- Лёха! Ты не спишь? Нужно выйти сегодня в четвёртую смену. Больше никого не могу послать.
- Лукич! Ты одурел совсем? Я тебя за месяц предупреждал: У моего кума Федьки завтра сын женится, мой крестник, Колька. Свадьба завтра, а ты меня толкаешь в четвёртую смену.
- Слушай! Ну, позарез нужно! Я знаю: ты выходной до вторника. Завтра весь добычной третий участок выходит на демонтаж лавы, горизонт семьсот сорок. А на шестом восточном откаточном штреке породой перебило силовой кабель. Нужно поставить муфту. Муфту уже доставили, прямо под лавой на пересыпе. Разделаешь, заведёшь, позвонишь диспетчеру за полчаса, ребята разогретую мастику доставят электровозом. С ними же на-гора. Ствол тебе сразу отдадут. В три ночи уже будешь в бане. Диспетчер даст машину, доставят домой, и перед свадьбой ещё поспишь часов пять. Хватит тебе, тем более, ты не пьёшь.
- Какие в три ночи! Да, до шестого восточного от ствола топать километров пять, я только в три буду там.
- В околоствольном дворе тебя ждёт Федька. Он тебя и доставит на своём электровозе на место
- Как, Федька ещё в шахте?
- Да!
- Всё-то ты продумал, Лукич. Только пустая это затея, демонтаж надо было раньше делать, тумбы задавлены на полметра, а начнут их выбивать - все люди с участка там и сгинут. И комбайн, и скребковый, и ленточный, и вся автоматика... Прав был геолог, Степанович, целик надо было оставлять хотя бы с тысячу метров. Главная восточная мульда с водяным мешком, прорвёт - затопит не только горизонт, но и всю шахту. А может там ещё и метан. Лукич, ну ты же умный мужик, и таких, как ты там не мало, неужели не могли убедить?
- Не смогли! Приказ с объединения.
- Тьфу! Кабинетные крысы! Жизнь людей для них - ничто!
- Ладно, Лёха, если не едешь, то я поеду. Сейчас к тебе заскочу, дашь мне ключи от своего шкафчика, возьму твой инструмент.
- Ну, вот ещё, не хватало, чтобы главный механик ездил на установку муфты. Высылай машину, минут через двадцать я буду готов.
На горизонте семьсот сорок, из клети Лёха увидел Федьку, тот приветливо махнул рукой. Рядом стоял стволовой Колька, по прозвищу Рыбак. Рыбак был давно на пенсии, но ещё работал. Как любил он говорить: короедов у меня много, а на одну пенсию их не смогу прокормить.
- Здорово, Федька! А ты почему не дома?
- Да, вызвали, ты же знаешь моего сменщика Петюню, спит на ходу. Забурил состав с арочной крепью. Да и весь порожняк в околоствольном, надо было растолкать. Ладно, поехали, домчу тебя на шестой восточный с ветерком.
Федька был ас, доехали действительно быстро.
- Ну, давай, не задерживайся, без тебя свадьбу не будем начинать.
- Бывай!
Чугунная муфта лежала возле пересыпа, расплющенный бронированный кабель был помечен белой тряпкой. Через метра полтора, Лёха увидел ещё одно повреждение, бронированная оболочка была пробита и были видны даже оголённые медные жилы. Надо вырезать этот кусок. "Смогу ли набрать слабину хотя бы метра два?" Пошёл сбрасывать кабель с конструкций и по полметра подтягивал к пересыпу. Да, метра два будет. Ножовкой отрезал повреждённый участок. Раскрыл муфту и стал разделывать кабель. Почва и кровля стали "плеваться" мелкими породными пластинками, как сгибаемая стальная пластина, начинает брызгать окалиной. "Дело дрянь! Плохой признак!" Из лавы и бутового пространства с писком стали выбегать целые стаи крыс. Раздался страшный гул, тряслись и кровля и почва. Гул шёл откуда-то из недр Земли и нарастал. Арочную стальную крепь в штреке стало плющить и скручивать, как вроде она была из пластилина. Раздался близкий грохот, и почва с кровлей, в метрах тридцати от Лёхи, сомкнулись, полетели породины в центнер весом. Поднялась пыль, видимость стала полметра, не больше. Крысы, видимо, не успели выскочить, накрыло их. Прекратилось движение воздуха. От густой пыли и отсутствия воздуха стало тяжело дышать. "Через откаточный штрек не пробиться. Надо попытаться через лаву и вентиляционный штрек. Вперёд, по ходу лавы, бутовое пространство и тупик. Решено! Давай. Лёха! В нескольких метрах от нижней ножки лавы лежал комбайн, многотонную махину, как пылинку сбросило с рештаков конвейера. Обогнул его от груди забоя. В некоторых местах лава была не более тридцати, сорока сантиметров по высоте. "Хорошо, что занимаюсь спортом и стройный я. Метров двадцать преодолел, осталось ещё двести тридцать метров проползти". В некоторых местах приходилось снимать каску, чтобы проскользнуть между валунами и крепью. Видимости почти нет, всё наощупь, приходится часто возвращаться, для поиска новой щели. От нехватки кислорода, пот валил градом. Стоп! Лава то была сухая, а сейчас начала хлюпать вода. Прибывает быстро, таки, видно прорвало водяной мешок, а там тысячи кубов воды под страшным давлением. Надо быстрее двигаться! Интересно, половину уже прополз? В одном месте заполз, так, что заклинило тело. Ни вперёд не назад! "Спокойно, Лёха! Губит людей паника. Федька бы здесь не пролез, здоровый бык. Да, и Лукич, тоже. Как потом смотреть в глаза его жены, да дочери? Хорошо хоть я не стал тогда на дыбы, да не отказался". По сантиметру стал выползать из тупика. Надо искать новый лаз. Сколько всё продолжалось, Лёха не помнил, но вдруг вскрикнул от радости. Перед ним была верхняя ножка лавы, а приямок её, раскреплённый деревянными стойками, не был завален, здесь можно было даже сесть. Надо передохнуть минут пять.
И вспомнил Лёха один случай, на этом же горизонте, но на западном крыле, подключали они автоматику на ленточном конвейере. Расположились друг от друга на расстоянии сто метров. Лёха был ниже всех по уклону. А в самом тупике, копошились проходчики уклона, видно было, как мелькают беспорядочно их светильники, ждали прибытия арочной металлической крепи. По рельсам двигались две площадки, затаренные крепью, скобами и болтами. Лёха насвистывал песенку. И вдруг насторожился. В шахте всегда надо быть начеку, и смотреть, и видеть, и слушать, и слышать. Сработало подсознание. Исчезли сразу два звука - перестук колёс на стыках рельс и шорох каната ползущего по шпалам, вслед площадкам. Лёха повернулся от раскрытого блока автоматики и увидел картину: площадки остановились, а в метрах в сорока, канат набирал слабину, складываясь в восьмёрки. Лёха помахал светильником запретный сигнал лебёдчику, но тот его не видел, уклон был с горбинкой. "Что же они не выслали сопровождение, лебёдка то не автоматизированная, уроды". Краем глаза увидел, как площадки, вдруг, начали медленно двигаться.
Лёха мгновенно вскочил на ленту конвейера, подпрыгнул и, ухватившись за арку, подтянулся и пролез в пустоту, раскреплённую деревянными стойками, прозванную кострами. Площадки стали быстро набирать скорость и забирать слабину каната. Канат от резкого натяжения подпрыгнул на метра два и порвался. Оторванный кусок каната просвистел где-то рядом и как лезвием срезал деревянную стойку возле конвейера. Площадки забурились и стали кувыркаться, сметая всё на своём пути, заворачивая в блин ленточный конвейер и его став. И вся эта грохочущая армада покатилась вниз, сгребая стойки, рельсы, кабели. Сверху уже бежали ребята с его бригады, с истерическими криками: "Лёха! Лёха. Вот здесь он был. Неужели зацепило?". Лёха включил светильник и, глядя на них сверху спокойным голосом, буквально пригвоздил тех:
- Чего орёте, придурки, сами-то целы?
В шахте не принята жалость и сочувствие. Они-то есть, но всё это в грубой, даже, для несведущего покажется в циничной форме. Какие изощрённые маты ему довелось услышать в свой адрес! Но это, как бы, реакция на минутную растерянность в искренней озабоченности судьбой товарища. И это было лучше клятвенных увещеваний в дружбе и верности. Лёха это знал. Да и сам он, проходя мимо работающих на износ, раздетых по пояс грязных сотоварищей, обязательно вкидывал "сочувственное":
- Шлангуете, гады. Вид делаете, что пашите, для показухи, а до этого сушили распилы во сне. Знаем ваши трюки, клоуны!
Какой зверский мат с "пожеланиями" ещё долго летел вдогонку!!! Да и настроение поднималось. В клеть, обычно, набиваются так, что рёбра трещат, ну и мат, как спутник. Но стоит кому-то крикнуть:
- В клети женщина! И всё прекращается! Ни одного плохого слова. Ну, прямо, как беседы вышколенных аристократов в трёх поколениях. Работают женщины и в шахте. Это в основном маркшейдеры. Знают трудность и опасность труда шахтёры, потому и такое трепетное и доброе отношение к женщинам под землёй. В шахте не принято делиться водой. Еду и тормозок свой поделят по-братски, а воду - нет. Ну, разве, пожалеют с глубокого похмелья кого. А вот женщине отдадут последнюю воду.
Стоп! Видимость здесь хорошая, значит, пыль не дошла сюда, нет движения воздуха. И, похоже, вентиляционный штрек запечатан наглухо. Неужели завалило? Прополз поближе. Штрек был залит водой. Так. Давай рассуждать. Штрек находится выше на метров пятнадцать от пересыпа. Вода не могла подняться сюда, тогда была бы затоплена лава, а там только начало хлюпать. Выходит. Штрек покрутило как гармошку, а вода там была и раньше. Лишь бы только не весь завалило! Так, сбрасывать с себя всё надо. Сбросил с себя всё. Разделся до трусов, оставил каску на голове, да сапоги. У них он обрезал голенища, и те превратились в чуни. Достал изоленту из сумки и привязал их к ногам, чтобы не потерять. Инструмент и самоспасасатель тоже уже не нужны. Инструмент жалко. Да, что его жалеть! Под банку светильника подложил тряпку, чтобы не натирать бок и плотно затянул ремень. Ну, всё, пора! Видимость была слабая, застойная вода от горной тряски взмутилась и стала совсем не прозрачной. Первый бросок в метров двадцать, прошёл удачно. Вверху под кровлей появились расходящиеся блики от светильника: вода не в плотную приблизилась к кровле - воздушный мешок. Лёха вынырнул и с удовольствием отдышался. Следующая попытка была не такой удачной, натолкнулся на завал из верхняка и стоек. Попытка разобрать завал или найти лазейку, результата не давали. Всё, надо возвращаться назад. Отдышался и стал думать, не обследованной осталось только левая сторона, может там есть дырка. Вперёд! Набрал побольше воздуха в лёгкие и нырнул. Точно, слева, по ходу был проход. Стал плыть быстрее, препятствий почти не было, но и бликов не было видно. Штрек был затоплен полностью. Лёгкие разрывало от боли. Руки и ноги становились свинцовыми. Мелькнули лица жены, дочери, Федьки, крестника...Сознание стало мутиться. И вдруг всплыл, воды было всего по пояс. Затхлый воздух плесени и гниющего дерева показался целительнее горного. Чувствовалось лёгкое движение воздуха. Шестой Главный откаточный бремсберг был рядом, можно было уже двигаться к нему, не ныряя в воду. Но и по нему уже текла вода, по уровню выше щиколотки. Рельсы, в некоторых местах, исчезали полностью. Лёха ускорил ход. Вдалеке уже были видны огни околоствольного двора. Погас светильник. Лёха потряс его, бесполезно. Видно не выдержал испытаний судьбой, ему уготованной. Навстречу ему выбежал Рыбак. И Лёха увидел, что у того текут слёзы. Крепко прижал к себе Лёху. Ведь стволовые больше всех и самые первые видят покалеченных и погибших.
- А шахтёрки где?
- А выменял на жизнь у его величества Шубина - повелителя недр. Так он не сильно на них повёлся. А вот от самоспасателя в четыре кэгэ весом и с ресурсом в экстриме сорок минут, ну был просто в восторге. Пообещал напяливать сие творение всем его создателям при встрече.
- Ты всё шутишь, скотина зубоскальная, а я уже две таблетки валидола выпил из-за тебя. Много лет после смерти матери к нему и не притрагивался. Гул слышишь?
- Да, не слышу я, оглох там от грохота и воды.
- А вон и горноспасатели с клети вылазят.
- Здорово, Лёха! Ты чего это разделся, никак в грязях лечишься и воздушные ванны принимаешь.
- Ага, а разделся, чтобы твоей похоронной банде легче меня было нести. Ты там поосторожней, Геша, часа через два начнётся.
- Да мы только туда и бегом назад. Надо примерно обследовать.
- Рыбак, давай отправляй его на-гора, чего сопли жуёшь?
Первым к клети подбежал Лукич. Прямо возле ствола стояла "скорая" и горноспасательная машины.
А вокруг разносился пьянящий запах сирени, бурно разросшейся у машинного здания грузолюдского подъёма. Было раннее утро. Начинался новый день.
