Ингвар растет и уже начинает танцевать, но поскольку он наполовину землянин, то и танцует только под музыку, а без музыки не хочет. Я проходила дознание из-за участия в протесте против решений князя относительно мистрис Полины Бауэр, той самой, которая помогала растить Ингвара. Ее хотели казнить, но, к счастью, князь во всем разобрался, и сейчас она жива. Я надеюсь, что будет и свободна, потому что Ингвар уже опять входит в новый возраст, и было бы полезно поговорить с ней снова о том, как с ним себя держать и чему его учить. Оказывается, ребенок - это очень интересно, хотя и сложно. Ингвар совершенно обаял досточтимого, приходившего проводить дознание, смеялся ему и хотел взять в руки шар правды. Из-за него дознание проводили в краткой форме, мы справились за три десятка минут.
Что же до протестов - разумеется, я не ходила к князю и не говорила с ним, и даже не писала ему. Но меня очень заботило то, останется ли жива мистрис Полина, потому что она нам нужна, мне и Ингвару, и даже Вадиму, хотя он, конечно, дальше от этого всего. Она учила меня быть спокойной, чтобы сын тоже не волновался от меня. Я и была спокойной! Я была совершенно спокойной, даже когда волновался весь город. Я просто клала каждый день меховые игрушки на мостовую около Дома Безопасности, как это делали все. А через десять дней князь вернулся и во всем разобрался. Иногда очень важно вовремя сказать, что ты против неверного решения. Когда Святая стража закончит расследование, мы обязательно приедем в гости, показать Ингвару снова дом и Чинку и повидаться со всеми вами.
Из письма Криэйды Биго-Серебрянниковой к матери, 06.06.2027
Вейлин ушел в мурманские поселки еще в середине мая, получив распоряжение приостановить расследование дел, связанных с некромантией, и не планировал возвращаться в столицу края до конца полярного дня. Наместник разочаровал его своим решением вызвать дознавателя, причем именно тогда, когда достопочтенный как никогда был близок к победе. Когда князь пришел к нему с делом Медуницы почти четыре года назад, Вейлин поддержал его в нелегком решении и резонно полагал, что именно общее дело сплотит их, глав светской и духовной власти, и позволит работать на общее благо саалан в крае. Димитри был, конечно, излишне мягок и иногда забывал о своем долге, но жизнь людей на Земле слишком отличалась от привычного саалан, немудрено было и запутаться, тем более что на познание чужой культуры в отрыве от рутинных дел у него оставалось не так уж много времени. Но князь не был склонен к сантиментам и легко принимал решения о чужой жизни и смерти, когда этого требовали интересы дела. И вот, вдруг, после каких-то незначительных волнений черни, обошедшихся даже без крови, он требует вызова дознавателя! И нет бы доверить выбор достопочтенному, раз уж ему так хочется убедиться, что все принятые им решения соответствуют Пути. Князь потребовал присутствия Хайшен из замка Белых Магнолий. Вейлин не сталкивался с ней лично, но все, что он знал о ней и делах, ей доверенных, убеждало его в ошибочности выбора. Хайшен, как и князь, родилась до того, как император заговорил от имени Потока, но Димитри помнил, что он всего лишь человек и живет среди людей, а она... За прошедшие годы своей жизни, не короткой даже для мага, Хайшен забыла, что не все смертные готовы отрекаться от простых человеческих радостей и им тем более сложно победить маленькие слабости. И говорить с ней о том, что долг пастыря - принимать людей вместе с их ошибками, а не судить, можно было в столице за звездами, но никак не здесь, когда князь уже открыл дознание. В глубине души Вейлин думал, что выбор дознавателя Димитри делал не из практических соображений, а обращаясь к личным впечатлениям, полученным в молодости, пока Хайшен, тогда еще тоже молодой офицер Святой стражи, вела его дело. Так женщина остается с негодным и неподходящим ей мужем лишь потому, что когда-то он слишком сильно напугал ее. Но повлиять на решение наместника достопочтенный не мог, и ему пришлось принять его.
Разумеется, когда Хайшен захотела поговорить с ним лично, достопочтенный пришел сразу же, ничем не выдав своего отношения к ее присутствию в крае. Впрочем, во время беседы с дознавателем Вейлину пришлось согласиться, что волнения черни могли перерасти в бунт, а саалан не в том положении, чтобы обойтись со смутьянами, как те заслужили. Однако достопочтенный был искренне уверен, что разбираться с горожанами или говорить с ними - это дело наместника, а никак не его задача. И уж тем более он не мог повлиять на решение князя уйти на Острова в столь напряженный момент. Димитри стоило думать больше о недовольстве горожан, тем более что весна пришла раньше, чем ее ждали, и люди не успели отдохнуть от беспокойства, доставляемого им оборотнями. Хайшен заинтересовалась достойными горожанами, выбравшими Путь и пытавшимися успокоить своих скорых на гнев соотечественников, и Вейлин счел это добрым знаком. Ему было чем похвастаться, хотя, конечно, эти люди все еще были склонны смешивать ожидания, принятые ими в лоне их предыдущей церкви, с новыми постулатами. Но мысль, что они станут говорить с Хайшен без подготовки, беспокоила его. А вот проверку работы досточтимых, а именно окормлявших саалан, живших в графствах и баронствах по всему краю, он принял с легким сердцем. Пусть Хайшен тратит на это свое время, чем быстрее ее утомит эта рутина, тем скорее она вернется в свой монастырь, и Вейлин продолжит совместную с князем борьбу с некромантией, хотя недопонимание, приведшее к вызову дознавателя, долго будет лежать между ними тенью. И, разумеется, он рассказал ей о деле да Фалле, ставшим первой и пока единственной серьезной ошибкой наместника. Он не мог утаить столь важное от дознавателя.
Первая июньская планерка пришлась, ради рифмы мироздания, на первое число, хорошо хоть не на воскресенье. Впрочем даже и это не смутило ни директора, ни коллектив, собранный сплошь из фанатиков от педагогики в хорошем смысле слова. И на этой планерке Полина, к радости директора, впервые высказалась развернуто. Суть ее речи сводилась к тому, что воспитанников нужно учить играть практически с нуля и самым сложным в процессе будет внести этим детям в головы саму идею доступности и безопасности игровой деятельности. По ее мнению, двор школы вполне годился для этих целей, по крайней мере, на первое время, и разумеется, она была готова этим заниматься. Айдиш попросил ее представить ему список инвентаря, и она отправилась в кладовку, смотреть, что из инвентаря вообще есть в наличии. Появившись снова к полудню, она надиктовала секретарю список необходимого и с ним зашла в кабинет.
- Айдар Юнусович, список вот, но в нем не хватает двух позиций.
- Это не игровой инвентарь, - пояснила она, - поэтому в список они и не включены. Первое. Мне необходим ассистент. По медицинскими причинам я могу делать не все, что предполагают подвижные игры. Я уже лет двадцать пять не могу прыгать и очень стараюсь не падать, чтобы не отлеживаться по неделе после каждого такого случая. Нужен будет человек, который точно может это делать, чтобы дети могли за ним повторить.
- А, ну это просто. Попросим кого-нибудь в казарме, и нам дадут любого свободного.
- А можно попросить персонально Алису Медуницу? Мы хорошо знакомы, она родилась и росла здесь, и знает хотя бы часть местных игр.
Айдиш улыбнулся:
- Попробуем. Думаю, что получится. А второе?
- Айдар Юнусович, мне очень неловко, но у меня нет одежды для спортивных игр. Ни лишних брюк, ни относительно прочного и немаркого верха.
- Я думаю, это тоже несложно. Возьмем форменный комплект ветконтроля без знаков различий, они не обидятся.
- А когда это все можно собрать? И то, что есть в списке?
Айдиш посмотрел на лист с перечнем требуемого и призадумался.
- Я думаю, в ближайшее время соберем и постепенно вам передадим.
- Спасибо, Айдар Юнусович. Я тогда с малышами на площадку, пока солнышко.
Пока Полина учила малышню игре в ручеек и ленточному хороводу, она смотрела на площадку с уровня примерно метра над поверхностью, и ей потребовалось пройти вплотную к краю площадки, чтобы увидеть... Ну, строго говоря, прежде всего джинсы и рядом с ними цветной подол. Запустив детей бежать цепочкой по сложной траектории, заполняющей петлями всю площадку, она разогнулась и посмотрела выше. На краю площадки стояли две странно одетые девчонки. Полина присмотрелась: неужели хиппи? Да откуда бы им тут взяться, хиппи же вымерли задолго до Вторжения. Но разноцветный подол многослойной юбки с прорезями однозначно указывал на принадлежность его хозяйки к этому молодежному движению, как и обилие подвесок, бисерных браслетов, брелоков, цепочек с подвесками, затейливыми и попроще. Да и длинные волосы были бы несомненным признаком. Наконец, заметив у стоявшей справа острые уши, вытянутые вверх, Полина поняла, что никакая это не хиппи. Это эльфийка наместника, как ее звал весь Озерный край. На самом деле никакая не эльфийка, а ддайг. И судя по куртке, накинутой на яркий топ, она придана к подразделению Охотников и несет в нем службу. Вероятно, как и принято в феодальном обществе, приемный папа отправил ее проходить самые тяжелые и неприятные этапы строительства карьеры, пока подростковый возраст не закончился. Ну да, вот и кольцо на пальце: "Все посмотрели? Я целый настоящий маг!". Вторая, похожая на бразильянку или аргентинку в свободных штанцах на сааланский манер, не столько демонстрирующих впечатляющие формы, сколько позволяющих легко угадать их, видимо, тоже была воспитанницей князя. Еще на второй барышне была футболка с довольно скромным воротом и рукавами до локтей. Несмотря на скромность, футболка вполне помогала штанам представить барышню во всей красе ее достоинств. И эта тоже целый настоящий маг, и тоже чтобы все видели. И понавешано на ней не меньше.
Заметив, что Полина смотрит на них, ддайг улыбнулась, показав мелкие зубки, и сказала на сааланике:
- Доброе утро! А мы тебе письмо принесли!
Ее спутница кивнула. Полина на секунду сдвинула брови.
- Письмо... Неужели от девочки без имени?
- Именно от нее! - все так же улыбаясь, ддайг достала из кармана куртки свернутую небольшим свитком сероватую бумагу, крепко обмотанную ниткой, и протянула Полине. - А ты - родственница Алисы?
- Нет, не родственница. Подруга.
Ддайг удивилась так, что Полина на мгновение перестала понимать, чья это эмоция, этого нечеловеческого существа или ее собственная. "Перенос, однако", - успела подумать она и увидела на лице второй девушки, похожей на бразильянку, точно то же удивление, что чувствовала и сама. "Хм... Ничего себе суггестия", - отметила она мельком и продолжила разговор.
- Это Земля, Озерный край, - Полина улыбнулась нечеловеческой девушке, как улыбалась бы озадаченному маленькому ребенку. - Здесь много столетий нормально, вырастая, уходить из семьи и искать связи по выбору. Так сделала я, так сделала и Алиса. И даже не всегда для этого надо быть взрослым. Дети, которые играют здесь, не все сироты, у многих родители живы. Это наш обычай, мы живем и так тоже. Некоторые, конечно, остаются в семье, но не все. Если отношения с родителями были хорошими, то можно и уйдя сохранять их, но это не обязательно.
- Алиса так раньше не делала, - уверенно сказала ддайг.
- Не все делают это сразу. На моей памяти она уходила из семьи и возвращалась несколько раз. Все люди разные. Ддайг тоже не все на одно лицо и не все живут одну судьбу. Я рада была письму от девочки. Как мне передать ей ответ?
Ддайг улыбнулась снова.
- Спросите в замке меня, меня зовут Майал, или Дарну, - она кивнула на подругу. - Нас позовут, и мы передадим с общей почтой.
- Как это хорошо, - искренне сказала Полина. - Я хотела тебе сказать - мне очень нравятся твои фото в Инстаграме.Ты так фотографируешь цветы, что не будь у нас оборотней, я бы хотела показать тебе самые редкие из тех, что тут растут. Но они на юге края, там небезопасно.
И глаза у Майал загорелись.
- О, я у князя охрану попрошу, и мы съездим! Обязательно! А когда они зацветут, эти редкие?
Полина потерла рукой щеку, посмотрела в небо:
- В этом году должны недели через полторы-две.
- Я попрошу, - уверенно кивнула ддайг, - он даст. У тебя какой номер?
Она достала коммуникатор и внезапно смутилась.
- Ой. Ты же и письмо можешь передать, просто позвонив! Или прислав сообщение, я все время забываю, что тут так можно.
Полина улыбнулась:
- Да, мы сами долго привыкали, это новое. Когда я была, как они, - и она кивнула на площадку, - такого еще не было, была гораздо менее удобная форма связи.
- Через медиумов? - с интересом спросила вторая девушка, Дарна.
- Нет, были механические коммуникаторы, громоздкие, неудобные, стационарные. Можно было только звонить и принимать входящий вызов, и нельзя было знать, кто тебя вызывает, когда снимаешь трубку. Но аппарат все равно удобнее, чем человек. Он, эээмм, реже портится.
Отвечая Дарне, Полина вынула из кармана куртки коммуникатор, вывела на экран свой номер и показала его Майал.
- Позвони мне сразу, чтобы у меня отразился номер, будем на связи.
Та бросила короткий взгляд на экран и набила ряд цифр на своем, одной серией. И позвонила. Полина, кивнув, сбросила звонок и сразу занесла контакт в список.
- Я отправлю тебе сообщение, когда буду знать, что они уже цветут. Они зацветают одновременно с теми, что здесь за оградой, с поправкой на то, что нам надо на юг края. Так что когда за оградой будут видны бутоны, можно будет ехать. Там правда красиво.
- Спасибо! - засияла ддайг.
- Вам обеим спасибо, - улыбнулась Полина. - Я пойду к малышам, пока они друг друга ронять не начали.
Цепочка на площадке и правда уже напоминала скорее клубок. Девушки помахали ей на прощание и остались смотреть, как играют дети. Полину это не очень удивило. Она решила, что игры ддайг и того народа, к которому, видимо, принадлежит Дарна, совсем другие - ну и пусть посмотрят, если у них есть желание и время.
Квамов подстригли. Они теперь голые и смешные. Я их чесала. Они радовались и убегали. Скульта все еще в фонтане, всех пугает. Хочу как скульта. А таящерица утекла. Я рисовала бабочек, как ты. Вот тебе бабочка.
Личное письмо из архива Полины Бауэр, датировано июнем 2027 года.
Разбор обоснованности вызова дознавателя Хайшен начала на следующий же день после визита к князю и прежде всего проверила перечень причин. Дело Полины Бауэр, обрушившее шаткое равновесие в крае, она нашла в день появления, и весь месяц у нее ушел на поиск ответа на вопрос, действительно ли наместник и достопочтенный не знают, как так вышло, или кто-то из них все-таки понимал, что делал, и знал возможные последствия, а теперь, испугавшись, попытался отговориться от случившегося незнанием. Досточтимая уже побеседовала с князем и со всеми его людьми.
Асана да Сиалан выглядела уставшей и расстроенной всем случившимся, но ее городские события апреля и мая касались мало. Выдалась ранняя весна, и чудовища, донимавшие край, проснулись почти на три недели раньше привычных сроков, поэтому виконтесса заботилась о безопасности людей вместе со своей гвардией и местными жителями, объединенными в специальные отряды. Приговор, заставивший город кипеть ключом, создал Асане трудности в совершенно неожиданном месте. Сеть взаимопомощи, организованная мистрис Бауэр, предлагала услугу по установке минных заграждений, уничтожающих чудовищ на подходе к поселениям южных марок. А после ареста владелицы портала эту услугу было невозможно заказать, поскольку нельзя было оплатить, и у Охотников количество вызовов выросло в два раза или больше. Асана высказала это достопочтенному, но он только пообещал ей, что все как-нибудь и когда-нибудь будет улажено князем. Всю эту историю она рассказала и Хайшен, добавив, что "когда-нибудь" - это, конечно, хорошо, только ее люди хотят спать уже сегодня, а осенью будут еще и надеяться на овощи, молоко и яйца из тех самых хозяйств, в которые сейчас выезжают на вызовы. А чудовищам огороды не слишком важны, они и людей едят неплохо. Хотя коровы и свиньи, конечно, им интереснее, потому что они больше. И едва Хайшен отпустила виконтессу, та уехала куда-то в сторону Лебяжьего. Командир Охотников на протяжении всего времени разговора ждал ее в кордегардии.
Граф да Айгит был зол на достопочтенного. Даже по сухому тону Дейвина и краткости реплик это было совершенно понятно. Если кто-то и понимал обстоятельства в полной мере, то только он. По его словам, ему помогли в этом здешние товарищи по цеху, люди, обеспечивающие безопасность края. Взгляд графа на обстоятельства поэтому был не вполне привычен Хайшен: он смотрел отчасти глазами местных. С другой стороны, это позволяло тратить меньше времени на изучение настроений в крае, Дейвин принес их ей сам. Из того, что он сказал, получалось, что конфликт с жителями новой колонии уже тлел, когда рухнули порталы, но авария, которая стала причиной их обрушения, оказалась искрой, превратившей тление в пожар. И когда князь Димитри пришел, гнев и презрение местных оказались обращены к нему и его людям.
К началу июня Хайшен уже составила общее представление о проблемах наместника в крае и отнесла доклад магистру Академии, прибавив на словах, что вместо доклада могла бы уже представить вердикт заменить достопочтенного и обновить людей, представлявших в крае Академию, примерно на треть, а лучше на половину. Только межкультурные аспекты и помешали. Магистр выслушал ее, напомнил, что речь идет о семье да Шайни и в решениях требуется особая аккуратность и деликатность, учитывая судьбу внука Вейена, Унриаля. Хайшен приняла приказ и вернулась в край. Магистр не потребовал от нее придерживаться общей для Академии верности да Шайни и не предложил проект решения, в противном случае настоятельница вернулась бы в замок Белых Магнолий немедленно, и все дальнейшие обсуждения событий в крае с князем и рекомендации ему носили бы частный характер. Но утром второго июня по счету Озерного края она вернулась в край дознавателем для продолжения работы с расследованием, открытым по требованию князя Димитри.
После этого было разумно и правильно хотя бы попытаться поговорить с маркизом да Шайни. Хайшен сказала князю Димитри, что ей нужен один визит к нему, и наместник согласился пропустить ее в апартаменты маркиза, около которых постоянно дежурила охрана ддайг, сменяясь раз в двенадцать часов, и неотлучно присутствовала сиделка. Визит был назначен на вечер того же самого дня. Посмотрев на Унриаля, Хайшен признала разумность и обоснованность всех мер, принятых князем. Маркиз выглядел настолько ужасно и жалко, что выйдя от него, досточтимая сказала: "Чем переживать унижение и страдания от такого бессильного и бессмысленного существования, лучше бы умереть, но ему и в этом не повезло". Чтобы внелетний маг довел себя до такого кошмарного состояния, причем за какие-то полгода, до этого дня Хайшен и представить себе не могла. Князь, выслушав ее после визита к маркизу, только печально усмехнулся и сказал, что сейчас Унриаль еще выглядит получше, чем хотя бы год назад. Подумав, Димитри добавил, что, кажется, маркиз все-таки поправляется, хоть и очень медленно: вот, язвы на коже и во рту зажили и перестали кровоточить, и на звук открытой двери он больше не вздрагивает, и порцию пищи съедает всего за полчаса, почти не отдыхая. Но в сознание так и не приходит, занят своими яркими снами так, что сложно определить его состояние и сказать достоверно, спит он или бредит. Услышав это от князя, одного из лучших менталистов столицы, Хайшен окончательно поверила в то, что видит, и спросила только, не знает ли князь, как достопочтенный смог настолько просмотреть маркиза, что он в таком ужасном состоянии. Но князь не знал. В год обрушения порталов ему было некогда спросить об этом Вейлина, а после того года пришел следующий и принес с собой Алису Медуницу со всей ее изобретательной и разнообразной нелюбовью к саалан.
После визита к маркизу Димитри пригласил Хайшен обедать с ним. Она улыбнулась и спросила, настолько ли он хочет продолжать разговор на деловую тему, чтобы пожертвовать часом спокойствия. Он внезапно ответил комплиментом, сказав, что спокойствие ему обеспечивает ее присутствие в крае, так что лучшего общества за трапезой трудно и пожелать. Хайшен приняла приглашение, и они продолжили разговор в кабинете. Князь, как обычно, был вежливым и гостеприимным хозяином и куртуазным собеседником, насколько это позволяла тема. Хайшен отметила его смелость, проявленную вызовом дознавателя в край в самый острый момент конфликта с местными, и сказала, что это поступок человека Пути, дворянина и верного гражданина империи. Димитри наклонил голову, принимая комплимент, и без всякой позы ответил, что не видел иного выхода. Хайшен припомнила давнюю историю, которая неожиданно для обоих свела их вместе впервые, и свою роль в ней, и князь с улыбкой сказал, что тогда выбора тоже не было, и получилось, на его взгляд, неплохо, лучше, чем могло бы. Хайшен не удержалась от предупреждения и заметила, что второе дознание может быть и не таким удачным, как первое. Князь предложил ей второе блюдо и, наливая в ее кубок вино с пряными травами, сказал, что эта неудача, если ей суждено случиться, будет, к сожалению, не только его судьбой, так что он очень надеется, что она минует всех, кто оказался пленником этих странных обстоятельств. Но дознавателя вызывают не затем, чтобы защитить свое имя или жизнь, а затем, чтобы установить истину, заметил он. И Хайшен решила, что пока об этом довольно.
За десертом она заговорила об Алисе Медунице. Она напомнила князю решения трехлетней давности и рассказала, как они могут быть прочтены с точки зрения Пути. Князь молчал, вертя в руке ложечку для крема. Потом сказал, что делает все, что в его силах, как и те люди, которым он доверил непосредственную заботу о ней. Хайшен посмотрела на него со своей обычной доброжелательной улыбкой, от которой у князя всегда делалось "придворное" лицо, и предложила свою помощь в наставлениях для Алисы. Димитри замялся. Хайшен посмотрела на него слегка укоризненно и напомнила ему, что девушка больше не маг, ей чудом удалось сохранить жизнь и юный вид. И хотя какой-то запас смертных лет она все-таки получила, но вечности впереди, как у внелетних магов, у нее больше нет. Поэтому, в отличие от самого князя, Хайшен и остальных, поучаствовавших в ее судьбе, Алисе стоит поторопиться с решением задачи примирения со смертностью и смертью, а с ее характером это будет непросто. Князь кивнул и не стал возражать, хотя не выглядел довольным. Хайшен напомнила ему, что обязательства Алисы свидетельствовала именно она, и поэтому она тоже ответственна за судьбу девушки, так что будет верным, если она сделает хотя бы что-то для ее будущего, даже если оно и станет будущим смертной, потерявшей Дар. И Димитри согласился с ее доводами. Он отдал распоряжение секретарю подготовить приказ для Асаны немедленно, после чего предложил досточтимой тему полегче и принялся рассказывать ей про песенные традиции Земли и Озерного края.
После обеда Хайшен оставила наместника секретарю и визитерам и отправилась к Айдишу. Ее интересовала вторая женщина, судьбу которой князь тоже взял в свои руки. И если Димитри доверил ее именно Айдишу, то его и нужно спрашивать о ней. Досточтимая едва успела отказаться от обеда, сказать, что разделила трапезу с наместником, ответить на формальные пожелания и вопросы о братьях и сестрах Айдиша по обетам, оставшихся за звездами, и разговор прервался. Из-за неплотно прикрытого окна послышался дружный хоровой вопль. Двадцать детских голосов хором прокричали "хали-хало!" В ответ послышалось такое же дружное "тебе чего?" Хайшен, заменив извинения улыбкой, поднялась и подошла к окну. За окном на детской площадке друг напротив друга перекрикивались два... строя? ряда?
- Что это происходит за твоим окном, Айдиш? - спросила Хайшен.
- Это детская игра, - ответил он довольно. - Когда мистрис Полина здесь только появилась, редкая прогулка не заканчивалась дракой, а теперь, - он кивнул на двор, - видишь, играют.
Тот строй, который крикнул первым, по правилам игры ответил на "тебе чего?" какой-то не очень понятной фразой: "пятого, десятого... Сережу нам сюда!" Сережа сделал шаг назад из ряда отвечавших и очень быстро побежал к выкликнувшим его имя. Те стояли, крепко взявшись за руки и уперевшись ногами в землю со всей силы. Наметив себе место столкновения, мальчик на бегу разорвал грудью руки двоих детей, взял за руку девочку, стоявшую перед ним, и увел из ряда. Встав на свое место, он продолжил держать ее за руку, и строй победивших сомкнулся, увеличившись. За игрой наблюдала женщина небольшого роста с короткой стрижкой освобожденной невольницы.
- Это Полина? - спросила Хайшен.
- Да, она, - ответил Айдиш.
- Что она делает?
- Наблюдает за тем, чтобы дети не нарушали правил игры. Чтобы игра была честной, - пояснил директор.
Тем временем на площадке развивалась драма: девочка из ограбленного Сережей ряда побежала на выклик "Катю нам сюда". Судя по тому, куда она нацелилась бить, она бежала вызволить подругу, но проиграла. Сережа держал свою пленницу крепко, и Катя вместо того, чтобы расцепить их руки, с разбега упала на колени, ударившись об ряд, который ей нужно было разорвать. И так и осталась стоять. Полина немедленно подошла к ней, подняла, забрала с собой, сделала знак остальным, и игра продолжилась. Полина взяла Катю за руки, некоторое время говорила с ней, потом повела за руку вокруг площадки, продолжая беседовать.
- Что это за игра, Айдиш? Ты уверен, что она детская? Ей место в воинской школе... - сказала Хайшен. Договорив, она заметила, что взволнована.
- У них много игр, подобных этой, досточтимая сестра, - ответил директор.
- Такие игры должны сильно влиять на характеры людей... - задумчиво сказала настоятельница.
- Так и есть, - откликнулся Айдиш.
Закончив рабочий день за целых полтора часа до полуночи, Полина пришла в спальный блок. Так она называла отведенную ей комнату - по привычке, оставшейся еще с работы в лагере беженцев в Корытово. Иногда самообман по мелочи очень спасает нервы и позволяет сделать невыносимые условия почти приемлемыми. Название, придуманное ею для комнаты, как раз и было одним из таких самообманов. Их был еще целый ворох: школу она про себя называла приютом, учеников - воспитанниками, тем более что интернатский режим вполне позволял использовать это определение, а режим, которому приходилось следовать, переименовала в регламент. И вот - общая обстановка стала достаточно похожа на командировки во Псков. Только условия в спальных блоках получше, и сквозняков нет. И если не задумываться сильно, то можно пребывать в иллюзии, что где-то есть дом, куда можно отправиться в выходной, чтобы провести день в городе, и объяснять себе отсутствие таких выходных элементарной занятостью. Были и другие способы мелкого самообмана, позволявшие не слишком часто вспоминать о неприглядной реальности. Но иногда обстоятельства все-таки взламывали ее картонный домик и жестко напоминали о себе то голосами друзей, то записями в блогах и новостных лентах. В этот раз позвонила Марина, спросить, как на самом деле жизнь у Алисы, - и иллюзия обрушилась. Полина устало села на постель, постучала себя пяткой по колену, чтобы звучать пободрее, потому что ответ на вопрос у нее, конечно, был, только вот совсем не позитивный.
- Да как-то все совсем нерадужно, Мариша. Я ее видела всего пару раз по пять минут и пока ничего хорошего сказать не могу. Плохого? Да этого как раз сколько угодно. Рефлексия через два раза на третий, эмоций нет, эмпатии нет, и можно бы сказать, что ничего нет и населено роботами, но аффекты очень грубые и резкие, и вот они-то и выдают, что жизнь здесь есть, только совсем не социальная. И в казарме ей пока и правда лучше. Сослуживцы и командир ее хоть как-то держат в берегах. А что мне больше всего не нравится - ни при одной встрече она ни словом не обмолвилась о Лелике, а ведь пятнадцать лет вместе были, не баран начихал. Знаешь, невозможно столько времени изображать любовь, а потом отряхнуться и забыть. Да она и не изображала, такое не перепутаешь. Ну и Манифест ведь тоже не на ровном месте появился. Ну как это - что делать. Как есть всяко не оставлю. Насколько я поняла, условие моей отсрочки - как раз она, а не этот их интернат для забракованных к вывозу. И не только в этом дело. Так что делать буду все, что могу. И все, что позволит ситуация. Мариша, ну конечно подохли, они ведь не выносят нерегулярного полива. Странно еще, что вообще хоть что-то выжило. Нет, не трать время, их уже не оживить, выноси к чертовой матери на мусорку. Или я когда-нибудь вынесу, если отпустят. Сама отнесешь? Спасибо тебе, дружок. Спокойной ночи.
В крыле замка, отведенном для аристократии, пресветлый князь, наместник края, вице-император и прочая, и прочая, ворочался, пытаясь заснуть, и не мог погрузиться в сон. Небо из-за окна смотрело на него сквозь шторы то прозрачным темно-золотым взглядом Хайшен, настоятельницы замка Белых Магнолий, то холодными зелеными глазами Полины Бауэр, его врага и наставницы. И это небо проливало в его сознание безжалостный свет, состоящий, казалось, из одних вопросов, колких и неудобных, как ветки горного леса в окрестностях столицы Аль Ас Саалан. И князь думал, ворочаясь в постели, что даже на этих ветках ночевать было удобнее когда-то, чем теперь держать в голове вопросы, не дававшие заснуть. То, что мешало ему спать, не было ни стыдом, ни страхом - он бы знал, что делать и с тем, и с другим. А слова "совесть" в языке саалан не было, и Димитри не сумел его вспомнить на русском в белесом сумраке летней бессонной ночи, не проявившей к князю ни сочувствия, ни жалости.
Четвертого июня достопочтенный засобирался в северные поселки совсем серьезно. Лета на севере, в отличие от столицы, оставались считаные недели, и все оставшиеся теплые дни он хотел провести там, чтобы быть уверенным в благополучной подготовке к зиме. Уходя, Вейлин предупредил своих новообращенных, что с ними захочет поговорить высокопоставленная дама из метрополии, ее будет интересовать, насколько они приняли Путь и готовы ему следовать. Поэтому появление Хайшен они восприняли как должное и охотно рассказали ей не только о принятой ими религии, но и поделились мыслями о происходящем в крае.
Тинг в городе они не поняли, как и причины, побудившие людей выйти на улицу. Несправедливые приговоры? Репрессии? Откуда такому взяться, среди лично их друзей задержанных не было, а если кому и задавали вопросы, то речь шла о банальном, таком, как нарушение торговых контрактов и обман. Они, конечно, допускали мысль, что, может быть, за приговорами некромантам и стоят чьи-то личные интересы, но ведь Святая стража проводила свое расследование, и будь казненные невиновны, их отпустили бы, разобравшись в деле. "Правосудие не ошибается", - говорили они. Особенно на этом настаивал пойманный на ставках в гладиаторских боях и одним из первых принявший Путь. Он говорил, что ему было очень стыдно получить должное наказание, но именно благодаря строгости, проявленной Святой стражей, он смог увидеть всю ошибочность своих заблуждений и прийти к достопочтенному Вейлину за помощью. Саалан смогли быстро справиться с такими бичами общества, как проституция и торговля людьми, казавшимися неизбежным злом. И этот успех должен был навести некромантов на мысль, что они ошибаются, споря с достопочтенными о правильности отношения к любым старым костям. "Беречь что-то хорошее лучше, чем не беречь. Но проблема Петербурга в том, что у нас слишком строгое законодательство, которое не позволяет делать даже целесообразное. Достопочтенный Вейлин разобрался в этом клубке, и нам, людям бизнеса, реалистам, стало намного легче жить", - сказал он в конце встречи.
Вопросы, с которыми оппозиция пришла на тинг, этих людей тоже удивляли. С самой крупной ошибки саалан, аварии на ЛАЭС, прошло восемь лет, империя поменяла наместника, молодежь, вышедшая на улицы, не могла помнить жизнь до присоединения края к империи Белого Ветра, но все равно требовала, вслед за своими лидерами, чтобы саалан ответили за сгоревшие Эрмитаж, цирк и филармонию. Кому они нужны, эти старые камни? Конфликт вокруг музея еще был им понятен, это место привлекало туристов и приносило доходы в казну. Но в пожаре они винили неисправность техники и считали, что связывать его с присутствием саалан в крае как-то глупо. Для подопечных Вейлина особой ценности музей не представлял. Они смотрели на собранные в нем сокровища исключительно как на выгодное вложение капитала, считали, что нормальным людям делать там нечего, а на случай визита иностранных партнеров всегда можно нанять гида и провести экскурсию по городу с посещением экспозиции. Хотя, конечно, лучше отдохнуть иначе. И ни цирк, ни дом музыки, филармония, в варианты их выбора тоже не входили. Первый они считали развлечением для детей или не очень умных людей, а музыка в их представлении существовала в тысячах хороших записей, так что не было смысла куда-то специально идти, чтобы ее послушать. Жаль, конечно, что эти здания сгорели, но город не так уж сильно пострадал от их отсутствия. Они вспоминали и перечисляли другие площадки, где могли выступать артисты цирка. Называли и концертные залы города, ссылаясь на то, что если уж этим ретроградам так хочется слушать музыку вживую, даже если ее исполняет не заезжая звезда, то на самом деле возможность не закрыта для них, и им не стоит драматизировать ситуацию. От них Хайшен узнала о развлечении, ускользнувшем от глаз Вейлина. В Озерном крае лицедеи не развлекали толпу на ярмарках, а собирались в постоянные труппы и играли под крышей. Один из новообращенных сказал, что как раз готовил Вейлину представление о репертуаре одного такого театра, на его взгляд, грубо попиравшего приличия и раздвигавшего границы приемлемого. И даже там, где оценки этих людей не совпадали, они все сходились в одном: саалан очень много сделали для края. Они вспоминали защиту от оборотней и разработку вакцины от них, говорили о сельской глубинке, в которую вдохнули жизнь переехавшие в край дворяне саалан, хвалили восстановление фельдшерских пунктов и архангельскую сеть порталов скорой помощи, восхищались мурманскими теплицами. Пятнадцать лет назад о таком и мечтать не приходилось.
Выслушав новообращенных, Хайшен снова говорила с графом да Айгитом. Он как раз успел подготовить к беседе с ней оценку ситуации от его местных коллег. По их данным получалось, что мнение подопечных досточтимого разделяло меньше половины горожан. Ей довелось беседовать с наиболее активными из принявших присоединение: часть из них искала потенциальных выгод из сотрудничества, другие уже успели их получить. Более умные поддерживали саалан делом, но молчали в публичном пространстве, отделываясь обтекаемыми фразами. Эти, как подозревал Дейвин, при любом намеке на плохой исход просто забудут о своих договорах с саалан и присоединятся к любой противостоящей им силе, как только та убедительно покажет, что власть в крае теперь она. Их более болтливые и менее дальновидные друзья тоже захотят платы за свою лояльность, и ею станет возможность покинуть край, чтобы избежать вопросов от сторонников Аугментины или Медуницы. Как граф понял из местной истории, расстрел зачастую оказывался очень мягким решением по отношению к коллаборационистам, как уже целый век называли здесь таких людей. И если до этого дойдет, факт продажи Московией края империи значения иметь не будет.
Их оппонентами на Литейном считали открытую оппозицию, в том числе тех самых нечесаных крикунов Лейшиной. Они с готовностью выходили на большие и малые тинги, громко протестовали против дурных решений власти, писали письма в поддержку Медуницы и передавали своим друзьям по ту сторону границы сведения о творящемся в крае произволе - так они определяли действия администрации империи в крае. Многие из адресатов их посланий до недавнего времени жили в крае и успели покинуть его по своему выбору, или князь закрыл им въезд, когда они выехали в Московию по делам. Они были активны, но малочисленны, пределом их возможностей на Литейном считали такие тинги, как майский. Дейвин на этот счет не обманывался: майские события он считал первым предупреждением наместнику.
Людей, не просто выбравших сторону, но и поддерживающих свой выбор делом, было меньше, чем обычных горожан. Но и среди последних коллеги Дейвина не видели единодушия. Часть из них говорила о важности сохранения мира в крае перед лицом общей угрозы в виде оборотней, о своем желании жить частной жизнью, избегая участия в политической жизни города, о важности следования закону, каким бы он ни был и кто бы его ни установил. И хотя они поддержали бы решение разогнать тинг при помощи пулеметов, никто из них не готов пальцем двинуть, чтобы помочь саалан. Именно их Литейный считал возможными союзниками, и это к ним обращалась в своих публикациях пресс-служба наместника, пытаясь побудить их к более активной помощи администрации империи. Другая часть не хотела иметь с саалан ничего общего и считала ценностями все, с чем так небрежно обошелся предшественник Димитри. Некоторые из них выбрали платить налоги и говорить о своей позиции, другие скрывали доход, не желая сотрудничать с властью ни в какой форме. Многие из них продавали или покупали через портал госпожи Бауэр, для некоторых и он был слишком официальным и открытым, поскольку платил налоги, как и остальные предприятия. И именно эти люди считали, что саалан мешают им самим своим присутствием в крае, так что, по мнению графа, от них не стоило ждать ни компромиссов, ни снисходительности к ошибкам. Они пока молча разделяли и поддерживали тезисы и лозунги, с которыми вышла на тинг открытая оппозиция, но выплеснув на улицу свое мнение, они поставят под сомнение саму возможность империи Белого Ветра удержать власть над краем. На взгляд Дейвина, для саалан не было чести в такой поддержке и таких сторонниках, как он описал, а диалог с противниками присутствия саалан в крае вряд ли был возможен после ареста и приговора Полине Бауэр и другим. Этих других было, на взгляд графа, слишком много. Обвинение в некромантии в Новом мире читалось однозначно - как попытка убить за слова, когда обвинить человека в реальных преступлениях нельзя.
Хайшен задумалась. Пренебрегать тем, что принес граф, было по меньшей мере рискованно. Она уточнила, знает ли достопочтенный Вейлин о том, что Дейвин сейчас ей рассказал, и если да, то как давно. Но судя по тому, как застыло лицо старшего сына Альены и каким мягким стал его голос, он совершенно не был намерен лично ставить Вейлина в известность обо всем, что сейчас лежало на столе у Хайшен. В ответ на вопрос досточтимой граф сказал, что он, конечно, докладывал об этом наместнику и устно, и письменно, а действовать через голову сюзерена не в его правилах. Так что, наверное, лучше спрашивать у князя о том, насколько в курсе всего сказанного достопочтенный.
Справка, предоставленная наместнику главой пресс-службы, весила почти килограмм и читалась как страшная сага о деяниях старых богов. От новой белой бумаги разило застарелым сумасшествием, многовековым черным колдовством, чем-то худшим, чем некромантия. Но они сумели наворотить это все за какое-то столетие. Причем находясь в полной уверенности, что все, что они делают, действительно улучшает их жизнь. Отдавая изученную папку на хранение, он ответил на незаданный вопрос: "Многие события последнего года мне стали гораздо понятнее".
Когда Димитри, закончив разговор со своим пресс-атташе, пришел по порталу из своего кабинета в выбранный для урока танцев зал, Полина была уже там. Вероятно, ее проводил туда кто-то из слуг, и она ждала его, выполняя у подоконника какие-то сложные шаги с разворотами. Завершив движение, она повернулась к двери:
- Добрый вечер. Я не услышала, как вы вошли.
- Здравствуйте. Прежде чем мы начнем - у меня есть тема для разговора с вами, я кое-что понял и хотел бы с вами это обсудить.
Она слегка наклонила голову к плечу, и он уже знал, что это ее способ сказать "я готова слушать", поэтому перешел к сути:
- Земляне, конечно, вправе думать о саалан что угодно, и действительно, на первый взгляд версии будут логичными, но чаще всего...
Он собирался сказать ей, что, на его взгляд, это их наказание лишением свободы ничем не отличается от рабства, что их высшие школы начинались с магии, а держать в рабстве мага - затея дурацкая, что вслед за магами любые специалисты высокого класса, начиная с мастеров цехов, получили иммунитет против применения к ним такой меры, и из-за этих различий он в самом страшном сне не мог себе представить то, что она о нем подумала месяц назад - и уже понимал, что затеял это зря, когда она его прервала. И даже обрадовался тому, что договаривать не пришлось. Взять назад свою майскую заявку о том, что городу будет лучше без нее, у князя вообще не поворачивался язык, хотя он понимал, что рано или поздно ему придется это сделать.
Перед тем как заговорить в едва образовавшейся паузе, она улыбнулась, но скорее вежливо, чем понимающе или заинтересованно:
- Да-да, "это не то, что вы подумали", в сюжетах французских и американских комедий очень часто встречающийся ход. Если это действительно нужно обсудить, вы всегда можете вызвать меня к себе для разговора. А пока все-таки давайте начнем урок. Сегодня будет сложно. В этом месте сложно всем.
Отчасти он был раздосадован, отчасти рад тому, что эта тема отложилась. Понимать ее он уже начал, а вот объясняться, кажется, был не готов. Полина начала урок с того, что придирчиво осмотрела его одежду и опять сделала замечания, в этот раз всего два. Первое - по поводу заправленной рубашки. Он вопросительно поднял брови, в ответ на что получил уже знакомый жест одним плечом и обещание, что через несколько минут все уже сам поймет. Еще ей не понравилась металлическая пряжка ремня с накладным узором. Ремень он надел вместо грисса, сочтя завязку жойс недостаточно эстетичной. Он развел руками:
- Вот этого совсем не понимаю. Чем поясная пряжка может помешать?
Полина утвердительно наклонила голову:
- Может. Существует два вида объятия, - говоря это, она смотрела куда-то в дверь и поэтому не увидела, что Димитри с трудом удержал лицо, услышав про всего лишь два вида объятия, известных ей. - Они называются салон и милонгеро. Салон - это свободное объятие, танцуя в котором мы можем, при желании, посмотреть друг другу в глаза, но обычно этого не делают по массе причин, которые вам предстоит прочувствовать и понять в ближайшем будущем. А объятие милонгеро очень тесное, в этом объятии партнеры танцуют, буквально, щекой к щеке. Так что ремень с неудачной пряжкой, брошь или кулон с острым краем - это все может в любой миг создать паре массу неудобств. По вашему желанию и с согласия вашей дамы дистанция может быть изменена в любой момент, но вы должны быть уверены, что ни один из вас не травмирует друг друга нечаянно брошкой, пряжкой, пуговицей или чем-то еще. Поверьте, мы не станем исключением. Кстати, очень хорошо, что вы собираете волосы перед уроком. Делайте так и дальше. Менять ремень прямо сейчас не надо, побережем время, а на будущее - рубашку лучше оставлять навыпуск.
- Полина Юрьевна, но при такой разнице в росте... - начал было князь, но прервался, получив в ответ улыбку:
- Это только вопрос навыка и желания, - заметила она. - Вы взрослый мальчик, вы знаете. Так вот, свободное объятие, или объятие-салон. Моя правая рука в вашей левой, на уровне моего плеча, своей правой вы придерживаете меня за спину выше талии, где вам удобно, моя левая будет в нашем случае - на вашем правом плече, получается, не сильно выше локтя. Прошу вас.
Димитри послушно выполнил ее указания, пытаясь понять смысл происходящего. Полина кивнула, подтверждая, что все верно, и продолжила:
- В общем, это не очень важно, потому что контакт партнеров обеспечивается не соприкосновением рук.
После этого она сделала спиной какое-то неуловимое движение, и Димитри ощутил, что под его ногами поехал пол. Женщина тянулась к нему, казалось, не только телом, а и самим сердцем, но при этом твердо стояла на ногах и едва прикасалась к его плечу рукой. Она была совсем рядом и в то же время слишком далеко. Это ударило в голову, как крепкое вино. Он предпочел убрать руки и отойти на полшага. Она продолжила стоять, почти не меняя позы, только улыбнулась ему с легким удивлением:
- Что произошло?
Димитри помолчал, подбирая слова.
- Произошло то, что я не понимаю вас. Я не верю, что вы намерены таким образом предложить мне почувствовать ваши женские качества, и... - он замолчал, не зная, как продолжить.
Полина задумчиво кивнула:
- Ах, вот что. Нет, не беспокойтесь. Это мне в отношении вас вообще бы в голову не пришло. Но правила игры таковы. Так будет стоять и двигаться любая женщина, с которой вы будете танцевать. И хорошо бы, чтобы любая, танцуя с вами, чувствовала то, что вы почувствовали только что. Хотя бы это.
Вот как. Значит, то, что едва не снесло ему контроль к крысьей матери, только правила игры, общие для всех, да еще и всего лишь начальный уровень. А лично к нему как к кавалеру - "и в голову не пришло бы". Он понял, что заинтригован, удивлен и немного обижен. Пару вдохов пришлось потратить на возвращение к равновесию:
- Хорошо, давайте продолжим.
Она подняла ладонь:
- Одну минуту. Перед тем, как мы начнем снова - послушайте меня. Видите ли, это танго, - последнее слово она слегка выделила голосом, он в ответ наклонил голову, как делала она, показывая готовность слушать объяснение, и Полина продолжила. - Это танго, и мы не отходим от партнера сразу, если только он не безнадежно плох. Если партнерша отбегает от вас, едва вы ее отпустили, вы совершенно точно что-то сделали не так. То же самое справедливо и для нее: если вы ушли, едва закончилась мелодия, - все плохо. Все очень плохо, и продолжения не будет ни сейчас, ни позже, ни когда-нибудь вообще. Поэтому, если вас не обидели смертельно и если у вас нет цели обидеть смертельно, - не делайте больше никогда так, как вы сделали только что. Хорошо?
Князь не сразу смог собрать слова для ответа, оглушенный пониманием. У него в руках было сокровище. Настоящее сокровище. Город расплатился с ним за восемь лет своего злобного тупого упрямства сполна. Это то, что можно было везти на Кэл-Алар даже не как трофей, а как драгоценный дар. Чем дальше, тем больше он убеждался в этом.
- Да, Полина, конечно. Я не буду никого оскорблять. Ненамеренно - не буду. Давайте продолжим.
Через двенадцать дней Лейшина не появилась, в списке просивших о приеме ее тоже не было. Димитри посмотрел на календарь, увидел на нем пятое июня и взялся за телефон. Она ответила, сказала, что как раз собиралась связываться с его приемной и, по ее прикидкам, получилось бы, что примерно через неделю она бы оказалась у него. Он посмотрел на календарь, поморщился...
- Марина Викторовна, а как вы посмотрите на то, чтобы я сам у вас появился? Хорошо посмотрите? Можно прямо сейчас? Спасибо.
Он сориентировался на ее голос, поставил портал и через несколько минут действительно был в коридоре ее квартиры, темноватом, с высоким потолком и лепниной на нем, почти наполовину скрытой оплывами то ли краски, то ли штукатурки. Хозяйка, в плотной фланелевой пижаме сиреневого цвета и меховом жилете поверх, обутая в цветные шерстяные носки и войлочные валяные тапочки, как раз вышла из кухни в коридор, мазнула по нему взглядом, сделала еще шаг, остановилась, развернулась к нему лицом, покрутила головой и сказала:
- Вот хорошо, что у меня потолки высокие.
Димитри стоял в коридоре, не очень представляя себе, что делать дальше. Марина Лейшина с очень большими глазами стояла напротив него и молчала. Похоже, она растерялась или испугалась. Приветствовать хозяйку вроде бы было уже поздно. Чем еще из обязательных действий можно пренебречь, он не знал. На его счастье, Марина довольно быстро пришла в себя:
- Ну вот что. Сейчас ты разуваешься, берешь что-нибудь по размеру в ящике, мы идем в кухню, и я снова ставлю чайник. У меня есть свежий земелах, надеюсь, что ты такое ешь. И давай-ка сразу на ты. Разводить политесы с человеком, появившимся в моей прихожей, как солнечный лучик из окна, я смысла не вижу. Кстати, как ты это сделал?
- Это наши высокие технологии, я на твой голос шагнул.
Димитри покопался в ящике с войлочными явно гостевыми тапками разного размера и цвета, отчаялся выбрать что-то подходящее и прошел на кухню в одних окрэй, оставив броги в прихожей.
- А, ну ладно. - Марина легко приняла ответ.
В темноватой кухне, размером не меньше пятнадцати метров, был выделен маленький островок уюта и гостеприимства: стол, два кресла, надежно застеленные пледами и немолодыми овечьими шкурами, светильник в плетеном абажуре, укрепленный на стене над столом. Под кресла были задвинуты тарные ящики, изнутри обитые ковролином. Хозяйка указала на них и сказала как о чем-то само собой разумеющемся:
- Выдвигай ящик, ставь в него ноги, у меня сквозняки, пол ледяной, не хватало еще тебя простудить тут.
Димитри улыбнулся:
- Уже чувствую себя как дома, на севере, в детстве. Только мы ставили ноги на... гм... на собак.
Марина ставила чайник, доставала чашки, то подходя к столу, то отходя от него:
- Ну и чего ты застеснялся? Мы тоже тут держали собак в домах, пока это все не началось. Потом стало нечем кормить, весной полезли оборотни, и стало страшно гулять, многие с ними и уехали, но не все. Немногие оставшиеся делились с собаками человеческой едой, пока могли и пока было с кем. С ними теплее, конечно, но выгул... А особенно еда. А сейчас в городе уже и щенка не найти, как ни ищи.
Димитри усмехнулся:
- Эти наши собаки прокормили бы нас сами. Даже здесь. Но концепция, - кивнул он на ящик, - отличная.
Марина подвинула ему кружку с крепким горячим чаем, поставила на стол вазочку с ромбиками песочного теста, посыпанными сахаром и корицей:
- Угощайся, вчера пекла. И давай сразу к делу.
Кружка приятно грела руки, печенье было действительно свежим и в меру сладким. Несколько минут он наслаждался покоем и ее молчаливым принятием, потом сказал:
- Ну если сразу к делу, то... Марина, скажи, из чего я могу выбирать? Если ты заметила, мой предшественник был порядочным засранцем, и часть вашего справедливого отношения к нему достается мне потому, что вам его некуда больше отнести. Доказывать вам, что я не он, я за восемь лет... - он замолчал подбирая слово
Марина из-за своей кружки с чаем кивнула ему головой:
- Ты затрахался. На твоем месте кто угодно бы затрахался на пару лет раньше. Мы не будем сейчас говорить о том, что ты сам для этого сделал, хотя оно все равно всплывет. Но пусть это будет не теперь. Давай сосредоточимся на поправимом. Сейчас любой наблюдатель видит на списке действий администрации империи несколько крупных политических клякс, которые вполне могут стать пятнами на твоей репутации. И первая из таких клякс - это Алиса. Еще в апреле была Полина, но сейчас этот вопрос хотя бы заморожен.
Димитри почти минуту задумчиво крутил кружку в руках.
- Марина, - сказал он наконец, - в ситуации с Алисой мне понятно только то, что мне самому в ней не все понятно. Я бы с удовольствием привез тебе ее дело прямо сюда, но моя служба безопасности меня не поймет, а шагать вот так сюда из Приозерска с этой папкой под мышкой тяжеловато, она толстая. Ничего, ты прочтешь, когда приедешь ко мне. Что же до Полины, - наместник посмотрел на кружку, пожал плечами и поставил ее на стол, - похоже, я один не вижу проблемы и все время озадачен. Один из моих консультантов так беспокоился, прочитав ее прощальное письмо в блоге, что даже просил меня об изменении приговора, хотя в его собственном положении это было довольно странно, но в чем состояли мои риски, я так и не понял. Я хотел просто поговорить с ней в мае, но ты помнишь, что вышло. Это все тем более странно, что Полина Юрьевна достойный враг - умный, честный, последовательный. Она играет открыто и стоит на своем до конца. Такая вражда - большая удача и повод для серьезной гордости. И если быть откровенным, мне перед ней несколько неловко, потому что эта отсрочка приговора унизительна для нее. Для меня тоже, но это другой вопрос. Я знаю, что заслужил все, что она швырнула мне в лицо во время нашей майской встречи. И огрызался я совершенно зря, и пощечину получил справедливо. Я попытался исправить дело, но не преуспел. Видимо, начал как-то не так...
Марина сидела над кружкой с чаем, подпирая щеку рукой, и смотрела на наместника с сочувствием. Дождавшись паузы, она сказала:
- Димитри, тебе когда-нибудь кто-нибудь говорил, что ты повел себя как идиот?
Он засмеялся в ответ:
- Это всегда было довольно рискованно делать, но в молодости я часто сожалел о том, что мне этого вовремя не сказали. Теперь не сожалею.
- Так вот, - сказала хозяйка, глядя на гостя все с тем же сочувствием в глазах. - Ты в истории с Полей повел себя как идиот столько раз, что реши я тебе подробно объяснять про каждый, ты жил бы тут неделю, и вся твоя орава без тебя сильно плакала. Ты или сам это поймешь, или все равно сам поймешь, только позже. Но я ее знаю в три раза дольше, чем тебя вижу в этом не всегда богоспасаемом городе, и могу тебя понять лучше, чем тебе кажется. Полина умеет быть такой занозой, что все кактусы мира могут засохнуть от зависти, ты правильно увидел и понял. Но она не только заноза. Сам подумай, кем надо быть, чтобы из сытого и чистого Пскова от хлебной работы вернуться сюда к неработающему метро, темным улицам, холоду, закрытым магазинам и всему, что ты тут нашел. И еще подумай, что ее толкнуло признаться, что она не ест, когда мы так мило поговорили на четверых, что этот твой татарин вас с ней чуть не водой разливал. Могла ведь и промолчать, и недели через три от сегодняшнего дня ты бы нам выдал ее уже в гроб. Сам представь ответ города еще и на эту смерть...
Она усмехнулась, дружелюбно и заразительно, так, что он сам улыбнулся в ответ, - и продолжила:
- Ты, пожалуй, имел шанс понять, лучше ли нам без Поли на самом деле, а вот ей было гораздо проще пройти до конца, но ведь нет, она сделала шаг назад. Ай, ладно, не буду ее перед тобой защищать, ей это не надо и никогда надо не было. Давай я тебя лучше про Алису спрошу.
- Спрашивай.
Над ее словами следовало подумать в одиночестве, не спеша и очень тщательно. В свободное время, которого никогда нет. Уже было понятно, что службы безопасности придется хорошенько чистить, причем и местных, и своих. Впрочем, чего-то подобного он уже ждал, сперва получив тинг с плюшевыми ежиками, а только потом найдя его объяснение в виде рутинного приговора некромантке. Реакция местных на арест одного из лидеров оппозиции и приговор, вынесенный без публичного суда, была очевидна, но князь узнал обо всем, когда любое его вмешательство было невозможно, и только счастливый случай в виде явления Алисы позволил сохранить мистрис Бауэр жизнь. И это значило, что кто-то из его людей либо не заметил, чем занята Святая стража, либо предпочел этого не заметить. Да, надо отдать ей должное, пряталась она на совесть. Связать между собой этот их "Ключик", который фактически держал на себе не меньше трети объемов городских нужд, и группу Аугментины, формировавшую отношение местных к саалан, не смогли ни местные спецы, ни тем более досточтимые. Хотя все было на поверхности и находилось на соседних страницах в ее личном деле. Пора было начинать личные проверки каждого служащего администрации. Причем, и своих вассалов, и людей из метрополии. Если его человек не адаптировался достаточно, чтобы работать, его стоит вернуть на родину. А если кто-то играл против Димитри... Вариантов и тут было предостаточно, что для его верных, что для людей императора, почти поголовно имевших кланы-покровители, интересы которых они и представляли при дворе. Князь пока не знал, где взять людей на замену. Верных с Ддайг придется слишком долго вводить в курс дела, а вопрос, кому принадлежит лояльность жителей столицы, всегда имел слишком много правдивых ответов. Впрочем, часть этой работы все равно уже делает Хайшен.
Марина дождалась, пока гость вернется из своих мыслей обратно к ней и подвинула ему вазочку с печеньем поближе.
- Димитри, я не знаю, заметил ли ты, но я не идиотка. И родилась не вчера, поэтому немножко знаю людей. Если ты не в курсе, у меня три прекрасных бывших мужа и двое отличных детей, один в Польше, он кинооператор, другая в Израиле, она действующий офицер не где-нибудь, а в подразделении "Каракаль", и поверь, что свой чудный характер она взяла не от папы, хоть он и гениальный химик. Так вот, я своими глазами вижу, что все, что ты сделал в истории с Алисой, ты сделал затем, чтобы девочка выжила и была в безопасности. Или, по крайней мере, чтобы умерла быстро и не мучительно. И я тебя в этом понимаю и полностью поддерживаю. Но твое счастье, что этого не видит никто, кроме меня.
- Почему?
Марина встала от стола:
- Извини, я закурю. Я без сигареты уже час, для меня это долго.
Когда она села с сигаретой и зажигалкой на подоконник и подняла лицо к форточке, Димитри поразился ее сходству с иллюстрацией в книге, прочитанной ночью в квартире Полины меньше недели назад. Тонкая, легкая, с шапкой буйно вьющихся кудрей, резкая и веселая... Но в ней не было знания о близкой смерти, совсем наоборот, несмотря на возраст, опыт и изматывающий режим, жизни в ней было с верхом и через край. Никакого следующего года. Ее будущее обещало свадьбы детей, рождение внуков, весь ее выводок нечесаных придурков с их выходками, песочное печенье с корицей под настроение и вот такие беседы на этой самой кухне. Нипочему. Просто так. Потому же, почему и с ним.
- Ты спрашиваешь, почему это твое счастье? Ты в жизни не объяснишь нашим, что ты ее не вывернул наизнанку, убеждая стать твоим человеком, а своим - что она действительно твой человек. И верить тебе после этого будет сложнее и тем, и этим.
Марина задумчиво посмотрела на догоревшую до фильтра сигарету. Димитри слевитировал ей пепельницу, она от неожиданности вздрогнула, поймала ее в воздухе, погасила окурок и аккуратно поставила пепельницу на подоконник.
- И вот теперь я хочу спросить - зачем она тебе? Зачем ты снял ее с вокзала перед самым отъездом и два года держишь при себе? Ну, если оставить в стороне благопристойное вранье про гуманистические идеалы?
Димитри в ответ улыбнулся и развел руками:
- Извини, не могу. Если я правильно понимаю, что ты имеешь в виду, когда говоришь "гуманистические идеалы" - то речь именно о них. Видишь ли, ее крупно подставили люди, которым она верила больше, чем себе. И я не хотел быть следующим, кто обманет ее доверие.
Марина закрыла форточку, подошла к столу:
- Понятно. Я имела в виду не совсем это. Это, для справки, называется принципы, и оно неотменяемо. Но спасибо, что сказал. Я предпочитаю знать, чьи интересы я защищаю. Не то чтобы это делало сильную разницу, но твои принципы в этом месте мне близки. Будешь еще чай?
- Нет пока. Может быть, потом. Почему ты дружишь с Полиной Бауэр?
Марина помолчала, выдвинула ящик из-под кресла, устроила в нем ноги:
- Ты все-таки хочешь, чтобы я тебе ее представила? Ну ладно. Хотя тут ваши цели прямо противоположны. Но знаешь, если говорить не о целях, а об интересах - ты будешь удивлен, вероятно, но я уверена, что как раз интересы у вас совпадают. Что бы вы друг о друге ни думали. Ну, в общем, слушай. Мы знакомы ровно тридцать лет, я тогда пришла в Школу анархиста, едва получив паспорт, и мне там не очень-то были рады. Если ты понимаешь, что такое отчуждение для девочки, привыкшей к симпатии дома и в школе, мне было очень не по себе. Из взрослых привычек, ну, как они видятся в шестнадцать лет, у меня были только две. Я умела курить и думать своей головой, но второе, как ты понимаешь, видно сильно не сразу. А Полинка... Она уже тогда на весь город звенела - гитара, коричневый пояс по у-шу, возможность взрослым мужиком подмести асфальт при надобности - все уже было при ней. И вот представь: я стою одна между лекциями, курю у стенки, уже вся на слезе, и она подходит: "О, хоть кто-то курит, давай я рядом постою, понюхаю". Ей как раз тогда тренер курить запретил.
- Красивый жест, - Димитри наклонил голову.
Действительно, предложить дружбу и защиту так, чтобы не унизить этим другого и не унизиться самому, бывает не так просто даже взрослым людям. А эти тогда были девчонками, одной шестнадцать, другой девятнадцать.
- Да если бы один, она вся из такого состоит. Вся целиком, сколько ее есть.
- А потом?
- А потом я вышла замуж, она поступила-таки со второй попытки на психфак в педагогический, училась одновременно на дневном и в Школе анархиста, делала первые исследования, потом у меня родился Сашка, и свекровь поступила меня в универ на заочное отделение юрфака. Потом Полинка закончила пед, получила диплом и тем же летом заработала наконец свой первый дан, а осенью подалась в аспирантуру и вышла замуж. Этого никто не ожидал, особенно ее родня. Тем летом еще случился дефолт, все ходили как очумевшие, поэтому возражений толком не было, да и свадьбы тоже толком не было, все прошло как-то так, - Марина покрутила рукой в воздухе, - мимо внимания... Слушай, ничего, если я тут покурю?
Димитри улыбнулся и отлевитировал пепельницу с подоконника на стол.
- Вот спасибо тебе, - Марина с удовольствием закурила. - Немножко сказки, хоть и не праздник.
- Продолжай, пожалуйста.
- Ну хорошо. Вообще, Полина и сама этого замужа от себя не ждала, хотя не удивилась ни произошедшему, ни тому, что потом началось между ней и мужем, а начался, я скажу тебе, натуральный ад. Она пыталась сохранить и брак, и свою жизнь. А он вытеснял из ее жизни все, кроме себя, и использовал для этого не самые приглядные способы. Например, они жили на ее деньги, и деньги всегда кончались раньше, чем она планировала, - Марина поморщилась, посмотрела на огонек сигареты, которую держала в руке, затянулась и продолжила. - Короче, беременность она проносила недолго. В смысле, живым этот ребенок был недолго. Но только когда дело пошло к весне, у нее наконец хватило времени и сил дойти до врача.
Димитри смотрел на хозяйку дома, ожидая продолжения. Она помолчала, затянулась сигаретой так, что табак слегка затрещал, подхватывая огонь, потом с силой придавила окурок в пепельнице и выдохнула дым.
- В общем, через две недели после того она вернулась со свежим швом на животе в совершенно пустую квартиру. Ее экс увез все, что могло ему зачем-то понадобиться, и в квартире остались только цветы и книги. Ей нельзя было поднимать тяжелое и не стоило нагибаться, но в доме не было кровати. Ей можно было есть очень не все подряд, но в доме почти не было посуды. Странно, что он холодильник не упер, правда, там кроме льда ничего не было. Я не знаю, что он сказал ее родителям, но когда Поля позвонила матери, она нарвалась на нотацию в ответ на просьбу привезти молока. Она позвонила мне только на четвертые сутки. Я не знаю, что она ела и как спала все это время. Мы с мужем привезли ей посуду, какой-то еды, денег, старое кресло, чтобы сидеть, сделали постель из тарных ящиков и поролона, Левка позвонил матери, и она дала телефон врача. Чудесный был армянин, он приехал на такси, посмотрел на нее, все нам рассказал - и она через месяц уже сама пошла за хлебом. Летом я узнала, что ее экс и у анархистов налил про нее дерьма. В тот месяц, как ты понимаешь, нам было не до того. А из аспирантуры ее вышибли тем же летом. Не знаю, как ее бывший поц провернул свой гадкий трюк, но уверена, что это его поганых рук дело. У нее остались из друзей только мы с Левкой. И не было работы. Ты бы знал, из какого мусора Лев собирал ей комп...
Димитри крутил на столе Маринину зажигалку и слушал.
- Что было после?
- Ну, после... Какая попало работа и жизнь впроголодь почти год, пока один хороший человек, Лелик, светлая ему память, хотя бы в Школе анархистов наконец не заткнул рты всем, кто трепал ее имя. Она несколько лет делала исследования и читала лекции в открытом университете, который был частью школы. Курс, кстати, был забавный, назывался "Психология на коленке". Она это любит - на коленке из чего попало сделать так, чтобы работало. Потом ее звали в аспирантуру, и не в один институт, но она уже нашла работу в МЧС. Тренироваться ей запретили, она нашла себе другое увлечение. На том и с Леликом подружилась, он в одной с ней части работал как раз. И все вроде даже выровнялось. Ну как выровнялось: у нее появились свои дела, другие знакомые, шпынять ее стало не так-то просто, да и Лелик покойный тоже рты затыкал, не стесняясь в средствах. А ее бывшему, когда он и в часть пришел помои лить, Лелик в зубы выдал, сколько потребовалось, без лишних разговоров. Просто отведя за КПП. Он был ей друг, не мужчина, понимаешь? Алису он уже потом где-то нашел и сам ее Полине представлял, так они и познакомились.
Кто такой Лелик, князь знал из личного дела Алисы. Именно тот мужчина, одного напоминания о существовании которого в жизни Алисы хватило, чтобы она бросилась на Димитри с ложечкой для мороженого. Вот она, связь между боевым крылом Сопротивления и тем, что стало мирной оппозицией. Всего одна смерть... Незримая, незаметная, но заставляющая людей держаться вместе, какой бы кошмарной ни была реальность вокруг. Вот почему Полина не отказала Алисе, когда та пришла за ней в "Кресты". И вот почему девушка вообще этого захотела. Он не стал думать, сколько еще таких смертей он пропустил и насколько прочно они скрепили то, что стало дружбой горожан против саалан, а вернулся к рассказу Марины.
- В чем ее... - Димитри несколько секунд выбирал слово, - ее мужчина обвинял ее?
Марина прикурила еще одну сигарету, медленно выдохнула дым.
- Много в чем. Я вас немножко выучила за эти годы, давай по буквам объясню. В том, что она убила ребенка намеренно. В том, что мало любила мужа. В том, что не может иметь детей. В том, что поэтому больше не женщина. В том, что хочет уважения к себе, больше не имея на это права. Можешь ничего не говорить, я знаю, что для вас это полная дичь, но тут так бывает...
После этих нескольких фраз она молчала так долго, что успела два раза затянуться и выдохнуть дым, а потом сменила тему.
- Поля первая оценила степень значимости Вторжения. И правильно поняла проблему, которую вы принесли. Проблема не только в вас, Димитри, проблема еще и в нас. В том, что мы от вашего имени внесли в ваши действия такое, что вам бы и в голову не пришло туда класть. И она сама не исключение. Но она хотя бы понимает это и умеет остановиться там, где поняла, а остальные просто делают, как привыкли. Не знаю, с этим ли ты пришел сегодня, но уйдешь и с этим тоже.
Димитри перестал вращать зажигалку на столе и посмотрел на собеседницу.
- Спасибо, я понял.
- Что ты понял?
- Например, почему Алиса просила меня о Полине.
Марина выронила сигарету, быстро стряхнула ее на пол с одежды, побежала к раковине заливать окурок водой и выбрасывать, потом вернулась к столу.
- Ничего себе сюрприз... Говори уж остальное сразу, пока я в руках ничего не держу.
Он улыбнулся почти с сожалением:
- Остальное предстоит выяснять. И ты мне очень нужна, чтобы свести концы с концами. Но не только за этим.
Марина наклонила голову почти к плечу и прищурилась:
- И?
- Я подумал над твоим предложением еще раз. И решил, что приличного лица мне недостаточно. Я хочу хороших отношений с городом. С этими людьми. С этой землей.
Ответ был настолько же логичным, насколько и неожиданным.
- Ну ты и наглец... - восхищенно протянула она и после небольшой паузы добавила. - Да как же тут не помочь. Но тогда, во-первых, хотя бы к сведению принимай то, что я говорю, а во-вторых, чур, и дальше не менжеваться. Делай уж, - она усмехнулась и подмигнула, - как начал.
Димитри кивнул, ответил на улыбку коротким смешком и, повернувшись к двери, беззвучно сказал несколько слов и сделал несколько скупых движений руками. В коридоре, в шаге от входной двери, образовался овал, как будто сделанный из кальки, так что когда наместник шагал в него, Марина ждала треска рвущейся бумаги, но он просто сделал шаг в эту белизну, как герои волшебных фильмов шагают в зеркала или в туман, - и пропал. А затем и овал исчез, вспыхнув радужными искрами. Марина хихикнула и пошла звонить бывшему мужу в Краков. Обсуждая с ним события дня, она припомнила, что предыдущий раз к ней вот так, без звонка, входил уголовник, квартирный вор высокого класса, привезший весточку от одного из ее подопечных, уже отправленного по месту отбывания наказания. И она успела к начальнику колонии вовремя, пока не случилось непоправимого, в том числе благодаря тому, что замок в квартире, в те времена еще коммунальной, открывался чуть не газетой. Теперь замок был не сильно лучше, как она призналась бывшему, оставшемуся другом, и они вместе захохотали над ее шуткой: "Кухня Лейшиной: от уголовника до диктатора - и все приходят без звонка".
В то же самое время этого же дня в школьном крыле Приозерской резиденции наместника досточтимый Айдиш пытался выполнить поручение, данное ему дознавателем Святой стражи, или хотя бы получить веские причины для обоснования просьбы об отмене этого приказа. Разумеется, он удостоверился в готовности Полины к разговору о ее судьбе и взглядах на будущее. Конечно, он оговорил, что это ни в коем случае не конфиденция и никак не супервизия. Он даже спросил, не возразит ли она против записи разговора, получил неопределенное "как вам будет удобно" и сказал, что ему удобно записать. Выложив на стол кристалл для записи, Айдиш начал с формальностей: насколько устраивают Полину условия, не чувствует ли она неприязни к нему лично или к кому-то из учителей, тем более что половина педагогов - досточтимые, насколько ей нравятся дети и работа в целом. Она опять сказала, что жалоб и просьб у нее нет, и Айдиш, скорбно вздохнув, перешел к основной теме разговора.
- Как вы полагаете, Полина Юрьевна, почему наместник края проявляет к вам такой интерес и что побуждает его принимать во внимание всю вашу ситуацию?
- Айдар Юнусович, а в этом никакой загадки нет, - сказала Полина. - Причина внимания ко мне у наместника может быть только одна, она называется "Ключик от кладовой". Если меня убрать тихо и аккуратно, а портал отдать кому-то лояльному империи, у ваших снимется не меньше четверти проблем. А если на меня как следует надавить, чтобы я отдала портал своими руками, то исчезнет еще и часть проблем с репутацией администрации империи, а следовательно, и самой империи, в глазах зарубежной общественности. Тихо и аккуратно пока не вышло, но месяцев через несколько тема с моим арестом приестся, и можно будет организовать пересмотр дела и возвращение уже назначенной меры наказания или просто несчастный случай. Все получится! - она легко улыбнулась той самой улыбкой, за которой последовала реплика, выбившая князя из равновесия на трое суток.
Айдиш тоже сдержался с трудом. Не говоря уже о том, что это ее мнение относилось и к нему тоже, за князя было откровенно обидно. Не говоря о придворной аристократии, верхушке магической части высшего общества саалан, даже среди капитанов Кэл-Алар ни один, включая тех, кого не слишком-то жаловали на Островах и не принимали в порт с грузом, не пошел бы на то, что она походя вменила наместнику края. Но, в конце концов, это только ее мнение, и говорит оно больше о ней самой, чем о князе или любом из саалан, решил он и продолжил разговор.
- Вашу ценность, хотя бы как специалиста, вы не рассматриваете в числе возможных причин?
Полина в ответ еще раз осветила улыбкой кабинет:
- Так ее вы уже получили вместе со мной, куда я теперь денусь из-под надзора. В любой момент все мои наработки, сделанные на базе школы, становятся вашими. Главное, чтобы я прямо сейчас не трепыхалась, пока к моему делу есть интерес, но это ненадолго. К осени все затихнет, и можно будет принять удобные решения.
- Я вас услышал, Полина Юрьевна, - вздохнул Айдиш, - и теперь хочу спросить как человек человека. Полина Юрьевна, каково вам с этим?
- С чем конкретно, Айдар Юнусович? - женщина покосилась в окно, на игровую площадку, но там никого не было. Воспитатели увели малышей в оранжерею, а у старших подростков были индивидуальные занятия - музыка, гимнастика, ритмика и творческие часы.
Директор вздохнул и начал перечислять.
- Вы не свободны. Дело последних нескольких лет вашей жизни под угрозой. Сама ваша жизнь вам не принадлежит, и вы видите, что она может оборваться в любой момент по независящим от вас причинам. Вы не можете свободно встречаться с друзьями, не можете жить дома, пользоваться привычными удобствами. Каково вам с этим, Полина Юрьевна?
- Ничего нового или неожиданного со мной не случилось, - Полина пожала плечами. - Дома я постоянно не живу с июля восемнадцатого года, привычные удобства - филармония, прогулки на Стрелке, а потом и Эрмитаж - кончились как раз тогда. Я уехала как раз затем, чтобы не смотреть на это. Авария на ЛАЭС сюрпризом тоже не стала, я же работала в МЧС, у наших инженеров и офицеров волосы шевелиться начинали при одном упоминании об идеях экспериментов рядом с работающим реактором. Цитировать Росатом я не буду, пожалуй, пусть ваш князь сам спрашивает их мнение по этому вопросу. Что действительно стало сюрпризом, так это фауна. Но она, кажется, и для вас была внеплановым явлением. И да, мысль о том, что теперь так просто не выкупаешься ни в Оредеже, ни в Ящере, тоже не греет. Кстати, отдельное спасибо тому светлому уму, который убедил ваших не закрывать городские и областные пляжи. В наших условиях это был бы серьезный удар по здоровью людей. Разгон пляжа на Петропавловке был ожидаем. И лужа эта около Сосновки тоже была тот еще источник инфекций, так что ее даже не очень жалко. Но принципиальная невозможность загорать была бы бедой для очень многих.
- Полина Юрьевна, - улыбнулся Айдиш, - позвольте вернуть вас к теме. Я спросил про вас. Про вас лично, а не про город.
- Да, Айдар Юнусович, я помню, - она кивнула. - Что до дела моей жизни, то я предпочла бы и дальше работать по найму, чем брать на свою шею весь этот чертов рынок и подставляться с ним под расстрел. Беда в том, что выбора-то не было. И я знала, что так будет, с самого начала. Тем, с кем вместе мы начинали это дело, я это сразу сказала, и они были согласны. Еще в восемнадцатом году. Так что все было ожидаемо, медленно только. Ребятам больше повезло, один вообще свободным умер, у двоих месяц следствия - и до свидания. А меня в апреле арестовали, и вот... Уже на июнь время перевалилось, а мы с вами тут сидим и разговариваем. Ждать тяжело, вот это, пожалуй, самое заметное. Но ничего. Конечна даже Вселенная, а человек, да в таких обстоятельствах... - она усмехнулась, очень тепло и ясно, и закончила. - Я думаю, что или дождусь, или привыкну. Как и раньше было, с восемнадцатого года начиная.
Айдиш молча кивнул с очень задумчивым лицом.
- Айдар Юнусович, если я вам больше не нужна, то я хотела бы успеть закончить с бумажной работой сегодня, чтобы на понедельник не оставлять.
- Да, конечно, Полина Юрьевна, идите.
Она попрощалась, тихо пройдя по кабинету, вышла и беззвучно прикрыла за собой дверь. Айдиш вздохнул и отправился к Хайшен. Пешком, чтобы успеть восстановить равновесие. Разговор вышел удручающий и печальный.
- Здравствуй, досточтимая сестра, - сказал он входя.
Хайшен перевела на него вопросительный взгляд от каких-то бумаг и карты края. По вороху на столе было очевидно, что она уже пообщалась с графом да Айгитом и получила подробную сводку. Айдиш добавил еще каплю в ее котел. Капля была лилового цвета, размером с небольшую сливу, огранена в двуострый кристалл и содержала запись беседы с мистрис Бауэр.
Хайшен взяла кристалл за острые концы и погрузила взгляд в грань. Мельком заметив Айдишу: "Присядь, обсудим", - она просмотрела беседу. Затем отодвинула от себя кристалл и перевела взгляд на собрата по обетам.
- Айдиш, она на самом деле именно так думает о князе Димитри?
- Хайшен... - Айдиш помолчал, собирая мысли, потом бросил это дело. - Да, досточтимая. Именно так и думает. И обо мне тоже.
- Но это же неприемлемо, - сказала настоятельница. - Я не могу назвать это ложью или клеветой, но от этого не легче. Ей самой не будет хорошо с такими заблуждениями.
- Ей уже не слишком хорошо, - вздохнул Айдиш, - но ее, как видишь, это не смущает. Насколько я понял, она даже не рассматривает мысль о том, чтобы закрыть свое дело, потому что это решение противоречит интересам города. И если ее что-то и беспокоит, то только судьбы людей, которым она дала обещания как хозяйка торгового дела.
- Делай что хочешь, - сказала Хайшен, - но добейся того, чтобы она думала о князе так, как он того заслуживает. То, что она говорит... Это несправедливо. Просто несправедливо. Так не должно быть.
Айдиш даже не стал задумываться о том, кто именно сейчас требует от него защиты честного имени князя в глазах мистрис Бауэр. Для столицы сплетня была бы весьма удачной, она могла дать пищу для разговоров от Долгой ночи до Короткой, или наоборот. Вот только вокруг был Озерный край, и здесь никого не интересовали отношения вице-императора Ддайг и дознавателя Святой стражи, бывших одноклассников, не друживших в детстве и встретившихся через какой-то десяток лет после школы так, что их до сих пор предпочитали не приглашать в один и тот же дом в один и тот же день. Выслушав Хайшен, Айдиш против воли невесело засмеялся:
- Досточтимая, а что нам считать крошки? Может, сразу убедить ее принести вассальную присягу князю?
Хайшен вежливо улыбнулась, и Айдиш немедленно пришел в себя.
- Нормального договора о сотрудничестве вполне довольно, - сказала настоятельница.
Директор школы понял, что эту задачу с него никто не снимет, вздохнул, пожелал сестре по обетам удачного вечера и пошел к себе. Возвращаясь в кабинет, досточтимый Айдиш увидел своего секретаря за проверкой какого-то рукописного текста.
- Что это, мальчик? - спросил он на ходу.
- Мистрис Бауэр попросила немного помочь ей с саалаником, мастер Айдиш, - ответил юноша. - Вот, принесла очередной рецепт местного блюда, когда шла к тебе.
- Кулинария? - удивился Айдиш. - Почему вы выбрали эту тему?
- Она решила, что ей будет так проще усвоить падежи, склонения и числительные. Но мне кажется, пока она перестанет их путать, у меня соберется неплохая кулинарная книга, - вздохнул секретарь.
Айдиш заглянул в листок.
Один большой земляной клубень, два красный корень, два луковиц неважный цвет, три мясных колбасок, пятерых кусочков вареных сыра, перец, сушеные травы. Клубень вари, луковица и корень жарь в плоскости кастрюли до мягкий и розовый, затем вари вместе с клубень. Колбасок порезать и положить к овощи в кипяток. Отнять у супа две чашки кипятка, растереть сыр в кипяток, вылить опять в кастрюля, всыпать пряности. Пробуй и соли, вари десять минут и отнять суп у огня.
- Да, - сказал Айдиш задумчиво. - Это, кажется, надолго. Крепись, малыш.
- Мастер, с ней совсем несложно заниматься, она старается, - заулыбался секретарь, - но она не маг, поэтому выходит медленно.
Шестое июня удачно пришлось на воскресенье, и у графа да Айгита был выходной. Законный выходной, с разрешения князя. Дейвин решил остаться на ночь в городе, не сумев выбрать, что ему нравится меньше: самостоятельно строить портал после безумной недели с парой бессонных ночей или садиться за руль и ехать до Приозерска. В теплом Женькином доме с непустой морозильной камерой можно было поужинать, спокойно посмотреть фильм из коллекции, оставленной Женькой, или из собственных запасов и выспаться, не опасаясь никаких форс-мажоров.
Дейвин, закончив плескаться в ванне, расслабленно бродил по квартире, выбирая между ужином на кухне и фильмом под бокал вина и ужином в гостиной перед экраном, когда услышал чье-то присутствие на лестнице. Он остановился в коридоре на полушаге. Масса объекта соответствовала человеческому телу, скорее подростка, чем взрослого, или массе небольшого фавна. Швыряться поражающим заклятием через стену было по меньшей мере расточительно: ремонт мог дорого обойтись. Маг вышел на лестничную клетку. Соблюдая необходимые предосторожности, прошел из холла к лестнице - и увидел сидящую на ступеньках женщину. Она была, как многие в этом городе, невелика ростом, худощава, печальна и, в отличие от большинства виденных Дейвином за день людей, очень пьяна. С трудом сосредоточив на нем взгляд, она сказала:
- О. Ведьмак. Ну, привет.
Шутка была грубовата на вкус графа, но он решил не обижаться и ответить тем же.
- О, - ответил он, - привидение. Доброй ночи.
- Еще вечер, - возразила она.
Он принюхался.
- Кто же вечером мешает коньяк и виски? Судя по твоему состоянию, точно ночь. Ты встать можешь?
- А зачем? - она пожала плечами и сунула руку в карман тонкой куртки, наброшенной на платье, сравнимое по длине с короткой мужской люйне.
Ниже платья были прозрачные чулки, острые колени под ними, прямые лодыжки, на вкус графа, слишком сухие, и туфли, напомнившие сааланцу копыто квама, только совершенно черные. Пока Дейвин разглядывал женщину, она достала из кармана "вечную" сигарету - тонкую, тоже черную, с алым кантом - и затянулась. К запаху коньяка и виски, наполняющему воздух, добавился запах яблочной шкурки. Маг наклонил голову и вежливо улыбнулся.
- Ну вот что, милый призрак. Сейчас ты встаешь, а если не встаешь, то я тебя поднимаю, и мы идем в квартиру. Потому что комендантский час начался сорок минут назад, и ты сейчас должна быть в месте более надежном, чем лестница жилого дома. Даже если лестница закрыта и освещена.
Пьяное привидение криво посмотрело на него из-под черной челки:
- В тридцать вторую? А чья она теперь?
- Ты бывала раньше в этом доме?- удивился Дейвин. - Вставай, вставай, пойдем.
- А почему еще, по-твоему, я могла бы тут сидеть? - хмыкнула женщина. - Где сейчас ее предыдущий хозяин, кстати?
Граф остановился:
- Ты знакома с Женькой?
Дейвин никак не ожидал, что после его вопроса женщина развернется к нему всем телом прямо на ступеньках, вцепится в его руку и совершенно трезвым, срывающимся на шепот голосом спросит: "Так он жив?" Но случилось именно это. Граф понял, что, кажется, фильм по меньшей мере откладывается. Вечер стремительно превращался из уютного в интересный.
- Да, он жив. - Да Айгит потянул женщину за руку и поднял со ступеней. - Но давай все-таки зайдем в квартиру и хотя бы назовем друг другу свои имена. А потом сперва ты мне расскажешь, как ты тут оказалась и что тебя сюда привело, а после я тебе расскажу... что-нибудь, что тебе будет интересно знать.
И уже через час он знал, что ее звали Дина и что Женьке она приходилась сослуживицей, а он ей - безнадежной и отчаянной любовью, ставшей ее тайной. Она, оказалось, бывала у него дома - чаще с рабочими обсуждениями, но пару раз и просто заезжала попить чаю и поболтать за жизнь. Из ее рассказа, а больше из умолчаний, граф понял, что за три года ее тайна прогрызла в ней порядочных размеров дыру, в которую свободно помещался литр крепкого алкоголя. Дейвин приготовил ужин на двоих, но она почти не ела, а только жадно слушала его рассказ о том, как Женька собирался, как переезжал во Львов и как вышло, что он почти никому не мог рассказать ни о датах отъезда, ни о том, куда и зачем переезжает. Потом граф перенес ее, уснувшую прямо за столом, на диван в гостиную, укрыл пледом, поставил на журнальный столик стакан и кувшин с водой и вышел. В коридоре усмехнулся, качнул головой и ушел в кабинет спать.
Утром его разбудил запах очень прилично сваренного кофе. Он вышел в кухню в халате поверх люйне, перебросив волосы на плечо, увидел краску стыда поверх всех следов похмелья на ее лице и сказал:
- Дина, только не извиняйтесь, пожалуйста. И у меня осталось два вопроса, которые я вчера не успел вам задать.
У нее задрожали руки, но кофе она все-таки не пролила. Глотнув и облизав губы, она произнесла:
- Да, конечно.
- Вы живете одна, или сейчас вас кто-то ищет? Вам не нужно позвонить или написать близким, что с вами все хорошо?
- Это терпит до вечера. Мои близкие привыкли.
Беда, похоже, была больше, чем показалось сперва. Но это могло и подождать.
- Хорошо. Теперь скажите, ваши с Евгением разговоры за жизнь - буду ли я прав, если предположу, что они касались не настоящего времени, а давно прошедших лет?
- Вы правы. Именно так и было, - она вдруг вскинула голову и собралась. - Нет, у меня дома не хранится ничего запрещенного вами. Я - историк кино. У меня есть только книги и фотографии. И цифровые копии старых кинолент.
- Допустим, запрещено все-таки не мной, - улыбнулся Дейвин, пытаясь смягчить острый угол в разговоре. - Лично я запрещаю только две вещи: инородную фауну и теракты. Остальное не в моем ведении, и если честно, я не со всеми решениями согласен. Скажите, вам же не нужно убегать прямо сейчас? Если вы позволите, я приведу себя в порядок, и мы продолжим разговор. Да, кстати, могу предложить вам полотенце, если вас не смутит принимать душ в чужом доме.
- Я... Ну... Наверное, да. То есть, спасибо.
- Вот и отлично. Все необходимое вы найдете в шкафчике на полке за правой дверцей.
Выходя из кабинета уже одетым и причесанным, Дейвин надеялся, что не слишком ее напугал. Она была на кухне, курила свою сигарету и глядела куда-то в стену. Судя по тому, что волосы у нее были еще влажными, для разговора было не меньше получаса.
- Дина, - сказал он, присаживаясь к столу, - позвольте мне быть откровенным. Я хотел бы продолжить знакомство.
Она повернула голову и так прищурилась на него, что ему стало не по себе.
- Извините, если я что-то не то сказал, русский язык все же не родной для меня. Я могу быть неточным в словах, но мне не хотелось бы быть понятым неверно. Мне очень не хватает общества Жени, и дело не только в том, что мы дружили и продолжаем дружить, хотя сейчас возможностей для общения у нас меньше. Дело еще и в том, что мне бывают нужны справки по истории этой земли, а дергать его каждый раз, когда у меня возникает такая необходимость, просто бессовестно. И были вещи, о которых я его не спросил тогда, а теперь мне очень неудобно без этого знания.
Она снова выдохнула пар с яблочным запахом куда-то в угол стола.
- Так. И о каких же вещах идет речь?
- Дина, меня интересуют реалии второй мировой войны.
- Только второй?
- Не только. Но они в первую очередь.
- Хорошо. В этом объеме - хорошо. Извините, у меня нет при себе визиток...
- Это неважно, просто назовите мне свое имя и дату рождения, я все выясню сам. Обещаю не пользоваться для этого ресурсами полиции. И кстати, в ответ на вашу любезность, кроме компенсации за потраченное время я могу обещать иммунитет от преследований по... как это... религиозным основаниям, да?
Она вдруг взглянула ему прямо в глаза с каким-то странным отчужденным интересом:
- Только мне?
- Нет, не только, - улыбнулся он, - но не половине города, разумеется.
- Понимаю, - она кивнула, слегка поморщившись, и Дейвин вдруг понял, как сильно она была сосредоточена в предыдущие несколько минут. Похмелье все еще глодало ее голову, но только теперь она почувствовала это снова.
- Дина Яновна Воронова, семнадцатого октября тысяча девятьсот девяносто шестого года рождения, Санкт-Петербург. Запомните?
- Да, конечно. Я напишу вам в Фейсбук, не возражаете?
- Лучше используйте ВКонтакт, он менее публичен.
Дейвин наклонил голову:
- Я понимаю, общение со мной может вам испортить репутацию.
- Ну, репутация Ревского как-то выжила, - усмехнулась она, - хотя он сильно рисковал.
- Да, - Дейвин сделал неопределенный жест рукой, - но это было три года назад, тогда досточтимые еще только начинали браться за дело всерьез. А теперь они наделали, а князь отвечает.
- В смысле, наместник? - прищурилась Дина
- Да, наместник края. Я с ним связан вассальной клятвой... впрочем, неважно.
- Почему же, - возразила она, - по крайней мере, теперь я знаю, откуда и как Ревский брал материал для первых двух своих статей про национальный костюм саалан.
Дейвин улыбнулся.
- Вы правы, именно у нас. И не только для первых двух. Но я, пожалуй, не буду рассказывать, как именно он это делал. Могу только отметить, что он был очаровательно бесцеремонен.
- Я его другим и не помню, - улыбнулась она, и Дейвин вдруг увидел, что снова сделал ей больно этим напоминанием и извиняться ни в коем случае не следует, чтобы не сделать хуже. И решил свернуть беседу, чтобы не испортить едва налаженный контакт.
- Дина, мне хорошо бы быть в Приозерске не позже заката. Куда вас отвезти?
- Спасибо, я лучше пешком. После вчерашнего, знаете...
- Дина, но зачем же вы вчера... - Дейвин вдруг понял и прервался. - Стойте. Не говорите. Афтепати после ежегодной городской премии, так?
Дина удивленно качнула головой:
- Да, судя по этой вашей фразе, вы с Ревским действительно дружили, - и после короткой паузы добавила. - Знаете, вы передайте ему привет.
Последние слова она проговорила уже вставая. Дейвин вместе с ней вышел из дома и прошел к проспекту, откуда она направилась пешком в сторону Комсомольской площади. Граф приподнял брови ей вслед и пошел за машиной на парковку. Когти фавна вскрывали двери и капот минут за пять, и бросать машину в темном дворе было неразумно, так что он предпочитал пройтись пешком лишние четверть часа, но найти машину целой. По дороге до Приозерска Дейвин вспоминал весь разговор раз за разом и пытался осмыслить случившееся. Почти к концу пути он пришел к выводу, что нашел себе забавных сложностей в виде обязательного приложения к полезному контакту.
Явившись в Приозерск и доложив секретарю князя о своем появлении, он узнал, что досточтимой Хайшен в резиденции князя нет, она как раз ушла по порталу в город и сейчас, вероятно, уже беседует с графом да Онгаем. Тему этой беседы граф даже не взялся бы угадывать. Впрочем, Скольян появился сам в Приозерске после полудня, выловил Дейвина, осчастливив этим студентов, и пожаловался ему на требование Хайшен. Дознаватель захотела ни больше и ни меньше, чем встречи с Мариной Лейшиной, правозащитницей, автором и инициатором майского тинга. Сказав это, Скольян да Онгай некоторое время молчал. Молчал и граф да Айгит. Потом заместитель мэра посмотрел на заместителя наместника и самым невинным тоном осведомился:
- Дэн, у тебя, случайно, нет ли ее личной почты или телефона?
Дейвин в ответ посмотрел на Скольяна очень большими глазами и некоторое время не знал, что сказать. Потом, наконец, ответил:
- Знаешь, не повезло. И ключа от ее дома у меня тоже нет, увы. Меня пока что даже на кофе в этот дом не приглашали.
- Я просто спросил, - пожал плечами Скольян.
- Я понимаю, - усмехнулся Дейвин, - когда жареная рыба кусает за нос, и не то спросишь. Но Скольян, когда князю потребовалось связаться с ней, он воспользовался ее юридическим адресом, и знаешь, все получилось.
- Дэн, но если она ответит отказом? Что я скажу Хайшен?
- Лие, но это же дознаватель! - удивился Дейвин. - Ты просто покажешь ей ответ, и все.
Сказав это, Дейвин собрался было идти назад к студентам, но Скольян остановил его.
- По крайней мере, - сказал он совершенно отчаянным голосом, - помоги мне составить письмо так, чтобы не я был виновником этого отказа.
- Почему я? - удивился граф.
- Твой донор - преподаватель изящного стиля. Ты чувствуешь местные традиции лучше. Дэн, у меня нет права на ошибку, я и так в очень неудобном положении.
- Ну хорошо, - вздохнул Дейвин. - Сейчас я посмотрю образцы.
Потратив двадцать минут на поиск в шаблонах писем, он вывел на экран необходимое и развернул к Скольяну монитор:
- Запоминай. Но на твоем месте я бы не рассчитывал на согласие.
Скольян перечитал тексты несколько раз, поблагодарил и ушел в Адмиралтейство.
К концу дня он получил ответ, показал его досточтимой Хайшен и переслал Дейвину.
"Уважаемый вице-мэр! Мы ценим интерес к нашей деятельности и благодарны вам за попытку прояснить ситуацию. К сожалению, пока нет ответов администрации наместника на наши вопросы, с проверяющими из империи никакие встречи невозможны, это нарушение субординации, и оно может помешать и нам, и вам добиться тех целей, ради которых вы предлагали встречу. С уважением, администрация "Света в окне": М. Лейшина, В. Рубинчик, Е. Саамо. 07.06.2027".
Судя по адской головной боли, вид у меня был бледный. Машину трясло на ухабах, и каждый удар отдавался набатом под черепом. Еще и Сержант рокотал, что твой гром. Я было заикнулась с просьбой быть чуть потише, но он рявкнул так, что я заткнулась до самого Приозерска.
- Увольнительная... - и дальше шла непереводимая игра слов, причем сразу на трех языках. - Да чтоб я... - и тирада продолжалась, с рядом весьма обидных определений в мой адрес. - Да когда-нибудь... - и все узнавали много нового о сексуальных практиках моих предков до седьмого колена и их предположительном родстве с представителями флоры и фауны заповедных мест.
- Да что я такого сделала-то!
Еще до ответа Сержанта наши заржали, причем всем составом.
- Ничего. Совсем ничего! Кто в соседний бар на полчасика отпросился?
- Я-я-я, - протянула я после короткой паузы, помня, что свой ответ Сержант получит, и он не в гляделки играть будет, как князь, он у нас существо грубое и неинтеллигентное.
- А кто там нажрался, как последняя скотина, за эти "полчасика"??
- Да я ж...
Но он уже не слушал.
- Кто на стволе оружия чужие лифчик с трусами крутил и кричал про "феминизм - сила"?! Какой, твою мать, феминизм?! Весь кабак аж рыдал... А что ты, пташка наша голосистая, за песню своему белобрысому спела, что у него глаза стали шире стакана?? Я такой гадости, как эта, век не слыхал. Кто и какого губернатора приказал скормить волкам?
- Ну, блин, у вас и традиции... А на кой предмет ты стриптиз пыталась устроить в кабаке? И почему обязательно на фоне пожара?! - я мучительно зажмурилась, припоминая дорожку догорающего виски на стекле стойки, спину уходящего Эгерта и внезапно тесный ворот футболки, жаркий и мешающий дышать. Форменная куртка куда-то пропала еще раньше. - Не-е-ет, ты не молчи, ты говори! Не все ведь видели, пусть люди хоть послушают!
- Э-э-э, - я резко перестала быть, как там Полина выражается... речевым существом, вот. Впрочем, у моих сослуживцев со словами было не лучше: они хрюкали, фыркали, давились хохотом и пытались упасть с рыданиями под сидения.
- А кто на потолке бара очередью из автомата сердечко нарисовал, а потом сказал: "Какая хорошая жопа, жаль, ничья"??
Сержант остановился перевести дух и закончил контрольным в мою и так больную голову:
- И каким попугаям ты требовала свободы, когда тебя, дуру бешеную, наконец скрутили? И чьи это стихи ты в казарме читала матом, про селедку? Вряд ли ведь собственные?
Сержант вдруг переменил тон и тему:
- Между прочим, спиши потом слова. Стихи ничего так, прочувствованные. Знал человек жизнь, сразу видно, - и вернулся к прежнему. - А тебя мы воспитывать будем. Не-ет, пороть я тебя не стану, и не надейся. Все равно без толку.
- Да ты даже не проверял, - вскинулась было я, но заткнулась под его взглядом.
- До конца месяца будешь приводить одежду в порядок и думать, шнурки гладить и внимать отеческим наставлениям досточтимого Нуаля, пряжки полировать и устав цитировать. А чтобы тебе точно скучно не было, сдадим напрокат в детский сад, они сильно просили и плакали. Тебе там самое место.
Утром после развода Сержант поднял меня с плаца за воротник, прошипел "прекрати паясничать" и повел сдавать с рук на руки Полине. Я пыталась было упереться, что дорогу знаю, но он мило улыбнулся, очень-очень мило, и сказал, что нет-нет, ему совсем не сложно, а так оно будет надежнее. Я вздохнула и поплелась за ним.
Когда мы пришли, Полина сказала, что очень рада, поблагодарила за то, что нашли возможность выделить человека в сезон, и сразу вытащила из шкафа два с лишним метра шнура толщиной примерно с мизинец. Я попыталась попятиться, но сзади стоял Сержант. Полина коротко объяснила ему суть дела: ей был нужен кто-то, играть за "взрослого" в ее играх с детьми, потому что сама она правила рассказать может, бегать и лазать тоже справляется, а вот прыгать и падать - нет, врачи давно запретили. Меня она все же знает, ну и вот. И как здорово, что Сержант так любезно согласился, и когда же ей меня вернуть ему в целости и сохранности? Сержант хмыкнул, что, мол, до конца месяца, а то и далее, я совершенно, просто абсолютно свободна, потому что никто в своем уме мне, такой, сортир и половую тряпку не доверит, разве что берцы в зеркало полировать, да к концу месяца, если замечаний не будет, картошку чистить допустят. И поделился причинами, то есть утренней их частью. А потом и вечерней, в общих чертах. А потом сказал, что берцы почистить я и вечером успею, а дети - это святое.
Полина посмотрела на него неожиданно задумчиво:
- Картошка. Какая хорошая мысль! Детям, кстати, будет полезно освоить этот навык, но ближе к осени.
Внутри себя я замерла в тоске - сейчас они как сговорятся, и я весь сезон в казарме просижу. Они, можно сказать, ударили по рукам, и Сержант наконец ушел, пообещав вечером вернуться и оставив меня у Полины в кабинете. В качестве игрового школьного инвентаря, не иначе.
Полина кивнула мне на стул
- Присаживайся и рассказывай. Сама рассказывай. Честно.
- Дак а чего, - я с удовольствием плюхнулась на стул. - Я это... До конца месяца тут.
- Дак - это утка, милая, - заметила она с нехорошей прохладцей. - И что было на этот раз? Мордобой, пьянка, самоход?
- Ну-у-у, - и я поняла, что рот у меня сам растягивается в улыбке до ушей. В баре все же было очень весело.
Но Полина косо глянула на меня:
- Зая, давай без сцен. Или я спрошу это вечером у твоего начальства и буду все знать на несколько часов позже, вот и все.
Когда она, обращаясь к кому-нибудь, говорила "зая", это всегда было очень плохим признаком. Я за ней такое давно знала. Не стоило дожидаться обращения "драгоценная моя".
- Дебош, вообще-то, - призналась я. - Но было весело.
- Ахха... Стекла в кабаке целы?
- Конечно.
- А теперь, заинька, пожалуйста, внятно и подробно назови причины, по которым ты осталась в казарме на месяц, без увольнительных и Охоты.
Вздохнув, я посмотрела на руки и начала перечислять.
- Я пела. Песню "Аквариума". Требовала освободить попугаев. Читала стихи в казарме, матом. Судя по записи, душевно вышло, со слезой в голосе в нужных местах. Еще выступала за феминистическую платформу и ее срочное внедрение в жизнь.
- Все? - бесцветным голосом спросила Полина.
- Еще немножко постреляла, - призналась я. - Но не по окнам.
- Стены, потолок?
- Потолок, - разговор мне нравился все меньше.
- Дай-ка догадаюсь... слово из трех букв, так?
- Нет.
- Формально цензурно? И сразу второй вопрос - только пьяный стриптиз был или, может быть, признания в любви первому не увернувшемуся?
- Формально даже гламурно. А может, оставим это?
- Нет. И давай не затягивать.
- Пожар был... Маленький... А перед этим я за феминистическую платформу и ее претворение в жизнь и выступила. А белье я одолжила у стриптизерши, отличная сцена была: она у пилона во всей красе, а рядом я в форме с ее бельем на стволе. А футболку порвала, потому что душно вдруг стало. Это не стриптиз был.
- И сколько в тебе было?
- Не помню. Но не очень много.
- Если стало душно в футболке - было слишком много. Но это бывает, когда пьешь поверх нервов и недосыпа... Алиса. У меня к тебе очень серьезная просьба.
- Да? - я посмотрела на Полину.
- Я очень прошу тебя не позорить память Леонида такими выходками. Между нами, мои аплодисменты шутке на плацу. Она, конечно, за гранью добра и зла, но безусловно удачна. Он тоже оценил бы.
Я довольно улыбнулась. За два года неожиданных отжиманий в любом месте и в любое время я неплохо подтянула физическую форму и сегодня, когда Сержант скомандовал "разойдись", упала в упор лежа и попыталась уйти с плаца так, потому-то он меня за ворот и поднял. Отделение, разумеется, полегло в корчах на травку за плацем. Но Полина продолжила говорить, и настроение у меня упало делений на пять, если не на восемь, и продолжало падать с каждой ее фразой.
- Я могу понять, и даже поприветствовать отчасти, матерную поэзию, он тоже был знаток и умелец.И стрельбу в потолок он бы понял и, наверное, даже одобрил. Ход со стриптизершей - да, смешно и в чем-то даже эстетично. Но свободно распространяющийся огонь в помещении - тупая шутка. Неумная. Мы обе знаем, он такие не любил. Больше так... - она вдруг вздохнула. - Просто не надо, пожалуйста. Ради него.
Я хватанула ртом воздух. Казалось, что меня ударили под дых. Я не знала, что сказать и даже что думать. Потому что позавчера было весело. И вчера, несмотря на похмелье. И сегодня утром. А теперь - совсем нет. Потому что он бы правда не одобрил. И будь он в том баре, моя эскапада даже до брудершафта со стриптизершей не дошла бы. Но Лелика больше не было. Нигде не было.
Первый час после кислого разговора в кабинете Алиса была заторможенной и апатичной, потом все-таки распрыгалась и к вечеру бодро скакала с ребятами серии по двадцать и больше прыжков в подходе, когда девочки уже устали и отвалились на скамейки. А утреннего разговора уже почти не помнила. Сержант пришел за ней перед полдником, посмотрел на ее футболку, слегка потемневшую от пота на спине, выразительно промолчал - и вернулся через несколько минут, видимо, отправив свою подопечную в казарму.
- Даже удивительно, - сказал он. - Наше чучело у вас с утра, а школа до сих пор стоит.
Полина махнула рукой вполне философски:
- Да тут их полторы сотни таких красивых, так что одной больше, одной меньше... Алиса разве что постарше, но могут-то они не меньше, чем она. Все если не прямо с улицы, то около того, и примерно настолько же разобранные.
- А вы-то ей кто? Она о родне вообще ничего не говорила, а тут прямо светится вся.
- А я и не родня, - Полина улыбнулась, - я подруга. Была. А сейчас не знаю, как это можно назвать... В общем, она мою жизнь у наместника как-то выпросила. После чего он мне вручил ответственность за ее благополучие в той области, где не может доверить никому другому.
- Я на вашем месте выбрал бы расстрел, - ухмыльнулся Сержант. - На своем тоже, но...
- Можно подумать, меня спросили, - с улыбкой развела руками Полина. - Поставили перед фактом прямо в камере, дали десять минут на сборы и привезли сюда.
- Эк вас угораздило-то...
- Да не то слово, - засмеялась Полина. - Но пролитого не соберешь, и наши пули уже не улетели. Мой приговор был заморожен первым, все последующие дела приостановили до выяснения, и это само по себе уже неплохо, что бы лично я ни думала про свои планы на жизнь. Теперь осталось Алисе помочь восстановиться.
- Она всегда такой, как сейчас, была?
- Нет, совсем нет. Честно говоря, я не уверена, что на ее месте вообще возможно выглядеть и вести себя иначе, но она не просила меня об этом рассказывать. И что бы ни было раньше, дальше ей жить именно с этим. А нам всем жить с ней, поэтому вводить ее в рамки придется все равно. И кстати, мы утром поговорили с ней на довольно грустную тему, так что если для нее перед сном найдется работа типа колки дров или штабелирования ящиков, будет очень хорошо. Ненадолго, часа на полтора. Чтобы ей уснуть нормально. А то сейчас остынет после площадки, задумается - и будет вам веселое утро.
- Даже удивительно, - задумчиво проговорил Сержант. - Сколько забот и беспокойства может всем доставить одна маленькая девочка. Каждый раз удивляюсь, так и не привык за два полных года.
- Ничего, - засмеялась Полина. - На время присоединим к моим гаврикам, глядишь и подрастет. В общем, раз уж это наше с вами общее горюшко, то вы заходите, если что. И я тоже, если позволите, к вам иногда заглядывать буду.
Следующим вечером Сержант после ужина остановил меня, кивнул в сторону окон комнат Нуаля и сказал:
- Иди, тебя уже ждут.
Я только вздохнула. Профилактическая беседа - не называть же это действо конфиденцией, в самом деле. Я не выбирала и не принимала Путь. Где-то замполит, где-то полковой священник, а у нас - досточтимый Нуаль. Могли еще психолога завести, но не стали, историческое время гостей не располагает к таким изыскам. Впрочем, ничего плохого от Нуаля я не ждала. Он не станет проверять правильность моих реакций и ответов, да и степень моей лояльности саалан досточтимому побоку, это все забота князя, раз у меня его кольцо. Так что все, что Нуаль мог мне предложить, это понадеяться вместе, а потом посочувствовать друг другу, что чаяния опять не сбылись. Ну и печеньки с чаем, как без них беседовать-то. Саалан считали, что сказанное досточтимому во время таких бесед не покинет стен комнаты, и, пожалуй, этой своей уверенностью делали Нуаля куда более приятной компанией, чем любого замполита при части, даже если он маскируется под психолога.
В дни, когда Нуаль не нес очередную чушь, которую Сержант именовал "отеческими наставлениями", я пользовалась возможностью расспросить его, как именно саалан трактуют и прилагают к своей повседневной жизни ту или иную историю из Белой книги Пророка и как адаптируют ее к реалиям современной для них жизни. В отличие от большинства моих сослуживцев-землян, я читала священную книгу саалан в полном виде, причем и в переводе, на русском, и на сааланике. Последнее было чистым выпендрежем, потому что язык с момента ее написания успел измениться, так что в прошлом году, создавая свою нетленку, я ориентировалась на русский перевод. Иногда Нуаль перехватывал инициативу, и тогда уже я думала, как можно соблюсти тот или иной завет их Пророка в Озерном крае. И именно ожидание таких разговоров скрашивало мне кислые беседы об очередном нарушении дисциплины или порядка. Сейчас надеяться на такую удачу не приходилось.
Однако за дверью кабинета меня ждал сюрприз. В кресле Нуаля сидела сааланка в длинном светло-сером платье, казавшемся почти белым. Ее волосы медового цвета были убраны в хвост, никаких украшений, кроме цепи настоятельницы на груди и кольца мага, я не заметила. Она улыбнулась, приветствуя меня.
- Добрый вечер, Алиса. Я рада тебя видеть. Проходи, садись. Досточтимому Нуалю кажется, что он не может больше наставлять тебя, и он попросил меня помочь вам обоим. Ты помнишь меня?
- Да, досточтимая... Хайшен.
Ее лицо и вышивку на платье я помнила лучше, чем имя. Она засвидетельствовала данное мной князю обязательство возмещать ущерб кровью, золотом и работой. И в миг, когда я подписала его, все, что я делала в крае, стало нашими личными с ним отношениями. И вот она снова была здесь и собиралась наставлять меня вместо не справившегося с задачей Нуаля. Что там Марина с Полиной говорили о перспективах диалога оппозиции и империи? В баре я была достаточно убедительна, даже без ДНК, отпечатков пальцев, сетчатки глаза и прочей мути, но граф да Айгит под "дальнейшим знакомством" вряд ли имел в виду стриптиз на сцене, переходящей в стойку бара. Он совершенно точно ждал от меня другого. И этой выходкой я запросто могла сорвать ему какую-то комбинацию с моим участием. В мыслях почему-то крутилось "исчерпать чашу терпения". Я улыбнулась Хайшен холодеющими губами и села на свое обычное место. Досточтимая явно ждала от меня продолжения, и мне пришлось закончить:
- Ты была в крае три года назад по просьбе наместника, на случай, если он забудет или не захочет соблюсти мои интересы.
- Да, - кивнула она.
Я подумала еще немного. И сказала "спасибо". Ничего особенного я не чувствовала, но что-то сказать было надо. В конце концов, тогда она пришла, чтобы соблюсти хоть немного справедливости. Могла и не ходить, и было бы еще хуже, чем теперь.
Она улыбнулась:
- Теперь я хочу знать, что с тобой было за прошедшее время и как тебе с этим живется сейчас.
Я пожала плечами.
- Успела съездить домой, вернуться, перестать быть магом и убить своего оборотня.
Досточтимая Хайшен могла знать, что кольцо князя у меня не значит ничего, кроме его хорошего отношения, но говорить сама, что я не давала наместнику слово и не присягала ему на верность, я не собиралась. В логике саалан это было нашим с ним личным делом. Таким же личным, как конкретная ворона у Адмиралтейства, под которую был замаскирован предназначенный ему дрон с пластидом.
- Довольно бурные вышли несколько лет, - задумчиво сказала Хайшен, глядя на меня прозрачными глазами цвета не очень крепкого чая или коньяка. - И как тебе с этим?
- Нормально.
Любопытно, зачем она здесь и что хочет? У саалан нет традиций проверки на лояльность, им неинтересно, насколько правильно ты чувствуешь, и выводов они из не вовремя закушенной губы не делают. Это я знала точно, было с чем сравнить. Но она снова улыбнулась и, кажется, пошутила.
- Мой донор объяснял мне, что "нормально" и "ничего" в ответ на мой вопрос значит "никак". Но "никак" человек не может себя чувствовать. Даже рыба чувствует воду, в которой она плывет. Ты жива и, значит, как-то чувствуешь свои обстоятельства. Мы говорим на твоем родном языке, так что слова у тебя должны быть. Может быть, ты хочешь подумать над ответом?
Я смотрела на Хайшен и не знала, что ей сказать и что она хочет от меня услышать. Мне почти не хватало Нуаля с его печеньками и добрым будущим, которое обязательно настанет. С ним можно было кивать, надеяться и пить чай. Теплый, между прочим, а если начнет остывать, он подогреет магией, на это его слабых способностей хватало. Хайшен смотрела на меня, доброжелательно улыбалась и ждала ответа. И я понимала, что отмолчаться не получится.
- Ну, я не вижу проблем жить в казарме и убивать оборотней. Не все получается гладко, но так всегда бывает, культуры саалан и Озерного края отличаются друг от друга, и в целом здесь все намного лучше организовано, чем могло бы быть. Возвращаться к Сопротивлению и этому вот всему я не планирую.
- То есть, - спросила она, - вполне терпимо и могло быть гораздо хуже, так?
- Могло, - согласилась я.
Пожалуй, быть племянницей "известной террористки Медуницы" в разговорах с Сержантом и Нуалем мне нравилось больше, чем говорить с досточтимой, достоверно знавшей мою историю. Нуаль ужасался делам моей тетки и радовался, что князь не стал видеть во мне семейных изъянов, Сержант и вовсе считал, что неважно, какое родовое имя я ношу, если попадаю в цель и не проливаю дезраствор себе на ноги.
- Хорошо, что ты это понимаешь, - услышала я, - но мне кажется, это понимание ты используешь для того, чтобы не знать, что ты чувствуешь. А я спросила именно об этом.
Я почесала костяшки пальцев, не понимая, что ей ответить. Потому что чувствовала я примерно ничего. Во всяком случае рядом с ней.
- Досточтимая, - осторожно сказала я. - Я могу тебе сейчас рассказать, как я благодарна князю за возможность, как счастлива быть на своей земле, как мне до сих пор обидно, что магия закрыта для меня, как, выбирая между быть здесь и, скажем, летать на космических кораблях, я не уверена, что не ошиблась, но разве это будет тем, что ты хочешь услышать?
- О, хорошо, - вдруг улыбнулась она. - Вот и чувства, ты назвала их, сразу несколько. А теперь скажи мне, чего в тебе больше - благодарности, обиды, счастья, сомнений, или, быть может, есть что-то, чего ты не назвала?
"Ничего", - чуть было не ляпнула я. Перечисляя все это, я хотела, чтобы она наконец отвязалась от меня и говорила первое, приходящее в голову и подходящее по смыслу. Но, похоже, правда ей была не нужна.
- Ну, больше всего, наверное, - и тут я задумалась, потому что выбрать и подставить нужное не получалось. А потом я сообразила. - Больше всего, наверное, азарта. Но от Охоты меня отстранили, как и от других общих дел, так что пока придется без него.
- Как же у тебя получится без него? - спросила досточтимая.
Говорить "ничего, в казарме доберу" явно не стоило, хотя подумала я именно это. В конце концов, как ходить в самоволку, князь меня научил. И я мысленно собрала в кучу все, что говорил Нуаль, и рассказала моей собеседнице, как я буду надеяться с Нуалем, верить вместе с Сержантом и помнить о моих товарищах по оружию.
- Ты уже пробовала так делать? - услышала я после этого.
И я сказала Хайшен примерно то, что говорила Нуалю. Он обычно после этого еще пару раз надеялся, буквально на два печенья, и отправлял меня в казарму.
- Я только начинаю делать шаги по этой дороге, но я стараюсь.
- Стараешься или пробовала? - уточнила она спокойно и доброжелательно.
- Я пробую стараться, - "раз печенька", сосчитала про себя.
- А с какими-нибудь другими вещами и делами в своей жизни ты уже пробовала стараться? - спросила она так же доброжелательно и вдруг уточнила. - С обедом, например?
Я представила, как я попробую так стараться с обедом, завтраком и ужином, - и не успела замолчать.
- Так же голодным останешься...
- Да, есть такая возможность, и она очень вероятна, - согласилась она.
"Два печенька", - понадеялась было я. И услышала:
- Вот в чем разница. С обедом есть небольшой шанс, что кто-то добрый возьмет твою ложку в свою руку и поможет тебе поесть. Но я что-то не припомню, чтобы кто-то смог помочь другому надеяться, верить или помнить. А ты знаешь такие истории?
- Нет, - была вынуждена согласиться я. - Не знаю.
- Азарт - это большая сила, - вдруг сказала она и сочувственно посмотрела на меня. - Ей трудно сопротивляться. Тем более трудно выгнать ее наружу из головы и тела.
Я смотрела на нее, ожидая продолжения.
- Вот я и спросила, как же ты сможешь без него, если он у тебя настолько силен, что ты постоянно встречаешься с последствиями его действий, он ведь несет тебя, как ветер носит листья или снег, - улыбнулась она.
- Разве? - не согласилась я. - По-моему, я все делаю, подумав.
И тихо порадовалась, что Хайшен не Сержант, потому что одно из его любимых слов я использовала только что. Он на него реагировал вполне однозначно - командой "упор лежа принять, десять отжиманий". Но досточтимая задала следующий вопрос, и я пожалела о том, чему только что радовалась.
- А что именно ты думала, когда решила не соблюдать приличия в той таверне, где вы праздновали окончание дежурства?
Глядя в ее улыбку, я закусила было губу, но успела спохватиться и сказала:
- Ну, это пример культурного конфликта и разницы в восприятии. Мне не стоило так много пить, я, похоже, отвыкла от крепкого алкоголя. А все остальное, кроме стрельбы, это было ничего такого.
Что бы я ни сказала, получалось одинаково плохо. Досточтимый при отряде мог устроить неприятностей не хуже Сержанта, хотя никогда этой своей властью не пользовался, но Хайшен-то к нам придана не была.
- Это то, что ты думаешь теперь, говоря со мной, - так же спокойно и негромко произнесла она. - А я спросила, что ты думала тогда, около барной стойки.
Ничего я не думала, а что-то почувствовала, только увидев спину Эгерта. Но сказать правду после своей заявки я не могла. Сходу придумать, что соврать, тоже не успела. А еще я вовсе не была уверена, что Хайшен не владела тем же колдовством, что и князь. Саалан, в отличие от сайхов, не считали, что собеседник не осквернит свои уста ложью, и охотно подстраховывались, как сделал наместник четыре года назад. Асана тогда собрала по контрольным вопросам схему моих реакций при правдивом ответе и нет, а князь воспользовался принесенным. Поэтому я просто молчала и смотрела на женщину в светло-сером платье с волосами цвета меда и глазами цвета коньяка.
- Так все ли ты делаешь, подумав? - улыбнулась она, нарушив молчание.
- Ну не знаю, - все равно не хотела вот просто так сдаваться я.
- Не знаешь, когда думаешь, а когда нет? - уточнила она. - И поэтому предпочитаешь пребывать в уверенности, что думаешь каждый раз?
Я молчала, потому что... Ну что тут ответишь-то... Пожалуй, Нуаля я в этот момент даже любила.
- А ты хотела бы точно знать, думала ты или нет перед тем, как делать? - вдруг спросила она.
Согласиться было логично, и я кивнула.
- Тогда приходи ко мне в день твоей следующей конфиденции, Нуаль тебе поможет меня найти. К началу осени будешь знать. Быстрее, боюсь, не получится.
Я снова кивнула и после паузы добавила:
- Спасибо за предложение, досточтимая.
Показаться невежливой мне не хотелось, но я не приняла ее обещание слишком всерьез.
- А сейчас что ты чувствуешь? - спросила она.
И я опять не знала, что ей сказать, и мне было неуютно от этого незнания. Я понимала, что она так же спокойно примет любой ответ, но "не знаю" было бы проигрышем. И вдруг она решила помочь мне.
- Возможно, ты что-то думаешь?
И я ухватилась за предоставленную возможность. Вряд ли у настоятельницы монастыря есть время на турпоездки из праздного любопытства.
- Досточтимая, ты приходила сюда три года назад по приглашению князя. Больше я не видела тебя и даже не слышала о твоем пребывании в крае. И вот ты снова здесь. Это князь тебя пригласил?
- Да, он, - Хайшен наклонила голову. - Он потребовал расследования работы наместника и достопочтенного в крае за эти восемь лет. И выразил желание доверить расследование мне. Я дознаватель Святой стражи.
Я наклонила голову к плечу. Положим, следователей Святой стражи я видела. На мое тогдашнее счастье, издали. Но Хайшен сказала, что она дознаватель, а про них я даже не слышала. Их не упоминали саалан, жившие в крае. Нуаль, рассказывая о работе Святой стражи по борьбе с ересью, пардон, некромантией, тоже говорил об обычных следственных действиях, пытаясь на пальцах объяснить не владеющим Искусством очевидные для мага вещи. Сбор свидетельских показаний, поиск улик, очные ставки, допросы, вот это все. То, что получила по полной Полина и чего не досталось мне, потому что князь снимал защиты, а не вел расследование. Вопрос напрашивался, и я его задала.
- Чем отличается дознаватель Святой стражи от следователя?
Она улыбнулась:
- На сегодня твое время закончилось. Приходи на восьмой день от сегодняшнего, и я расскажу тебе.
Идя в казарму, я кусала губы и думала, что влипнуть хуже, чем есть, всегда возможно. И что "расследование деятельности" на фоне событий последнего года звучит угрожающе, ведь все приговоры подписаны князем, и суда, нормального, с прокурором и защитником, по ним не было. А лето уже началось, и оборотни не будут ждать, пока люди доиграют в свои маленькие смешные игры, они хотят жрать. Кем бы ни была дознавательница Святой стражи, у нее хватало полномочий оценивать деятельность наместника империи и представителя Академии в крае. И когда такой человек уделяет вдруг тебе час своего времени, да еще с прицелом регулярно общаться до осени, то впору переживать не об отжигах в стиле бессмертных Бровкина и Перепелицы, а о куда более серьезных вещах. Но придумать, о каких, у меня так и не вышло.
Лейшина все-таки приехала в Приозерскую резиденцию, но не через обещанные десять дней, а за несколько дней до середины месяца. И привезла все те же вопросы, только уже в развернутом виде и с конкретикой.
Начали обсуждение с вопроса Полины и "Ключика". Марина, перемежая изложение своими любимыми "ну мы же взрослые люди" и новым для Димитри, но видимо, не менее любимым "ты же понимаешь", сказала ему, что за все время реализации сааланской политики в этих не всегда богоспасаемых местах здесь осталось не так много тех, кто умеет, может и готов заниматься этой работой. Что, с ее точки зрения, есть чертова уйма хороших, честных и надежных людей, которым нельзя давать в руки сумму большую, чем на чашку кофе, чтобы они от испуга не поймали паралич на месте. Что ей известно, что порталом уже интересуется толпишка хапуг, которым опасно доверять чужие деньги даже на пять минут, а про готовый бизнес и говорить нечего. И что она может назвать горсточку авантюристов, часть из которых даже будут приблизительно своими. Но никому из них портал тоже нельзя доверить, хотя и по другой причине. Их может не стать в любую минуту, потому что они уверены в своей неуязвимости, бессмертии и безнаказанности. Их намерения рядом с этой уверенностью уже не имеют значения. Потом спросила разрешения закурить, выложила пачку на стол, затянулась, вздохнула и закончила:
- А сочетание ума, храбрости, осторожности и упрямства предполагает чувство собственного достоинства, несовместимое с жизнью на развалинах, которыми стал этот город, бывший одним из центров мировой культуры до вас. То есть совместимое, но для этого свой город надо любить так, чтобы хотеть за него замуж или жениться на нем. Этих уже нет в живых, а остальные уехали. Так что кроме Полины и нет никого.
Димитри подумал: "Ну да, как же. Не будь ты из них, ты была бы теперь с дочерью в Израиле или с сыном в Польше, а не сидела тут в джинсах, умерших от усталости месяц назад". И не сказал ничего.
- Ладно, к черту подробности, ты сам-то чего хотел, когда это делал? Ну, Алиса попросила, ладно, допустим, это даже аргумент. Но ты не похож на этого... как его... предыдущего вашего, ты думаешь перед тем как что-то делать, ты же понимал, что отвечать за это все тебе. Значит, чего-то ты хотел, когда сперва подписал ей расстрел, потом отсрочку.
Димитри с трудом смолчал. Насчет "ты хотел" - уместность этих слов в формулировке вопроса для него была очень сомнительна, но он решил пока не делиться деталями, тем более что Марина продолжала говорить.
- И ведь дернул же тебя черт подписать эту вашу отсрочку именно ей. Забудь пока, что она моя подруга. Со своими чувствами по этому поводу я как-нибудь сама разберусь. Я приехала говорить о том, как это выглядит для стороннего наблюдателя. В нормальных условиях одной такой стычки, как при вашем прошлом разговоре, да двух людей с таким социальным весом, как у вас, да при этом складе характеров хватит, чтобы не встречаться никогда. И так для вас обоих было бы проще, хотя вряд ли лучше. Только куда вы теперь в Озерном крае друг от друга денетесь, совершенно непонятно. И тебе еще надо публично объясняться о том, что это такое было. Так что давай думать, как ты хочешь выглядеть рядом с этим фактом.
Димитри немного помолчал, а потом осторожно сказал:
- Видишь ли, несмотря на то, что на смертном приговоре стоит моя подпись, это не совсем мой суд и совсем не только мое решение. Я здесь представляю светскую власть, а все, что касается магии, - дело Академии и их специального подразделения, Святой стражи. Именно их специалисты занимаются расследованием, выдвигают обвинения, поддерживают их в суде. Мне остается лишь утверждение вынесенного приговора, да и судье, если честно, тоже. У вас, насколько я знаю, несколько столетий назад существовала похожая схема, правда, вы не расстреливали, а сжигали на кострах, причем решение о виновности принимали одни, а бремя ответственности несли другие. Но суть та же. У нас они дорвались до власти лет двести назад по вашему счету и устроили гонения не только на некромантов, но и вообще на всех, кто под руку подвернулся. Потом их, - Димитри потер пальцем переносицу, - успокоили, скажем так, и вот теперь они решили попробовать снова, уже на новых землях. Проблема в том, что с точки зрения нашей, хм, физики, все вынесенные приговоры обоснованы, в том числе и в деле Полины Юрьевны. И я оказался в дурацкой ситуации: наше законодательство, наши обычаи, наши традиции не предусматривают не только тюремного заключения как меры наказания. Они делают невозможным отмену как казни, так и другого наказания, если факт преступления имел место быть. И для этого типа преступления отмена казни невозможна, даже если в деле есть конкретный пострадавший и он считает, что виновный полностью искупил перед ним свою вину. Это же не убийство в пьяной драке или наезд на пешехода. Я, как императорский наместник, могу сделать не так много, только отложить исполнение приговора на срок, позволяющий преступнику умереть своей смертью. Именно это я и сделал. И приостановил производство по всем остальным делам, раз уж так вышло.
Марина очень внимательно выслушала его. Только после того как он закончил говорить, она достала из пачки новую сигарету:
- Ловко они устроились. Как у тебя только хватило чуйки вернуть ей жизнь... Знаешь, судя по сказанному тобой, то, что ты сделал, это охренеть как круто, только давай ты все-таки сделаешь то, что начал, по-человечески.
Димитри несколько потерялся:
- А что тут не по-человечески? Она свободна владеть имуществом и заниматься предпринимательством. Контракт со школой официально оформим задним числом с соответствующей даты, чтобы посчитать оплату ее рабочего времени. Я не намерен заставлять ее работать бесплатно. А по приговорам, - он развел руками, - сейчас у меня нет полномочий что-то с ними делать, но производство по ним приостановлено. Формально... - почесав бровь, он определил, - ну, считай, что Полина свободна, но под наблюдением.