Аннотация: Мы все изначально прокляты. (рабочий вариант текста)
Конунг.
(с) Сергей Дьяков.(ака Фанг Илтмарский)
Скальд закрыл глаза и, прислушиваясь к размеренному скрипу весел, тихо запел:
Наш драккар вперед
Плывет и плывет
Рассекая волну...
Закат на клинке
Берега вдалеке
Рождают страну...
Солнце, пробивавшееся яростным светом даже через плотно закрытые веки, заслонила чья-то тень. Скальд умолк.
- Скажи-ка мне, волчонок, - от Ольгреда пахло закисшим потом и солью. Он присел рядом со скальдом, едва уместившись на узкой скамье. - Ты зачем с нами увязался?
На мальчишеском лице скальда испуг сменился легкой тревогой, да так и застыл там - он боялся сплоховать перед этим ветераном, пережившим много битв и не раз стаявшим в шаге от залов Валгаллы. Что же ему ответить? Песнь красива и приятна, но когда начинаешь объяснять зачем и почему она рождается... Тем более, когда что-то зовет тебя и толкает на странные поступки...
- Я хотел увидеть все своими глазами, - нерешительно ответил скальд.
Ольгред хмыкнул. Бриз сносил в сторону выцветшие пряди его волос, и он немного наклонил голову.
- Увидел? - спросил он.
Скальд отвернулся. За бортом, на невообразимые расстояния, простиралось волнующееся море. Пенные барашки бежали в сторону невидимого берега, а ветер гнал их, посвистывая в снастях, бросал стадо за стадом, на штурм затерянных в неведомой дали берегов. Как агнцев господних, швырял их на каменный алтарь...
- Да... - тихо произнес скальд. Одной рукой он придерживал весло, болтавшееся в уключине. Второй день корабль шел под парусом, но скорость уже не имела значения, ведь каждую ночь экипаж мог наблюдать за рисунком чужих звезд, рассыпанных по черным небесам. Скальд какое-то время молчал, боясь задать беспокоивший его с самого утра вопрос. Наконец, он пересилил себя. - Тот жрец... он сказал, что их Заступник... не простит нас...
- Ну? - Ольгред прищурился, в упор рассматривая скальда. - Ты трясешься как девственница перед ярлом. Жрец все соврал. Он хлипкий, - викинг замолчал, подбирая верное слово, - совсем не воин. Конунг поступил правильно, убив его.
Дружески хлопнув напряженного скальда по плечу, Ольгред поднялся, с кряхтеньем распрямив затекшие ноги. Позвякивая безрукавной кольчужной туникой, он направился к носу драккара, туда, где застыла одинокая фигура предводителя. Скальд прижал к себе теплую рукоять весла, навалился на него грудью, туже затягивая ременную петлю - ветер усиливался, не смотря на то, что небо по прежнему оставалось чистым, а солнце немилосердно жгло незащищенные руки и шею.
От холодного ветра слезились глаза, и скальд глядел на конунга сквозь туманную пелену, пытаясь увидеть в нем героя, того человека, за которым он пошел следом, желая воспеть его подвиги в песнях. Широкоплечий силуэт колебался, дрожал бестелесным призраком и даже стоявший рядом Ольгред казался более живым. По крайней мере, Ольгред не убивал дряхлых стариков.
И зачем он спустился вместе со всеми на берег? Последняя деревня, бывшая некогда пристанищем великих воинов, а ныне погрязшая в какой-то новой, ослабляющей волю религии - это совсем не то место, где великий конунг может совершить очередной ратный подвиг. Скальда терзало то, что он должен был знать, предвидеть все, что потом произошло. Но боги не открыли ему будущее.
Все жители деревни укрылись в лесу, предупрежденные колоколом. Викинги еще только сходили с корабля, а за деревьями зазвучало гулкое эхо и, он сам видел это, глаза конунга налились кровью.
Вошли они в уже опустевшее поселение, с краю которого стоял храм с колокольней. Сложенные из новых камней стены, крест висевший над входом - конунг зарычал от ярости. Он схватил скальда за плечо, подтащил к себе и ткнул пальцем в крест.
- Запомни этот знак, мальчишка. Это символ смерти и унижения. Бог, укрывшийся за этим символом хитрый как Локи и ярость в нем, как в Торе. Но нет у него мудрости, только ее лживая видимость.
Люди, бывшие воинами, позорно скрылись, предупрежденные колоколом. Конунг поставил охрану вокруг храма, а остальным приказал обыскать деревню. В домах осталась только простая утварь и ненужный хлам. Ни жителей, ни животных.
Скальд тогда удивился, зачем сторожить пустой храм, но когда предводитель вернулся, его вопросы сами собой исчезли. Ольгред открыл тяжелую дверь, и конунг вместе с еще несколькими воинами вошли внутрь.
- За мной, волчонок, - позвал Ольгред и скальд переступил порог. Ему почему-то казалось, что должно произойти нечто таинственное и необычное...
Жрец, жрец... Глупый старик, чей разум иссушило время. Он ждал конунга, словно знал о нашем появлении заранее. Если в глазах предводителя горела ненависть, то изможденное лицо жреца было исполнено настоящим безумием. В этот день скальд понял, что великая вера - это всегда великое безумие.
Старик болтал о смирении, душе и божьей воле, но Ольгред оборвал его речь одним ударом. Конунг приказал снять со стены крест. Казалось, он точно знал каким образом выместить на жреце свою злобу и ненависть...
Бывали минуты, когда скальд мысленно возвращался к истекающему кровью жрецу. Вспоминал его последние слова, которые сколь их не обдумывай, все равно были всего лишь проклятьем. Страшно, страшно делалось скальду, когда он понимал: конунг до смерти замучил жалкого старика. Он зверь и нет в нем прекрасного, нет в нем легенды и того, что можно воспеть. И страх сводил сердце повторно, при мысли о том, что и жрец всего лишь слабый человек, у которого хватило сил дождаться прихода своей смерти, но... но перед смертью он кричал о проклятье и голос его срывался в визг.
И мы прокляты, решил скальд, мы прокляты нашими богами, пожелавшими оделить нас умом. Он встал и пошел туда, где Ольгред о чем-то переговаривался с конунгом. Волны перехлестывали через борт, а на востоке небо потемнело, угрожая скорым штормом.