Дома, который мог бы принадлежать Полине Юрьевне Бауэр, Эгерт так и не увидел, хотя обошел все поселение с ФЭДом. Хтош всячески выказывал удовольствие от того, что поселение фотографируют, и раз пять спросил Димитри, будут ли у него копии картинок, сделанных этим искусственным глазом. Эгерт фотографировал ддайг, самих по себе и с рептилиями, офицеров экспедиции самих по себе и вместе с ддайг, Хтоша и Димитри, Димитри с экспедицией и ддайгский город. И конечно, Сердце Сагайдана. Озеро оказалось не очень глубоким, с пологим дном, только на некотором расстоянии от берега открывавшем значительную глубину, и хорошо прогревающимся. В нем, как обнаружилось при подходе к воде, жили большие ленивые рыбы, любившие солнечное тепло настолько, что, поднявшись к поверхности, они могли показать спину из воды. На их спинных плавниках отдыхали бабочки, заодно закусывая какими-то мелкими водными тварями, прикрепляющимися к рыбьей чешуе и спинным плавникам. Сами рыбы паслись в водорослях у прибрежных камней.
- Еда? - спросил Эгерт Кесеша, кивая на группу рыб.
- Нет, - ответил тот. - Украшение.
Эгерт, глянув в видоискатель, увидел классический пейзаж в корейском стиле.
- Красиво, - похвалил он искренне.
Кесеш кивнул, так и не улыбнувшись.
- Глубже живут плохие рыбы. Страшные. Для них эти - еда. Мы для них тоже еда.
Кесеш посмотрел на него, как на ненормального. Эгерту было не привыкать. Такие взгляды - часть любой работы в горячей точке. Журналиста в таких местах опекают, как могут, но его задача - находиться там, где штатскому быть не положено, задавать неудобные вопросы и фотографировать то, на что нормальным людям нельзя смотреть. Просто затем, чтобы это не повторялось. И риски наравне с людьми войны - не более чем издержки профессии. Он улыбнулся переводчику, убрал ФЭД в чехол и шагнул от воды в сторону ддайгского города.
Бродя по поселению в поисках Димитри, Эгерт увидел множество интересных сцен. Переговорщика все-таки пустили поговорить с Полиной Бауэр. Они сидели на траве друг напротив друга шагах в двух, в одинаковых позах, напоминающих что-то из йоги, а рядом с ними стояла, внимательно наблюдая за беседой, пара ддайгских воинов. Для разнообразия, женщин, вооруженных копьями. Эгерт взглядом спросил разрешения и, получив согласие, сделал пару снимков. Уже позже, рассматривая проявленные пленки, он заметил штаны по колено под кружевным подолом ддайгского кожаного платья Полины Юрьевны.
Несколько ддайг разглядывали офицера экспедиции, снявшего футболку, чтобы облиться водой, и расспрашивали, какое оружие оставляет такие круглые небольшие шрамы. Нимеан с несчастным лицом переводила объяснения - подробные, с дальностью, мощностью, убойной силой, скорострельностью и прочими параметрами. Ддайг внимательно слушали с непроницаемыми лицами. Офицер крутил в руках футболку и, судя по выражению лица, мечтал натянуть ее на себя, но прерывать исследование не решался. Журналист сфотографировал и это, выразив взглядом сочувствие соотечественнику.
У гостевого очага, сделанного специально для экспедиции, пили чай с крекерами и рассуждали.
- То есть вообще он согласен, что помощь нужна?
- Помощь от саалан им не нужна, а из-за звезд - почему бы не взять...
- Хуже всего для Димитри, кажется, то, что депрессию ей они реально лечат.
- Лечат? Депрессию? В этих условиях?
- Представь себе. И, с крупными шансами, вылечат, судя по тому, что Елисей увидел. Но для Димитри это стыд невозможный, как и то, что переговоры с ддайг будет курировать и организовывать консультант от ОВД края.
- Мнда? Нет, я даже готов допустить, но как им это удается?
- Я тебе ничего не скажу, я не психиатр, можно будет наших поспрашивать, когда вернемся, может, что и объяснят.
- Мне вот еще что интересно. Как-то они ее допросили, не спровоцировав ни сердечного приступа, ни ухудшений. А судя по их реакции на нас и на Димитри, они в курсе всей истории их, кхмгм, отношений.
- Ты же их видишь. Они поголовно эмпаты. Задав вопрос, они ловят всю гамму эмоций. Думаю, так было и с ней, только ей милостиво разрешили "ладно, не отвечай", поняв, что ей трудно. Элементарно же.
- Некоторыми вопросами ее можно было и упокоить, как он выразился...
- Не теми, ответы на которые нужны Хтошу.
- Вопросы про дела за звездами Хтошу и правда вряд ли интересны.
- Конечно, неинтересны. Ему интересно, как от нас получить долгую жизнь и здравый рассудок даже весной, и все. Поэтому нас тут не только терпят, но и место выделили. А все остальное, что его интересует, касается непосредственно Димитри и способа на него надавить. Способов, точнее.
- Ну, насчет места... Димитри сказал, что они тут навсегда, так что вряд ли мы у них последние гости. Когда-то им все равно пришлось бы делать гостиницу. У ддайг она, похоже, выглядит вот так.
- Итого, коллеги. Наш наниматель в печали оттого, что контроль за ситуацией уплывает у него из рук. Нас тут хотят независимо от него. Причем хотят настолько неудобно для него и для нас, что непонятно даже, кому хуже. Кажется, все-таки нам.
Эгерт отошел на несколько шагов, поймал в видоискатель всю группу и, сделав вид, что все это время выбирал ракурс, отснял четыре кадра.
Димитри и Хтош стояли рядом и смотрели куда-то в редколесье, перебрасываясь короткими фразами на ддайгском языке, как хорошие приятели. Увидев их вместе, Эгерт отвесил неопределенный короткий полупоклон и молча показал на фотоаппарат - мол, не возражают ли высокие договаривающиеся стороны. Стороны не возражали, и Эгерт начал делать серию кадров с приближением. Примерно на третьем щелчке затвора он вдруг понял, что напоминает ему эта пара. Древний ролик с Ютуба про встречу орла и кота на одной и той же плетеной ограде: "Обычнo я охочусь на живoтных твоего размера, но не на таких, как ты". - "Обычно я oхочусь на таких живoтных, как ты, но не твоего размера". Сдержать улыбку журналисту не удалось.
- Чему вы улыбаетесь, Эгерт? - спросил Димитри по-русски.
- Кадр удачный. И вообще вся серия. Если бы еще сохранилось то письмо из шнуров, которое вам прислали на стреле, Димитри...
- Сохранилось, - кивнул вице-император.
- Вы можете взять его в руки?
- Могу, - улыбнулся Димитри, - но не здесь.
- Жаль, я хотел сфотографировать вас обоих с этим посланием... Кстати, а что там написано?
Ничто не может быть настолько действенным, как вовремя примененная доза наивной прямоты. Димитри перевел для Хтоша вопрос, и вожак ддайг уставился на Эгерта неподвижным взглядом. В его глазах читалось нечто неопределимое. Эгерту не доводилось видеть подобных взглядов у людей, но в его юности были встречи с одним котом. Эгерт гостил в доме, где этот кот обитал, и каждый раз, когда гость принимал ванну, кот открывал дверь в ванную комнату и входил, чтобы убедиться, что человек сам и по доброй воле ложится в воду. Вспрыгнув на бортик ванной, кот ухитрялся прикоснуться лапой к мокрой коже, оставшись совершенно сухим, и изумленное презрение в его глазах сменялось торжеством. Выполнив ритуал, кот уходил - разумеется, не закрывая за собой дверь. Изумленное презрение, такое же, как у кота при виде человека, сделавшего себя мокрым по собственной воле, излучал и Хтош. Повернувшись к Димитри, он задал какой-то вопрос на своем языке. Тот, засмеявшись, ответил и обернулся к Эгерту.
- Он спрашивает, все ли люди за звездами настолько безрассудны. А письмо... пойдемте, действительно, сфотографируете меня с ним. Почему бы и нет? Заодно и переведу вам его. Только спросим Хтоша, не хочет ли он принять участие.
Вожак ддайг, узнав, что собрались запечатлеть его послание к Димитри, разумеется, тоже захотел присоединиться. Шнур-письмо лежал свернутым на камне, отмечающем край центральной площади селения. Никаких улиц, разумеется, не было и в помине, зеленые полусферы, заменявшие ддайг дома, располагались хаотично тут и там.
- Димитри, а вы можете спросить Хтоша, как они планируют дальше развивать город? - попросил Эгерт.
Вице-император, улыбаясь чему-то, передал вопрос. Ддайгский вожак засмеялся сухо и дробно и ответил. Димитри перевел:
- Это еще не город, а только лагерь. Город вырастет не сразу. Года за четыре или пять.
- Так быстро построят? - удивился Эгерт.
- Они не будут строить, - качнул головой вице-император. - В письме Хтош сообщил мне, что он теперь король Сагайдана, и значит, им не придется таскать камни и бревна, возиться в глине и песке, чтобы создать себе дом. Их дома просто вырастут, как растут деревья или кораллы. Прочесть вам все письмо, Эгерт?
- Сперва фото, если можно, - ответил журналист. - А после этого я возьму блокнот и запишу все точно.
Димитри и Хтош встали по сторонам от камня, на котором лежал шнур-письмо, и привычно посмотрели на макушку Эгерта, как на предыдущей серии кадров. Потом Эгерт попросил сааланца взять в руки шнур и растянуть его. В длину письмо оказалось чуть меньше метра. Этот кадр и стал чуть позже заставкой к репортажу об установлении дипломатических отношений между саалан и ддайг.
- Все? - спросил вице-император с усмешкой. - Эгерт, вы закончили, или мне еще постоять тут?
- Вроде бы закончил. В смысле, с фотографиями, кажется, закончил. Но что же в этом письме, Димитри? Надеюсь, я не слишком бестактен со своим вопросом?
Вице-император качнул головой, двинул бровью и ответил:
- Не особенно. Это деловое письмо, и оно адресовано мне, как старшему из всех саалан, находящихся в землях Ддайг. Не по возрасту, а по положению, хотя и старше меня по возрасту тут тоже никого нет.
Эгерт молча достал блокнот и вопросительно глянул на респондента.
- Основной шнур зеленый, и это значит, что письмо говорит о событиях на определенной территории - плато Сагайдан, где мы с вами теперь и находимся. Это известие от группы - видите второй шнур, привязанный к первому, Эгерт? Он сплетен из трех оттенков красного. Это знак "группа в походе". Заметьте, Эгерт, имеется в виду не военный поход. В ином случае кроме красного цвета был бы использован еще и синий. Узлы на шнуре - число участников похода. Ддайг считают, как и мы, пятерками. Здесь, как видите, двенадцать узлов.
- Димитри, но здесь не шестьдесят человек... - Эгерт осторожно прикинул населенность будущего города. - Здесь не меньше двух сотен!
- Совершенно верно, - сухо улыбнулся наместник. - Сюда пришли ддайг, ушедшие на Сагайдан от усобиц в дельте Сагай и к югу от нее. Те, кто уже был на плато, когда Хтош пошел к Сердцу Сагайдана, теперь тоже здесь. Остальные... - Димитри усмехнулся, - остальные придут позже. Но вернемся к посланию. Второй шнур совсем короткий, зеленый. На нем сообщение о том, что в пути были встречены люди саалан - видите этот белый шнур, Эгерт? Это потому, что Аль Ас Саалан - страна Белого Ветра. Как-нибудь я расскажу вам эту историю... Итак, ддайг встретили людей саалан, числом пять пятерок и одного, и распрощались с ними. Не расправились - в этом случае в узлы была бы продета синяя нить, - а именно распрощались. Отпустили. Мы с вами знаем, что не бесплатно, но для ддайг это подразумевается по умолчанию, ведь жизнь - штука хрупкая, и если человек настолько не дорожит ей, чтобы оказаться на пути следования вооруженного отряда, то он своей жизни уже не хозяин. Если ему нечем откупиться, конечно. И, как видите, к шнуру привязан еще один, голубой. Ддайг считают, что у жизни именно этот цвет. Не будем спорить с ними об эстетике, содержание нам важнее. На шнуре три узла, обратите внимание, Эгерт Урмасович. И в них пропущена вторая бирюзовая нить. Кто-то торговался с ордой, простите, с отрядом по ддайгскому обычаю, предлагая жизнь за жизнь, и выкупил всех, кто попался ддайг под, кхм, горячую руку. А вот эта кисточка из четырех нитей красного цвета на конце шнура говорит нам о том, что двое из троих участников сделки продолжили путь с отрядом. Последний шнур на основном, как видите, синего цвета. И это, Эгерт, мнение Хтоша и его людей о Полине Юрьевне. Они не считают ее живой. О чем мне и сообщили в письме со свойственной этому народу прямотой. Бирюзовая нить, скрученная с синей - это Поля, приемная дочь Полины Юрьевны. Она ддайг, причем из группы племен, лидером которых Хтош и является. Что там вышло у ее матери с сородичами, теперь уже не столь важно. Девочка оказалась у меня и прожила в моем доме несколько лет на положении воспитанницы, пока не встретила Полину Юрьевну и не попросилась к ней в дочки. Поскольку нить девочки связана с некоей, судя по узлам на шнуре, мертвой женщиной, вручившей "дар жизни" главе отряда, это родство ддайг признают. Алый с зеленым - это цвета Хтоша, он так подписался, но желтая нить, вплетенная в его шнур, обозначает его новый статус. Солнце Сагайдана. Он объявил себя королем в этом письме. А теперь, Эгерт, запишите это все, а я расскажу Хтошу, о чем мы с вами так долго беседовали.
И он действительно развернулся к ддайгскому вождю, объявившему себя королем. Некоторое время они говорили по-ддайгски, потом перешли на сааланик, в котором Эгерт был, увы, не сильнее попугая. Наконец, Эгерт увидел, как эти двое, соприкоснувшись ладонями, смотрят друг другу в глаза, совершенно очевидно завершая разговор. Хтош еще сказал что-то напоследок, отчего выражение лица Димитри стало задумчивым и немного грустным. Вице-император произнес слово благодарности на сааланике - "грамеро", - и Хтош ушел, оставив их вдвоем.
- Хотите знать, что он сказал мне, Эгерт? - услышал журналист.
- Димитри, конечно хочу. Если только это не ваша личная тайна.
- Личную тайну вам я и сам не предложил бы... Он сказал, что моя дружба - очень тяжелая ноша. Но теперь, когда под его ногами весь Сагайдан, он, может быть, и не упадет под этим грузом. И сказанное совершенно не комплимент мне, Эгерт.
Журналист не знал и четверти перипетий, случившихся за предыдущие десять лет.
- Я потом спрошу вас об этом подробно, Димитри. С каждым часом я все больше уверяюсь в том, что репортаж об экспедиции действительно необходим, но его совершенно недостаточно. Нужна книга.
- Я с вами согласен, Эгерт. Книга - очень хорошая мысль. Пишите.
Вице-император отпустил журналиста одним взглядом - правда, очень доброжелательным. И Эгерт пошел через становище ддайг обратно к офицерам экспедиции.
Дом Полины Юрьевны Бауэр он увидел по дороге. И зеленой полусферой, образованной полым внутри кустом, этот дом не был. Строго говоря, и дома-то никакого не было. Была небольшая полянка в редколесье, поросшая невысокой жесткой травой, в ней виднелись несколько крупных камней - красных с желтыми прожилками, - а между ними высился небольшой плоский холм, размером от силы метра три. На холме был расстелен цветной ддайгский войлок, похожий на тонкий матрас. И на этом войлоке лицом в небо, закрыв глаза, лежали две женщины. Они как раз и заняли почти всю длину холма, расположившись ногами в разные стороны и соприкасаясь при этом только виском и ухом. Одной из женщин и оказалась Полина Юрьевна, а вторая, очень молодая, была явно сородичем Хтоша. Эгерт сделал несколько кадров, обнаружил, что пленка кончилась, и убрал фотоаппарат в чехол. Если отснятое проявится, у саалан всегда можно будет спросить, что это значит. И даже если они не знают об этом конкретном обычае, ничего страшного. Экспедиция явно будет не единственной, возможности выяснить смысл того, что осталось на пленке, еще представятся. Гораздо интереснее был вопрос, как на самом деле обустроено жилье сакральной мертвой. Открытый всем ветрам холм - это очень пафосно, но судя по тому, что вокруг отнюдь не пустыня, дожди здесь не редкость. А если не дожди, то туманы точно. Не может же вся эта зелень тащить воду из подземных резервуаров и потоков. Эгерт хмыкнул про себя и принялся обходить холм. Загадка оказалась проще апельсина. С обратной стороны холма имелся вход внутрь, под траву. Пять ступенек, выложенных мелкими камешками, вели в небольшой естественный грот, заходить и даже заглядывать в который Эгерт не счел верным. Не сейчас. Позже.
Журналист завершил спонтанный обход вокруг холма и направился к гостевому очагу, где экспедиция уже завершала обед. Там он застал довольно напряженную беседу. Сосновский пытался добиться у переводчика ясных и однозначных, с его точки зрения, ответов о возможностях ддайг. Кесеш отмалчивался, отворачиваясь от самых прямых вопросов, и дергал кончиком уха, как раздраженный кот. Офицеры сочувственно смотрели на переводчика. Эгерт, в общем, тоже ему сочувствовал, но по другим причинам.
Переводчик из местных в подобной экспедиции никогда не бывает достаточно свободным, чтобы выбирать работу самостоятельно, он в лучшем случае делает то, что ему предложили, а в худшем - хватается за то, что нашел. Каким конкретно был случай Кесеша, Эгерт даже думать не хотел, слишком много печальных подробностей уже оказалось на виду. При всей сложности и противоречивости отношений между саалан и ддайг, Кесеш оказался человеком Димитри - если, конечно, расширять понятие "человек" до неприличия. При всей неоднозначности положения Димитри в Озерном крае, Кесеш был при нем там. Из этих двух фактов напрашивался простой вывод: ддайг этого парня не просто не считают своим. Он сейчас жив только потому, что тут, кроме Димитри, еще и экспедиция из-за звезд, которая, не желая того, оказалась аргументом в борьбе ддайгских кланов за власть. Но положению Кесеша было трудно позавидовать: для Хтоша и его сородичей он был хуже чем мертвым, для саалан оставался ддайг, а для землян оказался источником неоценимых сведений об обычаях своего народа и деталей отношений саалан и ддайг.
Когда Эгерт подошел к лагерю, вся незавидность судьбы переводчика успела проявиться в событиях. Артема Сосновского было уже не остановить. С ним случилось худшее, что может произойти с офицером в поле: он захотел понять природу новой опасности и ее масштабы. И ящерицы Кесеша его не убедили. Для того, чтобы получить адекватное представление о явлении, с которым отряд Сосновского столкнулся, Артему нужно было одно из двух - понять место Кесеша в иерархии ддайг и уровень его доступа к возможностям или увидеть что-то более убедительное, чем демонстрация у храма. Первое было нереально, насколько Эгерт понял ддайг. Заставив Кесеша вслух признать свое положение, по опыту Эгерта, Сосновский имел все шансы остаться без переводчика в течение часа. Ддайг, похоже, находились на том уровне развития культуры, который уже включает в понятие защиты чести самоубийство от позора. Поэтому Эгерт сделал недопустимое для военкора в экспедиции - влез в разговор офицера и переводчика.
- Кесеш, - спросил журналист, - а как ты думаешь, насколько племя Хтоша уже освоилось тут?
Переводчик посмотрел на него почти с благодарностью.
- Думаю, хорошо освоились. Будут делать город.
- С ними можно поговорить об этом?
Кесеш неопределенно пожал плечами.
- Можно, если тебе не страшно.
Но с разговором Эгерт не успел. Та ддайгская девушка, Ранай, подошла к гостевому очагу. Сама. И сама обратилась к переводчику. И даже не проявила пренебрежения, чему Эгерт удивился отдельно. Кесеш некоторое время слушал ее, потом обратился к землянам.
- Ранай по нашему обычаю спала около мертвой, - сказал он, - и видела нечто, чего не поняла. Можете вы разъяснить это?
Сосновский, отчасти обрадованный возможностью сменить тему ни к чему не ведущего и явно неприятного разговора, пожал плечами:
- Может, и можем. Пока не услышим, не узнаем.
- Сон мертвой был о городе на морском берегу, как саланешская Дегейна.
- Дегейна не на берегу моря, - удивился аналитик Александр.
- Да, - кивнул Кесеш, - до моря еще немного реки и два озера. Так же, как в городе из сна их мертвой. Когда вода приходит, Дегейну не заливает: воду принимают гавани. В том городе из сна мертвой озеро было одно, а реку перегораживали стеной, в которой была дверь для воды и кораблей.
- Плотиной, - поправил офицер Павел.
- Плотина? - переспросил Кесеш. - Хорошо, я запомню. Городом правил король, как Хтош. Он владел ключом от плотины и носил его на груди. Однажды ночью дочь короля украла ключ у отца, пока он спал, открыла плотину и утопила город. Никто не выжил, кроме них двоих, а ее отец бросил в море к остальным.
- Это Полина Юрьевна видит такие сны? - спросил аналитик Анатолий.
Кесеш пожал плечами.
- Мы не строим плотин. Но Ранай хочет знать, зачем эта женщина так сделала и чем перед ней провинились ее собратья.
Эгерт немного подождал - вдруг кто-то из офицеров экспедиции знает, как Лютеция стала Парижем и куда делся Ис, французский Китежград. Разумеется, пауза длилась и становилась все более тягостной. Журналисту пришлось подать голос.
- Есть несколько мнений об этом, Кесеш. Самая известная гласит, что женщина - ее звали Дахут, кстати, а ее отец носил имя Градлон - была одержима злым духом, желавшим смерти всему городу. Есть другая. Согласно ей, у Дахут был любовник, и ее отец не одобрял эту связь, поэтому мужчина его дочери не мог проникнуть в город иначе как ночью через плотину. Когда Дахут открывала ему путь, то ли оба не ждали, что начнется шторм, то ли она решила спасти ему жизнь, чтобы он не погиб в море во время штормового прилива. А третья, самая малоизвестная и нелюбимая, говорит, что Градлон хотел сам лечь с Дахут и мечтал устранить конкурента, потому и запер плотину до того, как лодка любовника дочери прошла через нее.
Кесеш слушал внимательно, не шелохнувшись. Когда Эгерт замолк, переводчик развернулся к своей соплеменнице и заговорил по-ддайгски. Ранай, выслушав его, что-то воскликнула и всплеснула руками. Кесеш тоже выглядел удивленным, да и офицеров экспедиции, похоже, слегка снесло.
Переводчик повернулся к Эгерту:
- Так они жили на самом деле, и этот город был?
Эгерт, протирая очки, признался:
- Я не знаю. Но говорят, что именно Градлон основал город Кемпер, он стоит и до сих пор. А Бретань, страна, где это все было, теперь часть другой большой страны, Франции, но люди Бретани и теперь хранят легенду о том, что колокола Иса, утонувшего города, под водой звонят перед штормом, как и когда город еще стоял над морской водой, а не под ней.
Выслушав это, Ранай задумчиво улыбнулась какой-то хищной улыбкой и сказала несколько фраз.
- Это не три мнения, - перевел Кесеш ее слова. - Это одно и тоже мнение, она говорит, целое, но поделенное на части. Дахут - хорошее имя, сказала, похоже на наши имена. Она говорит, назовет так дочь, когда родит.
Аналитик Анатолий отвернулся и потянулся за флягой. Эгерт первый заметил, что Кесеш снова оборачивается к Ранай. Они не сказали друг другу ни слова, но по медленно расцветающей на губах ддайгской девы новой улыбке, не менее хищной, чем первая, журналист вдруг понял, что лучшее, что он может сделать сейчас - принять устойчивое положение. Он опустился на колени, успел потянуться к рюкзаку с пленками и рукавом для перезарядки, и в этот момент земля под ним качнулась. Со звоном посыпались миски, ложки, котелки, зачертыхались люди, теряя равновесие. Эгерт вцепился руками в землю, прижав коленом рюкзак и дожидаясь, пока землетрясение кончится. Оно продолжалось целых десять бесконечных минут. Когда земля под журналистом перестала ходить ходуном, он первый подал голос - и нечаянно разрядил обстановку.
- Все? - спросил он, найдя взглядом Сосновского. - Я могу перезарядить фотоаппарат?
Вокруг грянул хохот. Смеялся, сидя на земле с вытянутой ногой, офицер Руслан. Хохотал, забыв об ушибленном локте, Павел. Бросив опекать огонь, утирал выступившие от смеха слезы вечный костровой Елисей. Анатолий, опираясь на Олега и глядя на Эгерта, крутил головой и повторял: "Турист! Турист!" Сосновский, с усилием улыбнувшись, проговорил: "Надеюсь, что можешь".
- Ранай говорит, все, - раздался голос Кесеша. - Она сказала, что у вас очень видно главенство и надо поправить место у гостевого очага, чтобы все сидели по достоинству. Старший выше всех, младшие ниже. Вот, поправила.
- Землетрясением? - с усмешкой уточнил Сосновский.
- Это не земля двигалась, - ответил переводчик. - Корни под камнями.
Усмешка Сосновского примерзла к лицу и испарилась. Он глянул на хрупкую - казалось, взглядом переломить можно - Ранай, смерил взглядом Кесеша, задумчиво посмотрел куда-то вглубь ддайгского поселения.
- Скажи ей спасибо, - сказал офицер тяжело. И, отвернувшись, принялся распоряжаться по лагерю.
Получив все возможные зачеты и убедившись, что до сентября я совершенно свободна, я решила перекусить до возвращения в резиденцию. Есть вещи, которые лучше делать хотя бы на относительно сытый живот. Вот доклад начальству об учебных успехах, например. На Первой линии значок вилки с ложкой можно было увидеть почти на каждом доме, но я выбрала другую вывеску: чашку на блюдце с тремя вертикальными волнистыми линиями над ней - типа пар. Надпись на вывеске гласила: "Кофе и пирожок. Круглосуточно". Я вошла, прошла к прилавку с витринкой и вместо перекуса получила знатный флешбэк. На витринке стояли в четыре яруса совершенно одинаковые подносы с совершенно одинаковыми пирожками. Различались только цифры, выжженные на корочке, от "ноль один" до "тридцать шесть". Девица за кассой, голубая от недосыпа, монотонно оттарабанила: "От одного до восемнадцати картофельно-льняное тесто, от восемнадцати до двадцати семи сдобное, от двадцати семи до тридцати шести творожное, начинки по номерам на табло над кассой, напитки там же, на комбо специальная цена, выгода десять процентов".
Зов Максу я послала сразу же. Вот так вот просто: "Привет, мне кажется, ты должен это видеть" - и картинку. Ответ меня даже не удивил. Он прислал мне на чарр сообщение. "Лиса, не ешь это!!!" - вот что там было. Выйдя наружу, я огляделась, закурила, убедилась, что вокруг меня все еще Питер, а не Каменный Язык, которого, кстати, больше и нет вообще, выдохнула и написала Максу, что мне бы и в голову не пришло там есть. Просто показать хотела. А то мне, честно говоря, скучно.
А заскучать было с чего. Охотников перевели на новый режим: вахтовые дежурства в Ломоносовском районе. Там спешно доделывали новую базу, куда стаскивали все оборудование из Павловска и Шушар, полусотни заезжали туда попарно на три недели, потом на две недели уезжали отдыхать. До нашего дежурства оставалось еще дней десять, и я с непривычки совершенно не знала, чем себя занять. Князь ушел за звезды, Асана разрывалась между своим графством и краем, мрачный Дейвин одной рукой гонял и строил полицию, другой изредка выдавал нам то пышек, то шишек и обещал новое начальство вместо виконтессы, то есть уже почти графини. Макс пропадал в лаборатории, с остальными сайхами видеться не слишком-то хотелось, но пару раз я помогла на реставрационных работах в Эрмитаже - просто потому что не хотела терять зря время и возможности. Эгерт тоже куда-то пропал. Всем резко стало не до меня, а мне было некуда себя деть. За прошедшие с конца сессии четыре дня мне раз пять предложили пьянку, раза три - переспать, пару раз - пойти позагорать и разок - скататься в Лаппеенранту. Но Эгерта там не было, а опция "надраться" доступна и в Приозерске: выйди за ворота, пройди шестьсот метров - и гвардейский бар "Три кольца" к твоим услугам. И даже с караоке. Только Полины там больше не бывает. Марина Викторовна... Не заикаясь о том, что к ней было не пробиться из-за повешенной на "Свет в окне" подготовки к заявленным референдумом выборам президента края, ей выедали мозг московские, минские и страсбургские наблюдатели. А поодаль вились журналисты, которых было не отогнать, особенно после официального заявления Лейшиной, что ее имени в списке кандидатов не будет. Виктор Саамо и Лена Рубинчик, Ленчик, моя знакомая еще по "Детям пепла", зашивались не меньше Лейшиной, так что ввалиться к ним туда с заявкой типа "привет, ну как вы тут, а то у меня день свободный", было дурацким ходом даже на уровне идеи. Но никаких более здравых версий программы на остаток дня так и не образовалось. Зов с картинкой из пирожковой я послала от нечего делать. И когда Макс появился прямо на углу Первой линии и Среднего, не удивилась, а обрадовалась.
- Ты точно это не ела? - спросил он озабоченно.
- Я похожа на дуру? - хмыкнула я в ответ и осеклась. После всего, что со мной случилось со дня аварии, ответ не выглядел настолько однозначным. - Хорошо, Макс, я спрошу иначе. Я похожа на умственно отсталую?
- Уже нет, Лиса, - примирительно улыбнулся он. - Уже нет.
- Ну хоть это радует, - выдохнула я. - Но перекусить я все-таки собиралась, так что если хочешь, можешь составить компанию.
- У меня были рабочие планы... - засомневался Макс. - Впрочем, знаешь, давай и правда перекусим, а заодно я тебе расскажу, что делаю. Две головы лучше одной.
Куда можно пойти поесть в городе в компании с сайхом? Только в веганское кафе. Оно было минутах в пятнадцати пешком, на углу Большого проспекта и Седьмой линии. Тыквенный суп-пюре с семечками, рис с чечевицей и овощами, пирожки с яблоками и корицей - и наконец-то треп обо всем и ни о чем. Я так и не помню, с чего мы начали, но к середине второго блюда обсуждали уже нечто вполне конкретное. А именно модель купола и спонтанно возникающие порталы, из которых появлялась фауна. Макс описывал трудности с моделированием, я слушала, чертя пальцем по столу неведомо что, и вдруг открыла рот и вместо того, чтобы положить в него еще одну ложку риса с чечевичной подливой, неожиданно для себя самой произнесла:
- Послушай, Макс. Если оно реагирует на импульс с задержкой и не моделируется простыми портальными заклятиями, то это не портал структурно. Но поскольку через это можно пройти насквозь и выйти с другой стороны, то функционально оно все-таки портал. Из чего следует очевидный вывод, что в отличие от портала это имеет некую внутреннюю протяженность, не равную нулю. Со всеми следствиями разницы.
Макс, услышав это, аж привстал, потом сел за стол обратно и ответил:
- Нет, Лиса, сперва мы закончим с обедом. А то я даже загадывать не берусь, когда мы сегодня поужинаем. Сейчас вернемся в резиденцию, вытащим Синана из библиотеки и спустимся в лабораторию для первой проверки, а потом будем получать разрешение на опыт в Лебяжьем.
Я послушно пихнула в рот пирожок, еще не понимая, что моя жизнь сделала очередной крутой вираж уже почти целую минуту назад. У меня всегда был талант протупить все, что только можно, а потом пытаться увернуться от перспектив расхлебывать последствия. Второе ни разу не удалось, кстати. А когда казалось, что почти удалось, выходило только хуже. Тоже ведь своего рода гениальность. И когда мы порталом прыгнули в резиденцию, я все еще размышляла по большей части о том, насколько моя внезапная идея вообще применима, чем о том, что это вообще значит в практическом приложении. И когда мы ковырялись в модели, я тоже смотрела на ситуацию чисто теоретически, отчасти забавляясь тем, что Макс принимает меня вполне всерьез, как напарника и коллегу, а для Синана я что-то вроде вундеркинда, решающего в песочнице теорему Ферма, не сняв подгузник. Соображать что-то о значимости случившегося я начала только тогда, когда наш отряд сняли с дежурства и отправили в оцепление вокруг зоны отчуждения. Только нас не выбирали по жребию, а за остальных командиры сааланским обычаем бросали кости. И их маги остались с ними, а я со старшими магами отправилась в Зону, ловить этот самый спонтанный портал ненулевой протяженности.
Уже находясь за периметром, я все еще не понимала смысла и силы своей заявки полностью. И даже когда эта чертова дыра, ничуть не похожая на обычный портал, возникла прямо у нас перед глазами и оттуда дунуло горячим воздухом с запахом ржавчины, а я закричала: "Макс, давай!" - стянула края прорехи и попыталась запихать их внутрь, как делала это в восемнадцатом году на расстоянии нескольких километров, - что было, конечно, ошибкой, - я все еще не понимала, что делаю. А потом понимать стало некогда, потому что нас с ним втянуло в портал и выплюнуло с той стороны. Вот только тогда, стоя на серо-ржавом песке чужого мира и озираясь вокруг, я и осознала сразу все. И что с нашего разговора в кафе на Седьмой линии прошел почти месяц. И что я приняла участие в эксперименте в зоне отчуждения. И что этот эксперимент согласован с наместником. И что мы сейчас своими глазами видим мир, откуда приходит к нам фауна. И что, вообще-то, будет классно убраться отсюда как можно быстрее. В первую очередь создателю модели, способному применить к ней данные, полученные во время натурного опыта. То есть Максу, который стоял рядом со мной на сером песочке и смотрел на меня с обычной мягкой иронией. Я тоже улыбнулась.
- Ну что, - заявила бодро. - Порталы отсюда ведут только в Зону, иначе мировое сообщество Земли верещало бы уже, как укушенное. Так что ищем следующую дыру и возвращаемся.
- Вот именно что ищем, - согласился он. - Они в одном месте два раза подряд не появляются.
- Ну тогда пошли? - спросила я. - Только куда?
Макс пожал плечами.
- Пока, наверное, прямо. Потом поймем.
И мы пошли прямо.
Пейзаж оказался довольно однообразным: песок серо-рыжего цвета, в нем редкие гряды камней, явно обитаемые. Знакомиться с обитателями не пошли - мы с ними и так были слишком хорошо знакомы. Макс, правда, заикнулся, что надо бы проверить их на разумность - чисто для порядка. Но я мрачно покосилась на него и напомнила, что за десяток лет контактов никакого интереса к нам, кроме гастрономического, они не проявили, так что с их разумности, даже если она реально присутствует, толку немного. Небо мира оборотней было в какой-то белесой дымке, так что парило, как перед грозой, было жарко, потно и хотелось пить.
Первый портал мы нашли только к ночи, и Макс, обсчитав его, выяснил, что пропускная способность для двух тел общей массой больше центнера недостаточна. Такие крупные дырки, как втянувшая нас, похоже, образовывались не каждый раз. И эта была маловата даже для меня. Ну да оно и понятно, оборотни все-таки имели среднюю массу килограммов сорок - по прикидкам, конечно, точно-то их никто не взвешивал, взвешивали останки в утилизационных пакетах, прямо на месте отстрела, и массогабаритные реконструкции. Но поскольку твари выскакивали группами, у нас были приличные шансы найти окошко в размерчик для двоих, пробыв тут достаточно долго. И вот это последнее было совершенно лишним. Поэтому, кое-как переночевав на песочке на коленях друг у друга по очереди, с утра мы пошли дальше, на этот раз направо. К возникшему в полдень порталу мы тупо не добежали, а еще один пропустили, отдыхая после рывка. Сообразив, что бегать за порталами, не имея запаса еды и воды, довольно глупо, мы договорились идти помедленнее и смотреть повнимательнее. И перед закатом были вознаграждены появлением буквально в десяти метрах от нас дыры, способной вместить Макса. Тогда-то я на него впервые в жизни и наорала. Он решил, что первой надо отправить меня. Я ответила матом, для понятности, и добавила пару пожеланий, подтолкнув его к порталу. Он зыркнул на меня и нырнул туда. А я пошла по песочку дальше. И пилила весь остаток дня, ночь и день, и только следующей ночью, часа через три после заката, увидела дыру, способную переместить меня обратно. Но занять ее не успела: три мелких оборотня выскочили из-под камней, и я замерла, надеясь не привлечь их внимания. Когда портал закрылся, я еще пару часов шла в резвом темпе, создавая между собой и грядой камней с ее обитателями устраивающую меня дистанцию. А потом села на песок, то есть повалилась, где стояла, и некоторое время осознавала, что пока еще цела, не сожрана и даже не понадкусана, руки-ноги на месте и магический резерв позволяет не сдохнуть от жажды еще около ста часов. И уж час-то на вполне оправданную истерику у меня всяко есть, только высаживать на нее резерв - полная глупость. Поэтому я просто сидела на песочке, тупо глядя в пространство, и пыталась успокоиться, пока не увидела, что прямо передо мной приглашающе раскрылась дыра. Я даже вставать не стала, просто сиганула в нее кувырком с песка. И выкатилась в прохладную болотную водичку родного мира, под привычное серовато-белесое небо, судя по траве, уже пролившееся дождем час или два назад.
В резиденцию меня возвращали под конвоем из двоих магов, осмотренную от макушки до пяток магически и физически, в "тигре" Асаны да Сиалан и с кем-то из местных баронов в роли водителя. Я, сидя между магами, то принималась нервно хихикать, вспоминая первую поездку к Димитри, то пыталась справиться с дрожью. Набор событий был тот же, только навыворот. Раздевали и переодевали меня на месте, сразу за границами зоны отчуждения, и князь не сам пришел за мной, а меня везли к нему. От кофе в машине я отказалась: побоялась расплескать. Да и потом... ну что я, еще четыре часа не потерплю? Тем более до Источника тянуться недалеко. Прямо из машины меня проводили в кабинет наместника. Димитри смерил меня мрачным взглядом.
- То ли высечь, то ли наградить... Я так и не решил. Иди восстанавливайся. И будь добра, сделай так, чтобы эту неделю я тебя не видел и не слышал о тебе ничего нового. Ты меня очень сильно рассердила.
- Можно подумать, я нарочно, - вздохнула я, выходя.
- Да лучше бы нарочно, - ответил он, отвернувшись. Видимо, и правда злился.
Иван Кимович Рудой в кои веки принимал наставника на своей территории - в рабочем кабинете. Подполковник в отставке был в пиджачной паре с галстуком, похоже, приобретенной еще до присоединения, и в цинично-желчном настроении.
- Приплыли, Ваня, - сказал он. - Оппозиция займет в новом правительстве не меньше шестидесяти процентов мест, и первое, что с нас спросят, - это окончание процесса реабилитации. А у нас две ситуации, одна другой краше, и обе повесят на ведомство. А за ними список, которого хватит на пожизненное при первой попытке вернуться из-за звезд домой для всех, кого наместник так красиво убрал из-под удара.
- Батя, с Медуницей пусть сами разбираются как хотят. По нашим спискам она не проходила, в отличие от Бауэр.
- Да они-то разберутся... - вздохнул старик. - А вот с Бауэр придется договариваться нам.
- А с ней-то что теперь? - не понял Рудой. - Формально реабилитирована, компенсацию от императора приняла...
- Не понимаешь? - коротко глянул на него Батя.
- Нет, - честно признал Рудой.
- Хорошо, тогда попробуй представить себе, что она вернулась и снова пишет в сети. Причем не школу свою на коленке, а просто мемуарчики. Допустим, решила сравнить следственные процессы там у них и тут у нас с точки зрения обвиняемого. Представил?
Иван Кимович крякнул и потер рукой затылок. Старик сухо усмехнулся и невозмутимо добавил:
- Это я еще не говорю о ее собственном взгляде на компенсацию от императора и ту коллизию с ддайг, из-за которой она сейчас находится в их сельве.
- Бать, но ты же сам сказал, что возвращаться она не планирует, - окончательно растерялся Иван Кимович.
- Ваня, это работает не на нас. И даже не на наместника. Это работает только на нее, поэтому нужно уговорить ее вернуться. Если бы она мирно сидела в их столице или в сааланском городе на новом континенте, Дегейне, то и бог бы с ней. Но она же опять на острие внимания. И опять изображает полное отсутствие интереса к общественному мнению о себе. Сам понимаешь, что это значит?
- К ней пойдут за интервью, - обреченно произнес Рудой. - И содержание будет зависеть от того, кто к ней пойдет и с чьим заказом. А у нас тут и так...
- Вот именно, - кивнул Батя. - Ищи того, кто лично ей не примелькался, и пусть возвращают ее в край под любым предлогом. Но добровольно, Ваня. Добровольно, понимаешь меня?
- Ну да, - понуро кивнул Рудой. - А то опять выбрыкнет, и будет по результату так, что лучше бы и не начинали.
- Не в том дело, Ваня. Эти дикари все до одного эмпаты. А что они с животными и растениями делают, тебе лучше не видеть. Бауэр у них за живого идола, так что малейший нажим, давление - и поминай как звали. Хоронить будет некого, без шуток и метафор.
- Я понял, - окончательно помрачнел Рудой.
Когда Эгерт отправился в Дегейну снова, а это было в середине лета, он опять присоединился к группе землян, но в этот раз она была очень маленькой, не больше пяти человек. Переводчиками опять были Нимеан и Кесеш. А сопровождали они, кроме Эгерта, который был далеко не основной фигурой в экспедиции, важную гуманитарную миссию. Миссия состояла из двух врачей и одного конфликтолога. Четвертым был молодой полицейский, направленный для выяснения ряда формальных вопросов к госпоже Бауэр. Осторожные расспросы о сути и цели его миссии он пресек безразличным движением плеча и одним словом: "Послали..." Эгерт решил быть навязчивым и уточнил, что пославшие не определили миссию как секретную, и значит, присутствовать при разговоре журналисту можно.
Устраивались в этот раз при храме. Поселение, в котором ддайг забрали Полину Юрьевну, отошло им по договору с вице-императором, а для нужд саалан аборигены расчистили площадку под жилой поселок прямо у стен храма. Сейчас он активно строился, между новыми, не успевшими потемнеть домами пахло свежим деревом и срезанной травой. Домики напомнили Эгерту украинские мазанки, да снаружи и были ими. Четыре столба, подпирающих крышу, устланную ветками и высушенной травой, стены на плетеном каркасе, обмазанные глиной и ею же покрашенные в кремово-белый цвет. Внутри отличия были более заметны. Сложенные из камня куполообразные очаги на высоких фундаментах и постели из войлока на нескольких слоях жердей, положенных друг на друга, развеивали атмосферу повестей Гоголя. Но дома для переселенцев уже были готовы и строились новые. Люди все еще переживали свое чудесное спасение от мучительной смерти и благодарили своего пророка за благополучное избавление от беды. Они даже успели раскопать и засеять огороды, так что голодная зима им не грозила. Подумав это, Эгерт одернул себя: какая зима, тут же экваториальный пояс. Не все ли равно, когда сеять и когда снимать урожай.
Экспедицию поселили в одном из свободных домов, будущие обитатели которого еще только должны были прибыть на корабле, шедшем с Герхайма. Врачи Кирилл и Борис, оглядевшись, оптимистично определили место жительства как "почти курорт". Конфликтолог Марк, хмыкнув, витиевато выругался и, задрав голову к своду, вопросил крышу, почему именно он собирает собой всю новую и малоизвестную болезнетворную флору. Кесеш отреагировал немедленно и совсем не дружелюбным тоном:
- Не бойся заболеть здесь ничем, кроме того, что сам привез с собой из-за звезд.
Обстановку разрядил полицейский Богдан.
- Кесеш, - спросил он, - а сколько до того места идти? И когда выходим?
Переводчик повернулся к нему с каменным выражением лица.
- Вы не пойдете пешком. Вас перенесут маги. Мы отправимся, когда они придут.
Как более опытный приключенец, Эгерт счел себя вправе выступить с предложением.
- Тогда, наверное, плотно есть не стоит? После таких переходов может слегка мутить, и голова, бывает, кружится...
- Да, - подтвердил Кесеш. - Маги уже вышли из храма и идут сюда, я их слышу.
И действительно, журналист едва успел закончить заряжать пленку в ФЭД, когда в домик экспедиции вошли две девушки, по-саалански милые и улыбчивые, в одинаковых бирюзовых брючках и светло-голубых туниках. Цвета вроде бы были такими же, как у личной гвардии наместника в крае, но по характерным складкам на материале Эгерт узнал лен. Девушки представились стандартными сааланскими именами, с улыбками спросили, готовы ли господа путешественники к выходу и, получив утвердительный ответ, сразу же вышли. Врачи подхватились раньше всех, конфликтолог с полицейским рванули за ними, а Эгерт завозился, убирая фоторукав в рюкзак, и получил улыбку, полную удивления. Зато в портал он пошел первым, сразу за одной из магесс, показывая пример остальным. Вслед за ним вышел слегка зеленоватый полицейский, судорожно вдохнул и кротко сказал: "Хорошо, что не ели". За ним вышли врачи, за врачами - конфликтолог со скорбным лицом. Доктор Борис, глянув на него, немедленно достал из кармана карамельку и протянул страдальцу. Полицейский завистливо вздохнул.
- Карамельки нет, - отреагировал доктор Кирилл. - Есть сигареты. В целом вредно, но от тошноты спасет.
- Не курю, - вздохнул полицейский.
После шестого скачка голова немного шла кругом даже у Эгерта, привычного к перелетам и не подверженного морской болезни.
- Последний прыжок остался, - сладкими голосами уговаривали магессы. - Совсем коротенький, вы даже не почувствуете.
- Коротенький? - радостно спросил доктор Кирилл. - Тогда мы пешочком, оно для здоровья полезнее.
- И фотографии будут! - подхватил инициативу Эгерт.
Улыбки магесс увяли, но возражений не последовало. Четырехчасовой пеший переход после скачков через порталы показался скорее прогулкой, так что в ддайгский город экспедиция вошла в хорошем настроении. Улыбался даже конфликтолог. Это их всех и спасло. Городская стража была совершенно невидима, пока экспедиция не пересекла черту, отделяющую поселение от окружающего редколесья. Но стоило землянам шагнуть в город, им вышли навстречу. Правда, копья держали на отлете, а не совали их под подбородок пришлым.
Кесеш уже здоровался, представлял соплеменникам врачей и Марка, одновременно что-то рассказывая такое, от чего половина стражниц сочувственно косились на землян, другие не скрывали усмешек. Врачи озирались по сторонам, Кирилл уже успел подмигнуть кому-то из женщин-ддайг, Борис блаженно уставился в небо, любуясь облаками, и ддайг чуть не с умилением наблюдали за ним. Наконец переводчик сказал: "Пойдемте вас устраивать" - и повел их куда-то через город. Марк разочарованно глянул на магесс, уже ставивших портал.
- Мы придем за вами на шестой день, - сказала вторая из них, обернувшись от белесого тумана, в который ей предстояло шагнуть, чтобы выйти за десяток с лишним километров отсюда.
С полицейским, точнее, с его родом занятий и целью визита возникло больше всего сложностей. Ддайг долго не понимали ни концепции контроля порядка, когда все уже случилось, ни идеи совместной жизни в одном и том же поселении людей, соблюдающих общие правила, и тех, кто правил не соблюдает и не собирается. После того, как удалось донести это, настала очередь объяснять, что может быть нужно человеку, представляющему такую охрану порядка, от мертвой, да еще и ушедшей из поселения. Полицейский офицер вытер вспотевший лоб и начал лекцию о системе учета гражданских состояний. Через пять фраз уже знакомая Эгерту Ранай схватилась за голову совершенно буквально и очень темпераментно.
Объяснив с грехом пополам общие принципы паспортного учета и контроля, офицер перешел к положению приемной дочери Полины Юрьевны. Он объяснял, что порядок должен быть восстановлен, у дочери гражданки края должно быть гражданство, документы, право на образование, медицинскую и юридическую помощь, право на труд, на участие в выборах и прочие не менее важные права. Его слушали с полчаса. Эгерт делал пометки в блокноте и отчаянно жалел об отсутствии диктофона. Кесеш, переводя, был королем ситуации. Но минута его настоящей славы началась тогда, когда Хтош сделал полицейскому знак "подожди", выставив руку ладонью вперед, и обратился к переводчику напрямую. После этого Эгерту показалось, что он попал в оркестровую яму в момент настройки инструментов всем оркестром сразу: ддайг желали что-то выяснить у Кесеша. Все одновременно.
- Они его не порвут? - озабоченно спросил полицейский у журналиста.
- Не должны, - ответил Эгерт. - Он для них ценен, хоть они его и изгнали.
- Хорошо бы, - вздохнул офицер. - А то как мы без него...
- Богдан, а почему с этим поручением отправили вас? - решился спросить Эгерт.
- А кого еще? - риторически вопросил офицер. - Из свободных на городском уровне есть только я, не территориалов же посылать. Они, конечно, будут рады, но на земле сейчас работы и так хватает, а это чисто процедурный вопрос.
- Офицеры, работающие на уровне города, очень редко бывают настолько свободны, - качнул головой журналист.
Он предположил, что слышит довольно неуклюжее вранье, и, указав на несоответствие, надеялся получить более стройную версию, пригодную для статьи, но услышал совершенно неожиданное для себя.
- Изначально планировалось, что я буду работать с сааланскими курсантами, их уже трое в ведомственном университете. Ориентируясь на их демократичность, было предположено, что им будет проще общаться с человеком, который за них разберется в сложностях нашей субординации. Но оценка была не вполне верна, и в реальной ситуации они предпочитают обращаться адресно к тому, кто конкретно занимается нужным им вопросом, проходя мимо субординации, как будто ее и вовсе нет. Моя должность оказалась излишней, а отпустить из города обратно в район меня отказались. Вот, отправили сюда...
- Офицер, - сказал Кесеш, наконец разобравшись с соотечественниками. - Можешь идти решать ваши вопросы. Хтош разрешил. Айма и Ургеш проводят тебя.
- Нас, - поправил Эгерт. - Я должен сфотографировать это и записать разговор.
Полицейский одарил его далеко не радостным взглядом. Кесеш, даже не кивнув, развернулся к двум ддайгским мужчинам и что-то им пропел на своем языке. Те, еле обернувшись на Эгерта и его собеседника, двинулись вперед. Пришлось поторопиться за ними. Путь до знакомого пригорка занял едва ли полчаса. Госпожа Бауэр сидела на одном из камней и смотрела куда-то вдаль. Офицер полиции решительно направился к ней, Эгерт двинулся за ним. Полицейский поднялся на холм, встал напротив женщины, кашлянул, привлекая ее внимание. Она чуть приподняла подбородок.
- Здравствуйте, Полина Юрьевна, - сказал офицер. - Я следователь по особо важным делам Богдан Шубин.
- Я вас совсем не помню, - задумчиво произнесла она.
- И неудивительно, - кивнул офицер Богдан Шубин. - Я единственный из всего отдела не занимался вашим делом в двадцать седьмом году. Рылом тогда не вышел. Сейчас приехал вас повидать и задать пару несрочных вопросов. Не обижают вас тут?
- Рад, что вам весело. Полина Юрьевна, я могу обсудить с вами формальности?
На лицо женщины как будто упала тень.
- Давайте попробуем.
- Вам надо оформлять опекунство официально, а это можно сделать только в крае, вы понимаете?
- Во-первых, не опекунство, а усыновление, Богдан... простите, не запомнила отчество.
- Матвеевич, - вздохнул офицер.
- Да, Богдан Матвеевич, усыновление я оформлю, но сперва мы с дочерью закончим устанавливать отношения с ее народом. Менять ей национальность я не намерена, да это и невозможно.
- На чем? - вопрос женщины был полон искреннего интереса.
Полицейский молча достал из сумки, висевшей на его плече, папку и шариковую ручку.
Полина Юрьевна взяла протянутое, положила лист на папку и принялась писать.
В ГУВД Санкт-Петербурга Шубину Богдану Матвеевичу. Объяснение.
В связи со сложной ситуацией, возникшей между дальними родственниками моей приемной дочери Полины, и связанными с этим затруднениями в выезде из города их проживания прошу отсрочить оформление документов об усыновлении ее мной на шесть месяцев от сегодняшнего числа.
Полина Юрьевна Бауэр
- Какое сегодня число? - спросила она, повернувшись к Эгерту.
- Должно быть шестнадцатое июля, - ответил журналист растерянно. - Отправлялись четырнадцатого и ночевали.
- Поставлю семнадцатое на всякий случай, - решила женщина вслух и отдала лист.
Полицейский аккуратно поместил объяснение в папку, поблагодарил, попрощался, да и пошел с холма.
- Вы больше точно ничего от нее не хотите? - спросил Эгерт.
Богдан пожал плечами:
- А что еще я могу от нее хотеть? Все, что было в моих силах, я сделал. Объяснение у меня на руках. Возвращаться она не хочет, да и кто бы на ее месте хотел?
- Но служебные интересы... - заикнулся журналист.
Полицейский пожал плечами.
- Я работаю. Служат... кто служил, те дослужились уже. До перевода в Исанис. А у меня родители не молоденькие и сестра со зрением минус восемнадцать. Им на местной диете не выжить, а без меня там будет не лучше, чем со мной тут.
- Спасибо, я понял, - кивнул Эгерт. - Действительно спасибо, Богдан.
Госпожа Бауэр наблюдала этот разговор с безразличным интересом, точно таким же, с каким следила за бабочками, порхавшими над холмом, пока не подошли полицейский с журналистом.
- Полина Юрьевна, что вы думаете насчет интервью? - спросил он.
- Не хочу, - улыбнулась женщина.
- Интервью не хотите или думать не хотите? - уточнил Эгерт.
- Продолжать разговор не хочу.
- Гм... Исчерпывающе, спасибо. До новых встреч.
Она даже не кивнула, когда журналист поднялся с камня, на котором сидел, и пошел к спуску с холма.
Остальные пять с половиной длинных сааланских дней в городе ддайг ушли на другие дела. И дела эти Эгерт счел куда более привычными и приятными. Он фотографировал и протоколировал медицинскую миссию. Следующий после появления день запомнился знакомством с местной кухней. Ддайг не ели отваров мяса, рыбы и грибов, за исключением случаев ранений или болезни, и считали бульоны сильнодействующими и опасными лекарствами. И еще они не знали соли. Зато в изобилии пользовались пряными и острыми приправами. Доктор Кирилл, зацепив плоской ддайгской ложечкой предложенные мелко нарезанные коренья и плоды в соусе, изменился в лице. Он мужественно прожевал и проглотил все, попросил воды и закончил с трапезой. Доктор Борис, поглядев на коллегу, сослался на состояние здоровья и обошелся за общим столом запасенными крекерами и конфетами. Эгерт, любивший и знавший настоящую кухню юго-восточной Азии, был удивлен другим. Плоская ложка из дерева оказалась у ддайг единственным, кроме личного ножа, столовым прибором.
Весь второй день ушел на обсуждение разницы между лечебной традицией ддайг и Земли, и в разговоре Эгерт почти не участвовал, только конспектировал его сперва, но потом бросил свое занятие, поняв, что об этом есть кому написать и без него.
На третий день ддайг через Кесеша осторожно поинтересовались у землян, почему те не спят днем. После недолгих, но заинтересованных расспросов выяснилось, что дневной сон аборигены континента считают средством от "весенней" или "боевой" болезни, поражающей все поселение одновременно и заставляющей жителей сорваться с места в степь искать кровавых развлечений. Других средств от этой хвори у них не было, а имевшееся далеко не всегда было достаточным, но "спал ли ты этим днем" оказалось у ддайг настолько же расхожим выражением, насколько у китайцев устоялось "ели ли вы сегодня рис". О слабых по малому или пожилому возрасту было принято заботиться, предлагая совместный сон, чтобы разделить сновидение. Этого Эгерт не понял, но предпочел поверить, списав на особенности культуры и припомнив прошлый визит.
Утром четвертого дня гостей проводили в святая святых - к грядкам с растениями с Земли. Эгерту даже позволили сфотографировать этот огород, больше напоминавший полянку, на которой все росло вперемешку. Судя по виду растений, им не было от этого плохо.
День пятый прошел в спорах о том, кто пойдет за звезды с ответным визитом и не будет ли это слишком большим доверием саалан. Наконец, решили отложить вопрос до встречи с вице-императором. Только пять раз спросили, действительно ли нет возможности переправиться за звезды без саалан - и успокоились окончательно.
На шестой день Эгерт, как последний новичок, маялся, экономя кадры, и все равно без конца фотографировал. И наконец вспомнил, куда все эти дни тянули его детские ассоциации. Комикс ElfQuest, утащенный отцом через все эмиграции так же, как сам Эгерт волок свой драгоценный журнал, пригодившийся через столько лет Инге Сааринен, и несколько альбомов репродукций по миру Толкиена. Лесные всадники, вот кого напомнили ему ддайг. Только без волков и немножко, совсем чуть-чуть, маньяки.
Макс закончил моделировать портал с ненулевой протяженностью за два дня до солнцестояния. Закончил не один, понятное дело. В выделенной ему лаборатории работал целый консилиум, начиная с Синана да Финея и заканчивая какими-то крутыми магами из университета Исаниса, исследовавшими купол еще в девятнадцатом году. Я тоже была в команде, хотя, на мой взгляд, толку от меня было не больше, чем от доски для записей. Троица из университета, который, оказывается, весь поместился в южном крыле Старого дворца, куда меня и пригласили приезжать при первой возможности, была другого мнения и считала мои предложения дельными, а меня саму - "талантливой девочкой". Предложения, может, и правда были дельными, но я-то знала, и Макс понимал, что это не талант, а просто сайхская выучка в сочетании с навыками пилота дальней разведки. И даже объяснить это я попыталась. Два раза. Дейвину и Унриалю. Но услышана не была ни одним из них. Первый сказал мне, что где бы я ни взяла навыки, применение их в другой области жизни уже само по себе талант. Второй обсмеял меня с ног до головы и заявил, что если мне так нравится прибедняться, он может меня пустить жить к своим сайни, их у него уже пятеро, правда, все мальчики, так что полноценного гнезда пока нет, но это дело времени. Только если я соглашусь, придется мне вместе с ними участвовать в репетициях, а потом и выступать на улицах на потеху публике. Я так охренела, что забыла свое мнение о себе и напросилась посмотреть на них. И не пожалела.
Сайни Унриаль поселил в городской квартире около Пяти углов. Совсем точно - на улице Правды. Для их выступлений определили место в пешеходной зоне Большой Московской около памятника Достоевскому: и от дома близко, и от машин защищено. Из всего, что делали сайни, для меня оказалось новым только их умение говорить по-русски бегло и почти без акцента. И не только говорить. Петь с их речевым аппаратом нереально, но с декламацией стихов под свист и гудение партнеров по номеру они вполне справлялись. И стихи были не самые простые. Саша Черный, Северянин, вроде что-то из Вертинского... Я догадалась: Унриаль да Шайни отрывался, как мог, собирая для сайни программу. Тем более что узнать в нем бывшего наместника края было бы трудновато даже при очень большом желании. Он выглядел как сааланец, пародирующий сааланца. На нем были ржавые в коричневую подпалину броги - не сааланские, наши, местные, - желтые, как желток, жойс, морковного цвета эннар и розовая, как лепестки шиповника, люйне. Цвет грисса я побоялась даже представить себе. Образ завершал шейный платок клубничного цвета. Отросшие волосы Унриаль стянул в хвост и закрепил резной деревянной заколкой. Накрашен он тоже был как довольно жестокая карикатура на сааланца. Суть номера заключалась в том, что "его большие мыши", как представил их парень, тершийся возле площадки, устанавливая микрофон, делали для него все: таскали ему кофе и пирожки, убирали за ним посуду и развлекали его чтением стихов под музыку, которую сами же и создавали, и объяснением их смысла. Потом он им типа надоедал, и они сбегали от него танцевать твист, отходя на полметра в сторону. А Унриаль, напоказ пожав плечами, доставал из кармана двух белых крыс и начинал возиться с ними. Крысы тоже выполняли трюки - бежали к шляпе для сбора денег и с купюрами в зубах поднимались с земли на одежду хозяина по вытянутой ноге, по команде становились на его плечи и даже передразнивали сайни, танцующих твист. В общем, ничего такого, что сааланец, хоть и не обладающий Даром, не мог бы донести животному как пожелание. Но для здешних выглядело, конечно, очень впечатляюще. Особенно когда со стороны Кузнечного переулка приехала девушка на лошади и под аккомпанемент сайни станцевала вместе со своей кобылой вальс. Потом к микрофону снова вышел парень, видимо, организатор, и задвинул речь про экологию и гуманное обращение с животными, которые гораздо лучше реагируют на ласку, чем на палку. Я успела заметить подтянувшихся для следующих выступлений артистов: девушку с вороном и парня с тремя собаками. Но это было не так интересно, и мы ушли.
Уже дома у его сайни, которые, оказывается, привечали всю тусовку уличных артистов, работающих в центре, Унриаль рассказал, что собирается довести количество сайни до десятка, но в то, что удастся перетащить сюда мамочку со щенятами, и сам не верит. А потом спросил о моих делах так, как маг спрашивает мага. Я пожала плечами:
- Работаем... работают, то есть. Я там так... сама не знаю зачем.
- Ну как же, - усмехнулся он. - Ты там очень даже на месте. Иначе тебя там не было бы.
- Уверен? - я с сомнением покосилась на него и сунулась в карман за сигаретами.
- Абсолютно, - отмахнувшись от моего дыма, ответил Унриаль да Шайни. - Все это началось у тебя на глазах, как оно может прийти к завершению без тебя?
Я выронила сигарету, попыталась подхватить ее в воздухе, обожглась и тряхнула ладонью. Только после его фразы я поняла в полной мере, что именно мы делаем и как должен выглядеть конец нашей работы. И самым страшным для меня в ту минуту было осознание того, что Макс так и не достал из-под своего купола ни одного целого муравья. Только пыль.
Глянув на Унриаля по возможности нейтрально, я сказала:
- Спасибо, что показал ваше представление. Я вижу, что сайни нравится тут. И вас с ними, похоже, любят.
Он улыбнулся - видимо, для него это было важно. Потом спросил про мои планы, я ответила, что хочу погулять одна, пока еще есть свободное время, и мы попрощались. Я пошла, сама не понимая куда. Сперва по Колокольной мимо подвальчика, где мы не раз пили кофе вдвоем в наш первый год, потом по Марата через закрытое теперь метро, у которого он покупал мне цветы, когда мы встречались в центре, потом пришла к грузинскому кафе, тому самому, где мы с ним часто ели чанах и хинкали, потом к Летней канавке, где целовались на мосту, потом по нашему обычному маршруту мимо Михайловского сада к каналу Грибоедова и по всем переулкам-мостикам... На одном из них нас кто-то сфотографировал вдвоем, и мы получились смеющимися в камеру, он еще был в штатском, а я в какой-то милитаристической куртке и тельняшке под ней. Где-то это фото до сих пор лежит наверняка. Что еще мне осталось от наших пятнадцати лет вместе? Его последняя записка. Подарок, который я так и не подарила. Подоконник, на котором мы вместе сидели в квартире, куда у меня нет сил зайти. Мои воспоминания о его улыбке. И то, что когда-то было моей жизнью и перестанет существовать, как только снимут купол. А его так и нет. Нигде нет. И теперь я делаю то, что разрушит и эту последнюю память...
Я так и не пошла домой. Ни на Васильевский, в бывшую квартиру родителей, ни на Галерную к себе, ни тем более в нашу общую с ним. Вывернула к Невскому, не глядя на Эрмитаж, защищенный сайхской прозрачной силовой сеткой, накрытой сверху световой иллюзией будущего облика здания, прошла по саду к Адмиралтейству и вернулась в резиденцию. Меня тут же поймала Нодда и сказала идти к графу да Айгиту, который меня ждет уже полдня. Я послушно спустилась на этаж старших магов и пришла в кабинет графа.
Он, сидя в кресле у своего стеклянного камина, изучал какой-то лист бумаги. С рисунком. Записью заклятия, кажется. Когда я подошла, Дейвин протянул лист мне:
- Не узнала?
Как я могла не узнать то, что сама же и рисовала... На листе была конкретная ворона. Та самая, под которую я маскировала дрон с взрывчаткой, предназначенный Димитри.
- Узнала, - сказала я и вопросительно на него посмотрела.
Он как ждал этого: откинулся в кресле и глянул в ответ так, что я сразу поняла - будет глумиться или подначивать. Вот только подначка оказалась не его.
- Магистр Академии проникся идеей дипломных выпускных работ. У тебя есть выбор. Можешь сдавать стандартный экзамен, а можешь защищать эту свою разработку.
- А когда? - я мельком глянула на календарь и не порадовалась, увидев там почти конец июля.
- В вашем октябре, - ответил Дейвин, тоже прищурившись на календарь. - В самом конце летних каникул в интернате Исюрмера. Это будет событие для досточтимых и знати.
Значит, купол снимут не в этом году... Я непроизвольно перевела дух. Граф вскинул бровь: