должна была почему-то я. При этом в виде поводов взять еще кусок моего внимания использовались мелкие цепляния к фактажу и требования привести картинку к желаемому ею виду. Сначала я вносила правки, доверяя замечаниям. Потом начала огрызаться, потому что чем больше я соглашалась поправить по мелочам, тем больше требований всплывало. Во время вычитки выяснилось, что правки, внесенные по требованиям, местами существенно поломали логику текста. Разумеется, соавтора это ничуть не смущало, потому что приоритетом был вовсе не проект и тем более не публикация.
Думаю, уже понятно, что все заявки о желании видеть текст опубликованным - не более чем слова. А реальный интерес - удержать меня в процессе и сохранить возможность пользоваться моим временем и нервами ради одной простейшей цели: иметь в доступе живого человека, в которого можно безнаказанно сливать напряжение. И это уже давно пора было прекращать. Это видел и посредник. Им же было произнесено слово "шлик". Я определяла как "расчесывание корост". К сожалению, со стороны - даже подойдя очень близко - он не смог увидеть, что коросты подруга расчесывает не героями, как обычно делается, когда понятие "шлик" употребимо для определения назначения текста. Она это делала моими руками, поскольку требовала именно от меня, чтобы я написала, как ей надо, зная прекрасно, что заказанный ею индивидуальный фансервис противоречит моей этике, чувству прекрасного и взглядам на жизнь. И продолжая вышибать из меня это многочасовыми истериками, ничуть не смущалась происходящим.
В принципе, сохранить лицо автор всей неаппетитной истории вполне могла. Даже после выкладки для закрытой группы первой версии, дружно обруганной всеми читавшими. Для этого надо было всего-то извиниться перед читателями, признать свою роль в случившемся, заявить, что текст ценен именно в этом виде, удалить блог, где он публиковался для группы, и закрыть тему. Задавать вопрос, почему это не было сделано, поздно и бессмысленно, но так вышло, что у меня есть ответ. Из письма, полученного от бывшей подруги, так неубедительно изображавшей соавторство, двадцать четвертого декабря восемнадцатого года. После публикации двадцать пятой главы. Приводить его целиком не буду, оно все-таки личное, но фрагменты процитирую (с сохранением орфографии и пунктуации).
...О границах. Спасибо, что я их хотя бы начала осознавать в отношениях с другими. Я не про слияние или что-то в этом духе, я про право их проводить там, где я считаю нужным и не убиваться об это, назовем это так. Я опасаюсь не соглашаться, потому что боюсь, что меня отвергнут. Ты можешь мне не верить, да и не поверишь, но тогда в феврале я не хотела продолжать с (третьей соавтором, потребовавшей удалить ее текст), но не знала, как сказать, ну и оставила все на самотек. <...> Когда не хочешь, но продолжаешь, потому что "нет" сказать невозможно и еще страшнее. Спасибо, что теперь я вижу эти связи, причем не только в этих отношениях.
Процитированное заявление, разумеется, не соответствует реалиям: всего-то через полгода после этого письма экс-соавтор очередным посланием на имейл спросила меня, нельзя ли ей получить доступ в закрытую группу, где обсуждается текст, под фейковым аккаунтом и без права оставлять реплики, чтобы знать, что в этой группе происходит. Но бог с ней, это не первая ее ложь.
Еще часть ответа содержится в определении "литературная игра". Типичная "литературная игра" чем-то похожа на морскую свинку. Да-да, не литература и не игра. Проекты, заявленные подобным образом в сети, не доводятся до конца, повторю, в девяносто пяти случаях из ста, и так происходит именно по тем причинам, о которых я рассказываю. В формате, называемом "литературной игрой", нет и не может быть места этике, этикету и здравому смыслу, поскольку в мире фантазий одного человека другой может присутствовать только как объект или отражение в личности автора фантазий. Если мир создается двумя людьми с нуля, с пустого листа, абсолютно равноправно - это литература. И игра - в, пожалуй, высшей точке своего развития. Но когда соавтора приглашают в уже готовый мир, ему может светить только роль объекта с частичной свободой воли, и цель подобного хода, как правило, в том, чтобы за счет живого человека, засунутого в любовно построенную мясорубку, подтвердить некую ценную идею, вынесенную в мир фантазий из персональной реальности. Обычно крайне недружественной. Такая "литературная игра" не имеет ничего общего ни с игрой в привычном смысле слова, ни с литературой. Единственное, с чем она имеет много общего, - это игра по Берну. Ломать такие игры я умею лет двадцать. И подруга об этом в курсе довольно давно, в примерах и деталях. Однако пришла она со своей странной идеей именно ко мне. Помогла ли ей эта игра как-то улучшить жизнь? Нет, конечно. Сделала ли она из этого какие-то выводы? Тоже, естественно, нет. Положение дел не изменила ни встреча с реалиями, ни необходимость признать факты, больно ударившие в лоб. Второй фрагмент из того же письма это раскрывает вполне очевидно.
Благодаря тебе я теперь знаю, что то, что маскировалось под творчество, это такая форма зависимости, помогающая справится с физической болью, виной и внутренним напряжением. И, разумеется, как и всякий наркотик, в долгосрочном периоде не работает и не помогает. Я пытаюсь делать из этого тексты и истории, с разной степенью успешности, но в базе это именно зависимость. И за то, что я это теперь знаю всей шкурой, тоже спасибо. Мне нельзя в эти эмоции, этот треш надо прекращать сразу. И у меня есть словарь, чтобы это описать и начинать разгребаться. Плохо, что я смогла это сформулировать и понять так поздно, потратив кучу твоего времени и сил.
Я благодарна тебе за опыт совместного написания текста, и очень многому научилась, даже когда уже не участвовала толком, а только смотрела, как это делаешь ты. Сама я могу уверенно писать только тексты, в которых каждое утверждение имеет пруф, и выводы делаются из них. Именно это позволяет мне делать статьи, но это же не позволяет писать нормальный художественный текст и показывать его кому-то. Меня накрывает панической атакой при любом выкладывании любого текста, но если с аналитическими записками эффект можно снизить пруфами, то с художественным это не работает. И... Я никогда. Никогда не собиралась присваивать твой текст, выдавать его за свой или делать еще что-то в этом духе. И не делала этого. И даже если все будут считать иначе, я буду для себя знать, что это не так.
Личность и этику автора идеи оставим в покое, хотя бы за отсутствием обоих возможных предметов обсуждения. Оставим в покое также и вопрос о целях письма, они очевидны, и ни я, ни мои интересы не присутствуют в списке. Письмо вполне стандартно. Так пишут, адресуясь другому, чтобы выяснить отношения с собой. Не знаю, сама ли она изобрела метод, или ей посоветовали, это дело не мое, и ответ на этот вопрос никакой принципиальной разницы не создает. Судя по дальнейшим событиям, изменений к лучшему как не было, так и нет. И быть не могло, поскольку этому письму предшествовали жалобы посреднику на злую меня, отобравшую игрушку, из-за чего избежать встречи со своим поведением в своей настоящей жизни не получилось, и теперь все ужасно плохо. Ничего нового, так пытаются делать многие. И вот почему.
Есть серьезная разница между текстом, который пишется для того, чтобы "справиться с физической болью, виной и внутренним напряжением", и текстом художественным. Возможно, кто-то захочет назвать текст первого типа "терапевтическим". Как видно из приведенных цитат - нет, это так не работает, подобная "разгрузка" ничем не похожа на терапию. Терапевтический текст может быть корявым, эгоцентричным, путаным и рваным, даже некачественным, но по признакам он будет совпадать с художественным из-за сходства целей. Разница между терапевтическим и художественным текстом лишь в том, что автор терапевтического текста каждый день видит в зеркале единственное лицо, составляющее его целевую аудиторию, а автор текста художественного о своей целевой аудитории знает только то, что сообщение, ради которого текст написан, ей зачем-то нужно... Другое дело так называемая "литературная игра". Ее цель - эмоциональная разгрузка, безопасность которой (читать - отсутствие значимой обратной связи и критичных последствий) инициатор нередко обеспечивает себе за счет вовлеченных им помощников. И целевой аудиторией текста, создаваемого руками привлеченных помощников поневоле, становится сам автор. При этом его участие в работе минимально и не слишком полезно для его же собственного проекта. Что же касается читателей... Даже если другие адресаты опуса предполагаются, им тоже оставляется только одна роль - подтверждать своим присутствием картину мира, вынесенную в текст.
Терапевтический и художественный тексты от литературной игры отличает ряд признаков. Продукт игры, пусть он и состоит из знаков письменной речи, текстом чаще всего не является. Исключения редки и общеизвестны, и их объединяет то, что "игрой" ни одно из них не называлось даже на уровне плана текста. Который, кстати, для "игры" редкость.
У текста есть сюжет. В художественном тексте всегда что-то движется и происходит, всегда есть эффект "было-стало-перестало". Даже если это просто смена времен года, вокруг которой построен текст, мы можем увидеть возникновение конфликта, его развитие и разрешение. У игры, начинаемой ради эмоциональной разгрузки, движения нет и быть не может. Есть погружение в эмоцию, повторение по кругу довольно небогатого содержания, напоминающее сужающуюся воронку, и - обязательный элемент - общивдания (объяснения, защиты и оправдания, слипшиеся в один неопрятный ком). Их цель - подтвердить, что выхода действительно нет, все правильно, так и должно быть, не нужно ничего пытаться изменить. Разумеется, сюжет такой игры схлопывается сам в себя, как дом Эшеров у Эдгара Аллана По. Оттого-то ни одна литературная игра, заявленная как таковая, не дала в результате законченного текста хоть какого-нибудь качества - кроме, разве что, эротических фанфиков по мотивам популярных и читаемых или просто очень хороших произведений. Даже с фанфиками, не содержащими эротической линии, все уже сложно. О самостоятельных и оригинальных текстах не эротического содержания таких историй я не знаю. Оно и понятно: сценами "18+" можно связать любой набор нелепостей в сюжет, и выйдет даже почти логично.
В тексте есть развитие героев. Любое переживание и каждое решение героев текста художественного - это сообщение читателю, в терапевтическом переживание и решение - личные инсайты для внутреннего пользования, но в любом случае переживания и решения ведут к изменениям. Ни один герой художественного текста не выглядит в середине повествования так же, как в начале, а в конце - так же, как в середине. Понятно, что с идеей разгрузки эмоционального напряжения (при сохранении создающих его факторов) это несовместимо. В случае моей "подруги-соавтора", чье поведение не было ни дружественным, ни конструктивным, ей следовало сделать выбор до того, как я потребовала начать публиковать текст - или прекратить процесс.
В тексте есть развитие мира. Герои не только меняются сами, они меняют мир. В тексте, написанном ради разгрузки, мира толком нет. Затевая процесс ради эмоциональной разгрузки, следует сразу смириться с тем, что мир даже создать как следует не выйдет, и он, конечно, все равно рухнет. Ведь разгрузка - это временное действие, позволяющее сказать про неприемлемое: "Так и надо". И еще оправдание этого "так и надо". Ведь если его не оправдать, будет трудно отпихаться от ощущения, что в нарисованной картинке что-то очень сильно не так. А осознав это, можно ненароком догадаться, что с реальной жизнью, поставляющей события для таких переживаний, тоже надо бы уже что-то делать. И чтобы избежать всех этих ужасных осознаний и лишних хлопот, проще придумать оправдание и им прикрыться.
Развитие мира с этими целями несовместимо. И если его заложить в сюжет, идея оправдать издевательства над героиней, чтобы автору было не так больно и обидно жить, провалится страниц так через сто. И читать это не согласится даже очень дружественная узкая группа.
Женщина, называющая себя то моим соавтором, то автором идеи текста, принесла мне только свою потребность в эмоциональной разгрузке и саму эмоцию, создавшую напряжение. А от меня она хотела, чтобы я стала тем фактором, который предотвратит закономерное схлопывание и даст вместо него хэппи-энд. Желание вполне понятно: каждый проход по знакомому кругу, проделанный в одно лицо, углубляет проблему. Я была даже не против предотвращать схлопывание сюжета, но начав выполнять этот запрос, я неизбежно разрушала планы "соавтора" получить через этот текст разгрузку. Никто не мешал ей сразу закрыть вопрос - кроме нее самой. Она продолжала настаивать на том, что хочет видеть текст опубликованным, во всех точках выбора, где процесс еще можно было прекратить. А публикация, тем более платная, предполагает качество выше уровня среднего слеш-фанфика, иначе незачем и огород городить. Идей подруги не хватало даже на оный слеш-фанфик. Пятнадцать лет якобы работы с текстом, которые соавтор приводит как аргумент за свое якобы равное участие, не дали ни внятного сюжета, ни понятного и жизнеспособного мира, ни хотя бы героини, способной вызвать у читателя симпатию.
Цель, ради которой создавалась героиня, как это уже очевидно, довольно проста. Нужно было какое-то помойное ведро для утилизации эмоций, которым нет места в жизни - реальность, в котором от родного города остались только руины, подходила в самый раз. И в этом помойном ведре нужна была кукла со своим лицом, которую можно мордовать столько, сколько потребуется для снятия напряжения. И которая бы при этом не портилась. А когда этот трюк перестал получаться в одно лицо, пришлось искать помощи. Но "помощь с текстом" превратилась в "литературную игру", поскольку за пределами описания переживаний, назначенных этой кукле, соавтора не интересовало ничего - ни судьбы героев, ни география, ни экономика, ни элементарная достоверность и логичность событий, без особой тщательности придуманных для оправдания страданий героини. Но даже в воображаемом мире законы природы неотменяемы. И сюжет рушился раз за разом, расшибая героям головы - пока в него не удалось втащить меня.
О причине я подозревала, но доказательства получила только после публикации финальной главы книги. Совершенно не планируя этого. Да, меня все три года смущал вопрос, зачем вся эта каша была заварена, ради чего в эту кашу экс-подруга решила замесить меня - под клятвы в вечной дружбе - и почему, называя себя автором, а на деле являясь заказчиком, подруга саботировала работу над ей же нужным текстом и всячески вредила и мешала мне. И ответ я получила открытым текстом в разговоре с ней. Цитирую: "Признав, что насилие как метод устанавливать отношения не работает, я теряла брак сразу, а поскольку меня не тошнит из всех мужчин мира только от мужа я, конечно, сопротивлялась этому пониманию".
Послушай, - сказала я на это, - но ты же знала мою позицию по вопросу все это время. Ты же не могла не догадаться, что ждать этого именно от меня - дело пропащее. Зачем ты этого хотела именно от меня, какой смысл?
"В этом и дело, - сказала она. - Про тех, от кого я могла это получить, я знала, что они оправдывают и поддерживают насилие, их позиция не была для меня достоверна. А вот если бы ты подтвердила, что все нормально, я бы поверила".
Именно по этой причине и появился третий соавтор. Потому-то объяснения цели и смысла текста были настолько путаными и скомканными, что не позволяли сразу или хотя бы достаточно быстро построить понятную формулировку идеи. До объяснений с третьим участником я не понимала, что концепции книги нет, есть только несвязанные куски, не складывающиеся в сюжет. Именно поэтому, обнаружив несостоятельность затеи, соавтор принялась устраивать истерики и мешать мне писать.
Вторая цитата из того же разговора, по поводу якобы работы над якобы концепцией: "Да, я паразитировала на тебе и на третьей приглашенной, пока ситуация не вскрылась, но остальное, все, что было до того, я делала сама! Я все придумала сама! А отсылки к именам консультантов - так это потому, что у меня не хватало сил признаться, что это мои идеи, и объяснять, почему и зачем я придумала именно так". О логах, ставших основой первых глав, она к тому времени уже успела забыть, конечно.
Втащив в процесс меня, соавтор вполне успешно попыталась вручить мне весь свой внутренний конфликт, чтобы я платила ее внутренним демонам за ее право иметь мнение, отличающееся от того, которое она так и не сумела принять. Чем это кончилось, вы уже знаете.
Финал, в общем, еще неплох: по крайней мере, есть завершенный текст. Собственно, мой рассказ о том, почему цена этого "неплохого финала" с гарантией окажется неприемлемой и почему любая попытка обвинять и совестить любого другого участника подобной истории за нежелание продолжать текст, начатый в таких условиях, окажется или проявлением непорядочности, или заблуждением из тех, за которые потом неловко.
Мои обстоятельства сложились так неудачно, что мне пришлось сперва самой требовать публикации незаконченного текста, чтобы хоть как-то защититься от эмоционального паразитирования, потом в одиночку реализовывать чужую и неприятную мне идею, терпя все выходки соавтора. А публикация онгоинга - это однозначно обязательство. И независимо от внутренней кухни оставлять его невыполненным непорядочно. Особенно когда точно знаешь, что есть хотя бы три человека, ждущие обновлений. Не начать онгоинг после явления из сумрака третьего соавтора, желающего, вручив именно мне ответственность за ситуацию, еще и публично поведать, как ее обидели и оскорбили, было уже нереально. Я не любитель спасать конструктив в заведомо гибельных обстоятельствах и знаю, что брань на воротнике не виснет, но в этот раз сложилось уж слишком неудачно. Пришлось впрягаться. Из этого всученного мне в руки лимона не делать ничего я, как понятно из написанного выше, не могла. А становиться сахаром для сомнительного лимонада по рецепту и задумке подруги совершенно не хотела. Да в задуманном ею виде это и читать бы никто не стал, а она-то жаждала публикации.
Но там, где она писала безвыходную ситуацию и зачем-то стремилась этим широко поделиться, выходы были, и в количестве. Среди прочих был и тот, который она хотела, - где справедливый и мудрый князь, примерно наказав Алису, возвращает ей магию и благополучно выдает ее замуж, и все счастливы. Всего-то и надо было дать умереть героине, запрошенной у меня (а я заложила более одной такой возможности в ее линию) и, сказав мне "спасибо, хватит", позвать помогать хоть ту же самую третью приглашенную, она бы справилась. Но нет, подруга была намерена вручить свой недопроект именно мне, несмотря на мои взгляды. Я совсем не против хэппи-эндов, поцелуев под луной и свадеб, но счастье на фоне апокалипсиса долгим не бывает. У природы есть законы, социальные в том числе, и если фантастика и позволяет их нарушать, то все же не по щелчку пальцев, а обоснованно. На основе допущений, предложенных автором, - а я их сохранила все, - даже вставшие в концепцию обоснования не позволяли сделать лучше, чем получилось. Я честно пыталась, но, повторю, если бы я писала эту книгу, она была бы не такой и не о том. Половины треша, столь любезного сердцу автора концепции, там бы не оказалось. И не понадобились бы ни странные биографии, ни спорные аналогии. Но исходить пришлось из заданных условий. И почти все герои романа выход из своей ситуации нашли и им воспользовались - кроме Алисы, которой ее создательница задала такую судьбу, что проще уж и не спасать.
Эротику, которая могла бы вывезти странную задачу, она видеть в тексте не желала, а реабилитация насильника и оправдание насилия, которые охотно дал бы любой из чертовой уймы желающих помочь в этом и разделяющих подход, ей были важны и ценны именно от меня, убежденной противницы этой позиции. Итог очевиден.
А у меня с момента выкладки даже на СамИздат уже не было возможности бросить проект без серьезных репутационных потерь. Не говоря про Ридеро. К моему несчастью, понимала это не только я. Это отлично видели и человек, вызвавшийся быть посредником и предложивший Ридеро как площадку из каких-то своих, непонятных мне соображений, и третья привлеченная участница, выдвинувшая ультиматум, который я предпочла не выполнять, несмотря на все неудобства, из этого последовавшие. А вот инициатор событий, кажется, считала, что обязательства у меня только перед ней.
Мою позицию можно назвать ложной принципиальностью и глупым упрямством, но... Я даже умозрительно не готова оправдывать насилие. Ни в какой форме и ни ради каких высоких целей. И глубоко уверена, что насилие может породить только насилие. И нет, без жертв не получится. Больно - будет. И грустно будет тоже. Увы. Автору идеи не стоило привлекать именно меня, если ей нужен был именно хэппи-энд и любовь жертвы к истязателю на фоне апокалипсиса. Или по крайней мере следовало просить недобрых чудес открыто.
Также я считаю, что борьба за свои права не может быть единственным фундаментом более или менее нормальной жизни, в противном случае борец заканчивается вместе с борьбой, вне зависимости от ее исхода. Для того, чтобы жизнь продолжалась после победы, нужно, чтобы в ней было что-нибудь еще. Хотя бы танго. Дорога тоже подойдет. Кстати, именно поэтому для главной героини хэппи-энд не предусмотрен.
Завершение истории абсолютно закономерно. Сперва выяснилось, что нет текста, и мне пришлось "помогать" его писать: начать, продолжить и закончить. Затем, - после того, как подруга устроила диверсию с третьим приглашенным автором, - обнаружилось, что нет ни сюжета, ни плана текста. Затем на меня одновременно упали ответственность перед приглашенными читателями и соавтор. Она хотела, чтобы я за нее тоже поотвечала. И смогла затянуть завершение процесса в своих интересах года на полтора, не меньше. Не логично ли после завершения проекта получить прямое признание, что целью всего предприятия было получить именно моими руками и именно за мой счет доказательства того, что насилие в отношениях - это совершенно нормальный формат брака? Конечно, она не могла попросить об этом открыто: ведь тогда мое мнение тоже оказалось бы недостоверным, это основа любой манипуляции в общении.
Естественно, когда выяснилось, что конкретно с моей помощью норму из имеющейся идеи не изобразить никак, осталось только саботировать и мешать мне выполнять исходную просьбу о помощи с текстом (которого не было, пока его не написала я). Одна пятая первых десяти глав, заявленная в нотариальном письме о передаче прав, в итоговой редакции сократилась хорошо если до одной десятой. Одна двадцать пятая вторых пяти глав на деле оказалась не больше чем любезным согласием с логикой событий, конечно, режущей насмерть все надежды сохранить брак, зато сохраняющей текст, а с ним и право на эмоциональную разгрузку, получаемую уже из позиции свидетеля. Вклад в роман "равноправного соавтора" оказался меньше вклада любого консультанта. Чтобы сохранить возможность закончить текст, без которого я отлично жила, пока не включилась, и жила бы еще лучше, не дав опрометчивого обещания, потребовался нотариус. Фактически, мне пафосно передали права на мою же работу. Обнаружение несостоятельности исходной (не моей и изначально не озвученной) цели написания текста после того, как он завершен и полностью выложен, - всего лишь логичный шаг в этой цепочке. Я действительно этого не видела, пока не закончила текст. Письма соавтора после выхода из проекта очень помогли протереть глаза. И не только письма. В общем, ее поведение оказалось классическим поведением потребителя: в общении она видела место только своим интересам, чувствам и мнению, моя позиция и мои интересы ей были и остаются безразличны.
Произошедшее вполне закономерно: манипулятор и потребитель в отношениях им и остается, попытка договориться с ним - это всегда игра в одни ворота. Отсюда и отговорки в ключе "вы сами виноваты, надо было гнать меня с моими идеями сразу", и заявки "я тут ни при чем, это личный выбор (имя неувернувшегося вписать)" - которым, кстати, ничуть не мешают претензии на авторство в единственном лице. В письмах и смс "я писала" мелькает до сих пор. Ну, в общем, и логично: с ее точки зрения я изначально была не более чем средством решения задачи, вроде текстового редактора.
Из всего сказанного, думаю, понятно, почему никакой любви к написанной книге я не чувствую и судьба ее мне безразлична с момента завершения вычитки текста. Обругают его или похвалят, мне все равно. Будут читать или забудут, тоже не моя печаль. Все, что пообещала, выполнено - а большее не в моих силах, да и желания нет. Книгу хотели заказчица и посредник - ну вот, посреднику и предстоит ею заниматься. Те, кому книга вдруг понравится настолько, чтобы иметь бумажный экземпляр, смогут заказать в бумаге. Если кто-то захочет купить - иллюстратору и корректору будет неожиданно, но приятно получить какие-то материальные бонусы за свою работу. У меня финансовых выгод от продаж не будет: страницу здесь и на Ридеро заполняет один тот же человек, и это не я. Он же в курсе всех движений средств. Распределять средства, если они будут, между посредником, редактором, художником, сделавшим все обложки и иллюстрации, и собой тоже предстоит ему. Меня, как видите, в списке нет. Это мое решение.
Тем, кому не понравилось: я эту книгу тоже не люблю, так что вы не одиноки.
Тем, кто решил не читать: на мой взгляд, вы вряд ли что-то потеряли. Если кто-нибудь найдет в книге что-то полезное или интересное для себя, это не будет заслугой автора идеи. Об исполнителе, поставленном в странное положение, умолчим. Труд под принуждением всегда тяжело признать продуктивным и осмысленным. Этот тем более оказался бессмысленной тратой времени, несмотря на все мои усилия - как всякий текст, начатый ради оправдания несостоятельной идеи. Но я честно сделала все, что могла и умела, и на этом считаю свои обязательства исчерпанными.
Не думаю, что роман привлечет большое количество читателей, ведь его целевая аудитория состоит из всего одной женщины, за пятнадцать лет так и не сумевшей сделать для своей истории ничего полезного. Разве что найти - судя по ее оговоркам, совсем не с первого раза - руки, в которые можно сунуть проект, чтобы его закончили, несмотря на все препятствия, чинимые заказчицей в процессе. Для других текст не имеет даже половины смысла и ценности. А для самой заказчицы, упорно называющей себя автором... Шесть мегабайт словесного бисера, по требованию высыпанного свинье, так себе инсталляция, как бы пестренько ни смотрелась кучка. И четыре с половиной года, потраченных на эту странную затею, вряд ли аргумент, как и количество привлеченных консультантов, и число часов, потраченных на вычитки и правки.
Как видите, весь роман, с разборами внутренних коллизий с самых разных сторон и ракурсов, никак не повлиял на восприятие заказчицей ситуации и своего поведения. И можно не надеяться на изменения или понимание случившегося с ее стороны. То есть для нее он тоже бесполезен и бессмысленен. Как это было у Достоевского: "Есть три рода подлецов на свете: подлецы наивные, то есть убежденные, что их подлость есть высочайшее благородство, подлецы стыдящиеся, то есть стыдящиеся собственной подлости, но при непременном намерении все-таки ее докончить, и, наконец, просто подлецы, чистокровные подлецы". Вся история с "Детьми серого ветра" показывает, что можно не выбирать, а взять все три опции. И что поверить в это тем сложнее, чем дольше знакомство с человеком. Жаль, Федор Михайлович не знал. Сейчас, по окончании всей истории, я знаю, что первая версия текста, на данный момент недоступная для читателя, - мерзкая по содержанию, нечитаемая и бессмысленная, - это не неспособность горе-автора выразить свои мысли, а вполне честное самораскрытие. Жаль, что я в этом участвовала. Дважды жаль, что из предложенного материала удалось сделать только то, что в итоге выложено в сеть.
Так или иначе текст, забравший у меня четыре с половиной года жизни, наконец завершен даже технически. Я предпочла бы потратить это время и силы на что-то более приятное и интересное, но... Остается только вымыть руки и отвернуться.
Лети, кукушонок. Как сможешь, так и лети. Твоя судьба меня больше не касается.
История вышла достаточно затейливая и сама по себе, а незамутненность дамы, заварившей эту кашу, делает случай достойным коллекции любого знатока. Но есть в ней одна деталь, делающая публикацию реально необходимым шагом. Параллельно всем перечисленным событиям человек, заявивший соавторство текста, выполнял свою основную работу. И выполняет, наверное, по сей день. А работа эта, повторю и подчеркну, состоит в анализе и оценке добросовестности благотворительных сборов в сети. И она все это время выполнялась на том же уровне порядочности, что и все вышеперечисленное - ведь мораль не одежда, сменить и выстирать ее нереально, она одна для всех областей жизни. Аналитика авторства этой дамы публиковалась в каких-то уважаемых изданиях и широко влияла на чьи-то решения и мнения. Позицией эксперта дама обеспечивала - в том числе и у меня - убежденность в том, что я говорю с порядочным человеком. Что договариваться есть смысл, что прийти к общему мнению и довести дело до результата можно. И я сомневаюсь, что эти иллюзии есть только у меня. Не знаю, кто еще и под чем конкретно подписался с ней вместе, кто еще и насколько всерьез воспринял в реальных ситуациях то, что я отказалась терпеть в фантастическом тексте, и сколько подобного отношения к жизни вообще вылилось на анализируемый материал, а потом и на страницы публикаций. Но верить чему бы то ни было, выходящему из-под настолько неопрятных рук, если и стоит, то с оглядкой. А благотворительность - это обычно истории про очень крупные деньги. И одновременно с этим - про доверие человека к окружающим его людям. Потому-то мошенничество в благотворительности ощущается так болезненно, потому-то экспертизы и оценки востребованы. И даже если порядочности явно не хватает только у одного эксперта по вопросу, это слишком много.
Призывать читателей делать выводы не буду. Имени своего не называю: доказательств достоверности случившегося достаточно и без него, а сохранить анонимность авторства хотелось бы. Полный список подвигов дамы останется за кадром, но то, что касается текста, я раскрываю - потому, что "маленький одинокий бегемотик" до сих пор, возможно "ищет заботы, ласки, понимания и чего-нибудь пожрать", а аппетит у него отменный. Будьте в курсе и берегите себя. На этом всего хорошего, и извините за внимание.