Вместо стакана воды девушка подала бокал вина, и Дмитрий Демьянович Далматов с наслаждением его выпил. А потом началось. Зазвучала музыка, кто-то запел.
"Вот снова ночь моя темна, и день мой бел,
Кто виноват, что ты одна в моей судьбе.
Еще вчера я был другой.
Я так скучаю по тебе, моя любовь.
Еще вчера я этих слов не мог сказать,
Когда дарили мне тепло твои глаза.
Теперь я стал твоим рабом
И на свободу не прошусь, моя любовь.
Нет на плантациях любви замков-ключей,
Не убегу я, не лови меня, зачем?".
Этот баритон нравился Дмитрию Демьяновичу всё больше и больше.
- Кто это поёт? - поинтересовался восхищённый Далматов.
- Розенбаум, - обворожительно улыбаясь, ответила ему девушка.
Затем наступило затмение. Дмитрий Демьянович очнулся уже в тот момент, когда он стоял на четвереньках и целовал пальцы на ногах девушки.
- Они у тебя, как ягодки винограда, маленькие, гладенькие, сладенькие. Не могу остановиться.
Девушка смеялась, поощряя слова и действия седого ловеласа.
- Вика, запрети целовать тебя, прикажи мне остановиться. Я чувствую себя преступником, ведь ты совсем ещё дитя. Сколько тебе лет?
-Я выгляжу ребёнком, а на самом деле мне двадцать четыре. Я старуха.
- Молчи, молчи, - зашептал Далматов, радуясь, что ничего преступного не совершил.
Ему захотелось легко и резко встать, как он это делал в двадцать лет, выпрямиться в полный рост и по-хозяйски привлекая Викторию к себе, поцеловать её в сахарные уста. Закрыть ей рот поцелуем. А затем, схватив девушку в охапку, нести её в готовую постель. Но только он попробовал слегка разогнуться, как тут же вступило в спину. На ум пришёл врачебный термин "прострел".
Кое-как с помощью хозяйки Дмитрий Демьянович уселся на табурет, стоявший в прихожей. Опираясь спиной о стену и плача от нестерпимой боли в пояснице, он стал жаловаться:
- Вчера сестра Зина с работы в мою крохотную квартиру свой огромный холодильник перевезла. На работе у неё была комиссия, сказали: "Если это ваш холодильник, то пусть он стоит у вас дома". А дома у неё полный завал. Живут вдвоём с матерью. Столько хлама скопилось, что не то что холодильник, а и самой уже скоро будет не войти. Короче, грузчики её холодильник упаковали и на мою квартиру привезли. Стоит теперь в большой комнате, - мешает проходу. Отец запил на старости лет, - он нас с сестрой бросил ещё детьми, - звонит каждые пять минут и повторяет только одну фразу: "А что? Имею право. Жены у меня нет, попугай сдох". Попугай был у отца отменный, достался от соседки Евгении Борисовны Журкиной. Голосом бабы Жени он внятно и беспрестанно повторял: "Господи помилуй". Жаль попугая и отца жаль. Старшая дочка закончила поварской колледж и успешно торговала в магазине носками. Да вот встретила идиота, бросила Москву и уехала вместе с ним в Сургут. Он от армии прячется, хочет справку себе купить. Зрение - минус восемь. По телефону с ней разговаривал. Спрашиваю: "А зачем ему справка, времена либеральные, пусть так и скрывается до двадцати восьми лет", - "А как же в поликлинику? У него нога временами отекает". Не сдержался, стал кричать: "Ты красивая, молодая девушка, за тобой мужики табунами ходят. Зачем тебе слепой, отёчный инвалид?". Обиделась, бросила трубку. Супруга, Людмила, мне стала пояснять: "У дочки на ногах вены выступают, она из-за этого комплексует, а с таким вот "белобилетником" чувствует себя комфортно". Жена сама собирается в больницу ложиться, на профилактическое обследование. Как только не боится. Брр! Ужас! Младшая дочка в школе в обмороки падает. Врачи не могут сказать, отчего. Сестра живёт в одной квартире с матерью и постоянно на неё жалуется. Та её допоздна домой не пускает. Зина вынуждена до одиннадцати вечера на лестнице у мусоропровода стоять, ждать, пока мать ей проход в её комнату освободит. А мамка вместо того, чтобы проход освобождать, звонит мне и как ни в чём ни бывало, говорит: "Сынок, слушай радио, передача хорошая". Сама она только передачами по радио и живёт. Я с ними с ума сойду. Дай мне Вика водки выпить и заведи другую песню.
2
Затем был ресторан, драка в общественном туалете. Рыбалка и распитие водки с незнакомыми людьми. Катание на речном трамвайчике по Москве-реке. Посещение зоопарка и попытка сдать кровь в районной поликлинике. Немудрено, что после всех этих приключений Дмитрий Демьянович не мог вспомнить, где его обувь и каким образом он очутился в парке, лежащим на скамейке. С трудом поднявшись и, надеясь на то, что ноги сами каким-то волшебным образом доведут его до дома, Далматов пошёл, куда глаза глядят. И ноги не подвели. Ощутив специфический, знакомый запах родного подъезда, он сообразил, что пришёл куда надо и успокоился.
В тот момент, когда "босяк" уже вставил ключ в замочную скважину, из своей квартиры выпорхнула Виктория. Она, как всегда куда-то опаздывала и очень торопилась, но бросив оценивающий взгляд на небритого, опухшего соседа встала, как вкопанная и взволнованным голосом поинтересовалась:
- Дмитрий Демьянович, вы узнаёте меня? С вами всё в порядке?
- Да-да, спасибо, - хрипло поблагодарил её за заботу Далматов, а в голове его мелькнула мысль: "И перед соплячкой опозорился. Теперь расскажет всем, что я ни на что не годен".
Справившись с замком и войдя в квартиру, Дмитрий Демьянович увидел перед собой жену. Растрёпанная, с тёмными кругами вокруг глаз, она была не похожа на саму себя. Халат застёгнут наспех не на те пуговицы, из-за чего перекошен сикось-накось. От неё сильно пахло валерьянкой. Из-за её спины нерешительно выглядывал домашний любимец, ризеншнауцер Ральф.
- Ты где был? - нервным, дрожащим голосом, спросила Людмила.
- А где я был?
- Не знаю, я все морги, все больницы обзвонила.
- А с чего такой переполох?
- Как с чего? Ты хоть помнишь, куда пошёл, перед тем, как пропал?
- А куда я пошёл?
- Пришёл газовщик, мастер из Мосгаза. Сказал, что за прочистку колонки мы должны заплатить ему три тысячи. Это помнишь?
- Помню.
- Ты возмутился такими расценками, хотел позвонить в Мосгаз и всё выяснить. Телефон у нас не работает, ты пошёл звонить от соседки. Перед этим чай себе сделал с лимоном. На минутку хотел отлучиться и пропал.
- Как пропал?
- Не знаю, как. У Вики, видимо, гости были, Розенбаума заводила так громко, что на всю округу было слышно. Затем Шульженко.
- Шульженко?
- Да. Ты, видимо, куда-то в другое место пошёл звонить. Я на улицу выходила, бегала, искала тебя. Не знала, что и подумать. Собаку выгуливать надо, дочку к врачу вести, а моего Димы нет. Я неделю за свой счёт взяла. По всей Москве объявила розыск. В полиции кто-то сказал, что видели тебя в ресторане, в стельку пьяным. Говорю: "Обознались. Мой по ресторанам не ходит, водку не пьёт". Ты где был?
- Не хочу стареть, - жалобно процедил сквозь зубы Далматов.
- В каком смысле? - растеряно поинтересовалась Людмила.
Откашлявшись, Дмитрий Демьянович запел слабым, неверным голосом:
- "Нет на плантациях любви замков-ключей".
- Ты пьян?
- "Не убегу я, не лови меня, зачем?".
Жена нервно засмеялась и, облегчённо вздохнув, сказала:
- Ты даже представить себе не можешь, что я за эту неделю пережила!