Наступивший день "порадовал" Люсю неожиданно сильным для конца февраля морозом. Такая погода не устраивала девушку единственно по той причине, что ей приходилось, послушавшись мать, надевать роскошное черно-белое манто, которое, надо сказать, было Люде чуть великовато. Обзывалось оно (разумеется, "любя") "шкуркой". Это и понятно: в темном узком коридоре довольно сложно справиться с такой тяжеловесной одеждой, стоя на высоких каблуках или шпильках, к коим Люся питала необычайную страсть. Всякий раз во время этой операции манто проклиналось и хулилось, на чем свет стоит. Однако сегодняшний день стал для одеяния особенным.
Как это обычно происходило, Люся при полном параде - в черном костюме и с сумкой наперевес - выскочила из комнаты, надеясь успеть на кружок. Но только взгляд ее упал на ненавистную "шкурку", внутри закипел гнев. Яростно кинув сумку на тумбочку, Люда, стараясь удержаться на высоких каблуках, грозно накинула на плечи манто, встряхнула его на себе, одернула с видимой злостью, пытаясь порвать, и, возможно, сделала бы это, если бы не поджимавшее время. В голове ее вихрем пронеслись безобразные слова, большей частью представлявшие такие, что в приличных произведениях обычно не пишут, хотя Люся никогда не произносила этих слов вслух и не позволяла того другим.
"Ненавижу!!! Противная, неудобная, тесная!!! - в сердцах восклицала она, несмотря на то, что "шкурка", как мы поняли ранее, должна была бы болтаться на ней. - Порву, на куски порежу!!! Отдам кому-нибудь, выкину!!! - не переставая, изливался неудержимый поток слов. - На улице уже весна, а тут морозы; мама сразу беспокоится: шапочку надень, шарфик нужен!!! Перчаточки забыла... И эту... "Шкуру"!!! Как же, составили честь, премного благодарна, низко кланяемся!!!"
Удивительно, слова эти (да и не только эти, конечно) иссякли только тогда, когда Люся уже вышла из дома, и мороз, самый настоящий, которому нет никакого дела до того, злится кто-то на него или нет, пробежал по ее коже, сковал по рукам и ногам. Люда тут же выкинула прежние мысли из головы, зубы ее застучали, губы и щеки посинели, пальцы онемели.
Рядом с домом кто-то оставил изломанную ржавую решетку, прутья которой, страшно острые и длинные, выступали из-за угла здания. Люда, стараясь не задеть ножи-прутья, боком собралась обойти опасное место, но не тут-то было! Превратившуюся в лед лужу за ночь хорошенько припорошил снег, и Люда, о том не догадываясь и торопясь на кружок, поспешно ступила на скользкую поверхность; высокие каблуки помешали устоять на льду, и девушка, пытаясь за что-нибудь ухватиться, замахала руками и услышала треск и хруст распарываемой ткани - ткани ненавистной "шкурки".
Еле-еле поднявшись на ноги и сохраняя равновесие, Люда оглядела разорванный рукав манто; этот "шрам" переходил плавно на спину, и волоски меха, медленно кружась в воздухе, словно снежинки, опускались на землю. Она глубоко вздохнула; боль от потери любимой теплой шкурки притупила на время чувствительность, однако в следующее мгновение Люда поежилась от холода и поспешила домой, где ее ожидала легкая кожаная куртка... Да и на кружок Люся давным-давно опоздала...