Дышаленкова Римма Андрияновна. Девять граней числа девять

ДЕВЯТЬ ГРАНЕЙ ЧИСЛА ДЕВЯТЬ

цикл рассказов

Черный терьер и белый торт

У нас в семье есть хорошая традиция: после праздничного ужина или обеда рассаживаться вместе с гостями кружочком и не смотреть телевизор, а рассказывать истории из нашей собственной жизни. Гости бывают разные — то взрослые, то совсем маленькие, и истории тоже разные, но все очень интересные. У нас с сыном есть одна любимая история. Сын так и говорит: «Мам, расскажи историю про черного терьера и белый торт». Черный терьер — это наша собака по кличке Гайдан. Вот он сидит рядом — черный, косматый, длинношерстный. Он уселся поближе ко мне, потому что знает наизусть все истории, которые мы рассказываем гостям, ведь все истории наши исключительно про Гайдана, про нашего черного терьера.

— Видите, какой добрый, послушный, его можно обнимать и теребить, как диванную подушку, и он не сердится.

— Он совсем, как большая черная кукла. Его актеры приглашали работать Артемоном в театр «Буратино». Хотя в клубе собаководов нас предупреждали, что черный терьер — собака злая. «Вот, — показывал инструктор, насильно раскрывая Гайдану пасть, — видите, у него небо черное, это значит, что собака очень агрессивная, будьте осторожны». Но то ли потому, что Гайдан был последний щенок у своей мамы-собаки, то ли потому, что у нас была веселая, смешливая семья, и друзья тоже любили собак, Гайдан обнимался со всеми, кто к нам приходил. На дрессировочном полигоне он занимался с нашим сыном Артуром и слушался его безупречно, так что мы совсем позабыли, что он по природе — злая собака.

Гайдану было два года, а Артуру 11 лет, когда они впервые расстались. Артур уехал в пионерский лагерь. Наша бабушка Ленушка укатила в гости в город Стерлитамак, папа был в дальней командировке. Я осталась с Гайданом одна в доме. И тут обнаружилось, что он, конечно, меня нежно любит, но совсем не слушает. Я ему командую, а ему смешно. Так вот прямо мне в лицо и смеется, потому что привык слушать команды только Артура и папы. Я, естественно, всполошилась. Связала два длинных багажных ремня, то есть новый поводок для прогулок, чтобы совсем его от себя не отпускать, не то потом не докричишься, не дозовешься. Не слушает Гайдан моих материнских призывов. Так стали мы с ним гулять на длинном-предлинном поводке. Так ходили в гости и подолгу засиживались в гостях, а потом ночью возвращались домой. С Гайданом ночью ходить совсем не страшно...

И вот однажды, за два дня до возвращения Артура из пионерского лагеря, мы с Гайданом возвращались домой с чаепития почти в полночь. Гайдан, сам черный, как ночь, шмыгал невидимкой между кустарников, я, намотав ремень на руку, беспечно брела по асфальту. Тревога свалилась на нас внезапно: это был женский вскрик за углом и угрюмые рваные мужские голоса. Женщина крикнула: «Помогите!» Я ничего не успела сообразить, как ремень рванул мне руку, размотался и исчез вслед за Гайданом. Я впервые с ужасом услышала его грозный рев — не лай, а именно рев. Гайдан исчез во тьме, я ринулась за ним, а впереди, чуть за углом, между двумя домами, судя по плещущемуся рычанию, шла трепка. Видимо, он влетел, как пушечное ядро. Видимо, его совершенно не ждали. Я прибежала к месту происшествия. Мужчин не было. Женщина держалась за собаку. Яростно-черный Гайдан бухал своим оглушительно-черным басом в черную ночь. Но никто не откликался. Женщина плакала, я тряслась от ужаса за Гайдана, он был без намордника. Оказывается, на женщину напали два ночных разбойника, отбирали у нее рабочую хозяйственную сумку. «Да, собака налетела внезапно, как буря, — захлебывалась в слезах женщина, — я думала, зверь какой. Вот ведь беда-то, то эти звери, то этот, потом вижу: ремень, собака. Он их рвет. Не ждали, бросили все, может, думали, мужчина будет с собакой...» Гайдан поддерживал ее рассказ редким, но отважным лаем. Чувствовалось, что он вообще ничего не боится. Мы испуганно рассмеялись — ишь, какой бесстрашный. Проводили женщину до дома. У нее был разбит нос, и она промокала его носовым платком. Потом мы возвращались с Гайданом домой, он шел прямо у моей ноги и сердито поглядывал по сторонам.

Где-то в полдень на другой день мы с Гайданом пустились в магазин покупать Артуру торт, ведь завтра утром он возвращается из пионерского лагеря. Прямо около магазина нас встретила эта ночная пострадавшая женщина. Они с Гайданом тут же принялись обниматься, а люди вокруг глядели на него с уважением, потому что женщина успела рассказать покупателям нашу историю. Гайдан уселся на асфальте и стал показывать себя зрителям, высунув от удовольствия из черной пасти красный язычок; высунул так аккуратно, немножко, будто ему не жарко, а весело. Женщина, узнав, что мы идем за тортом, закричала, что она сама нам купит торт, и убежала в магазин. Я стояла рядом с Гайданом и путалась в багажных ремнях. Женщина выбежала из магазина и, сказав: «Вот тебе, Гайдан, торт от меня! Спасибо!» — передала его в одну мою руку, на другой — ремень и довольный собой Гайдан. Я пустилась говорить, что вот как хорошо, приедет Артур, придут гости, и мы съедим торт. Тут Гайдан встал на задние лапы и мордой выбил у меня из руки коробку с тортом. Я вижу, как медленно валится на бок коробка, неудержимо открывается, из нее вываливается белый-пребелый торт и так медленно, как большая шляпа, падает Гайдану на его черную-пречерную голову. Я ничего не успеваю предпринять, потому что запуталась в его багажных ремнях. Публика и наша спасенная женщина смеются, торт лежит на голове у Гайдана, все говорят: «Ну, значит, и правда, Гайдан, это твой торт, ты его заработал». Вот и вся история...

Встречать Артура на вокзал мы пошли с Гайданом, но на всякий случай пригласили с собой Сашу, одноклассника моего сына. На вокзале Гайдан про меня совсем забыл, рвался сквозь толпу встречающих к вагону. Мы с Сашей держали его за ошейник с двух сторон, а он тащил нас за собой и в конце концов вообще встал на дыбы и встретил Артура на задних лапах, передними обхватив его голову. Соскучился с нами, женщинами.

Хозяин приехал.

Единица, любовь и ненависть

Жалко мне наших мальчишек и девчонок, неприкаянные они, нет у них связи с вечностью, не видят они сущности вещей и явлений, не понимают символов тайного знания, идущих к нам через века и только — от сердца к сердцу. Не дарим мы им ни одной волшебной модели мира, хотя их множество. Мне надо было спасать сына от погибели духовной, и я призвала на помощь все свое воображение и память.

Почему ты считаешь, что тебе шестнадцать лет? Ты довольно древний человек, ведь семечко, капелька жизни, из которой ты произрос, не прерывается с тех пор, как возникла жизнь. Ты представляешь, из тебя вот сейчас выглядывают все твои предки, интересуются, как-то мы тут живем. Стоит тебе напрячься, и ты вспомнишь многое из твоего древнейшего прошлого. А в человеке много тайного, чего нельзя рассказывать всем людям, сакрального. Ты знаешь, что у тебя есть свое сакральное число, своя сакральная буква?

Сначала о числе. Надо, чтобы ты вспомнил, что число — это знак Бога. Без Бога ничего не получится. Первые девять чисел все счастливые, все означают, на что ты способен, куда тебя зовет Бог. Но более всего, например, древних египтян удивляло поведение единицы — Таинственное число. Семечко жизни, зародыш, ее так и звали — семенное число. Как зернышко вверх выбрасывает росток, а вниз — корешок. Но кроме того, оказывается, эта единица — неуничтожимая штука. Станешь прибавлять к единице единицу, нарастет такая пирамида, уходящая в небеса. Захочешь единицу расколоть, уничтожить — она колется и растет. Короче, получается куча битого стекла вместо одной единицы. И вообразили египтяне, что единица — это человек, и нарисовали над ней два шлейфа треугольных: один поднимается вверх, и это высшее твое «я», другой шлейф опускается вниз, в дроби, и это твое низшее «я». Подставили и увидели, что человек может бесконечно возрастать, так что обнимет собой Вселенную, и может уничтожать себя дроблением до бесконечности. С той только разницей, что когда человек расширяется, он испытывает чувство радости, любви, полета, а когда распадается — психует, испытывает боль, унижение, страдание. Ну, вот представь себя такой единицей, у тебя есть выбор: либо ты летишь духом все выше и выше, испытывая радость от полета, от восхождения, либо ты бьешь себя на части, тебе больно. И ты падаешь вниз, а тебе все больнее и больнее.

Но есть еще остальные священные числа, девять знаков судьбы. Что они-то значат? И тут числа еще более оживают. Надо на шлейфе над единицей начертить девять ступеней, уходящих вверх, а над девятой ступенью напишем слово «Бог». И начнем подниматься по этим ступеням. Итак, единица — это ты, мужчина, молодой человек, стоишь один среди земли, разглядываешь самого себя. Поднимешься на вторую ступень, а там стоит женщина (двойка — это женщина), второй человек на земле, ты ее не знаешь, надо бы узнать. Я вот женщина, твоя мама. Ты точно знаешь, что ты меня любишь, и тебе от этого приятно. Значит, задача второй ступени: узнать и полюбить женщину, полюбить, как свое ребро. В тебе проснулась любовь, теперь она будет твоей водительницей, и ты переходишь на третью ступень узнавания твоего мира.

Три — это число ребенка. Таинственное число, в нем непредсказуемо развитие. Если будут дети, здание любви и жизни будет разрастаться, будет расти и твое желание узнать мир. И детей на третьей ступени надо полюбить, удивиться им, поклониться, ведь только любя можно терпеть и опекать детей, и своих, и чужих. Приучи психику свою жить рядом с детьми.

Поднимаемся на четвертую ступень. Число «четыре» означает перекресток, четыре стороны света. Человек, у которого сакральное число «четыре», может быть великим путешественником. А на четвертой ступени нам с тобой видны соседние дома, деревня, город и все четыре стороны света. То есть, надо полюбить теперь своих соседей. Ты хочешь сказать, что это не обязательно. Есть стихийные бедствия: пожары, наводнения, землетрясения и сама смерть. Как одолеешь беду без соседей? И прибегут ли они на зов, если ты их не любишь, не проникся их «единицами», их заботами? А за соседями видны во все четыре стороны другие народы: татары, немцы, башкиры, казахи, голландцы, надо бы и их, как соседей, полюбить, ради тебя же самого, ради твоей женщины и твоего младенца. Число «четыре» обещает и дипломатический талант.

Пятая ступень — огненная бочка с порохом, психическая несовместимость, эмоциональная буря. Кипят здесь молнии. Число «пять» для человека означает, что он Воин. Все единицы себя обнаруживают как воины. И любят свой очаг, и готовы воевать. Эту ступень тоже надо пройти с любовью, как с самым надежным проводником. Попробовать понять, не разодраться, не расплеваться с соседями. И тогда Любовь выводит нас с тобою на шестую ступень, шестой круг познания — это приходящая к тебе мудрость. Здесь ты становишься жизнестроителем, миростроителем, демостроителем. Здесь ты поймешь, что все разрушается временем. И поэтому, любя людей, человек запрещает себе разрушать. Высшие силы разрушают, я разрушать не буду. Фарфоровой чашки такой человек не расколет, жалко трудов человеческих. Если у человека число «шесть», он может стать священником, президентом, а может — председателем профкома, то есть умеет объединить соседей. Шесть — это число Отца. Твое отцовство.

Семь — это победа над собой. Это силы планеты твоей. Зачем они тебе? Чтобы помочь своей любимой женщине, ребенку, соседям. Теперь ты узнаешь и полюбишь силу взаимодействия четырех стихий твоей планеты, ты сможешь врачевать при помощи воды, земли, огня и воздуха. Седьмая ступень, число 7, рисовалось, как лестница к небесным силам. На седьмой ступени в человеке духовного становилось больше, чем физического. При помощи своего духа я, как трамвай к электропроводам, подключаюсь ко всем добрым людям моей планеты. К отцам и матерям, которые и есть главные люди в любой стране. Это огромный мир, он сделает тебя сильным и выведет на восьмую ступень. Породнившись со своей планетой, ты вступишь в дружеские отношения с планетами и звездами, с их духовностью...

В школе вы восьмерку изучали как число трансцендентное, означающее бесконечность, это тоже отзвук Древнего Египта. Одолеешь эту науку, поймешь, как звезды и планеты влияют на твою Землю, на твой дом, жену и детей, и ты окажешься в кругу девятом — ты стал человеком совершенным: выше тебя только Бог и его небесные силы. Теперь в связи с твоим сакральным числом ты понесешь свет людям, ты терпелив при встрече с неразумными, ты милосерден к человеку, кричащему от боли. Ты соединился с силами Космоса, благодаря которым на нашей планете есть жизнь. Это путь Любви, этим путем прошли и Христос, и Будда, и Магомет, и многие известные тебе люди. Думать об этом пути очень интересно. Этих же девяти кругов придерживается и наша христианская религия. Они хорошо описаны в «Божественной комедии» Данте.

А теперь, милый сын, давай посмотрим, что же случится с этой магической единицей, если ее не увеличивать, а делить, дробить и раскалывать. Тут мы с тобой вступаем в мир страшный, мир боли, крика, слышного и неслышного, больной психики, то, что человек назвал адом, — это инфернальная наша жизнь в расколе, драке и ненависти. Адская жизнь.

Итак, начали делить единицу. Хлоп! Растоптал женщину. Сердце пополам, в половине сердца тут же поселилась Ненависть. Тяжело, опускаемся на одну треть ниже — уже терпеть не можем детей, ни чужих, ни своих: мешают они человеку любить самого себя, любви-то в сердце осталось — одна треть. Начинается распад сознания. Хлоп! Опустились на одну четвертую, четвертый круг психического яда — это ненависть к соседям, естественно, к близким своим: никому не хочу помогать, ни с кем не хочу радоваться, сижу один и психую, водку пью, инфернальный напиток.

Психую, психую, ненавижу, ненавижу — и вот уже пятая огненная ступень: схватил, например, стул и ударил жену или соседа, искалечил. И оказался на одну шестую дробь ближе к центру ада, боли, огня и муки — в круге шестом, то есть в тюрьме. В тюрьме для тела, в тюрьме для души. Бешенство и ненависть захлестывают, помрачают сознание, болит и извивается дух, подлаживаясь к звериному обычаю яростных людей — вот тебе и «шестерка», только дробленая: ненавижу дом, ненавижу мир, ненавижу всякое жизнестроительство. 1/7 — седьмая ступень ада. Как навредить людям при помощи четырех стихий планеты? И этот ад пока еще не после смерти, а здесь, в психической жизни, ежедневный, ибо человек сделал выбор между Любовью и ненавистью, предпочел в самом начале маленькую ненависть к маленькой своей подруге-женщине, не подозревая, что его ждет. Человек, раздробивший свое сердце с силой в девять ударов, — это либо готовый самоубийца, не нашедший смысла жизни, либо зверь, готовый на все, по модели религии — злодей, соединившийся с планетарными силами смерти, то есть с Дьяволом. Что происходит в душе такого человека, мы с тобой не узнаем, у нас нет опыта, нет аналогов.

Ты спросишь, можно ли остановиться и на пути расширения сознания, и на пути распада сознания? Остановиться всегда можно. При движении вверх по пути Любви и жизнестроительства остановить могут лень, болезнь, окружающая среда. Погружение в ад психики могут остановить нестерпимая боль, работа духовная, то есть Бог, и тоже окружающая среда. И система спасения тоже опирается на три точки, так что везде ищи «святую троицу» в помощники: Отца, Сына и Святого Духа — обязательно помогут.

А теперь о твоем сакральном числе, по которому можно определить в общих чертах возможности человека. Берем год твоего рождения, число дня рождения и число месяца рождения, складываем: 1962+30+9=2001, складываем и эту цифру: 2+1=3. Получается, что твое число три. Хорошее число. Говоря на языке религии, тебя Бог хранит для своих неизреченных дел. Тебя любит Бог, потому что Бог любит троицу. Люби и ты Его. Расширяй свое сознание, поднимайся по девяти ступеням к людям, к земле, к Богу. Ты встретишь ненависть, боль и скорбь, но это уже не новость для тебя. Ты увидишь при помощи этой психической модели, отчего страдает человек, можно ли ему помочь. И можно ли помочь самому себе.

21-й день сентября

Общество — это очень хорошо, а планета у нас еще лучше. И никак они не поймут друг друга. Есть в сентябре один очень напряженный день, когда вы можете целые сутки наблюдать и таинственные силы общества, и могущественную власть планеты над нами. Это 21 сентября. Загляните в мифологический словарь, и вы, для начала, узнаете, что число 21 называется — пифагорейское число могущества. Поклонники карточных игр также знают, что 21 очко — это выигрыш. В нашем европейском календаре состояние планеты Земля относительно Солнца тоже напоминает нам, что 21 марта — день равен ночи, 21 июня — день больше ночи, а ночь самая короткая. 21 сентября опять день равен ночи, а 21 декабря — самый короткий день, физики этот день называют «конец света», и самая длинная ночь. Все эти двадцать первые дни запомнились людям особой активностью планеты, как таковой, независимо от того, какой строй в человеческом обществе: коммунизм или рабство. Общества человеческие, как бы они ни сердились на нас с вами, однако сердиться на планету считают делом бесполезным и бесперспективным.

Из двухтысячелетней истории Христианства нам стало известно, что именно 21 сентября — святой день. И очень даже грозная ночь: 50 на 50. В святой день христиане празднуют Рождество Богородицы и Приснодевы Марии, матери Иисуса Христа. А в грозную ночь, когда закатится солнышко, оказывается, состоится великий шабаш, то есть планетные духи овладевают нами, христианами, и мы творим незнамо что. Всего этих шабашей насчитывается в году восемь, один из них вот этот сентябрьский — самый главный. Так уж повелось.

Мы женщины, должны сказать спасибо религиозным пастырям и философам, что они в этот день учитывают такую реальность, что к нам из космоса приходят два начала-принципа: мужской и женский, что эти принципы пока сильнее всех наших общественных построений. И даже наоборот: все наши человеческие построения потому и прочны, что покоятся на этих неизменных постоянных: космосу нужно, чтобы на земле были только двое: мужчина и женщина. Отсюда можно сделать вывод, что как ни тяжело нам, женщинам, на земле, нас защищает космос. Это должно утешать. В христианской культуре непознаваемая женская сила персонифицировалась в образе Царицы Небесной Богородицы, Приснодевы Марии. Погрязшее в грехах человечество, все самые трогательные, самые чистые слова, которые надо бы сказать нам, женщинам, адресует Богородице: «Слава тебе, сирот Мати. Царица неба и земли, надежда ненадежных родила Слово Отчее... нескверная, неблазная, нетленная, пречистая, радости духовной не лиши нас...»

Исторически Мать Мария, мать Христа, вообще-то родила пятерых детей, но мы сердцем своим и молитвой утверждаем, что она Приснодева. Думается, тут мужчины поклоняются уже материнскому целомудрию-девичеству в противовес распутству.

Культурная память сохранила, например, такие характеры греховной страсти, как славянская Девка-алатырка. Девка, неукрощенная материнством и преданностью одному мужчине, девка-вихрь, девица-кобылица: «...с той же ночи понесла...» Этого стихийного духа, этой Девки-алатырки в нас, женщинах, более всего и опасаются наши братья-мужчины. Опасаются так называемого шабаша. Тем более непонятно, откуда взялась эта сексуальная революция, если две тысячи лет культивировали целомудрие.

Однако общими усилиями неба и земли сохраняется Царство Небесное христианства, где поется похвала Небесной Царице, Пречистой Деве Богородице.

Мои знакомые, провинциальные христианские бабушки-девы все годы придерживались молитв к Богородице. У них я впервые увидела книгу псалмов, созданных по подобию библейской Псалтири, но эти псалмы адресованы не к Богу-Творцу, как у царя Давида, а именно к Матери Христа. Этих материнских псалмов ровно тоже 150. И знаменитый 90 Псалом Давида «Живые помощи», который начинался словами: «Живый в помощи Вышнего в крови Бога Небесного водворится...», в адрес Богородицы звучит так: «Живый в помощи Матери Божией, под крепким кровом Ея водворится...» Очень помогает.

Псалмы к Богородице пришли к нам давным-давно из Афонского Русского Пантелеймонова монастыря. А поскольку св. Пантелеймон — целитель, то и псалмы эти используются как врачующее средство. Многие бабушки — народные целительницы — постоянно читают эти материнские псалмы, и только после их чтения, поднявшись на высоту безгреховной чистоты приснодевичества, приступают к врачеванию той или иной болезни. Псалмы эти время от времени переиздаются в церкви и ее книжных отделах. Так что читатели, интересующиеся Христианством и его культурой, могут внести эту святую книгу в свой дом. Она называется так: «Христианские песнопения Пресвятой Царице Небесной Приснодеве Марии Богородице. Составлены по подобию Псалмов».

Так что самый светлый, самый «девочкин» праздник сентября 21-е — день рождения Богородицы. И накануне, и в праздник в храмах будут звонить в колокола, разгонять нечисть своим малиновым звоном: знайте, дескать, злыдни, что мы — отцы — бережем своих дочерей! Будут звучать славословия-акафисты в честь Материнства, преданности и целомудрия, чем, собственно говоря, мы и дороги нашим мужчинам.

А ночью! В восемь вечера отзвонят колокола, к одиннадцати уснут целомудренные христиане, и в полночь промчатся над землей странные, возбуждающие силы, они ворвутся в сны, они проявятся наяву перед теми, кто бодрствует. Они смешают все карты в вашей блистательной судьбе. Мы об этом достаточно много читали в книжках. Однако это далеко не книжные сюжеты, а поведение нашей планеты, ведь планета у нас, к сожалению, христианской не является. Ночные кошки, собаки, разбойники, притоны — это же все не христиане. И в эту ночь 21 сентября все возбужденные люди, все девки-алатырки садятся на метлы и улетают, как говорится, к «чертовой матери». Берегись, зацепят, покалечат.

Девять граней числа девять

Однажды во сне я услышала четкую фразу: «Математика — это сообщение». Я привыкла прислушиваться к текстам, звучащим во сне. И я привыкла любоваться тем, как трудится число, как «стучат инопланетные часы». Некоторые числа накопили о себе обширную биографию. Именно «био», потому что человек связывает «инопланетные часы» со своим биологическим организмом. Единицу так просто и считают «семенным» числом. Сложная фигура умолчания — число 13 — предупреждает нас о подстерегающих зонах риска. Немыслимо таинственно значение числа 22. Оно, якобы, соединяет число с буквой, а буквы, нанизанные на число, как жемчуг на нитку, дарят нам Слово.

И алмазно, и кристально мерцает передо мною культура числа девять.

Первая и даже очень видная грань блеска. 9 месяцев находится в животе матери младенец. Если мы с вами возьмем социалистическое обязательство перед своей партией и народом — родить младенца в течение двух месяцев, у нас ничего не получится. 9 месяцев — срок не профсоюзный, не политический, но биологический. Здесь стучат «инопланетные часы». Здесь трансцендентный срок. Дело божественное. И вот еще какое тут чудо: физическое проживание зачатого вами младенца прямо связано с идеей, пришедшей к вам в голову. Однажды в совершенно определенный день вы решились: «Все, я хочу ребенка!» С этого момента идея рождения по срокам развивается параллельно с физическим ростом. Сделаем из этого простой и совершенно сумасшедший вывод: всякая идея, если она жизнеспособна (если она не противоречит идее Бога), осуществится через девять месяцев. Так что не следует суетиться. Хорошая идея рождается, как младенец. Не верите? Проверьте.

Вторая, самая детская грань. Проходил мимо нашей маленькой провинциальной школы маленький, гонимый ветром эпохи учитель с греческой фамилией. Заглянул в мои жадные до знаний глаза, положил передо мной таблицу умножения и сказал: «Погляди, как играет в таблице число 9: 9x1=9, далее 9x2=18, а теперь результатные цифры сложи: 1+8=9, а теперь 9x3=2+7=9; 9x4=3+6=9; 9x5=4+5=9. Пробоя нигде нет. 9x9=8+1=9. Но если ты любое число умножишь на 9, то в результате сложения цифр суммы опять получается 9. Например: 25x9=2+2+5=9. А если ты будешь возводить число девять в любую степень, например: 9 в третьей степени = 9x9x9=7+2+9=1+8=9. Вот так странно сверкают 9 граней числа девять. Совсем, как у Ницше: «Возвращение того же самого!»

Третья грань — Совершенный человек. Много мистических математических моделей навесила человеческая память на Пифагора. Но Пифагор (по преданию) учился у древних египетских жрецов. Он не сам смоделировал, он — пересказал. Иные въедливые историки, вечно борющиеся с мифотворчеством человечества, как коллективного поэта, утверждают, что вообще никакого Пифагора не было. Был ли, не был ли Пифагор, был ли, не был ли Шекспир, — мы тоже не знаем. Но уже со средневековья, с 5-6 века нашей эры в книгах можно найти такую модель: 1 — семенное число, некая мужская субстанция, просыпающая семя жизни по воле Богэ. Числом два означали субъект, принимающий семя, — женщину. А вот 3 — это хорошенький младенец, человек маленький и, безусловно, нужный идее Бога. Число 6 записывалось как две тройки 3+3=6 —это повзрослевший человек, Отец. Настоящий отец, а не убегающий не знамо куда (заметьте, что 6 пишется, как повернутая девятка). Если человек вкусил отцовства, как Божьего Дара, он становится Богочеловеком, и тогда в числовой культуре он означался как человек совершенный: 3+3+3=9. Богочеловек — сын Бога, закрывающий собой, как одеялом, зерно жизни. Человек, который слышит и жизнь семени, и жизнь младенца, и жизнь Бога. Сверкающий человек (как девять граней числа девять).

Четвертая грань — ах, эти древние китайцы! Магнитогорская сестра милосердия Венера поучилась в Китае биологическим способам воздействия на человеческий организм и умеет теперь облегчить многие страдания нашего технократического бытия. В частности, она предлагает массаж головы в строго определенных точках, то есть большим пальцем надавливая на черепные соединения, делает она круговые движения. Как хорошая ученица, Венера подчеркивает, что надо делать девять круговых «ввинчиваний» в одну сторону и девять — в противоположную. Девять — не больше и не меньше. Все знания древних китайцев, слава богу, сохранили сведения именно о биологической системе Человека. Все до мелочей в нашем организме учли древние китайцы. Такой был любопытный до мироустройства народ. Но уверяю вас, что таким же внимательным к знакам природы был и наш народ до XX века.

Пятая грань: совсем рядом. 50-летняя женщина, русская, магнитогорочка, стало быть, провинциальная, безымянная уралочка. Внимательно слушает природу. Такой слух невозможен в соблазняющей и соблазнительной столице. Я видела, как она врачует живот человеческий. В животе у нас идет активная биологическая жизнь — горшок кипящий! Там постоянно образуются какие-то узелочки, они то болят, то рассасываются, и люди, естественно, обращаются за помощью, чтобы утолить свои печали. Я с удивлением вижу и слышу, что эта женщина накладывает на шишечку большой палец и, чуть придавливая, делает 81 круг в одну сторону и 81 круг в другую. Через девять сеансов именно от ее рук шишечка рассасывается. Мы-то с вами теперь знаем, что 8+1=9. Это тоже грань числа девять. Я спрашиваю: «Откуда Вы взяли эту технологию?» Она мне отвечает: я это увидела во сне... Мне показала, как это надо делать, бабушка. Ее давно уже нет...» Против сна возразить нечего, а если вы не верите — возьмите да проверьте. Наверняка получится, Живот у нас, слава богу, всегда под руками.

Грань шестая: а на девятый день... Володя — шеф-пилот в бригаде летчиков-испытателей на Дальнем Востоке. Он испытывает самые красивые летательные аппараты: штурмовики СУ-27. Володя начал свой рассказ так: «Вас интересует число девять? Со мной был такой случай. Бывший до меня шеф-пилот уехал в Китай в командировку. Он там почему-то задержался, и меня назначили шеф-пилотом вместо него. Вернулся он взвинченный. Не в себе человек. А у нас правило: когда летчик-испытатель выходит из отпуска, его «выгуливает» на самолете шеф-пилот. Вот мы, два шеф-пилота, полетели в первый «выгул». А надо сказать, что он еще с женой выяснял отношения и ночь провел на лестничной площадке. Взлетели. И тут я увидел, что человек решил рассчитаться с жизнью, и со мной заодно...»

Летчики перехватывали друг у друга управление, кувыркались в небе, наконец, задели землю, порвали гидравлику, взмыли снова вверх, и Володя понял, что управление больше их не слушает. С земли приказали катапультироваться. Первым вылетел его товарищ, вторым — Володя. Удар катапульты 20 ж.

«Когда я приземлился, — рассказывал с улыбкой шеф-пилот, — я почувствовал себя в двух лицах. Что меня — двое. Так прошел день, другой. Я ходил «раздвоенный» и никому ничего не говорил. Решали проблемы, кто должен платить за разбитую машину, хлопотали о здоровье впавшего в депрессию нашего товарища. А я все не в себе. И можете себе представить, на девятый день стоял сам с собой на балконе. Возникло ощущение напряжения, вдруг как бы сверху что-то на меня обрушилось, пронзило до самых пят. И все стало на место: я воссоединился сам с собой. Мне говорили, что душа покидает умершее тело на девятый день. Но чтобы она на девятый день возвратилась?..»

Мужественный шеф-пилот не нашел слов, чтобы закончить свой рассказ.

Грань седьмую опустим за невозможностью ее рассказа.

Р. S. А в приписке намеки на восьмую и девятую грани. Скоро нам представится единственная в своем роде возможность видеть, как «стучат инопланетные часы» числа 9. Мы увидим 1999 год. Три девятки! Редчайшее состояние. Давайте сложим по каббалистической традиции: 1+9+9+9=1+0=1. По этой схеме летоисчисление должно прийти к единице. К семенному числу. Древние египтяне или другие древние жрецы сказали бы: надо начинать новую эпоху с единицы. Первый год новой эры, а не XXI век. С двойки вести летоисчисление как-то страшновато, ведь традиции считают, что число 2 (простите меня) — дьявольское. Да и за спиной у нас отнюдь не ангельский двадцатый век.

В ожидании младенца

Многое недоступно уму человека. Это недоступное рядом. Живет своей жизнью. Соприкасается с нашей. Из этого прикосновения возникает одно из главных чудес: оказывается, сама жизнь сюжетна. Писателям остается с послушным удивлением следовать за непостижимой тайной: ну, почему течение жизни имеет ярко выраженный сюжет? Кто же этот главный сочинитель жизни? Вот только протяни руку — и заплетенный, как ладная корзинка, сюжет жизни рядом. Чья же это дивная речь с небес прозвучала? Между тем, эта речь — человеческая: то восторг, то жалоба, то молитва, то ропот. Ропот достигает небес и осыпается вниз, к нам на головы, в виде хотя бы такого сюжета.

Ты помнишь, у нас в спальне семь лет висела расколотая люстра. Ее расколол мой сын Николай, когда еще был подростком. Достал ее в прыжке ногой и расколол... И вот сегодня с утра на меня напал ропот. Я возроптала именно к небесам: скоро в доме будет младенец! Его надо встречать чистотой. А вы? Балкон надо очистить, надо освежить обои, А люстра? Вы посмотрите на эту люстру! Семь лет она висит надо мной. И некому ее заменить (это прямо к небесам). Я повесила новые розовые шторы, настелила новые покрывала. Я укладываюсь спать в свежую постель. И что же я вижу? Семь лет я вижу перекошенную, расколотую люстру! Может быть, поэтому я так устойчиво болею, у меня непрерывно болят ноги. Видимо, они болят от страха, что однажды эта люстра обрушится на мои нош дождем стеклянных лезвий. Всем известно, что даже расколотую посуду нельзя держать в доме. Однажды она лопнет от кипятка и ошпарит самого беззащитного... Младенца. Конечно, кого же еще! А у нас висит над головой расколотая люстра! Неизвестно, как она влияет на наш дом? В доме скоро появится Младенец (это тоже адресуется небесам)! Роптала я с утра. Мужчины, а их в доме трое, быстренько собрались и сбежали от моего ропота, якобы, по своим делам. В течение дня я забыла, но не насовсем, о своей больной люстре. И вдруг в восемь часов вечера, как раз на исходе светового дня, в мою дверь позвонили. Я открыла: передо мной стоял нежный соседский мальчик девяти лет: «Тетя Оля, выйдите ко мне на минуточку!» Привыкшая к взаимным соседским просьбам, я равнодушно вышла на лестничную площадку: может, он попросит луковицу или яйцо... Андрей робко спросил: «Тетя Оля, вам не нужна люстра?» Я разинула рот. Момент был настолько божественный, что хрупкий мальчик мне показался ангелом-посланником.

— Андрей, мне очень нужна люстра, горько усмехнулась я в адрес своих исчезнувших мужчин, но ведь люстры не письма, их почтальоны в сумках не разносят...

— Теперь разносят, — улыбнулся мальчик...

Новую люстру купили у соседа по совершенно сходной цене. Тут же ее подвесили под потолок. Вот она свежо и молодо позванивает над моей головой. Я разглядываю изысканное расположение ее прозрачных, мерцающих подвесок. И видится мне в архитектуре люстры некий светлый пятиглавый храм. А моя беременная невестка приговаривает: «Ну вот, мама Оля, теперь у вас новая люстра, и вам нельзя болеть». А я все думаю о мальчике, принесшем мне люстру, и думаю: «Это небеса меня услышали. Это добрый знак. Пусть в нашем доме родится мальчик со светом в сердце».

И действительно: вскоре родился мальчик, и мы его назвали Тимофеем...

Вот такой законченный сюжет.

Семь притч о человеке, который искал счастье

Притча первая: Сто красных автомобилей

В одном маленьком провинциальном городе, который стоял в центре маленького провинциального государства, жил человек, искавший счастье. Он искал счастье в свободное от работы время на страницах популярных зарубежных газет. И однажды между строчек одной литературной газеты он прочитал совет: «Ищущему счастье надо глубоко задуматься о предмете своего счастья и насчитать сто красных автомобилей, которые проедут мимо. Затем рассказать об этом своему ближайшему другу». Человек, ищущий счастье, глубоко задумался и стал считать красные автомобили. На десятый день мимо него промчался сотый красный автомобиль, и пришел в гости его давний друг, известный всему городу милиционер. Человек, ищущий счастье, рассказал ему, что он вот-вот будет счастлив, потому что насчитал сто красных автомобилей. Его друг, милиционер, очень удивился и сказал: «Как же ты мог насчитать их сто, когда в нашем городе всего десять красных автомобилей?» Человек, ищущий счастье, очень огорчился, достал из кармана записную книжку и записал: «Нет, счастье не в том, чтобы насчитать сто красных автомобилей...»

Притча вторая: Новый дом

В центре того маленького провинциального городка, где жил человек, ищущий счастье, построили новый дом. Дом стоял на горке, его крышу украшали петухи, а на солнечных балконах распевали канарейки и качались фонарики. Счастливые новоселы тоже, как канарейки, сновали по балконам и распевали песенки. Человек, ищущий счастье, подумал: «Было бы большим счастьем для меня получить квартиру в этом веселом доме и распевать песни на солнечном балконе, как будто я — канарейка».

Он глубоко задумался и вышел на большую дорогу, которая бежала мимо маленького провинциального городка. Человек, ищущий счастье, стал считать красные автомобили. Он был уверен, что если он насчитает сто красных автомобилей, то ему дадут квартиру в новом доме. Так и случилось. Только он помахал рукою последнему автомобилю, как увидел, что ему навстречу бежит его ближайший друг, известный всему городу милиционер. «Идем скорее, друг, — прокричал милиционер. — Тебе дали новую квартиру в доме на горке с петухами, фонариками и канарейками». Человек, ищущий счастье, пожал руку своему другу и твердой походкой направился к новому дому, насвистывая, как канарейка. Когда он вышел в свою новую квартиру и выглянул в окно, он увидел, что это — единственная квартира, где нет балкона! Опечаленный человек достал из кармана записную книжку и неуверенно записал: «Нет, в квартире без балкона нет счастья!»

Притча третья: Если идет дождь...

Третий год в маленьком провинциальном городке, который стоял в центре маленького провинциального государства, шел дождь. Сырая печаль охватила мостовую, потом деревья, потом дома, и, наконец, проникла в сердце человека, ищущего счастье. Вопросы, один дождливее другого, волновали его и мешали искать счастье.

— Если идет дождь, кем быть? — спрашивал один молодой вопрос. Человек расстраивался, потому что не знал, что ответить.

— Если идет дождь, в чем ложиться в гроб? — беспокоился старенький вопрос, выбивая нос.

— Если идет дождь, за кого выходить замуж? — прошептал вопрос-девушка и растерянно превратился в лужицу на полу.

— Идемте, сказал твердо человек, ищущий счастье, и собрав все вопросы в виде зонтика, вышел на улицу. Тут вопросов оказалось еще больше, они прыгали вокруг, как дождевые пузыри:

— Скажите, дождь — это модно? Дождь — это правда? Дождь —это Америка или Европа? Человек отвечал: «Смотря как...» Вопросы тут же загалдели: «Смотря как, это смотря как?» Человек, ищущий счастье, махнул рукой и решительно направился к известному в городе Учителю. Они вбежали к Учителю гурьбой: человек, ищущий счастье, и его дождливые вопросы. Под напором вопросов Учитель сразу промок, но ответил так: «Солнце далеко! Давайте подождем, когда придет солнце». Тогда человек, ищущий счастье, достал из кармана записную книжку и записал: «Хорошо быть Учителем, когда светит солнце. Но как быть Учителем, если идет дождь?»

Притча четвертая: Октябрь

Наступил октябрь, и человек, ищущий счастье, решил поискать счастье в октябре.

— Ну, ты нашел, когда искать счастье, — сказал его друг милиционер, — искал бы счастье в августе. В августе — арбузы, персики, сливы...

— Да, в октябре нет арбузов, яблок и персиков, зато холодно, — ответствовал человек, ищущий счастье, и направился в лес.

— Но в лесу сейчас все звери спят и все птицы спят, а лес укрыл их своей листвой, — бормотал растерянно милиционер.

— Зато все десять красных автомобилей нашего города выехали на охоту.

— Ты посмотри на людей. Как они некрасивы. Толстые пальто скрыли их изящные фигуры, тяжелые сапоги изломали их легкую походку. Косматые меховые шапки заткнули им уши, они не слышат друг друга.

— Но зато каждому из них тепло, — возразил человек и неожиданно добавил, — хотя всем вместе холодно.

Затем человек, ищущий счастье, задумался, вынул из кармана блокнот и записал: «Мой ближайший друг, известный всему городу милиционер, считает, что в октябре нет счастья...»

Притча пятая: Женщина

Однажды в гости к человеку, ищущему счастье, пришла женщина.

— Наконец-то, — вздохнул облегченно человек, но тут же вздрогнул, — да ведь это же мужчина!

И действительно, в облике прекрасной молодой женщины перед ним стоял корреспондент местной газеты.

— Мы все потрясены вашими поисками счастья, — сказал восхищенно корреспондент.

— Но я его не нашел, — скромно ответил человек, ищущий счастье.

— Ну, как же, а эти ваши сто красных автомобилей! Теперь все дети и старики оживились и бегают в поисках красных автомобилей!

— Но я же сказал, что счастье не в том, чтобы насчитать сто красных автомобилей...

— Однако, насчитав сто красных автомобилей, вы все-таки получили квартиру в новом доме с балконами, петухами, фонариками и канарейками.

— Но я продолжаю утверждать, что в квартире без балкона нет счастья.

— И даже в солнечный день?

— И в солнечный день, и в год дождливых вопросов...

— И даже в октябре?

— Но ведь мой друг, известный всему городу милиционер, сказал, что в октябре нет счастья.

— И даже тогда, когда в гости к человеку приходит женщина! — заломил руки корреспондент.

Тогда человек, ищущий счастье, ответил: «Это счастье, когда в гости приходит женщина, — и, помолчав, добавил, — если, конечно, она не мужчина».

Притча шестая: В автобусе

Человек, ищущий счастье, долго думал, каким видом транспорта отправиться на поиски счастья, и выбрал автобус номер 18. Дело в том, что человек, ищущий счастье, справедливо рассуждал, что счастье не может быть рядом, оно должно быть где-то подальше, и выбрал автобус Љ 18, потому что это был самый дальний городской маршрут. А во-вторых, человек, ищущий счастье, был гордым сыном своего города. А в этом городе билеты на автобус стоили не пять копеек, как в городе у моря, и не четыре копейки, как в городе на горах, а вот именно шесть копеек, и этой особенностью очень гордился человек. Поэтому он решил ехать на поиски счастья не в трамвае номер один, а автобусе Љ 18. Как только он вошел в автобус, он сразу понял, что выбрал правильный маршрут. Все пассажиры в автобусе уже были немного счастливы... Молодая мамаша, нежно улыбаясь, обнимала спящего младенца, двое влюбленных по очереди целовали друг друга, подвыпивший гражданин пожимал сам себе руку, и чувствовалось, что собеседники понимают, о чем речь. Человек, ищущий счастье, отыскал в кармане шесть копеек, это были пятачок и копеечка, и передал денежки за билет соседнему гражданину в розовых очках. Тот, в свою очередь, передал денежки счастливой мамаше, и человек, ищущий счастье, погрузился в размышления, потому что видел, что все пассажиры в автобусе почти что счастливы. Но тут в салон автобуса вошел контролер и попросил предъявить билеты на право проезда в счастливом автобусе. Пассажиры очнулись от грез и стали предъявлять билеты. Контролер укоризненно посмотрел на человека, ищущего счастье в бесплатном проезде. «Если бы у меня были 6 копеек, я был бы счастлив», — подумал человек и стал искать записную книжку.

Притча седьмая: Счастье

Наступило время седьмой притчи, и человек, ищущий счастье, сказал: «Пора...» Сказал и испугался. Ему нравилось искать счастье. Ему нравилось искать его особенным образом, никого не упрекая, ни с кем не соперничая, ни на кого не обижаясь. Поиски счастья принесли ему популярность. Весь маленький провинциальный город, который стоял в центре маленького провинциального государства, интересовался его поисками. Прослышали о нем люди из других городов и государств. Они посылали ему в посылках красные игрушечные автомобили, иногда — красные самолеты, иногда — красные кораблики и подводные лодки. Из всего этого человек, ищущий счастье, понял, что счастье надо искать, и что это нужно людям. Пока его ближайший друг, известный всему городу милиционер, не поставил вопрос ребром: «Раз он ищет счастье, значит, он несчастлив?» Жители провинциального города смутились. А затем по городу потек шепот: «Оказывается, человек, ищущий счастье, несчастлив!» «Что же это выходит, если человек, ищущий счастье, не может его найти, значит, его нет?!» «А если его нет, то как же жить дальше?» Взволнованные жители города собрались возле нового дома с петухами, фонариками и канарейками, под окном, где в единственной квартире без балкона жил человек, ищущий счастье, и потребовали его к ответу. Если бы у человека был балкон, он бы вышел на него и все и всем объяснил. Но, выглянув в окно, он понял, что люди его не услышат, потому, что они не понимают, что происходит. Тогда он взял белый картон, написал на нем плакат и вывесил на своем окне. Жители города прочитали: «Я счастлив. Мое счастье в том, что я ищу счастье».

Переглянувшись между собой, жители города живо заговорили: «Так он счастлив! Вы поняли? Его счастье в том, что он ищет счастье!»

И все было бы хорошо, если бы не странный характер этого человека. Он глубоко задумался, затем открыл свою записную книжку и старательно записал: «Я счастлив, но счастье не в том, чтобы вывешивать счастливые плакаты...»

Сельские вечности

Пролог: Нина Александровна Кожевникова — повар. Ее портрет — на Аллее трудовой славы. Родилась в 1939 году. «Ой, да мы с испокон века нищие», — ставит она себя на какое-то свое место на селе. Красивая, ладно сложенная, певунья, мать троих детей. Муж сбежал в город — водку пить. Она застыла в своей молодости, с тайной улыбкой на устах, и рассказывает четкие, законченные истории, приговаривая: «Как сейчас гляжу!»

Радости послевоенные

В войну-то по речке Караганке, рядом с Измайловской, глина чудесная открылась в берегах. То лежит отдельно белая-белая, чистая и дрожит, как холодец, а то — ослепительно желтая; желтая давала блеск, а то пойдет голубая или чисто-красная.

Уж нам, ребятишкам, радость. Сидим все на берегу, ликуем, головешки торчат под солнышком, кулюкаем, как утятки, лепим кукол себе: человечков, лошадок, гусей, поросят, всякую всячину. Налепим — играем друг с другом. И песок еще в ту пору выступал чистый, мелкий. Бывало, всю деревню ребятишки построят из песка. Засунешь ногу в песок, руками прохлопаешь, ногу выдернешь, а песок стоит — похож на печку с трубой. А взрослые этой глиной землянки свои белили. Стены — белой глиной, пол — красной, а потолок — желтой. Добавят в нее яиц — потолок блестит, как солнышко, целый год. Желтой глиной еще наличники разрисовывали вокруг окон и плинтусы над полом. Этим уж дети баловались.

Раз в году, перед Пасхой, вся Измайловка чистила свои разбитые двумя войнами избушки. Чистила этой береговой глиной. Крыши даже покрывали ею, и она дождевую воду не пропускала. Накрасим избушки и радуемся — красота. Я помню, белое платье свое в этой белой глине стирала. Мыло-то берегли... Потом, как послевоенная нужда кончилась, речка Караганка закрыла свои молочные и кисельные берега. И куда эта волшебная глина подевалась, никто не знает.

Костяное варево

Ой, деревня все умеет делать, никакие отходы у нас не пропадают. Вот, к примеру, посреди двора стоит на распорках большой котел, под ним кизяки или угли, или дрова тихонько горят. День горят, два горят, что-то кипит в котле. Что ж там такое кипит? А вот что: кости всю зиму собирают. Потом в этот котел наливают немного воды, насыпают каустической соды и полный котел, ведер пять, насыпают костей. Вот они день кипят, ночь — станут черные, как деготь, хозяйка помешивает это варево. Потом оно остынет, высветлится, и его режут ножом, слой за слоем во всю длину ножа... раскладывают эти плитки шоколадного цвета, сушат... Это мыло сварилось, на год хватит. И такое же оно было стиручее — хозяйственное мыло. А туалетное мыло для лица варили из яиц... Когда это было? Да всю войну и до 50-х годов. Как только не забыли в деревню каустическую соду завезти?

Лопушок

Выйду, бывало, во двор, вижу велосипед, черный, ржавый весь первого послевоенного выпуска. А это значит, Анастасия Ермакова из Ждановки приехала. Ей уже слишком за семьдесят лет, а она все по полям на этом своем военном велосипеде разъезжает.

— Заходи, — говорю, — Анастасия, чаю попей.

— Не буду чай пить, не хочу.

— Да как не хочешь, ведь пять верст проехала и еще куда-то поедешь?

— Поеду. Вон тот лиманчик навещу, ягоды и травку надо собрать. (Лиманчиками у нас лесные рощи в степи называют).

— Ну, так перед дорогой чаю с молоком попей.

— Не пью я чай. Вот лопушок на голову надену, платком подвяжусь. Лопушок меня и хранит! Ни солнце не печет, ни жажда не мучит, и так целый день.

Анастасия всю жизнь живет вдвоем с матерью — с войны вдовствуют. Матери-то уже сто лет. Врачуют обе. Ох, как хорошо землю знают. Крепко лечат, по-настоящему. Одного парня даже от укуса змеи отходили. А уж надсаду, отравление, грыжи, поносы, сглаз, рожу — это все они лечат уж полвека.

После рассказа Нины Александровны я иду в огород, срываю лопух и надеваю себе на голову... Нина ласково добавляет: «И до того долго лопушок на голове держи, пока от него серая сеточка не останется...» Бабушки Измайловского советуют: «Если повреждена слизистая оболочка во всевозможных внутренностях (и даже под хвостом), то нужно собрать лопух, помыть его в проточной воде, пропустить через мясорубку, обжать сок, процедить через ватку и омывать соком лопушка язвочки, спринцуясь или выпивая по столовой ложке не менее 3-х раз в день вплоть до выздоровления».

И про свиноматку

После войны, как отец-фронтовик умер, мы из Новинки в Измайловку перебрались к сестре матери, жили в землянке. Я с малолетства в работе, сначала пасла скотину, потом стала помогать дояркам телят поить. С телятами весело играть. С ними только свяжись. Набросишь, бывало, фуфайку на одного теленка, он скачет-скачет, чтобы сбросить, а потом как завьет хвост кверху, тут сразу все остальные телята — хвосты кверху и бежать на базу, а нам того и надо, телятницам говорим: «Да они от овода сбесились...» Это вот и называется: хвосты телятам крутить...

Купались в речке Караганке. Она тогда большая текла. А люди целомудренные были, где девчонки купаются, там уж мальчишек нет — уйдут в другую сторону. Наверное, поэтому купальников не было в помине. Купались в нижней рубахе. Она встанет пузырем, тело-то все голое, только и слышны крики: «Эй, девицы — бесстыжие лица!»

А уж в 50-е годы я свинаркой была. Свиньи тогда росли на выпасе, крепкие, самостоятельные, корни искали и ели. Свиноматка у меня тогда помногу рожала. Перед опоросом злая сделается, уплывет беременная за речку Караганку, совьет себе гнездо на том берегу, да 20 штук поросят и выродит. Таскаем их в подолах фартуков через брод, а матка ноги норовит порвать. А уж не дай бог, свиноматка услышит, что где-то хряка выкладывают, визг поднимет, клетку зубами рвет, через верх клети выбрасывается. Гневается всем женским нутром — борова жалко... и женщины пригорюнятся, тоже ведь все без мужиков.

Зеленая улица

Из раннего своего детства запомнил Николай Михайлович какую-то несуществующую, сегодня Зеленую улицу: будто бы старые дома стоят в два порядка, а между ними течет зеленая-зеленая, ровная, будто река, трава. И такая чистота на этой Зеленой улице, что сердце щемит вот уже целую жизнь. Наверное, это символ Родины, ведь Николай родился в Измайловке и относится к тем святым людям, которые идут по жизни, как по Зеленой улице. И все у таких людей получается, как будто на их жизненном пути всегда вовремя встречается зеленый светофор, вернее — зеленая волна светофоров...

Рыбаковы — изначальный казачий род в Измайловском поселении. Чудесно и крупно поворачивается их судьба под напором исторических ветров...

Братья Григорий и Мирон Рыбаковы в молодости служили царю и отечеству в 8-м Оренбургском казачьем полку. Мирон, видимо, был природным художником в душе — потому и стал известным в полку и в округе сапожником, был замечательным кавалеристом, в совершенстве владел искусством конной вольтижировки, крутился вокруг скачущего коня, как гимнаст, на полном скаку...

А вот Григорий ушел в политику, большевиком, коммунистом стал во время гражданской войны здесь, на Урале. А после войны возглавил партийную ячейку из трех человек, объединил 32 измайловских бедняцких хозяйства в первую на казачьей земле коммуну.

Вот на плечи Григория Рыбакова и упала доля в 1923 году разрушить светлую и зеленую церковь села Измайловского. Бабушки двадцатых годов воздымали руки к небесам, протягивали их к людям: «Не трогайте Божий дом! Беда будет!»

Беды, как мы теперь помним, было всклень.

Значит, известный сапожник Мирон Рыбаков является дедом нашему Николаю, а Григорий тогда — дедушка-дядюшка.

Мирон, видимо, и дал своему семейству тонкую, отзывчивую душу, и засветил Зеленую улицу своему потомству.

Михаил, отец Николая Рыбакова, родился в 1924 году-том году, что весь ушел на Великую Отечественную войну и оставил в живых только три процента своих мальчишек и девчонок. Думается, Михаила спасла глубокая, с детства посетившая его любовь к Елене Болтачевой. Михаил с Еленой полюбили друг друга еще до войны. Оба уходили на войну и остались живы! Не чудо ли? Он прошел Курскую битву артиллеристом, она — прожекторист-слухач (то есть в наушниках ловила звук летящих вражеских самолетов, передавала артиллеристам, а те по ее данным метко встречали вражеские самолеты). После войны съехались Михаил Рыбаков и Елена Болтачева в родном Измайловском, бросились друг к другу в объятия... и родили подряд пятерых нежных детей. Первенцем в семье был Николай Михайлович Рыбаков...

Дитя мирного времени, он красив, светел и умен. Художественность натуры позвала его в киномеханики. В детстве киномеханик ему казался волшебником. Он, как поэт, любит своих односельчан, знает их биографии. В пору молодости (в 70-80-е годы) был комсоргом и увлекался творческими вечерами «От всей души» в молодежном сельском кафе «Юность». Много сердец обогрелось возле этого человека, много товарищей поднялось на радость родному краю: Геннадий Алиманов, Николай Нестеров, Валентина Нестерова, Федор Ефименко из деревни Кондуровки, Катерина Абдуллина из Ерлыгаза, библиотекарь Валентина Федоровна и, конечно, жена Николая — Павлина Григорьевна, сельский интеллигент, красавица, чем-то неуловимо похожая на актрису Марину Ладынину, сыгравшую главную роль в знаменитом фильме «Кубанские казаки».

О глубокой любви Николая к своей жене Павлине знает все село.

Непросто сводила их судьба. Но вот их дочь Василина, благодаря новому времени, вдруг соединила начало века с концом. Можно сказать, совершила ученический подвиг летописца в десятом классе, в семнадцать лет...

Она сделала исследование по теме, на селе вообще закрытой.

Василина написала трактат о репрессированных жителях села Измайловского, то есть оживила драматические события из жизни своих дедов. Со страхом и оглядкой вспоминали старики преданные умолчанию события. Юная васильковая Василина отважно записывала, забытые тени будили сострадание. Итак, читайте реферат Василины:

Восстановление исторической справедливости

«Врагами народа» становились те люди, которые пользовались авторитетом у народа: грамотные специалисты и простые мудрые колхозники. По рассказам родных, по беседам со старожилами удалось восстановить 23 человека родом из Измайлова, незаконно репрессированных, ни одного не осталось в живых.

23 ноября 1934 года в Измайловском ночью арестовали сразу пять человек:

1. Федотов Андрей Афанасьевич.

2. Нищев Мирон Михеевич.

3. Нищев Григорий Осипович.

4. Васичкин Макар Степанович.

5. Нищев Григорий Миронович.

Осиротело сразу пять семей, наутро пять семей стали родными «врагов народа». Работники НКВД «не спали» ни днем, ни ночью, работы было невпроворот. Подслушивали вечерами под окнами: кто о чем говорит. Стучались в спящую избу глухой ночью, делали обыск, перевернув все вверх дном, перетрясали постели под спящими детьми... Что-то искали. Их не трогали ни плач детей, ни мольба жены: хоть хлебца с собой положить арестованному — не положено! А наутро в сельсовете передачу, может быть, и возьмут, а к арестованному не допустят. Так и оставалось загадкой — попадала ли передача, политая слезами, к своему адресату.

Клавдия Андреевна Выдрина хорошо помнит ту осеннюю ночь, когда забрали ее отца. В 1937 году ей было 13 лет. В это же году были арестованы Болтачев Андрей Иванович и Ефремов Тимофей Антонович. У каждого из них осталось многочисленная семья — без кормильца! Детство кончилось в одну ночь, только год или два пришлось походить в школу: надо было идти работать. Детскому уму было не под силу разобраться в том, что происходит вокруг. С одной стороны «великий и мудрый вождь» и «процветающие колхозы», с другой стороны поденщина «за палочку» на колхозных полях, неуважение к крестьянину — быдло, скот. С одной стороны «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек...», а с другой — 10-15 лет лагерей за подобранный колосок в поле. С одной стороны «великие стройки социализма», с другой — сплошные «враги народа», их семьи в землянках. С одной стороны Сталин дал «счастливое детство», был другом детства всей детворы, с другой — осиротил миллионы.

Каждая семья репрессированных сполна испила ту чашу, которую ей уготовил великий отец всех народов.

Фирсана Яковлевича Алеманова арестовали средь бела дня. У него незадолго до ареста случилась беда с сыном. Саша упал на кол, пробил живот, печень. Его на попутной машине увезли в Магнитогорск. Фирсан Яковлевич пошел пешком в Кизил (семья Алемановых тогда жила в Уральце), паспорт получил, да встретился ему по дороге «черный ворон» — за ним ехали. Привезли его домой, разрешили галоши на полуботинки переобуть.

Попрощаться не дали. И как в воду канул человек. Так и не узнал, жив ли сын остался или нет. И сын ничего об отце не знал. И не могла Анастасия Ивановна к сыну съездить: не на чем. Да и самому маленькому из пятерых детей Петру — полтора года было, не на кого оставить...

Хорошо хоть с сыном обошлось, привезли его, как выздоровел. Перебралась тогда Анастасия Ивановна в Измайловку, попросилась к сестре в небольшую землянку. Так и прожила в ней до старости, богатства не нажила, зато детей всех подняла, вырастила.

Владимир Федорович Наследов не помнит своего отца. Ему было всего четыре года, когда морозной февральской ночью 1938 года отец его был арестован по доносу.

Доносы?..

Односельчане писали друг на друга, исполняя верноподданнический долг, законопослушный акт...»

Спасибо Василине за память! И после этого страшного свидетельства времени хочу я дорогому нашему земляку-читателю передать живое воспоминание-рецепт Павлины Григорьевны — мамы Василины.

Как делать кизяк

«Когда-то давно ходила такая шутка: кизяк — это житель Кизильского района. В деревне всевозможной живности намного больше, чем людей. Село — это планета животных, как зоопарк. На территории Измайловских земель кормится и размножается 60 тысяч овец, 7 тысяч коров, несчетное число свиней, лошадей, «курей», уток, гусей... Каждый со своим характером, претендующим на заботу и участие. И люди с утра до утра вертятся вокруг своих ненаглядных животных и птиц, бабочек и стрекоз, жуков и муравьишек...

Обитатели каждого двора в прошлом, да и совсем в недалеком прошлом, как правило, казаки всю зиму собирали навоз от коров и складывали в остроконечную (стогом) кучу. После посевной все степные дворы, поскольку дров и каменного угля поблизости не было и нет, принимались за изготовление кизяка. Люди собирались на помощь друг к другу по 6-8 человек, составляли очередь по домам, правление колхоза выделяло для этого двух быков и двух лошадей. С утра раскидывали навозную кучу вилами в большой круг внутри двора. Круг получался толщиной в полметра. Затем возили воду с речки Караганки. Возили на быках, в бочках емкостью 200 литров. Заливали весь этот навозный круг водой часа два подряд. Затем хозяин двора (или хозяйка) становился в центр круга, брал в руки поводья для двух лошадей, которые ходили по кругу и мяли копытами навоз. Мяли до тех пор, пока он не становился густой массой. В конце концов эту массу прихлопывали лопатами и еще раз поливали водой. Потом лежит эта масса немного и отдыхает. Тут-то и подходят помощники. У каждого — станок для кизяка. Ящик такой без дна и с одной внутренней перегородкой, как бы два окошка для двух кирпичей. А сбоку — ручка. Этот станок кладется на чистую плоскую доску, тоже сбрызгивается водой. Вилами наполняет человек оба отдельных станка этой навозной массой. Есть любители набивать станок руками. Масса утаптывается еще раз ногами. Затем сдергивается ящик за ручку с доски, а укладчик уносит два кирпича на сушку. Работа ручная, занимает весь день. До трех тысяч штук кирпича-кизяка хватает на отопление дома всю зиму...

Заготовка кизяка — топлива для степного крестьянства — заканчивалась дружным праздничным ужином для всех помощников. На следующий день ту же работу делали вместе в соседнем дворе...

Кизяк в Измайловском и его соседних деревнях заготавливали вплоть до 60-70 годов, когда по идее Александра Антоновича Заплатина мужчины села перевели свои дома на паро-водяное отопление и установили газовые плиты...»

Тут, казалось бы, и вся история «Зеленой улицы...» Да неспокойно отчего-то сердцу. Зеленой ли она была? Разве что во сне?

Бабушкины приметы, дедушкин табачок...

Бабушки: Творил Бог не так, как люди. Это люди делают свои изделия по готовым образцам. Из сотворенного Богом же мы одно видим, другое — чувствуем, третье — мыслим... Беседы — это мысленное небо.

Дедушки: Перед ненастьем табак льнет на крышке табакерки...

Бабушки: Бабе грешно резать или колоть птицу, а четвероногое животное и подавно, это должен делать мужик... Для того они серьгу в левом ухе носят.

Дедушки: У скотины есть предчувствие перед непогодой и перед бедой. Всякому известно, что скотина глухо мычит перед бурей, дышит тяжело, землю роет. Собака не весела, скучает и ест траву. Вы, девы, тоже, когда скучаете, ешьте траву. От ужаса помогает и от паники.

Бабушки: Большие морозы держатся неделю, их за зиму всего шесть: Никольские, рождественские, крещенские, афанасьевские, сретенские да последние мартовские заморозки.

Дедушки: Говорят, от кошки лошади худеют. А вот от табаку лошади добреют, так что извозчики за перевоз табаку цену снижают ради лошадей...

Бабушки: Зато кошки на змею действуют замечательно. Змея не боится самой злой собаки, но даже самая смелая собака пугается змей. Но как только к змее подойдет кошка — змея мгновенно свертывается в клубок и голову хоронит, даже не защищается. И кошка смело ее может изорвать. Индюшки тоже заклевывают змей.

Дедушки: Есть еще иное средство от падежа на скот; надо внезапно согнать все стадо на один двор и обставить его караулом. На рассвете хозяева должны сами разбирать скотину, каждый свою — останется, обязательно останется одна корова лишняя — ничья. Это-то и есть самая моровая — коровья смерть.

Бабушки: Ласточку, голубя, пигалицу и синичку бить грешно. За это бывает падеж на скот. В новый год должны одеть обновку: тогда их много будет в течение года.

Дедушки: Если в беседе чихнешь, то это значит, что правду говорят. И у чихания есть свои порядки; чихнуть в воскресенье — значит, в гостях будешь, в понедельник чих — прибыль будет, во вторник чихнешь — долги отдавать, во среду — чиханье к похвале, хвалить будут. В четверг — будешь сердиться, в пятницу — чих к свиданию, в субботу чихание — к слуху о покойнике. А в воскресенье опять — гостем стать.

Бабушки: Четвертый год всегда високосный — февраль со днем. Опасный год. Говорят, на кого Касьян укажет, тот и помрет. Говорят, в високосный год на конце косы черт поселяется. Людям охота придет драться и ссориться. Женщины тогда ниже воды, тише травы. Терпеть придется напраслину.

Дедушки: А какой-то високосный год называют мышиным. Маленькая мышь всем верховодит. Мышь-то маленькая, да за ней сила подземная. Все люди и все звери знают, что если мышь по земле пошла, значит, в земле либо вода большая, либо огонь большой. Гибнут под землей дома у мышей, вот они и повыскакивали. А ты уж и примечай. Быть беде. Готовься, человек. И на счастье надейся, хлеб-то сей, хлеба всем должно хватать; и людям, и зверью...

Что о тебе подумает партотдел

Уж если мы с тобою влюблены,

ужели целоваться мы должны?

Должны мы больше

выдавать металла

для усиления родной страны.

— Было время, когда Коммунистической нашей партии мы боялись даже тогда, когда по необъяснимым природным законам надо было отдаваться любовным объятиям, — так начал свой рассказ мой знакомый газетчик.

Газетчика, как известно, ноги кормят. В нашей газете, несмотря на то, что она преданно служила металлургическому заводу, во время осенних уборочных работ объявлялся аврал. Мы в одиночку и группами разъезжали по окрестным колхозам и совхозам, чтобы рапортовать о том, как доблестные металлурги убирают зерно, овощи, картофель и одновременно без выходных дней плавят металл и катают прокат. На сей раз в деревню мы отправились втроем: я — сотрудник партотдела, Сонечка — яркая, стремительная татарочка, молодежный редактор, и Валерий — наш фотограф. Мои казахские друзья говорили, что многие казахи женятся исключительно на татарочках, отмечают в них какую-то, якобы, редкую в женщинах полуночную сладость, интимный темперамент. Валерий, напротив, по-моему, был из семьи старообрядцев, он не пил, не курил, имел по примеру своего отца собственный дом и бесконечно любил свою жену и двух маленьких детишек. В деревенской гостинице нам отвели однокомнатный номерок с диваном на кухоньке. Соня решила, что она устроится на кухне, а мы займем две основные кровати.

Целый день мы метались по животноводческим фермам, комплексам, по обширным золотым полям, сидели в кабинетах экономистов и не виделись до ужина. Ужинали в обществе директора совхоза и парторга. Пили и водочку, и коньяк. Валерий, как потомок старообрядца, не пил вовсе, Соня его весело допекала вопросами о религии, но ее внимание перехватили хозяева. В конце ужина директор намекнул на то, что у них есть журавлиное озеро, и сейчас вечером там можно застать журавлей. Затюканный индустриальными пейзажами Валерий встрепенулся и с надеждой поглядел на Сонечку, ясно понимая, что приглашали на встречу с журавлями именно ее. А сфотографировать журавлиное озеро хотелось ему, фотографу заводской газеты.

Сонечка, играя гранями хрустального фужера, многозначительно глянула в пылкие глаза директора, допила коньяк и, весело стукнув каблучками, пропела: «Выткался над озером алый цвет зари, на бору со стонами плачут журавли...» Подогретый коньяком директор тоже тихонько простонал. Видимо, Сонечка потому так смело пустилась в это путешествие, что рядом был старообрядец Валерий. Они прихватили с собой еды и питья, попрыгали в директорскую машину, а я, как сотрудник партотдела, побрел к себе в гостиницу.

Когда мои товарищи прибыли с озера, я уже спал. Проснулся от озорного хихиканья Сонечки, она стелила себе постель. В комнате витали запахи костра, болотных трав и самого озера. Валерий укладывался на свою кровать прямо напротив меня. С кухни послышался жаркий смешливый шепот: «Валера, иди ко мне». Валера не ответил. «Интересно, для кого я танцевала посреди озера?» Молчание. «Я пела тебе чувственные романсы! Денег нет у меня, один крест на груди». Молчание. Еще несколько смешков, и послышалось шлепание босых ног. Соня светилась в розовой рубашечке. Обдав меня влажным ветром, она скользнула к Валерию под одеяло. Тут Валерий не выдержал и возмущенно зашептал: «Ну что ты, с ума сошла! Что о нас подумает партотдел? Уходи сейчас же!»

— Ты лучше сообрази, что он о тебе подумает, если ты меня прогонишь! — яростно зашипела Соня, и они затихли.

Правда, в этой горячей тишине спать было невозможно, и я тихонько выбрался на улицу, якобы отправляясь на поиски журавлиного озера. Беспокоиться было не о чем. Старообрядчество намного старше и целомудреннее и молодости, и компартии, но... не журавлиного озера.

Декамерон

Бывают в жизни ситуации, когда человек переживает сразу много состояний: тут и лирика, и романтика, и сатира, и юмор, и приключения — ну чистый Декамерон. И осудить-то человека нельзя, потому что не виноват он, а просто с ним поиграли обстоятельства.

Другое дело, что следует предупредить людей, дескать, и каждый из нас может быть захвачен таким «вихрем обстоятельств». Так, один мой знакомый металлург работал в Москве, в одном из отделов Минчермета. И пришлось ему ехать в командировку в один из захудалых наших уральских городков, подчистую ограбленных этим самым Минчерметом.

В 80-е годы экспансивные москвичи ехали на Урал уже неохотно. Потому что нечем было на Урале поживиться: ни осетрины хорошей на столе, ни икорки в портфеле, ни камней самоцветных, ни шедевров каслинских уже не стало. Неохота ехать, но надо...

В захудалом этом городке, конечно же, не было гостиницы, а так — квартира в первом этаже жилого дома, похожего, как два кирпича, на все остальные дома.

Поселился наш высокий гость в гостинице, поработал на заводе, повидался со старыми знакомыми, сговорился с одним бывшим однокурсником по институту, что посидят они вечером «в номерах» за бутылочкой коньяка. Друг пришел не один, а с подружкой, как того и желала душа москвича, потому что очень уж гость боялся одиночества, боялся умереть неприметно где-нибудь именно в гостинице. Женщина получилась славная, чистая такая и провинциалочка, ручки все прятала между коленками, конфузилась и все делала вид, что она не такая. Мужчины знали, что она не такая, и не торопили событий. Однако когда москвич заметил, как по-домашнему интимно взглядывает на своего земляка подруга, он горько обиделся, взревновал до сердечных спазм, схватил со стола непочатую бутылку коньяка и вышел вон. Нелюбимый и одинокий, он шел куда глаза глядят, вышел в маленький диковатый сквер, где все-таки звучала родная и вездесущая московская музыка и танцевали пары. Группка девушек очень обрадовалась новому танцору, они дружно пропели «миллион алых роз», быстренько породнились благодаря Алле Пугачевой. А через полчаса он уже провожал одну из девушек до дома. Дом оказался двухэтажным общежитием для сотрудников технического училища.

Влекомый ритмом недавних танцев и прохладой вечерней своей подруги, он поднялся на второй этаж, где было множество детских колясок, и пропал за дверью одной из многочисленных комнат. Там открывалось окно к звездам, трепетали от ночного ветерка легкие занавеси, там они двигались осторожно вдвоем, угощая и радуя друг друга. Много общего и высокого открывает милосердная судьба двум одиноким людям в прохладную летнюю ночь. И они послушно отдались предпосланному счастью. Когда его подруга благодарно заснула, москвич, как был в плавочках, набросил на плечи пиджак, сунул босые ноги в башмаки и пустился на поиски туалета. Он светился в противоположной дали темного коридора. Поплескавшись водичкой, окончательно посвежев и помолодев, гость собрался возвратиться к любимой, но тут погас электрический свет. Дисциплинированный, забытый Богом городок по-солдатски выполнял какой-то параграф из инструкции Минчермета. Москвич растерялся. Выбравшись из туалета в коридор, он пустился вперед наощупь и через пять дверей понял, что он не знает, в какую комнату должен войти. Этаж весь спал, и только в одной комнате ссорились мужчина и женщина. Ссорились из ревности. Он постоял против их двери, но когда услышал, что мужчина собирается выходить, бросился опрометью к лестничному пролету и выскочил на улицу... вот именно — в одних плавках и пиджаке. Возвращаться было решительно некуда, но хотелось бы до рассвета найти дом и подъезд своей гостиницы. Он стоял темным столбиком посреди темного городка и думал: сколько же курьезных событий каждую ночь приходится наблюдать звездам.

До гостиницы довез дежурный патруль милиции, и дверь помогли открыть металлической линейкой. Наощупь прокрался он в спальню, сунулся в разобранную кровать и нашел там под покрывалом спящую женщину. «Опять! — подумал он. — Нет, это уже избыток драгоценных камней». И поскорее заснул, чтобы выбыть, наконец, из насмешливой игры обстоятельств.

Утром он проснулся совершенно помолодевшим и озорным. Звонил по телефону своему однокурснику и, как бывало в студенческие годы, просил поделиться с ним приличными брюками.

Первый врет, второй смеется, третий правду говорит

Кажется, этот неписаный закон предупреждает нас, чтобы мы не увлекались навязчивой идеей. Идея-фикс, как говорили древние римляне. Навязчивые идеи бывают разные, но все одинаково бесперспективны. Но я-то хочу рассказать историю даже веселенькую. О том, как навязчивая идея осуществилась прямо на моих глазах в течение одной недели.

Случилось это не сегодня. Среди моих друзей в Магнитогорске числился и мой свояк Александр Ф. Он же — старший вальцовщик в одном из прокатных цехов. Александр был хорош собой, спортивен, большеглаз. Он любил жить и работать бурно и красиво. «Металлург должен быть молод и горяч», — произносил он свое собственное заклинание.

В эту пору я тоже пропадала в цехах металлургического комбината как промышленный редактор местного телевидения. И мне казалось, что удалой мой родственник играл станом и клетями, как факир шпагами, — только сигаретка небрежно свисала у него с губ. Но особенно он любил девушек. Про любовь к девушкам он говорил так: «Уйди, не мешай мне тебя любить!» Короче говоря — король.

Женился Александр рано, и к этому случаю уже был обременен двумя детишками, поэтому вообще-то греха побаивался. И овладела тогда Сашей навязчивая идея. Где-то под Челябинском, в доме отдыха подружился он с Ларисой. У Ларисы не было мужа, но был ребеночек, кроме того, у нее ножка была повреждена полиомиелитом. Саша, видимо, обрушил на нее всю свою нежность, наверное, шептал ей на ушко: «Уйди, не мешай мне тебя любить!» Свел ее с ума и уехал к себе в Магнитку.

Лариса примчалась за ним следом, стояла под дверями его квартиры, потом, прихрамывая, пришла ко мне, просила позвать Сашу. Саша пришел степенным семьянином, быстро же ушел. Уехала вся в слезах и Лариса.

При этом случае Саша стал жаловаться, что Лариса грозилась покончить жизнь самоубийством, если он не сойдется с ней в Челябинске.

— Ну, а ты зачем связался?

— Мне казалось, что любить Ларису не грех, а милосердие... С тем он и убежал по своим мужским делам. Буквально через два дня я выглядываю в окно и вижу, что к моему подъезду идет уважаемый металлург Александр Ф. и ведет под руку молодую женщину. Другая! И опять прихрамывает!..

«Хм!» — подумала я и пошла открывать дверь своему милосердному свояку. Женщина оказалась Соней, она медсестра из больницы, познакомилась с Сашей у друзей Сони. Я холодно предупредила: «У Саши семья, двое детей, и он их очень любит».

На кухне взъелась на дружелюбного Сашу: «Опять у тебя девушка с больной ножкой! Ты, что, снова хочешь слушать речи о самоубийстве».

Подвыпивший Александр моргал виноватыми грешными глазами. Гости мои ушли за полночь и во хмелю, нежно поддерживая друг друга под руки.

К вечеру следующего же дня я открыла дверь по нетерпеливому звонку. Передо мной стояли хромоножка Соня и Саша, опирающийся на пару костылей.

— Что с тобой, Саша? — простонала я, чувствуя свыше дыхание судьбы. — Металл не любит ложных движений? Или «первый врет, второй смеется, третий правду говорит»?..

— Лучше дай опохмелиться, никак до дому не доберусь... Опохмелиться нашлось. Соню я поблагодарила за возвращение

Саши и попросила ее уйти. Дескать, я позвоню его жене, и она заберет его вместе с костылями — для дальнейшего излечения.

— Навязчивые идеи опасны, — говорю я, а ему смешно и нечего возразить, потому что он думает так же.

Думает-то думает, а поврежденная нога как-то искривилась, металлург Александр Ф. стал колченог и с той поры прихрамывает. Теперь, правда, уже на пенсии. Дай бог нам всем крепкого здоровья, как говорили древние египтяне...

А древнееврейские тексты описывают престол царя Соломона, на котором он вершил правосудие именно с учетом неписаных законов: «Ступеней у престола шесть, а на них фигуры из чистого золота. На первой ступени лежат: с одной стороны — лев, с другой — вол, на второй ступени — волк и ягненок. На третьей — леопард и козленок. На четвертой — медведь и олень. На пятой — орел и голубь. На шестой — ястреб и воробей. Стенка заканчивается фигурой горлицы, держащей в коготках ястреба. (Вот!) Впоследствии престол этот фараоном был взят и отвезен в Египет вместе с другой добычей. В ту минуту, как фараон вступил на первую ступень, поднял лев лапу и так сильно ударил его в бедро, что властелин Египта на всю жизнь остался хромоногим. И ни одному мастеру не удалось его починить...»

И погиб от руки Медведева и Зайцева...

Шел поэтический вечер. Выступал мой товарищ, поэт Валерий Тряпша. То ли от истекающего в прошлое дня, то ли от напряженной международной обстановки, но слушатели наши были чем-то опечалены. Единодушно опечалены. Валерий рассказывал о том, как он писал поэму «Снайпер». Как познакомился с прославленным советским снайпером Зайцевым, и что у Гитлера был свой любимец-снайпер... И тут Валерий произнес фразу: «Фашистский снайпер был грозой передовой линии и погиб от руки Медведева и Зайцева...» Я вздрагиваю, услышав стилистическую ошибку, записываю ее на чистый лист, разглядываю, поворачивая так и этак: «И погиб от руки Медведева и Зайцева», — думаю я о себе и о своем пребывании на этом вот вечере.

Между тем Валерий говорит о себе: «У меня достаточно трудная судьба... — лица слушателей сосредоточены и сочувственно печальны. — Долгие годы я работал на лесоповале, на суровом севере нашей Родины...» Затем я вижу, как он показывает залу стопку бумаг со словами: «Вот я только что подписал гранки своей новой книги...»

«И погиб от руки Медведева и Зайцева», — обреченно додумываю я, глядя на живого и здравствующего поэта. Теперь на трибуне уже другой мой товарищ, тоже читает стихи и рассказывает о судьбе своего поколения. Слушатели опять сосредоточенно печальны. Оказывается, поэт долгие годы работал на металлургическом заводе у горячих печей...

«Да-да-да, — печалюсь я вместе с залом, — работал у горячих печей и... погиб от руки Медведева и Зайцева».

Мне и стыдно и смешно, но избавиться от навязчивой фразы я никак не могу. И веселюсь себе втихомолку.

А вот и ко мне вопрос, очевидно, учительский: «Мы рады были узнать, что вы родом из Сатки, мы ваши земляки, мы тоже из Сатки. Вы, наверное, знали учителя Николая Федоровича...»

— Как же, отвечаю я, хорошо знала, он нам преподавал историю СССР... И погиб от руки Медведева и Зайцева, — громогласно сообщаю я своим землякам. Зал буквально потрясен этой новостью. «Прорвалось все-таки!» — думаю я облегченно.

Через два дня меня вызвал к себе ответственный секретарь партийной писательской организации. «Что вы себе позволяете?» — спросил он строго. Я объясняю, что вот явилась навязчивая фраза, как черная собака... выскочила. И совсем некстати.

Ответственный секретарь, тоже обремененный навязчивой идеей переиздания четырех своих книг, слушал тяжело и рассеянно. Уходя, я заметила, как он говорит кому-то по телефону: «Да я давно уже ничего не понимаю, я давно уже еще в 45-м году, погиб от руки Медведева и Зайцева...»

Шерстяная коровья нога

Вольное искусство гадания на картах мне мило с юных лет. В условиях глубокой провинции рабочего поселка, где нет театров, изобразительных музеев, строгая, изящная культура ловкой в ладони колоды карт, теплой, лаковой, шелестящей, уводила на поиски невидимого. Эти дивные, ни на что в реальной жизни не похожие короли и королевы, тузы, фараоны, вестники обещали совсем другой, параллельный нам, сказочный мир. Этот дворцовый пантеон, его бесконечная древность вызывают благоговейный трепет. Их способность связывать сердце тысячами ниток со всеми этажами нашего опыта может заморозить любой язык. Или заставить его говорить голосом оракула.

Гляжу в карты. Как ребенок в калейдоскоп. Я не решаюсь погружаться на полную глубину карточного гадания, обхожусь поверхностным толкованием: если выпал король, то тебя ценят в твоем обществе, если шестерка — то придется еще повертеться, прежде чем твои усилия признают. Если же ситуация совсем непонятна, перехожу к математике. Весь расклад делю на черные и красные карты. Если красных карт больше, то дело кончится удачно, если больше черных, то надо готовиться к проигрышу. И то, и другое хорошо для живописного проживания жизни.

Есть у меня знакомая по имени Лилия. Лилия — это вам не Роза. Лилия — это как неясный лунный свет, человек второго плана. Лучшие свои годы Лилия посвятила истории революции, скрупулезно работала в архивах и библиотеках. А теперь, когда интерес к революционерам погас и людей более всего стала интересовать тихая культура мирной жизни, Лилия решила выйти замуж. В свои 55 лет делала она это с редким вдохновением: она давала объявления в газеты, переписывалась и перезванивалась со своими кавалерами. И, в конце концов, остановилась на двух кандидатурах: один ветеран из города Миасса — 65 лет, другой — краевед из соседнего села. Ветерану запретили жениться на нашей Лилии его дети. Они, видимо, решили, что она Роза, и заподозрили ее в посягательстве на большую пенсию ветерана. Тогда ее внимание сосредоточилось на сельском краеведе по имени Петя. Так она его называла, поскольку знала его давно по совместному интересу к революционерам. Теперь она просит меня погадать на картах, чтобы узнать, как же к ней относится ее краевед.

Легко гадать на картах молодым: они летят в будущее, им открыты восток, запад, север и юг, они бросят свое семя в пустыне, и оно расцветет, как гранатовый куст. В гаданиях взрослым людям есть всего одно препятствие — возраст.

— Лилия, он тебя очень любит, — сообщаю я своей подруге, — посмотри: выпали все девять бубновых карт. А бубновый король просто лег у твоих ног. Это же жених к тебе в дом. С другой стороны, бубны могут означать и детей, и наше взрослое детство... Или можно сказать, что он тебе доверяет, как ребенок. А еще бубны означают денежный интерес. Может быть, ему деньги нужны... У тебя деньги-то есть? Отдай. Если хочешь дружбы...

— Да я ему уж отдала. Помнишь, год назад у него мать умерла, мы помогали ему ее похоронить?

— Помню, конечно. Мы же все денежки сдавали.

— Ну вот. Попросил он меня привезти на поминки ящик водки. Я привезла, хлопотала с поминками, уборку в доме сделала, а он деньги до сих пор не отдает.

— Может быть, он думает, что поцелуями с тобой рассчитался? У мужчин это бывает. Они дорого ценят свои поцелуи.

— Однажды пришел в гости, — продолжает думать вслух Лилия, разглядывая симметричные рисунки карт, — поужинали вместе, беседовали о том, о сем. Он снял с себя золотое кольцо и надел мне на средний палец.

— Ну вот, видишь, все идет к тому, что он твой жених.

— Да, надел мне кольцо на палец и уехал к родственникам, а утром звонит по телефону и говорит: «Лилия, я у тебя кольцо свое позабыл, сейчас заеду, заберу». Положила я кольцо на журнальный столик. Все губы искусала от обиды. Приехал, забрал...

— Не отдавала бы. Зачем кольцо-то отдала? Нету, дескать. Приснилось все.

— Вот именно, приснилось. Ну ты уж погадай, я ведь редко тебя прошу. Как обидит меня мой краевед Петя, так я и иду к тебе погадать на картах.

Карты легко скользят по столу, они как полная корзина, в них все есть — для любви, для дома, для думы, что было, что будет и чем дело кончится.

— Лилия, у Пети очень сложное к тебе отношение: он то протягивает к тебе руки с улыбкой, то с ужасом бросается от тебя прочь. Ты должна терпеть. Он очень честно переживает близость к тебе... Он тебе не врет.

Лилия тихонько заплакала: «Ге-ее!»

— Позавчера приехал из своей деревни с ведром картошки. У меня свой сад есть, не нужна мне его картошка. И подает он мне шерстяную коровью ногу: «Возьми, — говорит, — холодец сваришь». Я эту ногу опалила, кипятком ошпарила, ножом оскоблила и положила в холодильник.

— Ночевал-то у тебя?

— У меня.

— И все было прекрасно?

— Да-а. А утром он собирается уходить и говорит: «Лилия, дай-ка мне коровью-то ногу, я ее свояку привез"... Я на минуту остолбеневаю: «Зачем ты ногу-то отдала? Настоящая жена ни за что бы не отдала». Тасую колоду шелестящих, как звезды, карт.

— Лилия, выход у тебя один: воспринимай только то, что кажется тебе истиной, что предназначено только тебе. Он же к тебе приходит. Ты видишь — он выпадает тебе, как король, значит, он король! Он высок в своем обществе, он не валет и не шестерка. Он тянется к твоему высшему. Держись и ты той высоты, за которой он к тебе приходит. Беседуй о краеведении. Иначе тебе достанется одна шерстяная коровья нога.

Прошло еще немного времени. Розовая болезнь Лилии прошла. Она увлеклась краеведением и больше на картах не гадала...

Итальянский сапожок

«Испанский сапожок» — механизм пытки времен инквизиции.

С каждым годом нашей жизни я все более убеждаюсь вот в чем: до чего же права великая крестьянская культура. Уж крестьяне-то знали характер нашей непослушной и строптивой планеты. Крестьяне, конечно, не писали ученых книг, но безупречно владели такой неизвестной им наукой, как психология. Никогда не покупай корову у соседей или родственников. Не приживется... Ну разве что на мясо. Но и тогда не надо. Предрассудок или заповедь? Скорее всего, безмолвная, точная крестьянская наука. Но нас-то, горожан, она никак не касается. Однако древние и причудливые истории случаются и в нашем железногорске. И женщины-то у нас в основном заводские: все потомственные крановщицы, контролеры да металлоткачи. И колдуний-то у нас, по сравнению с деревней, маловато, и экстрасенсы-то у нас больше книжные какие-то. Ну, послушали двухнедельный курс, ну, полечили нездоровых людей. Да сами следом и расхворались: то голова трещит от усилий, то давление подскакивает от раздраженного самолюбия, то вот экзема откроется.

Непослушная планета. Непредсказуемая психика. А человек, бывает, как солнце, выбрасывает протуберанцы далеко от себя.

Моя-то история простая. Приключилась она именно с моей знакомой лаборанткой из цехов завода. Приходит к ней как-то двоюродная сестра и говорит: «Слушай, Ира, купи у меня сапоги. Новые, итальянские. Я бы не продала, да моему мужу пришло в голову, что надо эти сапоги подарить его сослуживице. У нее, видишь ли, юбилей. Я эти сапоги год назад покупала за 30 тысяч, а они теперь 60 тысяч стоят. Чего я их буду дарить? Я их лучше продам. Вот посмотри, какие они мягкие, эластичные. Тебе как раз подойдут». С родственниками много не наторгуешься, и сапоги действительно хороши, так что моя знакомая Ира купила их безо всякого смущения.

Боль в ногах появилась, когда она надела сапожки в третий раз. Ни с того, ни с сего боль схватила щиколотки обеих ног, вот так — ладони не достигая колен. Так что пришлось остановиться. Кое-как добрела до дома, приняла соленую ванночку, подумала: рановато ногам болеть. Затем еще пару раз память отметила возникающую незначительную, но какую-то глубокую внутреннюю боль, как будто ноги стонут, жалуются, когда попадают в сапоги. Женщина покрутила перед глазами сапоги, пощупала пальцами каблучок и подошвы — все мягко и удобно, не к чему придраться.

И собралась Ирина со своим мужем выехать в Челябинск. Мало ли какие у нас могут быть дела в столице Южного Урала. Приобулась женщина в эти самые новые итальянские сапоги. И все... До ночлега у знакомых муж и жена добрались в обнимку. Ноги отказывались идти — больно. Поездка испортилась. А ночью нашей лаборанточке приснился сон. Будто бы летом в пять часов утра, когда над родным центральным переходом через заводской пруд висят холодный рассвет и дождливый туман, она едет от пятой проходной на инвалидной коляске, что у нее совсем нет ног, что она отталкивается от асфальта двумя шестами и плачет непрерывными горькими слезами. Никого на мосту нет, она одна угребается на своей коляске, одна со своим горем и слезами. И подбегает к ней бродячая собака, собака выше ее, хватает ее за уши, начинает трепать, как бы играя. А прогнать ее никак невозможно, потому что надо ехать. В ужасе и слезах женщина проснулась. И, рыдая взахлеб, рассказала сон мужу.

— По-моему, дело в моих итальянских сапогах, — догадалась Ира, — они их прокляли, когда поссорились между собой... дарить или не дарить... Они их прогнали из дома...

Чем хороши мужчины, так это своей решительностью в непонятных обстоятельствах — надо же что-нибудь делать, думают они при любом затруднении.

— Ты тут посиди, погости, а я сейчас вернусь, — сказал мужчина, взял сапоги и молча вышел вон.

— Вернулся он через час, бросил к ее ногам какие-то новые ботинки,- вроде кроссовок, и сказал:

— Вот, примерь, покупал твой размер. А сапоги твои я выбросил и не скажу куда... Не вздумай жалеть. Забудь. Разбираться бесполезно.

Что тут скажешь? Хорошо, что существует великая крестьянская культура.

Боль в ногах сама собой прошла и больше не появлялась. Осталось глубокое знание о жалобе ног, о сновидении и торопливая необходимость поскорее подать милостыню каждому болезненному человеку на тележке с колесиками и деревянными шестами в руках.

Демонстрация моделей

Слышите тайну слова: демонстрация — то есть раздевание монстров, Вот именно. У нас, модельеров, есть свои монстры, например, станок социальный, станок технологический, станок сексуальный! Никому не приходит в голову назвать лань лесную, боязливую станком. Но лань лесную, боязливую и не нужно одевать и раздевать. Одевая и раздевая свою модель, мы ее называем — станок. Правда, оригинально? Это наш тайный профессиональный жаргон, но нет ничего тайного, что не стало бы явным. Группа мировых кутюрье во главе с Джаниателлой Версаче сегодня увлечена мировой славой Магнитогорского металлургического комбината и предлагает вниманию магнитогорцев ряд оригинальных моделей.

Внимание, модель первая: станок социальный. Это девушки из группы поддержки спортсменов — лидеров евролиги, хоккеистов команды «Металлург». Никаких сексуальных излишеств, нечто среднее между «Лолитой» знаменитого русского писателя Набокова и активисткой пионерского движения 30-х годов, в неосексуальном стиле «Даешь Магнитострой». Задачи модели не соблазнять, а возбуждать спортсмена к социальной победе. Особая униформа предлагается для социальных коридоров международного горнолыжного комплекса ОАО «ММК» в Абзаково. Здесь задача модели состоит в том, чтобы выполнить роль запеченной в вине курицы или куропатки, или рыбки, может быть, креветки под соусом, а затем — рюмки водки, бокала с шампанским, шипучего глотка минеральной воды. Этакое провинциальное псевдомудрие, т. е. опять не соблазнять, но постепенно возбуждать... аппетит. Но женщины протестуют, они претендуют, они демонстрируют. И фирма от Кристиана Диора в совместном предприятии с Миндиханом Котлухужиным рекомендует модели для политических демонстраций. Женщина на площади должна быть гипнотической, как Медея, Медуза-Горгона, демонстранты должны падать в обморок при виде модели на площади, должны цепенеть, мы должны усыплять возбужденных мужчин, если они, конечно, возбуждены, в конце концов.

Наш девиз: не соблазнять, но усыплять!

Следующая мировоззренческая модель: станок технологический, то есть женщина на заводе. В пору демократических иллюзий и псевдоплюрализма мы, кутюрье, остроумно называли свои модели телками. Телки — это то же, что боязливые лани. Это банально. Женщина именно станок. Ее одежды должны сверкать, как лезвие. На производстве с темным и подземным началом, каким издревле является металлургия, она же теургия, она демиургия, наша модель должна быть сексуально-агрессивна, если она — шеф. Сексуально-призывна, если она занимается сбытом металла, сексуально-неприступна, если она источник богатства или дочь шефа, или жена министра. Она сексуально-высока, если она — лестница, по которой мужчина, хозяин вселенной, выбирается из своего дерьма. Женщина на заводе должна быть сексуальна, как кип и автоматика, как мостовой грейферный кран. Не случайно воскликнула наша поэтесса: «Там, на верхотуре эстакады, крановщицы сдвинули мосты!» Именно станки, мосты, а не какие-то телки. Никакого уныния в одежде. Уныние — грех. Горящие любопытством глаза, губы, юбки, готовые расхохотаться брючки. Но главное на работе — ноги, обнаженные и задрапированные, всегда немного раздвинутые, ко всему готовые женские ноги — вот главная деталь в облике технократического станка.

И это еще не все. Третий природный модуль модели: станок сексуальный. Вы социально активны, вы технологически воспитаны, но у вас женская судьба конца XX века — вы станок сексуальный! Никаких национальных одежд, никаких русских и евреев, только башкиры и американцы. Только я, никто кроме меня, — вот ваш девиз.

Мы, женщины, должны на полу, в поле и в других биологических местах пресекать гомосексуальные потенции мужчин. Сексуальная революция — это война полов. Или они нас, или мы их. Это философия попа, поэзия пола, это стратегия и тактика, это явная и тайная политика. Сексуальная революция — это мода: секс без границ, но секс небезграничен. Торопитесь выразить себя полнее.

Мода скоро проходит. Вот что мы хотели сказать и показать гражданам знаменитого Магнитогорска в год его 70-летия.

Возраст сексу не товарищ, господа! Будьте модными и красивыми: пока-пока...

Сказка про рождественскую елку

О давние времена эту сказку рассказывали так. Младенец Христос родился зимой, когда над Иерусалимом шел мягкий снег, а в его окрестностях гулял холодный ветер. Трое волхвов, халдейских звездочетов, вошли в бедный вертеп, где жили пастухи, и увидели, что в соломенной постельке, где мог бы уложиться ягненок, сияет человеческий Младенец. Над ним склонились его мать Мария, отец Иосиф и три пастуха. Звездочеты поклонились людям и заговорили: «Звезда указала нам, что здесь родился Спаситель мира. Мы принесли ему дары от Бога. Вот этот дар — золото. Ведь Спаситель будет очищать людей от грехов, и те, кто очистится, будут сиять, как чистое золото». И первый волхв положил кусочек золота к основанию колыбели Младенца.

— Спаситель, ты будешь идти среди озлобленных злым духом людей, прими в дар душистую смолу ладан — его дым будет очищать твой путь по земле от злых преткновений, — так сказал второй звездочет и положил колобок из ладана рядом с золотом.

— Мы принесли в дар тебе священное масло смирну, — заговорил третий волхв, — ты помажешь этим душистым маслом каждого, кто услышит тебя и кто твоим Словом спасется.

Волхвы снова поклонились Младенцу и его родителям. Тогда взволновались пастухи, приютившие святое семейство, и тоже понесли свои дары Младенцу. Они дарили ему то, что нашлось в вертеле: деревянную свирель, пшеничный пряник, игрушки в виде овцы, вола или курочки. Вослед за пастухами забеспокоились деревья, стоявшие вокруг: смоковница принесла Младенцу сладкие смоквы, по-нашему, инжир. Лимонное дерево осыпало пол солнечными лимонами, яблоня уложила изголовье колыбели душистыми крупными яблоками, орешник обронил к ногам спящего Младенца золотистый шорох орехов. Принесли свои дары и животные: кто свежий сыр, кто молоко, а кто и масло...

И только зеленая елочка стояла в стороне и тихонько плакала.

— Ты почему плачешь, елочка? — спросили ее обитатели вертепа.

— Я плачу потому, что боюсь подойти к Младенцу. Он такой нежный, пухленький, красивый, а у меня такие острые колючие иголки. Я же уколю его, и он заплачет, — заливалась слезами елочка.

Тогда с небес раздался голос того, кому нужны и дороги все Младенцы — и младенцы людей, и животных, и растений. Раздался голос Небесного Создателя: «Дети мои, — сказал Голос, — поднесите свои дары елочке, пусть она перестанет плакать, поздравьте и с рождением Спасителя». И тогда деревья украсили елочку лимонами, апельсинами, яблоками и орехами, пастухи повесили на ветки детские игрушки и лакомства, животные улеглись вокруг елочки, согревая ее своей шерстью и дыханием, а волхвы-звездочеты зажгли на вершине елочки рождественскую звезду, которая привела их к колыбели Младенца-Христа. С той поры и повелся у людей, полюбивших Иисуса Христа, обычай наряжать елочку в день Рождества Христова и дарить в этот день друг другу подарки...

Армагеддон, чаша Грааля, чаша Иосифа

Как ни сердятся на обывателя идеологи, но живой человек отличается от человека-идеи тем, что он живет своими интересами. Мои интересы в Челябинске связаны с писательской организацией, это мой круг обитания и это моя Челябинская планета. Планета любви в Челябинске есть у металлургов, у актеров, у военных и проституток. Я люблю писателей. Это моя утеха и тайна. Писатель не полностью выражается в книгах. Я люблю их за то, что могу слышать ненаписанное».

Эта запись в дневнике посвящена прекрасному прозаику Татьяне Алексеевне Набатниковой. Один фрагмент из встреч с автором романа «Каждый охотник», повести «Единорог», автором множества острых рассказов, написанных в городе Челябинске, в четырехкомнатной квартире по улице Российской. Главный вопрос, который тайком решают окружающие меня литераторы, анекдотичен: «Уж не еврейка ли она? Слишком умна». Да, есть разум настолько просвещенный и посвященный, даже вопреки окружающей его среде, что он становится самоценным и вызывает удивление сам по себе. Человек в таком случае именно — носитель сосредоточенного активного разума. И уже не имеет значения, что делает такой человек, он все делает максимально. Это Татьяна Набатникова. Я встречаю ее на проспекте Ленина, она бормочет стихи.

— Что это за стихи, Татьяна Алексеевна?

— А это стихи Николая Гумилева. Они мне нужны, чтобы прояснить какую-то мысль. Ходит эта мысль, как рыба в глубине, а слову не дается. Это похоже на строчки:

Как некогда в разросшихся хвощах

Кричала от сознания бессилья

Тварь скользкая, почуя на плечах

Еще не появившиеся крылья...

Действительно, тот, кто подступил к слову вплотную, чувствует себя именно этой «скользкой тварью», которой никак не удается назвать мысль словом. Для Татьяны Набатниковой писание — это жизнь, способ познания жизни: «Я тебя не знаю? Хочу узнать». Во-вторых, у нее очень сильно светское образование и технократическое в том числе, она закончила Новосибирский электротехнический институт, кажется, она знает все наиболее популярные и религиозные модели мира от Конфуция до Платона и от Ньютона до Пьера Тейяра де Шардена. Глубоко, убежденно религиозна, но, конечно, не сектанской религиозностью, а той, что записана у Гете:

Имеющий науку и искусство

Имеет и религию.

Не имеющий науки и искусства,

Да обретет религию.

Рим, истина имморальна. И хотя это сказал антихристианин Ницше, но ведь это правда. Какое дело истине до морали? Это уж дело людей — танцевать вокруг истины.

Я: — Другое дело, Тань, что истина скорее всего против человека вообще. Она-то, может быть, его главное препятствие. Человек это знает, но предпочитает делать вид, что он не знает, что есть истина... Жить-то надо. Это всеобщая фраза в себе уже таит какое-то препятствие. Так вот мы по-девически или по-птичьи «кулюкаем», сидя на диванчике в окружении великих книг. А Сергей Петров, наш челябинский же прозаик, автор книг «Легенда о розовой лошади», «Сага о любимом брате», в то же время ропщет по адресу Татьяны Набатниковой:

— Понимаешь, для нас, мужчин-писателей, образ женщины, любимой, нелюбимой ли, произрастает и защищен матерью, материнством. Мы не можем, не смеем сказать всей правды о женщине. Все-таки мы моделируем в своих книгах, какими нам хочется их видеть... Творчество таких писательниц, как Набатникова, — это саморазоблачение женщины. Я думаю, этим приемом она в целом оказывает плохую услугу человечеству. По-мужски, глаза бы не глядели на женщин Набатниковой, не то, что помогать им, защищать от погибели...

Я: — Татьяна имморальна, как дождь.

С: — Татьяна имморальна, как огонь. Так можно без конца играть, но все же она только человек, а не дождь и не огонь.

Тогда рассуждает сама Татьяна Алексеевна: «Понимаешь, я наговариваю на себя... потому, что не смею обвинять других. Мне так легче. Это мой метод рассказа о людях, моя летопись. А меня считают жестокой. Не знаю, как объясниться?»

Теперь Татьяны нет в Челябинске, она живет в Москве. А со мной осталась ее кофейная чашка. У этой чашки есть три имени: Армагеддон, чаша Иосифа и чаша Грааля.

История чашки такова. Мы с Таней любили раскапывать забытые в XX веке культурные слои: то разглядывали эпизоды из Библии, то Суры из Корана. Почему, например, библейскую Мелхолу Бог наказал бесплодием только за то, что она посмеялась над танцующим и поющим царем Давидом? Уж не намекает ли Библия на то, что пение и танец — это контакт с Богом? Ну и так далее. Однажды, это было осенью 1989 года, я возвратилась в Челябинск из Магнитогорска, позвонила Тане. Она ответила приглашением: «Забеги, я соскучилась».

Татьяна любит работать помногу, бурно. Утром кофе и до полудня собственно писательство. После обеда — час отдыха. С 16-ти часов работа с почтой, ответы на письма. С 20-ти часов до 22-х — спорт. В 22 часа снова за письменным столом, она это называет «попыткой прорыва», записывание того, что не поддается слову, наверное, дневник. Отвлекать ее я считаю делом неделикатным, приглашение в гости — радость, подарок. Отложены дела жизни ради меня, с 18-ти и до 20-ти часов. Прибегаю. Вся возбуждена:

— Таня, я видела американский фильм об Антихристе. Они не боятся выйти на прямой бытовой разговор о добре и зле через такой архетип, а мы боимся.

— Расскажи сюжет... Коротко рассказываю:

— По их версии, в Палестине до сих пор стоит древняя деревня Армагеддон.

Таня в это время подает мне чашку для кофе. Чашка анодирована под золото, в ее жерле, там, на дне, поигрывают огни.

Я: — Там, в катакомбах, будто бы хранится наскальный рисунок — Антихрист. И он будто бы такой всегда и появляется вновь...

Таня: — Почему же деревня-то называется — Армагеддон? Я подхватываю любимую тему разгадывания прошлого: «Может быть, это память о каком-то подземном огне. Вот как эта чашка, она в жерле своем похожа на Армагеддон». Таня вздрагивает: «Я тебе подарю эту чашку...» Даже с испугом. Наверное, у нее на этот счет есть своя модель, которую она использует когда-нибудь в прозе.

Я заверила, что не возьму эту чашку, что это за подарки такие!

Затем мы еще с часок проговорили, позабыв об Антихристе. Раскапывали возможности культурного слоя, чем он мог бы нам помочь в деле возвращения идеи бога на нашу атеистическую и богом забытую землю. Я ухожу, разгоряченная путешествием по столетиям в обществе Татьяны Набатниковой. Тряпичная моя сумка звякнула. Я говорю: «Это уже похоже на подсунутую нашим праотцам египетскую чашку Иосифа». Таня отвечает мне с благодарной улыбкой: «Нет, Римма, это не чаша Иосифа, я тебе тайком передаю чашу Грааля...»

Теперь Татьяна Набатникова в Москве, своим чередом выходят ее прекрасные метафорические книги. А кофейную чашку я подаю своим гостям: поэтам, художникам, актерам — и говорю: «У этой чашки есть древнее имя — Армагеддон». И глубокие, допотопные огни поигрывают на ее дне. Когда же льется черная лава кофе, огни поднимаются по стенкам кратера, я добавляю: «А теперь — это чаша Иосифа!» Когда же чашка наполняется до края, я подаю гостю «волшебную чашу Грааля». А гость с опаской косится на великие книги, сияющие, как твердь небесная, на книжных полках.

Сказка о Верховном Существе

Я живу в обществе Верховного Существа. Это очень приятное общество. Кое-кто из людей двадцатого века помнит, но многие совсем забыли, что Верховное Существо сплетается из наших лучших мыслей и чувств. Это похоже на то, как наматывается клубочек ниток. Только это происходит вверху — у нас над головами.

Вот перед нами семья из трех человек. Мама с нежностью непрерывно думает о папе. Это ее светящаяся мысль выскакивает из ее головы и вьется вверху, под самым потолком дома. Папа думает о маме, желая ей счастья и молодости. И эта его светлая, добрая улыбчивая мысль взлетает под потолок и завивается там вверху вокруг маминой мысли — образовался клубочек мыслей. Маленький сынок бесконечно ждет папу и маму, молится потихоньку Богу, просит у него счастья для папы, мамы и самого себя. Его моления взлетают — и вот уже в Вашем Доме повисло ваше маленькое Верховное Существо. Общее на троих... Если разлюбите друг друга, оно с криком и болью распадется.

Когда ко мне приходят друзья, я им прямо так и говорю:

— Не ленитесь, не ленитесь, радуйтесь! Ведь вы пришли радоваться, а не плакать? Приветствуйте мой дом, создавайте в нем Верховное Существо!

Вообще Верховное Существо похоже на круглую сверкающую копилку из наших лучших намерений. Оно благородно, полно любви, оно приветливое и смешливое. Похоже на эхо смеха. Созданное из всех нас, оно незаметно приходит на помощь... Но, встречаясь с ненавистью яростного человека, обжигается, как об огонь, однако достать до его детского сердца не может. Плачет, дует на свои ожоги и, совсем как Винни-Пух, приговаривает: «Ой-ой, не получается. Хочу и не могу. Совсем зарос злобой человек...»

Ведь в чем еще сказка Верховного Существа?! Оно не понимает, чем занимается человек. Строит ли дома, варит ли сталь. Этого ему не видно. Оно видит сияние души и мысли. Мы все для него поэты или певцы: ведь мы поем каждый день в минуту радости. Или вот художники. Когда мы расцвечиваем свою жизнь веселыми красками, прибывает в объеме и Верховное Существо. Ошибки Верховного Существа похожи на наши ошибки в правописании. Если ты не допишешь слово «счастье», то получится только слово «части». Написано неправильно, и дело счастья перекосилось. Так что если наши мысли, хотя бы и добрые, не-до-люб-лены, не-до-думаны, не-до-писаны, не-до-петы, то и Верховное Существо у нас расстроено, отчасти счастливо. Не хвата... Не хватает ему энергии нашей любви, чтобы отвечать нам непрерывно. Сердиться по этой причине оно не может. Нет в нем этого качества. Оно — не высшее.

Давным-давно созданием Верховного Существа занимались очень серьезные люди. Такие же, примерно, как наши создатели космических кораблей. В общем, нужны двенадцать праведников. Двенадцать честных, чистых, праведных и знающих тайну жизни человек. Не меньше двенадцати — и уже можно в любой пустыне поднять над собой Звезду Верховного Существа. Остальные просто помогут, потому что умеют любить. Верховное Существо изобразить нельзя. Как бы зародыша клубочек или облачко, или небосвод мыслей? Никак. Но все-таки его рисуют в виде знака. Рисуем же мы солнце в виде колечка для прогноза погоды. Знак Верховного Существа — глаз в треугольнике. Узнали? Его таким образом во всех храмах рисуют. Всюду, где упадет Божье семя жизни, всюду, где шумят и волнуются дети, где хлопочут любящие отцы и матери, сестры и братья и прочие племена, — всюду над ними можно увидеть сверкающий треугольник.

Дружбой, любовью, самопожертвованием можно создать не только Верховное Существо, но и Град Небесный для его обитания. И населяется этот Град множеством добродетелей. И оттуда приходит помощь в виде мысли, догадки, сна или нечаянно пришедших друзей. Тогда-то мы и говорим: «Повезло! Как повезло-то?» Да Верховное Существо и повезло вас, как парус лодочку.

Р. S. Наверное, есть Верховное Существо и над городом Магнитогорском. Имя у него должно быть женское — Магнитка. Потому что многое множество людей тайно и явно называли этим именем свое счастье...

Кое-что о проклятии

Много ли я видела и слушала проклятий в своей жизни? Легковесных, пустых — конечно, много. Но они не имеют отношения к христианской культуре. Некое самозабвенное выражение гнева. Если в нашем атеистическом обществе обезумевшая от беспутств мужа жена яростно выкрикивает ему: «Я тебя проклинаю вот этим хлебом», наверное, это сильно звучит, но ведь этот гнев до первого поцелуя.

Более тревожным мне казалось в моей молодости предупреждение мамы. Мне, как приемной дочери, она ничего такого не говорила, а вот своей родной дочери строго внушала: «Любка, храни себя, не то — прокляну». Поскольку наша мама была глубоко верующей христианкой, у меня от этих слов пробегал мороз по коже: страшно, неведомо, невозможно...

Изучая мировую культуру, я, конечно, наткнулась на первые христианские легенды V-Х веков. Вот где открылась тайна христианской этики, которая стала народной, хотя в этих легендах нет ссылок на Евангелие, порой нет упоминаний ни самого Христа, ни Богородицы. Многие из этих легенд нам знакомы в обработке очень известных толкователей, таковы легенды о принце Гамлете, о докторе Фаусте, о Летучем Голландце.

О традиции проклятия самая могучая легенда всем известна — это «Риголетто». К сожалению, художественная интерпретация этой легенды потеряла силу предания, а в опере «Риголетто» вообще мало что поймешь, потому что жизнь средневекового дворца в опере очень далека от первохристианских условий, да и поют ее почему-то по-итальянски, как бы это не про нас.

А легенда о Риголетто как раз рассказывает о страшной силе отцовского проклятия в христианской традиции. Поскольку отец в христианстве несет ответственность за свое семя и жену перед Богом-Отцом, то есть он не одинок в этом деле, а с ним Бог, постольку поступки христианина-отца все у Бога на виду. И если над ним кто-то совершает надругательство, святотатство, отец поднимает руку для проклятия, то есть Божеского отмщения.

Итак, напомню: некий не соблюдающий христианской чистоты Герцог лишил невинности дочь своего вассала, графа Монтероне. Граф, соблюдавший рыцарскую, христианскую верность Герцогу, потрясен святотатством. Он готовится к отмщению. И находит его только в проклятии. Не в убийстве (ибо — не убий!), не в гражданской войне (братоубийство), а именно в помощи Бога-Отца отцу-христианину. Вы помните, конечно, что он явился в залах Герцога и в отчаянии прокричал: «Ты — дьявол, я проклинаю тебя именем Бога — Отца жизни». Только на троне Герцога в это время сидел не Герцог, а его шут Риголетто. И Божья кара пала на несчастного, в общем-то, ни в чем не повинного шута. Проклятие сработало через много лет. И с набором всех антихристианских преступлений Риголетто теряет свою младшую дочь, с ужасом вспоминая проклятье поруганного отца Монтероне. В этом случае легенда намекает на биологическую, семенную связь человека с Богом Живым.

Но есть право проклятия и у христианских духовных отцов. Обратимся к «Библейской энциклопедии». Тут нам понадобится слово «анафема» (проклятие, отлучение). Под сим словом в общем смысле разумеется обречение конечной гибели, или Божескому отмщению какого-либо лица, животного или места. В более тесном смысле под словом «анафема» в древней церкви разумелось отлучение от Церкви или исключение из общины еретиков или нераскаявшихся грешников, В православной церкви обряд отлучения таковых совершается доныне в неделю Православия (с 8 марта нового стиля). Суровым приговором, усиленным коллективным бессознательным давлением народа, особым текстом, который знают только правоверные, виновный не только отлучался от общины, но и лишался защиты соплеменников вплоть до погибели. Все это глубокий уклад жизни христиан, он не обсуждался публично, но был известен самому, на наш взгляд, неграмотному христианину. Ну хотя бы моей маме.

И есть в народной культуре третье знание, оно выражено так: «Страшись проклятья сироты». Христиане, видимо, считали, что сирота в отсутствие отца живет под защитой Бога. Но сироты, как правило, не умеют проклинать. Они безропотно переживают свое последнее положение в обществе. Однако именно поэтому их и хранит Бог — живых. Так что все равно — страшись проклятья сироты.

В связи со всем этим вспоминается случай из нашей пост-атеистической действительности. Один мой ровесник, активный коммунист, еще в 1989 году прямо на партсобрании поднял над нашими головами томик сочинений В. И. Ленина и горячо заявил: «Я только теперь понял Ленина. Вот с этой книгой я проживаю каждый свой день"... Ну, и так далее. А вот уже где-то в 1993 году этот человек, занимаясь частным предпринимательством, увлекся вернувшимся к нам христианством, подружился с епископом Челябинским и Златоустовским (так он утверждал). Грешил он в ту пору не меньше легендарного Герцога — четырежды женат, дети раскиданы по свету, но однажды (при мне) он грозно предупредил свою бухгалтершу, тыкая в нее пальцем: «Слушай, Н., ты дождешься, я тебя прокляну...»

Бог нам всем судья, конечно. Но все-таки именно эта сцена меня потрясла своей новостью (приехали!), поразила своей новой конъюнктурой, поисками выгоды в обладании не христианской культурой, а ее терминами. Поэтому и захотелось порассуждать о том, что же такое значит в христианской культуре проклятие.

Кроткие не умирают

Нередко судьба человека прямо зависит от его имени. В молодости мы об этом не задумывались, потому что многие из нас были сплошь атеистами и детдомовцами и знали, что наша судьба зависит только от нашего упорства. Я говорю о своих однокурсниках по Московскому литературному институту. Русскую литературу пушкинской эпохи нам преподавал Михаил Павлович Еремин, пушкинист, автор многих книг, консультант почти всех московских театров.

Нас, провинциалов и сирот, он недолюбливал, а дружил все более со студентами столичными: киевлянами, ленинградцами, москвичами. Те же, кто приезжал с Урала и из Сибири, чувствовали себя пасынками на его беспощадных лекциях. Мы не знали всех возлюбленных у знаменитых писателей, не знали их столичных особняков, не знали их поместий и многочисленных родственников. Было за что нас презирать специалисту по русской литературе. Однако была у М. П. Еремина милостивая причуда — ходить в гости к нам в общежитие. И вот именно в общежитии он рассказывал нам истории, которые тогда никак не могли быть опубликованы. «А знаете ли вы, почему Николай Васильевич Гоголь назвал своего героя в «Шинели» Акакием?» Ах, ничего-то мы не знали, и узнать нам было негде.

Ну, вы, наверное, догадываетесь, что Гоголь был человек глубоко религиозный?

Нет, нам в школе говорили, что он человек сугубо сатирический, все осмеивал и очень замерзал в России.

Да, сейчас в Москве особенно не подчеркивают его религиозности, зато недавно к нам на конференцию приезжал литературовед из Швеции. Он занимается историей русской литературы. Так он официально заявил, что «Шинель» Гоголя не что иное, как переписанное на светский лад житие святого Акакия.

Дело оказалось в том, что Акакий — имя греческое и означает — невинный, незлобивый, кроткий. Вот в одном монастыре и пребывал в службе послушания монах по имени Акакий. И кроткий, и незлобивый, и, конечно же, невинный. И почему-то из всей братии, обитавшей в обители, именно Акакия невзлюбил настоятель монастыря. Раздражал кроткий Акакий настоятеля всем своим сиротским видом неудачника. И воду-то он носит не так, и ноги братии моет плохо, и хлебы-то у него не получаются, и к пению-то он непригоден, и псалмы читать не умеет. Особенно удивляло святого отца тихое радование, некое кроткое свечение любви и благодарности, исходящие от инока. Сам того не замечая, настоятель изводил Акакия при всяком случае. Наказывал, морил голодом, даже и бивал втихомолку именно за это некудышное свечение... Изводил, изводил — да и извел. От гонений и издевательств умер одинокий и безответный монашек Акакий. И похоронили его на погосте монастыря в холодное зимнее время. А по весне, когда зацвела теплая и благодатная земля, пошел настоятель осматривать вверенный ему погост. И потянуло святого отца к могиле Акакия. Благостно присел он на могильную плиту, где покоился прах кроткого монашка. И вдруг встревожился, словно бы он не один на погосте.

И спросил настоятель: «Акакий, ты, что ли, здесь?»

Тихий голос ему ответил: «Я здесь».

Обезумевший настоятель воскликнул: «Но ты же умер!»

Тот же голос ему напомнил: «Кроткие не умирают».

Сознание навсегда оставило настоятеля. А некоторое время спустя проявились врачующие мощи Акакия, и он был причислен к лику святых.

Рассказав эту историю, Михаил Павлович оглядел нас, провинциалов и атеистов, и рассмеялся: «Ну, что вы такие затюканные, как будто каждый из вас святой Акакий! У Гоголя все-таки Акакий Акакиевич, умерев, не стал святым, а стал карающим привидением...» И, конечно, наизусть произнес: «По Петербургу пронеслись вдруг слухи, что у Калинкина моста и далеко подальше стал показываться по ночам мертвец в виде чиновника, ищущего какой-то утащенной шинели и под видом стащенной шинели сдирающий со всех плеч, не разбирая чина и звания, всякие шинели... Один из департаментских чиновников видел своими глазами мертвеца и узнал в нем тотчас Акакия Акакиевича...»

Разные, оказывается, бывают Кроткие по ту сторону нашего света.

Оставить комментарий © Copyright Дышаленкова Римма Андрияновна Размещен: 18/06/2001, изменен: 30/09/2006. 121k. Статистика. Сборник рассказов: Проза, Публицистика, Эзотерика 2001. Прощальное слово о знахаре		Оценка: *6.003** Ваша оценка:

Дышаленкова Римма Андрияновна : другие произведения.

Девять граней числа девять