Давным-давно, когда еще не существовало ничего стройного и правильного, когда буря ходила по миру за бурей, и Солнце не знало толком, в какой час на небеса являться, а Луна порой и вовсе пропадала на долгие дни. Только и дни сосчитать тогда нельзя еще было, да и некому вести было счет такой, ведь ни людей, ни зверей, ни даже трав тогда еще не было.
Жили только Ангелы в далекой Поднебесной. Глядели они на этот беспорядок и грустили только, а кто и плакал, бывало - так жаль им было всего добра, что в таком бессмысленном хаосе, только Временем портится.
- Ведь, как прекрасно Солнце! - Говорили они, - да только изойдет оно, коль светить некому! - Вздыхали грустно да шли дальше по своим заботам ангельским.
Но был среди них диковинный Ангел, чудаком он слыл у братьев своих, всё смеялись они над ним, ведь грустить он не умел совсем и, глядя на мир, что внизу Поднебесной бесился, только улыбка озаряла лицо его, да возгласы радости вырывались из уст его. Находил он в этом диком движении красоту истинную - не прикрытую никакими выдумками умов существ живых.
Да и всему на свете мог обрадоваться он - толи добра столько в сердце его было, то ли еще чем неприсущим ангельскому роду Судьба Матушка наградила его.
Случилось так, что до самых двухсот годов своих он никогда Луны не видал - как ни глянет на мир дикий так нет ее - умчалась куда-то в дали дальние. Вот и не ведал он совсем про существо ее самое.
Но вот однажды взор свой малахитовый кинул во сторону ту дальнюю, да и замер, будто бы вкопанный во твердь Поднебесную. Лик прекрасный, светом невиданным наполненный да теплом странным пропитанный, поразил его в миг один. То Луна показалась ему в первый раз в жизни его радостной.
И сама она тоже ангела того завидела издали, да и улыбка окутала уста ее сладостные, сердце ее приказало любить того Ангела, а сердце ослушаться еще никто не умел да и не сумеет никогда.
И глядели они все друг дружке во очи любимые, и речи пламенные срывалися с уст их. И потерял Ангел голову свою от любови великой. И слетел из-под Неба - прямо к Луне в объятия жаркие. Только запамятовал он на миг тот, что мир внизу устали совсем не знает, а потому и не успел Ангел любимую свою приласкать - улетела она, временем да бурями страшными гонимая, только и слышал Ангел крик ее надрывный - прощальный.
Заметался он, закружился он да за голову свою бедную ручищами схватился. Зовом громким завопил он, любимую призывая. Да только толку то никакого в том не было.
Ожила тогда любовь внутри него, будто существо, какое невиданное, да палить его жаром глубоким взялась. И так сильна она была, что разорвался Ангел на миллионы пылинок и окутал собой все-все что только существовало в мире диком.
И остановился мир - только на миг единый, а потом уж и опять в бег пустился, да только в новый - ладный бег.
Планеты Солнце яркое окружили, да Звезды светлые успокоились. И Луна-краса у самой той планеты, где все пылинки ангельские собралися, осталась на веки вечные.
А сам Ангел спустился на третью от Солнышка ясного планету, да и окутал ее самим собою. Каждая частичка его сумела задышать заново: то ли травой, какой обратилась, толи - деревом, были и такие, что в зверей живых перекинулись. А те частички, которые в сердце Ангела жили, те стали человеком первым.
И хоть лика ангельского больше не видел никто, но знали все: и братья его, и Луна-возлюбленная, что вечной жизнью Род вознагражден за любовь его да доброту силы невиданной.