Джонсон Елена Михайловна : другие произведения.

А вот и мы!

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Обновленный вариант. Повесть не закончена, продолжение буду регулярно выкладывать здесь же по частям. Из ниоткуда в провинциальный русский городок, прямо в квартиру Лорки и Мишки, спустя сотни лет после своей смерти, случайно попали призраки арабских мужчин, которые тщетно пытаются уговорить женщин покрывать волосы и вести скромный богобоязненный образ жизни. Увы, никто не внемлет их мудрым наставлением, а вокруг них происходят странные события. Какая-то миссия, о которой они смутно помнили, звала их на Восток. Но зачем туда спешить, если вокруг так много интересного?
  
  
  Это, казалось бы, ничем не примечательное событие произошло на пляже Шарм-Эль-Шейха, на берегу Красного моря, в час заката. Просим читателя обратить особое внимание на время - на закате, как известно, истончается реальность, и даже в заурядном событии может ощущаться некоторая чертовщинка.
  Перед двумя подругами, которые уже попрощались с морем и направлялись в отель, чтобы поздним вечером отбыть домой в славный город Средневолжск и продолжить свое не лишенное приятности, но довольно обыденное существование, появился мужчина арабской внешности.
  
  Ихрам, опоясанный толстым жгутом, подчеркивал иконописные линии его лица, а глаза... сразу и не понять, что было в этих глазах, только подруги вдруг почувствовали себя маленькими глупыми девочками, со своими маленькими вздорными мыслями.
  'Вот сейчас он откроет рот, - с трепетом подумалось одной из них, - и мне откроются истины, которые могут возвысить над мелочной суетой, научить любви и терпению, распознавать в малом великое и ...'
  - Вот, купите сувенир, - обволакивающе сказал араб на чистейшем английском языке и протянул маленькую пирамидку, сделанную из крошечных желтоватых камешков.
  Очарование развеялось со свежим морским ветром.
  Девушки вздохнули и покорно уставились на пирамидку.
  - Акил, - вдруг сообщил араб. невесть отчего вдруг решив представиться, и внимательно посмотрел на подруг. Готовые отмахнуться от ниоткуда взявшего торговца, они вдруг почувствовали желание его выслушать.
  У обеих девушек имена были обыденными, как и вся их, такая простая, человеческая жизнь. Одна из них звалась Лариса, но никому не приходило в голову так ее называть: для всех она была просто Лорка. Она была черноволоса, энергична, порывиста и неукротима. Ее жизненная энергия била сильным потоком, производя незабываемое впечатление на тех, кто попадал в ее водоворот.
  Вторая, Светлана, была ее антиподом. Светленькая, вежливая, аккуратная, она неизбежно вызывала молчаливый вопрос у всех, кто видел ее рядом с Лоркой. Вернее, - два вопроса. Первый - как Светлана ее терпит. И второй - за что ей это.
  Первым порывом Лорки было отмахнуться от продавца, несмотря не ошеломительную иконописность его лица.
  Первым порывом Светланы было смущенно пробормотать, что у них нет денег и сувениры их не интересуют.
  Однако через секунду они обе почувствовали, что именно этот сувенир они искали всю жизнь и, собственно, за ним и приехали в Египет.
  Светлана протянул дрожащую руку и араб поставил пирамидку ей на ладонь. Пирамидка была около десяти сантиметров в высоту, и камешки были плотно пригнаны друг к другу. В одну из граней была искусно вделана дверца, откуда явственно тянуло холодом. Света осторожно просунула в нее палец, ожидая, что он упрется в дно, - она боялась сломать наманикюренный ноготь. Но до дна палец не достал. Света оглядела дно пирамидки снаружи - оно было плоским и расстояние до нижнего края дверцы было не больше двух сантиметров.. Тем не менее, палец уходил вниз на всю длину и при этом не доставал до дна.
  Пирамидка очаровывала все больше.
  У Лорки шевельнулось неясное ощущение, что что-то тут не так. Какими бы египтяне ни были отчаянными торговцами, но так целенаправленно, с одним единственным сувениром, они к туристам не подходили. Да еще в такое время, когда пляж практически пуст, и этот араб ну никак не был похож на торговца сувенирами. Но это ощущение быстро растаяло, вытесненное другим, - надо скорее покупать пирамидку.
  Пирамидка зияла черным проемом открытой дверцы. Сочащийся из нее холод был густым и не развеивался в жарком южном мареве.
  Араб спокойно стоял и смотрел на девушек с печальной улыбкой. Потом он произнес:
  
  - Двести долларов.
  
  Девушки, которые вообще-то были достаточно прагматичными и умели поторговаться, не стали спорить. Пирамидка возлежала на Светланой ладони так значительно, что язык не поворачивался назвать ее сувениром. Скорее, это был артефакт, зловещий и таинственный, и, казалось, за него надо было платить не деньгами, а... тут Лоркина мысль споткнулась, и ей словно кто-то подсказал: '... жизнью. За нее можно заплатить чьей-то жизнью'.
  Светлана все пыталась дотянуться пальцем до дна. Палец не доставал, терялся в пространстве там, где этого пространства, если верить собственным глазам, не было! .
  Девушки стали суетливо рыться по карманам и сумкам в поисках денег и, в конце концов, протянули арабу кучу смятых бумажек.
  Света тряхнула головой, будто сбрасывая с себя оцепенение, и прошептала:
  - Такие деньги, чтобы просто поставить сувенир на полку!
  Услышав это, араб, который повернулся, чтобы уйти, оглянулся и снова улыбнулся.
  - О нет, - мягко сказал он, как бы извиняясь. - Это у вас как раз не получится.
  И исчез.
  Девушки ошеломленно застыли. Араба не было НИГДЕ, более того - на песке дорожка его следов обрывалась в десяти метрах от них.
  - Что за черт! - прошептала Лорка.
  Ох, некстати был помянут черт в этот час на берегу Красного моря!
  
  ***
  
  В небольшой долине домики лепились близко друг к другу. Жизнь обитателей деревни в основном проходила на свежем воздухе. В деревне жили мужчины и несколько детей. Мужчины сидели на небольшой площади посреди деревни и вели неспешную беседу. Беседа касалась в основном детей. Смысл их существования был им неясен. Когда-то раньше они помнили, какой в них смысл. Но сейчас их присутствие тяготило и раздражало. Им зачем-то постоянно нужны были взрослые, и они отвлекали их своими глупыми вопросами. Например, им хотелось знать, почему у них все время стоят серые сумерки, - ведь должно быть солнце, которое иногда куда-то уходит, и это правильно, потому что тогда можно было спать. Или - почему единственное, что они могут читать - это вырубленные в Скале за деревней иероглифы. Раз уж есть иероглифы, почему бы не написать ими что-нибудь еще? Например, про какого-нибудь джинна, или про фею в цветке. Они без конца просили рассказать им про джинна и про фею в цветке. Это были такие же глупости, как солнце. Правда, самый молодой из мужчин утверждал, что слово 'солнце' ему знакомо. Где-то он уже слышал про солнце, но ему кажется, что это не связано с тем, чтобы спать. Скорее, это связано с тем, чтобы, стоя в неудобной позе, до одури копаться в земле, то втыкая в нее какие-то ростки, то, наоборот, выдирая их обратно. Он слыл местным сумасшедшим. Какой смысл втыкать, если потом надо выдирать? И главное - зачем?
  Но он - это еще не так плохо, как дети. Поэтому хорошо бы детей куда-нибудь отослать. Но отослать было некуда. Потому что кроме этой деревни не было ничего. Можно было дойти до Скалы на краю деревни, но за Скалой был конец Мира. Там была серая пустая мгла, которая окутывала и выталкивала из себя. Мгла была везде за деревней. Она выталкивала детей обратно. И они опять говорили про солнце, фею и сон.
  Молодой человек ничего не помнил про сон. Он помнил только землю и усталость. И жару. Но его не пытались выталкивать в серую мглу. Не потому, что она никого не принимала. Он был как-то связан с остальными мужчинами. Много сотен лет они были связаны друг с другом. И ждали.
  Дети ... с ними было сложнее. Они ничего не ждали. Кроме сказок про джинна и фею, а еще солнца. Чтобы была ночь и спать.
  У детей было много слов, которые у мужчин иногда вызывали смутные - не воспоминания, нет. Ощущения. Это раздражало. Потому что за ощущениями должны были прийти воспоминания. А они не приходили. И было от этого маятно и скучно.
  Единственное, чем мужчины занимались постоянно - это чтение иероглифов на Скале. Почему они их читали - они не знали. Они не хотели читать. Но через равные промежутки времени они обнаруживали, что стоят у Скалы, и самый старый из них читал иероглифы вслух. А потом велел читать кому-нибудь. Чтобы никто не забыл письмена. В них - смысл. Хорошо, что у них был смысл. Было бы еще лучше, если бы они знали - какой.
  Они сидели и договаривались, как бы сделать так, чтобы не ходить больше читать письмена.
  - В них ничего нет такого, из-за чего мы должны таскаться к Скале. Ну подумаешь, - опустится небо и поднимется вихрь. Мы и так увидим, если что-то вдруг поднимется или опустится.
  -Там еще написано - 'Торопись'! - возражал старец. - Вдруг мы забудем, что надо торопиться?
  - Если опустится небо, - возражали мужчины помоложе, - мы и сами заторопимся, без всяких напоминаний.
  Справедливость этого суждения старец не мог не признать. Поэтому все согласились, что больше они к Скале не пойдут. Тем более, что Скала забыла упомянуть, куда именно им следовало торопиться
  Чтобы проконтролировать друг друга, они продолжали сидеть на больших валунах на площади и ждать. Дети много раз выбегали из домов и просили рассказать им про джинна и фею, но мужчины сидели и ждали. Ждать они умели лучше всего - сказывалась большая практика. Постороннему наблюдателю показалось бы, что они просто дремлют. Но в том то и беда, что постороннему наблюдателю здесь неоткуда было взяться. Даже джинны сюда не прилетали.
  Дети перестали просить сказку и сели на площади рядом с мужчинами. Все-таки они не могли долго находиться одни.
  Если бы в этих небесах летела птица, она бы очень удивилась, увидев сверху, как множество бородатых мужчин вдруг одновременно напряглись и выпрямились. Потом они схватились руками за валуны, изо всех сил стараясь усидеть на месте. За валуны, подумала бы птица, наверное, неудобно держаться, потому что мужчины одновременно встали, с трудом оторвав от валунов руки, и нехотя, словно их толкали в спину, пошли куда-то в одном направлении. Впрочем, птичка, залетевшая в эти края, была бы слишком озабочена тем, что не видит здесь ничего, что хотя бы приблизительно можно назвать едой, и вряд ли стала бы обращать внимание на такие пустяки, как восемнадцать сражающихся с воздухом мужчин.
  Мужчины с несчастным видом остановились перед Скалой и открыли рты.
  - Я вовсе не собираюсь...- сказал молодой бунтарь, - подчиняться насилию. Никто не заставит меня... и да пребудет наставление мое с вами через века, ибо великий и могучий Мухаммед аль-Басри... - забормотал он, зажимая себе рот руками и плюясь, - обеспечил... ммм.... жизнь вечную...ммм... будь она проклята... тьфу... да благословенно будет в веках... но помни всегда...
  Они дочитали надпись на Скале до середины, не в силах остановиться, и вдруг почувствовали, что больше их ничто не заставляет читать.
  - Я же говорил... - хвастливо сказал молодой бунтарь, - что никто не заставит...
  Ему пришлось замолчать, потому что нечто привлекло его внимание на Скале. Он мог поклясться, что она очень недовольна. Выражение, так сказать, лица этой Скалы вдруг стало очень грозным. Каменные складки в верхней части скалы собрались таким образом, будто она нахмурилась и наморщила лоб. То есть наморщила бы, если бы он у нее был.
   Смутные сумерки над ними сгустились и потемнели, и прямо из них на равнину за деревней опустилось огромное Нечто, закрывая все небо.
  Испугавшись, что небо падает на землю, чтобы их раздавить, мужчины бросились ниц.
  - Господи! - молился старец, - это кара нам за непослушание. Небесная кара.
  - Что такое 'небесная'? - немедленно потребовала объяснить молодежь. Но Нечто грозно двинулось, сгибаясь и разгибаясь, почти царапая Cкалу. Все замолчали, ожидая страшной молнии, грома и Конца Всего.
  После нескольких страшных минут ожидания Нечто поднялось и исчезло без следа.
  Мужчины боязливо поднялись и, обсуждая происшествие, медленно двинулись обратно в деревню.
  Дети бросились им навстречу с криками, что они видели палец Джинна.
  - Что за ерунда? - нахмурились мужчины.
  Дети зашумели, перебивая друг друга. Суть их рассказа сводилась к тому, что с неба спустился огромный страшный палец и грозил им, несколько раз качнувшись туда-сюда.
  - Глупые дети! - сокрушенно сказал один из мужчин. - Это не мог быть палец. Это было... Знамение.
  - Что такое знамение? - пожелали узнать дети. - На что оно похоже?
  - Ну, это нечто...- мужчина задумался, - что является предупреждением, что надо читать иероглифы на Скале.
  - На палец. Оно похоже на палец, - настаивали дети.
  - Жаль, что их не принимает сумрак, - вздохнули старцы.
  - Смотрите, смотрите, - закричали дети, показывая на небо.
  Мужчины не хотели смотреть на небо. Они и без того знали, что там появилось Знамение, потому что сумрак опять стал сгущаться.
  - Он теперь другой, - заявили дети. - Интересно, раздавит он нас, или нет?
  Пришлось все-таки взглянуть на небо. Оттуда опять спускалось Нечто. Огромное, с длинным красным блестящим ногтем.
  - Это палец, - осенило молодого Унс аль Вуджуда
  Он медленно сгибался и разгибался, и потом застыл, чуть-чуть покачиваясь из стороны в сторону.
  - Скарабей! - выдохнул самый старый старец. - На пальце - священный скарабей.
  Мужчины действительно увидели на огромном пальце кольцо со скарабеем, который одним глазом сурово смотрел на них. Другой глаз скарабей скорбно закрыл - наверное, чтобы зрелище осмелившихся взбунтоваться мужчин волновало его в два раза меньше..
  - Знак! - выдохнули они хором. - Скарабей с одним глазом. Который возвестит Переход! Так говорит Скала.
  - Кстати, - забеспокоились мужчины помоложе. - Хорошо бы узнать, куда ведет Переход? На Скале об этом ничего нет.
  Действительно, Скала очень многословно и грозно призывала не забывать и ждать уже почти тысячу лет, подробно описывая, как придет вихрь и опустится небо, и тогда нельзя будет пропустить этот знаменательный момент. Но вот как им воспользоваться, Скала, увлекшись предупреждениями о необходимости ждать, забыла упомянуть.
  
  ***
  Девушки пили кофе в Лоркиной квартире почти в самом центре Средневолжска. Лорка разливала кофе из серебряного кофейника, купленного в Каире.
  Пирамидка не давала подружкам покоя. Лорка водрузила ее на книжную полку рядом с веселым плюшевым мишкой в клетчатом комбинезончике. Из-за дверцы, которая то оказывалась плотно притертой, то со скрипом приоткрывалась, обнаруживая за собой темную бездну, - исправно тянуло холодом. Рядом с медвежонком бездна, выглядывающая из маленького отверстия в боку пирамидки, казалась не столь масштабной.
  Света хозяйничала на Лоркиной кухне, по привычке безропотно смирившись с тем, что Лорка пригласила ее на чай с восточным пудингом по особому рецепту, предусмотрительно не пояснив, что пудинг придется готовить ей самой.
  - Я же рецепт нашла, - важно пояснила Лорка, давая тем самым понять, что основную работу все-таки проделала она.
  Ей удалось не выронить горячий кекс из рук, когда в дверь, как всегда, очень энергично, позвонил Лоркин бойфренд, Миша. Собственно, Лорка считала его женихом после того, как вручила ему ключ от своей квартиры. Ключом он никогда не пользовался, предпочитая трезвонить в дверной звонок, не снимая с него палец, пока Лорка ему не откроет. Он говорил, что ему приятней, когда его встречают в дверях.
  Лорка привычно резво побежала открывать, потому что голос у звонка был на редкость резким и противным. Света застряла с пудингом в дверях кухни, не зная, куда его деть.
   Пока Миша бурно лобызал Лорку, Света, забыв про пудинг, смотрела на стоявшего рядом с ним косматого рослого парня в футболке с надписью 'Сделай сам', над которой красовался пухлый младенец. Парень, в свою очередь, уставился на пудинг в Светиных руках и молча сглатывал, двигая кадыком.
  
  
  - Какая прелесть, - басом сказал парень, не поясняя, к чему это относится, - к самой Свете, застывшей у кухни, или к восточному пудингу, источающему неземной аромат.
  Света на всякий случай протянула блюдо:
  - Это пудинг, - зачем-то сказала она.
  - Федор, - басом ответил парень и покраснел.
  Миша оторвался от Лорки и пояснил:
  - Это - Федя. Он у нас спец во Востоку.
  - Чего это по Востоку? - удивился Федор, который на самом деле был программистом.
  - Потому что у тебя есть дядя-востоковед, - пояснил Миша.
  - Дядя есть, - согласился Федор, по-прежнему меланхолично глядя на пудинг.
  Лорка пожала плечами и пригласила всех за стол. Федор, как сомнамбула, следовал за пудингом, нависая над Светой из-за спины.
  - Его надо покормить, - пояснил Миша. - Тогда с ним можно общаться.
  Федор смутился и стащил с плеча холщовую сумку и целеустремленно двинулся к столу, куда Света, наконец, водрузила пудинг.
  Федя оказался тонким гурманом. Отправив в рот огромный кусок, он закрыл глаза и стал медленно жевать, прислушиваясь к себе. Света смотрела на него, как завороженная.
  - М-м-м, - застонал, наконец, Федор. - В самый раз.
  Прикончив полпудинга, Федя вспомнил, что его позвали по делу:
  - Ну так что там с пирамидкой? Миша тут какую-то хрень несет про всякую магическую ерунду.
   Миша возмущенно вскочил и с размаху водрузил пирамидку на стол так, что Федина тарелка подпрыгнула.
  - Но-но, - предостерегающе сказал Федор басом и на всякий случай подхватил тарелку. - На святое не покушайся!
  Вытерев руки салфеткой, он взял пирамидку с насмешливым выражением на лице. Он крутил ее в руке, совал в дверцу палец и недоверчиво хмыкал. Все трое молча смотрели на него.
  - Ну и где у нее блок питания? - спросил он, наконец.
  - Найди, раз такой умный, - мстительно сказал Миша.
   Федор нажимал на камешки, крутил пальцем в недрах пирамидки, открывал и закрывал дверцу.
  - Я программист, - наконец, обиженно сказал он и приставил пирамидку дверцей к своей разгоряченной июльской жарой груди., - а не механик. Я не обязан тут вам угадывать, где спрятана батарейка. Хотя охлаждает классно.
  Лорка, потрясенная таким утилитарным отношением к сувениру, который она окрестила Артефактом, забрала пирамидку, опасаясь, что Федор ее сломает.
  - Она три месяца тут кондиционером работает, без перерыва. Какая батарейка бы выдержала?
  - Вы что, ее не выключали ни разу? - удивился Федор.
  - Как?! - разом вскричали Миша с Лоркой. Света встала и начала собирать тарелки, всем своим видом выражая свое отношение к умственным способностям программиста Феди. Федя мучительно покраснел, вытащил пирамидку из Лоркиных рук, несмотря на ее сопротивление, и поднес пирамидку к уху.
  - Гудит, - сказал он.
  Потом он зачем-то потряс ее и, не зная, что с ней делать дальше, поставил ее на стол. Пирамидка низко загудела и завибрировала.
  - Ну вот, - воскликнула Лорка. - Сломал!
  Света нежно взяла пирамидку и стала баюкать ее, прижав к груди. Пирамидка стала гудеть тише и через минуту успокоилась.
  В комнате воцарилось удивленное молчание. Все почему-то смотрели на программиста Федю, а Федя смотрел на кольцо на Светином пальце.
  - Обалдеть, - хрипло сказал он, торопливо дожевывая пудинг. - Откуда колечко?
  Света удивленно повертела на пальце кольцо со скарабеем, купленное в Египте.
  - Кольцо как кольцо, - пожала она плечами. - Бракованное, к тому же. Видишь, у скарабея одного глаза нет?
  - Оно не бракованное, - сказал Федя, не отрывая от него глаз. - Оно культовое.
  - Я же говорил, он спец по Востоку, - обрадовался Миша.
  - Мне дядя рассказывал, - объяснил Федор. - Этот одноглазый скарабей использовался в культовых обрядах, чтобы выпускать мертвых в царство живых. Этим закрытым глазом он как бы не замечал, что тени перемещаются сюда, к нам.
  - А открытый глаз ему зачем? - поинтересовалась Лорка.
  - Им он следил за тем, чтобы мертвые водворялись, куда им следует, в царство теней, - объяснил Федя. - Вторым глазом он должен был следить, чтобы они там и оставались. А в середине первого тысячелетия была создана какая-то секта, которая и придумала этот символ - скарабей с одним глазом. Чтобы обратный ход, - то есть выход, он не контролировал, и мертвые могли свободно переходить туда-сюда.
  Света задумчиво слушала его, пытаясь представить себе, сколько же этому колечку лет. Надо же, а на вид простенькое совсем.
  - То-то этот араб так не хотел мне его отдавать, когда я его примерила. Сказал, что не продается. Да я и сама не хотела его покупать, там золотые были дешевые. Мы торговались, а потом я его забыла снять, так с ним и ушла.
  Федя снова взял в руки пирамидку и стал внимательно насматривать что-то на дверце. Потом он что-то удивленно пробормотал и потребовал лупу.
  - Смотрите, - удивленно воскликнул он. - Тут в углу точно такой же скарабей.
  - Молодец, Федька, - хлопнул его по спине Миша. - Я знал, что ты что-нибудь раскопаешь.
  - Да, я такой, - усмехнулся Федор, - но только что это нам дает?
  - Как что дает?! - воскликнула Света, ткнув пальцем в кольцо и нарисованного на пирамидке скарабея. - Они родственники, наверное!
  И Света решительно бросила кольцо в пирамидку.
  
  ***
  
  Мужчины расположились на окраине деревни, противоположной Скале. Там было удобное нагромождение камней, на которых можно было возлежать и вести неторопливую беседу. К тому же близость Скалы последнее время стала их смущать. Им казалось, что она на них смотрит.
   Дети рядом чертили на земле камешком письмена, сначала повторяя слова, написанные на Скале, а потом составляя слова в свой рассказ.
  'Цветок, в котором жила фея, был желтый', - закрыв глаза, придумывал один из них. Мальчик с камешком в руке остановился.
  - Как пишется 'желтый'? - спросил он.
  Мужчины продолжали обсуждать появление Пальца, и вдруг замолчали. Потому что они почувствовали, что сумрак, в котором они жили -стал двигаться. От этого у них зашевелились волосы на голове.
  Молодой Абу Юсуф рассмеялся, глядя, как шевелится борода у старца. А Унс аль Вуджуд рассмеялся, глядя, как у Абу Юсуфа шевелятся волосы на плечах. Потом они с любопытством стали смотреть, как шевелятся их одежды.
  - Чудеса! - сказали старцы.
  - Это ветер, - объяснили дети.
  Потом все стихло. Мужчины обрадовались, что кроме Пальца можно поговорить еще о ...
  - Как это назвать? - задумались они. - Как вы сказали, дети? Хорошо. Раз вы так хотите, пусть будет ветер.
  Старец Ибрагим вдруг вспомнил, как пишется слово 'желтый'. 'А цветок, - сказал он, - наверное, качался на ветру' .
  Дети так удивились, что перестали сочинять сказку про фею в цветке.
  - Расскажите нам, что говорит Скала, - попросили они вместо этого.
  Ибрагим слегка замялся.
  - Скала говорит, что опустится небо и поднимется вихрь, - медленно сказал он. - И поднимется вихрь, - повторил он и замолчал.
  - Что такое вихрь? - немедленно потребовали дети.
  - Я знаю! - заявил Унс аль-Вуджуд. Все с уважением воззрились на него. - Вихрь - это когда в глаза и в рот набивается песок, и ничего не видно вокруг. А потом под песком оказывается много людей. И еще других. На которых ездят.
  - Ты глуп! - заявил Ибрагим.
  Дети тоже ничего не знали про вихрь. Мальчик с камешком попробовал нарисовать цветок.
  - По-моему, - неуверенно сказал самый младший Хасан, - у цветка должно быть меньше углов.
  - Ты ничего не понимаешь, - заявил старший и хотел ногой стереть рисунок, но его сильно качнуло, и он упал. Он очень рассердился, и хотел толкнуть Хасана, чтобы он тоже упал, но оказалось, что Хасан уже лежит на земле. И пытается выбраться из-под Ибрагима, но на Ибрагима навалилось слишком много народу, и Хасану пришлось ждать, пока поднимутся все остальные.
  - Что это было? - пожелал узнать Унс аль-Вуджуд. Но его язык прилип к гортани. Над площадью деревни завис черный столб. У самой земли он расширялся, и посередине был совсем узкий. Кверху он опять начинал расширяться, и исчезал в сумерках, которые теперь рассеялись. Откуда-то с самого верха полился яркий свет, отчего черный столб стал еще чернее и закружился, втягивая в себя камешки, которые лежали вокруг. Потом в него потянулись валуны. Площадь в деревне стала чистой. Нижняя воронка столба расширилась, как бы приглашая в себя кого-нибудь еще.
  Мужчины замерли. Один из них осмелился предположить, что это и есть долгожданный Переход.
  - Или кара небесная, - сказал Ибрагим.
  Но Унс аль-Вуджуд настаивал на том, что это Переход. Он справедливо полагал, что им всем следует броситься в столб, иначе они никогда не узнают - последовали они советам Скалы, или нет.
  - Скала говорит: 'надо торопиться', - объяснял он. - Почему мы не торопимся?
  Ибрагим сомневался:
   - Этот столб... уж очень он черный..
  - Скала ничего не говорила про цвет! Пойдемте! Там наверху - свет.
  - Уж очень он яркий, - возражал Ибрагим.
  - Вы маловерные! - вскричал Унс аль-Вуджуд. - Или вам очень весело ждать здесь? Только и развлечений, что читать Скалу! Да и то выходит, что читали зря. Время великого Перехода пришло, и я не намерен стоять здесь с вами и нарушать заповедь Скалы. Прощайте!
  И он ринулся прямо в черный столб. За ним бросились еще несколько человек. Ибрагим постоял, глядя, как они исчезают в черном вихре, и тихонько пошел следом за ними. Он видел, как их тела поднимаются вверх, и столб на несколько мгновений потерял свою стройность, как будто судорога пробежала по нему снизу вверх. Его обогнали дети, - Хасан и Джафар, и с радостными криками бросились в столб. Ибрагим покачал головой и оглянулся. Позади него стояли оставшиеся мужчины. Они сгрудились, и на их лицах читалось отвращение к любого рода Переходам, если они не сопровождаются пением райских птиц, расстиланием ковровой дорожки и удобной прогулкой по цветущему лугу. Ибрагим тяжело вздохнул и помахал им рукой. Они поджали губы и отшатнулись. Ибрагим зажмурился и шагнул в столб.
  Его подхватила мягкая теплая волна. Внутри столба было совсем не темно, вопреки его ожиданиям. Он некоторое время видел оставшихся внизу своих соплеменников. Потом на несколько секунд сгустился мрак. Ибрагима закружило и сильно потянуло вверх. Потом наступила тишина, которая тут же сменилась обрушившимся на него ярким светом и непривычным шумом.
  Ибрагим поморгал глазами, привыкая к свету. Дети сидели на полу, протирая глаза, а навстречу Ибрагиму, пошатываясь, шли Унс аль-Вуджуд, Абу Юсуф, Камар-аз-Заман, и пожилой старец Али ибн-Бекар.
  - Уважаемый Ибрагим! - слегка заикаясь, спросил Унс аль-Вуджуд. - Это - Переход?
  - Переход, - пробормотал Ибрагим. - Что же еще?
  На их вкус вокруг было слишком много разных красок.
  Одновременно с цветами их ошеломило присутствие четырех странных людей, которые разговаривали друг с другом и не обращали на них никакого внимания.
  И, наконец, они были ошеломлены тесным пространством. Они находились в помещении, по сравнению с которым даже их маленький мир казался огромным. По крайней мере, серый мягкий сумрак создавал иллюзию простора.
  Поэтому было достаточно причин, чтобы прошедшие Переход обратились на время в соляные столбы. Все, кроме Хасана с Джафаром. Они во все глаза смотрели на остатки восточного английского пудинга.
  - Еда! - сказал Джафар.
  - Пахнет- сказал Хасан. - По-моему, ее кладут в рот.
  - Зачем?
  - Чтобы было приятно. Вот смотри.
  Он протянул руку и зачерпнул пудинг пригоршней.
  - Ну как? - нетерпеливо спросил Джафар.
  Рот Хасана был занят, но судя по тому, как он мычал, кивал головой и блестел глазами, ему было хорошо. Не дожидаясь ответа, Джафар набросился на пудинг.
  
  Четыре человека, которые сидели в креслах и разговаривали про восточные чудеса, вдруг все разом смолкли, испытывая одинаковое желание накинуть на плечи что-нибудь теплое. В комнате стало прохладно. И почему-то темно. То есть не совсем темно, В ней продолжал гореть свет, но лампы были смутно видны сквозь сгустившийся сумрак.
  Миша наклонился к пирамидке и отшатнулся, - в глаза сыпануло песком.
  - Твое кольцо сработало! - закричал он Свете, зажмуриваясь. - Песком плюется, зараза!
  - Я думаю, 'зараза' - это не совсем то слово, которое обычно используют по отношению к древним культам, - мягко заметила Света.
  Усиленно моргая глазами, они рассматривали то, что изверглось из недр пирамидки. Поверхность стола вокруг нее была действительно засыпана крупным песком. Очень крупным песком. Некоторые бы назвали его мелкой галькой. Или даже не очень мелкой.
  - Откуда он взялся? - хриплым шепотом спросила Лорка.
  - Я же говорил, что колечко культовое, - отозвался Федор.
  Пирамидка согласно гуднула и немного попрыгала по столу.
  Кучка извергнутых из пирамидки камешков была выше самой пирамидки в несколько раз
  - Нифига се, - ахнул Миша. - Как они там умещались?
  Гудение стало громче, а дымка, которая заволокла квартиру, сгустилась сильнее. Пирамидка поднатужилась и с силой выплюнула из себя камешек, от которого он еле успел увернуться.
  - Ребята, мне кажется, или пудинг блестит? - нерешительно поинтересовалась Лорка.
  Света взяла блюдо в руки и потрогала пудинг.
  - Горячий пудинг замерз при тридцатиградусной жаре, - задумчиво сказала она.
  Лед твердел на глазах.
  - Какая добрая женщина, - сказал Хасан. - Она держит блюдо, чтобы нам было удобнее есть.
  Лорка опустила руки. Миша подхватил блюдо, и они с Федей по очереди стали тыкать в него пальцами, убеждаясь, что это и вправду лед.
  Лорка тем временем взяла из кучки самый крупны камешек и стала его рассматривать.
  - Как же ты пролез через дверцу? - бормотала она, прикладывая его к отверстию в пирамидке и убеждаясь, что камешек раза в два больше.
   Ибрагим потихоньку подвигал рукой, потом подрыгал ногой. Убедившись, что его организм работает в обычном режиме, он воззрился на людей, которые по-прежнему почему-то не замечали их присутствия и почему-то продолжали громко удивляться песку. Как будто презренный песок был значительнее, чем присутствие здесь Ибрагима. Ибн Ибрагима. Гм.
  Ибрагим простер руку, чтобы разразиться приветственной речью, которая должна была дать понять величие минуты и заодно стать укором пренебрежению, выказанному местными обывателями. Кроме того, подумал ибн Ибрагим, наверное, эти люди тоже прошли Переход. И потеряли там значительную часть своей одежды, потому что они были почти голые. И еще - что-то в этих людях было... они были разные. То есть их было двое и.. еще двое. И тут Ибрагим вспомнил. Те двое, у которых были небольшие холмики на груди, - они были другие. Они были женщины!
  Потом Ибрагим нахмурился.
  Он подошел к женщинам и простер над ними руку. Остальные мужчины со страхом наблюдали за ним.
  - Кхм! - внушительно сказал он.
  - По-моему, - сказал Камар-аз-Заман со смесью страха и восхищения, - он хочет им что-то сказать.
  Унс аль-Вуджуд и Абу Юсуф, замерев, наблюдали за первым контактом с чужими.
  - Кха! - продолжил Ибрагим, слегка смущенный тем, что никто не обратил на него никакого внимания. - Позор вам, распутницы.
  - Расскажу дяде, - с восторгом сказал Федя. -
  Пирамидка скакнула и успокоилась, вернувшись к своему прежнему меланхоличному состоянию. Гудение прекратилось и она замерла неподвижно, по-прежнему источая холод.
  - Что? - не понял Ибрагим. Он вдруг вспомнил кое-что, о чем забыл совершенно давно. О том, что в каком-то далеком мире когда-то были женщины, и с женщинами все обстояло очень сложно. Они всегда вызывали некоторую озабоченность и волнение. Их надо было держать в строгости, иначе волнение усиливалось и телу становилось щекотно.
  - Вы не покрыли волосы! И ваши лица открыты перед посторонними мужчинами!
  Старец Али ибн-Бекар одобрительно закивал головой, поглаживая длинную седую бороду, а Камар-аз-Заман подозрительно смотрел на холмики на груди у женщин и о чем-то напряженно думал.
  Федя с сияющим лицом повернулся к компании:
  - Подумать только! - заявил он. - Мы с вами стали свидетелями древнего культа!
  - Сам ты древний, - обиженно проговорил Унс аль-Вуджуд.
  - Интересно, где теперь колечко, - сказала Лорка.
  - Немедленно покрой волосы! - грозно сказал Ибрагим.
  - Может, не надо... так хорошо, - запротестовал Камар-аз-Заман.
  - Спорим, в пирамидке его нет.
  
  Света встревожилась и стала пытаться вытряхнуть кольцо из пирамидки.
  У Ибрагима лопнуло терпение. Он строго взглянул на Камар-аз-Замана. Необходимо было привести в чувство нахалок, которые не обращали никакого внимания на речи старшего мужчины. Он решительно протянул руку и схватил Лорку за плечо. Вернее, попытался схватить. Потому что его рука прошла сквозь нее и сомкнулась в кулак.
  Мужчины смотрели во все глаза.
  - Она - джинн? - спросил Хасан у Джафара.
  - Неужели призрак? - ужаснулся Ибрагим.
  Лорка сморщилась и потерла плечо:
  - А давайте засыплем туда весь песок обратно, - предложила она. - может быть, скарабеи вернут за него колечко.
  
  
  
  Вскоре в Лоркиной квартире можно было наблюдать весьма поучительную картину. Ибрагим стоял со сверкающими глазами и вдохновенно рассказывал, как подобает молодой женщине вести себя в присутствии мужчин. Он кратко обрисовал историю нравов Древнего Востока, особо остановился на вопиющих случаях непослушания и неприличного поведения женщин, которые заканчивались позорной смертью последних от ножа мужчины, оскорбленного отсутствием нравственности в своей избраннице. Он как раз переходил к тем печальным нарушениям морали, которые заканчивались смертью непокорных женщин уже по решению совета старейшин. Вообще наказания женщин не отличались большим разнообразием. Они способствовали воспитанию морали скорее в ближайшем окружении женщины, чем у нее самой, поскольку сама женщина больше уже никакого беспокойства никому не причиняла.
  
  Света с Лоркой сидели, склонив головы. Одна засыпала в пирамидку песок, а другая периодически встряхивала ее и прислушивалась.
  В самой патетической части его речи женщины вдруг радостно вскочили и с криком 'Ура' рванулись на балкон, к курящим там мужчинам, чтобы продемонстрировать исторгнутое пирамидкой кольцо. Света промчалась прямо сквозь Ибрагима, размахивая кольцом прямо там, где у Ибрагима находился нос.
  Ибрагим растерялся. Он не привык, чтобы его прерывали столь непочтительным образом. К тому же замечание распутниц позволяло предположить, что они не совсем внимательно следили за наставлениями.
  
  ***
  
  Оставшиеся в деревне двенадцать человек, отказавшиеся от перехода, в ужасе разбегались от падавших камней, которые небо решило вернуть обратно.
  
  ***
  
  - Мы вырвались из заточения! - с облегчением сказал Али ибн-Бекар, глядя с балкона вниз. - Перед нами опять большой мир.
  - Очень большой, - печально согласился Унс аль-Вуджуд, оглядывая улицы. - И очень темный.
  Ибрагим хранил скорбное молчание. Он был очень рассержен.
  Абу Юсуф вглядывался в темные улицы.
  - Сколько здесь... Всего! - глубокомысленно заметил он, рассматривая дома, небольшие темные вытянутые коробочки и цилиндры, стоящие прямо на земле непонятно зачем, столбы с огромными яркими картинками между ними, и много-много Всего.
  Дома были неправдоподобно огромными. И в них было столько окон, как будто целью их обитателей было непременно смотреть на улицу каждый раз из нового окна.
   С другой стороны, на улицах стояли смехотворно маленькие блестящие домики странной формы, низенькие, с покатыми крышами и одним или двумя окнами с каждой стороны. Каждый из них стоял на черных пузатых колесах. Назначение их было непонятно, потому что в них невозможно было стоять даже подростку, не говоря уже о взрослом человеке. Али ибн-Бекар предположил, что они используются для наказаний. Унс аль-Вуджуд, глядя на колеса, заявил, что это телеги, но его подняли на смех, потому что любому здравомыслящему человеку было понятно, что из телеги должны торчать такие штуки, - голобли, сказал Абу Юсуф, постепенно вспоминая, - в которые можно запрягать тех, которые везут.
  - По-моему, - задумчиво сказал Али ибн-Бекар, - они называются 'богобли'.
   Все мужчины, стоя на балконе, притихли. В этом новом мире было гораздо больше предметов, чем они могли освоить. Мир был враждебен. Но пока он не проявлял своей враждебности открыто, Ибрагим, поостыв, соображал, как спуститься вниз с балкона, который находился на уровне третьего этажа.
  - Мы здесь в плену! - провозгласил он. - Переход не принес нам освобождения.
  Абу Юсуф придерживался другого мнения. Что-то подсказывало ему, что освобождение не составит большого труда. Он хотел было взобраться на перила балкона, но потом сообразил, что не стоило так утруждать себя. Выставив вперед ногу, он, как и ожидал, увидел, что она оказалась по ту сторону балкона.
  - Видите? - сказал он. - В этом мире предметы не причиняют нам вреда. Пойдемте. Кстати, их впрягают в оглобли.
  Ибрагим разомкнул уста.
  - А где дети? - спросил он. - Мы не можем уйти без них.
  Дети лежали, свернувшись на диване.
  - Солнце ушло с неба, - объяснили они. - Время спать.
  - Вы опять за свои глупости! - рассердились взрослые. - Что значит 'спать'?
  Этого дети объяснить не смогли. Поэтому им пришлось встать и последовать за взрослыми на балкон. То, что они там увидели, их обрадовало. Особенно им понравилось смотреть, как Абу Юсуф плавно спускается по воздуху с балкона вниз. Он приземлился и встал на ноги.
  - Видите, как это просто? - позвал он снизу. - Спускайтесь!
  Ибрагиму и Али ибн-Бекару совсем не казалось, что это просто. Такие вещи всегда кажутся сложнее, когда смотришь на них с высоты третьего этажа.
  - Мы разобьемся, - сообщили они, свесившись с балкона вниз.
  - Я же не разбился, - объяснил Абу Юсуф, к которому уже присоединился Унс аль-Вуджуд.
  Хасан и Джафар тоже ступили вниз с балкона и с восторгом парили в воздухе. Ибрагиму и Али ибн-Бекару ничего не оставалось, как присоединиться.
  Оказавшись внизу, они огляделись. Вокруг них были дома и большие столбы с зелеными бесформенными грудами наверху.
  - Деревья! - сказал Хасан.
   - Конечно, деревья, - согласился Ибрагим. - Я и сам знал, что это деревья.
  - А еще бывает трава, - вспомнил Унс аль-Вуджуд, и повернулся, подставляя лицо и руки воздуху, который проходил сквозь него.
  - И еще ветер, - добавили они хором.
  Кое-что постепенно вспоминалось. Например, трава, ветер и деревья.
  Они немного поколебались, решая, в какую сторону идти, и двинулись прямо, к ближайшему фонарю, который зажегся с их приближением и стал освещать уютный дворик и маленький двухэтажный дом с башенкой и большим балкончиком.
  - Светло! - восхитился Ибрагим. - Там - свет.
  - Я знаю! - авторитетно сказал Али Ибн Бекар. - Это называется фонарь. Они должны торчать из стены. А этот растет прямо из земли.
   - Странно, почему нигде нет людей, - заметил Унс аль-Вуджуд. - При фонаре должен быть фонарщик. Интересно, как он успел убежать? Ведь он только что зажег фонарь.
  Все согласились, что это было странно. Фонарь зажегся на их глазах, а фонарщика с факелом никто не видел.
  Абу Юсуф оглянулся назад.
  - Много фонарей зажглось! - потрясенно сказал он. - И нигде нет ни одного фонарщика!
  - Мир чудес, - довольно сказал Джафар. - Хорошая вещь - Переход. Можно идти, куда хочешь. И заходить в любой дом. И есть Еду.
  - И летать по воздуху, - присоединился Хасан. - И здесь много места.
  - И нет Скалы, - сказал Камар-аз-Заман. - Мы больше не пойдем ее читать.
  Али ибн-Бекар немного задумался:
  - Тогда с неба может опуститься Палец, - предположил он.
  - Не думаю, - покачал головой Унс аль-Вуджуд.
  Они подошли вплотную к дому.
  Перед ним стояли две большие штуки на колесах, - длинные, черные и блестящие. Окошки этих непонятных сооружений были темными.
  Али ибн-Бекар показал на них пальцем:
  - Видите, - пояснил он, - это, наверное, для наказания прислуги. Или женщин.
  Он заглянул в окна.
  - Хорошие диваны, - удивился он. - Мягкие.
  Ибрагим, который до этого молчал, вдруг поднял голову и посмотрел на дом.
  - Здесь, наверное, живут хорошие люди, - сказал он.
  - Почему ты так думаешь? - спросил Камар-аз-Заман.
  - Хороший, добротный дом, - объяснил Ибрагим, и ненадолго задумался. - И небольшой, - от души добавил он. - Я думаю, надо зайти к этим людям и поприветствовать их.
  - Отчего ж не зайти, - согласился Унс аль-Вуджуд. - Давайте зайдем.
  Они подошли к двери, хотя на взгляд Абу Юсуфа можно было не беспокоиться и не обходить дом только для того, чтобы войти через дверь.
   Ибрагим поискал взглядом дверной молоток, но не нашел его. Он пожал плечами. Как же люди тут ходят друг к другу в гости?
   Он попробовал постучать кулаком по железной двери, и с удивлением увидел, что его рука прошла по другую сторону двери и оказалась внутри.
  - Гм, - сказал он, и попробовал осторожно просунуть голову сквозь стену.
  - Ибн Ибрагим без головы, - шепнул Хасан, и они с Джафаром засмеялись.
  Ибрагим тем временем разглядывал дом изнутри. Было темно, но во внутренних покоях виднелся свет, и откуда-то слышались приглушенные голоса.
  - Они нас почему-то не слышат, - заявил Ибрагим, высунув голову обратно. - Я думаю, мы можем зайти.
  Все по очереди вошли в дом через дверь. Вернее, сквозь дверь. Один Унс аль-Вуджуд прошел сквозь стену, не считая нужным церемониться. И сразу оказался в комнате. В странной комнате. Раньше он никогда не видел, чтобы люди лежали на столах. В этой комнате человек лежал на столе. Не прямо на столе, а в большом деревянном ящике. А рядом со столом, в некотором отдалении, сидели люди. Несколько человек. Две женщины в черных одеждах, и трое мужчин. Один из мужчин был совсем молодой. Другой, постарше, стоял, и держал в руках какую-то толстую книгу, по которой он что-то читал вслух заунывно и монотонно.
  - Мир вам! - вежливо сказал Унс аль-Вуджуд.
  Человек с книгой тревожно поднял голову, посмотрел вокруг и ничего не ответил. Остальные вовсе не отреагировали на него приветствие.
  Унс аль-Вуджуд подошел поближе к лежащему человеку:
  - Для чего ты возлежишь тут и позволяешь другим сидеть вокруг тебя и смотреть на тебя? - спросил он. - И почему ты даже не отвечаешь мне? Ты невежлив, - с укором сказал он, не дождавшись ответа. - Мог бы хотя бы открыть глаза, если тебе трудно говорить со мной. Я странник и твой гость, и я пришел искать отдохновения в твоем доме.
  Человек в ящике действительно был очень невежлив.
  - Черта-с два ты получишь дом! - вдруг услышал Унс аль-Вуджуд женский голос и оглянулся. Все молчали, плотно поджав губы, и никто не смотрел на него.
  - Но мне и не нужен ваш дом, - удивился Унс аль-Вуджуд.
  - Я уверена, что он все предусмотрел в завещании, - снова прозвучал голос. Унс аль-Вуджуд попятился. Никто из сидящих не разомкнул губ, хотя голос совершенно явно исходил от самой старших из женщин, которая прижимала к губам кружевной платочек - единственную светлую вещь в ее туалете, и горящими глазами смотрела на человека в ящике.
  'Он мертвый!' - осенило Унс аль-Вуджуда, и он попятился из комнаты. Выйдя за дверь, он оказался в коридоре, и услышал раздраженный голос Ибрагима, который опять давал кому-то наставления. Бестолковая кухарка, как обнаружил Унс аль-Вуджуд, не хотела внять голосу разума и потереть темную мутную сковородку песком, чтобы она блестела. Она легонько терла ее чем-то мягким и даже головы не поворачивала в сторону Ибрагима, нахалка! Только никто этому, почему-то, уже не удивлялись, и только непримиримый Ибрагим сердито кричал о том, что кухарку надо отправить в дом для наказаний.
  Услышав, что в глубине комнаты есть еще люди, все двинулись туда, правда, уже не питая надежды с кем-нибудь поговорить. Один Ибрагим кипел от негодования, убеждая, что до сих пор им встречались просто тупые невежды.
  - Мир вам! - возвестил он, входя в комнату, где лежал покойник, и сильно огорчился, когда никто не обернулся.
  - Это потому, что неприлично разговаривать при покойнике, - объяснил он, когда остальные попытались сказать, что их никто не слышит.
  Унс аль-Вуджуд поделился своими наблюдениями:
  - Я слышу их мысли, - важно сказал он. - Хотите, я скажу вам, о чем думает эта женщина в черном? Вам кажется, что она молчит, - видите, она не раскрывает рта? Но я слышу...
  - Помолчи немного, - невежливо перебил Абу Юсуф.
  Они все услышали. Фразы сталкивались в воздухе и перепутывались друг с другом.
   'Теперь мне придется возвращаться домой, все равно выгонят', - тоненько звенела чья-то печальная мысль. - '... вот если бы он дожил до среды, и снял со счета то, что обещал...'.
   'Слава Богу, что он не успел все истратить на эту лахудру', - билось низко, как барабан. - 'Завтра же выгоню!'
  'Интересно, прилично мне сейчас попудрить нос, или неприлично?' - меланхолично интересовался кто-то.
  'Что за дурацкий обычай торчать у гроба! До чего же спать хочется!' - возмущался, по-видимому, бородатый человек с книгой, который не очень удачно боролся с зевотой.
  Вдруг Абу Юсуф насторожился и подошел поближе к старшей женщине. От нее исходила вибрация, которая щекотала Абу Юсуфа и странно возбуждала его. Это было не так, как когда сквозь него прошла та женщина с черными короткими волосами и наполнила его тело истомой. Это была совсем другая вибрация, от которой веяло дикой силой и хотелось хохотать, летать в воздухе, и совершать подвиги. Или еще что-нибудь совершать. Чтобы эту щекочущую силу скорее потратить.
  Женщина нервно комкала кружевной платок и иногда встряхивала головой так, что концы ее черного шарфа вздрагивали и задевали молоденькую девушку слева от нее. Абу Юсуф, который вдруг почувствовал странный голод, сделал еще шаг. Но вдруг мимо него, не касаясь ногами пола, буквально пролетел Ибрагим и, крикнув, -'Посторонись', - слился с той, кого он принял за старшую жену. Остальные мужчины смотрели на него во все глаза. Ибрагим, сладостно извиваясь всем телом, несколько раз пролетел сквозь женщину, - туда и обратно, - и замер внутри нее, высунув наружу только нос и глаза. Его нос выглядывал изо рта женщины, а глаза - из ее щек. На взгляд Джафара и Хасана это выглядело бы очень смешно, если бы это не выглядело так жутко. Поэтому, хихикнув один раз, они спохватились, и спрятались за спину Унс аль-Вуджуда.
  Сантиметр за сантиметром, Ибрагим вытянулся из тела женщины, и потянулся.
  - Хорошо! - сообщил он. - Я помолодел на десять лет.
  Он молодецки повел плечами, и потянулся.
  - И-и-эх! - сообщил он и взлетел к потолку.
  - Ибн Ибрагим! - пролепетал Абу Юсуф. - В вашем возрасте не подобает так...
  - Что?! - взревел Ибрагим и махнул рукой. Пламя свечей заколебалось и две из них погасли. Обитатели дома вздрогнули, не отрывая взгляда от тоненьких струек дыма над фитилями. Молодая девушка взвизгнула и схватилась руками за сердце.
  Ибрагим, удивленный, что в комнате не стало темно, оглянулся в поисках источника света. На изящной подставке возле окна стояла лампа. Ибрагим подлетел к ней и подул. Пламя в лампе не гасло. Ибрагим рассердился и махнул рукой. На лампу это не произвело ни малейшего впечатления.
  - Ибн Ибрагим...
  - Я ее все равно погашу! - раззадорился старец, не понимая, чем свеча в лампе отличается от остальных, которые ему удалось погасить. Он махал руками, злясь все больше, и потом бросился на лампу всем телом. Лампа стала медленно крениться. Сидящие рядом с покойником дружно повернули головы, и как завороженные, смотрели на нее. Никто не шевелился. Лампа немного покачалась, и упала. Ее круглый матовый абажур мелкими брызгами разлетелся по паркетному полу. Женщины закричали и бросились вон из комнаты. Человек с бородой вскочил, перекрестился, но на всякий случай тоже удрал.
  Абу Юсуф печально вздохнул. Он понимал, что творилось с Ибрагимом. Но остальные, те, кто не успел почувствовать голод, не понимали, и смотрели на него во все глаза.
  
  
  ***
  
  Обитатели дома испуганно жались друг к другу на кухне. Псаломщик, которого для приличия пригласили читать над гробом, вдруг воспрял духом и развернул грудь, чувствуя, что настал его звездный час.
  - Нечистая сила или полтергейст, - неважно! - говорил он. - Против силы святой церкви и святого креста не так уж просто бороться! Тем более, - скромно добавил он, отчаянно жалея, что он не надел туфли на каблуке, которые делали его выше ростом, - когда рядом с вами... духовное лицо. Гм. Так что не бойтесь... - он немного подумал и добавил: - Дети мои!
  - Нет, уж вы как хотите, - немного устало сказала Наталья Александровна, официальная жена усопшего, - а я туда больше не пойду. - Она чувствовала себя странно обессиленной и томной, неспособной ни на какие решительные действия. Ей хотелось, чтобы все решения за нее принимал кто-то другой. Жаль, что она раньше не понимала, как это может быть хорошо. Еще она вдруг почувствовала неизъяснимую нежность ко всем, кто был вокруг нее.
  - Ну, что ж, - немного разочарованно сказал псаломщик. - К счастью, в доме есть мужчины. Но если вы боитесь, - сказал он, замирая от собственной храбрости, - я пойду туда один.
  Он подставил крест под открытый кран и налил через него немного воды в пластмассовый стаканчик. Потом, держа стакан в одной руке, а Библию - в другой, он медленно и величаво направился к комнате, где лежал покойный хозяин дома. Подойдя к комнате, он замедлил шаг и невольно обернулся. Мужчины, которые не высказали вслух никакого желания идти за ним, все же, сгрудившись, шли следом, стараясь держаться за его спиной. Чуть позади, держась недалеко от холла, стояли женщины, как овцы, прижавшись друг к другу. Псаломщик усмехнулся, как ему казалось, презрительно и гордо. 'Как же он перетрусил, бедняга!', подумал Андрей - младший брат покойного, видя, как жалобно скривился его рот.
  Псаломщик, ободренный всеобщим вниманием, вошел в комнату, впрочем, оставив дверь широко открытой. Высоко подняв в руке Библию, он громко прочитал молитву, внушительно добавив после нее:
  - Кто бы ты ни был, непрошеный дух, повелеваю тебе - изыди!
  Абу Юсуф с Камар-аз-Заманом подошли к нему и с любопытством потрогали Библию.
  - Что это? - спросил Камар-аз-Заман.
  - Не знаю. Что-то, что он хочет продать этим почтенным людям, наверное, - пожал плечами Абу-Юсуф.
  Осенив комнату крестом во все стороны, псаломщик вновь зажег погасшую свечу, не переставая читать молитвы. Все свечи горели ярким и ровным пламенем. Псаломщик разогнулся и с победным видом оглянулся назад, размышляя, что бы ему еще сделать. Он поднял с пола лампу и поставил ее на прежнее место. Все было тихо.
  
  Пока повар Наташа пыталась понять, почему фрукты, которые лежали ночью в вазе на столе, покрылись коркой льда и безнадежно замерзли, Абу Юсуф доказывал Ибрагиму, что бесполезно затевать прощание с хозяевами дома, потому что те их все равно не замечают. Более того, в этом мире их не замечает никто. Что очень грустно, но дает определенные преимущества. Ибрагим, строптивость которого после вчерашнего слияния со 'старшей женой' все еще перехлестывала через край, упорно пытался обратить на себя внимание мужчин. Но даже он был вынужден признать, что, когда собеседник проявляет гораздо больше внимания к яичнице, чем к его мудрым наставлениям, то, учитывая. невероятную мудрость последних, его действительно не замечают в силу каких-то таинственных причин. Потому что любой бы с радостью внимал мудрости Ибрагима. Даже если яичница из перепелиных яиц.
  Грустно вздохнув, он покинул дом вместе со всей компанией.
  - Куда мы теперь? - осведомился Али ибн-Бекар.
  Все молча повернулись лицом к востоку и задумались. Было ясно, что им надо туда, но зачем - это было непонятно.
  Несмотря на то, что они почему-то вдруг очень заторопились, Абу Юсуф потрясенно заметил, что домики для наказаний двигаются. И в них, уперевшись грудью в круглые колеса, сидели вполне довольные жизнью люди, которые очень мало походили на наказанных. Эти удивительные повозки проносились так быстро, что было невозможно как следует рассмотреть, что внутри.
  
  ***
  
  Лорка в это время была очень занята. Одной рукой она давила в грудь грязному, бритому почти налысо маргиналу, а другой изо всех сил пыталась удержать свою сумку. Маргинал сопел, распространяя зловоние, и сумку не отдавал. Лорка тоскливо раздумывала, стоит ли расцарапать ему физиономию, но справедливо полагала, что у маргинала отсутствуют те рецепторы, при которых это действие могло бы иметь смысл.
  Вдруг маргинал дернулся и замер. Лорка осторожно подергала сумку и почувствовала, что она поддается. Вытащив, наконец, сумку из его судорожно сжатых пальцев, она бросилась бежать. Маргинал же продолжал стоять, рассматривая ближайший куст и легонько покачиваясь. Потом по его лицу стало проползать недоуменное выражение. Поскольку лицо было мясистым и весьма объемным, на это потребовалось некоторое время. Не разжимая пальцев, он почесал затылок и ласково сказал севшему на ветку воробью: 'Ну чё, бля?'. После чего еще немного постоял и медленно пошел прочь, неуверенно переступая дрожащими ногами и ощущая неприятное желание умиленно улыбаться.
  Абу Юсуф, зарядившись энергией, удовлетворенно потянулся и с сожалением покинул тело маргинала. Хотелось летать. Абу Юсуф попытался взлететь и изо всех сил подпрыгивал до тех пор, пока не обнаружил, что уже давно смотрит на своих товарищей с высоты двухэтажного дома. Ибрагим завистливо смотрел на него снизу вверх и тоже попробовал оторваться от земли. Это ему удалось, правда, на этот раз, он поднялся гораздо ниже, чем накануне.
  - Я сейчас, - крикнул Абу Юсуф, нырнул вниз и влетел в открытое окно необыкновенной повозки без оглоблей, которая ехала без тех, на которых ездят. Повозка медленно трогалась с места, и сидевший на переднем диване человек двигал длинной палкой, торчащей из пола повозки. Абу Юсуф залюбовался наконечником палки. Он был прозрачным и в нем переливались какие-то диковинные звезды. Человек был доволен. Он напевал про себя песенку, а еще Абу Юсуф услышал, что 'зажигание работает, как часы'. Про часы Абу Юсуф сразу понял, а про зажигание очень сомневался. Он ринулся обратно в окно и лихо подлетел к своим.
  - Это для езды, - возбужденно поведал он..
  - Вот только кто ее везет... - захотел узнать Унс аль-Вуджуд.
  - Там внутри есть такие маленькие существа, - предположил Ибрагим, - которые крутят колесики. - Он задумчиво покосился на пролетавшие мимо машины, и с сомнением добавил: - много колесиков. Вот только как их заставить крутить...
  - Там есть зажигание, - осенило Абу Юсуфа.
  - Варвары! - ужаснулся Али ибн-Бекар.
  Они развернулись лицом на восток.
  - Нам - туда! - протянул руку Ибрагим. - Не будем медлить. Абу Юсуф, немедленно опустись на землю и иди степенно, как подобает приличным людям. Перестань подпрыгивать, как... как...
  Из глубины двора на тротуар выскочило лохматое существо, которое самозабвенно гоняло пустую пластиковую бутылку. Бутылка бессовестно убегала, и лохматый комок мчался за ней, поддавая ее носом и стараясь ухватить зубами. За щенком выбежала девушка, что-то ему крича. Щенок подбежал к ним близко и остановился. Поводя носом и проводив глазами приземляющегося Абу Юсуфа, он задрал вверх круглую морду и завыл.
  - Чего это он, - оскорбился Камар-аз-Заман.
  Щенок прятался за девушку, жался к ее ногам, выл и ругался. Девушка растерянно наблюдала, как он вглядывался в пространство, переходя на хрип.
  - Привидение увидел? - ласково спросила она, беря щенка на руки. Щенок сердито махал лапой и трясся.
  - Глупый щенок, - с достоинством сказал Ибрагим. - Чего он воет?
  - А еще есть кошки, - вспомнил Али ибн-Бекар.
  - И верблюды! - в восторге закричал Унс аль-Вуджуд. - Те, на которых ездят.
  - Конечно, верблюды, - важно подтвердил Ибрагим. - А как же! Всем известно - верблюды.
  
  ***
  
  Миша ожесточенно доказывал Лорке, почему его новая идея расширить бизнес обязательно увенчается успехом. Да, он получает заказы от ведущих гостиничных комплексов мира. Да, недавно он получил заказ из Силиконовой Долины. Да, количество клиентов все растет. Но это ему надоело, приелось, и давно хочется перемен...
  Мишу не очень тревожило, что единственным участником этого оживленного разговора является он сам. Он был опьянен раскрывавшимися перед ним новыми горизонтами и новыми ощущениями.
  Всего два дня назад он узнал, что у него, оказывается, были неизвестные ему до сих пор прабабушка и прадедушка, которые жили в Соединенных Штатах. К сожалению, обрадоваться этому факту он не успел, потому что нотариус, сообщивший ему эту радостную весть, тут же омрачил ее прискорбным известием об их смерти. Правда, нотариус справедливо полагал, что полтора миллионов долларов, оставленных Мише в наследство, сумеют несколько смягчить его скорбь. Миша даже удивился, насколько нотариус был прав. Действительно - смягчили.
  Прабабушка с прадедушкой, не нарушая вековых законов происхождения рода, произошли от пра-прабабушки и пра-прадедушки. Помня свои русские корни, они долго разыскивали единственного прямого потомка, успев вовремя составить завещание. Они, к счастью для Миши, не имели побочных ветвей, поэтому оспаривать завещание было некому.
  Поэтому сияющий Миша без устали раскрывал перед Лоркой свои деловые планы. Лорка старалась скучать не очень откровенно, подсчитывая в уме, сколько времени остается до того момента, когда он получит деньги на руки и мечтать ему станет некогда, потому что деятельный Миша сразу начнет суетиться. Времени оставалось еще много, и Лорка обреченно вздыхала.
  К свалившемуся на Мишу богатству еще прилагался роллс-ройс ручной сборки, который сейчас малой скоростью плыл в Россию. Миша радовался, а Лорка огорчалась. Потому что чуяла, что роллс-ройс непременно украдут. И это будет безумно жаль, потому что роллс-ройс ручной сборки, да еще шестидесятых годов - это антиквариат. Лорке до слез было жалко антиквариата и она оплакивала еще не украденный роллс-ройс. И ту сумму, которую придется заплатить за него на таможне. Миша, правда, надеялся, что на границе его будут оценивать, как старую рухлядь, а не как антиквариат. Миша вообще несерьезно относился к жизни.
  Поэтому встречать машину она поехала вместе с ним. Средневолжская таможня находилась рядом с железнодорожным вокзалом.
  Крашеная таможенница хмуро копалась в документах.
  - Да уж, не Ауди, - изрекла она.
  Лорка постаралась принять еще более хмурый вид, - вид дьявола, оказавшегося в раю и тоскующего по теплу:
  - Вот именно! Ауди, по крайней мере, хоть новые.
  Таможенница подозрительно взглянула на них.
  - Сейчас подойдет наш эксперт, - мстительно сказала она.
  Эксперт оказался молодым бодрым парнем, видимо, из бывших байкеров.
  - Это ручная сборка! - проницательно заметил он. - Ценная вещь.
  Лорка ходила вокруг машины, открывая дверцы, и пыталась найти какие-нибудь винтики, чтобы заявить, что они отвинтились. Пристально глядя на руль, она сказала:
  - Руки бы оторвать тому, кто собирал! Посмотрите, все ходуном ходит! А пробег! А мотор!
  Тут она запнулась, потому что решительно не знала, что бы такое можно было сказать про мотор.
   Байкер потрогал руль:
   - Руль замечательный, - заявил он. - Ходит легко.
  Тут, к счастью, очнулся Миша:
  - Кстати, а мотору тоже под пятьдесят лет?
  - Сейчас проверим, - удивленно сказал байкер, и полез в мотор. Они с Мишкой копались там с полчаса, пока Лорка пыталась делать глубокомысленные замечания про немодный черный цвет и обивку сидений. Наконец байкер сокрушенно поцокал языком и вылез из-под капота.
  - Ну?! - затаив дыхание, спросила Лорка.
  - Про винтики - это вы зря! - начал таможенник. - Винтики сидят, как сидели. Нисколько не ослабли даже.
  - Что вы мне про винтики толкуете! - возмутился Миша. - Вы мне скажите лучше про пробег. И не вздумайте говорить, что после сорока с лишним лет пробега он как новенький, и что аккумуляторы не садятся, и что тормозные шланги менять не надо...
  - Ну, надо, конечно... - со вздохом признался таможенник.
  Поговорив с Мишкой еще двадцать минут, он уже начал его жалеть, понимая, что в эту старую рухлядь придется вложить больше денег, чем в новенькую 'Дэву'. Лорка только диву давалась, как они моментально спелись.
   Заплатив самую низкую цену, какую таможенник только нашел в реестре, они бодро ехали домой. Миша всю дорогу подмигивал и довольно хохотал. Устыдившись, что она его недооценивает, Лорка пообещала на антиквариате не ездить, с советами не соваться и проводить побольше времени на кухне.
  На следующий день антиквариат был водворен в оснащенный новейшей сигнализацией гараж, и Света со своим другом детства Димой вечером прибежали его смотреть. Прослышав от Светы о новом роллс-ройсе, он умолил взять его с собой. Миша не возражал, -Дима был его страинным приятелем по рыбалке.
  - Да-а-а! - низко гудел понимающий в машинах толк Дима, глядя на машину снаружи. - Да-а-а-а! - изрек он, заглядывая в салон и проводя рукой по золотистого цвета бархатным сиденьям. Потом его взгляд упал на деревянную приборную панель, на которой кокетливой резной ручкой изысканно красовалась пепельница. - Да-а-а-а-а-а! - простонал он.
  - Да-а-а-а! - отозвалась Света, которой желтенькие сиденья и патриархальный вид антиквариата тоже исключительно понравились.
  Пока Дима лазил вокруг машины, восхищенно изучая ее со всех сторон, Лорка, чувство долга которой не успело полностью испариться, пошла на кухню. Приготовить днем обещанный плов она не успела, и сейчас торопливо совала в кастрюлю овощи, ужасаясь, что мясо будет жестким. Но, к тому времени, как Диму смогли оторвать от роллс-ройса, плов успел не только довариться, но и остыть.
  - Вот делали раньше! - восхищался Дима. - На совесть! И корпус... и мотор... и ...
  Дальше посыпались слова, которые Лорка раньше считала неприличными, но оказалось, что они всего лишь означали разные части машины. Она была потрясена, что у машины, кроме цвета обивки и формы сидений, бывает еще множество других достоинств.
  - Вот только для чего у нее желоб идет внизу вдоль всего правого крыла, - вдруг сказал Дима, - я так и не понял.
  - Желоб? - поднял брови Миша. - Ты о чем?
  - Полый желоб, - подтвердил Дима. - сантиметров восемь в диаметре.
  - Я тоже видела, - вмешалась Света. - он такой внизу почти кругленький и длинненький и... пустой такой.
  Дима потянулся за добавкой, и желоб был забыт.
  
  ***
  
  Пока они доедали немного переперченный Лоркин плов, на средневолжский перрон сходил высокий господин в мятых джинсах и грязной белой футболке. На его чемодане красовались бирки, свидетельствовавшие, что господин недавно воспользовался услугами Люфтганзе. В поезде, к его удивлению и разочарованию, не кормили, и сейчас он был бы тоже не прочь отведать Лоркиного плова. Правда, с Лоркой он пока был незнаком, и был бы этим очень опечален, если бы знал о ее существовании. Но сейчас он печалился по другому поводу. Пока он добирался до российского города Средневолжска, он полагал, что, стоит ему приехать, а уж гражданин Михаил Степанович Воронцов как-нибудь найдется. Однако выйдя на привокзальную площадь и оглядевшись, он приуныл. К его удивлению, на площади оказалось очень много народа, а вдали угадывались улицы с многоэтажными домами, в которых было так много квартир, в которых не жил гражданин Воронцов! Поэтому он понял, что ему придется тщательно продумывать план поисков.
  На площади он взял такси, которое привезло его к пятиэтажной гостинице. Человек брезгливо оглядел номер с односпальной кроватью, неизменной тумбочкой в углу, письменным столом, на котором стоял графин с двумя стаканами и спустился в ресторан пообедать. Вполне приличное жаркое в горшочке привело его в более приятное расположение духа, и он потребовал у официанта телефонную книгу. Официант вытаращил глаза и обиделся.
  Человек обреченно вздохнул и поплелся на душную пыльную улицу. Конечно, телефонную книгу пришлось искать долго. Наконец, он купил ее в унылом почтовом отделении, в поисках которого ему пришлось прошагать четыре квартала пешком. Возвращаясь в гостиницу и изнемогая от жары, он увидел книгу в киоске в двух шагах от центрального входа и чуть не заплакал от обиды на варварскую страну. Потом вспомнил о великой цели своего приезда сюда и торжественно поклялся самому себе всем страшно отомстить. В число всех пока вошел только официант. Остальные его горькие чувства были направлены не на конкретных здешних лиц, как он ни силился их вспомнить, а на жизнь вообще.
  Сидя на кровати и листая книгу, он довольно быстро нашел фамилию Воронцов. Даже несколько Воронцовых. Набирая все номера по порядку, он наткнулся на целых двух Михаилов Воронцовых. Одному было семь лет и он выразил радостную готовность встретиться с дядей 'по важному делу', но был сурово остановлен мамой. Другому Михаилу было восемьдесят два, и он взволнованно любопытствовал, чем обязан, но человек не счел целесообразным с ним объясняться. Надежду внушали три оставшихся Воронцовых, до которых он не смог дозвониться, потому что телефон холодно сообщал ему, что он набирает несуществующие номера. Человек немного посидел на кровати, раскачиваясь из стороны в сторону, а потом побрел к коридорной.
  Коридорная, которая с большой натяжкой называла себя девушкой, сидела за стойкой в холле. Делать ей было решительно нечего, и она с удовольствием стала внимать новому постояльцу.
  - У вас же книга трехлетней давности, - сказала она.
  - Ну и что? - удивленно спросил человек.
  - Так ведь некоторые телефоны уже несколько раз успели измениться, - втолковывала она несмышленому постояльцу.
  - Почему? - поразился постоялец.
  - Так ведь, - пожала она плечами, - сейчас все так быстро меняется...
  - А что же делать? - чуть не заплакал человек.
  Пожилая девушка, кокетливо стрельнув глазками, протянула:
  - Как будто сами не знаете. Надо справочную службу набрать...
  - А какой номер у справочной службы?
  Пожилая девушка немного удивилась:
  - Так ноль девять же! Ой, постойте, так это ж, наверное, вы из Америки?
  Человек кивнул.
  - Так то-то ж вы ничего не знаете, - обрадовалась коридорная. - А я сразу и не сообразила. Фамилия у вас русская - Силантьев, и говорите вы по-русски. А вы оказывается к нам вон откуда!
  Коридорная кокетливо обнажила не первой свежести плечо, и Силантьев зажмурился.
  - А у вас в Америке телефоны так часто не меняются?
  - Нет, - глухо ответил Силантьев, не открывая глаз.
  Коридорная, которая воспылала к постояльцу большой нежностью, полагая, что он приехал в их город в поисках невесты, решила дать ему шанс.
  - Хотите, я вам помогу? - с готовностью предложила она.
  - Нет-нет, - немедленно открыл глаза Силантьев. - позвонить я и сам смогу. Благодарю вас.
  Он поспешно откланялся, и удалился в свой номер, узнавать изменившиеся номера. Однако его ждало жестокое разочарование. Все три Воронцовых, телефоны которых ему в конце концов все же назвали, оказались не те. Откуда ему было знать, что Миша купил квартиру только в прошлом году, а телефон подключил всего три месяца назад и ни в какие справочники еще не был внесен.
  На следующий день он поехал на Главпочтампт, где потребовал новую телефонную книгу. Ему протянули такую же, которую он купил вчера. Силантьев с негодованием отказывался, не желая понимать, что вещь трехгодичной давности может быть новой. Услышав, что новых справочников еще не выпускали, он вспылил, был облаян миловидной блондинкой за окошком, вышел на улицу, и стал думать.
  
  
  ***
  
  
  - Предлагаю не торопиться, - заявил Камар-аз-Заман. - Надо во всем как следует разобраться.
  С этим все горячо согласились. Многое было непонятно: куда делся песок и те, на которых ездят; почему земля была покрыта странной серой коркой, рядом с которой кое-где виднелись полоски земли; что стало с домами - куда делись н а с т о я щ и е дома, с башенками, балкончиками, и уютными двориками. И что за громады стоят вместо них сейчас, - длинные, прямоугольные, серые и плоские. В них не угадывались радующие глаз помещения для уединенного размышления и отдохновения.
  Нельзя сказать, чтобы домов, пригодных для жизни, не было совсем. Они иногда попадались, но очень редко. И в них заходило абсурдно большое количество людей.
  Любопытный Унс аль-Вуджуд предложил тоже заглянуть в один из них. Не желая признаться, что все давно этого сами хотели, мужчины заворчали, будто это баловство и пустая потеря времени. Унс аль-Вуджуд смутился:
  - Я думал, - запинаясь, сказал он, - что мы так долго ждали... и вот мы прошли Переход... а так ничего и не видели еще, кроме того мертвеца. А здесь так много Всего... И, наконец, тут нет скалы и сумерек. Но если вы не хотите, - поспешно добавил он, глядя на задумчивые лица.
  - А? Нет, - очнулся Ибрагим. - Унс аль-Вуджуд, хоть и молод, но правильно сказал. Нам надо все исследовать. Чтобы найти тех, на которых... найти верблюдов, - спохватился он. - И добраться до места. Не все же нам идти пешком...
  Ибрагим глубоко задумался. Он хотел понять, в какое место они должны добраться. Этого никто из них не знал, но они чувствовали, что им надо туда... на Восток! Еще он пытался найти причины, по которым они не могли бы идти пешком. Усталости они не чувствовали, а при определенных условиях могли лететь над землей ничуть не медленнее верблюдов. Если быть совсем честным, то они могли летать намного быстрее. Но это - непорядок. Почтенным людям не подобало ходить пешком, словно простолюдинам, или летать, подобно легкомысленным вертопрахам, что забираются в сад к женщине вместо того, чтобы послать за ней слугу. Правда, немного странно, что до сих пор они не видели ни одного существа, которое можно было бы оседлать.
  В доме было много столиков, за которыми сидели люди и ели. Столики были до смешного маленькие. В их середине торчали круглые полупрозрачные пузыри Мужчины постепенно вспоминали, что такое есть еду. Камар-аз-Заман облизнулся. Если бы одним из этих мужчин в нелепых узких штанах и тесных куртках, которые ели из тарелок, был он, то он не стал бы ограничиваться такими маленькими порциями. Смешно, ей-богу. Возить ножом по почти пустой тарелке, чтобы разрезать крохотную полоску мяса, просто глупо. Ее можно всю засунуть в рот и прожевать в два счета. Камар-аз-Заман помнил, что блюдо должно быть побольше, и еда должна возвышаться над ним. И должны быть полоскательницы с розовыми лепестками, чтобы омывать пальцы. Нет, эти люди не умеют наслаждаться едой. Мужчины посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, разлетелись по залу.
  Недалеко от фонтана сидела миловидная пухленькая девушка. К ее розовому ушку склонился кабаноподобный верзила и нашептывал ей, видимо, что-то очень смешное, потому что она постоянно хихикала, поводя плечами. Вдруг она вздрогнула.
  - Гога, мне холодно, - растягивая слова, сказала она.
  Кабаноподобный Гога удивленно поднял голову.
  - Ты че, в натуре, - ласково сказал он, и осекся. Навстречу ему в темной дымке двигался официант. Серебряное ведерко, которое он нес на подносе, еле угадывалось в невесть откуда взявшемся мраке, тускло мерцая пузатыми боками. На Гогу наползал могильный холод, и он знал, почему. Это его настигла месть Ангела, которого он недавно завалил. Смертельно раненый Ангел успел сказать, что и с того света найдет способ отомстить, но Гога лишь усмехнулся тогда. Потому что полное имя Ангела было 'Ангел смерти', и сам он был настолько беспощаден, что даже чеченская мафия считала его слишком уж кровожадным, и завалить его хотело очень много народа. По большому счету Гога оказал большую услугу человечеству. Наверное, решил Гога, это он сам явился с того света, и идет к нему под видом официанта. Иначе отчего вдруг сгустилась тьма, и отчего этот якобы официант вышагивает так медленно и неотвратимо, как судьба? Кабаноподобный Гога растеряно ковырнул вилкой мясо. Что-то было не так. Мясо не ковырялось. Опустив глаза, Гога увидел, что мясо, которые только что дышало жаром и исходило паром на его тарелке, превратилось в кусок мороженой говядины. Не став долго думать, Гога заорал. Официант, которому и без того было страшно в сгустившейся темноте, бросил поднос и взвизгнул, закатившись под ближайший стол.
  Раздумывая, не потерять ли ему сознание, официант услышал, как четверо бизнесменов, сидящих за столом, обсуждают блюда на столе.
  - Первый раз вижу куриные крылышки в желе, - озадаченно проговорил один.
  - Ты на сегодня еще не все сказал? - раздраженно осведомился другой. - После того, как ты упустил голландца, я бы на твоем месте... тем более, что это не желе, - уже другим, тихим голосом, закончил он. - Это лед.
  - Это лед, - удивленно подтвердил кто-то третий. - Мы разве просили замороженные крылышки?
  Официант, который за две минуты до этого самолично принес им куриные крылышки с пылу, с жару, перестал сомневаться и отключился.
  Али ибн-Бекар поджал губы и осуждающе оглянулся на орущего Гогу. Подумаешь, он попробовал немного мяса с его тарелки. Ведь еда, как он уже успел заметить, почему-то с блюд при этом не убывала. Поэтому немотивированное, на его взгляд, проявление эмоций его раздражало. Зато он очень одобрил компанию пузатых мужчин за угловым столиком, которые углубились в беседу и не обращали внимания ни на мрак, ни на холод, ни на улегшегося под столом официанта. При ближайшим рассмотрении их животы, свисающие над брюками, были столь огромны, что, глядя на них, хотелось воскликнуть: 'не может быть!'.
  Хасан с Джафаром с любопытством разглядывали картины в рамах, которые висели на стенах. Они полагали, что это, вероятно, были картины, иначе зачем было бы помещать их в рамы и вешать на стены. Бледные кляксы с вытянутыми из них щупальцами обвивались вокруг ярко-лиловых столбов, из которых торчали круглые глаза с прожилками кровеносных сосудов. Вероятно, эти художества должны были вызывать аппетит, или изображать главное блюдо. Ведь если на тарелке одного из пузатых мужчин на листе салата извивался, в качестве главного блюда, огромный белый червь, выпуская из себя дрожащие розоватые нити, то и воспаленные глаза в кляксах были живописью.
  Унс аль-Вуджуд накинулся на круглые маленькие колбаски, лежащие на тарелках, опасливо косясь на червя. Остальные мужчины, замерев от изумления, наблюдали, как один из пузатых немцев взял со стола высокую стеклянную кружку своего соседа, и, украдкой расстегнув под столом брюки, наполнял ее жидкостью естественного происхождения, по цвету очень похожую на ту, которая плескалась и пенилась в других бокалах.
  - Они пьют это? - с ужасом спросил Али ибн-Бекар.
  - Почему у нас этого нет? - немедленно поинтересовался Унс аль-Вуджуд.
  Он давно начал подозревать, что с ними происходит что-то странное.
  Тем временем мужчина поставил кружку обратно на стол и его приятели перестали отвлекать разговорами ее хозяина. Ибрагим с Камар-аз-Заманом зажмурились, а остальные с ужасом наблюдали, как веселая пузатая компания подняла кружки и чокнулась, и услышали, как у всех в головах тоненько билась одна и та же мысль: 'Пей, Фридрих, пей!'. Фридрих, видимо, уловил направленные на него шаловливые взгляды и поднес кружку к носу.
  - Сейчас он им задаст! - возбужденно пообещал Али ибн-Бекар.
  Фридрих сморщился, поставил кружку на стол, и радостно заржал.
  - Ах ты, старая лиса! - хлопнул его по плечу Ганс.
  Фридрих закивал головой, продолжая скалиться, потом взял кружку, и плеснул ее в лицо Гансу. Брызги попали на всех и компания веселилась изо всех сил, чувствуя, что день прошел не зря. Животы тряслись, стол подрагивал на артритных ногах, бокалы на столе толсто и басовито звякали.
  - Уах-ох хх-а! - заливался Фридрих, сам умиляясь, какой он проницательный и находчивый.
  - Х-х-фу-у! - утирался Ганс, стараясь не показать разочарования.
  - Ну что? Не захотел попить пивка? - тоненько подхохатывал кто-то.
  Один из немцев озадаченно тыкал вилкой в сосиски, пытаясь подцепить. Вилка скользила по льду и не втыкалась.
  Ганс вдруг почувствовал, что на полу сидеть гораздо удобнее, чем на стуле. Никто из них не обращал внимания на темную пелену, окутавшую зал.
  Фридрих, не заметив на стуле Ганса, очень удивился. Наклонившись, он поискал его за столом, и нашел. Правда, видно его было очень плохо, перед глазами Фридриха стлался темный туман, - не иначе, как его приятели все же подлили ему какой-то гадости в пиво.
  - Ганс, - тихо позвал он, протягивая руку.
  Ганс немедленно откликнулся, протянув ему зажатую в кулаке ледяную сосиску.
  Фридрих схватил его за то, что он считал его рукой и почувствовал, что кисть Ганса стала скользкой, холодной, и нечеловеческой. Фридрих с ужасающей ясностью понял, что ледяная сосиска, в которую превратилась рука Ганса, и его нынешняя очень неудобная поза под столом тесно связаны друг с другом. Одно вытекало из другого. Только вот что было первопричиной, от Фридриха ускользало. Но ему стало очень страшно, и он заорал единственное, что знал по-русски - 'Па-а-ррррву, суки!' Этой фразе его научил его одноклассник, изучавший русский язык по самоучителю.
  Кафе всколыхнулось, как единый организм. Гога, склоняясь под стол, нервно спрашивал официанта, где находится ближайшая церковь. Девушка визжала, посетители повскакивали из-за столов, и Фридрих порадовался, какой замечательной фразе научил его одноклассник.
  А арабы, полные впечатлений, покидали ресторан, нерешительно поглядывая на картины на стене и шаткие, несерьезные столики.
  Ибрагим строго оглядел своих товарищей, за которых он, как старший, чувствовал некую ответственность. Трое взрослых и двое детей внимательно глядели на него. Ибрагим вздохнул. Издавна повелось, что он - самый старший и самый мудрый, - принимал решения, которым все подчинялись. Сейчас все было не так, неправильно. Женщины открывали свои лица и делали, что хотели. Люди одевались и вели себя, как им вздумается и не обращали никакого внимания на мудрые наставления Ибрагима. Больше того, люди даже не обращали внимания на само присутствие Ибрагима. Это было обидно и непривычно. Сейчас Ибрагим многое вспоминал, то расхаживая, то летая по улицам странного города. И он помнил: раньше женщины, когда он разговаривал с ними, не смели поднять на него глаза. Сначала, с трудом припоминал Ибрагим, они не поднимали на него глаза потому, что трепетали от ощущения его дикой мужской силы и власти. Потом - только от ощущения власти. Это было менее приятно, но все равно чрезвычайно льстило его самолюбию. Сейчас, глядя на него, не трепетали даже Джафар с Хасаном. Мир катится в тартарары. Ибрагим не знал, что это такое, но не сомневался, что именно туда скатится мир, если Ибрагим немедленно не наведет в нем порядок. А еще этот чертов щенок, который выл так, что Ибрагим вынужден был признать: именно они внушили щенку смертельный ужас.
  - Обратите ко мне свой слух и внемлите мне, о юноши! - начал он внушительно. Унс аль-Вуджуд одобрительно закивал головой. После тех пустых и пакостных мыслей, которые позвякивали в головах Ганса и Фридриха, слышать такие речи было сущей отрадой.
  Али ибн-Бекар засуетился. Вести степенные разговоры следовало сидя, желательно, уголком глаза наблюдая за стоящими поодаль слугами, которые почтительно склоняют головы и внемлют. Потому что каждое слово их беседы есть благо для поучающихся. И может быть записано иголками в уголках глаз. Али ибн-Бекар всегда хотел спросить, зачем их записывать в таком неподходящем месте, и какой толщины должна быть игла. И кто будет это потом читать. На его взгляд, пергаменты были куда удобней. Зато насчет внушительного расположения их живописной группы и почтительно склоненных голов слушателей он был готов стоять насмерть. Али ибн-Бекар был бы крайне благодарен любому, кто сумел бы ему объяснить, откуда в его бедной голове вдруг возникли подобные убеждения.
  К счастью, не у него одного. Камар-аз-Заман вспомнил, что в покинутом им ресторане есть в середине зала небольшой фонтан. Они могли бы сесть на круглый парапет, опустив ноги в воду, - Камар-аз-Заман с видимым сожалением заметил, что ног они смочить все равно не сумеют. Зато их слух будет услаждать приятное журчание воды. А Хасан с Джафаром смогут почтительно склонить головы и внимать ученой беседе.
  Ах, как жаль, что никто, никто не видел живописной группы, расположившейся по краю фонтана! Каким уроком это было бы для Ганса и Фридриха! И даже носящиеся по воде Хасан с Джафаром не могли испортить впечатления.
  - Приходится признать, - со вздохом говорил Ибрагим, - что мы попали в этот мир по воле великих и могучих духов, служителей Аллаха, да свершится воля его, - Лорки и Светки. Да будут благословенны их имена в веках, а также имена Мишки и Феди! Именно они вызвали Переход, который мы закончили в их жилище!
  - Но они нас и не заметили вовсе, - возразил Абу Юсуф.
  - Потому что мы невидимы, - нерешительно объяснил Ибрагим. - По какой-то причине нас нельзя видеть, слышать и осязать. И по мудрости своей Лорка со Светой, а также Миша с Федей, да будут имена их... Короче говоря, они нам сразу дали это понять, по своей великой мудрости, благословенны будь они... но волосы у женщин неприкрыты, - неожиданно непримиримо заключил Ибрагим.
  Камар-аз-Заман почтительно покашлял и поинтересовался, какова цель этого Перехода. То есть, конечно, очень приятно, что их вызвали сюда, в этот огромный и разнообразный мир великие и мудрые Лорка, Света, и прочие, но что от них, собственно, ждут? И что они должны делать?
  Этого Ибрагим не знал. Зато он был уверен, что, раз они могут видеть всех, а их - никто, то в этом есть великое и мудрое предназначение. Которым они должны воспользоваться, как только поймут, как именно.
  - Тогда, - почтительно склонив голову, заметил Унс аль-Вуджуд, - мы должны наблюдать. И не сворачивать с пути.
  - Да, - оживились остальные. - В путь! Мы долго ждали. Нам надо...
  Никто не знал, куда именно им надо и кто их там ждет. Но у всех было непреодолимое желание двигаться в одном направлении, - внимательно осматриваясь в новом мире, пытаясь постичь его и странных людей, обитающих в нем, - но при этом все же двигаться на Восток.
  
  ***
  
  В церкви было еще более жарко, чем на улице. Она была набита битком, душный жар свечей не давал дышать, но несгибаемые старушки старательно крестились и отбивали поклоны. Худощавая баба Клава с решительным блеском в глазах, расталкивая локтями непочтительно глазеющую на иконы молодежь, пробиралась из лавки поближе к алтарю, сжимая в руке две тонкие свечи.
  - В храм с голыми ногами пришла, - зашипела она одной из девушек. - Голову как следует покрой, вон косынка почти на шею съехала.
  Разморенная от жары девушка не смогла даже как следует смутиться и лениво поправила косынку.
  - Этта что? - скрипуче воскликнула баба Клава, нарушая благолепие возле иконы Николая Чудотворца. - Эт-та кто так свечки ставит, Господи прости? Ты что же воском капаешь? Ты кончик на свечке подержи, а потом ставь. Ходют тут в Храм, сквернят только!
  Огромный человек со свечой обернулся. Его маленькие глазки были похожие на запекшийся изюм в огромном толстом блине, правда вставлены они были как-то неаккуратно: один чуть выше другого. Было такое впечатление, что если бы их воткнули на пару сантиметров выше или ниже, от этого бы ничего не изменились. Зато у этих глазок было выражение. Правда, было трудно определить - какое.
  Человек посмотрел на бабу Клаву так, как он только что смотрел на икону, и, вероятно, смотрел на все остальное в своей жизни. Однако этого было достаточно, чтобы баба Клава боком-боком, тихонечко, перешла к другой иконе, и там, притихнув, еле слышно забормотала молитвы.
  Девушке в красивом итальянском шарфе, который она небрежно накинула на голову, повезло, что она не замечала выражения этих глаз. Будь она повпечатлительнее, она бы, наверное, более усердно молилась Богу. Но, поскольку впечатлительной она не была, она капризно дернула его за рукав и протянула:
  - Гога, мне жа-арко. Это, наверное, какая-нибудь дешевая церковь. Пойдем в другую.
  - Отзынь, - не послушался Гога, и обратил на девицу свои глаза. Это не возымело никакого действия. Не сообразив, вероятно, что означало 'отзынь', она продолжала канючить:
  - Мы даже за вход ничего не заплатили. В кабак и то триста долларов за вход платят. Это, наверное, церковь для бедных. Гога, я хочу в церковь для богатых. Гога, я хочу сидеть на скамеечке, и чтобы скамеечка была в ложе. Я в кино видела. А вокруг ложи такие резные перильца. Ну Го...
  Тут Гога наклонился, и сказал ей на ухо пару слов. Девица заткнулась, ошалело вращая глазами.
  Служба, видимо, подходила к концу. Священник с кадилом медленно проходил мимо молящихся, и люди стали пробираться вперед, поближе к алтарю. Вдруг толпу качнуло назад. Все, чьи глаза не были опущены долу, успели заметить, как пламя всех свечей у алтаря дрогнуло и часть свечей погасла. Хор, певший псалом, сбился, нестройно пропел еще пару тактов и в церкви наступила тревожная тишина. Люди пытались сообразить, был ли это знак темных сил или светлых; гневается на них Господь, или наоборот, одобряет. А может, подает им знак? Но какой?
  Стоящие сзади ничего не заметили и растеряно крестились, пытаясь понять, почему у алтаря стало тихо и холодно. Священник с кадилом застыл, неподвижно глядя на что-то.
  - Ангел, - убежденно произнес Гога. Стоящие рядом старушки с сомнением покосились на него.
  В церкви стало ощутимо прохладнее. По свечам вновь пронесся ветерок, гася пламя почти на всех оставшихся свечах.
  - Господи Иисусе, - ахнула толпа и обратила взоры на священника. Он встрепенулся и, опустив кадило, уверенным голосом произнес:
  - Братья и сестры! Велика сила Господа, и уповает он на нас с вами... Успокойтесь... отпустите руку, - прошептал он, пытаясь освободиться от набросившегося на него Гоги.
  - Маши кадилом! - возбужденно стонал тот, дико озираясь. - Это Ангел! Прогони его, прогони!
  Подоспевшие на помощь священнику коллеги пытались осторожно оторвать его от батюшки с кадилом.
  - Не волнуйтесь так, - увещевали они его. - Бабушки - и то не испугались. Это знамение Божие, знак, что Господь с нами.
  Гога не вырывался, а только тихо стонал, ожидая, когда Ангел Смерти со свойственной ему жестокостью пошлет на него громы небесные, которые он, несомненно, стибрил у Создателя, пока тот был занят чем-нибудь другим.
  - И тут достал, с-с... - он не договорил, опасаясь спровоцировать гнев злобного привидения.
  Однако старушки, истово крестясь, отшатывались от него, обзывая богохульником.
  - Если это ангел, разве можно его прогонять? - рассудительно говорили они. - Ишь, чего выдумал.
  Священник взмахнул кадилом и вскоре по изумленным взглядом богомольных прихожан, понял, что не все идет так, как надо. Он опустил глаза и растерялся. Обычно, когда он размахивал кадилом, дым, рассеивался и шел в сторону, противоположную движению, поскольку этого требовали законы физики. Сейчас физика, видимо, взяла выходной, потому что дым не рассеивался, а поднимался вверх, скручиваясь по спирали.
  Сзади раздался ропот. Прихожане обнаружили, что скромные дары в виде яблок и нехитрой снеди, разложенные на столе, покрылись ледяной коркой.
  - Господи, сохрани и помилуй! - поднялся тихий встревоженный ропот.
  В церкви, в которой и без того обычно царил полумрак, сгустилась темнота, сквозь которую смутно просвечивали огоньки оставшихся свечей. Священники деловито и спокойно зажигали новые, напевая псалмы.
  Пока батюшка говорил о необходимости сохранять веру и силу духа во время испытаний, которые Бог посылает молящимся, разъяренные Ибрагим и Али ибн-Бекар метались по церкви, от возбуждения то взлетая наверх, то снова опускаясь.
  - Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед - пророк его, - убежденно внушал Ибрагим пастве, злясь, что люди, вместо того, чтобы внимать ему, остолбенело смотрят на погасшие свечи и склонны слушать скорее своего батюшку, нежели Ибрагима. От волнения он забыл, что его никто не сможет услышать.
  Исключительно чтобы позлить Ибрагима, все молящиеся, вслед за священниками, стали дружно воспевать славу Иисусу Христу. Рассерженные мужчины вылетели из церкви. Впереди, низко опустив голову, шагал Гога, ожидая скорого конца. За ним вприпрыжку бежала девица, размахивая шарфом. Вскоре, махнув рукой, она отстала от безутешного Гоги, поняв, что с этой минуты он потерян для светской жизни.
  
  ***
  
  Али ибн-Бекар вдруг остановился, строго разглядывая растущие вдоль дороги деревья.
  - Ты чего? - удивленно спросил его Унс аль-Вуджуд, удивленно оглядываясь.
  Али ибн-Бекар повел рукой вокруг себя:
  - Где смоковницы? - требовательно спросил он, и капризно добавил:
  - Хочу отдохнуть под смоковницей!
  Камар-аз-Заман хотел было ответить ему, но его взгляд упал вниз и он завис над каким-то пьянчужкой, который громко жаловался манекену в витрине на бренность своего существования. Унс аль-Вуджуд, Ибрагим и Али ибн-Бекар ринулись на него почти одновременно с Камар-аз-Заманом. Абу Юсуф перехитрил всех и пробрался снизу. Хасан с Джафаром бегали по земле вокруг, но взрослые мужчины оттесняли их, ссылаясь на их непозволительную молодость. Пьянчужка некоторое время стоял, поеживаясь и хихикая, а потом повалился на асфальт и сладко заснул. Ему снились незнакомые большие плоды и много песка.
  - Хасан! - строго сказал Ибрагим. - Почему тебя два? И-эх! - добавил он, не дожидаясь ответа и отмахиваясь от Али ибн-Бекара, который пытался схватить его за руки.
  
  Я с ветвью тонкой твой стан сравнил
  И образ твой своей долей сдела-а-л...,
  
  затянул он, уворачиваясь от Унс аль-Вуджуда.
  
  Как безумный я за тобой ходи-и-ил -
  Так боялся я соглядатае-е-е-в!
  
  
  
  А оставшиеся в церкви не дрогнувшие прихожане были до конца жизни горды тем, что силой молитвы прогнали Нечистого и восстановили Царство Божие в пределах одной отдельно взятой церкви. В тот день у Господа стало значительно больше приверженцев. Это с удовольствием отметил Священный Синод, который в течение недели разбирал этот случай, внеся его во множество церковных писаний, как пример победы Светлых сил над Темными.
  
  ***
  
  Отчаявшийся Силантьев продолжал постигать, что город Средневолжск достаточно велик, чтобы до конца жизни искать в нем нужного ему человека. Не имея знакомых, через которых он мог бы наводить справки, он маялся по государственным структурам. В милиции адрес Воронцова Михаила, возраст которого неизвестен, год рождения - неясен, внешность и особые предметы неведомы, искать почему-то отказались. В этом, несомненно, сказывалось несовершенство бывшей советской бюрократической системы. В ГАИ, когда он попросил узнать для него адрес по номеру машины, над ним посмеялись и не очень вежливо выпроводили вон. Да, конечно, номер он знал только американский, да и то всего три цифры, но ведь наверняка можно было расстараться!
  И вдруг его осенило! Автомастерские! После долгой дороги машине потребуется доводка, покраска и мелкий, а может не очень мелкий ремонт. Значит, нужно только договориться с хозяевами автомастерских, чтобы они известили Силантьева, когда Воронцов туда явится. И все дела!
  Правда, остается маленькая загвоздка - до сих пор неясно, где он может объявиться. Ну что ж, значит придется обзвонить все мастерские, вот и все.
  Повеселевший Силантьев взял справочник, и был неприятно поражен обилием автомастерских в небольшом городе Средневолжске. Тяжело вздохнув, он набрал первый номер.
  Разговор его разочаровал. Во-первых, хозяин почему-то не обрадовался его звонку, хотя Силантьев ясно сказал, что готов заплатить десять долларов за пустяковую информацию. Кроме того, у него создалось смутное впечатление, что хозяин до разговора с ним думал, что наименьшая денежная единица американской валюты - это сто долларов.
  Высказав подозрение, что все, что меньше - фальшивые банкноты, он весьма недружелюбно поинтересовался, для чего Силантьеву роллс-ройс.
  - Он ваш, что-ли? В угоне?
  - Э-э--... видите ли, - лихорадочно пытался сообразить Силантьев. - Я там кое-что забыл, когда владелец машины меня подвозил...
  - Владелец машины бомбил на роллс-ройсе ручной сборки? - заржал хозяин. - Ну ты даешь! Чего-то ты крутишь, приятель. Ну да ладно, гони бабки и...
  - Простите, - вежливо перебил Силантьев. - Каких бабок надо гнать, и куда?
  - Да пошел ты, - огрызнулся хозяин мастерской. - Юморист!
  В трубке раздались гудки.
  
  
  ***
  Миша стоял в гараже, одобрительно похлопывал машину по блестящему округлому боку, чувствуя себя приобщенным к высшей касте, и пытался не слушать равномерное Лоркино ворчание.
  После того, как старый роллс-ройс поселился в его гараже, Миша вознесся душой. Просыпаясь по утрам, он ожидал увидеть в окно родовое поместье и шофера в ливрее. Приходя в себя и спускаясь на грешную землю, он все-таки немного оставался парить над ней, и относился к окружающим со снисходительной благосклонностью. Он источал величавую доброту жителя Олимпа, запросто общающегося со смертными. Правда, в его новую картину мира не очень вписывалась Лорка, которая не желала признавать его благосклонность и разрушала величавость, вынуждая Мишу время от времени кричать: 'Отстань!', или 'Заткнись!', - что несколько искажало его новый образ.
  Сейчас Лорка была недовольна тем, что Миша желал ехать на дачу на стареньком жигуленке, оставив роллс-ройс в гараже без присмотра на все лето.
  - Ну кто же едет на антикварном дорогущем автомобиле в деревню?! По нашим-то колдобинам, в пыль и грязь, - пытался вразумить ее Миша.
  - Во-первых, - спокойно объясняла Лорка уже в сотый раз, - наше шоссе только недавно заасфальтировали, потому что по нему, на наше счастье, ездит правительство на свои дачи. Во-вторых, в гараже на даче меньше пыли, чем здесь. И самое главное - его там не сопрут.
  Миша только вздыхал. Он и сам побаивался оставлять машину в городе. Они с Лоркой одновременно взяли отпуск почти на все три летних месяца, собираясь провести их вместе на Мишиной даче в деревне Хорьково. Деревня была невероятно живописна, большой дом стоял почти на самом берегу маленькой реки Ворчалки, от которой было больше шума, чем воды.
  Лорка преподавала английский в частной школе, и отпуск у нее длился все лето. Миша, будучи хозяином самому себе, жесткого распорядка не имел и мог появляться на работе, когда захочет. Вернее, когда того захочет Лорка. Сейчас Лорка захотела, чтобы они провели лето на Мишиной даче, и Миша радостно согласился. Лорку он любил, несмотря на некоторое ее самодурство и легкое пренебрежение к домашнему хозяйству. Но Лорка была неотразима и остроумна и, кроме того, она была готова вступиться за него перед всяким, кто, как она считала, ущемлял его права. Поэтому Миша умилялся и таял, если не был занят тем, что ругался с ней.
  Сейчас он тоже ругался, но без особой внутренней убежденности, а больше по обязанности.
  - Умные люди не разъезжают по сельским дорогам на роллс-ройсах. Заметь, ручной сборки! - вяло огрызался он.
  Лорка вдруг вспомнила одну из недавно прочитанных психологических книжек и решила стать мудрой женщиной, чем не на шутку взволновала Мишу. Она по-матерински поцеловала Мишу в лоб, и сказала:
  - Конечно, Мишенька! Но что же делать? Не боишься, что его украдут, если мы его тут оставим?
  Миша запаниковал. Так они не договаривались - чтобы он принимал решение сам. Он привык, чтобы он упирался, прекрасно понимая, что упирается зря, потому что Лорка, настаивая на чем-то, всегда оказывалась права. И он позволял Лорке побеждать, разводя руками, ворча и всячески показывая, что, как джентльмен, он уступает глупым женским капризам. Это было удобно, надежно, и позволяло сохранить чувство собственного мужского достоинства.
  Брать роллс с собой действительно надо, это Миша вдруг понял с ужасающей ясностью. Но Лоркина покладистость, с его точки зрения, могла означать только одно, - что Лорка к нему охладела.
  Гордая своей выдержкой Лорка вышла из гаража, оставив Мишу терзаться мрачными подозрениями. Он машинально похлопывал машину, словно породистого жеребца. Он даже попробовал снова побыть благосклонно-снисходительным, потом вздохнул и горестно открыл крышку пустого бензобака.
  Когда он вернулся в квартиру, он повел носом и прислонился к дверям. Витающие в воздухе ароматы определенно говорили: Лорка к нему не охладела! Снова приняв благосклонно-снисходительный вид, Миша вошел на кухню и, подойдя сзади, обнял свою утомленную кулинарией подругу:
  - Как говорят наши американские партнеры, подмешай любви в супчик!
  Лорка, на мгновение забыв про психологические книжки, снова вскинула подбородок и стряхнула его руки:
  - Крысиного яду я тебе подмешаю в супчик!
  Миша сник.
  - Да что я такого..., - заканючил он. - Я же не спорю, что надо его брать с собой, этот роллс-ройс, будь он неладен!
  - Правда? - ядовито сказала Лорка,. - А мне показалось...
  - Показалось! - торопливо заверил ее Миша. - Это у тебя будет куриная лапша? М-м-м, какой аромат! Да ты у меня, оказывается, просто волшебница!
  Миша с удовлетворением отметил, что ее подбородок опустился почти до прежнего уровня и поспешил закрепить успех, назвав Лорку хранительницей домашнего очага, изумительной хозяйкой и своей любимой женщиной. Сомневаясь, в правильном ли порядке он перечислил эти почетные женские звания, он на всякий случай еще раз похвалил Лоркин супчик и мир был восстановлен.
  После обеда в Мишиной голове вертелось две мысли: что они с Лоркой должны как можно быстрее пожениться, тем более, что куриная лапша была выше всяких похвал, и что машину надо как следует проверить в автосервисе.
  По дороге в самый большой автосалон в центре города Миша прислушивался к работе мотора. Вроде бы нигде ничего не стучало, машина слушалась руля, приборная панель уютно желтела, и Миша снова со снисходительной благосклонностью поглядывал из окна на проезжавшие рядом 'Москвичи' и неуклюжие, на высоких колесах, джипы. Какая, право, безвкусица. Никакой аристократичности!
  Он удовлетворенно выслушал заверения парня в синем фирменном комбинезоне, что машина в отличном состоянии, только надо немного перебрать мотор. А может, засомневался парень, и не надо, а то как бы чего-нибудь не испортить.
  - Видите, - объяснял он, - тут надо иногда смазывать маслом, в эти отверстия, здесь, тут, и еще там. У них все предусмотрено, чтобы не разбирать. Ой, - спохватился он, - у вас же ручной роллс... то есть ручной сборки?
  - Ну да, - согласился Миша, недоумевая, почему парень заметил это так поздно.
  - Тут какой-то тип звонил, - объяснил тот. - Просил предупредить его, если вы вдруг заедете с машиной.
  Миша поразился.
  - Ну и дела! Откуда он мог знать, что я заеду с машиной?
  - Чего-то он такое говорил, - бормотал парень, роясь в карманах, - что он чего-то там у вас в машине забыл, когда вы его подвозили. И телефон оставил. Вот!
  Миша, все больше поражаясь, взял смятую бумажку и поехал домой.
  - Женюсь! - думал он, выворачивая на дорогу.
  Бумажка была засунута в бардачок и забыта.
   Парень в комбинезоне на секунду задумался, вспомнив, что звонивший просил не говорить о его звонке хозяину машины, а позвонить самому. Потом махнул рукой и принялся за работу.
  
  ***
  
  В окружении густых берез, в ресторанчике под названием 'Три дуба', Силантьев грустно жевал остывшее мясо под лживым названием 'жюльен'. Прямо под окнами непрерывно текла лавина машин, которые увозили истомившихся жарой граждан к прохладным водам местных озер. Некоторые, не доехав, останавливались у ресторанчика, чтобы потные водители могли охладиться минералкой, с тоской поглядывая на сосущих пиво пассажиров.
  Черная машина начала отъезжать со стоянки, находящейся слева от входа, и Силантьев уставился на нее во все глаза. Это был тот самый роллс-ройс! Силантьев перестал жевать и в отчаянии бросил вилку на стол. Получается, что он только что обедал в одном ресторане с Михаилом Воронцовым! В машине сидели трое - две девушки и один светловолосый парень в голубой футболке. Водитель притормозил и приоткрыл дверцу. В машину запрыгнул нескладный длинный молодой человек и весело крикнул:
  - Давай-давай! С горки на горку, барин даст на водку!
  - Вот баламут, - проворчал Миша, отъезжая.
  И они покатили навстречу просторам деревни Хорьково, не заметив выбежавшего из ресторана мужчину, который растерянно смотрел им вслед.
  
  ***
  
  Миша сосредоточенно надирался в хорьковской забегаловке, внушая уважение кудрявому бармену турецкого происхождения. За окном тускло горел единственный фонарь, толстая деревянная дверь со скрипом качалась на петлях. В углу на неожиданно роскошном венском стуле сидела изумленная Лорка, скорбно подперев щеку ладонью, и время от времени безнадежно повторяла:
  - Миша, а Миш, пойдем домой, а? Нет, ну ты чего вдруг, а?
  Миша строго объяснял заплетающимся языком, что таким образом он становится ближе к обычному трудовому народу, восстанавливая справедливость и демократию, потому что миллионер не должен отрываться от родной стихии. И он, Миша, запросто вот так не гнушается простого бармена.
  Бармен при этих словах оскорблено выпрямился. В нем, хотя он этого и не подозревал, текла горячая кровь турецкого паши, гордая и жадная до дармовой выпивки. Сейчас в нем боролось чувство благодарности за бесплатный коньяк, который он вылакал наравне с клиентом за его счет, и гордость его предков.
  Наблюдая за рюмкой, которая застыла в руке бармена, Миша сообщил, что люди должны помогать ближнему своему. Черная кудрявая голова дернулась и рука с рюмкой поднялась ко рту.
  - Хочешь, я тебе тут ... облицую мрамором камин? - щедро предложил Миша.
  Рука с рюмкой опустилась обратно.
  - Во-пэрвых, - произнес потомок паши, - у меня нэт никхакого такхого твоего камина.
  Миша великодушно предложил его сделать. Правнук паши поставил рюмку на стойку:
  - Закхачу - сам сдэлаю! - гортанно произнес он. Благодарность за коньяк быстро сдавала свои позиции.
  - Ты не понимаешь, - отмахнулся Миша. - Богатые должны помогать бедным.
  Благодарность слабо пискнула и растаяла, зато гордость внезапно разрослась и стала распирать волосатую грудь.
  - Сам ты бэдный! - возбужденно сказал бармен. - Я тэбе сам камин па-астрою! Два камина!
  - У меня есть полтора миллиона долларов, а у тебя нету! - безмятежно сообщил Миша.
  Бармен немного подумал.
  - У меня зато есть бизнэс, - нерешительно сказал он.
  - И у меня есть бизнес! - хлопнул ладонью по стойке Миша.
  Гордый правнук паши размахнулся и тоже с размаху шлепнул рукой, разбрызгав пивную лужу:
  - А у меня есть старинный кинжж'ал! Висит на стене. Память предков! - заявил он воодушевленно.
  Миша расстроился.
  - А у меня нет памяти предков, - скорбно сказал он. - Зато, - обрадованно вспомнил он, - у меня есть наследство.
  Бармен открыл было рот, чтобы достойно возразить на это нетактичное замечание, но тут дверь хлопнула и в забегаловку шумно ворвалась Света.
  - А я вас везде ищу! -обрадовалась она, - Теперь только Диму осталось найти. Вы не знаете, где он?
  Люмпен, который до этого мирно дремал у окна, склонив голову на рыбий скелет, вдруг приподнял голову.
  - Это такой длинный?, Сам босиком, а в руках кроссовки?
  - Вообще-то... может быть, - неохотно признала Света.
  - Этого чудика я видел на лугах. Он разговаривал с каким-то деревом, - безмятежно сообщил люмпен, и рухнул обратно на скелет. - Дем-пом-пом-ням-ало!
  Миша взял его за волосы, осторожно поднял его голову из тарелки и легонько встряхнул.
  - Дерево не отвечало, - не открывая глаз, торопливо проговорил люмпен и аккуратно пристроился щекой на тарелку.
  Лорка широко раскрыла глаза и стала решительно отрывать Мишу от стойки. Тот вяло сопротивлялся.
  - У меня нет кинжала предков,- жаловался он. - У него висит память киж... кинжала, а у меня нет. Какая несправедливость, - сетовал он, когда его выводили на свежий воздух. - Миллион есть, а памяти кинж... киндж... кижжала нет!
  ***
  
  Ибрагим летел впереди. Он легко согласился со своими спутниками, которые подробно объяснили ему, что верблюды не прошли Переход, а потому они не стоят того, чтобы на них ехали столь достойные мужи. Поэтому надо о верблюдах пока забыть. Ибрагим с удовольствием согласился о них забыть, потому что лететь было гораздо быстрее и веселее. Да и все верблюды куда-то подевались.
  Ибрагим спохватился, что некоторое время он летит один. Он недовольно оглянулся. Унс аль-Вуджуд, Камар аз-Заман,и даже Али ибн Бекар с Абу Юсуфом зависли у окна на четвертом этаже. Хасан с Джафаром летали вокруг и заглядывали сверху, что было непросто. Ибрагим попытался топнуть с досады ногой, лягнул воздух и полетел назад.
  - О, ленивые! - попытался он нагнать на них страху, но Камар аз-Заман отмахнулся.
  - Что это он с ней делает? - удивленно спросил он, не отрываясь от окна.
  - Он, наверное врач... - неуверенно предположил Али ибн-Бекар. -... полный медицинский осмотр...
  - Фу, - брезгливо сказал Унс аль- Вуджуд.
  - Хотя нет, - с сомнением сказала Али ибн-Бекар. - Врач, наверное, эта почтен... эта женщ... эта девка! И никакой она не врач! - осенило его.
  - На что вы там смотрите? - полюбопытствовал Ибрагим, пытаясь втиснуться между мужчинами. Те недовольно, но почтительно подвинулись,
  - Ну и что тут тако... О! Гм!
  Ибрагим строго окинул взглядом своих подопечных.
  - Гнездо разврата! - внушительно сказал он. - Тот, кто роняет свое достоинство... э-мм... я хочу сказать, кто падает столь низко, чтобы ... врата ада... вертеп... Вот. Я хотел, чтобы вы об этом знали. - Он сделал внушительную паузу. - Не медлите, однако! Летите, летите, - он махнул рукой, и его свита разочарованно тронулась в путь. Убедившись, что они отлетели достаточно далеко, он жадно припал к окну.
  - Как жаль, что среди нас нет женщин, - промолвил он чуть позже, догнав всех. Сделав вид, что он не услышал хихиканья легкомысленного Унс аль-Вуджуда, он продолжил:
  - Она могла бы наставлять детей. Гм. Я имею в виду почтенную... Гм.
  - Что делать! - вздохнул Камар аз-Заман. - Беда в том, что здешние женщины и мужчины, они... - Он с трудом подбирал слова. - Они, как бы, немного легковесны...
  - Без твердых убеждений, - поглаживая бороду, добавил Али ибн-Бекар.
  В том, что людям в этом мире, действительно, не хватает твердости, никто не мог усомниться.
  .
  
  ***
  
  Берег опустел внезапно. Миша, увлекшийся рыбалкой, сматывал удочки с чувством необычайной гордости. Большой улов был как нельзя кстати.
   Он предпочитал не вспоминать, что Лорка со Светой наговорили им с Димой утром. Больше всего женщин интересовало, почему Дима разулся и тащил обувь в руках, и что он пытался сказать старому дубу на лугу. Дима с трудом восстанавливал течение своих вчерашних мыслей. Он настаивал на том, что они были чисты и непорочны. При этом он торопливо собирал удочки, подгоняя Мишу.
  Теперь, наловив рыбы, они c торжеством предвкушали впечатление, которое произведут. Они придут домой, небрежно скинут богатый улов, сурово отодвинут прильнувших к ним восторженных женщин, устало опустятся на крыльцо и закурят, устремив глаза (с мужественным прищуром) в горизонт.
  - Видал, как я подсек? - сказал Миша, не признаваясь, что он сам не понял, как смог подсечь огромного леща.
  -Угу, - мрачно ответил Дима. Сам он большую часть рыбалки провел, сначала распутывая леску, а потом отцепляя от спины рыболовный крючок после одного очень эффектного взмаха удочкой. Он поискал, на что бы отвлечь Мишино внимание от рыбалки, и увидел на дороге большой булыжник. Вчерашние чистые и непорочные мысли нахлынули на него с новой силой .
  - Непорядок. Всю красоту портит.
  - Да? - засомневался Миша.
  - А вдруг, - справедливо предположил Дима, - мы пойдем по этой тропинке куда-нибудь ночью. Споткнемся и все ноги переломаем.
  Мише тоже казалось вполне вероятным, что они пойдут гулять по этой тропинке ночью и обязательно переломают ноги.
  - Надо его убрать, - озабоченно сказал он и попытался приподнять камень. Дима, видя, что камень оказался неподъемным, тоже наклонился, и они вместе подняли его с обоих концов. Вдвоем они размахнулись и швырнули его в кусты, отделявшие тропинку от реки. Раздался сдавленный короткий вскрик, а потом всплеск.
  - Здорово булькнуло, - удовлетворенно сказал Миша, прислушиваясь.
  - Агрх, - сказал камень и замолчал.
  
  Через пять минут Миша с Димой трудолюбиво чистили во дворе рыбу, отгоняя соседскую собаку.
  - И не вздумайте заходить в дом в грязных кроссовках! - прокричала Лорка из шезлонга, перелистывая журнал. - Мы целый день наводили порядок.
  Вынимая рыбьи потроха, Миша нерешительно сказал Диме, стараясь, чтобы его не услышала Лорка:
  - Вообще-то, это мой дом.
  Ему не удалось избежать вопросительной интонации. Дима встрепенулся.
  - Конечно, твой! Не понимаю, почему ты им позволяешь командовать.
  Света неслышно подошла сзади и стала массировать Диме плечи.
  - Какой огромный лещ! - восхищенно сказала она, ткнув наманикюренным пальчиком в щуку. - Сейчас мы всю эту красоту зажарим...
  - Мы старались, - скромно сказал польщенный Дима и поцеловал Свету в наманикюренный пальчик. Миша презрительно сплюнул.
  
  ***
  
   Лететь стало трудно. Все разом вдруг устали и приземлились в живописных развалинах. Усадьба с колоннами и огромным балконом, который когда-то служил крышей над большим крыльцом, знала лучшие дни. Причем давно. Сейчас дорожки, по которым когда-то с двух сторон к крыльцу подъезжали кареты, проросли травой. Было трудно представить, что было время, которое, поднапрягшись, могли вспомнить некоторые разговорчивые деды, когда бдительный садовник внимательно следил, чтобы дорожки были посыпаны гравием, и тонконогие гривастые лошади лихо подвозили экипажи к самому крыльцу, а в искореженных ныне столбах неровным пламенем мерцали газовые фонари.
  - Бедный, бедный хозяин! - воскликнул Камар аз-Заман, разглядывая пустые оконные проемы и отбившуюся штукатурку.
  - Нерадивый хозяин! - сурово заметил Ибрагим.
  Шагая по земле, что казалось им непроизводительной тратой сил, они вошли внутрь через дверь, скорее по привычке, чем по необходимости.
  - Не знаю, кого мы рассчитываем там найти, - проворчал Али ибн-Бекар.
  Мужчины с любопытством разбрелись по огромным молчаливым залам. Сидевшая на разрушенном потолочном перекрытии ворона, а может быть и галка, взъерошила перья, скосила на них недовольный глаз-бусинку, возмутилась, что зима подкралась без предупреждения и вылетела на двор. Там, вполне удовлетворенная тем, что лето одумалось и снова вернулось, она уселась на высокую липу, и стала наблюдать. Не увидев ничего, достойного внимания, она занялась своими птичьими делами.
  Мужчины с любопытством оглядывали огромный дом. Камар аз-Заман наполовину вошел в дымоход, тянувшийся из подвала, в котором были расположены печи, в верхние два этажа.
  - Тут зачем-то дыра в стене, - сообщил он остальным. - Черная, - добавил он через несколько секунд. - и очень грязная.
  Ибрагим снова пробурчал что-то насчет нерадивости хозяина, который, похоже, несколько лет не вытирал пыль с внутренних стенок дымохода.
  - Тут внизу что-то лежит, - снова провозгласил Камар аз-Заман. - какие-то палки. А к ним приделаны длинные дощечки.
  - Палки железные, - сообщил Унс аль-Вуджуд, и сунул внутрь палец. - и пустые внутри.
  - Это, наверное, чтобы в них дуть, - авторитетно пояснил Али ибн-Бекар. -Получается музыка. Только в палках почему-то нет отверстий.
  - Зато между палкой и деревянной дощечкой есть крючочек, - внесли свою лепту Джафар и Хасан.
  Снаружи раздался шум.
  - Там приехала повозка без оглоблей, - азартно сообщил Хасан.
  - Давайте спрячемся, - предложил Ибрагим смущенно. - Это, наверное, хозяин.
  Унс аль-Вуджуд засомневался. Прячься - не прячься, - похоже, это не имеет никакого значения. Но все же, слушаясь старших по привычке, он втиснулся в черную чумазую круглую дыру. Он с удивлением обнаружил, что все вместе они занимают совсем немного пространства, прекрасно умещаясь в дымоходе.
  Ибрагим в дымоходе был не весь - его любопытная голова была снаружи. Он оживленно жестикулировал руками - должно быть, что-то рассказывал своим собеседникам, забыв, что те не могут его слышать из-за толстой стены дымохода.
  Али ибн-Бекар тоже высунулся наружу и посмотрел в направлении вытянутой руки Ибрагима. Двое мужчин тащили через зал молодую девушку, которая извивалась, пытаясь пинать их ногами. Рот ее был заклеен скотчем, поэтому она только отчаянно мычала.
  - Там есть лестница в подвал, - азартно сказал Ибрагим. - Они наверняка тащат ее туда.
  Полные страха глаза девчонки, казалось, смотрели прямо на Унс альВуджуда. Он почувствовал, что сзади кто-то дергает его за рубаху.
  - Скажи им,чтобы они ее отпустили, - сказал Хасан.
  - Ха! Нас все равно никто не услышит, - ответил Камар аз-Заман, глядя на эту сцену во все глаза.
  Унс аль-Вуджуд оглянулся на Хасана, который сердито сжимал кулаки.
  - Еще как услышит, - ответил он и решительно вышел из дымохода.
  Один из мужчин, которому девушка смогла заехать ногой по колену, встряхнул ее и занес над ее головой кулак.
  - С-с-стерва! - прошипел он. - Я тебе...
  И решительно опустил кулак на голову своего приятеля. Тот от неожиданности чуть не выпустил девушку.
  - Очумел? - обиженно вскричал он.
  Его охромевший приятель озадаченно посмотрел на кулак, как будто сомневаясь, что он ему принадлежит.
  - Держи крепч... Отпусти эту юную женщину, презренный! - воскликнул. - Ч-черт, Серый, держи ее... Ай! Да постигнет тебя кара небесная, Серега!
  Одной рукой он продолжал держать девушку, а второй стал отдирать от нее руку Сереги.
  - Не поддавайся, Серый! Да сделай-же что-н... Нечестивый пес! Да отвратит Аллах свой взор от... держи ее... Чего ты меня-то пинаешь?
  Ошалевший от таких речей Серега пытался одновременно не отпустить девушку и заехать в ухо своему товарищу. Наконец, это ему удалось, и они оба схватились в драке, уже не обращая внимания на девушку, которая вскочила и, на ходу сдирая со рта скотч, бросилась бежать.
  - Ну вот! - огорченно сказал Ибрагим, глядя ей вслед. - И как же после этого женщина будет уважать мужчину, если не давать ему довести дело до конца?
   Али ибн-Бекар с Абу Юсуфом, хихикая, наблюдали, как парни колошматят друг друга, а потом оба кинулись вперед. Ибрагим с Камар аз-Заманом, вздохнув, последовали за ними. Через пять минут обессиленные парни лежали на полу, жалобно постанывая и пуская слюни.
  ***
  
  Ибрагим неодобрительно покачивал головой, глядя на своих воспаривших к потолку спутников и бормоча что-то о непослушании и непокорности женщин.
  - Какие благородные молодые люди! И тот почтенный старичок с бородой, - услышал рядом с собой Ибрагим и обернулся. -Только почему они так странно одеты? -продолжала пожилая женщина в длинном коричневом платье. Ее седые волосы были гладко зачесаны наверх и скреплены белой наколкой.
  Ибрагим смотрел на нее во все глаза. Ему хотелось задать ей сразу множество вопросов. Например, что она тут делает, прошла ли она Переход, как она относится к письменам на Скале, и куда делись все верблюды.
  - Женщина! У тебя не прикрыта голова, - сказал Ибрагим.
  Женщина, к счастью, не обратила никакого внимания на Ибрагима, потому что к ней подскочил Унс аль-Вуджуд.
  Ибрагим с неудовольствием заметил, что молодой неопытный Унс аль -Вуджуд легко вступил с ней в беседу. Выяснилось, что женщину зовут Настасья Петровна. Она гордо отрекомендовалась как 'управляющая хозяйством старого барина', потому что он хоть и не старый, но болезный, и очень 'умственный'. Уж оне как засядут в своем кабинете писать бумаги, так и отобедать забудут, а им нельзя. Оне, барин, значит, был единственной надеждой, потому как защищал помещичьи земли от мужичья, которое от рук совсем отбилось, а однажды вообще барина увели. Правда, не местное мужичье, а то ли солдаты, то ли матросы. Поместье разграбили, в доме неполадки, и барин не съел уже Бог знает сколько обедов, - сокрушенно вздохнула она. Но он велел Настасье Петровне его ждать и хозяйство беречь. Вот она и ждет. А как его ей, одинокой женщине беречь, когда мужичье исчезло Бог весть куда, - неизвестно.
  Когда Али ибн-Бекар спросил ее, сколько времени она ждет, Настасья Петровна несколько смутилась.
  - После самого сенокоса, почитай. Уж и святки прошли, - нерешительно заметила она.
  - Что такое Сенокос? - шепотом спросил Камар аз Заман у Ибрагима.
  - Базар в честь прибытия купцов из заморских стран, - не моргнув глазом, авторитетно заявил тот, оттеснил Унс аль-Вуджуда и взял Настасью Петровну за руку. Та зарделась. Ибрагим расцвел, и, крепко сжимая Настасью Петровнину руку заявил:
  - Она настоящая!
  Настасья Петровна вздохнула. С некоторых пор она подозревала, что с ней происходит что-то странное. С тех пор, как барина увели, в дом иногда приходили люди - то, чтобы вывезти мебель, то, чтобы просто пошататься по дому, - и решительно никто не обращал на нее никакого внимания. Некоторые из них вели себя дерзко: просто проходили сквозь Настасью Петровну, будто ее и на свете нет.
  А теперь вдруг стали ввозить мебель. Да не барина, а чужую. Непорядок. Правда, испугались, наверное, что барин рассердится, когда вернется, и стали восстанавливать дом. Рамы в окна вставили, некоторые застелили даже. Но рабочие ходят через парадный вход, разговаривают громко. Возмутительные нынче нравы. Вот что значит - распустились без барина. А рука Ибрагима была ощутимой, и даже твердой.
  - А где верблюды? - пожелал узнать Ибрагим.
  На дворе опять послышался шум. В дом вошли двое мужчин, возмутительно не обращающих внимания на не успевшие спрятаться фигуры из легкого сгустка теней. Некоторые тени были чуть гуще, чем остальные.
  Один, худой, с вытянутым, прорезанным морщинами лицом, подошел к дымоходу и сунул туда руку. Что-то звякнуло, и он вытащил из него загадочную трубку без дырочек, к которой была приделана плоская дощечка.
  - И к нему десять патронов. Входит в стоимость, - басом сказал он. Второй, тоже высокий, но сытый и гладкий, с пышной русой шевелюрой, с сомнением повертел его в руках, приложил дощечку к щеке, и зачем-то прищурил глаз.
  - Надо попробовать, - сказал он.
  - Конечно, - засуетился худой.- Там внизу есть тир. Чтобы не было слышно выстрела, - пояснил он подозрительно глядевшему на него собеседнику.
  - Учти, - сказал тот - Денег у меня при себе все равно нет.
  - Что за недоверие!- возмутился худой. - А, кстати, как же без денег?
  - С деньгами подъедет моя охрана, - хмуро сказал гладкий и стал вертеть в руках непонятный предмет.
  Не слушая, как возмущается худой, жаждущий денег, он опять поднес предмет дощечкой к щеке и потянул за крючочек. Раздался грохот, за окном взлетела то ли галка, то ли ворона, зазвенело разбитое стекло, и невидимые тени повисли под потолком, наблюдая сверху, как Настасья Петровна бесстрашно грозит кулаком и кричит на присевшего продавца оружия.
  Тот с баса перешел на визг.
  - Ты, блин! Ты соображаешь...?
  -Покурить хочешь? - спокойно сказал покупатель.
  
  ***
  
  Лорка с жалостью разглядывала стоящего перед ней человека. На его джинсах были пятна непонятного происхождения, в волосах - присохшие кусочки водорослей. Футболка позволяла предположить, что такие вещи, как стиральный порошок и она, никогда раньше не встречались.
  Человек неопределенного возраста возбуждал не только жалость, но и брезгливость. Лорка тоскливо повторяла, что никакой работник им не нужен и предлагала поискать работу у соседей напротив, которые занимались огородничеством и имели крепкое хозяйство.
  Человек идти к соседям не хотел и проявлял невероятную преданность Лорке, предлагая свои услуги за тарелку супа.
  - Какого еще супа? - вздохнула Лорка.
  Человек немного подумал.
  - Борща? - предположил он.
  Лорка снова вздохнула и с облегчением увидела фигуры шагающих к дому Мишу с Димой.
  - Ми-и-иша! - присев, заорала она изо всех сил.
  Человек страдальчески схватился за виски и оглянулся.
  - Это есть Михаил Воронцов? - спросил он с неожиданной страстью.
  Лорка подтвердила, что он есть хозяин дома и не терпит в нем чужих людей.
  - ... буду ухаживать за машиной! - простер руку человек, и чихнул так, что с его волос слетели водоросли.
  - За какой-такой машиной? - подозрительно спросил подошедший Миша.
  - А за любой, - торопливо сказал человек. - За какой захотите, за такой и буду.
  - С чего вы вообще взяли, что у нас есть машина? - поинтересовался Дима.
  Человек развернулся в сторону гаража.
  - А разве нет? - спросил он.
  Миша вынужден был признать, что есть.
  - Но она на приколе, - поспешил он добавить, - так что тут вам ничего не обломится. Вали отсюда, - добавил он категорически, потому что очень хотел есть, и имел основания предполагать, что Лорка со Светой что-нибудь приготовили.
  Всю следующую неделю они натыкались на человека, который представился Семеном, везде: он подстерегал их на пляже, выскакивал из-за березы в лесу в тот момент, когда Миша наклонялся за грибами, выглядывал из-за забора, когда кто-то приближался к гаражу.
  Первым не выдержал Дима.
  - С этим надо кончать, - решительно заявил он. - Этому типу явно что-то от нас надо.
  - Ясно что, - пожал плечами Миша. - Ему нужен мой роллс-ройс.
  - С чего ты взял? - встрепенулась Лорка.
  - Просто видел, как он пытался пролезть в гараж, - с готовностью пояснил Миша.
  - Михаил! - с чувством сказала Лорка. - Ты - простофиля.
  - И ничего я не простофиля, - обиделся Миша. - Там ловушка установлена.
  Дима уставился на него во все глаза:
  - И ничего нам не сказал? А если бы я пошел в гараж, скажем, за лопатой? На какие части тела мне бы наложили швы?
  - А ни на какие. Ты просто сидел бы в гараже, пока я бы тебя оттуда не вытащил.
  - И когда бы ты меня оттуда вытащил?
  - Ну, - смутился Миша. - когда заметил бы, что тебя там нет.
  - Значит, дня через три. Хорошо, что там запас огурцов есть, - справедливо заметил Дима.
  Ловушка была гениально проста. При помощи болтов, пружин и падающего штыря, устроенного по принципу гильотины, дверь за входящим моментально захлопывалась, и изнутри открыть ее было невозможно по той простой причине, что весь механизм находился снаружи и с внутренней частью двери никак не сообщался.
  - Ну и ну, - поежилась Света, когда Миша продемонстрировал им, с каким замечательным треском захлопывалась за ними дверь. - А ты нас и выпустить сможешь?
  - Запросто, - посмеиваясь, сказал Миша. - Догадайтесь, как?
  Все одновременно посмотрели на маленькие окошки, которые находились под крышей. Лорка отказалась лезть через них наотрез, а Света с Димой выразили живейшую готовность немедленно лезть, если только их кто-нибудь подсадит.
  - Прежде чем вывести вас отсюда, - сказал Миша голосом экскурсовода, - позвольте напомнить , что гараж строил еще мой прадед. Который, между прочим, работал в органах КГБ и толк в секретных ходах знал.
  Он прошел к боковой стене гаража, которая была сложена из крупных булыжников, и навалился на нее всем телом. Узкий прямоугольник в человеческий рост медленно поддался и открылся ровно настолько, чтобы через образовавшийся проем мог протиснуться человек.
  Все четверо с облегчением выбрались наружу.
  - Уфф! - сказал Дима. - У меня было ощущение, будто мне в затылок наставили пистолет.
  - Это, наверное, призрак прадедушки на тебя смотрел, - доброжелательно сообщил Миша.- Кстати, говорят, в этом гараже он и умер.
  - Его застукали, как шпиона?
  - Вовсе нет, - обиделся Миша. - Наоборот, он изобретал ловушку для шпионов.
  - Это, типа, как медвежий капкан, что ли? - поинтересовался Дима.
  - Типа, - согласился Миша. - соединенный с микрофоном для дачи показаний. Ловушка автоматически отстегивалась после трижды повторенных слов 'Больше я ничего не знаю'.
  - И что же? Он сам в нее попался? - ужаснулась Лорка.
  Миша сокрушенно кивнул головой.
  - И микрофон сломался.
  - Какой ужас! - вскричали женщины.
  - Не рой другому яму! - наставительно сказал Дима.
  В гараже от окошка метнулась невидимая тень , одетая в невидимую военную форму.
  - Рассуждает еще, щенок, - проворчала она. Но ее никто не услышал.
  
  ***
  
  Из старинного полуразрушенного особняка вышел сытого вида высокий человек с русыми волосами. Один. Он нес в руках длинный футляр. Видимо, спиннинг. Человек был очень доволен.
  Тот, который лежал на каменном полу в особняке, был, наоборот, очень удивлен. И, судя по его застывшей гримасе, неприятно удивлен.
  Настасья Петровна склонилась над ним:
  - Он теперь останется у нас в доме? - осуждающе сказала она. - Мог бы быть поосторожнее.
  Ибрагим поцокал языком:
  - Прискорбно! Трудная вещь торговля! Надо все время быть настороже.
  - Торгуешь - на зевай. - поддакнул Али ибн-Бекар и развел прозрачными руками:
  - А ловко он его поддел! Я даже не заметил, как он к нему прикоснулся.
  Все согласились, что человек, приобретший непонятный предмет, от которого, правда, только и толку, что громко грохать, необыкновенно ловко надул продавца. Никто не стал слушать объяснения Настасьи Петровны об устройстве ружья - кому интересны речи женщины!
  
  Ибрагим с Али ибн-Бекаром вились вокруг Настасьи Петровны, уговаривая ее лететь вместе с ними. Экономка испуганно мотала головой, когда они хватали ее за бока, пытаясь научить летать.
  - Поискали бы лучше барина моего, - сказала она, вконец запыхавшись. - Вам сверху-то, поди, все видно.
  - Женщина! - с укором воскликнул Ибрагим. - Ты хочешь сказать, что не искала своего хозяина?
  Выяснилось, что Настасья Петровна не раз пыталась его поискать. Однако по какой-то причине она не могла далеко удаляться от дома. Демонстрируя непонятное явление своим гостям, она доходила до ворот, делала еще шагов десять, и останавливалась, собираясь с силами. Потом она с большим трудом делала еще несколько шагов.
  - Словно кто меня назад тянет, - сердито жаловалась она.
  И после этого она словно утыкалась в невидимую стену, которую пыталась пинать и колотить кулаками.
   Мужчины нашли это очень странным.
  - А мы можем лететь куда хотим, - похвастался Джафар.
  Настасья Петровна расстроилась.
  - Летать человеку не положено, - отрезала она. - Человек, он должен по земле ходить. А летать и вовсе богопротивное дело. А как это у вас получается? - заинтересовалась она.
  Унс аль Вуджуд призадумался.
  - Сначала, - сказал он, - у нас это не получалась. А потом, когда почтенный ибн Ибрагим набросился на ту женщину в доме покойника, у него сразу получилось.
  Все вопросительно посмотрели на Ибрагима. Тот смутился.
  - А что я? Что я? - засуетился он. - мы все...
  - Да, - задумчиво подтвердил Камар аз Заман. - потом мы все находили разных людей и...
  - Питались ими- услужливо подсказал Хасан.
  Настасья Петровна в ужасе отшатнулась.
  - Потому, что мы прошли Переход - гордо приосанился Ибрагим. - А ты не прошла, - ткнула он пальцем в Настасью Петровну.
  - Питались людьми? Антихристы! - пробормотала она, в ужасе отшатываясь.
  - Она думает, что мы их ели, - засмеялся Джафар.
  Пока старшие мужчины объясняли перепуганной экономке, как они подзаряжались энергией людей, которые находились в состоянии нервного возбуждения, к дому подъехала фырчащая длинная повозка. В ней было много блестящих окошек, в каждое из которых глядело по два любопытных лица. Их уже не очень удивлял тот факт, что повозку никто не везет. Что-то у нее, наверное, спрятано внутри.
  
  - Кто такие? - пожелал узнать Ибрагим.
  Настасья Петровна, увидев повозку, очень рассердилась и бросилась ему наперерез.
  - Убирайтесь вон, невежи, - кричала она, грозя им круглым кулачком. - Мужланы... то есть, - поправилась она, увидев, что из автобуса вылезают в основном женщины, - бездельники... -цы, нахалы! Хамье! Вон!
  - Что так рассердило тебя, женщина, - нахмурился Али ибн-Бекар.
  Выяснилось, что в последнее время, - Настасья Петровна не припомнит, как долго, - эта повозка повадилась приезжать средь бела дня и останавливаться перед самым входом. Иногда она привозит рабочих, - одумалось-таки мужичье, что-то чинит, окна вставляет, и расставляет кое-какую мебель. А иногда из нее выходит целая толпа непотребно одетых людей - женщины, как мужики, в брюках, сами все нечесаные, размалеванные, как чучела на Масленицу, не приведи Господь. И ну бродить по дому, будто хозяева! Да таких при барине и с черного-то хода не пускали, гнали от дома с собаками. А эти прутся в парадные комнаты, хоть на ноги и надевают лапти холщовые, а говорят громко и непочтительно. В самые покои барина целой толпой входят, и - никакого почтения. Ее не замечают, но это ее уже не удивляет, - ее как сговорились все не замечать. Поэтому обычно она прячется от них в своей маленькой комнатушке.
  Унс аль Вуджуд заметил, что у входа в дом собралась группа людей, которая стала внимательно слушать маленькую женщину в летнем длинном платье. Он потянул Ибрагима за рукав.
  - Гм, - посмотрел тот оценивающе. - по крайнем мере, хоть ноги у нее прикрыты. А волосы...- начал было он, но Унс аль-Вуджуд нетерпеливо перебил его:
  - По-моему, она рассказывает что-то про обитателей этого дома.
  Заинтересованные тени пристроились прямо над головой экскурсоводши, а Настасья Петровна, беспрепятственно пробравшись сквозь толпу, встала прямо перед ней, скрестив руки на груди и метая в нее яростные взгляды.
  - ... типичная помещичья усадьба... хорошо сохранившийся дом... мебель в прекрасном состоянии... известный дворянский род...
  Слушая, как экскурсовод перечисляла фамилии, хорошо известные Настасье Петровне, та одобрительно кивнула, и вдруг замерла:
  - Весной тысяча девятьсот восемнадцатого, - услышала она, - помещика расстреляли вон в той рощице, - показала она наманикюренным пальцем, - а его преданную экономку, которая бросилась его защищать, убили прямо в доме. А теперь, - бодро тряхнула волосами экскурсовод, - пройдемте в дом.
  Настасья Петровна осталась стоять, как громом пораженная.
  - К-какую экономку убили? - беспомощно спросила она, глядя на все еще висевших в воздухе мужчин.
  Повисла неловкая пауза. Первым ее нарушил Унс аль-Вуджуд.
  - А ты что, ничего не помнишь? - спросил он. И, посмотрев на Ибрагима, внушительно добавил:- Женщина!
  Настасья Петровна зажмурилась, и замотала головой:
  - Не хочу! - заявила она, гоня от себя воспоминания об огненной вспышке, деревянным половицам, которые качнулись ей навстречу, и пронзительном визге, который, как она подозревала, был ее собственным.
  - Все сходится! - мрачно сообщил Унс аль-Вуджуд.. - Я так и думал!
  Увидев недоуменно обращенные к нему взгляды, он пояснил:
  - Разве вы еще не догадались, что мы все - призраки?
  - Ну, в общем-то, - помолчав, признался Али ибн-Бекар, - нечто подобное приходило мне в голову. Но, - сказал он с мягким упреком, - ты мог бы не говорить об этом вслух.
  - Что за богомерзкие речи вы ведете? - попробовал возмутиться Ибрагим.
  - Вы же не думаете, почтенный, - обратился в нему молчавший до сих пор Абу Юсуф, - что человеку под силу летать по воздуху, не зная усталости... и вся эта история с Переходом! Мы перемещались из одного мира в другой. Этого не может смертный!
  Немного поразмыслив, все признали, что призраком быть совсем неплохо. С этим, правда, была не согласна Настасья Петровна. Она не возражала быть призраком, но только при условии, что она сможет покинуть надоевший дом, найти барина - его призрак ведь тоже где-то обретается? - и сможет летать, куда захочет. Эти речи очень возмутили Ибрагима с Али ибн-Бекаром.
  - Женщина! - загремел Ибрагим. - Ты не прошла Переход.
  Настасья Петровна выразила немедленную готовность его пройти
  - Это - не для женщин! - категорично сказал Али ибн-Бекар.
  - Ни в коем случае, - поддержал его Ибрагим.
  - Глупости, - сердито сказала Настасья Петровна.
  Али ибн-Бекар и Ибрагим не поверили своим ушам:
  - Это ты нам? - осведомился Ибрагим, трясясь от негодования.
  - Вам, вам, индюк напыщенный, - сердито сказала Настасья Петровна. - Сам-то небось по вольному воздуху летает, а я тут сиднем должна сидеть? Ишь ты, - покрутила она пальцем у него перед носом. - для тебя, значит, Переход, а для меня - нет?
  Если бы Ибрагим не был призраком, он бы, несомненно побагровел. Но поскольку в его нынешнем состоянии ему не хватало для этого некоторого физиологического материала, то он просто набычился и стал хватать воздух ртом. Пока он искал слова, пришлось вмешаться более миролюбиво настроенной молодежи.
  - Мы и сами на знаем, как мы прошли Переход, - признался Абу Юсуф. - Сначала мы были в сумерках, и читали Скалу. А потом появился вихрь, и мы вошли в него... и попали сюда, в этот широкий мир. И, кажется, мы раньше были уже в похожем мире. Только повозки возили верблюды, - добавил он, оглянувшись на Ибрагима. - И в сумерках, почему-то, не было женщин.
  Настасья Петровна опечалилась.
  - Летаете без всякого толку! -безапелляционно заявила она.
  Ибрагим, наконец, нашел нужные слова:
  - Молчи, женщина! - торжественно призвал он.
  - Мы ... мы это... - мучительно соображал Камар аз-Заман. - Мы изучаем ваш мир!
  - Пустое! - строго сказала Настасья Петровна. - Вы бы мне лучше барина нашли. А? - просительно сказала она. - Он, поди, все в рощице мается. А вам какое-никакое, а все занятие. А я бы вам наливочки...
  - Что такое? - оживился Али ибн-Бекар.
  - А какой закусочки под нее! - поднажала Настасья Петровна. - Будет, что поизучать!
  - А наливочка из чего? - ожил Ибрагим.
  - А вишневая! Да к ней квасок с погреба! Да яблочки моченые с брусничкой! С самого Спаса храню! А еще, - выложила она свой главный козырь, - поросенок с хреном.
  - Хрен стоит поизучать, - немедленно решил Абу Юсуф.
  
  
  ***
  
  Поднявшись к верхушке старого дуба, росшего во дворе особняка, молодежь стала поджидать почтенных старцев - Ибрагима и Абу Юсуфа. Прощаясь, Ибрагим ущипнул ее за аппетитный бок.
  - Лети ужо, охальник, - возмутилась экономка, и ухмыляющийся Ибрагим взлетел к небесам.
  Абу Юсуф, борода которого развевалась по ветру, поспешил за Ибрагимом, выговаривая ему на лету что-то о том примере, который он подает молодежи. Ибрагим очень удивился, заметив, что Настасья Петровна - всего лишь женщина, и потому не стоит разговора столь серьезных мужей, которым является сам Ибрагим.
  
  Внизу показалась уютная зеленая рощица, позади которой вилась узкая река. Странники стали снижаться. Затененные лужайки манили взгляд замученного жарой путника - вернее, манили бы, если бы хоть один путник находился поблизости.
  - Эта роща пустынна, как... как самое пустынное место, - поделился своими наблюдениями Абу Юсуф. Ибрагим, услышав столь изящную фигуру речи, одобрительно кивнул.
  Они облетели рощу, внимательно вглядываясь. За раскидистым кустом бузины прятался не очень причесанный человек с окладистой бородой.
  - Я тебя не боюсь, - задиристо сказал он Камар аз-Заману, который спустился и внимательно рассматривал его через ветки.
  - Я тебя тоже, - откликнулся Камар аз-Заман, на всякий случай придвигаясь поближе к Унс аль Вуджуду.
  Человек настороженно присел за ветки. На нем было длинное серое пальто, накинутое на не очень чистый длинный стеганый халат.
  - Чьих будете? - спросил он с нескрываемым любопытством, оглядывая их белые длинные рубахи.
  - Чьих? - недоуменно переспросил Али ибн-Бекар. - Нет, не будем, - решительно отказался он. - А ты и есть барин?
  - Да! - важно сказал человек. - Я - барин.
   Он тревожно оглянулся
  - У меня большая усадьба, - сообщил он и махнул рукой в сторону от реки. - Там. И эта роща - моя! - сказал он и выпрямился.
  - Как твое имя, почтеннейший? - участливо спросил его Унс аль-Вуджуд, размышляя, как ему сказать, что он призрак.
  - Как тебя нарекли? - тут же вмешался Ибрагим, беря инициативу в свои руки.
  - Андрей Ильич, - ответил барин, поднимая несчастные глаза на Унс аль-Вуджуда и совершенно игнорируя Ибрагима.
  - И давно ты тут?
  Ибрагим оттолкнул Унс аль-Вуджуда в сторону.
  - С каких пор ты находишься в этой тенистой зеленой роще, о, Андрилич? - важно произнес он, приосанясь.
  Андрею Ильичу такое обращение очень понравилось.
  - Да, моя роща тенистая и зеленая, - покивал он, дивясь про себя, почему движения губ незнакомца с длиннющей бородой не совпадали со словами, которые он слышал. - Но моя усадьба тоже очень хороша, - сказал немного тревожно. - Я... вот сейчас я иду домой. Хотите, я покажу вам свою усадьбу? - сказал он с неожиданной страстью.
  Поскольку странники промолчали, он забеспокоился.
  - У меня молодой арабский жеребец. Его Егор толком даже не объездил. А Настасья настойку вишневую сделала, - вспомнил он и забеспокоился еще сильнее. Идемте же, - воскликнул он страстно и ринулся вперед, к кустам шиповника, которые отделяли его лужайку от тропинки, ведущей к дому на холме.
  У самых кустов его бег замедлился и, с выражением отчаяния на лице, Андрей Ильич еще некоторое время с усилием пытался бежать, но уже на месте.
  - Э... гм, о, почтенный Андрилич, род которого мне неизвестен, но, безусловно, почитаем, - осторожно начал Абу Юсуф. - Сдается мне, ты не можешь покинуть это место?
  - Как это не могу? - хорохорился Андрей Ильич. - Это моя роща! Я тут хозяин! Иду, куда хочу!
  - Нет, не можешь, - решительно сказал Унс аль-Вуджуд. - Укрепи свое сердце и выслушай мои слова, как мужчина. Ты - призрак, и ты не можешь покинуть место, где ты умер. Твоя Настасья Петровна - тоже призрак . Ее убили в доме, и она тоже не может покинуть дом.
  Андрей Ильич сел на землю, потом снова вскочил на ноги и метнул яростный взгляд в сторону Унс аль Вуджуда.
  - Сам ты призрак! - грубо крикнул он.
  - Да, я призрак, - покладисто согласился Унс аль Вуджуд.
  - Мы все призраки, - весело сообщили Джафар с Хасаном, а Джафар гордо добавил:
  - Но летать, куда захотим, можем только мы, прошедшие Переход.
  Барин не обратил на Джафара абсолютно никакого внимания. Уставившись на недоступную для него поляну, лежавшую за кустами шиповника, он горестно бормотал:
  - Все проходят! Лесник проходит. Дети, чужие, проходят! Матрос проходит! Солдат проходит!
  - Это он про тех, которые увели его в рощу. Они потом обратно ушли, - предположил Али ибн Икар.
  Услышав его, Андрей Ильич встрепенулся.
  - Мне надо домой, - решительно сказал он. - Матроса с солдатом найти. Холопы! Быдло! Выпороть их на конюшне, а потом... потом я их в солдаты отдам!
  - Да? - удивился Камар аз Заман. - Я думал, один из них и так уже солдат.
  - Он неправильный солдат! Я их в другие солдаты отдам. В мужицкие! - Он печально посмотрел на кусты и пнул воздух.
  Унс аль Вуджуд успокаивающе похлопал его по плечу.
  -Не печалься! - сказал он. - я, кажется, придумал, как тебе выбраться отсюда.
  Вознегодовавший сначала от панибратства молодого араба, барин умоляюще посмотрел на него.
  - Я тебя награжу! Я тебе разрешу охотиться в моем лесу! Я подарю тебе новый персидский ковер, который мне прислал мой племянник! Я... я познакомлю тебя с дочерью самого Сергея Николаевича!
  Он перевел дух и важно взглянул на Унс аль-Вуджуда, на лице которого не отразилось никакой благодарности.
  - Сергея Николаевича! Нарышкина! Предводителя дворянства.
  - Не сомневаюсь, что он почтенный старец, - вежливо начал Унс аль-Вуджуд, но Андрей Ильич его перебил:
  - Вы что? Не верите, что мы с Сергеем Николаевичем близкие приятели? Да мы с ним друг с другом запросто! Бывало, он ко мне каждую субботу...
  Он встревоженно нахмурился:
  - Скоро будет суббота, - неуверенно сказал он.
  Но Ибрагим сурово прервал ударившегося в воспоминания барина.
  - Не пристало достойному мужу вести пустые речи, - сказал он, - когда Настасья Петровна ждет нас с вишневой настойкой и с поросенком.
  - С поросенком с хреном, - значительно добавил Али ибн-Бекар, который, задрав голову, следил за парившим в воздухе Унс аль-Вуджудом. Похоже, он нашел, что искал, судя по тому, как он жадно смотрел в одном направлении. К нему подлетел Абу Юсуф и махнул рукой остальным. Через секунду на земле остался один барин, который, подпрыгивая, просил его не бросать, обещая подарить им угодья, арабского скакуна и Настасью Петровну вместе с вишневой настойкой.
  Повиснув в воздухе, странники наблюдали за двумя мужчинами. Один из них, с корзиной в руке и деревенской рубахе в мелкую блеклую клеточку и в надвинутой на самые глаза кепке, выглядывал из- за дерева, а второй - в ярко-зеленой футболке, ходил по полянке, приподнимая палкой кусты и скептически глядя под ноги. Он, похоже, был очень беспечен и совсем не чувствовал внимательного взгляда, которым сверлил его человек из-за дерева. Когда скрывающийся за деревом человек вынул из кармана узкий нож и спрятал его в рукаве, ничто не сигнализировало ему об опасности. Он повернулся спиной и снова стал искать что-то на земле и под кустами, насвистывая при этом 'Сказки Венского леса'. Между тем человек решился выдвинуться из-за дерева и потихоньку стал придвигаться к парню в футболке, описывая небольшую кривую и делая вид, что он ищет грибы. Парень мельком взглянул на него, кивнул и отвернулся. Что-то заинтересовало его на земле, и он наклонился, рассматривая какой-то корень. Человек, оказавшись за его спиной, отчаянным рывком поднял нож.
   Арабы, которые давно с любопытством наблюдали за ним, роясь над самой его головой, с жадностью напряглись, но всех опередил Ибрагим. С криком 'Старость надо уважать', он первым ринулся к нему.
  Парень в зеленой футболке поднял с земли какой-то корень, обернулся и с изумлением увидел, как какой-то грибник, занеся нож над головой, мечтательно смотрит в небеса.
  - С вами все в порядке? - осторожно спросил он.
  Тот не ответил, а только томно свесил голову на бок, нацеливая нож с кривой ручкой прямо в небеса.
  - Эй, - тихонько позвал парень, раздумывая, то ли ему звать санитаров, то ли потихоньку смыться.
  Ибрагиму, забравшемуся внутрь грибника, было очень хорошо. Так хорошо, что он стал пританцовывать, вытягивать руки к небу и даже напевать какой-то незатейливый арабский мотивчик. Несостоявшаяся жертва с изумлением смотрела на странные телодвижения человека, подвывавшего что-то на незнакомом языке. .
  Унс-аль Вуджуду надоело ждать.
  - Ибн Ибрагим! - тихонько позвал он.
  Почтенный старец, закинув бороду за плечо, лихо взмыл к небесам.
  Оставленный им человек встрепенулся, с недоумением посмотрел на нож, а потом взглянул в изумленные глаза парня в зеленой футболке. Что-то пошло не так.
  - Удобно этим ножом грибы срезать? - спросил парень в зеленой футболке.
  - К-какие грибы? - удивился человек.
  - Вижу дом! - зычно сообщил сверху Ибрагим.
  - Вот хорошо, - проговорил Унс-aль Вуджуд, задрав голову и наблюдая за его пируэтами. - Сейчас мы все туда и пойдем.
  - Полети-и-м, - дискантом пропел из небес вконец расшалившийся старец.
  - Сейчас от него не будет пользы, - вздохнул Абу Юсуф. - Оставь его.
  Позади них раздались стенания оставленного барина.
  - Ибн Андрилич! - позвал Абу Юсуф.
  - Два персидских ковра! На бал к предводителю дворянства! - взывал Андрей Ильич.
  - Приблизься же! - крикнул Унc-аль Вуджуд.
  Камар аз Заман взял его за руку и потянул. Андрей Ильич рвался к кустам, отделяющим его от луга, за которым виднелся родной дом. Джафар с Хасаном упирались Андрею Ильичу в спину. Совместными усилиями они притащили его к дереву.
  - О-о! - воскликнул барин, глядя на пируэты, которые выделывал в воздухе старец.
   - Эк его крутит-то! Да что же он с бородой делает?! Ах, боже мой! Это как же? Почему летает?
  Внезапно барин откинул голову и его лицо приняло страдальческое выражение.
  - Неужто это оттого, что он призрак?
  - Здорово быть призраком, правда? - с восторгом крикнул Хасан и с разбегу впрыгнул в человека с ножом. Тот медленно качнулся и приветливо помахал ножом ближайшей липе.
  - Там ничего не осталось, - обиженно сказал Хасан. - Ибн Ибрагим все забрал.
  -Вот и хорошо, - сказал Унс аль Вуджуд.
  - Ого-го! - подтвердил Ибрагим, обнимаясь с верхушкой сосны.
  Не потерявшее разум молодое поколение объяснило барину гениальную задумку. Поскольку Ибрашим 'выпил' человека с ножом, то, поместившись в его тело, барин сможет управлять его разумом и заставить его идти в нужном направлении. И есть шанс, что в теле этого человека барин сможет преодолеть барьер, который не выпускает его из рощи. И возможно, что вырвавшись из заточения, почтенный Андрилич сможет свободно еремещаться самостоятельно.
  - Он холоп! Посмотрите на его сапоги! - возмущался барин.
  -Вот пусть холоп тебе и послужит, - убедительно сказал Камар аз Заман.
  Андрей Ильич осторожно вдвинулся в него.
  Человек некоторое время с интересом разглядывал небеса. Потом он почувствовал внезапное желание отведать поросенка с хреном. Целого поросенка на блюде, с веточкой петрушки во рту. И чтобы к нему подали квас с погреба. Решительно неясно, откуда возьмется погреб, но квас должны принести именно оттуда. Человек отчетливо понимал, что этим кем-то должен быть не официант в ресторане.
  Барин высунул наружу сердитое лицо и уставился на Унс аль Вуджуда:
  -Чего он стоит? Пошел! Н-но!
  Человек вдруг понял, где его ждет поросенок и погреб, развернулся и, с трудом переставляя ноги, пошел. Андрей Ильич, который остался на месте, с недоумением смотрел, как человек идет все быстрее, бросив нож в кусты.
  - Догоняй же его, ибн Андрилич. И поспеши! - закричали Хасан с Джафаром. Андрей Ильич побежал, опасливо косясь на шаловливого Ибрагима, который, нападая сверху, подталкивал барина в спину, чтобы он бежал быстрее.
  Совместными усилиями Андрей Ильич был водворен на место. Как сквозь туман, он видел заветную полосу кустарника, отделявшую его от луга, за которым был его дом. Он побежал, и человек побежал тоже. От радости он подпрыгнул, и чертыхнулся про себя, потому что человек тут же споткнулся о корень и упал. Андрей Ильич остался стоять над ним, нетерпеливо пиная его ногой:
  - Проклятый, неловкий холоп! Пошел, пошел!
  Человек, шатаясь, поднялся и с недоумением оглянулся. Он чувствовал странный холод и непонятную перемену настроений. Похоже, он сходил с ума. Он решительно направился к лесу, но в его голове опять помутилось и у него возникли видения. Видения были приятные. Он видел себя сидящим в большом кресле с деревянными подлокотниками. Он будто чувствовал ладонями эти подлокотники - гладкие, изогнутые, с львиной мордой на конце. Какая-то пожилая женщина заботливо накрывает ему ноги клетчатым пледом. На стене напротив висел цветастый ковер, на котором были развешаны всякие старинные пистолеты и ружья. Справа из стены выступала обложенная бело-голубыми изразцами печь, в которой ярко пылали дрова. Печь - голландка, - сказал себе человек и решительно двинулся к кустам шиповника.
  - По-шел, по-шел, пошел! - азартно кричали арабы, каждую секунду ожидая, что человек пройдет барьер, а ибн Андрилич 'выпадет' из тела живого человека и останется у кустов.
  Когда Андрей Ильич вместе с любезно предоставившим ему свое тело человеком шагнул за кусты, арабы сдержанно покивали головами.
  - А тех двоих простолюдинов оставим в роще, - раздался сверху задиристый голос ибн Ибрагима.
  Камар аз Заман задрал голову вверх, отмахиваясь от скачущего на лугу барина, который, задрав кверху полы пальто, пустился в пляс.
  - Каких простолюдинов? - поинтересовался он.
  Возмущенный ибн Ибрагим поведал о двух молодых непочтительных мужах, которых он встретил, приземлившись на приглянувшуюся ему поляну. Не успел он присесть на зеленую травку, как из-за деревьев выскочили два человека! Шакалы паршивые! Чтобы их верблюды все заблудились вместе с ними в пустыне! Они преградили ему путь и поинтересовались его происхождением. Ибн Ибрагиму было что рассказать о своем происхождении. Среди его предков были и почтенные купцы, и визири. И еще там были родственники шаха. И эти шакалы насмеялись над всеми его родственниками сразу. Потому что у них непролетарское происхождение. Ибн Ибрагим не знает, что такое пролетарское происхождение, но он убежден, что у его предков оно было самым распролетарским, насколько это могут позволить деньги. Особенно у родственников шаха, не говоря уже о визирях. Он разгневано попытался объяснить это тем двоим, но они стали хватать его за бороду, его, ибн Ибрагима! Поэтому ибн Ибрагиму пришлось срочно взлететь, оставив в из руках клок бороды.
  - Как они выглядели? - взволнованно поинтересовался Андрей Ильич.
  Ибн Ибрагим пренебрежительно махнул рукой:
  - Бедняки, - сказал он. - У одного такая смешная шапочка с двумя ленточками сзади.
  - Матрос! - вскричал Андрей Ильич. - С солдатом!
  Он немного пометался, разрываясь между желанием посмотреть на ставших призраками врагов в роще и опасением снова там застрять на ближайшие семьдесят лет. Потом его взгляд упал на родной дом. Он решительно махнул рукой спасшим его людям в странных одеяниях и воскликнул:
  - Настасьюшка заждалась! Решительно прошу вас сегодня отобедать у меня, господа!
  
  Экскурсия, которая собиралась посетить барскую усадьбу, с изумлением смотрела на вышедшего из леса человека, у которого, по всей видимости, была последняя стадия болезни Парксинсона. Его конечности, казалось, были совершенно разрегулированы. Он упирался в воздух руками, а ноги... совершенно непонятно, как эти ноги его несли. Они упирались в песок каблуками, выплясывали, выкидывая коленца куда-то вбок, и по всем законам физики он должен был несколько раз упасть. Но законы физики, на этот раз, бездействовали. Поэтому, затейливо приплясывая, он кругами приближался к дому. Его лицо, хранящее затейливо-безмятежное выражение, было устремлено в небеса.
  У человека странным образом раздвоилось сознание. Он понимал, что им манипулируют, но сил сопротивляться было мало. Он старался упираться, но чужое сознание несло его к старой усадьбе.
  В усадьбе, которая только начала превращаться в музей, посетителей пока пускали бесплатно, поэтому, строго говоря, не было оснований человека туда не пускать. Но встревоженная женщина-экскурсовод попыталась преградить ему дорогу.
  - Простите, вы куда? Здесь, видите ли, музей русского народного бы...
  - Кто ты такая, чтобы тут распоряжаться? - рявкнул человек, не меняя, впрочем, безмятежного выражения.
  - Я от турагенства... при министерстве культуры...
  - Прочь из моего дома, простолюдинка!
  Экскурсоводша вспыхнула:
  - Я бы попросила...
  -Женщина! - с укором сказал человек. - у тебя не покрыта голова!
  Экскурсоводша машинально провела рукой по волосам и хотела достойно ответить, но человек, задрав голову куда-то к верхушке березы, радостно взревел:
  - Настасьюшка! М-м-м-наливочки...
  И рухнул к ногам вконец растерявшейся экскурсоводши.
  Высвободившись из чужого неуютного тела, Андрей Петрович ринулся обнимать счастливую Настасью Петровну. Прошедшие переход арабы с любопытством смотрели на эту встречу. Один только Ибрагим ворчал, что женщина, то есть Настасья Петровна, совершенная бесстыдница, и требуется ее строго наказать.
  Андрей Петрович был вне себя. Он побежал к конюшне, где беспокойно бил копытом призрак его жеребца. В его лбу красовалась сквозная дыра - красноармейцы не пощадили барское имущество. Потом выскочил обратно во двор, увидел любопытных экскурсантов, и рассвирепел:
  - Вон со двора! Настасья, прогони их, прогони!
  Настасья горестно вздохнула:
  -. Нешто они меня послушают! Да вы не обращайте на них внимания, батюшка барин!
  Камар аз Заман и Унс-аль-Вуджуд оживились:
  - Эти люди слишком назойливы! Им тут не место!
  Через секунду объятые ужасом туристы бежали к автобусу, потому что два здоровенных парня в шортах, наполовину закрывающих волосатые ноги, стали бегать вокруг них, махать руками и кричать необыкновенно гнусавыми голосами:
  - Спасайтесь, о несчастные! Ибо падет на вас барский гнев, а он ужасен! Спасайтесь, гиены, питающиеся прахом и нечистью! И забудьте дорогу в сей благословенный дом. Никитос, сделай, черт, что-ни... Прочь, несчастные, Анна Ивановна, это не я, подождите нас... порождение гиены и ослицы...
  Экскурсоводша покрылась красными пятнами и вскочила в автобус, оттолкнув старичка паралитичного вида. Старичок удивительно шустро прыгнул вслед за ней и крикнул шоферу: 'Гони!'
  По лицам парней иногда пробегало удивление. Один из них даже пытался прикрыть себе ладонью рот, но ладонь не слушалась и махала на судорожно протискивающихся в узкие автобусные двери экскурсантов. Наконец, автобусы поспешно уехали, оставив парней чесать в затылках и растерянно смотреть друг на друга.
  
  
  
  В забегаловке деревни Хорьково завязывалась драма. Турок-бармен, он же владелец заведения, которое он туманно называл то 'трактир', то 'ресторан', а иногда, встречаясь с бизнесменами покрупнее, простым словом 'рюмочная', был мрачен. Он сноровисто и молча смешивал коктейли дачникам, жены и дочери которых с любопытством смотрели на белую марлевую повязку на лбу потомка турецкого паши. Их воображение распалялось, рисуя таинственные схватки под покровом темноты, при свете луны на речном берегу. На расспросы паша не отвечал, сдачу отсчитывал аккуратно, со стуком ставя бокал на стойку, приговаривая:
  - Па-ажалста, прашу!
  Михаил Воронцов вошел в забегаловку, увлеченно беседуя с соседом по дому, стариком Африкановичем, который помнил Мишу 'вот такусеньким голоштанником', и помнил его прадеда, о котором он уважительно отзывался 'суровый мужик'.
  - И все молчит, только как глянет из-под бровей,- говорил Африканыч, - Фроська аж в обморок однажды - хлобысь!
  - Это только оттого, что он посмотрел - хлобысь?! - удивился Миша.
  - Да, - важно подтвердил Африканыч, - посмотрел, и хлобысь.
  Миша присвистнул:.
  - А как он посмотрел? Вот так? - он сдвинул брови и наморщил нос. - Или вот так?
  - Тьфу, леший, - выругался Африканыч. - И чего ты гримасничаешь, как черт какой! Не дай Бог, во сне привидится такое.
  Миша, немного смутившись, заказал себе и старику коктейль, который бармен лживо называл 'дайкири'.
  - Это кто ж так тебя? - участливо спросил Африканыч.
  - Па-ажалста, прашу! -ответил бармен, ставя на стойку бокалы с жидкостью желтоватого цвета. Миша недоверчиво взял свой бокал и посмотрел в него на свет.
  - Вот за это пойло, - проникновенно сказал он, - тебе, наверное, и дали по башке.
  Бармен-паша немедленно обиделся. Вообще-то он привычно обиделся еще тогда, когда Миша вошел в бар.
  - Это тэбэ нэ пойло, - возбужденно сказал он, пытаясь забрать из Мишиных рук бокал, которым тот с удивительной ловкостью размахивал, не проливая при этом ни капли. - Это тэбэ ямайский ром! Тэбэ надо водка пить, а не благар-родный напиток!
  - А за что тебе дали по башке? - полюбопытствовал Миша. - Конкуренты?
  Обидчивый бармен отвернулся, ища утешения в черных блестящих очах хозяйки самой крутой дачи Хорькова. Вернее, она была дочерью хозяина крутой дачи. Спасаясь в забегаловке от жары вместе с подругой, она пила гранатовый сок со льдом и с интересом рассматривала забинтованный лоб бармена.
  - Ты, Хаким, наверное девушку похищал, - дружелюбно предположила она.
  - Зачэм похищал, красавица? - резонно возразил бармен. - Сама пошла.
  Дверь с треском распахнулась и в нее стремительно вошел высокий человек лет сорока.
  - Торгуешь? - с порога поинтересовался он, наступая на бармена. Тот ойкнул и попытался присесть за стойку. Незнакомец наклонился и без слов вытащил бармена за руку.
  - Здравствуй, дарагой Пав... ав-в -ав! - воскликнул бармен, и морщась, вытащил свою ногу из-под тяжелой ноги гостя..
  - Ты не соскучился по мне, Хаким?, - сказал тот голосом, не предвещающим паше ничего хорошего. - Вы тут пока угощайтесь, - обратился он к испуганным посетителям, широким жестом показав настойки. - не стесняйтесь!
  И, ведя за собой бармена, он удалился в недра помещения. Там они пробыли недолго, и обратно вышли под руку. Повязка у бармена сбилась набок, зато незнакомец был в полном порядке. Он подчеркнуто вежливо водрузил бармена за стойку, посоветовал ему как следует обслуживать клиентов, а клиентам посоветовал не обижать его друга Хакима. После чего удалился, оставив бармена дуться за стойкой, а клиентов - гадать, что это было.
  
  
  Лорка вздыхала. У нее были основания. Во-первых, уже третий день шел дождь, с утра до вечера было пасмурно и сыро, косматые тучи неслись низко, задевая верхушку громадной ели за окном. Ель сердито трясла мохнатыми лапами, пытаясь достучаться до окна.
  Во-вторых, мужчины внезапно стали привередливыми гурманами. Миша требовал пожарить шашлыки прямо на камине и в гостиной стоял чад от сгоревшего жира. После шашлыков Миша с Димой играли в нарды, Свете вдруг пришлось составлять срочную презентацию для каких-то там партнеров, которые желали ознакомиться с новой программой для страховых компаний, - она работала в софтверной компании, - а Лорка резала лук и мясо, мыла посуду и ждала солнца. В жару парни ели гораздо меньше.
  В Лоркиной душе зрел бунт.
  Она выглянула из кухни. Нарды, как ни странно, лежали на полу у камина, в котором трещали дрова, щедро рассыпая искры на деревянный ящик. Светина спина в проеме говорила, что трогать ее категорически нельзя. Миша и Димой сосредоточенно перебирали крючки и какие-то железные блестящие штуки и вели оживленный разговор об опарышах и протухшем мясе.
  Лорка решительно сняла фартук и прошла в спальню. На нее никто не обратил никакого внимания.
  'Ах, так!' - решила Лорка. - 'Попляшете вы у меня'.
  Она натянула старые джинсы и теплый свитер. Босиком вышла на веранду с кроссовками в руках, пригнулась под окном, надевая их, и сбежала с крыльца.
  Ей показалась, что стукнула калитка. Она немного постояла, повертела головой, и решительно пошла к реке.
  Речка Ворчалка сегодня ворчала уж совсем грозно. Она налилась водой, как гневом, и неслась, вымывая своими отливающими сталью боками песок из берегов. Лорка залюбовалась тем, как хлипкая речка превратилась в стихию. Дождик почти прекратился и лишь чуть-чуть накрапывал, рябя по воде. Косматые тучи, налитые чернотой, напоминали горы. Вокруг не было ни души. Лорка постояла-постояла, и запела: 'Раскинулось море широко...'.
  Потом она раскинула руки и побежала вдоль берега, соревнуясь с быстрым течением. Река вилась между берегов, сначала плоских, а потом уходила вглубь, и берега становились обрывистыми. Обычно Ворчалка напоминала ручеек где-то внизу в овраге. А сейчас она поднялась почти к самым краям.
  - Нет, ну ничего себе - сказал Лорка и остановилась. - И что вы там делаете? - обратилась она к фигуре, туловище которой покоилось на берегу, свесив голову вниз, в реку. Голова была склонена вбок, и течение как будто пыталось оторвать ее от тела.
  - Вы что, утонули что ли? - догадалась Лорка.
  Фигура не издала ни звука.
  Лорка постояла-постояла, и медленно пошла назад, к дому.
  - Ах ты, Боже мой! - сказала она набухшему небу и помчалась бегом.
  - Тот парень, который просился у нас работать! - выпалила она, распахнув дверь. - Он совершенно утонул!
  Миша удивленно воззрился на нее:
  - Ты разве ушла?
  - Да! - возмущенно выкрикнула Лорка. - Я ушла, и я до сих пор еще там.
  - Где? - растеряно переспросили хором Дима и Миша.
  - Там, куда ушла. Вы два бесчувственных балбеса! Говорю вам, что там парень утонул! Его надо высунуть из воды, потому что он дышать не может.
  - Погоди, погоди, - вмешался Дима. - Утонул и дышать не может?
  - Конечно, не может! Как бы ты, интересно знать, подышал, если бы тебя засунули головой в воду! И, по-моему, это тот самый, который просился к нам на работу! И если бы мы его тогда взяли, может быть, он бы не утонул. А он, может быть, вообще с горя утопи-и-лся!
  Парни смотрели на рыдающую Лорку и чесали в затылках. Из кабинета выскочила злая Света.
  - Ну неужели всего один день нельзя не шу... Дима, ты зачем мою кроссовку натягиваешь? И чего у вас Лорка ревет?
  - Это она не у нас ревет, - попытался восстановить справедливость Дима. - Это она вообще ревет, потому что кто-то утопился.
  - И дышать не может, - пояснил совершенно обалдевший Миша.
  Света посмотрела на свой раскрытый ноутбук и тяжело вздохнула:
  - Вы два дурака... погодите, куда вы, я за вами!
  
  На улице Дима глубоко вдохнул влажный прохладный воздух и резко остановился.
  - Куда мы собственно бежим?
  - Как куда? - поразилась Лорка. - Милицию вызывать. И скорую...
  Дима повернулся и пошел назад к дому.
  - Никакой милиции, - бросил он, обернувшись. - Никаких непродуманных шагов. Человек ошивался вокруг нашего гаража, рвался к машине, и его убили. Какие мысли?
  Не сговариваясь, все единодушно остановились у гаража.
  - Осторожнее с чехольчиками, они желтенькие, - умоляла Лорка.
  Миша решительно взялся за отвертку и нацелился на приборную доску.
  - Погоди, - остановил его Дима и полез с фонариком куда-то вниз.
  - Помнится, там был какой-то полый желоб, - пропыхтел он. - Посветите-ка мне.
  Желоб, расположенный вдоль правого крыла, вызвал недоумение.
  - Вообще-то его тут быть не должно, - глубокомысленно изрек Миша.
  - В том то и дело, - отозвался Дима снизу. - Но он тут есть.
  Лорка давно стояла на четвереньках и бодала Диму.
  - Дай посмотреть! Ты уже давно смотришь!
  - Детский сад! - возмутился Дима, вставая. - Нет там ничего, успокойся.
  Но Лорка не могла успокоиться. Пустота в желобе ее взбесила. Она схватила валявшийся на полу кусок проволоки и стала ожесточенно тыкать им в желоб.
  - Побаловались, и будет! - заявил Миша, размахивая отверткой.
  Но Лорка упрямо доказывала, что глупо прятать 'это' где-то еще, раз есть желоб, и требовала более длинную и твердую проволоку.
  Миша тяжело вздохнул и сунул ей старую лыжную палку. Лорка сунула ее в желоб, стараясь вести палку вдоль самой стенки. И издала торжествующий вопль - палка уткнулась во что-то, выстилающее стенки желоба.
  Это был свернутый рулон то ли бумаги, то ли ткани. Он был полый и слился со стенками , поэтому его было почти невозможно увидеть.
  - Ну разве я не прелесть? - кричала Лорка, размахивая лыжной палкой.
  - Это клад! Карта с сокровищами! - уверял Дима.
  Миша молча сопел и пытался поддеть рулон проволокой.
  - Там внутри картина. Бесценное полотно. Которое стоит несколько таких машин. А вы мнете и царапаете его грязной лыжной палкой, - очень спокойно сказала Лорка.
  - Ну чего вы замолчали-то? - спросила она через минуту.
  - Ты откуда это взяла? - спросил Миша. - Ты сама его туда положила, что ли?
  - Ну, ты, Лор, иногда прямо как скажешь, так... - не находила слов Света.
  - Вообще-то, - начал Дима и замолчал, глубоко задумавшись.
  - Света, - ласково сказала Лорка. - ты сходи пока за кулинарными щипцами...
  - Это не технично, - попробовал возразить Миша. - Кулинарными щипца...
  - Черные такие, - меланхолично продолжала Лорка. - Длинные. Во втором ящике снизу, в шкафчике у окна. - Она наклонилась и вырвала корявую проволоку из Диминых рук. - А я пока прослежу, чтобы наши технические гении не порвали бесценное полотно Рембрандта.
  Дима смущенно поднялся и на всякий случай отошел подальше от машины.
  - Лор, ну ты даешь, - от души сказал Миша. - Может там так.. старый чертеж какой-нибудь...
  - Может быть, - безмятежно согласилась Лорка.
  Пластмассовые щипцы скребли по стенками.
  - Осторожно, - хрипло сказал Миша. - Не повреди шедевр.
  - Хорошо, что его недалеко засунули, - пропыхтела Лорка. - А то бы мы его никогда не нашли.
  Под общее сосредоточенное пыхтенье на свет показался чумазый серый плотный рулон. Лорка пощупала его руками.
  - Холст, - хриплым шепотом сказала она.
  Разворачивали его тут же, у машины, стараясь не дышать.
  - Масло! - сказал Дима басом.
  Из пыльной темноты гаража на них смотрел освещенный неярким осенним солнцем пейзаж - несколько деревьев с поредевшей красновато-золотой листвой у пруда, за ними - длинная аллея, упирающаяся в розовеющий в солнечных лучах особняк.
  - Природа! - умиленно сказал Миша. - А ты говоришь - Рембрандт.
  - Это не Рембрандт, - согласилась Лорка. - Это Тернер.
  
  ***
  
  - Поросенок с хреном, это... это...
  Абу Юсуф не находил слов. Наконец-то он вкушал правильную еду - от огромного куска с подливочкой и хреном. Ах, какое чудо этот хрен! Так приятно пощипывает язык, а вкус... Абу Юсуф дивился, каким образом они смогли так долго жить без еды - еще до Перехода. Не то, чтобы еда или питье были им необходимы - они не ощущали голода. Но держать еду во рту было приятно.
   Их соплеменники так и остались там, маловерные - до сих пор, наверное, ходят читать Скалу. Может быть, небо сжалится над ними и опустится, принеся черный столб. Абу Юсуф гордился тем, что он оказался таким смелым и шагнул в него. Вот только дети...
  Дети хмурились: им не дали отведать вишневой наливки.
  Унс аль Вуджуд и Камар аз Заман устроили совещание: Андрей Ильич и Настасья Петровна просили у них совета - как избавиться от посетителей. После пышного приема в одной из немногих комнат, где сохранилась барская обстановка - она, правда, была заперта на ключ и оборудована какими-то хитрыми непонятными запорами с мигающими лампочками, - было неудобно отказать.
  Андрей Ильич нашел свое родовое гнездо опустевшим и почти полностью разрушенным. Для начала, он не нашел своих персидских ковров и любимого кресла. Исчез письменный стол - огромный, покрытый зеленым сукном, с большим количеством ящичков - исчез со всей перепиской и ценными записями Андрея Ильича по усмирению крестьянского бунта и упрочению дворянства. Не было широкой кровати с перинами и подушками, набитыми любовно собираемым гусиным пухом с собственного птичьего двора.
  Та мебель, которая осталась, была беспорядочно сдвинута в комнате. Андрей Ильич тут же ухватился за небольшой диванчик, намереваясь отодвинуть его к стене, но был поражен, когда его пальцы прошли сквозь него.
  - Не говори, не говори, - крикнул он, видя, как Унс-аль-Вуджуд открыл рот. - Ты сейчас скажешь, что я призрак.
  - Если не хочешь, не скажу, - покладисто согласился Унс-аль-Вуджуд.
  Андрей Ильич печально уселся на диванчик, стараясь не замечать, что между ним и сиденьем осталось немного пространства.
  Потом он радостно подпрыгнул.
  - Но мы же едим поросенка! - воскликнул он. - Значит, мы не призраки.
  - Мы едим призрак поросенка, - призналась Настасья Петровна. - Их еще много осталось там, где Степан их резал.
  - Ах, Степан!, - вздохнул Андрей Ильич. - Старый верный слуга. Нельзя ли вернуть сюда его призрак?
  - Он, наверное, в деревне мается. В Хорьково. Там он, сердешный, голову сложил.
  - Матрос с солдатом? - нахмурился Андрей Ильич.
  Настасья Петровна покачала головой:
  - Муж Матрены его порешил. Приревновал, значит.
  - Матрену помню, - задумчиво сказал Андрей Ильич. - А что мужики, по-прежнему бунтуют?
  Настасья Петровна неопределенно пожала плечами.
  -Распустился народ. И мужичья, вроде, уж нет, а люди какие-то все ходют и ходют. И все с парадного крыльца норовят. А уж сами-то таковы, что и с заднего бы срам пускать.
   Этот непорядок возмущал всех. Незваный гость - это невежливо. А когда таких гостей целые повозки, да еще такие длиннющие, это... это...
  -Всех в солдаты! - изрек Андрей Ильич.
  Ибн Ибрагим поглаживал бороду, уставясь в окно.
  - Это непорядок, - заявил он. - Это твой дом?
  Андрей Ильич грустно поник головой.
  - Был мой.
  -Что значит 'был'? Что значит 'был'? - раскипятился ибн Ибрагим. - Эти люди нас не видят. Но мы должны навести в этом мире порядок!
  Он взлетел к потолку и бросился к висевшей на стене картине с намерением сбросить ее вниз.
  -Э-э-э... почтеннейший, - воззвал к нему Андрей Ильич. - Этот портрет мне подарил сам Сергей Степанович! Там изображена... ну что же вы кидаетесь, там такая субтильная девица изображена, а вы ее, прости господи, бодаете безо всякого почтения!
  
   Ибн Ибрагим пыхтел и с разгону пытался сбросить девицу с гвоздя. Но картина даже ни разу не покачнулась. После нескольких бросков ибн Ибрагим снизил высоту и уже не доставал до картины.
  Он вылетел в окно, против обыкновения, даже не обратив внимания, что он пролетает через стекло, и стал оглядываться вокруг.
  - Чего он там ищет? - удивился Андрей Ильич.
  Камар аз Заман помедлил, не зная, как объяснить.
  - Видишь, ли, почтеннейший, - задумчиво сказал он. - Поросенок, даже с хреном, тут не поможет. Не эта еда насыщает нас, прошедших Переход...
  Со двора раздался ликующий рев Ибрагима.
  - Я хочу посмотреть, - сказала заинтригованная Настасья Петровна спустя минуту и подошла к окну, где ее чуть не сбил с ног сияющий Ибрагим.
  - Вот! Смотрите! - объявил он и снова ринулся на картину. На этот раз она заметно покачнулась. В глазах Андрея Ильича мелькнуло понимание. Он успел подскочить и попытался поймать падающую прямо ему в руки субтильную девицу, подаренную самим Сергеем Степановичем. Картина пролетела сквозь подставленные ладони и грохнулас на пол.
  
  ***
  
  - Он не должен знать, что мы ее нашли.
  - Кто не должен? - переспросила недогадливая Света.
  - Правильно,- согласился с Лоркой Дима. - Не должен.
  - Но не оставлять же Тернера в гараже, - возмутился Миша.
  -А почему, собственно...
  - Подожди, Свет, - отмахнулась Лорка. - Конечно, не должен. Надо вынести ее незаметно.
  - А от кого мы хотим...
  - Надо ее сложить в маленький кусочек и спрятать под одежду, - догадался Миша.
  - С нее же вся краска отлетит, - возмутилась Лорка.
  - А зачем сворачи...
  - Обмотаем вокруг кого-нибудь!
  - Но почему нельзя просто ...
  - Вокруг Светки обмотаем! На ней свитер просторный!
   Света зажмурилась, и, присев от натуги, заорала:
  - Пожа-а-р!
  Все остолбенели.
  Первым нарушил тишину Дима:
  - Где пожар? Почему пожар? Зачем ты, Света, орешь про пожар?
  - Ах, нет пожара? - очень спокойно сказала Света. - Я очень рада. Тогда объясните мне, пожалуйста, вашу суету с полотном. Которое вы, по неизвестной мне причине приписываете Тернеру.
  Миша сунул руки в карманы и посмотрел на Свету с выражением неописуемого превосходства.
  - Вам бы, девушка, детективчики почитывать на досуге. Суетимся, понимаете ли, чтобы гипотетический преступник, который сейчас, вероятно, наблюдает за нами, не догадался, что мы что-то нашли. И не украл вот этот ... - он задумчиво посмотрел на картину, - шедевр.
  - Кропси, - сказала Света.
  - Простите? - подчеркнуто вежливо изогнулся в полупоклоне Миша. - Вы тут про пожар только что нам рассказывали.
  - Балбесы, - беззлобно сказала Света. - Джаспер Френсис Кропси - это американский художник-пейзажист, чье полотно мы лицезреем в неловких Лоркиных руках. И из гаража мы вывезем его в машине.
  - Мы были бы вам крайне признательны, - продолжал изощряться Миша, - если бы вы указали нам, неразумным, куда именно мы его вывезем.
  - Как куда? - удивилась Света. - в банк конечно. Снимем сейф.
  
  
  Пристыженный Миша усердно рулил. Они заехали не в один, а в целых четыре банка, чтобы неизвестный преступник терялся в догадках, если он задумает грабить банк. Все-таки четыре банка грабить довольно хлопотно. Дима вертелся, пытаясь заметить слежку. Он заметил целых восемь, что, на Лоркин взгляд, все-таки было перебором. Сама она заметила три. Свету, безмятежно дремавшую на заднем сиденье, слежка не волновала. Она считала, что преступник в любом случае скоро объявится. Лорка, поеживаясь, предложила заявить в милицию. Поразмыслив, решили, что этого делать не стоит. Передавать полотно в милицию совершенно не хотелось, потому что оно было - тайна! И досталось Мише совершенно на законных основаниях. Ну, хорошо, не на совсем законных. Прабабушка с прадедушкой, скорее всего, ничего не знали о спрятанной в роллс-ройсе картине, и выяснить, как она туда попала, считал Миша, было его семейным делом.
  - Бывает фамильное серебро, - объяснял он Лорке, - а бывают фамильные тайны.
  - Ох, - вздыхала Лорка. - Разнесут тебе весь дом по камешкам.
  - Дом деревянный, - совершенно резонно заметил Миша.
  На это Лорке возразить было нечего.
  По дороге домой они проехали мимо старинного особняка, стоящего в глубине некогда величественного сада.
  - Хочу, - проснулась вдруг Света, - проникнуться духом старины. Давайте осмотрим эту патриархальную усадьбу. Как тут мило и тихо! Это тишина ушедших веков!
  - Это на нее Тернер так подействовал, - объяснила Лорка.
  - Кропси, - терпеливо поправила Света.
  - Оставим картину в машине? Вы что! - ужаснулся Дима.
  - Единственный человек, который знал о ее существовании, еж недееспособен, - хладнокровно заметила Света, уже в который раз поражая друзей совей рассудительностю. - Так что поскучает наш Кропси полчаса в машине, никто не будет на него покушаться.
  
  Миша безропотно свернул во двор, пропустив впереди себя экскурсионный автобус, который развернулся у крыльца и выпустил из себя горстку беззаботных людей - человек десять студентов, трех пожилых дам, и бородатого толстого мужчину c оттопыренными ушами, розовой лысиной и планшетом подмышкой, к которому было прижато несколько листочков.
  Они прошли друг за другом в дом мимо двух парней в белых рубашках с короткими рукавами, которые были поставлены тут, чтобы охранять недавно завезенную из запасников мебель и не пускать кого попало. В большом холле к стенке были прислонены большие листы пластика, предназначенного, очевидно, для сооружения кассы.
  Кое-какая мебель была уже расставлена по залам. Со стен взирали портреты девиц с томными взглядами и надутые старухи, руки которых покоились на подлокотниках кресел. Их пальцы были унизаны массивными перстнями.
  В самом большом зале, очевидно, бальном, взгляд прямо от двери упирался в большой портрет не очень старого мужчины, который вальяжно сидел в глубоком кресле. На нем был подробно прорисованный стеганый халат, на челе - глубокая задумчивость. В одной руке он держал гусиное перо, в другой - исписанный листок бумаги. Табличка под портретом гласила, что этот солидный муж является последним хозяином особняка, зверски расстрелянным большевиками. В стеклянном шкафу висел и сам халат - точно такой же, как на портрете.
  - Здорово, - обрадовалась Света. - смотрите, какой замечательный музей. Они сохранили личные вещи.
  Услышав ее, экскурсоводша - стройная женщина вьющимися волосами до плеч, - пояснила:
  - Нам очень повезло. Потомки лакея, который был очень предан хозяину, сохранили все, что он успел спасти из особняка. Но здесь будет музей дворянского быта, поэтому некоторые вещи завезены из других ...
  - Смотрите, - перебил ее Миша. - Это вы эффектно придумали с вентилятором.
  - Каким вентилятором? У нас нет никакого вентилятора, - растеряно проговорила экскурсовод, глядя на вздымающийся рукав халата. - Какой может быть вентилятор в витрине?
  - Для создания достоверности? - предложил Миша.
  Рукав медленно приподнялся.
  - Глупая шутка! - нервно выкрикнула одна из дам. Она одернула цветастую блузку и сделала шаг назад.
  Рукав согнулся в локте.
  - Конечно, там вентилятор! - воскликнул толстый мужчина с планшетом.
  - Давайте откроем витрину и проверим, - предложили циничные студентки.
  Рукав уже не казался пустым.
  - Привидение! - с восторгом крикнул Дима.
  - История этого дворянского рода, - неуверенно начала экскурсоводша, загипнотизировано глядя на рукав, - начинается...
  - Кошмар! - взвизгнула нервная дама в цветастой блузке.
  Экскурсовод схватилась за мобильный телефон.
  - Оно надувается!
  Одна из студенток схватила фотоаппарат и стала судорожно снимать.
  От входа прибежал парень с ключом от шкафа.
  - Взрослые люди, - возмущенно сказал он, - а испугались сквозняка.
  - Сквозняка в запертом шкафу, заметьте, - дрожащим голосом сказала Света.
  - Там есть щели, - объяснил парень.
  Он распахнул стеклянную дверцу витрины.
  - П... почему так холодно? - спросила экскурсовод, поеживаясь. - Тут же нет кондиционера.
  - Говорю же, что сквозняк... наверное.. - неуверенно проговорил парень, наблюдая, как халат приобретает очертания человеческой фигуры, а правый рукав... нет, теперь было понятно, что это не просто рукав, а рука, - рука повелительно вытягивается в сторону двери, словно опять настоятельно предлагая посетителям покинуть дом.
  - Перейдем в другой зал, - бодро предложила экскурсовод. - Там находится прекрасно сохранившийся кабинет, персидский ковер...
  В кабинете было заметно теплее. Группка людей тесно сбилась, пытаясь слушать про персидский ковер и знаменитых мебельных мастеров, а также тихонько интересуясь друг у друга, что это было.
  Стало заметно холодать. Сгустились холодные сумерки, сквозь которые неясно виднелись портреты предков.
  - Что происходит? - нервно вопросил лысый гражданин.
  - Вы рассчитываете получить ответ? - ядовито поинтересовалась Лорка. - Просто руководство музея решило коллекционировать и привидения тоже.
  - При чем тут привидения? - возмутился лысый гражданин. - Просто кондиционеры неисправны. Выключите их.
  - Тут нет кондиционеров, - заикаясь, объяснила экскурсовод. - У руководства пока не хватает денег...
  Портрет худощавого мужчины в охотничьем костюме стал медленно клониться вбок.
  Девушки завизжали.
  Стараясь держаться поближе друг к другу, экскурсанты бросились к выходу.
  Когда они были в дверях большого зала, они услышали стук - сначала один, очевидно, какого-то мелкого предмета, а потом другой, который был очень похож на звук падающего тела.
  В большом зале тоже были ледяные сумерки. Но даже сквозь них было видно распростертое тело парня в белой рубашке, лежащего за стеклянной витриной, в которой были выставлены предметы дворянского быта. Один из этих предметов, а именно красиво изогнутая курительная трубка, прыгал в витрине, ударяясь о верхнее стекло.
  Миша с Димой подхватили парня и вместе со всеми побежали к выходу. Когда они были в дверях, раздался грохот и звон разбитого стекла. Они обернулись. На полу валялись осколки дверцы стеклянного шкафа. Рука халата указывала на выход.
  
  ***
  
  Милиционер был раздражен. В его трудовом договоре ничего не было сказано про борьбу с привидениями.
  - А про поддержание общественного порядка у вас там сказано? - требовательно спросила экскурсовод. - Запишите себе в протокол! Тут происходят возмутительные нарушения общественного порядка, мелкое хулиганство, порча государственного имущества, черное рейдерство... нас пытаются выжить из помещения и запугать посетителей.
  Это уже было другое дело. Милиционер почувствовал, что он стоит на знакомой твердой почве. Он окинул зорким взглядом двор, взбодрился и сел в кабинете директора составлять протокол, несмотря на некоторые, терзавшие его, смутные сомнения.
  
  ***
  
  Камин уютно трещал смолистыми дровами. За окном стояла августовская звездная ночь. Унс-аль-Вуджуд пристроился в углу камина, дети лежали на диване, а старики и Камар-аз-Заман возлежали на облезлой шкуре, лениво любуясь горящими угольками, иногда пролетающими сквозь их тела.
  Лорка задумчиво поворачивала на вилке тост и отмечала краешком своего полусонного сознания сгустившуюся холодную полутьму в гостиной. Судя по лицам друзей, они тоже заметили, что происходит что-то странное. Очень знакомо странное.
  
  Ибн-Ибрагим попытался взлететь к потолку и пристроиться на книжной полке, но тяжело шлепнулся на тост, который Лорка только успела снять с огня. И совсем не удивилась, когда пышущий жаром тост вдруг заблестел покрывшим его льдом.
  А за окном была душная августовская ночь. Дима с Мишей оживились, почуяв приключение.
  - И ведь никто не поверит, - с тоской сказала Света, наблюдая, как лед стекает с тоста на огонь в камине.
  - Мы должны войти с ним в контакт, - решительно заявил Дима.
  - По-моему, он как раз и пытается это сделать, причем второй раз, - пробормотала Лорка.
  - Он - это кто? - уточнил на всякий случай Миша, и, прежде чем ему успели ответить, предупреждающе поднял руку.
  - Поскольку вы все явно ударились в мистицизм, - заявил он, - считаю своим долгом заявить, что привидений не существует.
  - А что тогда вокруг нас творится? - поинтересовалась Лорка.
  Все задумчиво воззрились на Мишу.
   - Ну, - нерешительно протянул он,- некий феномен, который надо поисследовать...
  Света схватила с дивана валявшийся там блокнот и сделала вид, что готова записывать Мишины умные мысли.
  - Поля всякие поизмерять, - менее уверенно сказал Миша.
  С этим Дима был категорически согласен. Он чувствовал, что любой измерительный прибор придал бы ему уверенности. Хотя бы в том, что привидений не существует.
  Али ибн-Бекар сунулся было в его тело, но был поспешно извлечен оттуда Унс аль Вуджудом.
  - Не подобает проделывать это с тем, кто сделал нам Переход, - заметил он.
  Дима покачнулся. На какую-то долю секунды ему показалось, что он видит перед собой странных людей, одетых в белые рубахи. И более того, он ощутил непреодолимое желание немедленно возлежать в саду, среди шелковниц и розовых кустов в окружении стройных дев, машущих опахалами...
  - Ну что тебе, - вяло отмахнулся он от Мишки, который бессовестно его тряс и что-то кричал. Крик неприятно резал слух. Он уставился на Свету и Лорку, размышляя о том, почему они не в восхитительных шелковых шароварах, и почему в их глазах нет покорного обожания...
  - ... и застыл столбом, - услышал он резкий Лоркин голос.
  - Это ты мне, женщина?
  Лорка немедленно подбоченилась и грозно сверкнула глазами.
  - И где те достойные мужи? - вопросил Дима, проводя рукой по несуществующей бороде и постепенно приходя в себя.
  - Он что-то увидел! - восторженно завопила Света, делая шаг назад. Дима мотнул головой.
  -Какой-то глюк, - растеряно сказал он. - Но я так ясно видел...
  - Достойных мужей? - уточнил Миша.
  - Бедуинов. Колоритные такие, в белых рубахах. Там было два старика и еще куча каких-то...
  - Это самовнушение, - прошептал Миша. - Вы еще в экстрасенсов поверьте ...
  
  
  
  Пламя в камине было по-прежнему высоким и ярким - дрова успели прогореть лишь наполовину. Оно металось из стороны в сторону, и это было бы вполне нормально. В конце концов, пламя всегда раскачивается, когда на него дует ветер или сквозняк. Проблема была в том, что Миша раньше никогда не видел, чтобы оно раскачивалось ритмично.
  -Это ветер, - сказал он не очень убежденно.
  Хасан и Джафар, взявшись за руки, увлеченно кричали:
  - С ветки осенней плод упал,
  - трам-та-та там - та!
  Вторую строку стиха они не смогли вспомнить, но 'трам-та-та-там-та' давало много простора для фантазии и диких прыжков, исполняемых прямо в камине. Огонь не причинял им вреда, зато он двигался в такт их прыжкам.
  Трам-та-та там - та!
  Дети видели, что люди в гостиной, которые приняли их в свое жилище после Перехода, зачарованно смотрят на огонь, и это было приятно. Всякому артисту приятны зрители.
  - С ветки осенней...
  - Я могу выше! - крикнул Хасан и подпрыгнул.
  Дима меланхолично смотрел на увеличившуюся амплитуду огня.
  - Это шифр,, заявил он и потянулся за телефоном. - Надо записать, пока дрова не догорели. Будем расшифровывать.
  Джафар постарался прыгнуть выше Хасана и оказался головой в каминной трубе. Там было темно и страшно, и он полез выше, туда, где над головой виднелось звездное небо. Не желая отставать, Хасан полез за ним. Два призрака уселись на краю крыши и стали болтать ногами - в конце концов, призраки тоже люди. Они с любопытством смотрели на высокую темную ель, достающую верхушкой до самой крыши. Листочки были непривычно колючие - прямо и не листочки вовсе, а настоящие иголки. И ель была ужасно дремучая, не то, что пальмы - сквозь них видно небо. На окно гаража падал бледный свет луны, и сквозь это окно c невыразимым презрением на них смотрело лицо. Хасан первым увидел его и схватился за Джафара.
  - Там призрак! - дрожащим голосом сказал он.
  - Ну и что, - резонно заметил тот, - мы сами призраки.
  - Нас я не боюсь, - заметил Хасан. - А тот - страшный.
  Договаривал это он уже в каминной трубе. Позвали взрослых. Ибрагима пришлось долго упрашивать - он с интересом прислушивался к яростному спору Мишки со всей остальной компанией, который убедительно продолжал доказывать, что призраков не существует. Камар аз-Заман ему почти поверил. Но вскоре отвлекся, потому что ему приглянулся один томик на книжной полке. Томик был в красивой обложке, на которой был нарисован человек в такой же длинной белой рубахе, которые были надеты на них, прошедших переход, ибо только такая одежда и приличествует порядочному богобоязненному человеку. Если сбросить книжку на пол, можно будет попробовать ее открыть, - вдруг внутри есть еще картинки. Камар аз-Заман подналег.
  Когда сзади раздался грохот, подпрыгнул один Миша. Остальные были в некоторой степени уже готовы к некоторым неожиданностям.
  - 'Призрак замка Л'Оберон', - прочитала Света, поднимая книжку, и побледнела.
  
  Продолжение следует
  
  В далеком городе Думьят, - что в древности звался славным именем Тамиат, - два старца задумчиво потягивали густой черный кофе мазбута, поглядывая на полноводный Нил из окна то ли виллы, похожей на дворец, то ли дворца, похожего на виллу. У высоких двустворчатых дверей стоял внук одного из старцев, Акил. На старцев он поглядывал с утомленным терпением, потому что разговор, который они вели между собой, вился по кругу, повторяя одну и ту же нехитрую мысль. А мысль эта, тревожная при всех своей нехитрости, сводилась к следующему: то ли пронесет, то ли нет.
  Старцы, - Харахти, дед утомленного, относительно молодого человека, - и Сутех, являющийся троюродным братом Харахти, - иногда отрывали взгляды от полных вод древней реки, чтобы взглянуть на внука. Они смотрели на него с надеждой и любовью, а потом снова переводили взор на Нил, размышляя, есть ли основания для надежды. Они чувствовали себя отчаянными бунтарями, каковыми, собственно, и являлись.
  За их спиной незримо присутствовало много поколений их славного рода, начало которому было торопливо положено на жесткой скамье тогда еще крепости Тамиат, под воинственные клики тяжелого египетского войска за толстыми каменными стенами. Тяжелым оно называлось лишь потому, что босые воины в набедренных повязках держали огромные деревянные щиты, которыми было хорошо прикрываться от палящего солнца или проливных дождей. Один из таких босоногих воинов, зачавший род, быстро стал военачальником и особой, приближенной к импе... то есть к фараону. Ну, честно говоря, не совсем к фараону, - стал бы египетский фараон Тахарка якшаться с плебсом... тьфу, поганое слово, придуманное угнетателями, пришедшими из Рима. Короче говоря, военные советники Тахарки приметили славного военачальника, и стал его род процветать. Правда, сам родоначальник своих потомков и не видел. Не до них было. Так что при жизни он был для них совершенно бесполезен. Зато после своей героической смерти на поле брани его семья была овеяна славой, да и деньги вдове немалые достались. Он и при Цезаре процветал. И процветал бы себе и дальше, но ...
  Нет, материальное благополучие рода продолжалось. Но случилось славному роду Эль-Каба перейти дорогу молодым напористым соперникам, которые вопреки воле Аллаха сочли, что для правителя Нектанеба I полезнее будут люди, искушенные в воинском деле и знающие новые тактики боя. А новые тактики в борьбе с персами были позарез нужны. Персы-то воевали со змеиной хитростью. Тут прошлыми заслугами да традициями много не навоюешь. Вот и хотели соперники благородного рода Эль-Каба со своими новыми тактиками на себя внимание обратить, что, в случае успеха, задвинуло бы древний род в тень. Этого пра-пра-пра, и еще пять раз пра- уже упомянутого нами Харахти допустить не мог. И воспользовался старым проверенным способом: накатал анонимку, обвиняя соперников ни больше, не меньше- в государственной измене.
  Соперники, - родственники самого ассирийского царя Ашшурбанапала, про клеветническое письмо вовремя узнали и приняли меры. Попросту, сбежали от неправедного гнева фараона. Но на семейство Эль-Каба затаили злобу и решили отомстить. За что, спрашивается? Пра-пра и еще пять раз пра- защищал свои права, и потому достоин был всяческого уважения и почитания.
  Однако зловредные родственники Ашшурбанапала отомстили жестоко. Не просто автору анонимки, а всему роду, потомкам которого и сейчас грозила смертельная опасность. Почти две тысячи лет действовало их проклятье, и до сих пор было как новенькое.
  Сговорились обиженные с чернокнижниками и колдунами, противными Аллаху. И во время страшной эпидемии чумы совершили обряд над обреченными на мучительную смерть людьми, дух которых заперли до поры до времени где-то в потустороннем мире, а вход туда который сделали через священную пирамиду. Пирамида эта с гнусными ухмылками была вручена предкам Эль-Каба. Славный предок с каменным лицом выслушал весть о том, что отныне все члены семьи должны будут совершать длительные молитвы со стоянием на коленях по три раза за ночь и орошением пирамидки кровью каждого родственника. Иначе заколдованные духи вырвутся из пирамиды и задушат их всех, от мала до велика. Казалось бы, чего бы и не помолиться. Однако бессонные ночи заставили всех спать днем, к недоумению соседей и знакомых, и постепенно отстать от всякой социальной жизни. Это накладывало ограничения на работу, не позволяло членам рода уезжать от пирамидки даже на одну ночь - необходимость кровавого подношение не пускала. Да и жалко было каждую ночь колоть иголками детей. Как только младенец появлялся на свет, он становился полноправной жертвой проклятия, со всеми вытекающими.
  Молодое и не верящее в старое проклятье поколение, периодически приходящее в этот мир, довольно быстро становилось молодым м запуганным поколением , когда то один, то другой молодой человек самоуверенно заявлял, что ночью будет спать, колоть палец иголкой не будет, а старые байки сбрендивших дедов слушать не желает. В ту же ночь пирамидка начинала гудеть, источать холод и подпрыгивать, доводя молодых бунтарей до нервной икоты. Бунт прекращался моментально, раз и навсегда.
  Невесть откуда в семье существовала легенда о кольце с одноглазым скарабеем, способном выпустить из пирамидки духов, которые тут же обратят всех попавших им под руку Эль-Каба в пыль. Кольца этого боялись, пирамидку охраняли как зеницу ока, и всем Эль Каба она до ужаса надоела. И проблему решил, - или, наоборот, погубил весь род, - молодой Акил. Этот молодой человек был совсем не героического склада. Просто он до ужаса боялся иголок. Поэтому в один прекрасный день он решил, что если пирамидку выбросить в море, то духи не преодолеют водной преграды и, буде выберутся из безмирья, будут вечно бродить по морскому дну.
  Этой идеей он радостно поделился со старшими родственниками. Старшие родственники его внимательно выслушали, подивились, почему они сами до этого не додумались, и внесли поправку: пирамиду в море не топить, но отдать кому-то, кто немедленно увезет ее на другой конец света, под видом сувенира. Благо туристов развелось больше, чем верблюдов в пустыне. Там духи пусть на здоровье из пирамидки выбираются и утолят свою кровожадность, расправляясь с теми, кто первый попадется на их пути. Если повезет, то на этом они и успокоятся.
  Россия - безбожная варварская Россия, - достаточно далеко. Оставалось только найти туристов, вылетающих вечером того же дня, - и пусть везут сувенирчик, себе на погибель.
  Акил доложил, что операция прошла успешно. Туристки из России купили сувенир, аж за 200 долларов и тем же вечером они улетели домой. С тех пор Акил внимательно следил за событиями в Интернете . Никаких стихийных бедствий, внезапных необъяснимых смертей или иных происшествий в России пока не было. Это озадачивало.
  Старики пытались решить, плохо это, или хорошо. То ли злобные духи не поддались обману и сейчас пытаются добраться до них, то ли с проклятьем что-то не так, то ли Интернету нельзя верить.
  На последнее замечание Акил фыркнул и уставился в потолок.
   - Стоит ли принести ему жертву? - меланхолично вопросил Харахти, мягко опуская пустую чашку на массивный стол с золотым орнаментом.
  Брови Акила поползли наверх.
  - Всегда лучше принести, чем не принести, - резонно заметил Сутех.
  - Жертву кому? - осведомился Акил.
  - Интернету, - хором ответили старики.
  - Но у него нет ни разума, ни души! - возопил потерявший терпение внук.
  Харахти и Сутех переглянулись.
  - Молод и ... - слово 'глуп', которое готово было слететь с их уст, они все-таки не произнесли, глядя на утомленного Акила. Все-таки мальчик старался.
  - ... неопытен, - предположил Сутех.
  - ... непредусмотрителен, - согласился Харахти.
  Тридцатипятилетний 'мальчик' тяжело вздохнул и закатил глаза, когда старцы повелели ему тащить Интернет и фимиам.
  Если Боги Интернета и были довольны, наблюдая из своих заоблачных высей дым благовоний, воскуренных перед включенным лэптопом, они промолчали.
  
  ***
  
  В этот раз легли под утро. Миша пытался освоиться с новой реальностью. Картина мира рушилась. Призраки ворвались в их мирок, настойчиво заявляя: они есть.
  Димино видение позволяло предположить, что призраков было несколько. Сброшенная книга говорила о том, что призраки обладают материальной силой. Чем это грозило Мишиной компании, за которую, как он полагал, он нес ответственность, было совершенно неясно.
  - Надо продумать способы общения, - энергично провозгласила Лорка, когда Дима решительно заявил, что в сотый раз описывать открывшихся его внутреннему взору 'бедуинов' и свои непонятные, внезапно нахлынувшие желания, он отказывается.
  Миша еле-еле утащил ее в спальню, но Лорка и там, как заведенная, продолжала перебирать причины, по которым привидения выбрали именно их. И к тому моменту, как Миша сгорал от неутоленной страсти, она успела убедить его и себя в том, что духи зверски убитых много лет назад мусульман, невесть как попавшие в среднюю Россию, чтобы быть убитыми, взывают к ним об отмщении, без которого они не могут найти упокоения.
  - Конечно-конечно, - нежно поддакивал Миша, поглаживая тощий и мускулистый Лоркин живот, и вдруг подскочил на месте:
  - А вдруг они за нами подглядывают? - ужаснулся он.
  Лорка задумалась, а потом решительно вернула Мишину руку на место.
  - Ну и пусть, - заявила она. - Пусть учатся. Они при жизни, наверное, своих женщин только под одеялом видели, - хихикнула она.
  - Какие там у них в Персии одеяла, - пробормотал Миша, на всякий случай натягивая на них обоих плед.
  - Ну и не больно-то хотелось, - разочарованно пробормотал ибн Ибрагим, выплывая сквозь стену из Мишиной спальни прямо в гостевую комнату, где расположились, раскинувшись во сне, Дима со Светой.
  - Другое дело, - довольно пробормотал он, увидев, что со Светланы во сне сползло одеяло, обнажив горячее девичье тело, прикрытое только крохотными трусиками и ночной рубашкой на бретельках до пупа.
  - Не спится, почтеннейший? - ехидно спросил Али ибн-Бекар, тяжело взмывая над кроватью. Из-под самого потолка вид был лучше, но подняться туда старец не мог, - не хватало сил. Дима лежал на боку спиной к подруге, по-детски подложив ладошку под щеку и сладко посапывал. По мнению почтенных седобородых старцев, это было глупым упущением миллиона возможностей! Ведь мягкий свет невыключенного торшера так соблазнительно освещал все выпуклости и округлости девичьего тела. А светлое облачко волос вокруг Светланиной головы так нежно обрамляло ее скулы!
  - Я тут проверяю, - неискренне оскорбился ибн Ибрагим. - Не видят ли сие развращающее зрелище молодые и неокрепшие... гм. Пучина разврата, - нерешительно добавил он.
  - О да! - радостно согласился второй старец и снова попытался взлететь повыше. Немного подергавшись, он пришел к выводу, что неплохо бы подзарядиться. И вообще, пора бы уже подумать, чем им, серьезным мужам заниматься в этом легковесном и несерьезном мире, каково их место здесь и предназначение.
  Насчет предназначения ибн Ибрагим нисколько не сомневался. Этот мир нуждался в его поучениях и наставлениях, и это не вызывало сомнений.
  Кроме того, оба старца не могли не заметить, что после слияния с телами живых людей, пребывающих в сильном волнении, сила их прибывала и они могли летать высоко. У людей, соответственно, сила убывала, а волнение напрочь исчезало и сменялось сонливостью и апатией, но это не имело никакого значения.
  Али ибн-Бекар мудро заметил, что если ибн Ибрагим хочет донести до этого мира свои наставления, ему следует подумать, как заставить себя услышать и заметить.
  Ибн Ибрагим погрустнел. Свое ораторское искусство он ценил высоко. Сейчас ему вспоминалось, что он часто говорил длинные, чаще всего, обвинительные речи, и ему внимало множество бородатых, а, следовательно, серьезных людей.
  Здешние его знакомцы не отличались глубиной мысли. Андрилич позволяет вольности своей рабыне Настасье Петровне, которая так и ходит с непокрытой головой, несмотря на наставления ибн Ибрагима. Чутье подсказывало Ибрагиму, что молодые мужи с чудными именами, Дмитрий и Миша, а также их женщины тоже не станут благодарной аудиторией. Неведома воля Аллаха, и неведомо, по какой такой причине именно этих ... гм, - несерьезных молодых людей он выбрал для высокой миссии возвращения его, Ибрагима, и его людей в мир живых. В том, что его спутники были именно его людьми, он не сомневался, и пытался понять, зачем они ему нужны.
  Али ибн-Бекар вторгся в его размышления на самом интересном месте. Он довольным голосом сообщил Ибрагиму, что прибыл уважаемый Андрилич, который приглашает их снова на поросенка и предлагает продумать дальнейшие шаги по защите его дома от непрошеных посетителей.
  - А наливочка будет? - тревожно осведомился Ибрагим, втайне донельзя довольный приглашением. Ему очень понравилось угощение, да и похулиганить почтенный старец очень любил.
  Вслух же он посетовал, что почтенный Али ибн-Бекар думает о столь низменных и неважных вещах, в то время, как стоит задуматься о проблемах мироздания, как то:
  люди стали передвигаться на непонятно как работающих повозках на колесах, но куда, все-таки, делись верблюды? Кроме того, как ему, ибн Ибрагиму, вернуть в мир послушание, богобоязнь и истинную веру? Ради чего, собственно, и совершался Переход. Гм.
  Ибн Ибрагим сделал вид, что не заметил ироничного взгляда старца. Али ибн-Бекар помолчал и изрек:
   - А я хотел бы узнать, где мы. И когда мы.
  И выплыл из комнаты.
  - Эй, а когда же поросенок? - вслед ему крикнул ибн Ибрагим. - С наливочкой?
  
  На кухне от столкнулся с Камар аз-Заманом, который задумчиво рассматривал кофеварку. Он втягивался вовнутрь, налетал на нее с разбега и зависал перед выключателем.
  - Что там? - поинтересовался Али ибн-Бекар и тоже завис перед кофеваркой.
  - Колдовство, - меланхолично вопросил Камар аз-Заман, - или не колдовство?
  - Колдовство, - согласился Али ибн-Бекар. - А где?
  Камар аз-Заман вздохнул. На колдунов четверка несерьезной молодежи не тянула. Но тем не менее он своими глазами видел, что молодой муж которого называли Мишей (его всегда шумная женщина величала Мишкой, очевидно в знак преданности и уважения), - надавливал пальцем на круглую штучку, и у основания круглой штуки загорался красный, как дьявольский глаз, огонек, и вся эта штука начинала шипеть и булькать, а потом из желоба в чашки лилась горячая черная жидкость. И при этом Миша не совершал никакого ритуала и не читал молитв.
  Все это Камар аз-Заман поведал старцу, к которому присоединился ибн Ибрагим. Ибн Ибрагим склонялся к тому, что Аллах по какой-то неведомой причине наделил вызвавших их в этот мир молодых людей божественной силой. Сам бы ибн Ибрагим бы их ни за что не выбрал, но указывать Аллаху он пока не решился бы.
  Али ибн-Бекар и Камар аз-Заман полагали, что Миша и его компания - обычные люди, но вот вещи в этом мире совсем другие. Сложные. Он уже заметил, что от некоторых вещей тянулись тонкие жгуты, воткнутые в круглые штуки на стене. Некоторые из штук были без жгутов, и в них чернели две дырочки. Камар аз-Заман признался, что они вместе с Унс-аль-Вуджудом в эти дырочки смогли влезть без всякого труда и немного полазили внутри. Там было мало места, но тело приятно щекотало, и, когда они вылезли оттуда, их плющило и колбасило, будто они навдыхались дыма священной дурманящей травы. В общем, было здорово. Даже чересчур, поэтому все же, по мнению Камар аз-Замана, питаться людьми было бы безопаснее. От них разум не затуманивался.
  - Не питаться людьми, - наставительно поднял прозрачный палец ибн Ибрагим. - А...
  Он надолго задумался в поисках правильного слова, делая вид, что не замечает ироничных взглядов Камар аз-Замана.
  - Высасывать их, - с деланной почтительностью подсказал он.
  Ибрагим затряс головой.
  - Сливаться с ними, - заявил он. - Дабы проникнуть... проникнуться их...
  Ибрагим хотел сказать - их духом, но не решился. Проникаться их суетными мелкими движениями души было бы неправильно.
  Потребность слиться с каким-нибудь духом, а также телом, вдруг почувствовали все. С последней их 'заправки' прошло много времени, и с тех пор никак не попадался никто подходящий. Мишу и его компанию считали неприкосновенными, а в поселке, куда прошедшие Переход последовали за молодыми людьми, испытывая необъяснимый дискомфорт, когда они отдалялись от них, никаких страстей ни у кого не наблюдалось.
   Абу Юсуф спохватился, что давно не видно Унс-аль Вуджуда. После недолгих поисков он обнаружился во дворе. Он с любопытством наблюдал за мужчиной, одетым в обтянутую черную одежду, - какие смешные эти узкие штаны, делающие ноги тонкими, а потому жалкими. Мужчина зачем-то прятался за кустами, вытягивал шею, крался к окнам и снова нырял за кусты. В результате сложных телодвижений он подбирался все ближе к окну Мишиной спальни. От него веяло азартом, страхом и опасностью. Страх и возбуждение крадущегося незнакомца росли, приятно щекоча что-то внутри
  Унс-аль Вуджуда. Он метнулся было вперед, но был остановлен твердой рукой Камар аз-Замана.
  - Подожди, - сказал он. - Посмотрим, что он делает у нашего дома.
  Ибн Ибрагим, который хотел опередить наглого выскочку Унс-аль Вуджуда, остановился в начале броска и заявил, что его всегда удивляла легкомысленность молодежи.
  Между тем мужчина в черном немного постоял у окна, прислушиваясь, а потом, стараясь не шуметь, двинулся к гаражу. Непрерывно оглядываясь, он поковырялся в замке, открыл дверь и втянулся вовнутрь. Дверь позади него тяжело закрылась и в ней что-то щелкнуло.
  Призраки немного подождали, потом Унс аль-Вуджуд просочился вовнутрь.
  - Готов, - сказал он.
  И призраки стайкой нырнули в темные внутренности гаража.
  
  Миша проснулся, отметив про себя, что спать ночью не мешала летняя изматывающая духота. Прохлада в спальне, вместе с сумраком, несмотря на яркий солнечный свет снаружи, была, конечно, делом рук призрака. Или призраков, если верить Диме. Есть, все-таки, от них определенная польза. Думая о том, как их приспособить к делу в домашнем хозяйстве, Миша сладко потянулся и замер, глядя на сидевшую по-турецки Лорку, которая пристроилась на ковре вместе с политической картой мира. Высунув язык, Лорка старательно обводила карандашом перевернутый таз, который лежал посреди обратной стороны карты.
  - Лорочка, - слабым голосом вопросил Миша. - Ты что делаешь?
  - Ты не поверишь, - ехидным голосом пропела она. - Рисую круг. Спроси еще зачем!
  - Зачем? - послушно спросил Миша.
  - Чтобы духов вызвать на разговор, балда!
  - Призраков?
  - Ну призраков, духов, - какая разница!
  - Я не специалист, - признался Миша, который невольно заинтересовался. Он с любопытством наблюдал, как она пишет буквы вдоль круга, стараясь распределить их на равном расстоянии друг от друга.
   - Думаешь, бедуины знают наш алфавит? - спросил он.
  Об этом Лорка не подумала, а потому обиделась и послала Мишу срочно собирать всех на спиритический сеанс.
  Взбунтовавшись, Миша заявил, что сначала они все неторопливо и обстоятельно попьют кофе и ретировался на кухню. Там уже собрались все, кроме Лорки. Света, позевывая, в шортиках и полупрозрачной кофточке-разлетайке, резала бутерброды. Дима сидел в одних пижамных штанах и раздумывал, не надеть ли ему рубашку, - несмотря на почти тридцать градусов снаружи, в доме было прохладно. Он сосредоточенно чистил мандарины.
  - Кофе, конечно, никто не сварил, - проворчал Миша и подошел к кофеварке и выругался.
  - Похоже, до нас уже тут пили кофе, - пояснил он удивленному Диме.
  Они остолбенело рассматривали знаки на внутренней стороне чаши кофеварки, которые быстро таяли и растекались потеками по стенкам.
  - Телефон. Или фотик. Бегом, - сказал он сдавленным голосом. Дима, взглянув на тающие ледяные знаки, напоминающие арабскую вязь, бросил мандарины и, схватив свой телефон со стола, подскочил к кофеварке.
  - Они оставили нам сообщение! - с восторгом завопила Света. - Ура! Они разумные!
  - Они неграмотные! - потрясенно сказал Али ибн-Бекар.
  Они с Камар аз-Заманом изрядно потрудились этой ночью. Заметив, что капли воды замерзают там, где они к ним прикасаются, Али ибн-Бекара посетила идея написать послание. Вдвоем они долго ерзали и извивались внутри кофеварки, чтобы написать своими телами всего два слова - 'Привет вам'. Сначала капельки воды замерзали все и приходилось ждать, пока они растают, а потом вытягиваться, чтобы их тела не растекались по всей поверхности стенок, а оставляли нужные следы. Камар аз-Заман был горд завитками, которыми ему удалось украсить слово 'Привет'. Он предпочел бы не говорить, какие позы ему приходилось при этом принимать. И вот плод их ночных трудов почти растаял, завитки расплылись, а Мишина компания, как оказалось, не умеет читать. Дикие люди!
  Люди между тем суетились перед кофеваркой, наставляли на нее какую-то светящуюся табличку и сокрушались, что все слишком быстро тает.
  Потом Миша повернулся лицом к предполагаемой аудитории и рявкнул:
  - Кофеварку - не трогать!
  - Жадина! - оскорбилась Светка.
  - Да я не тебе! Чего они внутрь залезают! А нам потом пить.
  - Не нужна нам твоя кофеварка, - заявил Али ибн Бекар, вытягиваясь из электропроводки и втягиваясь в тостер. Тостер возмущенно замигал красным огоньком. Все смотрели на него молча - слов, почему-то, ни у кого не находилось. На злую Лорку, которая, примчавшись на кухню, стала возмущаться, что никто не идет на спиритический сеанс, никто сначала не обратил внимания.
  - Я что, одна за вас должна все делать? На сеансе должна быть коллективная сила...
  - Как вы думаете, периодичность мигания что-то значит?
  - Черт, и как ее записать? Тоже на телефон?
  - Он дублирует послание на кофеварке...
  - Миш, у нас тостер сломался?
  - У МЕНЯ тостер сломался, женщина!
  - Ах ты...
  - Я знаю азбуку Морзе!
  - И?
  - И это не азбука Морзе...
  - Сеанс!
  Хором:
  - Молчи, женщина!
  Лорка впервые растерялась:
  - Да что происходит-то? Кстати, и ничего он не сломался, ТВОЙ тостер. Вон погас.
  Она сунула в него два ломтика хлеба и включила:
  - Вот, работает. Из-за чего переполох?
  Когда ее, перебивая друг друга, ввели в курс дела, у нее загорелись глаза и она рьяно взялась за дело. Через минуту вся компания послушно уселась на ковре, протянув руки к блюдечку, лежавшему в центре нарисованного:
  - О, неупокоенный дух призрака, поселившегося в нашем доме...
  - Кхе-кхе! Гм!
  - Ну хорошо, в Мишином доме...
  - Духи!
  - А?
  - Не дух, а духи!
  - Твою мать... это не вам. О неупокоенные духи, поселившиеся в Мишином доме. Так сойдет?
  - Дуй дальше.
  - Готовы ли вы поговорить с нами?
  Неупокоенные духи, возможно, возможно, были бы готовы поговорить, но в этот момент их отвлек Унс аль-Вуджуд с сообщением, что запертый в гараже тип очнулся и опять распространяет вокруг себя сильные вкусные...
  Жаль, что призракам не было доступно понятие 'поля', иначе Унс аль-Вуджуду не пришлось бы так долго объяснять. В общем, тип очнулся и находится в дикой панике и злобе. Клиент готов к употреблению.
  На этот раз первыми решили пустить детей, чтобы они могли летать наравне со всеми и не задерживать в дороге.
  'Клиент', который никак не предполагал, что гаражная дверь коварно запрет его в гараже и он не сможет открыть ее изнутри, был действительно 'готов'. Он даже не мог толком осмотреть машину, потому что свет в чертовом гараже не включался! Рубильник, замыкающий цепь, находился, видимо, в доме, и он был выключен! Надежно замурованный внутри, нарушитель не смог долго паниковать, потому что его вдруг свалил с ног богатырский сон с очень странными сновидениями.
  Проснувшись, он начал паниковать по-настоящему. Смыться по-тихому никак не получалось, - машиной, похоже, не пользовались, и в гараж может никто не заглянуть до конца лета. Придется стучать в дверь и, может быть, даже кричать в окно, чтобы его выпустили, а, когда откроют дверь, ударить по голове тяжелой железной штукой, которую он нашел рядом с машиной, и убежать.
  Он возился с дверью, рассчитывая на ощупь, как встать и как ударить, когда на него снова навалилась ледяная тяжесть.
  - Твою ж... уйди, противный,... террористы проклятые...
  И уснул, в счастливом неведении о целой компании призраков, которая продолжала знакомиться с местным призрачным обитателем гаража.
  - Вы слышали его мысли? - потрясенно сказал Камар аз-Заман.
  - Он хотел призвать спасителя и убить его, - кивнул Унс аль-Вуджуд.
  Мишин прадед оторвался от окна и плавно приземлился рядом с гостями, которые бесцеремонно устроились прямо на животе отключившегося клиента.
  - Правнука моего хочет убить, между прочим, - мрачно сказал он.
  - Подождем? - возбужденно потер ладони ибн Ибрагим. - Я думаю, у него получится, если он сумеет хорошо затаиться, а потом...
  - Ты говоришь об убийстве моего правнука, - меланхолично напомнил прадед.
  - Ну..., - смутился ибн Ибрагим, - я просто взвешиваю шансы.
  - Я, между прочим, еще не выяснил твою политическую благонадежность.
  - Если бы ты знал, какая у меня благо... надежная сокровщница... там..., - Ибрагим тяжело задумался. - Во дворце у меня гарем, - жадные фурии...
  Он загрустил, постепенно вспоминая, как его самоцветы, к которым он всегда питал страсть большую, чем к женщинам, постепенно перекочевывали к многочисленным наложницам, с которыми было все труднее справляться. Сокровищница в свете последних событий требовала пристального надзора, поскольку требовательность и наглость гарема росла по мере ослабевания его мужской силы.
  - Мои жены и наложницы, - горячо начал Ибрагим, - совсем поле... пали... политически неблаго... надежны. Их надо проверить на надежность. Всех!
  Прадед оживился.
  - Есть симпатичные?
  Ибрагим нахмурился:
  - Ты же не думаешь, что я выбирал в свой гарем уродок?
  - А много их у тебя?
  - Давно не пересчитывал. Но больше, чем хотелось бы.
  Прадед все больше светлел ликом и проявил готовность немедленно всех пересчитать и проверить. Но Унс аль-Вуджуд, который тоже стал кое-что вспоминать, посоветовал приблизительно прикинуть, сколько прошло столетий на земле, и где теперь тот гарем.
  - И моя сокровищница! - огорчился Ибрагим.
  - Реквизирована в пользу государства, - отчеканил прадед.
  - Что-о?
  - Ею, наверное, теперь владеют твои достойные потомки. У тебя ведь есть потомки? - поинтересовался рассудительный Абу Юсуф.
  - Чертова куча, - буркнул вконец расстроенный ибн Ибрагим. Стоило вспоминать о своих богатствах, чтобы тут же понять, что они уже наверняка уплыли из его рук и оказались в цепких руках потомков. Беспокойства прадеда о Мише, будь он благосл... хотя, судя по всему, он и его компания вызвали Переход случайно и не подозревали об их существовании вплоть до вчерашнего вечера. Поэтому благодарность можно отменить. Так вот, беспокойства прадеда о Мише Ибрагим не одобрял, - чем меньше потомков, тем сохраннее твое богатство. И тем меньше хлопот. И планы, которые остальные призраки строили по спасению хозяев дома от наглого грабителя и убийцы, не одобрял - это портило все шоу.
  Лорка была бы несказанно рада, услышав, что вся призрачная компания, вдохновленная благородным Унс аль-Вуджудом, активно ищет способы связи.
  - Мы могли бы разговаривать и с другими людьми, - вдохновленно вещал Унс аль-Вуджуд.
  Ибн Ибрагим насторожился. Забрезжила перспектива поучать забывший приличия народ. Он придвинулся.
  - Для такого случая можно и войти в кого-то из них, - посоветовал он. Если мы слышим их мысли, то они должны слышать наши.
  Али ибн-Бекар с уважением посмотрел на него. Наконец-то напыщенный старик сказал что-то дельное.
  Прадед насупился:
  - Я сам войду, - заявил он.
  - Ты можешь выйти из гаража? - удивился Абу Юсуф.
  - Захочу и выйду. Раз ты можешь, и я смогу.
  Не стены держали его. Сквозь них он спокойно проходил, но беда в том, что далеко отходить не получалось. Знакомая история. Как помочь, призраки не знали.
  - Мой правнук, я и войду. Когда он будет мимо гаража проходить, перехвачу.
  Унс аль-Вуджуд кивнул и подумал, что надо будет его на всякий случай подстраховать.
  Лежавший на полу бандит слегка шевельнулся. Абу Юсуф склонился над ним и разочарованно сморщился:
  - Пуст.
  Вторгшийся в гараж бандит имел кличку 'Сонный'. Так его прозвали за привычку в самые ответственные моменты его многотрудной деятельности почти полностью прикрывать глаза, так что со стороны можно было подумать, что он дремлет. Однако его соратники по бандитскому, весьма опасному делу знали, что если 'Сонный' прикрыл глаза, то пора уносить ноги, - у 'Сонного' в такие минуты обострялись все реакции и он становился особенно опасен.
  Но сейчас, вопреки обыкновению, 'Сонный' широко распахнул глаза. В сумраке гаража были ясно видны тени. Они двигались и перетекали из одной формы в другую. Но все формы напоминали человеческие силуэты - людей стоящих, сидящих, наклоняющихся над ним, удаляющихся прочь. Один силуэт был еле-еле виден и держался исключительно прямо.
  'Сонный' всегда был материалистом. Материалистом он оставался и в гараже. Быть материалистом, с его точки зрения, было сокрушать все, что вызывало малейшее подозрение. Тени, с его точки зрения, были чрезвычайно подозрительны. Поэтому 'Сонный' вскочил на ноги и продемонстрировал серию профессиональных ударов, щедро нанося их в радиусе 360 градусов.
  - Он дерется? - удивился Али ибн Бекар, с любопытством придвигаясь ближе.
  - Он нас видит?
  - Он непочтителен!
  - Он посмел...
  - А я еще хотел посмотреть, как он...
  - Ну, иди ко мне, моя прелесть.
  - Да что же это такое, он опять в обмороке, - обиженно сказал ибн Ибрагим, вытягиваясь из тела 'Сонного', - Я даже не успел...
  - Да погодите вы! Он нас видел!
  Поглаживаю бороду, Абу Юсуф ждал, когда все замолчат.
  - Вы понимаете, что это значит?
  - Что нас можно видеть? - предположил Хасан.
  - Что мы больше не призраки? - расстроился Джафар.
  Хасан поспешно взлетел и высунул голову над крышей гаража.
  - Нет, все в порядке, - успокоил он Джафара.
  Вслед за Хасаном взлетели остальные. Однако Камар аз-Заман был вынужден признать, что прохождение через крышу ('через материальный объект', с гордостью сказал он, вызвав неудовольствие ибн Ибрагима), - потребовало немного больше усилий, чем обычно. Это встревожило. Быть призраками было приятно, и давало преимущества перед живыми. Кто из них мог летать свободно, как птицы? Обходясь без верблюдов, то есть, тьфу, без этих повозок, в которых они сидят как в чреве этого, как его... словом, как в каком-то чреве. Например, того же верблюда.
  - Просто нам надо чаще находить таких, - Джафар кивнул на бандита, который начал понемногу очухиваться.
  Унс аль-Вуджуд покачал головой и призадумался.
   - Я бы был осторожнее со... слиянием, - сказал он, стараясь не обращать внимания на грохот, с которым 'Сонный', воспряв ото сна, обрушился на дверь гаража.
  - А как же мы будем летать? - возмутились дети и присоединившийся к ним ибн Ибрагим. Старец даже подпрыгнул от расстройства.
  Унс аль-Вуджуд пожал плечами.
  - Не понимаю, - признался он. - Но мне кажется, что мы становимся немного тяжелее и...
  Он оглянулся на Камар аз-Замана.
  - И материальнее, - добавил он.
  Камар аз-Заман кивнул головой.
  - Может быть, мы даже когда-нибудь снова обретем плоть.
  - Но тогда мы станем живыми! - ужаснулся ибн Ибрагим.
  - Это ли не прекрасно? - меланхолично вопросил Абу Юсуф.
  - Но если мы войдем в царство живых, то мы снова умрем? И может быть, что под рукой не окажется никого, кто вновь сделает нас бессмертными?
  Ибн Ибрагим отодвинулся подальше от продолжающего сокрушать дверь 'Сонного'. Срок жизни, который будет отмерен ему, будет короток. В то время, как жизнь призрака вечна. И не так уж плоха. На самом деле, она дает безграничные возможности. Правда, без этих слияний он не сможет летать так высоко и так быстро, но скажите, куда торопиться призраку?
  Он взглянул на Мишиного прадеда. Он чужой, его не жалко.
   - Пожалуйста, входи в своего правнука сам, - вежливо сказал он. - Я не возражаю.
  У Хасана и Джафара было свое мнение на этот счет. У них было совсем мало времени при жизни наслаждаться едой. К тому же те лепешки и вонючее верблюжье жесткое мясо, которые давали им взрослые, были совсем невкусными. А еще они хотели вспомнить, что такое спать, когда заходит солнце.
  Унс аль-Вуджуд колебался. Он был от природы очень любопытен. Ему казалось, что каждый раз, когда он 'входит' в человека, он все больше вспоминает о своей прежней жизни, - ведь он не родился призраком! И еще ему хотелось посмотреть, как он будет 'оживать' и сможет ощутить дуновение ветра на лице, искупаться в озере так, как это делает Мишка, - с азартом, брызганьем и громким уханьем, которое он издает каждый раз, когда заходит в воду. И еще, - замечтался Унс аль-Вуджуд, - он хотел познать женщину и делать с ней то, что делали Дима и Миша в своих спальнях по ночам.
  Мишин прадед жаждал убраться подальше от ненавистного гаража, и если втягивание в тело живого человека позволит ему самому снова обрести плоть, уж он тогда покажет! Сослуживцам, которые, как он подозревал, не поспешили в свое время освободить его из экспериментальной ловушки в гараже, шпионам, наводнившим страну, а также потомкам, которые разобрали ловушку на части. Кстати, похоже, его потомки - шпионы! Надо будет подумать, что с этим делать.
  Призраки-египтяне, наконец, откланялись, и Мишин прадед прошел сквозь гаражную стену, ждать, пока правнук пройдет в пределах досягаемости. Он завис над росшей у гаража сиренью и с привычной тоской уставился на окна родного дома, добраться до которого он не мог.
  
  ***
  
  Блюдечко бегало по кругу с буквами, показывая совсем уж ерунду.
   - Б-т-р-д-ы-ч, - сдерживая смех, произносила Света, вглядываясь в буквы, в которое тыкалось разыгравшееся блюдце. - Тр-б-ру-г-вр-арх, и еще раз р-р-ахх!
  Она отпустила блюдце и повалилась на ковер, дрыгая ногами.
  - Ну тебя, Лорка, мне еще презентацию делать. Развлекайтесь без меня.
  Несмотря на Лоркины бурные протесты она решительно распахнула дверь.
  - Пламенный привет бородатым старцам, - оглянулась она и вышла.
  - Сосредоточьтесь, - прикрикнула Лорка Мише с Димой, которые с завистью посмотрели вслед ушедшей Светлане. - Может быть, это по-арабски.
  - Бтрдыч! - в сердцах сказал Мишка и встал с ковра. - Ну просто полный бтрдыч. Прекращайте дурью маяться, оккультисты несчастные.
  - Ну, оно же бегает, - возмущенно сказала Лорка и тоже встала. - Тогда сами придумывайте, как с ними связаться.
  - А зачем? - возразил Миша, одной рукой поднимая с ковра изрисованную карту, а другой похлопывая по спине вскинувшуюся Лорку. - Ну, призраки, ну поживут немного, поморозят нам еду. Пусть себе. Это нам не слишком мешает. Может, они ее пытаются есть. Вспоминают свои, так сказать, прижизненные ощущения.
  - Но...
  - Тебе они мешают? - вопросил Миша, строго глядя на Лорку.
  - Н-ну. Нет, вообще-то.
  - А тебе, - повернулся он к Диме, - мешают?
  Дима хохотнул:
  - Если не считать, что я чуть не спятил, то нисколько. Если вас не смущает, что любой из нас может вдруг оказаться как бы между двумя мирами, то кто я такой, чтобы возражать.
  И гордо вышел, хлопнув дверью.
  Мишка смущенно поскреб затылок:
  - Н-да, проблемка. Вообще-то, я думаю, что если кто-то и найдет способ общаться, то это они. Именно таким вот образом.
  - Захватив наши тела! - ужаснулась Лорка.
  - Димку они захватили на несколько секунд всего, - напомнил Миша. - Может, сказать что хотели...
  - Например, что они здесь, - взбодрилась Лорка. - Так что будем ждать.
  - Ну да, - с сомнением проговорил Миша и пошел за плавками.
  Прямо за задней калиткой начиналась короткая тропинка до озера, вода в котором нагрелась за теплые летние дни. Вся компания решила искупаться, и все гуськом потянулись к задней калитке из черного хода. Поэтому никто так и не услышал, как дверь гаража сотрясалась под мощными ударами 'Сонного', который все еще отчаянно хотел в туалет.
  На берегу собрались почти все дачники, которые оживленно обсуждали загадочное исчезновение бармена Хакима. Бар был закрыт по причине отсутствия товара и исчезновения денег из сейфа. Двое местных ребят, которые иногда подменяли Хакима и помогали ему во время наплыва посетителей, ничего объяснить не могли и сами были в недоумении. Запас напитков, которые ожидались утром, пополнен не был, поставщики сообщили об отмене заказа, а Хаким исчез в неизвестном направлении. Вместе с двумя бутылками 'Метаксы', на которые у ребят были свои виды. Ждали милицию, - Хакима, а особенно 'Метаксу', хотелось разыскать. Оставшись без работы, ребята сильно затосковали. И желали видеть Хакима немедленно.
  - А родственники у этого Хакима тут есть? - поинтересовалась Света.
  Выяснилось, что Хаким жил совершенно один в огромном доме, что само по себе казалось подозрительным. Впрочем, судьба Хакима недолго интересовала компанию, - с шумом и плеском Миша врезался в теплую воду озера, за ним степенно, плавно поводя по воде руками, вошла Света, в который раз стараясь быть терпеливой, когда на нее обрушилась неукротимая Лорка, намочив брызгами ее безукоризненное каре. Бесчувственный Дима, захохотав, заставил ее нырнуть и, махнув рукой на прическу, Света расслабилась и поплыла к противоположному берегу.
  - Между прочим, - догнал ее Дима, - отсюда виден дом Хакима.
  Света вежливо посмотрела туда, куда указывал мокрый Димин палец. Каменный двухэтажный дом из белого кирпича с красной железной крышей был скучным, и Света собиралась отвернуться, когда заметила, как к дому подъехало две машины. Подъехав на огромной скорости, они резко затормозили, и из них высыпалось несколько человек, которые шустро бросились к калитке в железном коричневом заборе. Подергав ее, они, почти не задерживаясь, полезли через забор. Получалось у них не очень, потому что забор для таких упражнений был совершенно не предусмотрен. Наверху его украшали частые острые пики, да и сам забор, сделанный из качественного железа, имел острый, как бритва, верхний край. Поэтому, ухватившись за пики, люди зависали, а потом начинали неуклюже сползать обратно.
  - Это не милиция, - азартно сказал Дима.
  - Спорим, они не перелезут! - Миша, подплыв, устроился на надувном матрасе и собирался смотреть на это зрелище до конца.
  - Нет, ну так неинтересно, - разочарованно протянула Лорка, когда один из приезжих стал возиться с замком калитки. - У него отмычка.
  - Милиции на них нет! - возмущенно произнесла Света, поправляя бывшее каре.
  - Во-первых, полиции, - поправил ее Дима. - А во-вторых, кто сказал, что ее нет?
  Полицейская машина тихо выехала из-за поворота на малых скоростях, поэтому подозрительные личности, стопившиеся вокруг человека с отмычкой, услышали ее не сразу. А услышав, удивительно быстро рассосались по машинам, и даже завели их, но на этом дело и кончилось, поскольку позади был тупик, слева - озеро, справа - дом с забором, а впереди - полицейская машина. Оставалось только идти на таран, на что они все же не решились.
  Полицейских в машине было всего два. Очень мрачных полицейских. Деревня Хорьково вызывала у них сильные чувства. Потому что два неопознанных трупа, - один то ли утонувший, то ли утопленный, а другой - застреленный Бог весть кем, да еще в подвале старинной усадьбы; непонятное происшествие в той же самой усадьбе с ожившим халатом, спятившим охранником и перепуганной экскурсоводшей; многочисленные жалобы на валяющихся по дорогам внезапно заснувших людей, которые при пробуждении требовали танцовщиц, смоковниц и несли полный бред, выраженный настолько высокопарно, что полицейские обижались, - все это не способствовали высокому боевому духу. Поэтому полицейские остановили машину и мирно спросили, что эти люди забыли у дома исчезнувшего гражданина. Люди мрачно ответили, что они полны решимости этого гражданина разыскать, потому что он должен им чертову кучу денег.
  В этом их интересы совпадали, и стороны, недолго побеседовав, мирно разошлись, вернее, разъехались, с трудом протискиваясь мимо друг друга на узкой дороге. У несостоявшихся взломщиков хватило ума не настаивать на присутствии во время осмотра дома, потому что они справедливо полагали, что ничто не помешает им сделать это попозже без свидетелей.
  Полицейские подошли к калитке, подергали ее и в растерянности оглянулись.
  - Сейчас к соседям за лестницей пойдут, - азартно сказал Миша, который взгромоздился на Димин матрас и делал вид, что не замечает негодующих взглядов Лорки, которой достался самый край Мишиного матраса.
  Один из полицейских действительно отделился и пошел стучаться в соседний дом. Второй остался охранять калитку, нервозно оглядываясь.
  Немного поспорив, кому лезть по принесенной длинной лестнице, наверх забрался тот, кто ходил за лестницей. Добравшись до верха, он подергал пики, посмотрел вниз по другую сторону забора, и стал решительно слезать.
  - Неужели за второй лестницей пойдет? - удивилась Света?
  - Сама бы попробовала, как вниз-то? - проворчала Лорка, отвоевывая себе кусочек матраса. - И вообще, надоело, поплыли обратно.
  Она развернулась и поплыла к берегу, но через пару секунд, поняв, что за ней никто не последовал, вернулась. Дима тыкал пальцем в сторону дома в чрезвычайном возбуждении, потому что над калиткой возникло сумрачное марево.
  - Это ж наши знакомы призраки там повисли, - обрадовано говорил он, сползая с матраса и нащупывая ногой песчаное дно. - Сейчас будет спектакль.
  Даже Светлана, забыв про размокшее каре, уставилась на разворачивающееся зрелище во все глаза.
  - Мы их видим! - зачарованно прошептала она.
  - Ура! - обрадовалась Лорка. - Облачко! Жаль, что не разглядеть каждого в отдельности.
  Зрелище приобретало совершенно новый смысл.
  Призраки действительно висели на заборе, с любопытством следя за действиями полицейских. Воздух над забором густел и переливался, солнечные лучи, казалось, освещали Хасанов двор ярче, чем все вокруг.
  - Они будут грабить дом, - убежденно сказал ибн Ибрагим и предвкушающее потер руки. Он сейчас даже немного жалел, что он призрак, - более того, призрак, не желающий становиться живым и боящийся слияния.
  Хасан с Джафаром, наоборот, подпрыгивали над забором и жаждали слиться с полицейскими в экстазе:
  - Это стража, стража, у них форма! - кричал Джафар.
  - Давайте мы им покажем, что мы видели! Мы видели, мы видели, - вторил ему Хасан.
  - Что вы видели? - удивился Али ибн Бекар и остановился. - Что значит: 'покажем'? Как это покажем? Кому пока...
  - А вот видели! Видели, как Хаким ночью сел на повозку и уехал. А эту повозку зовут машина!
  - Засунул в нее много-много ящиков и уехал.
  - Войдем в кого-нибудь и покажем. А что, нельзя? - насупился Хасан.
  - Да с чего вы взяли, что они увидят ваши мысли?
  - Вас не увидят...
  - Не поймут... , - вскричали хором все остальные.
  - Да видели уже, - оскорбился Джафар. - И понимали...
  - И чувствовали, - вставил Хасан.
  - Как? - поразился Камар аз Заман.
  Чувствуя себя необыкновенно важными и польщенными, дети принялись объяснять, что однажды стражи в такой же форме приехали в деревню и стали всех спрашивать, кто убил продавца оружия. В доме Андрилича, в подвале, - пояснили они изумленным слушателям.
  - Так те дудки с крючочком были оружие? - изумился ибн Ибрагим.
  В общем, Хасан,как более решительный, 'вошел' в стража, которого он считал главным...
  - Как ты определил главного? - поинтересовался Унс аль-Вуджуд.
  - Он был самым толстым, - не моргнув глазом, пояснил Джафар.
  Все согласились, что это логично.
  Хасан с Джафаром, пока взрослые прятались в каминной трубе, летали по подземельям замка, пытаясь найти клад.
  - Нашли? - встревожено перебил их ибн Ибрагим.
  Клада, успокоили его, никто не нашел. Зато мальчики видели, как покупатель и продавец оружия спустились в подвал, и продавец протянул эту штуку, - вовсе не дудку, а ружье! - полупрезрительно сказал Джафар, - покупателю, чтобы тот наставил ружье (ибн Ибрагим хмыкнул), - на кружок на стене и нажал на крючочек. Покупатель ружье взял, но полую трубку, которая вовсе не дудка, наставил на продавца. Продавец хихикнул, думал, что покупатель шутит. Но тут покупатель дернул за крючочек, и продавец тут же упал. А на лбу у него появилась кровавая дырка.
  - Ух ты, какое оружие, - восхитился ибн Ибрагим. - Интересно, сколько одна такая стреляющая дудка (угомонись, Джафар! Не перебивай старших!) может стоить? Ну, просто в качестве примера, в пересчете на сапфиры? Или изумруды?
  Осторожный вопрос ибн Ибрагима повис в воздухе, потому что всем было интересно слушать дальше.
  Хасан, услышав расспросы стражей об убитом, 'слился' с самым толстым из них. Тот сначала покачнулся, стал тереть глаза, потом замер и не дергался все то время, пока Хасан вспоминал. Хасан потом еще немного оставался в страже, потому что тот сначала перепугался, а потом перевозбудился, и Хасану было от этого очень весело и щекотно. Но потом он все же вышел из стража, и тот сразу схватился за черную твердую коробочку, стал тыкать в нее кнопками и кричать, что он знает преступника. А доказательством, кричал он, будет служить само оружие и отпечатки пальцев. Про отпечатки Хасан с Джафаром сначала немного не поняли, но когда все стражи стали вслух мечтать, как было бы здорово, если бы покупатель, который убил, дотронулся бы до чего-нибудь в помещении, то Хасан им снова подсказал, потому что видел, как покупатель клал руку на подоконник. Толстый страж уже не дергался, а досмотрел до конца, подошел к подоконнику и стал посыпать его порошком и водить кисточкой. Настасья Петровна на него кричала, обзывала неряхой, но он не обращал внимания.
  Остальные стражи смотрели на толстого с восхищением, а один, с самыми блестящими нашлепками на плечах, говорил, что его надо пометить Или отметить.
  - Это одно и то же. - фыркнул Абу Юсуф. - Глупые дети.
  - Этот толстяк так важничал, так важничал!
  - И вы молчали! - мягко упрекнул детей Камар аз-Заман.
  Всем стало ужасно интересно попробовать передать свои воспоминания еще кому-нибудь из живых. Глядишь, можно будет потом как-нибудь использовать их.
  - Как? - удивился Унс аль-Вуджуд.
  - Приказать им что-нибудь, - важно объяснил ибн Ибрагим.
  Пока остальные взрослые с сомнением глядели на него, Хасан с Джафар коротко посовещались, и юркая фигурка Джафара скользнула в одного из мявшихся у запертой калитки стражей. На этот раз главного определить не удалось, потому что оба были какие-то худосочные, и Джафар попросту скользнул в того, что был ближе.
  Старший лейтенант внутренних войск Щеглов вздрогнул и замер.
  Компания на водном матрасе, наоборот, зашевелилась, пытаясь удобно устроиться на нем, как в зрительном зале, но матрас перевернулся и все попадали в воду. Впрочем, они моментально вынырнули и уставились на полицейских.
  - Есть контакт, - возбужденно сказал Дима. - Спорим, вон тот белобрысый сейчас старцев созерцает и мечтает о танцующих девах!
  - Наверное, - согласился Миша. - Вон как замер, аж вытянулся весь!
  'Белобрысый' полицейский Щеглов созерцал вовсе не старцев. Он вдруг ясно представил себе ночь, Хакима, торопливо кидающего в багажник машины большие ящики и бережно укладывающего на сиденье машины две бутылки Метаксы. На заднее сиденье Хаким уложил чемодан, потом побежал к дому и включил свет. Через освещенное окно было видно, как Хаким достал что-то небольшое из тумбочки под огромным телевизором и стал запихивать это в карман куртки. Продолжая засовывать какие-то бумаги в карман, Хаким выскочил на крыльцо и вынул руку из кармана, чтобы запереть дверь. Вместе с рукой из кармана выпало что-то, по размерам похожее на визитную карточку. Ветер подхватил небольшой прямоугольник и понес его в декоративные кусты рядом с крыльцом, где он и застрял.
  Оцепенение спало.
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"