Дьяченко Алексей Иванович : другие произведения.

Искра Уголькова

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Искра Уголькова
  
  
  Пролог
  
  Предлагаемая на ваш суд повесть, многоуважаемый читатель, это история моего знакомства с Искрой Угольковой, история нашей любви.
  История фантастическая, драматическая и возможно излишне документальная. В своей основе тяжёлая. Собственно поэтому перед тем, как приступить к её изложению я долго колебался. Положить её на бумагу уговорила меня жена. Просто - таки настояла. Если вы сейчас подумали, что ссылаясь на супругу, я пытаюсь как-то оправдаться и свалить ответственность за произведение на хрупкие плечи любимого человека, то так оно и есть. Сказать, по совести, сам бы публиковать эту повесть я б не решился.
  Но прежде чем приступить к хронике событий, будет не лишним познакомить вас с предысторией случившегося и действующими лицами.
  
  Аркадий Мухоморов
  
  1
  
  Вечером в субботу позвонил двоюродный брат Витя Попов.
  - Давай телефон соседки или я сейчас возьму бутылку и приеду к тебе, - тотчас поставил он меня перед выбором.
  - Телефона соседки у меня нет, - стал объяснять ему я, - а насчёт приехать, - мне завтра на смену.
  Я работал охранником в автобусном парке. Сутки работал, двое отдыхал. Выходные пролетели, и в воскресенье с утра мне действительно нужно было ехать на работу.
  Но брат у меня по профессии актёр драматического театра, если чего задумал, его не остановить. Приехал, пили с ним до утра водку, он ругал всех последними словами, включая меня. Спать легли в четыре часа. А в шесть меня разбудил будильник.
  Пробуждение было тяжёлым, необходимо было похмелиться, иначе не доехать до автобусного парка, сердце остановится.
  Выйдя из дома, я подошёл к палатке, торговавшей пивом, рядом с которой уже крутились Костя Коврик и Юра Аладьин. Я дал денег Коврику, он помчался в магазин и уже через десять минут принёс бутылку водки, пластиковые стаканчики и нехитрую закуску. Я открыл бутылку и всем налил. Выпил, стало легче.
  Послушал в стотысячный раз рассказы Аладьина о женщинах. Юра отчего-то думал, что его скабрёзности согревали собутыльникам душу. Может быть, в чём-то он был прав. Молча пить неприлично, а о чём ещё говорить в мужской компании.
  Послушав нехитрую историю о соблазнённой им буфетчице, мы допили оставшееся, я окончательно пришёл в себя и отправился на работу.
  На Аминьевском шоссе я сел в маршрутку и доехал до Мичуринского проспекта. Там пересел в автобус нашего автопарка, который и довёз меня до остановки "Востряковское кладбище". Как только я вошёл в проходную, меня сразу вызвали к начальнику охраны.
  Начальником охраны был Витькин отец, мой дядя по материнской линии, Владимир Николаевич Попов.
  - Я родился и вырос в Москве, - гневно стал выговаривать мне дядька, как только я закрыл за собой дверь его кабинета, - пять лет был народным заседателем. У меня в кармане складной нож, пырну любого, и мне за это ничего не будет.
  - Вы это к чему? - поинтересовался я.
  - Все озлоблены, пьют на посту. Их выгоняют с охраны, они спиваются. Вчера вместе с водителями приехала в парк голая баба. В мужских ботинках и шинели на голое тело. Голова острижена наголо, лицо, опухшее от перепоев, со свежими кровоподтеками и старыми синяками. Она с первыми водителями, что должны открывать маршрут, приехала в парк. Второй пост проморгал. Директор ведь издал приказ - все высаживаются перед воротами и проходят пешком через первый пост, через проходную. Тогда бы она не проскочила. А Куницын и Шишкин пропустили автобус. Баба заехала и вместе с водителями зашла в диспетчерскую. Села на скамейку со стороны центральной кассы и уснула. Её за тумбой было не видно и обнаружили только тогда, когда пришли к нам уборщицы и сказали: "Это что там за партизан у вас сидит?". Пошли. Смотрю, - знакомая личность. Бывший контролёр, до этого учительница иностранного языка. Как и прежде, ботинки и шинель, - из одежды больше ничего. Мы её подняли, вывели и посадили на выезжавший на маршрут автобус. Я чего тебя позвал. Подработать не хочешь в свои выходные?
  - Не хочу, - искренно ответил я, - В себя не успеваю прийти, как снова на смену.
  - Ну, хорошо. А это... Коля, знаешь, я тебе такую бабу нашёл. Женщина видная, одинокая, похожа на актрису Татьяну Окуневскую. Живёт на Тверском бульваре в доме напротив театра МХАТ. Моя личная к тебе просьба. Выручай. У неё магазин "Одежда".
  - Там надо подежурить? - поинтересовался я, понимая, что на самом деле дядя себе очередную бабу нашёл, и хочет ей услужить, сделать что-то приятное.
  - Не там. Дослушай. Два раза в год в Москве проходят выставки кукол и плюшевых медведей. Она в этом году отвечает на этой выставке за организацию и охрану. Я дал ей в помощь Сеню Сарычева, думал, он на исправление пошёл. А этот обормот, по-другому не скажешь, взял да и напился на рабочем месте. Она просит его заменить. Прямо сегодня. Выручай. Всего день простоять и ночь продержаться. Завтра выставка закрывается.
  Сарычев был соседом Владимира Николаевича. Дядька жил в шестой квартире, а Семён с матерью в пятой. Было не мудрено, что он напился на посту, так как увлечение алкоголем у него давно уже вышло из-под контроля. Его гнали из всех охран, как безнадёжного, опустившегося алкоголика. Дядька держал на работе соседа только из-за уважения к его больной, старой матери.
  - Хорошо. Если вам это важно.
  - Важно. Говорю же, настоящая красавица, такую нельзя упускать. Зовут Зайцева Лидия Фёдоровна. Она сейчас в отделе кадров сидит. Зайди, познакомься, если понравишься ей...
  - В каком смысле?
  - Она теперь думает, что у нас все горькие пьяницы. Короче, если попросит подежурить, не отказывайся. Обяжешь, по гроб жизни.
  Дядька постоянно сватает меня, продаёт. Совсем недавно нашёл "хорошую". "Три машины, трёхкомнатная квартира и ребёнку десять лет, тебе стараться не надо", - уговаривал он меня. "А красивая?", - поинтересовался я. "Ну, ты уж совсем, смотрю, обнаглел. Тебе всё сразу подавай!", - возмутился Владимир Николаевич и сделал вид, что не хочет больше на эти темы со мной разговаривать. А тут опять двадцать пять.
  В отделе кадров меня ожидала женщина, действительно похожая на актрису Татьяну Окуневскую. Я сразу нашёл с ней общий язык.
  Уже через пять минут общения разговор принял приятельский характер. Рассматривая мягкие игрушки, принесённые Лидией Фёдоровной в подарок начальнику охраны, я непринуждённо интересовался:
  - Почему я у вас спрашиваю о курсах учебных? Потому что они только тогда имеют смысл, когда полученные на курсах знания вы в состоянии эксплуатировать.
  - Этим и занимаюсь. Раньше я много шила.
  - Простите. Какие вы курсы заканчивали?
  - Швейные. Мастеров швейного производства при Мосгорисполкоме. Это было в восемьдесят шестом году. Окончила курсы, стала шить. После швейных курсов, в том же комбинате пошла ещё и на закройщицу выучилась.
  - Тоже бесплатно?
  - Здрасьте. Всё платное.
  - А где эти курсы территориально находились?
  - От метро "Площадь Ногина" надо было ехать на троллейбусе. Там на горе библиотека иностранной литературы, а с другой стороны огромное сооружение, когда-то принадлежащее церкви. И в этом бывшем Храме всё внутри перестроили. Возможно, раньше, сразу после Октябрьской революции, там были какие-то ликбезы. То есть в этом здании бывшего Храма четыре этажа, там-то и находились мои курсы. Кроме швейных и закройных, были вязальные, вышивальные, курсы машинописи.
  - Сколько вы там учились? Три или шесть месяцев?
  - Какой? По два года.
   "Да, после таких мучений тебя палкой не заставишь мне брюки подшить", - подумал я, а вслух сказал:
   - Моя матушка на повара училась два года. Правда после этого на кухне не хотела и пальцем шевельнуть. С трудом жарила себе яичницу. Бабушка моя на неё за это злилась. Сама-то бабуля готовила всё вкусно, с душой, подливы разные мастерила, специи клала, для вкуса. А её сноха... Так какие же следующие курсы были у вас?
  - Вязальные, - с готовностью продолжила разговор Зайцева.
  - То есть, получается, вы четыре года училась на портниху? Два года швейные курсы, один закройные. И один год на брюки. Четыре года! Текстильный институт можно было закончить.
  - Зато там не было никакого "Научного коммунизма", мозги нам не полоскали. Поначалу, правда, какая-то политинформация была. Но потом её забросили.
  - А что вы там шили?
  - В первый год мы фартуки шили, потом юбку, блузку. Это первый год швейных курсов. Второй год - платье.
  - Какое платье? Бальное? В пол?
  - Какое хочешь, можно было шить.
  - Вы какое выбрали?
  - Летнее, из яркого материала.
  - После платья?
  - Брюки сшила. А потом пошла на вязальные курсы.
  - Где они проходили? Там же?
  - Нет. К тому времени этот учебный комбинат переехал. А здание вернули церкви. Отдали верующим.
  - И куда вы подались, на вязальные курсы?
  - Территориально они находились - метро "Сокол", улица Новопесчаная. В сером пятиэтажном доме. В подвале. Курсы - два года. Научилась вязать. Себе вон, свитер связала.
  - Мать моя не училась на курсах, но тоже мне свитер связала. И белую кофту из грубой овчинной шерсти. Которую потом в синий цвет перекрасили. Теперь мама носит её, за мной донашивает.
  - У тебя мама высокая? Я к тому, что у тебя рукава длинные.
  - Рукава подвернула. На какие курсы ещё ходили?
  - На лоскутное шитьё ходила. Ходила в Индийское посольство. Там при посольстве преподавали индийские танцы. Потом арабские танцы разучивала. Затем училась делать декупаж, в Учебном комбинате "Мастерица". Год декупажу отдала, три месяца изготовлению открытки. Потом год - вышивка лентами. Затем училась мыловарению. Училась делать кукол, шить Мишку Тедди. Осталось только пройти фельдшерские курсы, при Боткинской больнице.
  - Я думаю, языки бы вы хорошо освоили. И французский, и немецкий, и английский. Позвольте задать вопрос?
  - Пожалуйста.
  - Почему у всех ваших мягких игрушек, тело одинаковое, а головы разные?
  - Так и задумано. Чтобы легко можно было менять голову. А выкройку можно моделировать, менять форму. Можно любое животное сделать по одной выкройке. Выкройка одна, базовая, а дальше химичишь, как хочешь.
  - А откуда она взялась, базовая выкройка?
  - Мишка Тедди.
  - А там может быть и кот, и заяц?
  - Любой зверь.
  - Обезьяна, слон?
  - Да-да-да.
  - Выкройка у вас одна, а тело у зверей, несмотря на свою похожесть, разное. Кто толстый, кто худой.
  - Опять же. Можно на выкройке зверю пузо добавить. К базовой выкройке тела. Допустим, живот прибавляешь. Делаешь длинное тело, круглое тело, любой формы.
  - То есть фантазия не ограничена?
  - Как хочешь, можно сделать. Более того. По одной и той же выкройке у разных мастериц, получаются разные игрушки. Два человека, допустим, делают медведя по одной выкройке, и у них получатся разные медведи. Так же, как две хозяйки по одному рецепту варят суп, а супы всё равно получаются разные. Потому что каждый мастер свои нюансы добавляет. Как правило, в кукле воплощает себя. Хожу по выставке, смотрю на куклы. И сразу же перевожу взгляд на человека, который их сделал. И обязательно кукла похожа на своего создателя. На девушку, женщину, которая её сделала. То есть мастер куклу как бы с себя рисует, волей-неволей ей свои черты передаёт.
  - То есть это целая, неисчерпаемая...
  - Абсолютно неисчерпаемая. Казалось бы, - медведь. Выкройка одинаковая. А можно столько разных сделать. И никогда ты не повторишься. Каждая игрушка, как человек - индивидуальна.
  - И медведей на вашей выставке?
  - Тысячи.
  - Тысячи?
  - Да.
  - И с какого года эта ваша выставка?
  - Не помню с какого.
  - Сама выставка, где проходит?
  - На месте бывшего колхозного рынка построили торговый центр. Там и проходит. Тут мы подходим к самой сути проблемы. Дело в том, что я устроила из вашего ЧОПа в охрану выставки Семёна Сарычева, и случилось непредвиденное. Ходил он ночью по павильону и стал потихоньку сходить с ума.
  - В чём это проявилось?
  - Стал разговаривать с куклами.
  - Заговоришь с куклами, если перед этим сто грамм выпить, - неожиданно вырвалось у меня.
  - Не сто грамм, а литр Сарычев выпил. Он мне сам в этом признался.
  - Получается сто грамм для охранника мало? - попытался я свести всё к шутке.
  - Это "детский сад", - добродушно рассмеялась Лидия Фёдоровна. - В охране, как я поняла, пьют много. Я сегодня утром пришла открывать павильон, а Семён на ногах еле стоит. Подошёл ко мне и, приставив палец к своим губам, открыл тайну, сказал: "Знаешь, Лида, а ведь куклы по ночам разговаривают".
  Зайцева громко и чистосердечно рассмеялась.
  - Давайте о деле, - предложил я.
  - Хорошо. Остался заключительный день выставки, а точнее, одна ночь. Вам нужно будет сменить Сарычева на посту и так сказать, додежурить. Это, как я уже сказала, выставка кукол и мишек. Адрес я вам оставлю, насчёт оплаты я с вашим руководством договорилась.
  - А стенды дорогие? Хозяева за них деньги платят?
  - Естественно. У каждого стенда своя хозяйка. Аренда недешёвая. За каждое место надо платить.
  - А на ночь эти стенды закрываются?
  - Нет. Завешиваются синтетической прозрачной тканью. Ткань называется органза.
  - Договорились. Надеюсь, куклы за одну ночь меня не съедят.
  - Ничего с тобой не случится. А деньги заработаешь хорошие. Руководство строго запретило "баловать", но я тебя лично после окончания выставки отблагодарю. Мне нужен ответственный человек, а не такой, как Семён.
  - Я понял, не подведу.
  
  2
  
  Охранник Сарычев, перед тем как уйти с выставки, виновато посмотрев на меня, прошептал:
   - Учти, Коля, куклы по ночам оживают и разговаривают.
  "Лечиться тебе надо", - подумал я, а вслух сказал:
   - Я с ними, Сёма, как-нибудь договорюсь.
   - Если начнёшь с ними беседовать, то закончишь, как я. Ты не помнишь, какие номера выпали в последнем розыгрыше "Спортлото"?
   - Два, три, один, тридцать пять, восемь.
   - Эх, чтобы мне написать вместо тринадцати, восемь. Я бы четыре номера угадал, а так только три.
   - Я и трёх не угадал, - как мог, утешил его я.
  Проводив Сарычева, я уединился с Лидией Фёдоровной в кабинете администратора, и у меня развязался язык. Как в церкви на исповеди, я стал рассказывать Зайцевой всю свою жизнь. Между тем она открыла сейф, достала бутылку виски, шоколад и, внимая моим откровениям, угощала меня заморским напитком.
  Незаметно, за разговорами и выпивкой прошёл остаток дня.
  Когда за окном стемнело, я обошёл павильон, сел на стул у входа на выставку и стал читать книгу "Былины", принесённую из дома. В этот момент меня окликнула Лидия Фёдоровна.
   - Николай, заприте за мной дверь, а ключи с собой не носите, потеряете. Пусть висят прямо на гвоздике у дверей. И вам будет удобнее и мне спокойней.
   - Как скажете, - согласился я с резонным предложением и стал настраиваться на рабочий лад.
  Я запер за временной начальницей дверь, ключи повесил на гвоздь, а сам отправился в комнату, отведённую для сотрудников. Плохо в охране одному. Страшновато, да и словом перекинуться не с кем.
  "Когда ещё на выставке придётся побывать? - размышлял я, - Схожу, взгляну на кукол, хоть мельком".
  Кукол было много. Куклы были разные. Были крохотные, были и с человеческий рост. Разнообразию, что называется, не было предела.
  Устав рассматривать сказочных персонажей, я стал прохаживаться мимо стендов, не поднимая головы. Наматывал круги, разминая таким образом ноги. Мысли в голове теснились, поговорить бы с кем. С собой всё давным-давно переговорено.
  Краем глаза я заметил куклу Буратино в человеческий рост, восседавшую на стуле у стенда, принадлежащего Зайцевой. Кукла вдруг ожила и, обращаясь ко мне, сказала:
  - Чего ноги не поднимаешь? Подошвы протрёшь.
  - Да иди ты! - машинально отмахнулся я от наглеца, вспоминая слова изгнанного с работы Сарычева, а про себя подумал, - "Откуда она тут взялась? Вроде этого Буратины раньше не было".
   - Я-то пойду, - обиделась кукла. - Меня уже завтра здесь не увидишь. Но за собой-то как-то надо следить.
   "Не вступать в полемику", - убеждал себя я, - "главное, молчать".
   - Ну, молчи-молчи, - засмеялся Буратино, словно прочитав мои мысли.
  "А ведь он прав. Это, возможно, единственная возможность безнаказанно выговориться. Надо воспользоваться ей. Что я, в сущности теряю, заговорив с куклой? В худшем случае выгонят с работы, как того же бедолагу Семёна. Собственно, мне не привыкать".
   - Я же тебе говорю, - расслабься. Здесь у нас всё запросто, - не унимался Буратино. - Жизнь у кукол, как ты сам понимаешь, не сахарная. Одним хозяйский пёс голову отгрызёт, другим дети руки-ноги поотрывают. А главная беда - на всё на это приходится взирать молча. Выпить хочешь? Я знаю, охранникам ночью всегда хочется выпить. Я тебе скажу, какой ключ у Лидки от сейфа с шотландским самогоном. Там у неё несколько хороших бутылок. Иди, к дверям, возьми ключи. Тот, что с двумя бородками - от сейфа с выпивкой. Согрейся и помни мою доброту. Лидка-то, небось, сейчас спит в тёплой постели, а ты бродишь в неотапливаемом помещении. Разве это справедливо? Ладно о куклах, они и о людях не думают. Пойди, говорю, согрейся. Я тебе разрешаю.
  "Откуда кукла может знать, какой ключ от сейфа с выпивкой? Разве что пойти, проверить. Если ключ подойдёт, значит, они знают неведомые нам, людям, вещи. Если наладить с этим Буратино контакт, то можно будет выведать у него цифры, что выпадут в следующем розыгрыше ״Спортлото". А может, и того более", - так размышлял я, направляясь за ключами.
  Действительно, ключ с двумя бородками подошёл к сейфу. Я махнул элитного алкоголя и вернулся к Буратино с бутылкой и стаканами. Цель у меня была одна - влезть в доверие к ожившей кукле и узнать у неё секреты, сокрытые от людей.
  Буратино охотно выпил вместе со мной, от шоколада в качестве закуски отказался. Вместо этого приблизившись, притянул рукой мою голову к своему длинному носу и втянул в себя аромат моей немытой головы. В первое мгновение я испугался, решив, что кукла решила закусить виски моим ухом. Но когда обошлось, и я сообразил, что опасность мне не грозит, то в этом жесте Буратино я увидел проявление ко мне товарищеского, почти что братского доверия и участия, растрогался и в очередной раз за день стал словоохотлив.
  - А ты знаешь, Буратино, - начал я свою исповедь со слезою в голосе, -что я долго был целомудренным молодым человеком, невосприимчивым к пошлостям века сего. Я оставался невредим, находясь под покровом своего ангела-хранителя. Он закрывал своим заботливым крылом мою беззащитную голову, и сквозь его белоснежные перья мне было видно только солнце в зените, розовые дали и золотой век человечества. Ты думаешь, я пьян? Для того, чтобы мне опьянеть, мне надо выпить одному две такие бутылки. Главное, я всегда ощущал в себе нечто особенное, чего не было в других. Верил в своё великое предназначение, - если и не спасти, то уж точно осчастливить весь мир, - сделать его лучше. Все неудачные концовки в художественных фильмах я тотчас переделывал на свой лад. То есть роль покорного, послушного наблюдателя меня не устраивала. Хотел создать свой мир, где всё будет справедливо. Для этих целей у меня была огромная пластилиновая армия. Да, представь себе, я был маленьким и играл в пластилиновых солдатиков. С их помощью я исправлял несовершенный мир. Чуть погодя на место пластилиновых пришли солдатики кукольные. Да-да, это были настоящие куклы. Жили бедно, поэтому я делал их собственными руками. Голову, руки и ноги вырезал из деревяшки. Собственно, это были не целиковые руки-ноги, а только ладошки и ступни ног. Шил из тряпки тело, набивал его резаным поролоном. Кроил и шил своим солдатам кителя и штаны. И уже с готовыми куклами-солдатами играл, отводя душу. Я разыгрывал настоящие спектакли. И, как сейчас понимаю, угрозы от моего увлечения куклами, в смысле искажения психики, не исходило никакой. Одно лишь сплошное отдохновение души и творческое развитие. Но мать моя, хоть и не показывала виду, переживала на тот счёт, что сын её играет в куклы. Она моих кукольных солдат называла "болванами". И только я ушёл на службу в армию, сразу же их выбросила. Впрочем, чем бы я ни занимался, она всегда переживала за меня. Наверное, это главное свойство всех любящих матерей, - переживать за своего сына. Для родителей, чем проще и понятнее ребёнок, - тем меньше беспокойства. Она выбросила в помойку не только моих "болванов", но и все мои рисунки, стихи и коллекцию школьных дневников. Были такие бесценные экспонаты, что просто закачаешься. А оправдание у неё на всё это было только одно: "Как бы чего, за это всё, не было". Запугали их поколение. Жили и дрожали. Я мать не обвиняю, - такое время было.
  В былинах как? Попросил Илья Муромец у своего отца купить ему шелудивого жеребёночка за пятьдесят рублей пятьдесят копеек. Откормили жеребёночка тестом пшеничным и медовухой до такого состояния, что он превратился в коня, который реку Оку перепрыгивать стал. Сел на коня Илья Муромец и поехал в Киев к князю Владимиру на "Поможение и сбережение". Подъехал к трём дороженькам, к самому перекрёстку. На белом горячем камне написано: "По правой ехать - богатым быть. По левой ехать - женатому быть. А прямо-то ехать - убитому быть". И вот что я, Буратино, думаю. Почему мы всегда выбираем самый парадоксальный путь. Любой нормальный человек или женится или деньги крадёт-наживает. А нам всегда что-нибудь интересненькое подавай. Ты, кстати, не знаешь, какие номера выпадут в следующем тираже лотереи "Спортлото"?
  - Не знаю, - чуть помедлив, ответил Буратино, отводя глаза в сторону.
  "Кукла оказалась хитрее, чем ожидал, - думал я, - надо будет сильнее её размять, отвлечь, заговорить. Может, тогда забудется и проговорится".
   - Знаешь, - продолжал я, разливая виски по стаканам, - когда в первый раз, с матерью я посетил магазин игрушек, то испытал шок. Того, что я увидел: кукол, солдатиков, огромного деревянного крокодила, - просто не могло быть. Штука в том, что в том запредельно злом мире, в котором я тогда существовал, не могло быть такого магазина. Не могло быть людей, которые думают о детях. Людей, которые делают и продают игрушки. Понимаешь, Буратино, у ребенка столько вопросов, а взрослые на всё отвечают молчанием или фразой: "подрастешь, узнаешь". Разговаривая с тобой, я понимаю, что должно быть, от спиртного я сошел с ума, и у меня начинается обычная белая горячка. Но мне надо выговориться. Я откроюсь тебе, Буратино. Со мной случилось чудо. Я поверил в Бога. Бог открылся мне, и сразу у меня в голове все встало на своё место.
  - Бог тебе открылся, а ты, так напиваешься. Разумно ли это?
  - Ты прав. С этой порочной страстью надо завязывать. Но теперь-то я хоть знаю, что это плохо, что это болезнь. А прежде пьют все водку, вроде так и надо. У матери спился родной брат, Владимир, но это её ничему не научило. Она спокойно смотрит, как пьёт водку её сын. Меня это удивляет.
  - Не люблю слушать, когда сын свою мать ругает, - одёрнула меня кукла, - давай лучше выпьем. А после этого я скажу приятную для тебя новость.
  - Откроешь номера "Спортлото"? - не поверил я своему счастью.
  - Я открою более значимую для тебя вещь. Дело в том, что ты не сошел с ума. Потому что я - не ожившая кукла, хоть и нахожусь в тряпках сказочного героя. Я актер Московского Академического Замечательно Устроенного Театра, Аркадий Мухоморов.
  - Да-а? - оторопел я от неожиданности и стал пристально рассматривать сидящего напротив меня человека, как будто только что его увидел. И то сказать, мгновение назад я считал Аркадия ожившей куклой.
  - Да-да, - подтвердил артист. - Можешь меня руками потрогать и даже ущипнуть. Понимаешь, я сам попал в затруднение. Ничего не помню. Помню, как пил в театре после спектакля с костюмершей Забиякой. Ещё с нами кто-то был. Помню, много смеялись над очередной глупой шуткой главного режиссёра. А вот что дальше было, хоть убей. И кто меня переодел в Буратино, и как я оказался на выставке кукол в таком двусмысленном обличье - не помню. Второй день уже здесь зависаю. С Сарычевым пил, он мне тоже душу открыл. Тоже спрашивал номера "Спортлото". Теперь вот с тобой пьём. Жаль, что завтра выставка закроется. Твоё здоровье!
  Мы выпили, и я поинтересовался, где живёт Аркадий.
  - Живу в Кунцево, на Хиве. Если с Киевского вокзала в сторону МКАДа на автобусе ехать, остановка "Улица Багрицкого". Перейдёшь Минское шоссе на другую сторону и от Жилкомбината вниз почти до Сетуньки. Там взять правей и в просторном дворе похожий на послевоенный барак, мой дом стоит. А комната у меня с видом на голубятню.
  - Постой, - обрадовался я, - так мы с тобой соседи, я с Аминьево. И представь себе, пишу роман про жизнь театрального режиссёра. Всё никак не могу дописать.
  - Так я тебе по теме много чего расскажу, беги в сейф за новой бутылкой.
  Так я познакомился с актёром Аркадием Мухоморовым.
  
  3
  
  В понедельник утром, дождавшись Лидию Фёдоровну, я сдал ей ключи, отрапортовал, что ночь прошла без происшествий, все экспонаты, кроме ожившей куклы Буратино, на местах. И стараясь твёрдо стоять на ногах и дышать в сторону, мы с Аркадием, наряженным в костюм Буратино, направились было на выход. Но Зайцева нас остановила. Глядя на Мухоморова, она не стала ругаться, а лишь с усмешкой сказала:
  - Так вот какая кукла оживает и разговаривает. А Забияка Биата Альбрехтовна тебя обыскалась, все телефоны оборвала.
  - Мы к ней с приятелем сейчас заедем, - пообещал Аркадий. - Покажусь пред её ясные очи.
  - Скажи, что только к вечеру я к ней смогу выбраться, - обратилась Зайцева к актёру, как к старому знакомому. - После того, как здесь с выставкой и со стендом разгребусь.
  - Передам, - буркнул Мухоморов и потащил меня к стоянке такси. Поскольку нам было по пути, домой решили ехать вместе, но по дороге актёр предложил заехать к своей сожительнице, костюмерше театра по фамилии Забияка. За проезд он не заплатил, пригласил шофёра такси на свои спектакли на этом и разошлись. Конечно, перед этим устроил целый спектакль. Я сидел в такси в качестве заложника или гаранта, а он бегал раза три в квартиру к Забияке и всё возвращался ни с чем. В результате домой мы не поехали, отпустили таксиста и поднялись к Биате Альбрехтовне. В квартире у престарелой сожительницы Мухоморова, несмотря на утро понедельника, был стол накрыт, стоял пир горой. Гостей было человек десять. Видимо, гуляли всю ночь, да так и не заметили, что наступило утро следующего дня. В ванной кто-то целовал обнажённую дочь костюмерши, принимавшую в этот момент душ. Дверь в ванной не запиралась, и я мог всё это наблюдать. Купальщица от нахала старалась прикрыться пластиковой занавеской, вся дрожала от страсти, но кавалер был слишком пьян и кроме поцелуя ему от неё ничего было не нужно. Я помыл руки на кухне, умылся, и меня с Мухоморовым усадили за стол. Мы позавтракали.
  - Оставайся, - стал уговаривать меня Аркадий.
  Он отвёл меня в соседнюю комнату и показал матрац, лежащий на полу.
  - Здесь переночуешь.
  - Нет, - наотрез отказался я, - Если сейчас продолжу пить, то уйду в запой. А мне надо прийти в себя, чтобы через двое суток на смену выйти.
  - Хорошо. Я напишу тебе адрес своей берлоги, там отлежишься в махонькой комнатушке. Вот тебе бутылка, похмелишься или отдашь в качестве прописки на новом месте. Позвонишь в дверь три раза, откроет Тамара Мартыновна, у неё мои ключи от комнаты. Можешь жить, сколько захочешь, я там не появляюсь. Мартыновна сказала по секрету, что дом через полгода пойдёт под снос и всем жильцам, включая меня, дадут отдельные квартиры. Жду не дождусь этого момента.
  - Через полгода? - разочарованно переспросил я, - намеревавшийся начать на новом месте новую, писательскую, жизнь.
  - Ну, может через год, - подумав, подкорректировал актёр сроки, - Одевайся, а я пока адресок начирикаю. Дом неприметный, жёлтый, двухэтажный. Ориентиром тебе послужит высокая голубятня с огромным нагулом, стоящая прямо посреди двора на каком-то каменном сооружении, похожем на сарай. Я когда пьяным домой возвращался, всегда искал глазами эту голубятню. Оставь мне "былины" почитать, а чтобы в метро не заснул, вот тебе томик Чехова.
  Спрятав бутылку во внутренний карман куртки, я зашнуровал ботинки, взял клочок газеты с адресом "берлоги", томик Чехова и, оставив за спиной весёлую компанию, направился к метро. До улицы Багрицкого пьяному, не спавшему ночь человеку удобнее ехать на автобусе с Киевского вокзала, нежели от Кунцевской. Я так и поступил.
  Разыскивая дом, я немного поплутал, но всё же его нашёл.
  Поднявшись на второй этаж, к нужной квартире, три раза позвонил. Долго ждать не пришлось. Лишь только слегка приоткрылась массивная дверь, как меня за руку схватила старушка и, протащив через длинный, тёмный коридор, привела на кухню. Было что-то странное в её одежде и внешности. Но я решил ничему не удивляться и на всё реагировать спокойно. Старушка была одета в недошитое демисезонное пальто, у которого отсутствовали пуговицы и были непрошиты петли. На голове у нее была кроличья шапка, на которой меха осталось процентов семь-восемь, не больше.
  Старушка удивилась, обнаружив перед собой незнакомое лицо и даже слегка перепугалась.
  - Меня зовут Николаем, - поспешил я отрекомендоваться, - Простите, за то, что напугал. Вы, должно быть, Тамара Мартыновна? Мне разрешил переночевать ваш сосед Аркадий Мухоморов. Он сказал, что ключи от его комнаты я могу взять у вас.
  Старушка, пришла в себя и даже обрадовалась мне, как новому лицу.
  - Да, я Тамара Мартыновна. Погоди ты с ключами, - нетерпеливо замахала она руками, прежде надо тебя проинструктировать. Чтобы ты знал, в какой гадюшник попал.
  Мне очень хотелось спать, но я смиренно сидел на табурете и внимательно её слушал. А она, что называется, вводила меня в курс дела. Заочно знакомила с соседями.
  - Ты сейчас узнаешь, какие здесь люди живут. И прослушав всё до конца, дашь мне свой вердикт, можно ли после всего услышанного называть их людьми или они не достойны такого высокого звания.
  - Может, потом вердикт, когда высплюсь? - взмолился я.
  - Нет, сейчас, а то они сожрут тебя без соли, - настаивала Тамара Мартыновна, - Слушай и запоминай. Антон Афонасьевич Габой - человек мыслящий, мечтатель. Любитель таинственных рассказов и романтической поэзии. Хороший фантазёр. Это всё парадная его сторона, а есть и другая. А там страхи, неуверенность ни в чём. Даже в том, что он это он сам. Что он живёт на самом деле, а всё это не сон. Кошмары еженощные видит. Обжирается на ночь жирного, солёного. Смотрит телевизор, слушает радио, а там ведь всё только про убийства. Как тут кошмаров избежать? Во всём подмечает только мрачные предзнаменования для себя. Из-за чего случаются заскоки. Днём, идя на работу через лесок, пугается каждого деревца, зато среди ночи, взяв в руки чугунный утюг килограммов в пять, бегает в этом же леске до утра, чтобы побороть в себе страх. Поймай его ночью милиция, как бы он оправдался? Это же ненормально?
  - Ненормально, - согласился я, ёрзая на табурете и не зная, как мне от настырной старушки отделаться.
  - Очень чистоплотен, - не позволяя мне рта раскрыть, продолжала Мартыновна. - Даже можно назвать его "чистюлей". Опасается бактерий, вирусов и, смешно сказать, "кислотного дождя". Услышал где-то этот термин и думает, что кислота серная, как в своё время на Содом и Гоморру, на его грешную голову прольётся. Поэтому, если за окном тучи, то под любым предлогом на работу не пойдёт. Невесело живётся Габою, не уверен он в завтрашнем дне. Работу меняет часто, - кому нужен работник, на которого нельзя положиться. На новую не спешит, утешаясь отговорками "не пройду аттестацию". И сидит на шее у престарелого отца-вдовца, который и кормит и одевает великовозрастного Антона.
  Его кумир - Андрей Ляхов из тринадцатой квартиры. Почему-то все его называют Андроном. И он к этому прозвищу привык и ему это даже нравится. Этому Ляхову всё на свете безразлично. Что мать даст надеть, то и наденет. Что положит в тарелку, то и съест. Поднесут ребята стакан во дворе - опрокинет. Не поднесут, он на них не обидится. Такой человек. Почему-то все считают, что он способен приспосабливаться к превратностям жизни и переносить все взлёты и падения без лишних волнений. Например, в советские времена он в денежно-вещевую лотерею выиграл машину "Москвич - 412". И не обрадовался. Всех это удивило. Сразу получить машину было нельзя, необходимо было некоторое время ждать. Так он за это время взял да и потерял выигрышный билет. А может, и украли. Всем показывал, да и хранил на виду, без должной в таких случаях осторожности. И что же? Также особенно не огорчился. С ухмылкой сказал: "Бог дал, Бог взял". Про Бога он конечно тоже, для красного словца. Они у нас все ещё те верующие. Но и на самом деле не испытал никаких эмоций. Расскажу тебе интересную историю. Когда Андрон "Москвич" выиграл, то от зависти умерла его соседка, мать Антона Габоя. А как через некоторое время он билет потерял, так от горя умер его родной отец, Ляхов Павел Поликарпович. Остались Андрон с матерью, а Антон с отцом. И вскоре Афанасий Габой сошёлся с Марьей Ляховой. И даже в ЗАГСе записались мужем и женой. Так что Андрон стал Антону сводным братом. Понимаешь, к чему клоню?
  - Если честно, не очень - чистосердечно признался я.
  - Тогда внимательно слушай. Пожили Афанасий с Машей какое-то время и разругались, расторгли брак. А живут ведь рядом, от соседства куда денешься. И стали жить они, как собаки живут. Когда захочется, совокупляются. Без документов, без официальной регистрации. Впрочем, многие сейчас так. Я тебя часом своей прямотой не обидела?
  - Ни в коем разе.
  - Недолго осталось. Сольёт Архангел на нас чашу гнева. Не зря Антон трясётся. Все тогда умоемся.
  Взять мать Антона, Машу. Или, как принято обращаться, Марью Елизаровну. На первый взгляд золото, а не женщина. Не зря Афанасий на неё накинулся. Несмотря на преклонный возраст, стремится к знаниям, в библиотеку ходит. Во всём ей нужна ясность. "Я сама не дура и люблю умных мужчин", - это её слова. А если к ней приглядеться, то станет ясно, что она хитрая интриганка и пойдёт на любую подлость, на любой обман, чтобы добиться своего. В библиотеку она ходит, а какие книги берёт читать? Любовные романы и детективы низкой пробы. И получается, что именно дура и общается с такими же идиотами, как сама. Умная за этого пропойцу Габоя разве пошла бы? Расписалась с ним в ЗАГСе на старости лет. Смешно. Ей в могилу пора, а она замуж выходит. Да и тот, дурак дураком, а всё же жить с ней не стал. Лицемерная баба, трюкачка. В худшем смысле этого слова. Всю жизнь прожила, пролезая повсюду без очереди. Ей волю дать, так она и на тот свет без очереди прошмыгнёт. Ну и сама же пала жертвой своих собственных интриг. Она же с Афанасием ещё до смерти мужа снюхалась. Он мужик видный, узнал, что её сын в лотерею "Москвича" выиграл. Ну, и пошёл на связь с ней. А потом, когда билет потеряли, Маша притворилась перед ним несчастной вдовой, и ему уже деваться было некуда, как только с ней расписаться. Ну, и чего она выиграла? Пожил с ней полгода и развёлся. Опозорил. А она-то с ним собиралась до ста лет жить.
  И сынок её Антон такой же. Вот чего он сидит дома? Посмотрит на него человек незнающий и подумает: "Этот чего-то хорошего ждёт. Какое вдумчивое у него лицо. Видимо, в голове этого юноши протекает напряжённый мыслительный процесс. Пусть думает он медленно, но, судя по его виду, он точно что-то хорошее изобретёт. Вроде вечного двигателя или эликсира вечной молодости". Обманется незнающий человек. Пусть спросит о нём у меня. А я ему скажу. Никогда ничего Антон не изобретёт и не изменится к лучшему. Потому что в кумирах у него Андрон. А тому, что лето, что зима, что водка, что вода, - всё едино. С такой молодёжью хорошего ждать не приходится. Они если ещё одну машину выиграют, то и второй раз её потеряют. Хотя машин, по нонишним временам на улице пруд пруди. Это при коммунистах на них только партийные ездили. А теперь может ездить каждый, кому жизнь не дорога. Мне дай машину, я на ней не поеду. А зачем? Я что, инвалид? Ногами по земле ходить полезней. А на машине только на тот свет, без очереди. Для другого она не нужна. К чему я про Антона начала?
  - Не знаю, - теряя терпение, отрезал я.
  - Это я в связи с тем, что всем всегда говорю правду. Он предупредил, что мне придётся готовиться к серьёзному разговору в милиции. Это они за то, что я бумаги пишу. А я не боюсь. Я серьёзных разговоров никогда не боялась. Всегда была втянута в споры с соседями, в полемику. Я в своё время агитатором в райкоме работала. Так в трудовой книжке и прописано: "плясунья". То есть "агитатор". Я и в ансамбле песни и пляски имени Пятницкого работала плясуньей. Но ушла из-за несправедливости. Танцорам в ансамбле Моисеева, видишь ли, с тридцати лет пенсия. А из-за того, что мы по трудовой "плясуньи", нам только с пятидесяти пяти на пенсию. Куда это годится? Ну, и сошлась с райкомовским, устроил он меня агитатором. Так жизнь меня побросала. Я тогда была королевой, всё было при мне. Второй секретарь в меня был влюблён. Семь лет я была бессменной секретаршей у него. Квартиру двухкомнатную от райкома получила. Он мне эту квартиру дал, чтобы избавиться от меня, а себе молоденькую, кобелина, взял. Но я на него не в обиде. Всё же вырвала "двушку", в то время как весь народ в коммуналках да бараках жил. Это чего-то да стоит? Теперь сын у меня там живёт, а я здесь мучаюсь вдвоём с внуком больным. Что это у тебя за синяя книжица? Что читаешь?
  - "Попрыгунью" Чехова, - смущённо ответил я.
  - Враньё.
  - Что значит "враньё"? Нате, посмотрите, - я протянул книгу Тамаре Мартыновне.
  - Сам смотри. Хозяйка собрала к себе знаменитостей. Актёр в гостях у неё читал, певец пел, художник рисовал, виолончелист играл на виолончели. И сама хозяйка тоже рисовала, лепила, пела и аккомпанировала. Но это же враки! Такого не может быть. В промежутках говорили и спорили о литературе, театре и живописи. Да не бывает такого. И не может быть. И не сбиваются в одну компанию столь чужеродные стихии. Даже если учесть, что они как кобели в период гона, вокруг одной сучки вертятся. Они бы просто переругались, передрались. И муж - хорош. Всю эту свору "женихов" кормил и поил за свой счёт. На что надеялся? На что рассчитывал? И уж конечно, среди них нашёлся тот, кто хозяйку "оприходовал". Неприятный, фальшивый рассказ. Нет в нём благодати, отсутствует положительный герой. Он же врач, этот Дымов. Сыпанул бы "женихам" в еду какую-нибудь гадость, чтобы с горшка недели две не слезали и дорогу в его дом забыли. Да и попрыгунью свою за косы бы оттаскал, научил бы уму-разуму. Да того лучше, снял бы с себя ремень, да по спине её, да по заднице, кобылу взрослую. Повыбил бы из неё блуд. Она бы ему за это потом сто раз спасибо сказала. Да руки из благодарности целовала. Вот об этом любо дорого было бы прочитать. А то: "Ах, Оська Дымов! Ах, какого человека проморгали!". Тьфу! Никакой эстетики. Не жизненно. Этот Чехов написал бы про Нинку Моршанскую. Нинкин муж, Денис, отправил её на юг, на две недели отдохнуть. Чтобы кости себе прогрела. Так она домой вернулась через год. Вот где правда бытия. Ну что мужу делать с ней? Убивать? У них двое ребятёночков общих. Простил. Вернулась домой и на том спасибо. Нагулялась, знать. Вот это тебе настоящая жизнь. А никто об этом книгу не пишет. А то "Попрыгунья". Смешон современному читателю твой Чехов с его манерами.
  Тамара Мартыновна встала с табурета и, проводив меня к комнате Мухоморова, открыла дверь. Увидев у стенки старинный диван с высокой спинкой и круглыми валиками, я стал с ней прощаться.
  - Я тут, милок, на кухне посижу. Ты, как выспишься, никуда не уходи. Я разве что к соседке, на минутку, только за вареньем могу сходить, а так я всегда дома.
  - Хорошо, Тамара Мартыновна, дайте поспать, - взмолился я и закрыл перед её носом дверь.
  Когда я выспался, то к удивлению своему узнал, что беседовавшая со мной бабушка пропала из квартиры.
  Когда я настоящим соседям, среди которых, к слову сказать, не оказалось ни Антона Габоя, ни Андрона Ляха, рассказывал про беспокойную старушку, инструктировавшую меня на кухне, они смотрели на меня, как на умалишённого. В квартире действительно проживала Тамара Мартыновна Чиграш со своим десятилетним внуком Гришей, но она совершенно была не похожа на сошедшую с ума даму.
  Чтобы как-то меня успокоить, пятидесятилетний мужчина, Лев Нилович Слабиков, предположил, что это была погорелица из соседнего дома, лишившаяся на старости лет имущества и "тронувшаяся" умом. Я по началу принял эту версию. Но оставался вопрос, как она могла проникнуть в квартиру. Всё оказалось ещё проще. В роли старухи-склочницы выступила любовница Мухоморова, актриса Нина Блинова. О том, что ей накануне были переданы ключи от комнаты Аркадия, я узнал чуть погодя от настоящей Мартыновны.
  Блинова хотела развлечь маскарадом сожителя, а получилось, - разыграла меня. Но я на неё не в обиде.
  О ней разговор впереди. В квартире приняли меня радушно. Накормили горячим картофельным супом с пельменями, отчего я окреп и окончательно протрезвел.
  Похоже, Аркадий знал, о чём говорил, называя свою коммунальную квартиру "берлогой". "Берлога" была пятикомнатная. В первой комнате по коридору жила Элеонора Горемыкина, женщина тридцати лет, одевающаяся со вкусом, уверенная в себе, знающая себе цену, имеющая гордую осанку. Восхищение окружающих для Эли было нормальным явлением. Мухоморов, инструктируя меня перед отправкой в "берлогу", так о ней говорил: "Когда я вижу её, высокомерную, недоступную, шагающую твёрдой походкой к стоянке такси, не замечающую прохожих, несущую себя поверх толпы, презирающую обыденность, всю в облаке высоких мечтаний и расточающую вокруг себя запах дорогого парфюма, то моё воображение уносится за ней. Женщина-мечта! Ведь кто-то берёт её властной рукой за талию, привлекает к себе, впивается сухими потрескавшимися губами в её влажные, сладкие малиновые уста и пьёт из них мёд наслаждения. Как не желать такую, как не мечтать о ней! Эта баба, Колька, таких, как мы с тобой, презирает, мы ей не ровня. Она со мной не то, что не разговаривала, даже не смотрела в мою сторону. И ты к ней не лезь, - ушибёшься". Не послушал я мудрого совета товарища. Расскажу об этом чуть позже.
  Вторая комната похожая на кладовку, была Мухоморова. В третьей жили Тамара Мартыновна Чиграш с десятилетним внуком-голубятником Гришей, а две остающиеся принадлежали одной семье. Ту, что побольше, занимал Лев Нилович Слабиков, накормивший меня картофельным супом с пельменями, а в маленькой теснились его сестра Капитолина Ниловна с супругом, Львом Зотовичем Шуклецовым.
  
  
  Дима - милиционер
  
  Было лето, жара, воскресный день. В двухкомнатной квартире пятиэтажного кирпичного дома на Аминьевском шоссе, мы веселились так, что слышно было на улице. Наша шумная компания устроилась в большой комнате, за огромным овальным столом, накрытым белой скатертью и уставленным обильными закусками и выпивкой. Мы отмечали день рождения моего дяди, по материнской линии, Владимира Николаевича Попова.
  Владимир Николаевич сидел за столом в бежевом летнем костюме, белой рубашке и галстуке. На голове у него красовался венок, сооружённый из лавровых веток и листьев. По правую руку от него располагались супруги Мамоновы. А точнее, Василий Васильевич, старый муж и его очаровательная молодая жена Искра Уголькова. Старик Мамонов, безволосый, скуластый, был в светлой клетчатой рубашке и выглаженных, со стрелками, синих джинсах с подворотами. Искра была в летнем платье вишнёвого цвета. Весела, красива, купалась в мужском внимании.
  Рядом с Мамоновыми сидел Генка, младший сын дяди Володи со своим другом Мишей Мощиным. Михаил вместе с Генкой учился в школе, вместе окончили Институт связи. Вместе они работали в ЦКБ при Министерстве связи. А теперь Мощин работал бухгалтером, жил на "вольных хлебах".
  По левую руку от юбиляра расположился я, актёр Аркадий Мухоморов, Костя Коврик и Юра Аладьин.
  Мухоморов, находясь уже в изрядном подпитии, громким голосом драматического актёра, рассказывал мне и всем присутствующим увлекательную историю из театральной жизни.
  - На Рижском вокзале был в своё время отстойник, - гремел Аркадий, - Там стояли цистерны, наполненные портвейном, молдавским, "Солнцедаром". И кое-кто из студентов ГИТИСа, где я тогда учился, знали туда дорогу, знали этот путь. И случилась совершенно замечательная история, которую ты, Коля, с великим кайфом у себя в романе опишешь.
   Случилось так, что я поругался и ушёл от своих студентов-актёров. У нас с ними был принципиальный спор. И я попал... Мне просто некуда было идти. И мужик, который третий год учился на пятом курсе оперетты... Его все брали, а потом выгоняли. Потому что голос был уникальный. За голос брали, за пьянки выгоняли. Это совершенно невероятный был бабник, алкоголик. Он в те нищие советские годы ходил по Москве в кожаном пальто до пят. Новеньком, совершенно невероятном. Человек был потрясающей наглости. Я помню, в Концертный зал Чайковского с гастролями приехал ансамбль Годенко, ансамбль песни и танца Сибири. Невозможно попасть. Моисеев и Годенко, - два ансамбля, которые действительно держали мировой класс. Они друг с другом конкурировали, вечно они по гастролям. И когда они выступали в Москве, и тот и другой, - это было столпотворение. Конечно, не попадём. И он идёт. "Аркашка!". А он меня любил. "Чего ты тут?" - "Да вот..." - "Пошли со мной". Подходим к билетёршам. Он своим красивым баритоном говорит: "Здравствуйте". Тётки смотрят на него, обалдевшие. Он с портфелем кожаным, все дела. "Это со мной". Проходим, я его спрашиваю: "А ты кто?" - "Я никто" - "А как?" - "Я везде так. И у тебя получится, ты веди себя уверенно".
  И я, поругавшись со своими, попал к нему в комнату в общежитии ГИТИСа. Он меня пригрел. Причём, в комнате было прописано пять человек. Огромное было перенаселение. Вообще-то комнаты рассчитаны на четырех, пятый этаж не считаю. Там аспирантура жила, семейные жили, которые добивались. Кстати, запрещалось жениться иногородним. Заранее предупреждали: "Хотите жениться, - пожалуйста. Но если вы женитесь, отдельной комнаты вам не полагается".
  - Запрещали? - уточнил Аладьин.
  - Нет. Живите, но в разных комнатах. Отдельной комнаты вам не будет. У ГИТИСа нет такой возможности. Даже мой один знакомый, будучи в душе диким антисоветчиком, стал секретарём комсомольской организации актёрского факультета. То есть продался не просто на уровне курса, а расширил свои возможности. Да, дьявол с ним поиграл. И всё только для того, чтобы один курс пожить с женой в выделенной им комнате, - Давай, вернёмся к твоему опереточному другу, - предложил я.
  - Да, в его комнате, у этого опереточного было прописано пять человек, как везде. Но если в нашей комнате жило аж шесть человек, то там жил он и иногда приходил иногда приходящий цыган. Цыган тоже учился на эстрадном каком-то пении. В-общем, что-то такое. А все остальные были прописаны, но жили по бабам. Ну, опереточные, они умеют жить.
  - А опереточные каким боком к ГИТИСу относятся?
  - Отдельный факультет. И они нас сводили с ума в этом маленьком здании ГИТИСа. Это сейчас у них есть отдельный особняк, на Таганке, забыл название переулка. У них там отдельное громадное здание, а раньше они все кучковались в Собиновском переулке. Места было мало.
  - Все в одном здании?
  - Все в одном. Студии национальные ещё были. Где? Как все умещались? Совершенно непонятно. Училось народа раза в два больше, чем теперь. И все как-то находили пустые аудитории, занимались.
  - Ты так и не рассказал, - настаивал я.
  - Сейчас расскажу. Я не могу этого не рассказать, потому что история совершенно потрясающая. Это был какой-то праздник. Я с этим Игорьком, фамилия у него была Лисицын или Лисицкий. Кстати, он был очень талантлив. И я думал, что у него будет судьба Винокура. Но он куда-то исчез внезапно. Или занялся каким-то чёрным бизнесом, поскольку человеком он был предприимчивым. Имел дикое количество полукриминальных друзей. Они его все любили. Он лёгкий, весёлый. Он не был хамом, он не был циником.
  Значит, был какой-то праздник, чей-то день рождения. И как всегда, пили и не хватило. Не допили. Нельзя же допить по молодости. И все принялись по карманам лазить, рубли собирать. А Игорёк знал эту штуку с отстойником на Рижском вокзале и держал своё знание в страшном секрете. Взял с собой дружка и говорит: "Мы пойдём. Сейчас мы принесём вам, собирайте деньги. Сколько у вас, пятнадцать рублей? Ждите, через час мы придём". Они вернулись через два часа. Значит, дело было так. Они попёрлись в отстойник к знакомой тётке. А сами, пьяные, её не нашли и обратились к первому попавшемуся сторожу. Дескать, наливай нам портвейна. Они взяли с собой эмалированное ведро. Сторож не понимает, в чём дело. "Пошли вы нафиг, сейчас собаку натравлю". Все дела. "Трави свою собаку, но налей". На колени перед ним становятся. А старик перепугался, побежал в свою сторожку за ружьём. Они сделали вид, что уходят, а сами обошли этот состав, залезли на цистерну, сбили... На дворе зима, гололёд, все дела. Московские оттепели. Сбили пломбу, откинули крышку и начали зачерпывать. Пьяные, не поймут, почему не черпается. Поскольку уже рейдов тридцать к этой цистерне сделали. И тогда Игорёк говорит другу... Слава богу, что сказал самый здоровый более хлипкому. Он говорит: "Ты давай, спускайся. Я стану за ноги тебя держать, а ты черпай" - "Давай". Он его взял за талию, затем стал опускать ниже, уже держит за ноги. Тот черпанул, кричит: "Тащи!". И тут сторож выстрелил дробью Игорьку в зад. Игорь заорал, хотя кожаное пальто спасло. Потом смотрели, пальто всё было порвано. В зад ему немного вошло. Он ходил потом в медпункт, дробь выковыривал. Но чуть-чуть, немного. Так вот, Игорь заорал в момент выстрела и выпустил того чувака. А сторож кричит, что уже вызвал милицию, пусть он слезает с цистерны, а то он вообще его убьёт-застрелит. Игорь спрыгнул с цистерны и побежал. А дружок его остался плавать в портвейне номер семьсот семьдесят семь. Пока сторож бегал за Лисицким... Игорь совершил гениальную вещь. Он заманил куда-то сторожа, запер его там и вернулся обратно. Видит, что чувак плавает. А тот уже в дупелину пьяный, это же креплёное вино. В портвейне плавать, представляете себе? Игорь снял с себя верхнюю одежду, вытащил при помощи пальто этого чувака. Конечно, это супер, поскольку тот был в дупелину совершеннейшую. Вытащил его, перевалил через плечо... И умудрился его донести и полведра портвейна ещё притащить. Вот это хватка!
  - Герой, - похвалил Владимир Николаевич.
  - Что потом творилось с общагой! - продолжал Аркадий.
  - А их не поймали? - забеспокоился Коврик.
  - Нет, причём можно было просто вызвать собаку. Какую собаку? Нужно было, чтобы просто мент пришёл. Потому что, от них шёл след от Рижского вокзала. Они же оба мокрые, портвейн с них капал. И потом месяц в ГИТИСе стоял духан страшный, совершенно обозначая их маршрут на четвёртый этаж, в самый закуток, направо. След был алый.
  - Как краска, - подсказал дядька, тоном специалиста.
  - Ага, - согласился Мухоморов. - Писатель такое не придумает, жизнь богаче всякой сказки.
  Пока пили и слушали рассказчика, не заметили, как в квартире появился новый гость.
  Не вставая из-за стола, юбиляр его представил:
  - С большим удовольствием рекомендую вам нового жильца нашего дома Демиса Сократовича Попандопуло. Дима совсем недавно уволился из подмосковной колонии, где в чине старшего лейтенанта занимал должность воспитателя. И устроился инженером по технике безопасности на фабрику мягких игрушек, где теперь трудится с большой пользой для себя и всей нашей страны. Я ничего не перепутал? Ну, вот и славно. Усаживайся, Дима, рядом с нашей единственной дамой. Накладывай себе в тарелку, что душа пожелает. Искра тебе поможет. Бери хлеб. Чувствуй себя, как дома. У нас, как в Греции, всё есть.
  Демис резко выделялся из всей нашей пьяной, бесшабашной, компании своим опрятным видом и подчёркнуто вежливым обращением. Он был деликатен, обходителен. Подстриженный, чистый, словно только что из ванной, он источал аромат дорогого одеколона. Одет был в белую рубашку с короткими рукавами и брюки шоколадного цвета. Демис Сократович осторожно положил в свою тарелку ложечку салата, зацепил вилкой шпротину из жестяной банки и деликатно, но наотрез отказался от предложенной хозяином рюмки.
  Не дожидаясь приглашения к беседе, Демис стал с особой нежностью рассказывать о своей семье.
  - Мой сынок, Платоша, милое создание, сегодня меня похвалил. Говорит: "Папочка, как хорошо, как тихо у нас дома. Ведь ты уже целый месяц не пьёшь. Я тобой горжусь! Ты самый сильный, самый волевой человек!", - произнёс дрожащим от слёз голосом Попандопуло и обратился к сидящим за столом с просьбой. - Не предлагайте мне выпить, дорогие мои. Не могу я сына подвести. Вчера я ходил на лекцию профессора Сибирского гуманитарно-экологического института, Владимира Георгиевича Жданова. Он живёт и работает в Новосибирском Академгородке, а к нам приехал рассказать о том, что из себя представляют такие продукты, как пиво, вино и сигареты. Насколько они необходимы человеку.
  - И что же, Сократыч, тебе рассказал профессор? - с аппетитом закусывая выпитую водку зелёным луком, поинтересовался Владимир Николаевич.
  - На самом деле пиво, вино и водка, - никакие не продукты, - убеждённо стал излагать грек. - Это самые опаснейшие на земле наркотики, которые кроме горя и слёз, ничего человеку не приносят. Дело в том, что в состав пива, вина и водки входит алкоголь, этиловый спирт. Це два, аш пять, о аш. Это изучают в средней школе, но в школе не говорят, что алкоголь является наркотическим смертельным ядом. Его смертельная доза больше восьми грамм на килограмм веса. И если человек весит семьдесят килограмм и дать ему пятьсот грамм спирта - он от этого яда умрёт. Этот яд является наркотиком и его наркозная доза - четыре тире шесть грамм на килограмм веса. И медицина триста лет использовала алкоголь как наркоз, при операциях. Почему отказались в медицине от алкоголя, как от наркоза? У него очень узкое наркотическое применение. Некоторые пьют-пьют, обезболивание не наступает, а наступает сразу летальный исход. Все знакомы с этим ядом, но мало кто знает, как его делают. В древние времена люди научились получать алкоголь следующим образом. Они брали сосуд, наливали туда виноградный сок и запускали в этот виноградный сок, состоящий из воды, сахара и ферментов, дрожжевые бактерии. А дрожжи - они очень большие сладкоежки. Под микроскопом видно, как эти бактерии поедают сахар, а сзади, из-под хвоста, из клоаки, у них как раз и выходит этиловый спирт. Таким образом, алкоголь есть не что иное, как моча дрожжевых бактерий. По-научному это называется экскременты. И вот, эти бактерии пожирают сахар, мочатся спиртом. И когда концентрация мочи в сосуде достигает одиннадцати процентов, в собственном дерьме они захлёбываются и подыхают. Если это пойло тут же разливают по бутылкам, то называется оно "вино сухое, ординарное". А если два года отстаивают, отцеживают подохшие трупики бактерий и сливают только их мочу с остатками сока, то это пойло называется "вино сухое, марочное". Стоит оно в два раза дороже, имеет медали. Сбывается намного успешнее. Молодые девушки и женщины любят шампанское. А вот как делают шампанское? Берут специальную зелёную толстостенную бутылку и заливают в неё букет виноградных соков, пяти разных сортов. Причём от их соотношения получают шампанское: сухое, полусухое, сладкое, полусладкое и брют. Заливают соки, запускают дрожжи. И временно бутылку забивают специальной деревянной пробкой. И хранятся эти бутылки в горах, в вырытых штольнях. По стенам штолен высверлены отверстия для бутылок. Новый урожай разливают по бутылкам, завозят и в эти дырки раскладывают. Штольню закрывают, опечатывают. Круглый год температура в штольне плюс четырнадцать градусов. Зимой, летом, - не меняется. И два года в полной темноте и покое дрожжевые бактерии перерабатывают сахар в этиловый спирт. И когда, через два года, процесс уже подходит к концу, работники винзавода открывают нужную штольню и закатывают туда мощный прожектор. И врубают яркий, сильный свет. От неожиданности и страха дрожжевые бактерии прохватывает понос. И они от этого страха и поноса дохнут. Но прежде чем подохнуть, они от страха ещё и газуют в бутылку. Газов напускают. И почему-то пьяницы больше всего в шампанском ценят как раз вот эти самые газы. Как он, пьяница, хлебнёт шампанского, как они ему в нос шибанут. Ну, совсем ему от этого хорошо. Нет в человеческом организме ни одного органа, который бы не разрушался алкогольным ядом. Но самые сильные изменения наступают в головном мозге. Разрушается кора головного мозга. Спирт всасывается в кровь, повреждает, склеивает эритроциты. Эти склейки с кровотоком идут в мозг, закупоривают клетки мозга. Клетки мозга начинают кислородно голодать и в массовом количестве погибать. Нормальная работа коры головного мозга нарушается и человек дуреет. Причём процесс алкогольного одурения у разных людей протекает по-разному. У одних в первую очередь разрушается затылочная часть, вестибулярный аппарат. Этих болтает из стороны в сторону. У других разрушается теменной, так называемый "нравственный центр". Про таких говорят: "Это он пьяный сделал. Трезвый бы - никогда". Тут всё понятно, человек под воздействием алкоголя становится сумасшедшим. У него клетки, контролирующие поведение, убиваются алкоголем. У третьих разрушается память. Наутро пьяница не может вспомнить, где был накануне, что делал, с кем пил.
  - Ну что? Всё правильно! Всё по делу говорил твой профессор. Ты сам-то не тараторь, без передыха. Покушай, отдохни, расслабься. Скажи, ты пить с нами будешь? - уточнил Владимир Николаевич, разливая водку по рюмкам.
  - Нет. Я же предупреждал, что мне не надо предлагать. Как я буду смотреть в глаза своему сыну? Он так верит в меня. Так надеется на то, что отец у него не тряпка.
  - Тогда ты на нас не смотри, - застенчиво произнёс дядя, - Мы, с твоего позволения, жахнем по маленькой.
  - Конечно-конечно, я всей душой с вами.
  - Сократыч, не скучай. Рассказывай о том, что твой профессор поведал о вреде курения, - опростав очередную рюмку, разрешил юбиляр.
  - В состав табачного дыма входит сто девяносто шесть ядовитых компонентов, - с готовностью стал просвещать Демис. - Это никотин, аммиак, сероводород, угарный газ, канцерогенные вещества, смолы, дёготь и так далее. Причём, четырнадцать из этих ста девяносто шести являются наркотиками. И люди, которые сосут ядовитый табачный дым, являются табачными наркоманами. И когда этот дым через лёгкие попадает в кровь, то в крови он разрушает витамин "А". А витамин "А", - это витамин роста и хорошего зрения.
  - Какой делаем из этого вывод? - с удовольствием закуривая сигарету после выпитой рюмки, поинтересовался дядя Володя.
  - А вывод такой. Алкоголь плюс табак, - это быстрая и верная смерть. Табак резко усиливает разрушительное действие алкоголя. А алкоголь во много раз усиливает ядовитое действие табака. Алкоголь и табак - оружие массового уничтожения не только отдельных людей, но и целых народов.
  - Так он что, предлагает в государстве сухой закон ввести?
  - Да, сухой закон. Профессор считает, что это единственное, что нас спасёт.
  - Разве он не знает, что запретительные меры ничего хорошего не дают? И ничего запретить нельзя?
  - Ему часто эти вопросы задают. Отвечает профессор на них так. Давайте отменим тогда Уголовный кодекс. Раз запретительные меры ничего хорошего не дают. Хочется кому-то убивать, грабить, насиловать, - пусть идёт и делает это. Зачем же мы всё это запрещаем? Ведь убийце, грабителю и насильнику от запрета ещё сильнее всего этого захочется. Общество - это и есть запреты, которые оно на себя налагает, соблюдает. А за нарушение некоторых запретов - жестоко наказывает. Вплоть до того, что даже жизни лишает. Общество не может жить без запретов.
  - Всё правильно Сократыч, ты говоришь. Но взгляни на Костю Коврика, эдакого красавца, когда-то имевшего бас не хуже шаляпинского. У Константина были проблемы во взаимоотношениях с женским полом. Не везло ему с бабами. Как-то, давным-давно, ещё до его службы в армии, записался он в клуб знакомств. Появились тогда такие заведения. Исправно трудился там, вместе с другими бедолагами, не способными самостоятельно подойти к девушке и пригласить её на танец. Батрачили они на руководителя кружка. Трудились в его квартире и на даче. Кто мебель прохвосту делал, кто огород окапывал. Константин помогал убираться. Руководитель за прилежный труд обещал ему подобрать хорошую невесту, говорил, что познакомит с красивой девушкой. Обманул. Продал приведённую в божеский вид квартиру, дачу и, бросив подопечных на произвол судьбы, свалил за бугор на постоянное место жительства.
  Что оставалось обманутому делать? Константин днём и ночью смотрел из своего окна через окуляры бинокля, в окна дома, что напротив, стараясь таким образом приобщиться к чужой семейной жизни. В блочном доме стоящем поодаль, узрел, нашёл девушку, бродившую по квартире в чём мать родила, стал следить за её окнами днём и ночью. Радости его не было предела. Он даже забрался в подъезд дома стоящего поближе к блочному, разумеется с биноклем. Оттуда обзор был лучше. Но случилась незадача. Костя был схвачен в подъезде милицией. Бдительные жильцы просигнализировали органам правопорядка о подозрительном субъекте, находящемся в подъезде с биноклем. Робкий перед женщинами, перед милицией наш Константин стал бойким и находчивым, отговорился. Соврал приехавшему наряду, что шпионит за любимой девушкой, которая судя по его наблюдениям, ему изменяет. Милиционеры посмеялись над ним, пожалели обманутого влюблённого и удалились. Сделали вид, что поверили. А что им ещё оставалось? Не арестовывать же его, трезвого, за нахождение в чужом подъезде пусть даже и с биноклем.
  Так никакого сексуального опыта не имея, уже после армии, Костя на курорте сошёлся с замужней женщиной по имени Матильда. Вертихвостка, сообразив кто перед ней, сразу же взяла Константина на крючок и от себя не отпускала. Перед расставанием произошёл у них разговор. Матильда Костику плакалась: "Что я скажу мужу? Я его презираю, но обманывать считаю ниже своего достоинства. Раз ты меня совратил, оставайся мужчиной до конца, сделай мне официальное предложение руки и сердца". - "Выходи за меня замуж", - волнуясь, выдавил из себя Коврик. Матильда холодно ответила: "Согласна".
  Она ушла от мужа и стала жить в доме у Константина, но расписываться он с ней не торопился. Коврика мучили сомнения: "Мужа Матильда обманывала, почему бы ей и мне не изменить?", - "Зачем забивать голову чепухой. Ты же любишь её", - успокаивал я его, между тем достоверно зная, что неугомонная баба уже спуталась со старшим братом Константина Степаном. Степан мне признался в своём падении, проклиная себя за случившееся.
  Сначала Матильда жаловалась старшему Коврику на младшего: "совсем Костя со мной не спит". Просила Степана поговорить с братом. Уловками и хитростью добилась своего. Вместо Костика Матильду стал пользовать Степан. Но ей и этого показалось мало, завела ещё одного любовника, с которым Костя её и застукал. Хорошо, что не с родным братом. И что же? А ничего. Сразу стал её выгораживать и оправдывать в собственных глазах. Возникает закономерный вопрос: зачем тогда ловил? Жил бы себе спокойно. Да, он стал её оправдывать. По словам Кости, тот, с кем Матильда связалась, слыл опытным ловеласом. Книга Лермонтова "Герой нашего времени" была у него настольной и играла роль учебного пособия по соблазнению доверчивых женщин. Костя с жаром рассказывал мне, что Матильда, узнав, что её связь раскрыта, и что она теперь опозорена в глазах жениха, - хотела выброситься из окна и непременно выбросилась бы, если бы он не удержал её от столь безумного поступка. Они помирились и в знак согласия "записались" в районном отделении ЗАГС.
  Став законной женой, Матильда свой образ жизни не поменяла. Лезла к Степану, который категорически ей заявил, что теперь никаких "амуров" между ними быть не может. Матильда не унималась, перестала даже заботиться о том, чтобы скрываться. Договаривалась с любовниками о встрече по телефону в присутствии мужа. Как-то при мне Костя вспылил и строго ей заметил: "Знаешь что, дорогая? Всему есть предел!" - "Да?" - удивилась Матильда его необычной реакции на её обычные действия.
  Костик потом на коленях просил у жены прощения, о чём сам с гордостью мне рассказывал. Он продолжал оправдывать супругу, мотивируя это теперь уже тем, что хочет сохранить семью.
  Причём Коврик младший, как ты видишь, является красавцем, а Матильда имела посредственную внешность, что не мешало ей управлять мужем, как кукловод марионеткой.
  Было время, когда Матильда ходила по двору, взявшись за руку с "Дядей Катей" из третьего подъезда, женщиной, неравнодушной к представительницам своего пола. Константин и этому увлечению жены нашёл оправдание. "А я не ревную, - говорил он, - они, как котята, царапают друг друга и лижутся. Пусть встречаются, сколько хотят". Они бы и встречались, но случилась незадача. "Дядя Катя" вдруг нашла себе мужика и совершенно изменила свои сексуальные предпочтения. Матильда вспылила, закатила сцену ревности. Но Катя так сильно её побила, что мужняя жена сразу вспомнила о супруге и зареклась любить "проклятых извращенок". Случилось всё, как в сказке с хорошим концом. Все за ум взялись.
  К чему я всё это так долго рассказываю?
  Когда он был молод и счастлив в браке, полон хозяйственных забот... Когда голова его была забита мыслями о будущем семьи... До водки ли ему было? Нет! Но сейчас, когда жена состарилась и подурнела. Когда сам он переболел постыдной болезнью, подцепив её от беспутной соседки, недавно уехавшей в Америку и теперь там заражающей местных обывателей. Когда отец с матерью и братом у Коврика умерли, а к вере в Бога он не пришёл... Ответь мне, чем ему жить? Согласись, в данный момент водка его примиряет с действительностью. Вот сидит его друг Юра Аладьин, добродушный толстяк с лицом наивного ребёнка. Что называется, "сбитый лётчик". Он в своё время с отличием закончил МАИ, семь лет учился бомбы и ракеты к самолётам подвешивать. Служил в авиационных частях. А что теперь? Армию разогнали, он теперь торгует зубной пастой, а работал и продавцом в зоомагазине. Мы от тебя ничего не скрываем. Все эти ребята выросли на моих глазах. Как им, после всего того что с ними случилось, не выпивать? Ребята уже не молоды, сил бороться с жизненными невзгодами у них нет. Книг они не читают, ничем не интересуются. Не сумели в юности одолеть свою косность и противостоять оболваниванию. Неужели сейчас у них силы найдутся? Они тихо пьют, тихо смотрят телевизор. Новые хари ничем не лучше старых. Как тут не запить? Пьют. Я стараюсь, как могу, скрасить их досуг. Следить, чтобы не выпивали без закуски. Мы даже хором песни поём. Знал ты об этом? А как же. "Чёрный ворон", "Не для меня", "Да, я колхозница - не отрекаюся". Когда сильно заложим за воротник и разберёт, мы даже "Прощание Славянки" хором затягиваем. Прохожие останавливаются под моим балконом. Кто-то тихо плачет, а кто-то и подпевает, солидаризируясь с нами. А как же! Жизнь такая штука. А тот, кто забросил нашу компанию - трезвенником не стал. Я имею в виду своего соседа из пятой квартиры Сеню Сарычева. Он убеждённо пьёт один, в чёрную. Всю мебель уже вынес из квартиры. Бог ему судья. Но хорошо всё это не закончится.
  Каждый присутствующий за столом захотел оправдаться перед гостем с греческой фамилией, обличающим пьянство, как смертельный порок.
  - Когда меня ребёнком привезли на ВДНХ, я поразился всей этой красоте, - с жаром заговорил Коврик. - Павильоны-дворцы, фонтаны, простор. Голубые ели, площади, широкие пешеходные дороги без ям и выбоин. Думаю, почему же для людей строят землянки, бараки и лачуги? Почему мы, при всей этой красоте, понятной для руководства, продолжаем жить в коммуналках с баками для пищевых отходов, стоящих на лестничных площадках?
  - Хватит ругать Советскую власть, сейчас стало намного хуже, - перебил Константина старик Мамонов, - Послушайте меня, человека, прожившего огромную жизнь. Дело говорит Попандопуло. Воздержитесь вы от забубённого пьянства и необузданных страстей.
  - Не тебе, Василий Васильевич, учить молодых воздержанию, - со страстью выкрикнул Аладьин, - сам-то пил, как сапожник, пока не женился!
  - Ну ладно, угомонитесь. Тихо все! - успокоил спорщиков юбиляр и, обращаясь к Попандопуло, поинтересовался. - Что интересного Жданов ещё рассказал?
  - Сказал, что женщина-алкоголичка биологически превращается в мужчину, а мужчина-алкоголик в женщину, - краснея и отодвигаясь от прекрасной Искры, возвысил свой голос Демис. - Что теория "Культурного потребления вина и водки" направлена против детей, чтобы сломать у ребёнка естественную трезвость.
  - С этим трудно спорить. Всё это так. Но согласись, Сократыч, что алкоголь с сигаретами на данный момент запретить нельзя. Будет ещё хуже.
  - Не соглашусь. Я с профессором Ждановым во всём солидарен. Мы своим примером должны учить своих детей трезвости. Я решил для себя, что с сегодняшнего дня веду трезвый образ жизни. Я сознательно отказываюсь от этой отравы и не потому, что у меня печёнка болит. Я своей трезвостью не только себя и сына, но и народ свой спасаю. А ведь врагов у нашей страны предостаточно. И вас прошу, заклинаю, бросьте пить, хотя бы из-за любви к Родине.
  - Золотые слова! Ты убедил нас. А - то, на словах все мы любим Родину, а как только друг попросит бросить пить ради любви к ней, - сразу в кусты. Давай, выпьем последнюю рюмку перед грядущей трезвостью именно за Родину.
  - Не могу я, ребята, сына подвести. Не наливайте мне. Зачем? Я не стану пить.
  - Напоследок! Одну! За Родину! Любишь Родину, или это всё пустой трёп? Если любишь, то докажи! - наседал захмелевший дядя Володя.
  - Только одну, - твёрдо установил себе предел, Демис, - За Родину!
  - Герой! - прокомментировал его решимость юбиляр, - Ура, герою!
  - Ур-р-ра! - завопили сидящие за столом.
  Попандопуло выпил водку и понеслось. Вторая рюмка, за грядущую трезвость. Третья за сына, верящего в твёрдость отцовского слова. Пил он и шампанское, газами шибающее в нос. Курил сигареты, в дыме которых сто девяносто шесть вредных компонентов. Домой Попандопуло вернулся ночью. В своём подъезде инженер по технике безопасности сломал входные двери, раскурочил почтовые ящики, разбил стёкла в окнах. Дома устроил настоящий разнос. Жена с сыном заперлись в комнате. Демис полез к ним через окно, предварительно на землю набросав подушек. Решил подстраховаться, смягчить возможное падение. Третий этаж, как-никак.
  Полез, сорвался, упал и сломал себе ногу.
  После этого он какое-то время работал вместе с нами в охране автобусного парка. Там все звали его Дима-милиционер.
  Работая в охране, он чуть было всех нас не отравил. Находясь зимой в комнате отдыха, положил свои перчатки из кожзаменителя на самодельный обогреватель. Перчатки расплавились, испустив ядовитое облако. Сам при этом он был пьян от горя. А горе заключалось в том, что ребята-охранники по ошибке съели куриные пупки, которые он принёс лично для себя и никого об этом не предупредив, положил их в общий холодильник. Так что в охране он с нами проработал недолго. Не сработался с коллективом.
  
  Знакомство с Искрой
  
  Мамонов Василий Васильевич был моим соседом по лестничной площадке. Я жил в двадцать пятой квартире, трёхкомнатной, с матерью, отчимом и маленькой сестрой. А он в двадцать третьей, двухкомнатной, с супругой Анной Тихоновной. У него было два взрослых сына, проживающих отдельно. Оба сына - врачи. Один работал в Кремлёвской больнице, дядя Вася благодаря этому родству два раза там лежал-лечился, о чём с гордостью мне рассказывал. Второй его сын был судовым доктором. От него у стариков остался вырезанный из дерева морячок, по словам Василия Васильевича, приносящий счастье.
  Соседом дядя Вася был тихим, комфортным. Как впоследствии выяснилось, с женой он всё же ругался и даже поколачивал её. Но речь сейчас не об этом. Какое-то время вместе с супругами Мамоновыми жил их внук Сашка, студент медвуза, со своей девушкой. Молодые люди вели себя шумно, мешали старикам. Поэтому Анна Тихоновна их прогнала. А далее случилось то, что случилось. Василий Васильевич внезапно овдовел и запил. Стал ходить по подъезду с семейным альбомом подмышкой, заходить в квартиры. Показывал фотографии, рассказывал о том, как был счастлив с женой и при этом непременно просил рюмочку-другую.
  Ко мне, по-соседски, заглядывал каждый день. А на мне тогда была больная бабушка, мать с малолетним ребёнком и её молодой муж-бездельник. Не говорю уже о том, что даже в такой непростой обстановке я пытался ещё и писать.
  Подходим к главному. Да, пил Мамонов, напившись пьяным, кричал на весь подъезд: "Аня, где ты? Возьми меня с собой!". Так сильно голосил, что всем было ясно, скоро и старика вынесут вперёд ногами. Только поэтому эти безобразия терпели. Все ждали его смерти, но случилось непредвиденное. В квартиру Василия Васильевича снова вселился Сашка с девушкой. Дед перестал пить, прогнал внука и женился на его подруге. Это если кратко. Подробности будут впереди. Девушку звали - Искра Уголькова. Собственно, и вся история моя о ней, но не станем забегать вперёд.
  Впервые я увидел её вместе с Мамоновым, как вы знаете, на праздновании дня рождения Владимира Николаевича Попова, моего дяди по матери, проживавшего от нас по соседству. А вот чего вы не знаете, это то, что я в неё влюбился. Влюбился сразу, бесповоротно. Увидел и сразу понял, что пропал. Кто-то сказал: "Настоящая любовь всегда приходит не вовремя". В моём случае это было именно так.
  При первой встрече я не смел на Искру глаза поднять. Не имел возможности с ней заговорить, познакомиться. А познакомиться хотелось. И мне помог случай.
  Было восьмое марта, женский праздник, в нашей квартире собрались гости. Много ели, пили и как в таких случаях говорит Мухоморов: "не хватило". Я был послан матерью в магазин.
  А в том году, прямо среди весенней оттепели разыгралась январская вьюга. Настоящая пурга сбивала прохожих с ног. Снегом завалило улицу, снег был везде, - на крышах домов, на ветвях деревьев, снег залетал за воротник, залеплял глаза, мешая видеть дорогу, лез в нос и рот, не давая дышать. Вот в такое ненастье подгоняемый ненасытными гостями потащился я за спиртным. Вдруг нежданная и приятная встреча, я наткнулся на Искру, выбивающуюся из сил, тащившую на себе пьяненького Василия Васильевича. Забыв о том, зачем был послан, я подлез под вторую руку старика Мамонова и помог девушке доставить супруга домой. Более того вызвался купить им хлеба, за которым отправился было в пургу мой незадачливый сосед, да поскользнувшись, упал.
  В магазине я затоварился и вернулся к гостям. Передал спиртное отчиму и не раздеваясь, в верхней одежде отправился в двадцать третью квартиру, понёс купленный супругам Мамоновым хлеб. Хотел позвонить, смотрю, дверь не заперта. Постучался, вошёл и направился на кухню, там хозяйничала Искра. Отдал батон, хотел заговорить, познакомиться, но обстановка опять была неподходящая. Из комнаты доносились крики Василия Васильевича. Пьяным, протяжным голосом он вопрошал: "Аня, это ты пришла за мной? Я поздравляю тебя с восьмым марта". За окном тьма, пурга. На кухне сумрачно, неуютно. Освещение отсутствует, видимо, лампочка перегорела. Люминесцентная лампа, установленная в стене над кухонным столиком, по-предательски мигала.. По радио звучала музыка, похожая на похоронный марш. И чей-то ужасный голос выл под эту музыку, как раненый волк. Впоследствии я узнал, что передавали "Элегию" Жюля Массне. А волком выл Пласидо Доминго. К тому же, я это поздно заметил, за моей спиной стоял и кривлялся незаметно увязавшийся за мной мой отчим, Федя Квасов. Не знаю, сколько бы всё это продолжалось, но тут Федя не выдержал и еле сдерживая смех, в своём духе увиденное прокомментировал: "Ишь, под какую стерлядку хочешь свой невод завести. Схимником, да постником прикидывался. Я бы от такой тоже не отказался".
  Я, как пойманный вор, вздрогнул, покраснел и. извинившись, увёл пошляка.
  Затем, лёжа в постели и собираясь заснуть, я хорошенько подумал над смыслом пьяных бредней отчима и вынужден был признаться себе в том, что он во всём был прав. И только его появление на кухне уберегло меня от страшного соблазна не только познакомиться, но и обнять и даже поцеловать Искру. "В самом деле, что же я делаю?" - размышлял я, - "Сам в яму лезу, из которой будет не выбраться". Знал ведь точно, что если не допишу свой второй роман, то умру.
  Но жизнь шире установок. Уже в июне, в свободный от охраны день, а точнее, ночь, я направился за пивом, благо не надо далеко идти, магазин находится рядом с домом. В "новые времена" этот магазин горел пять раз, там жили бомжи, бездомные собаки. Затем предприимчивые люди, скорее всего те, что его поджигали, купили его за бесценок, отремонтировали и стали продавать там круглосуточно водку с пивом. Приобретённые спиртопродукты, как правило, и распивались прямо тут же, при выходе. Благо лето, тепло, светло от громадной витрины магазина и уличных фонарей, освещавших дорогу, находившуюся в семи метрах от магазина. Собиралось там по ночам до сотни молодых людей. Ну, да бог с ними. Я отвлёкся. Купил я себе пива, стал возвращаться домой и вдруг меня окликнули.
  - Чего тебе? - подойдя, спросил я у назвавшего меня по имени паренька.
  - Да это вот она попросила позвать, - испуганно ответил он и скосил глаза в сторону.
  Смотрю, сидит рядом с ним Искра. Я обрадовался неожиданной встрече и заговорил с ней, как со старой знакомой. Парень, чувствуя себя лишним, растворился в ночи. Откуда-то появился участковый, видимо, возвращался домой со службы. Был он в милицейской форме и, обращаясь сразу ко всей полупьяной толпе, принялся кричать: "Чего это вы здесь устроили клуб по интересам! А ну, давай, расходись!". Никто его не послушался. У милиции тогда не было власти, его криков никто не испугался. Кто-то из толпы с ехидцей заметил: "Чего здесь кричишь? Иди, кричи в Государственную Думу". Подвыпивший люд оценил шутку. Кто-то в голос смеялся над униженным блюстителем порядка. Милиционер хотел окоротить зарвавшегося негодяя, но во-первых, не нашел его в толпе, а во-вторых, не решился. Он постоял ещё какое-то время, затем махнул рукой и пошёл домой.
  - Проводите меня, - попросила Искра.
  - Пойдёмте, - отозвался я, направляясь в сторону своего дома.
  - А-а, нет. Не туда. Я у Василия Васильевича больше не живу. Снова пить стал, ночами зовёт покойную жену, жильцов в квартиру запустил. Я позвонила Сашке, он обещал сегодня приехать к деду. Я на Кременчугской живу, в доме, что напротив моста через Сетуньку.
  Свернув с улицы Артамонова налево, мы с Искрой неспешно зашагали вдоль Аминьевского шоссе по направлению к районам Очаково-Матвеевское.
  Когда подошли к её дому, то обнаружили с десяток людей, толпившихся у подъезда. Их не пускала домой огромная свирепая овчарка чёрного окраса. Собака охраняла лежащего поперёк входной двери мужчину, своего хозяина. В мертвецки пьяном человеке я без труда узнал своего школьного учителя по физкультуре, Боякова Анатолия Григорьевича.
  У Баякова была огромная чёрная овчарка по кличке "Жук", и когда он запивал, то привязывал её к ручке подъезда. Жители не могли попасть домой, собака никого в подъезд не пускала. Чему я в этот раз оказался невольным свидетелем. Слушалась овчарка только старшего его сына Ваню, да как вскоре выяснилось, Искру.
  Искра отвела Жука в открытую квартиру на первом этаже, заперла его в ванной. Затем я помог ей затащить в квартиру и уложить на диван пьяного хозяина собаки.
  Когда пришло время прощаться, Искра сказала:
  - Давайте ещё погуляем.
  - Я с радостью, но уже поздно, что скажут ваши родители?
  - Родители ничего не скажут. Мама у меня умерла, а отец отдал свою младшую дочь на воспитание тёще и исчез из моей жизни. Старшая сестра о себе тоже известий не подаёт. С двенадцати лет я живу на Кременчугской у бабушки Клавдии Васильевны Диамантис.
  - Бабушка литовка?
  - Гречанка. Ноги домой не идут. Если б вы только знали, как живётся мне в бабушкиной квартире. Санузел не работает, не сливается вода в бочке. Из кувшина за собой сливаем. В ванной на стенах нет плитки, пооблетела от времени. Поэтому душем мне пользоваться запрещается. Да и какой это душ, сама лейка не работает, вода льётся из шланга. Так что даже сидя в ванной, сполоснуться целая проблема. Горячую воду Клавдия Васильевна включает только в четыре утра, когда уберёт из ванной комнаты свои бесчисленные тазы и банки. Только тогда пускает в ванну. Делает это не по злобе, а по сложившемуся с годами своему распорядку жизни. Для неё, конечно, было шоком моё появление в её жилище. С первого дня все её мысли были только о том, как бы избавиться от меня. Сразу, как только открылся за интернатом продуктовый оптовый рынок, Клавдия Васильевна отвела меня туда. Жалуясь всем подряд на немощную старость, предлагала продавцам меня забрать. Говорила, что нет у неё ни сил, ни желания меня воспитывать. Какой-то продавец-шутник ей посоветовал: "Пусть наденет праздничное платье и придёт к закрытию рынка одна". И что ж вы думаете? Клавдия Васильевна меня нарядила и отправила к этому злому шутнику. Шутником я его называю только потому, что он всё же дальше шутки не решился пойти, видимо, опасаясь, что это какая-то ловушка, а я приманка. Мне было всего тринадцать лет. Когда я вернулась в тот день домой, Клавдия Васильевна сильно ругалась и во всём винила меня. Дескать, если бы я правильно себя вела, то смогла бы успокоить продавца, внушить ему мысль, что никакой опасности обладания мной нет, и он бы взял меня на содержание, а она бы, оставшись одна, наконец могла вздохнуть спокойно. Я тогда встала перед ней на колени, плакала, умоляла не отдавать меня первому встречному, обещала, что буду во всём помощницей, буду послушной, покорной во всём, до самой последней мелочи. Я знала, что она хотела возобновить посадки на заброшенном огороде у реки Сетунь, обещала работать на этом участке днём и ночью. Разминала ей немеющие пальцы на ногах, массировала икры ног, расчёсывала её. Ни в чём не прекословила. А вы, наверное, думаете я от хорошей жизни жила в одной квартире со стариком.
  - Почему вы своего супруга называете стариком?
  - Да вы же хорошо знаете Василия Васильевича. Он древний, как моя бабушка. Любит вспоминать, как на фестивале студентов и молодёжи в пятьдесят седьмом году машинкой для стрижки волос делал дорожки на голове у тех девушек, что путались с иностранцами. Он якобы был народным дружинником и делал это от имени возмущённой советской общественности. А на самом деле он тогда работал в госбезопасности и получал приличную зарплату.
  - И чем вы в последнее время с ним занимались, с таким замечательным стариком? - задал я бестактный вопрос.
  - В основном гуляли по центру города. Правда, ни в кафе, ни в рестораны он меня не приглашал. Вся прогулка - это посещение бесплатных общественных туалетов. Главное, он знает, где в Москве бесплатные туалеты. Собственно, от одного до другого бесплатного туалета и пролегал наш маршрут.
  - Может, у него была такая работа - контролировать работу уборщиц в муниципальных сортирах. Или он сам их обслуживал, туалетную бумагу и мыло подкладывал, по мере необходимости?
  - В женские-то не заглядывал, - серьёзно ответила Искра.
  - Простите. Я неудачно пошутил.
  - Бабушка обрадовалась, когда он предложил мне выйти за него замуж и жить в его квартире. Я не знала, что делать. У меня не было выбора. Бедная я, бедная.
  - А что у вас с Сашкой произошло? Вы же были его невестой?
  - Целая история произошла. Я училась на втором курсе в институте имени Баумана. Летом торговала сырами в магазинчике у Флякина, а в выходные и праздничные дни приторговывала ещё и кооперативными пирожками в центре города. Разные были точки, куда поставят, я там и торговала. И вот в один из праздничных дней, на выходе из станции метро "Смоленская" меня за торговлей пирожками заметил Сашка Мамонов. Он был тогда студентом второго курса Первого медицинского института. Купил у меня сразу десять пирожков, познакомились. Стали жить с ним у его дедушки и бабушки. Жили шумно, за это нас его бабушка выгнала, а когда её не стало, мы снова вернулись в квартиру. Сашка перешёл на третий курс, отпустил себе по институтской традиции бороду, летом с друзьями уехал на юг, в Ялту. А меня оставил с запойным дедом. И случилось то, что должно было случиться. У деда после очередного перепоя забарахлило сердечко. Всю неделю днём и ночью неотложки. Я и работу бросила, и есть-пить забывала. Всеми правдами-неправдами вернула деда с того света, от усталости валилась с ног. Прилегла в одежде на диван рядом с дедом, который хрипел, стонал, того и гляди, Богу душу отдаст. И надо же было такому случиться, что именно в этот момент Сашка своим ключом открыл дверь и "застал" нас, лежащих на одном диване. Ничего другого ему в голову не пришло, как то, что я с Василь Васильевичем занималась непотребством в его отсутствие. Ни груды лекарств, ни запах сердечных капель, ни то, что я была в одежде, - ничто его не могло разубедить в той версии, которую он себе придумал. Ну, и закатил скандал, кричал: "А я-то дурак, тебя не трогал, до свадьбы берёг. А ты вон, значит, какой оказалась!". Сначала обзывал, говорил, что между нами всё кончено и принялся грозить, выгонять меня из дедовой квартиры на улицу, зная, в какой обстановке я живу на Кременчугской. Дед умолял меня простить, хоть и не знал, за что. Умолял не прогонять, мотивируя это тем, что пока что он ещё в доме хозяин. Сашка его не слушал, под горячую руку наговорил тогда и деду много гадостей. В числе прочего у него вырвалось: "Тебе, извращенец недолго осталось по земле ходить, а квартира-то записана на меня. Всё равно я её на улицу выкину". Ему бы и это дед простил, но когда Василий Васильевич сообразил, в чём меня внук обвиняет, то терпение у него лопнуло. "Как? Что ты такое говоришь! Да, как ты только посмел такое подумать! Она мне жизнь спасла, а ты о ней такое говоришь. Пошёл прочь, гадёныш, с глаз моих". После того, как Сашка ретировался, его дедушка всё не мог успокоиться и предложил мне оформить фиктивный брак и переписать свою квартиру на меня. Я подумала и согласилась. Мы расписались, и Василь Василич не только прописал меня в своей квартире, но и переписал на меня завещание. Из бесприданницы я сделалась наследницей двухкомнатной квартиры. Как только Сашка об этом узнал, то мигом прозрел. Стал просить у меня прощения, умолял развестись с дедом и выйти замуж за него. До этого руку и сердце не спешил предлагать. Жалко мне его было, лишившегося квартиры за злой свой язык, но свежи были в памяти его угрозы и издевательские слова. Я ему посоветовала забыть меня. Дед, перед тем, как идти в ЗАГС, сбрил бороду, омолодился, а у внука к тому времени борода отросла, как у графа Толстого на старинных фотографиях. Смешно они выглядели, стоя рядом.
  Мы гуляли с Искрой всю ночь. Ходили кругами. С улицы Кременчугской на улицу Ватутина, далее на Аминьевское шоссе и снова на Кременчугскую. Затем сделали круг ещё больше, дошли до Можайского шоссе, свернули на Аминьевское и снова вышли на Кременчугскую. Гуляли и разговаривали.
  На мраморных ступеньках, ведущих в детско-юношескую библиотеку, стоял Флякин в накинутом на голые плечи пиджачке и курил. Он кивком головы со мной поздоровался, быстро затушил сигарету и спрятался за массивной, металлической дверью, словно испугавшись чего-то.
  - Вы тоже знаете этого человека с перекошенным лицом? - смеясь, поинтересовалась Искра.
  - Кто же не знает Альберта Аксентьевича. Было время, он сватался к моей матери, торговал на оптовом рынке, а теперь что-то вроде гардеробщика.
  - Он в библиотеке работает гардеробщиком?
  - Зимой. Сейчас, летом, кого раздевать-одевать. Числится ночным сторожем. На деле занимается махинациями. Как-то вечером я зашёл в библиотеку без двадцати восемь. На меня накинулась библиотекарша, стала выговаривать: "Если бы ты не пришёл, мы бы закрыли дверь и занимались своими делами" - "Какими бы вы делами занимались?" - не понял я. - "В чём проблема? До закрытия ещё двадцать минут". Она не ответила, повернулась и ушла. Осмотревшись, я заметил матрасы, лежащие на полу в читальном зале и полуодетых людей, бродивших по библиотеке в шлёпанцах с полотенцами, переброшенными через плечо. Многих из них я узнал. Это были продавцы с оптового рынка. Впоследствии и Флякин признался, что за деньги и по сговору с руководством библиотеки он пускает людей на ночлег.
  - А кем вам приходится Квасов? - сменила тему Искра.
  - Федя Квасов мне приходится отчимом. Мамка у меня работает в налоговой, там она с Федей и познакомилась. Он приходил налоги платить.
  - Не похож он на бизнесмена.
  - Да он бизнесменом никогда и не являлся, хотя и окончил в своё время московский мясомолочный институт. Там история такая. Его старший брат, окончивший юридический факультет в МГУ, не найдя себе места по специальности, переквалифицировался в бандита. Помог бизнесменам открыть кафе на станции метро "Молодёжная". Сам кормился с их бизнеса и устроил к ним младшего брата. Федя для кафе на оптовом рынке спиртное покупал, ну и сидел день-деньской за столиком в качестве представителя охраны. Чтобы другие бандиты не совались. В налоговую ездил, подарки возил, договаривался. Приглашал весь коллектив налоговой в кафе. Налоговики у них в кафе целую неделю ели-пили бесплатно, да ещё и с собой брали спиртное с закуской. Тогда же у моей мамки с Федей и завязался роман. Он её на своей новой "Ниве" на работу и с работы возил. А когда старшего Квасова убили, что для его профессии закономерно, то и Фёдора прогнали из кафе, как человека бесполезного. С тех пор он нигде не работает, хотя, как я уже сказал, в своё время окончил мясомолочный институт. Мать говорит, что его покойный брат был дельным и расчётливым человеком, что впрочем, не уберегло его от печального финала. Так вот про Федю такое не скажешь. Продал квартиру у станции метро "Кунцевская" за гроши. На вырученные деньги купил машину "Нива". На этой "Ниве" он мать не только на работу возил, но приезжали они и к бабушке в деревню. Лучше бы не приезжали.
  - А что так?
  - Да дел там натворил. Спилил липу, которую дед посадил для пчёл. Там рядом с домом липы растут, дедом посаженные. Так вот одну из них он без спроса спилил. А главное, прибежал после этого счастливый и доложил: "Коля, лесоповал приехал". Он со всеми запанибрата. Я еле сдержался, из-за матери и бабушки, конечно. Смог только сказать: "Больше ничего не пили". Но там было продолжение. Он снял с дома старую крышу и постелил вместо шифера железные листы. Затем они с матерью поругались. Он, под горячую руку, железо с крыши содрал. Сделал это осенью. Повесить его за это мало. Дожди проливные шли, а у дома нет крыши. Бабушку Прасковью Андреевну забрали в город, а дом остался стоять без защиты под проливными ливнями и снегом. Какие-то ушлые ребята забрались в брошенный дом, раскурочили печь, вынув из неё все металлические детали. Разорили, одним словом, жилище. Бабушка после всего этого заболела и умерла. Смешнее всего то, что после всех этих злодеяний мать с Федей помирилась, вышла за него замуж, родила от него дочку Настеньку, и он живёт у нас. В основном сидит дома, так как и машину сломав, отдал кому-то за бесценок, а деньги пропил. Нигде не работает, даже в охрану не хочет устроиться. Пьёт водку, дебоширит, но делать нечего, из-за матери и маленькой сестры приходится его терпеть. Осталась у меня теперь только одна бабушка, мамина мама, Попова Глафира Григорьевна. У бабушки четверо детей. Тётя Лиза - старшая, за ней - дядя Володя, потом - моя мама, Мария и самая младшая - тётя Галя. Тётя Лиза окончила три института, часто бывает в отъездах. Дядя Володя был бабушкиным любимчиком. Но после того, как женился не на той, за которую его сватала бабушка, между ними "пробежала кошка". У дяди Володи два сына, погодки, Витя и Гена. Брат Виктор - артист, а брат Геннадий - связист. Окончил институт связи. Бабушкин муж, Николай Николаевич Попов, преподавал в Военно-воздушной академии имени Гагарина политэкономию. Бабушка учительствовала сначала в Монинской, а затем в Лосино-Петровской школе, теперь на пенсии. Тётя Галя работает в каком-то институте академии наук архивариусом, живёт с бабушкой.
  Искра сменила тему.
  - Василий Васильевич говорил, что вы писатель. Скажите писательская доля - это дар или проклятие?
  - Это вы в точку попали. Это и дар и в тоже время проклятье.
  - А как вы решились, такой молодой, книги писать?
  - Ну и вопросики у вас, Искра. С чего же начать?
  - Начните сначала.
  - Если так, то придётся рассказать о пророчестве моего деда, по линии отца, Пётра Ивановича Герасимова. Сделанное в то лето, когда я впервые пожаловал в деревню Хвощи. Это Калужская область сто семьдесят километров от Москвы. Было мне тогда восемь лет.
  Мой дед жил с семьёй в доме пятистенке, окружённом обширным садом. В хозяйстве имелась корова, поросёнок, гуси, куры. Но в данном случае, речь пойдёт только о трёх собаках, живших у них. У каждой собаки был свой хозяин. Ту, что принадлежала деду, звали Атаман, это был маленький серый пёсик, имевший право входа в дом. Петр Иванович среди белого дня ложился в одежде на свою широкую кровать, рядом с собой клал кепку и отдыхал. Следом за ним на кровать запрыгивал Атаман и эту кепку стерег. Попробуй, тронь. Рычал и не только зубы, но и красные дёсны показывал. Бабушкин пёс - Шарик. Здоровая, рыжая, бесхвостая собака, живущая в будке, сидящая на цепи. Она выполняла роль сторожа, рычала, лаяла с утра до ночи, рвалась с цепи, всем видом показывая, что готова разорвать любого прохожего, да цепь не даёт. И был ещё один чёрный, огромный, косматый пёс по кличке Гудрон. Это была собака дяди Толи, старшего брата отца.
  Атаман, среди трёх собак, был самый старший, к тому же любимец хозяина. Пёсик понимал свой статус и, несмотря на малый рост, большими собаками руководил.
  И вот настал для меня "час истины". Надо сказать, что всех этих собак я ужасно боялся. А тут, смотрю, они идут прямо на меня. Втроём, без цепи, без верёвки и нет никакой возможности от них убежать или куда-нибудь спрятаться. Я ведь тогда маленький был, восемь лет всего. Думаю: "сейчас разорвут они меня на кусочки". Я же не знал психологию собачью. А они, оказывается, уже не на службе, поэтому добрые, ласковые. Их всякий раз вечером отпускали погулять. Подошли они ко мне, окружили. Я давай из карманов доставать конфеты, сушки, баранки, - всё, что было и совать им в рот. Решил откупиться. Даю взятку, чтобы жизнь свою спасти. Они грызут и леденцы, и баранки. И вот достаю я последнюю сушку. Так-то я справедливо делил, - каждому давал по одной, они, не "ругались". А тут последняя и такая твёрдая, словно каменная. Атаман понюхал, брать не стал. Я бросил сушку на траву. Гудрон понюхал и нехотя взял её в зубы. Атаман приревновал, подскочил и ухватился зубами за свободную сторону сушки. Стали они рычать и тянуть сушку каждый на себя. Ну, вот, думаю, не угодил. Вроде задобрил, а тут опять стали злыми. Как бы не набросились. В результате Гудрон отступил, сушка досталась Атаману. Он её какое-то время помусолил, не смог разгрызть и бросил.
  Ко мне подошёл дедушка, наблюдавший эту картину, и сказал: "Вот, Колька, когда вырастешь и станешь писателем, опиши всё это".
  Я тогда, помнится, разозлился на эти его слова. Восемь лет, уж кем-кем, но писателем в эти годы я быть совершенно не собирался. Но к безапелляционному заявлению деда я отнёсся серьёзно, слова его мне в душу запали. В школе я хорошо писал сочинения. Приходилось сдерживать фантазию, чтобы ошибок не наплодить. Но всё равно меньше трёх страниц не получалось. В результате оценки были пять три, пять два. За литературу - "отлично", за грамотность - то "удовлетворительно", то "плохо".
  Подрос, стал понемногу, от всех втайне, писать. Так сказать, первые пробы. Но сразу после школы, мечта была другая. Я хотел стать, как двоюродный брат Витя, актёром. Сдавал вступительные экзамены в театральные училища и до армии, и после. А потом, поучаствовав, как актёр массовки в съёмках фильмов, посмотрев на тяжёлую судьбу брата Вити, что называется, изменил мечту. Сказал себе как-то: не хочу стать актёром, хочу стать литератором. Писать мне нравилось, первые успехи окрыляли. Мои рассказы не только хвалили, но и напечатали в толстом, литературном журнале. Что вызвало шок у родителей, не ставивших меня ни во что, и предоставило мне возможность написать первый роман. Сейчас изо всех сил стараюсь закончить второй.
  - Расскажите, как пишите.
  - Как я пишу второй роман? Для этого надо хотя бы в двух словах рассказать, как я писал первый. Молодой совсем ещё был. Желание было, а о чём писать? Жизненного опыта маловато. В первой книге описал свою жизнь, всё то, что на тот момент меня волновало. Вычерпал себя до донышка. Казалось, писать больше не о чем, а писать хотелось. И тут вдруг к Витьке приехал сокурсник по ГИТИСу, Гоша Горохов. Они учились с братом на одном курсе. Только Витька учился на актёра, а Гоша на режиссёра. Георгий жил и работал в Уфе, а в Москву приехал погостить. Но у брата на тот момент сложилась критическая обстановка в личной жизни. Жена собиралась с ним разводиться. Витьке было не до гостей. У других товарищей по ГИТИСу также оказались уважительные причины, чтобы не предоставить Гоше ночлег. Никого не осуждая, скажу, - ночевал Горохов у меня. Мы с ним, благодаря брату, были хорошими приятелями, так что я с чистым сердцем пригласил его переночевать. В то время по телевизору денно и нощно рекламировали марку водки "Распутин". В рекламе бородатый мужик в красной рубашке и чёрной жилетке доверительно говорил: "Если я подмигиваю вам с этикетки одним глазом, значит водка настоящая". Сколько я этой водки тогда ни пил, с подмигиванием и без оного, вся она была плохого качества. Но Гоша почему-то загорелся, возможно, в Уфе её ещё не было. Короче говоря, когда мы с ним подошли к ларьку, торговавшему спиртными напитками, он мне сказал: "Давай, мужика возьмём". Ну, "мужика", так "мужика". Купили большую бутылку, уже и не вспомню, восемьсот пятьдесят или литровую и пошли ко мне домой.
  И Гоша, вместо того, чтобы спать, всю ночь мне рассказывал про свою театральную жизнь. Я при нём достал ручку, бумагу и стал просить его уточнять некоторые моменты, магнитофона тогда у меня не было. Он поначалу на меня сердился, так как я сбивал его с мысли. Но потом он смирился, повторял по десять раз одно и то же, уточнял. Мы всю ночь провели с ним за столом. Только под утро он прилёг, а я удалился на кухню и там правил написанное. Тогда же решил по мотивам рассказанного им написать повесть. Но вспомнил, что у меня есть рассказы брата о его учёбе в ГИТИСе и свой собственный опыт околотеатральной жизни, и в груди загорелся огонёк. Затеплилась нескромная мысль написать роман. Есть же готовый материал, как основа, интересная история простого паренька из Уфы, служившего в Москве срочную воинскую службу, затем поступившего в театральный институт со всеми перипетиями и мытарствами. Не забывал я ни на минуту и о том, что второй роман может написать только настоящий писатель. То есть тот, кто способен "присвоить" чужую историю, сделав её своей. Прочувствовать, прожить её и предложить на суд читателю. Всё это я знал. Вопрос был в том, как написать. Пока я был занят первым романом, меня считали сошедшим с ума, но терпели. Как только я книгу закончил, терпение у всех лопнуло, никто из моего окружения не хотел, чтобы я писал второй роман. Да и условия жизни сильно изменились.
  Отец развёлся с матерью, женился на молодой и тащил меня на организованную им мебельную фабрику, друг - на вещевой рынок. Ни то, ни другое меня не устроило. Мать привела в дом нового мужа, чужого человека. Квасов первое время вёл себя, совершенно как сумасшедший. Всё крушил, ломал. Как я уже говорил, раскурочил крышу дома в деревне у бабушки, где я писал первый роман. Дома, в Москве, писать не давали, там был настоящий ад. И все меня гнали на "нормальную", "человеческую" работу, чтобы делом занимался, а не чёрт знает чем.
  Дядя Володя, мамкин старший брат, взял в охрану автобусного парка. Стал я охранником. Из автобусного парка попал в охрану магазина "Три толстяка" на Кутузовском проспекте. Оттуда в охрану автосалона, затем в охрану институтов РАН. Не задерживался я в охране. Катился вниз, пока мне такой же горе-писатель, как я, по фамилии Слабиков, не сказал волшебное слово: "Плюнь на всех, садись и пиши. А иначе пропадёшь". Он мне дал "волшебный пинок". То есть я и сам всё это понимал, но мне нужно было эти слова услышать от другого человека. Я ему за это благодарен. Я уволился с работы и стал писать, не слушая упрёков матери. Тогда она затеяла ремонт в квартире, наняла строителя Сергея. Я должен был помогать ему в качестве подсобного рабочего. Куда денешься. А тут штука такая. Если ты сменил график сна и бодрствования, то в два щелчка организму не перестроиться. Нельзя вчера ещё ночью бодрствовать, днём отдыхать, а сегодня ночью спать, а днём вести активный образ жизни. Да и герои романа меня подгоняли. Ночью я воплощал свою фантазию на бумаге. А днём работал над благоустройством квартиры, вдыхая цементную пыль. В результате попал с бронхитом в больницу. Добились они своего, вышибли меня из творческой колеи. Пришлось снова устраиваться в охрану, чтобы жить на что-то и платить матери долю за квартиру.
  - Всё у вас будет хорошо. Допишите роман, - пообещала Искра с такой уверенностью, что я ей поверил и успокоился.
  Мы обменялись телефонами и распрощались.
  Она позвонила на следующий день, когда я был на смене. Работал я в охране Тушинского машиностроительного завода, где вместо сборки "Буранов" занимались расфасовкой лекарств. Охрана огромная, человек шестьдесят. Работа хороша только графиком, сутки - трое. Руководство настаивало, чтобы я в свободные дни выходил на подработку. "Больше денег будет". Но на самом деле они лукавили. Работая охранником, обогатиться невозможно.
  После её звонка я прямо со смены поехал к отцу за деньгами. Купил сухого вина, курицу гриль и, встретившись с Искрой на выходе из станции метро Кунцевская, мы пошли на Москву-реку. Когда стемнело, я позвал её в тёткину квартиру, на улицу Кунцевская, от которой в кармане лежали ключи. Тётя Лиза жила у бабушки в Монино и просила меня поливать цветы. Сам не знаю, как это предложение сорвалось с языка. На самом деле я перед Искрой робел. Она посмотрела на меня внимательно, подумала, а потом, словно решившись на что-то, сказала:
  - Пойдём.
  По дороге купили ещё сухого вина, ветчину, хлеба, яиц. Торт выбрали побольше и подороже.
  Цветы в квартире у тётки не поливали. Три дня пролетели, как одна минута, я поехал на работу, Искра осталась хозяйничать. Через сутки вернулся со смены, дома - котлеты, жареная картошка, салат, чай, пирожные.
  Затем мы съели всё, что было у тётки в холодильнике. Кончилось тем, что питались одной жареной картошкой, заедая её репчатым луком. Ночью купались голенькими в Москве-реке и были счастливы, как Адам и Ева в Раю. Фортуна была на нашей стороне, судьба нам благоволила. Перед самым возвращением тётки из Монино, позвонил отец и попросил пожить в его загородном доме "с месячишко", присматривать за кошкой, траву подстригать. Он с молодой супругой собирался ехать к её родителям на Украину. Мы перебрались в его фазенду. Кормили кошку и сами питались хорошо. Отец оставил много продуктов в двустворчатом, вместительном холодильнике. Увидев Искру, предок мой покраснел до корней волос и снабдил меня финансами. На часть этих денег я купил Искре роликовые коньки, о которых она мечтала, а также коньки ледовые. Зимой они Искре пригодились. Мои роликовые, и обычные коньки пылились в Москве, на антресолях.
  Кошку мы кормили, а траву не подстригали, не до этого было. Месяц промелькнул, вернулся с Украины отец и погнал нас с Искрой по своим "берлогам". Я должен бы возвращаться в компанию к отчиму Квасову, которого не переваривал, Искра - к бабушке, Клавдии Васильевне, мечтавшей сбыть её первому встречному. У меня жить Искра не хотела. Я по глупости сболтнул, что мать моя, не зная обстоятельств, сложила о ней превратное, ложное мнение. Да и пришлось бы ей нос к носу встречаться с Василь Васильевичем, что так же некрасиво. Говоря по совести, законный муж Искры не тосковал по своей жене. У него в квартире убиралась баба Женя с третьего подъезда, водку ему покупали жильцы. Похоже, он был даже рад, что Искра ушла. Водку он пил с поселившимся у него внуком Сашкой. Но нужно было что-то решать, на что-то решаться. Встал вопрос, где нам жить.
  Был "запасной аэродром", - комнатёнка с видом на голубятню, предоставленная мне в пользование актёром Мухоморовым. Туда и переехали.
  Одна беда, в той коммунальной квартире проживала Элеонора Горемыкина, с которой был у меня краткосрочный роман. И если не она, то другие соседи могли рассказать об этом Искре. Но я об этом не задумывался. Казалось, что было, то прошло, а наша любовь настолько сильна, что об неё, как об утёс, разобьются любые волны слухов. Искра легко сошлась с соседями. И с Шуклецовыми, и со Слабиковым, и даже с Элеонорой Горемыкиной. Мартыновна души в ней не чаяла, Гриша, фамильярно обращаясь к ней, по утрам интересовался: "Как сегодня ночевала моя девочка?". Искра только смеялась в ответ.
  Пока было сухо, не зарядили осенние дожди, мы до позднего часа катались на роликах в Парке Победы. Когда пришла зима, по субботам посещали вечерние службы в Храме Христа Спасителя. А по воскресным дням я брал с собой термос с горячим чаем, сооружал бутерброды с сыром, и шли на каток в Кунцевский парк. Вместе катались на коньках по большому кругу, под музыку из репродуктора, отдыхая, пили чай с бутербродами.
  Гуляли в нашем лесочке у реки, за станцией метро Кунцевская, незаметно переходящем в Филёвский парк. Без умолку обо всём спорили, не могли наговориться. Играли в снежки, лепили снежную бабу, кормили синиц семенами подсолнечника. Удручало лишь то, что перспектива усесться за написание книги отодвигались от меня всё дальше и дальше. Да и что греха таить, душила постылая работа и безденежье.
  Спас меня двоюродный брат Гена Попов, говорю это без всякого преувеличения. Он старше меня на десять лет, но в общении это незаметно. Умер его отец, Владимир Николаевич и Генка нуждался в психологической поддержке. Стыдно признаться, но после того, как я ему эту поддержку оказал то, присосался к нему, как пиявка. Он этому был только рад.
  Брат раскрыл свои родственные объятия, как нельзя вовремя. Ни денег, ни душевных сил у меня не оставалось. Прижимистый, нелюдимый Геннадий в сорок лет словно проснувшись после долгого летаргического сна, хотел получить от жизни сразу всё. Первое время он не находил себе места, даже собирался в сумасшедший дом напроситься на постоянное место жительство. Я его отговорил, сказал, что там санитары ему калом будут лицо мазать. "А почему они мне будут калом лицо мазать?" - поинтересовался брат. Ответа не получил, но успокоился. О сумасшедшем доме больше не вспоминал. Генка убивался из-за смерти отца и в то же время ругал его последними словами, убеждая меня, что Владимир Николаевич мешал ему жить.
  Впрочем, ругал он всех, не исключая меня. "У тебя в глазах одержимость", - говорил он мне. И был прав. Я был одержим идеей дописать роман.
  Отговорив брата от сумасшедшего дома, я вынужден был сам играть роль психотерапевта, часами выслушивать его жалобы и претензии к покойному отцу, а так же терпеть его закидоны. А их у него было немало. В юности брат имел пшеничную кудрявую шевелюру. С возрастом голова его облысела, и он ничего не мог придумать лучше, как покупать себе парики. Для чего мы с ним ездили на станцию метро Багратионовская, на оптовый рынок, где торговали не только продуктами, но и вещами. Там Генка примерял и покупал себе искусственные волосы. Поскольку парики, которые брат примерял, преимущественно были женские, то продавщица этого товара в открытую над ним смеялась. С другой стороны, какая ей разница, лишь бы товар продать. Пикантность ситуации заключалась в том, что на примерке по настоянию Генки, должен был присутствовать я. Продавщица смотрела на нас, как на двух извращенцев. Брата это мало волновало, мне же всё это приходилось терпеть. Париков Генка покупал много, штук по пять-шесть за раз. Выглядело это так. Поедем на рынок, купим мне рубашку, куртку или джинсы, после чего он обязательно затянет меня к хозяйке искусственных волос и затоваривается там.
  Затем появился у него новый бзик. Взялся красить себе ногти лаком в салоне красоты. Каждый ноготь в разный цвет. Работникам салона на это тоже было наплевать, ну и на меня, соответственно, там поглядывали косо. Совсем так, как продавщица париков. В качестве компенсации я пользовался его щедротами. Начать с того, что я уволился с постылой работы. Переодел в приличную одежду сначала брата, а затем и себя с Искрой. Купил ноутбук, диктофон, мобильный телефон. Всё, разумеется, за его счёт. Я почти каждый день у него на квартире сытно ужинал, да и ещё брал себе на ночь банку шпрот в масле. Просил покупать мне сосиски, пельмени, куриные окорочка, оплачивать мою долю коммунальных платежей. Генка использовал меня, я использовал его.
  Из минусов было то, что за его деньгами охотился не один я. Стараясь наверстать упущенное за сорок лет, брат стал искать себе жену и много пить. В поисках супруги ему помогали и баптисты, и брачные аферисты. На его квартире стали собираться "акулы" вино-водочного потребления, собутыльники его покойного отца, Костя Коврик и Юра Аладьин. Неизвестно, чем бы всё это кончилось, если бы к Генке не вернулась Виктория, его жена, с которой он развёлся десять лет назад.
  Я не пил в их компании. С Искрой ездил по субботам на службу в Храм Христа Спасителя. В будни встречал её у станции метро Кунцевская и мы шли гулять в лесок, что на правом берегу Москвы - реки. Для Искры брал с Генкиного стола варёных сосисок и нарезанный хлеб.
  Летом тётя Галя, мамина младшая сестра, жившая с бабушкой в Монино, предложила построить хибарку в СНТ "Маяк", я с радостью согласился. Отправился на заросший бурьяном участок вместе с Сергеем-строителем, и мы принялись за работу. Я понимал, что у тётки свои резоны, меня это мало заботило. Я бежал из Москвы, другого слова не подобрать. Бежал для того, чтобы иметь возможность остаться наедине с самим собой и дописать роман про театрального режиссёра.
  Хибарка была за месяц построена. Я жил в ней, писал книгу до поздней осени, а с первыми холодами возвращался в Москву. Генка устроил Искру к себе на фирму, она получала зарплату, продолжая жить в комнате с видом на голубятню. И получилось так, что летом я уехал в Монино дописывать роман, а Искра с Генкой и его женой Викой в свой отпуск отправлялись отдыхать в Сочи. И вроде всех это устраивало. А дальше случилось следующее. Объявился отец Искры и её старшая сестра с детьми. Тот самый отец, которого она не видела больше десяти лет. Видимо, в качестве извинения он дал дочке столько денег, что она смогла купить однокомнатную квартиру по соседству с Генкой.
  Дело в том, что от водки и бессмысленной жизни скончался Сёмён Сарычев. Его мать продала квартиру, а сама уехала в деревню, на малую родину. Искра в квартире сделала капитальный ремонт. Сообщая мне об этом по телефону, она говорила, что обустраивает для нас семейное гнёздышко, создаёт рай. Но рая не получилось, получилась ссора.
  Ссоре предшествовала сумма обстоятельств. Следом за Сарычевым умер Василий Васильевич. Искра принялась таскать в своё новое отремонтированное жилище вещи из квартиры Мамонова, в частности стиральную машину. Я не выдержал и обругал её за скупость. Тогда она, не посоветовавшись со мной, а может, и в пику моим обвинениям в скупости, отказалась от принадлежащей ей квартиры Василия Васильевича в пользу его внука Сашки. По совести всё сделала правильно, но решение было скорое, эмоциональное и меня разозлило. Тут и ревность, и жадность нищего, и много чего ещё во мне заговорило. Не успел я унять своих бесов. Искра, поговорив с отцом, решила меня облагодетельствовать, устроить на "тёпленькое" место. Предложили мне должность главного редактора в глянцевом журнале "Меха". Оклад тысяча долларов, редакционные статьи за меня в журнал должны были писать, по договору, поднаторевшие в этом деле люди. То есть фиктивная работа с большим окладом. Такая, о которой я тогда и мечтать не мог. Зарплата в двести долларов была пределом моих мечтаний. Правда, я только мечтал о ней, ничего для осуществления этой мечты не делал. А тут такое оглушительное по своей заманчивости предложение. Но, как ни странно, это окончательно вывело меня из себя. Даже не само предложение такой работы, как отношение Искры. "Видишь, всё устроили, как надо", - самодовольно сказала мне она. Не спросив, не посоветовавшись. Поругались мы с ней сильно. А точнее, ругался я, а она помалкивала. Когда вернулся отец, у неё появился счёт в банке. Искра стала пропадать в дорогом спорткомплексе. День у неё начинался с игры в большой теннис, теннисом и заканчивался. Эта её новая жизнь была не для меня. Именно тогда я на неё и разозлился по-настоящему, а не тогда, когда в моё отсутствие заселилась в квартиру рядом с Генкой. Чего греха таить, это тоже было мне неприятно, но всё же простительно.
  Ранней весной я уехал в Монино, всё лето жил в хибарке и писал книгу. С первыми холодами перебрался в квартиру к бабушке, Глафире Григорьевне, и остался у неё зимовать. В Москву не вернулся, Искре не звонил, не мирился с ней. А сердце-то болело.
  
  
  Глава 1 Рождественский звонок
  
  Седьмого января позвонила Искра.
  - Аллё? - послышался в трубке знакомый, волнующий меня голос.
  Говорила она так, словно не было скандалов, неприятного прощания почти год назад, будто мы расстались только вчера.
  - Да. Слушаю тебя, - как можно радушнее, отозвался я.
  - Привет. Как ты поживаешь, в своём Монино? В нос говоришь, спишь после ночных бдений?
  - Не сплю. У тебя какие-то срочные новости?
  - Срочных новостей нет. О себе не даёшь знать, а я соскучилась. Дай, думаю, позвоню.
  - Ну, хорошо. Правильно сделала, что позвонила. Расскажи, как твои дела. Летом на юг ездила?
  - Не угадал. С Геной и его женой летом в Питере была.
  - В Неве искупалась? - поинтересовался я, памятуя о наших с ней ночных купаниях в Москве-реке.
  - В Неве не покупаешься.
  - В Неве совсем никто не купается?
  - Совсем никто. В Неве вредно купаться. Если в этой реке искупаешься, кожа с тебя слезет.
  - Вот как. Я почему-то был лучшего мнения...
  - Загадили Неву. Помнишь нашу Сетуньку, в те времена, когда завод работал?
  - Конечно, помню.
  - А теперь раз в десять увеличь засорённость - это и будет современная Нева.
  - Кошмар какой. Москва-река-то у нас чистая.
  - Москва-река чистая. Да. Но зато на катерах по Неве прекрасно кататься. Великолепно! Мы катались по каналам, по самой Неве и вокруг Петропавловской крепости. Интересно было. А по утрам, пока супруги Поповы спали, я гуляла по городу. Идёшь вдоль Невы, интересно. Потому что одно дело, на машине вдоль каналов ездить, а другое дело своими ножками пройтись-погулять. Однажды иду, смотрю, красивейший домик. Разбита клумба и стоит возле дома памятник. Опишу его тебе, как смогу. Скрюченный старичок, арабской внешности, с бородкой. Идёт он, в три погибели согнувшись, одну руку закинул назад, а в другой держит книгу. На памятнике крупными гигантскими буквами написано "Любимому". Думаю, какая-то женщина отгрохала памятник своему возлюбленному. Подхожу к памятнику ближе, всё-таки интересно. Различается ещё одна надпись, более мелкими буквами выбитая. "Учителю". Пока иду, размышляю: "Получается, памятник не любимому человеку, а любимому учителю. Возможно, какому-нибудь поэту или писателю. Вон, у него и книга в руке". Приближаюсь, читаю последние слова: "Нашего класса". То есть получается "Любимому учителю нашего класса". Думаю: "Значит, не одна девушка-женщина учителю памятник поставила, а целый класс, однокашники. Видимо, выдающийся был учитель, что они всем классом скинулись". Пригляделась. А в руке у него, оказывается, не книжка, а классный журнал. И той рукой, что за спиной, он, видимо, показывает нерадивому ученику: "ступай в угол". Тут я уже окончательно заинтересовалась памятником, перешла улицу, подошла вплотную и прочитала надпись полностью.
  - Кому? Сухомлинскому или Макаренко? - не выдержав, стал гадать я.
  - Не догадаешься. "Любимому вождю и учителю рабочего класса".
  - Так это что, Ленину памятник?
  - Я ж говорю, он скрючился в три погибели. Я подошла вплотную и заглянула ему в лицо. Ба! Да это Владимир Ильич. И памятник 1926 года. Свеженький для той поры памятник. Слепили через два года после смерти вождя. Видимо, скульптор лично знал Ульянова-Ленина. Потому что Владимир Ильич ходил, согнувшись, семенил и при этом отбрасывал одну руку за спину. Я сама читала, так его описывали люди, которые его знали. Скульптор показал его быструю походку. Сделал его таким, каким он запомнился ему при жизни.
  - Вылепил того, кого знал.
  - Да. Сделал именно таким, каким вождь был на самом деле.
  - Потом уже собрались "умельцы" и стали ваять вождя в образе боксёра-тяжеловеса, одержавшего победу в тяжёлом поединке. Широко расставленные ноги, прямая, накаченная, спина. На субботнике такой мог бы и один бревно на плече нести.
  - Да. Весь такой мудрый... Выпрямили плечи, развернули и прочее, прочее. Не узнал бы ты его в этом памятнике, - горбатенький старичок. А в целом интересно было.
  - Я думал, ты, гуляя, на кладбище забрела.
  - Нет-нет, это всё в центре города. А Новогодние праздники я тоже замечательно провела. Например, вчера я с Димой была в музее Дарвина.
  - С Димой - милиционером?
  - Нет с другим Димой, ты его не знаешь. С кем я в теннис играю. У него камни в почках.
  - Я запутался в твоих мужиках.
  - Не злись. Кроме тебя у меня никого нет, и ты это знаешь. А сегодня я в компании Гены и его жены посетила мюзикл "Пола Негри".
  - Это что же за мюзикл такой?
  - Современный мюзикл, в театре Советской армии. В чём изюминка. Ты приходишь на спектакль, тебе дают 3D-очки. Все декорации показывают на экране, и ты всё это воспринимаешь в объёме.
  - Актёры живые?
  - Да. Актёры живые. Очень интересно. Расскажу тебе немного. Там были просто потрясающие вещи. Например, герои мюзикла садятся в настоящий самолёт на сцене. А там всё настоящее, живые лошади, живые автомобили, живой самолёт. И представляешь, самолёт взлетает. Но это иллюзия. И такие кульбиты... Нет, самолёт настоящий, а полёт...И веришь, мне аж страшно было. Иллюзия там потрясающая. Конечно, и музыка, и песни. Все актёры запредельно хорошо танцуют. И всё это живьём.
  - Наши актёры или заграничные?
  - Наши.
  - Молодцы.
  - Дело в том, что мюзикл явно заграничный. Просто его у нас поставили. Ну, как всегда это делают...
  - Перенесли.
  - Да. Дело в том, что этот мюзикл, как бы выразиться, бьёт все сборы по всему миру.
  - И к нам приехал.
  - Да. Ну, и понятно, что для России его поставили с российскими актёрами. Чтобы по-русски говорили. Великолепно! Великолепно поставили! Я в восторге. Вернулась после мюзикла домой, сняла верхнюю одежду и подумала, что надо тебе позвонить, с Рождеством поздравить.
  - Спасибо. И тебя я поздравляю с Рождеством Христовым.
  - Да, вспомнила ещё. Мюзикл "Пола Негри" - он о знаменитой актрисе, чьё подлинное имя чуть ли не Полина Невская. Родилась она в Российской империи в Варшаве, в 1897 году, затем переехала в Берлин. Из Берлина перебралась в Америку и там сделалась знаменитой актрисой в кинематографе. Видишь, русские корни, они присутствуют везде. Кстати, Костя Коврик, в отличие от тебя, позвонил мне тридцать первого декабря и поздравил с Новым годом.
  - Жив курилка?
  - Жив. Поздравил и предложил мне бегать с ним по утрам на берег, купаться в проруби, стоять под водопадом, заниматься гимнастикой, а днём ходить по музеям.
  - Молодец.
  - Мне эта программа понравилась, и я дала своё согласие. Звоню ему первого января, он трубку не берёт. Звоню второго января - дозвониться не могу. Думаю, ладно. Я уже прониклась этой идеей, завелась, побежала на берег одна. Все те, кто был там, продолжают вести здоровый образ жизни. Я кинула клич, кто хочет со мной по музеям ходить. Миша Мощин говорит: "Я хочу". Спрашиваю: "Куда?", - "В Дарвиновский музей". Я отвечаю: "С радостью!". Ну, и пошла с ним в музей. А вчера отправилась в центр города. Через Тверской бульвар вышла на Тверскую улицу.
  - Ты купалась в проруби или только гимнастикой занималась на берегу?
  - Главное, я снова стала бегать. Второе - это купание. До берега я стараюсь хорошенько пробежаться, чтобы разогреться и без проблем потом искупаться. А гимнастикой мне удобнее заниматься дома, на коврике.
  - Так ты искупалась в Москве-реке или только под водопадом постояла?
  - И в Москве-реке, и под водопадом, - как-то даже буднично сообщила Искра.
  Я одобрительно засмеялся и прокоментировал:
  - Как говорится, по-нашенски, по-максималистски.
  - Да. Когда я второго числа прибежала, подметила, что Мухоморов ходит купаться в тапочках. Когда босыми ногами идёшь по бетону, пятки замерзают и скользко. Поэтому я стала прихватывать с собой на берег резиновые тапочки, в которых летом была на море. И тип-топ! Я оставляю тапочки на берегу, подхожу к проруби, купаюсь. Выхожу из проруби на берег, надеваю тапочки. А вот под водопад... Там пол - металлические прутья, они ещё и обледенелые, ноги скользят. Поэтому я прямо в тапочках встаю под водопад. Плескаюсь, обливаюсь, потом выхожу и в домик - обтираться и переодеваться. Тапочки и мокрые вещи в пакетик и - нормально.
  - Ты - героиня! На улице сильный мороз, а ты в Москве-реке купаешься.
  - Сегодня я на берег не побежала. Мы с Геной планировали пойти на мюзикл и я не хотела уставать. Поэтому я всего-навсего два часа гимнастикой на коврике позанималась. Затем позавтракала и сходила на Поклонную гору, посмотреть, что там такое.
  - Там празднуют?
  - Да. Там ледовый городок сделали. А вчера, говорю, была на Тверской. Там всевозможные концерты, все танцуют. Но что меня поразило. Там над улицей, натянули парочку канатов. И по этим канатам ходили канатоходцы.
  - Ничего себе.
  - Да. Очевидно, они думали, что они канатоходцы.
  - Падали?
  - Страшно было смотреть. Они шагали по канату так. Метр, другой пройдут и срываются. Если бы не страховка, они разбились бы насмерть. Потом они по страховке подтягивались, кое-как ногами цепляясь за канат. Ползут по этому канату, как червячки. Затем, видимо, в себя приходят, поднимаются. Шаг, другой и снова падают. Жуть страшная. Да ещё на такой высоте.
  - Может, был сильный ветер и верёвка обледенела?
  - Очень может быть, что они просто поскальзывались. Там ещё были всякие концертные площадки. Пели и танцевали артисты. Всё вживую. Замечательно. Но меня что ещё поразило. Там был огромный металлический шар, внутри которого катался каскадёр на мотоцикле. Потом стали два мотоциклиста кататься одновременно. А потом они ещё поставили внутри шара живых людей. И при этом катались мотоциклы. Если что-то у них пошло бы не так, как было задумано - костей не собрать. Прибили бы друг друга, покалечили. Страшно было на них смотреть. Я прямо около этого шара стояла. Мне было страшно наблюдать за всем этим делом. Но зато впечатляет.
  - Насладилась зрелищем?
  - Да. Понятно, что я по Красной площади погуляла, по Александровскому саду. Ну, и домой поехала.
  - Значит, праздничную Москву посмотрела?
  - Да, посмотрела. Жаль, что без тебя. А в мюзикле, когда американская актриса говорит о главной героине: "Эта русская ест селёдку с картошкой и всё это запивает водкой"...
  - То весь зал, не сговариваясь, зааплодировал?
  - Да. И знаешь ли, ты не поверишь. У меня аж слюнки потекли. Мне так есть захотелось. Хотелось выпить рюмку водки и закусить селёдкой и картошечкой.
  - Это называется "вживание в материал". Вижу, ты получила от спектакля заряд положительных эмоций?
  - Это - да! Что буду делать завтра, - посмотрим. Я стараюсь ничего заранее не планировать. Какая фишка ляжет. Возможно, пойду в Тимирязевский музей. Что-нибудь в этом духе. Разберусь. Пока что эти праздники у меня великолепно проходят. Очень полезно, насыщенно, чудесно.
  - Не теряй накал оптимизма. Главное, и Костя на исправление пошёл. Ишь, какие у него планы.
  - Понимаешь, он исчез, а я его планы выполняю.
  - Ты выполняешь хорошие его планы. У него планов много разных, не все они хорошие.
  - Тридцать первого декабря я ещё не знала, чем буду заниматься в праздники. Он мне такую программу рассказал, мне всё это так понравилось. Вот я её и делаю.
  - Молодец. А Костик хоть мечтает о хорошем? Я, честно говоря, думал: "Жив ли он вообще?".
  - Главное, что он мне позвонил, стал рассказывать, что ежедневно бегает на берег, занимается, купается. Я так обзавидовалась, сказала: "Забегай за мной. А то я ленивая, меня надо подталкивать". Он обещал и не забежал. Пришлось одной бежать на берег.
  - Ну и правильно. Молодец. Спасибо тебе за звонок, за поздравления. Я после твоих рассказов как будто дома побывал. И настроение у тебя хорошее, что замечательно.
  - Да-да. Встретила Новый год у Поповых. В пять часов ушла домой, до одиннадцати поспала. В час дня ко мне гости пришли. Сестра с детьми и Дима - милиционер. Мы ещё раз встретили Новый год.
  - Молодцы. Дима худо-бедно живёт с женой?
  - Да. Живёт. Сейчас они уехали на Урал, на какое-то озеро, кататься на лыжах.
  - Молодцы. Оказывается, они не худо-бедно, а замечательно живут. Что значит, уметь прощать. Это не каждому дано.
  - Согласна. А главное уметь, не переставая наслаждаться жизнью здесь и сейчас. Не рассчитывать на будущее и не сожалеть о прошлом. Жить только здесь и сейчас.
  - Ценить.
  - Да. Именно ценить всё, что имеем. И радоваться этому, и наслаждаться этим.
  - Спасибо, что позвонила. Давай прощаться.
  - А как твои дела? Ты сидишь в Монино и пишешь?
  - Да, живу у бабушки и тёти в военном городке, пишу. Взвалил на себя неподъёмную ношу. Материала скопилось много и это, как оказалось, хуже, чем его недостаток. Не знаю, что выбрать, всё жадничаю, захлёбываюсь.
  - Слушай, я могу тебе посоветовать. Когда у меня встречается такая проблема, я устанавливаю приоритеты.
  - Соглашусь. Надо сконцентрироваться на том, что хочешь сказать. А то выйдет, как у брата Али-бабы, который зашёл в пещеру, набрал много золота, а самое важное слово забыл. Выйти из пещеры не смог. Вот и у меня почти такое же положение. Помнишь сказку?
  - Я про брата не помню.
  - Старший брат, его звали Касымом. Он узнал у Али-бабы, откуда тот золото привёз. Выведал пароли для входа-выхода. Загрузил четырёх ослов мешками с золотом, а пароль для выхода из пещеры забыл. Приехали разбойники и отрубили Касыму голову.
  - Так вот. Мне позвонил известный тебе Флякин и спел песенку. Я петь тебе её не буду, но суть расскажу.
  - Давай.
  - За одним старым горцем пришла Смерть. Ну и тот говорит: "Пришла, присаживайся, гостьей будешь. Выпей грузинского вина. Уважь, раз пришла". Одним словом, смерть напилась и забыла, зачем пришла.
  - Так он, наверное, ей чачу налил?
  - Ха-ха-ха. И всякий раз, когда она к нему приходила, - он её спаивал.
  - Спаивал чачей. А в чачу добавлял для крепости куриный помёт.
  - Как бы там ни было, но этот национальный обычай ему помог. Смерть боялась к нему лишний раз зайти. Такая вот хорошая песня. Смерть стала этого старика стороной обходить.
  - Ну, да. Лучше подальше от него держаться, а то на утро голова болеть будет.
  - Ха-ха-ха... Голова болеть будет. Но ты заметь, Рождество - это рождение нового. Праздник! Но опять же, в индуизме, без смерти нет рождения! Чтобы родиться, нужно сначала умереть. Это замкнутый круг. То есть смерти, как таковой нет, мы всё время возрождаемся молодыми, юными, красивыми.
  - Искра, давай прощаться. Бабушка и тётя меня в церковь на Рождественскую службу зовут.
  - Прощаться не будем. Скажем друг дружке - "до свидания", с надеждой на скорую встречу. С наступающим Рождеством тебя, Коленька, не забывай, звони.
  - Позвоню.
  - Была рада тебя слышать. Когда ты собираешься к нам приехать? Летом? Да?
  - Возможно, ранней весной вырвусь. Я постараюсь.
  - Хорошо, ладненько, давай! С праздником тебя! С Рождеством!
  Я прервал разговор.
  "Ишь ты, Флякин позвонил, не унимается старый ловелас", - в сердцах подумал я. Вспомнилось, как Альберт Аксентьевич ухаживал за моей матерью.
  Когда мать в очередной раз поссорилась с Квасовым, я предложил ей позвать на свой день рождения, что называется более приличных женихов и из них выбрать достойного мужа. Она пригласила Володю Затеева с работы и снимавшего комнату у Фалалеевых Альберта Аксентьевича Флякина, представившегося геодезистом.
  Для всех неожиданно, без приглашения, заявился Квасов с цветами и водкой. Мать с ним демонстративно не разговаривала, но цветы приняла и мне запретила Фёдора прогонять.
  Застолье не успев начаться быстро закончилось. Под шутки и лёгкую музыку Затеев быстро набрался. Он стал клевать носом, сполз под стол и, свернувшись калачиком, там заснул.
  Флякин смело, по-хозяйски, не замечая нас с Квасовым и не желая знать, кто кем приходится Марье Николаевне, стал вещать как лектор с трибуны, обращаясь исключительно к моей матери.
  - Ты же человек, существо мыслящее, - говорил Альберт Аксентьевич, неприятным, "деревянным" голосом. - Нельзя же осознать своё место в мире, свою роль, роль страны без философского осмысления действительности. Ты можешь считать меня занудой, но как, не философствуя, я могу раскрыть перед тобой свой собственный мир. Показать себя без прикрас, со всеми "ошибками", "неточностями" и "преувеличениями".
  - А надо? - смутилась мамка, видимо, уже в тот момент догадавшаяся, чем всё закончится.
  - Надо ли? Конечно! Обязательно! Каждый новый знакомый для человека мыслящего - это учебник. Учебник жизни! Учебник мысли! Но мысль всегда рождается в ответ, ей нужен диалог, необходим собеседник. Мне, например, интересен каждый. Именно поэтому я обращаюсь к тебе на "ты". Именно тебе я задаю свои вопросы и предлагаю сделать выбор, объяснить свою личностную точку зрения. Я не навязываю тебе свою позицию. Я предлагаю тебе сформировать собственное мнение, используя обилие мною изложенных фактов. Я воспринимаю тебя, как содеятеля, в поиске истины. Станем искать истину?
  - Чего её искать. Все знают - истина в вине, - нехотя отвечала мамка.
  Желая всё свести к шутке и избежать неминуемой расправы над "философом", Марья Николаевна пыталась интонацией остудить, успокоить пыл Флякина. Но всё было зря, тот не желал понимать намёков.
  - Не надо. Не надо этих банальностей, - гремел Альберт Аксентьевич. - Не теряй моего уважения. Я уверен, ты сможешь в каждом конкретном случае сделать единственно правильный выбор. Ты дорога нам.
  - Кому это "нам"? - поинтересовался дрожащим от раздражения голосом Федя.
  - Так говорится. Конечно же, прежде всего мне, а потом уже Нам - Человечеству, - отвечал Флякин, по-прежнему обращаясь исключительно к хозяйке, так, словно это она задала ему вопрос. - Ведь у человечества самые смелые замыслы на твой счёт. Не забывай об этом.
  - А я не забываю, - стала беззастенчиво кокетничать мамка, пошедшая в разнос. Видимо решившая - будь, что будет.
  - Человечеству просто необходимо реализовать свой гуманистический потенциал. Только так можно сделаться объектом вселенского познания. В противном случае мы будем вселенной не интересны. Естественно, это трудно и требует от каждого кропотливой самостоятельной работы, поиска новых форм, совместной деятельности. Но ведь и мы с тобой не так просты, как это может показаться случайному прохожему на первый взгляд. А в том, что ты сейчас находишься "на дне" есть свой неоспоримый плюс. Я хочу сказать, есть только один выход - выбираться наверх.
  - Я не против наверх. Кто бы лесенку подал.
  - Желание выбраться - твоя лестница. Стремление - великая штука! Понимаешь меня? Если у тебя есть стремление, то всё у тебя будет. А если нет стремления, то никакие лестницы, будь они хоть мраморные или золотые, тебе не помогут, обязательно на них поскользнёшься и упадёшь. А имея стремление, по воздуху, как по ступеням, взойдёшь на облака.
  - Мне не надо на облака. Мне бы жизненную цель найти.
  - Вот! Я в тебе не ошибся, сразу разглядел в тебе своего человека. Думаю, пусть побита-потрёпана, а порода видна. Не предала ещё в себе человека. Иная и в шелках и на лимузине, а человека в ней нет, одна непонятная, тёмная, сущность. А ты богатырь в юбке, исполин, который способен все тёмные силы в себе победить. Я в тебя верю.
  Больше Флякин сказать ничего не успел. Он получил от Квасова удар по лицу и, сплёвывая кровь, исчез из квартиры так же стремительно, как в ней появился.
  Вскоре после этого Федя с мамкой зарегистрировал свои отношения в ЗАГСе.
  
  
  Глава 2 Беременный сантехник
  
  Четырнадцатого сентября раздался телефонный звонок. На другом конце провода была Искра.
  - Аллё? Как ты там поживаешь? - поинтересовалась она.
  - Замечательно. Сегодня о тебе вспоминал. Ты экстрасенс, - почувствовала это и сразу же позвонила.
  - Ты в Москву собираешься приезжать? Обещал быть ранней весной, а вот уже и лето прошло.
  - Если выберусь, то только где-нибудь в октябре. И первый визит к тебе.
  - Понятно.
  Повисла тягостная пауза.
  - Расскажи, как ты лето провела в этом году, - поинтересовался я.
  - В Сочи не поехали, в парке отдыхала.
  - А ведь действительно, у нас же парк, как курорт.
  - Именно так.
  - Ты сейчас какой образ жизни ведёшь? Спортивный?
  - Шестьдесят шесть килограмм сейчас вешу.
  - Мне это мало что говорит, но думаю, ты стала стройнее.
  - Да-да-да, я уже как семнадцатилетняя девочка.
  - Потому что здоровье наше напрямую от образа жизни зависит.
  - Полностью согласна с тобой. Я веду здоровый образ жизни. Но звоню тебе я по другому поводу. С Генкой в субботу произошла комическая история.
  - Расскажи.
  - Я назвала эту историю "беременный сантехник".
  - Беременный сантехник?
  - Ага. Здорово?
  - Брат вызвал сантехника, а тот пришёл с огромным, как у беременной женщины животом?
  - Нет, послушай. Генка в субботу проснулся. Заходит в ванную комнату, а там на полу ржавая лужица. Смотрит, а у него по стояку, трубе, ведущей к сушилке, течёт струйка и в небольшую лужицу на полу собирается. Гена вытер воду и тотчас позвонил в сантехническую службу. Сказал: "Немедленно нужен сантехник". Диспетчер ему: "А вы знаете, что ремонт может быть осуществлён за деньги?". Он ей отвечает: "Деньги платить согласен. Давайте скорее сантехника, а то мало ли, прорвёт трубу, и тогда будет вам море горячей воды". Она успокаивает: "Я уже послала заявку, минут через двадцать или тридцать мастер подойдёт". Геша ждёт, с тряпочкой сидит в ванной комнате, подтирает набегающую воду. И тут, раздаётся звонок в дверь. Геннадий наш обрадовался, думает, сантехник пришёл. Открывает дверь, а на пороге стоит женщина. Но главное, она беременная, с огромным животом на девятом месяце, вот-вот разродится. И у Геши в голове безумная мысль. "Ну, ладно, женщину в сантехники ещё могут принять. Сейчас же вроде как демократия и гендерное равенство во всём. Но она беременная... Но это ещё ладно, сейчас толерантность во всём. Но чтоб беременную женщину-сантехника, находящуюся на девятом месяце послать в качестве устранителя протечки, это уже какое-то безумие. Куда страна катится, где мы живём?". Генка задаёт ей тактично наводящий вопрос, спрашивает: "Вы по поводу протечки?". И представь, она отвечает: "Да". Геннадий ужаснулся. "Значит, она и взаправду сантехник? Возможно, её, как эксперта, отправили только взглянуть, а устранять протечку явится другой?". Но женщина не дала разгуляться Гешиной фантазии. Поинтересовалась: "Вас что, затопило?". Он отвечает: "Нет, ещё не затопило, но всё может быть. Проходите". Она осматривает его ванную комнату, стояк, трубы. Замечает, что у него сухо и только маленькая струечка бежит по трубе. "А вот меня затопило, я живу под вами", - говорит ему беременная.
  - Ах, вот оно что!
  - Да, оказалось, это соседка снизу. Пошли смотреть её ванную комнату. У неё была лужа больше, чем у Попова, но опять же, не катастрофически. Тряпочки она положила и всё. Генка ей говорит: "Вы не беспокойтесь, сантехника я уже вызвал". Но главное, на некоторое время он совершенно поверил, что эта беременная женщина действительно сантехник и пребывал в этой иллюзии до тех пор, пока она сама ему не сказала, что она его соседка с первого этажа. Ну а потом явились двое настоящих сантехников. Он им всё показал. Один забрался по стремянке под самый потолок расковырял эту дырочку, - потекло ещё сильнее и объявил: "У вас здесь в трубе коррозионная каверна и из неё течёт. Надо вызывать аварийную бригаду". Через какое-то время приехали четыре человека с оборудованием. С болгарками, с электрическим сварочным аппаратом. Не газовым, а электрическим, без громоздких газовых баллонов. Они к розетке подключились.
  - Так они перед этим где-то воду отключили?
  - Да. Разумеется. Аварийка приехала и сразу стала трубу варить. Генка спросил: "Может, сначала надо воду отключить?", - "Уже отключили ваши местные сантехники", - был ему ответ. Оказывается, стояк для сушилки питается не от батареи. А я, признаться, думала, что это часть батареи, - оказывается, нет. Это соединено с той горячей водой, что в кран подаётся. Местных сантехников Генка сводил к женщине, живущей этажом ниже. Показал им, что у беременной в ванной творится.
  - Интересная история. Всё нормально у Генки закончилось?
  - Да, нормально. Слава богу, эта дырка была не со стороны стены и её легко заделали.
  - В водевилях всё это заканчивается свадьбой соседа с соседкой. И выясняется, что ребёнок у неё от Генки.
  - Вот видишь, ты уже и целый роман сочинил. Они заварили ему всё на совесть. А главное, сказали: "Какая у вас красивая и прочная кафельная плитка". Потому что когда они варили, окалина летела, отскакивала от плитки и даже не поцарапала, плитка не повредилась. Ничего, всё шикарно. То есть, когда они ушли, Вика тряпочкой протёрла и всё в порядке. Осталась только на трубе чёрная, наваренная капля и всё. Более того, оказалось, что стояк относится к общей собственности и поэтому Генке никаких денег платить не надо. Они стали уходить, Геша спросил у одного из них: "Может, всё-таки?..", - "Ну, это уже на ваше усмотрение". Генка дал рабочему пятьсот рублей, чтобы они это дело как-то обмыли. Сам посуди, столько народа, столько суеты. Попов счёл себя просто обязанным отблагодарить, чтобы его добрым словом вспоминали.
  - Ну конечно, хоть бутылку купят.
  - И Генка их добрым словом вспоминает, так как всё про всё у него это заняло три часа.
  - Да. Обычно эти дела хлопотные и тянутся неделями. А тут ты говоришь, не успела аварийная бригада приехать, им уже и воду отключили. Оперативно. И варить сразу стали, сварочный аппарат при них оказался. Молодцы.
  - Да. И поэтому я очень хотела тебе позвонить и рассказать эту самую историю.
  - Спасибо. Ценная история.
  - История удивительная. Беременный сантехник.
  - Спасибо, что сюжеты подбрасываешь.
  - Генка сказал, что на какое-то время он в этот абсурд поверил.
  - Так и я, слушая тебя по телефону, поверил. В жизни всё бывает.
  - Но ты же описываешь всякие удивительные истории.
  - Конечно. Причём самые удивительные истории читателями воспринимаются совершенно спокойно, как нечто обыденное, как постылые будни.
  - Кстати, я о чём подумала. Название рассказа "Беременный сантехник" уже завлекает. Увидав это, любой человек начнёт читать просто из любопытства.
  - Да, спасибо.
  - Пожалуйста.
  - Я конечно виноват, что пропал и даже не звоню.
  - Да-да-да.
  - Некрасиво веду себя.
  - И даже Генка спрашивает у меня: "Как там Коля?". А я не знаю, что ему ответить.
  - Да, как-то весь погряз в суете, в житейских делах. Сегодня кота кастрировали, я его в ветклинику носил. Вон, ходит по квартире смурной. Бабушке уколы мексидола делаю. На дачном участке сельскохозяйственные работы выполняю. Это, конечно всё отговорки. Ты меня сильно не ругай.
  - Понятно. Я, собственно, подумала, когда тебя можно застать? В понедельник, во второй половине дня. Скорее всего, ты будешь свободен. Видишь, я угадала.
  - Молодец. Ты всегда угадывала. Всегда знала, когда и где меня найти. Где-то в конце октября жди в гости, я постараюсь быть.
  - Хорошо. А то у меня сосиски в холодильнике уже не помещаются. Я их заготавливаю - съедаю, запасаюсь - ликвидирую.
  - Я рассчитываю, что с делами закончу и обязательно приеду в Москву. В первую очередь к тебе. Так что думаю, скоро увидимся. Спасибо за рассказ. Обязательно его, что называется "освою".
  - Очень хорошо. А то такая история, будет очень жаль...
  - Не пропадёт. Сегодня же ляжет на бумагу.
  - Замечательно.
  - Ну, давай прощаться. А то голос твой услышал и сердце забилось.
  - Не будем прощаться. До свидания. Успехов. И позванивай, не пропадай.
  Я прервал разговор.
  
  
  Глава 3 Операция
  
  Восемнадцатого ноября позвонила Искра.
  - Аллё? - услышал я в трубке голос, сводящий меня с ума.
  - Привет, - отозвался я, как можно спокойнее, - ещё одно подтверждение телепатии.
  - Ты опять вспоминал обо мне? - обрадовалась она.
  - Да. Только подумал: "Что-то Искра давно не звонит". Ты тут как тут.
  - Понятно. А я звоню не без причины. Хочу, как раз, для твоей книжки, новую жуткую историю рассказать.
  - Давай.
  - История началась примерно две недели назад. Ну да, в воскресенье после ужина меня стошнило.
  - Отравилась?
  - Нет. Штука в том, что у меня был хороший, качественный, ужин. Помидорчики, огурчики, - всё свежее. Оказалось, что я ничего не могу есть. Но главное, я не могу пить. Я делаю полглотка и всё это сразу из меня исторгается. Это было в воскресенье. В понедельник я позвонила на работу, сказала, что отлежусь. Ну, а во вторник у нас... Короче надо было обязательно явиться на работу. Утром я еле доползла до работы. Говорю своим: "Что-то мне плохенько". У нас же есть своя поликлиника. Меня туда отвели, к гастроэнтерологу, к терапевту, УЗИ сделали. И вызвали скорую помощь. Они поставили диагноз: "Острая кишечная непроходимость". Я была не в состоянии ни кушать, ни пить. Скорая помощь, естественно, отвезла меня в ближайшую городскую больницу.
   Меня доставили в больницу в два часа дня и только в два часа ночи отправили в хирургическое отделение. Представляешь, в хирургическом отделении на весь этаж всего два туалета, в одном конце коридора и в другом. Мне захотелось пить. А у них там, у какой-то тётеньки, работницы больницы, на столе стоит алюминевый чайник времён семидесятых или даже шестидесятых годов с кипячёной водой. Без всяких стаканчиков. Представляешь себе?
  - Все из носика пьют? Или как?
  - Нет. Надо пойти к врачу, попросить, чтобы стаканчик разрешили дать. Меня направили в буфет, моталась я туда - сюда. Одним словом вот так там всё устроено. Я добыла себе стаканчик попробовала пить, но не смогла проглотить воду, всё выплёвывала. Представляешь, я почти неделю ни капли не пила.
  - Даже не верится.
  - Это правда. Я не ела, не пила и в туалет не ходила. Так вот. Они прямо среди ночи делали всем операции. Ну а меня, понятно, направили...
  - Клизму не сделали?
  - Делали. И обычную клизму делали и шлангом меня промывали.
  - Ничего себе! - возмутился я.
  - Ты думаешь, я шучу? Настоящим шлангом меня промывали. А потом мне сделали колоноскопию. Понимаешь, я поняла средневековую казнь, когда человека сажали на кол. Меня, в прямом смысле слова, сажали на кол. Ты даже не представляешь, как это больно, - говорила она, смеясь.
  - Ну не зря же когда мне, больному бронхитом, врачи предложили пройти подобную процедуру, товарищ по палате, лечившийся от алкоголизма и испытавший всё это, сказал: "прольёте слёзки". Я тогда помнится, лечащему врачу, так ответил: "Вы зачем-то упросили меня после выздоровления, ещё на какое-то время остаться в больнице. Я пошёл вашей просьбе на встречу. Если будете издеваться, я прямо сейчас соберу вещички и уйду". У меня же не было таких проблем как у тебя. Да, ну и что дальше?
  - И без обезболивающих, без всего, вставляли эту самую штуку. Я кричала, орала, меня держала нянечка. Обнимала и приговаривала: "Ну, потерпи". А тот, садист...Ведь там же воздух ещё вдувается, они же ещё какие-то штуки делают. Одним словом эта самая штука упёрлась в опухоль. И врач определил: "У вас онкология!".
  - Сразу поставил диагноз?
  - Да-да. Мгновенно пункцию взяли. Всё. И врач мне прямо на столе говорит: "Вы знаете...". О, нет-нет, меня ещё повезли на сцентирование. Проблема в том, что они попытались эту опухоль сцентировать. Чтобы она освободила проход в кишечнике. Они так и не смогли этого сделать. Это примерно тоже самое, что и колоноскопия.
  - Тебе там досталось.
  - Процедура один к одному, только палка тоньше была. Поэтому было легче.
  - В конце концов выяснится, что ты проглотила бильярдный шар, - пытался я свести всё в шутку, не желая верить в то, что слышал.
  - Нет, - разуверила меня Искра, - на самом деле оказалась опухоль.
  - Ничего себе.
  - Да. И как ты уже знаешь, сцентирование не прошло. Потому что опухоль оказалась на изгибе сигмовидной кишки. Там была. Ну и врач мне говорит: "Вы знаете, мы завтра вас выписываем".
  - То есть если не раковая больная, то выписывают?
  - Нет. Штука в том, что в их больнице нет онкологов.
  - А-а, то есть они не могут определить характер опухоли?
  - Но! Они мне сразу порекомендовали вывести кишку наружу. Чтобы я могла, прошу прощения, испорожняться сбоку.
  - Кошмар. Ужас какой.
  - Чтобы, так сказать, отвести кал и газы, которые у меня скопились. Всё для того, чтобы я прямо там у них не умерла.
  - Это там, в больнице, тебе сказали?
  - Ага. Да. И с кишкой наружу я должна была ходить, ездить и искать онколога. Я у врача спрашиваю: "Может, вы мне кого-то посоветуете, направите в больницу, отвезёте, дадите направление?". Врач мне отвечает: "Это не наше дело".
  - Так вот?
  - Да. Так вот. Дальше слушай. Утром выписали из палаты тех девчат, которым ночью вырезали аппендицит. А вдогонку сказали: "Антибиотики будете принимать дома". Нормально?
  - Действительно, после операции чего разлёживаться в больнице?
  - Ну, да, - смеялась Искра, - чужое место занимать. Соответственно, вместе с ними и меня выписали.
  - А что за больница, старая?
  - Дело в том, что первый этаж у них блестит. А то, что выше первого этажа, это английский работный дом девятнадцатого века времён Чарльза Диккенса. Кстати говоря, когда я врачу сказала: "Послушайте, у вас в отделении всего два туалета. Один из которых рабочий. А как же тут пѝсать-то всем?". Он говорит: "Ну, хотите, мы поставим вам мочеприёмник и не придётся бегать пѝсать". Я промолчала, но подумала: "Поставь его себе". Одним словом, я написала заявление, отказалась от операции, чтобы мне кишку наружу не выставляли.
  - Да, они что-то погорячились.
  - Позвонила я Попову, сказала, что меня выписывают в десять. Он подъехал. Так они до двух часов дня выписывали мне больничный. Нормально? И Генка четыре часа меня ждал. В два часа я всё-таки вышла оттуда, и он меня повёз. На Крылатских холмах имеется онкологическая больница, это первый филиал Боткинской. Мы приехали туда, врач всё заполнил и говорит: "Вы должны завтра прийти, оформить больничный. А если не придёте, то будет нарушение". Нарушение! Спрашиваю: "Когда меня может принять Боткинская больница?". Отвечает: "Девятнадцатого". То есть через две недели. Говорю: "Я же не доживу...".
  - Ты меня успокой. Прошла вся эта страшная история или ты в ней находишься?
  - Послушай. Я сейчас лежу дома, отдыхаю, поужинала. И тебе со смехом рассказываю все эти ужасы.
  - Ну, давай-давай. В туалет ходить можешь?
  - Могу. Но пока, извини меня, только через дырочку в левом боку. Но всё гораздо лучше, чем тебе может показаться. Я тебе рассказываю последовательность событий. Ты особо не переживай. В принципе у меня всё хорошо. Иначе я бы тебе не позвонила. Разве стала бы я тебе рассказывать всякие страшилки. Давай, дорасскажу.
  - Давай, - без энтузиазма согласился я.
  - Ну, чего делать-то? Поехали домой. Стали советовать знакомые. Одни говорят, можно устроиться на платное отделение в ЦКБ при Управлении делами Президента на Рублёвском шоссе. Генка везёт туда, меня принимает онколог и говорит: "Да, мы вас можем положить в понедельник". Не в пятницу, когда я к ним приехала, а в понедельник. Ну, извини меня, мне операцию надо делать немедленно.
  - Ну, да.
  - Я уже неделю не пью и не ем. Но у них в ЦКБ плановое хозяйство, кладут только по понедельникам. Спрашиваю: "А что делать, если мне плохо будет?", - "Вызывайте скорую". И районный онколог названивает и угрожает: "Вы должны были закрыть больничный лист, а вы не пришли. Вы нарушаете". Знаешь, мне хотелось матом его обложить. Мне явиться за какой-то бумажкой лично. А нормально? "Будет нарушение". Ну, что дальше? В пятницу вечером мы вернулись домой. А у Генки есть одноклассник Юра Аладьин, ты его знаешь. Он сказал, что имеется такая "Отслюнявь-Клиника", и они готовы меня прямо сейчас же увезти на своей скорой помощи. Я так устала, говорю: "Давайте всё это отложим хотя бы до утра". Я очень утомилась. На следующий день в восемь утра Генка уже был у меня, и мы поехали в "Отслюнявь-Клинику".
  - А что это за "Отслюнявь-Клиника"?
  - Это частная платная клиника. Понятно, что очень и очень недешёвая. Но как потом я узнала, по сравнению с другими частными клиниками у них божеские цены. А главное, в отличие от других клиник у них была томография.
  - Ну, ты доскажи.
  - Так вот. Они отправили меня на томографию. И просветили абсолютно всю. Заплатила я триста тысяч. Ты понимаешь. Это считается очень даже по-божески. Крайне по-божески. После чего мы с Генкой расстались, и меня отвезли в палату. Только я разложила свои вещички, меня тут же отвезли на операцию. Я легла, никакой маски, никакого эфира, что-то вкололи в вену, и я уснула. Ты не представляешь, я такие счастливые сны видела, я такая была счастливая. Мне снилась природа, солнышко, травка. Я просто счастливейшим человеком себя ощущала. И меня будят уже в реанимации.
  - Это всё в этой "Отслюнявь-Клинике"? Они сразу посчитали триста тысяч за томографию и операцию?
  - За всё про всё. Ещё я вдогонку скажу, что они мне остались должны двадцать тысяч, которые я в любую секунду могу забрать. Но это я в продолжение темы, чтоб ты так не волновался. Я сама волновалась, думала, что мне насчитают ещё, - ничего подобного. Так вот я проснулась в реанимации, часика два там побыла. Там ещё человека три лежало. Что было надо мной, я не видела, но заметила всякие мониторы, контролирующие давление, пульс, температуру тела. Побыла я там пару часов, а потом меня отвезли в палату, где я оказалась одна. Душ, туалет, - всё в палате. Стол, стул, телевизор. И полтора дня я в этой палате отлёживалась. Да, и понятное дело, лежала я там под капельницей. Штук сорок капельниц мне там прокапали.
  - Ничего себе.
  - Но главное, когда меня из реанимации перевезли в палату, врач сказал: "Можете ходить. И я даже рекомендую вам ходить. Можете есть и пить".
  - А они, пока ты под наркозом спала, тебе операцию сделали?
  - Они взяли и вырезали мне опухоль.
  - Молодцы.
  - Они не просто молодцы, они герои. Ведь по правилам они должны были как поступать? Взять пункцию, послать в какой-то там центр на исследование, так делается по общим правилам. Сперва исследуют опухоль, изучают её, и только потом делают операцию. А они сразу взяли и вырезали опухоль по результатам томографии. Понятно, что кишку вывели наружу, чтобы там заживало всё. Зашили, так сказать меня, отправили в палату, и я уже могу ходить. Но главное - есть и пить! Я вышла в коридор, подошла к кулеру. Там стаканчик и горячая-холодная вода. Я стояла рядом с этим кулером и пила-пила-пила воду. С собой ещё стаканчик с водичкой взяла. Я по пути его выпила и попросила: "Можно мне водички?". Так мне сразу четыре бутылочки воды принесли, не газированной, простой.
  - То есть условия хорошие, заботятся?
  - Да. Понятно, что после операции трудно было и передвигаться, и ложиться, но кормили на убой, кормили великолепно. Сёмга на пару с гарниром, творожки, йогурты, яблоки, груши. Одним словом питалась шикарно.
  - То есть деньги заплатила не зря?
  - Ой, как за мной ухаживали санитарки. Первый день я не спала, всю ночь смотрела телевизор. Потому что всё-таки стресс.
  - Так ты сейчас в этой клинике находишься?
  - Я сейчас дома.
  - А, ну да. Давай рассказывай дальше, не буду больше перебивать.
  - Полежала я там несколько дней. Ко мне пришли, посмотрели, - всё заживает. Сказали: "Мы будем вас выписывать". Я услышала это и мне аж поплохело. Говорю: "Я не готова". И стала плеваться желчью. Я полтора дня плевалась желчью. Но мне сказали, что это нормально, потому что у меня желчь скопилась.
  - Я подумал на нервной почве.
  - И я думала на нервной почве. Я наверно литра два или три этой желчью изошла. Я ночью ею плевалась. Потом меня ещё и прокапали, лежала под капельницами. Всё слава богу прошло, всё заработало. Три дня после этого ещё полежала и сказала врачу: "Я здоровый человек и готова выписываться". На мне всё уже зажило и мне сказали, что в шесть вечера меня выпишут. Позвонила Генке, говорю: "Всё. Меня выписывают". Выписали меня в начале десятого. Тебе ничего это не напоминает?
  - То есть что бесплатная медицина, что платная, - привычки у врачей одни и те же.
  - Одни и те же, - подтвердила Искра и захохотала своим чистым чарующим смехом, - И поэтому определённым образом они упали в моих глазах.
  - Как это отвратительно. Роняют себя в ваших глазах. Значит до этого всё было хорошо, а напоследок смазали впечатление.
  - Ну и где-то около двенадцати была дома. А чтобы закрыть больничный, это где-то через десять дней после операции. Операцию сделали седьмого ноября и выписать могли только семнадцатого. То есть вчера. И вчера мы с Генкой мотались в эту "Отслюнявь-Клинику". Там опять же меня посмотрел онколог и хирург. После чего мне закрыли больничный.
  - Молодцы. А опухоль была какая? Они взяли с неё пробу или что там берут в таких случаях?
  - Они всё взяли, всё сделали. Так что я с сегодняшнего дня официально работаю.
  - То есть придётся тебе на работу ходить?
  - Не придётся ходить мне на работу. Я на удалёнке работаю. Но главное что? Ты правильно задаёшь вопросы. Уже завтра, девятнадцатого, будет консилиум онкологов Москвы по моему случаю.
  - Ничего себе. Почему?
  - Потому что, как я подозреваю, впервые сделана разумная операция. То есть взяли, вырезали опухоль и уже отдельно от меня стали её изучать. А вместе с опухолью они ликвидировали острую кишечную непроходимость. В принципе, они изначально должны были это сделать. Я думаю, что так и должны делать. Вырезали и изучайте всё отдельно от меня. Они взяли пункции и уже сегодня есть все результаты. Что, почему, зачем, как, отчего. Завтра будет слёт онкологов. Как я понимаю, это они впервые, чуть ли не во всём мире, проделали такую разумную операцию.
  - Ну, да. И для этого, наверное, есть у них повод собраться и выпить.
  - Вроде того, - смеялась Искра, - но главное, что по результатам исследования этой самой пункции, этими самыми онкологами мне будет предложена химиотерапия. Один курс либо три курса. То есть мне придётся ещё полежать в больнице дня три. Химиотерапия - это просто под капельницей ты лежишь, и тебе что-то капают.
  - Да?
  - Да. И всё.
  - Смотри, а то какой-нибудь гадости тебе накапают.
  - Нет. Хотя, само собой разумеется, гадость мне накапают. Естественно. Но я потребую, чтобы у меня, как и в первый раз, была отдельная палата.
  - Конечно.
  - Я тебе говорила, что я триста тысяч заплатила?
  - Да. Но они сказали, что сдачу тебе вернут.
  - Вернут. Но дело в том, что каждая химиотерапия будет мне обходиться по сто пятьдесят тысяч.
  - Ух, ты! Но хорошо, что у тебя теперь есть деньги на такие химиотерапии.
  - Это очень хорошо. По крайней мере, они мне спасли жизнь в прямом смысле этого слова. Я бы до понедельника не дожила.
  - Да-да.
  - Более того, врачи мне не верили, что я неделю не пила.
  - А я думал, врачи не верили, что ты доживёшь до понедельника.
  - Да, но я подставляла рот под кран. Глотать не могла, полоскала рот для того, чтобы вода хотя бы в слизистую впиталась.
  - Понятно. Скажи, у тебя нет соображений, что это, из-за чего это? Как это всё?
  - Мне сказали, что опухоль росла много лет. У меня есть соображение... Я думаю, эта фигня началась давно, сразу после смерти мамы.
  - Скорее всего, это так.
  - В последнее время у меня и давление поднималось, а теперь, когда опухоль вырезали, у меня сто тридцать пять на восемьдесят. Может высокое давление опухоль и провоцировала.
  - Само собой.
  - Главное, что люди с такими опухолями испытывают боли. А я никаких болей не испытывала. Более того, меня прощупывали, и результаты томографии показали, что я здоровый человек. Ведь у меня и рука была сломана, и были проблемы с позвоночником. Томография показала, что никаких у меня травм нет, всё у меня в норме, всё у меня в соответствии. Только две небольшие бляшки на печени и на лёгких. То есть, вполне возможно, что ради них и решили провести химиотерапию. Ну, это уже завтра будет мне известно. А пока я с ближайшей субботы дома, - ем, пью, наслаждаюсь жизнью и остаюсь очень счастливым человеком. Ну, как, интересно тебе?
  - Да, интересно, - ответил я и засмеялся горьким смехом, не ожидавший подобных новостей и нагруженный ими сверх нормы, - интересно-то интересно. Я просто поражаюсь твоему хорошему настроению. Как говорится, если человек оптимист, то он всегда оптимист. Я тут брату Вите звонил, он всё время на всё и на всех жалуется. Как бы хорошо ему не было, он всё равно жалуется. А ты перенесла столько испытаний и так весело о них рассказываешь, словно на курорт съездила, отдохнула.
  - Кстати, - смеясь, говорила Искра, - когда я лежала в палате, ведь мне же и с работы звонили, и ребята, с которыми я играю в теннис, звонили, и соседи мне звонили. И я со всеми беседовала так же жизнерадостно. В клинике познакомилась с женщиной, она лежала с больным сердцем. Так она послушала меня и тоже стала звонить своей родне и жизнерадостно рассказывать, что тут интересного в больнице.
  - Ты заразила оптимизмом всю больницу. Положительный пример дала, научила...
  - Так что всё замечательно.
  - Потом врачи кишку уберут?
  - Это будет через три месяца. Сделают ещё одну операцию, вернут её на место.
  - Видишь, всё это не так скоро и не так весело.
  - Не хотела тебя расстраивать, поэтому и не звонила. Но сейчас всё страшное позади, я отдохнула, поужинала, легла. По телевизору смотреть ничего не хотела. И потом, со всеми я уже поговорила. А тут я в силах... Понимаешь ли, когда мне звонят, то телефонные разговоры меня всё-таки утомляют. Утомляют в большей степени из-за того, что все начинают на меня кричать, поучать: "А почему ты раньше к врачу не ходила? Почему врачам себя не показывала?". Ну, зачем на меня давить? Какой смысл на меня кричать? Я не люблю бессмысленные разговоры. Ненавижу. Я люблю, чтобы было со смыслом. Зачем, почему, для чего. Вот я всё это тебе рассказываю, понимая, что ты рассказанное мною запомнишь и наверняка всё это опишешь.
  - Конечно, запомню и опишу. Правильно сделала, что позвонила.
  - А главное, мне хотелось с тобой поговорить, твой голос услышать. Повода побеседовать не было. А тут подходящий повод.
  - Да, - горько усмехнулся я, - повод...
  Искра залилась своим звонким смехом и я, заражаясь её весёлостью, вместе с ней какое-то время тоже смеялся.
  - Смотрю, у тебя настроение хорошее, - сказал я. - Уверен, что всё это пройдёт, как страшный сон.
  - И всё закончится весёлой свадьбой?
  - Обязательно.
  - Нашей с тобой? - озорно поинтересовалась Искра.
  - Да, нашей с тобой, - пообещал я.
  - Помнишь, я тебе рассказывала, что мне снятся вещие сны, некоторые из которых уже осуществлялись.
  - Да-да.
  - Один из таких снов был про то, что я в семьдесят восемь лет всемирно прославлюсь.
  - Видишь, врачи по твоему поводу уже всемирный конгресс собирают.
  - Раз я в столь преклонном возрасте должна прославиться, значит до этого не могу умереть?
  - Не должна.
  - Вот. Так что можешь мне задавать вопросы.
  - Ну, сейчас как-то не это... Вопросы... Всё-таки ты...
  - Ладно. Вижу, всю эту историю тебе ещё надо осмыслить.
  - Конечно, переварить.
  - Ну, хорошо. А я полежу, почитаю книжечку, может, посмотрю ещё телевизор.
  - А что ты читаешь, какую книгу?
  - Ты знаешь, раньше я читала всякую там "чернуху", про выходцев с того света. Интересно, но я подумала, что это плохо на нервную систему действует. Поэтому сейчас читаю только развлекательную литературу, чтобы было мне смешно и весело.
  - Правильно.
  - Никакой "чернухи", никаких детективов, никакой "мокрухи". Только весёлое, радостное чтение, чтобы все мышцы у меня были расслаблены, всё было расслаблено, чтобы я спала безмятежно, ощущая себя счастливым человеком. Мне до сих пор снятся счастливые сны.
  - Это хорошо. Это на самом деле хорошо. Сны, как правило, не обманывают. Если организм плохо себя чувствует, то хорошие сны не снятся.
  - Но главное, они настолько реалистичны, настолько объёмны. Можно назвать их осознанные сны. Единственно, когда я в них попадаю, я сразу осознаю, что сплю, и мне всё это снится. Потому, что всё происходящее в них противоречит законам природы, законам здравого смысла. Это сразу бросается в глаза, и я тотчас понимаю, что это сон и просто наслаждаюсь процессом.
  - У меня так было, когда я злоупотреблял алкоголем. Я так же осознавал, что это сон и жил в нём.
  - Нет, я в нём не живу. Потому что снилась парочка кошмаров, и я просто уходила из этих снов. Ещё чего мне не хватало.
  - То есть ты управлять умеешь.
  - Нет. Дело в том, что если ты понимаешь, что это сон, то, как минимум, можешь проснуться, либо уйти в другое пространство.
  - Видишь, сколько новых ощущений у тебя появилось.
  - Это всего-навсего сон, не более того. Я как-то более здраво стала смотреть на жизнь. Ты просто не представляешь, как я в первые дни после операции наслаждалась вкусом простой воды, еды. Боже ты мой, всем тем, что в обычной жизни мы не замечаем, мимо чего проходим. Я просто млела от любой еды.
  - Сколько сразу событий и новостей.
  - Так что видишь, на данный момент со мной всё в порядке, - весело заявила Искра, и в её голосе я не услышал обмана.
  - Когда говоришь, на химиотерапию пойдёшь?
  - Время должно пройти.
  - Я думал, завтра-послезавтра тебя заставят.
  - Нет-нет. Никто меня не пошлёт и не заставит. Извини меня, я устала, перенесла операцию только неделю назад. Постой, седьмого числа была операция, десять дней прошло.
  - Видишь, удалёнка помогает, можно не ходить на работу.
  - К тому же мне с работы прислали бланк, чтобы я написала заявление о материальной помощи, в связи с расходами на операцию.
  - Может, ещё и деньжат подкинут.
  - Да, вполне возможно.
  - Видишь, мир не без добрых людей.
  - Моё руководство приняло во мне участие. У меня хорошее руководство.
  - Надо думать. Ты же им ничего плохого не делала, только работала, не жалея сил.
  - Нет. Дело в том, что они сами по себе хорошие люди. Я давно поняла такую вещь, если человек в своей профессии компетентен, то он, как правило, хороший человек. А тут они настолько высококлассные специалисты, что мне до них далеко. Но я своё маленькое дело хорошо знаю и делаю. Поэтому меня там и держат. А не только потому, что меня туда Гена Попов устроил.
  - Ты, конечно, прибедняешься, но это хорошо, что прибедняешься, а не зазнаёшься.
  - Надо хоть что-то делать лучше всех. Ах, да, про удалёнку. Ведь мне же на моём компьютере сделали апгрейд. Мне всё программное обеспечение поставили. У меня тут и почта, и архив, и доступ. То есть я могу дома полноценно работать, не хуже, чем на работе.
  - Ну, видишь как. Молодцы.
  - Так что, вот так. Сам позванивай. А то мало ли что, позвонил бы и не дозвонился. И не знал бы, что со мной случилось.
  - Надеюсь, такого не будет.
  - А я-то уж как надеюсь, - сказала Искра и расхохоталась своим чистым, заразительным смехом, - так что всё хорошо.
  - А другие новости у тебя есть? Как поживают соседи? Все на месте?
  - Откровенно говоря, соседи мне жизнь и спасли. А ещё и Сашка Мамонов. Они меня и возили, и отправляли, и сопровождали. Особенно Генка. Он меня подхватил и повёз.
  - Ну, так оно и надо, молодцы.
  - Как говорит моя бабушка, помнишь, я тебе рассказывала, она говорила, что у меня сильный ангел-хранитель.
  - Да, помню.
  - Бабушка говорит: "Бог сам не поможет, хорошего человека пошлёт". Вот бог мне и послал сразу много хороших людей, но особенно Генку, это правда. Если бы не он, я не знаю, осталась бы жива.
  - Он молодец. Видимо, не зря после смерти его отца мы с тобой осуществили над ним опеку.
  - Ну, да. А потом я с Генкой и его женой Викой каталась в Адлер, сдружилась.
  - Но это уже при моём попустительстве. Я это видел и на всё закрывал глаза.
  - Да там закрывать глаза не на что. Ты же знаешь Генку. Но он настоящий молодец. Сейчас, когда тебя нет рядом со мной, он, как твой настоящий брат, принял единственно правильное решение и отвёз меня в "Отслюнявь-Клинику". Я тебе уже сказала, это платная клиника, но цены там божеские.
  - Не приведи господи узнать их расценки. Божеские цены для тех, у кого деньги есть. У кого денег нет, тот может рассчитывать только на Бога. Ну и на государственные больницы, со всеми вытекающими.
  - В "Отслюнявь-Клинике" тоже свои недостатки. Там всё время идёт ремонт. Например, у кровати нет розеток. А розетки только около стола. Неудобно. Надо же заряжать телефон. А для этого надо нажимать на звонок, вызывать санитарку или вскакивать с кровати, бежать к этому столу. Но они обещали, что всё сделают, всё проведут.
  - Лучше не узнавать, провели или не провели.
  - Согласна, - сказала Искра и расхохоталась. - Вот я и подумала. История моя окончательно не завершилась и долго ещё будет длиться. Я буду держать тебя в курсе дела. Но на данный момент, смотри. Вчера меня только выписали и с сегодняшнего дня я формально работаю. Получается, если выписали из больницы, то я здоровый человек.
  - А не сказали: "Это кушай, а это не кушай. Это пей, это не пей?".
  - Конечно, мне дали рекомендации. Прописали четыре лекарства, которые необходимо пить в течение пяти дней. Ну и понятно, что кушать потихонечку, особо не усердствуя. А так, всё, что душа пожелает.
  - Водку стаканами не пить?
  - Ну, вроде того, - снова засмеялась Искра, - Ещё одно. Ведь когда они меня там щупали, они удивлялись, что живот у меня замечательный, перистальтика кишечника в норме, всё прощупывается, всё замечательно и главное, никаких болей. Они надавливают, а у меня никаких болей. Я им сказала, что фигурным катанием и гимнастикой занималась и до сих пор не оставляю занятия спортом. Они ответили, что благодаря этому у меня крепкий организм. И врач, когда меня выписывал, сказал, чтобы я продолжала заниматься физическими упражнениями. Но сейчас где-то на четверть снизила бы нагрузки.
  - Тебе надо устроиться педагогом по гимнастике. Будешь показывать, как и что делать, но особо не напрягаться.
  - Когда я лежала в палате... Я ведь до сих пор сплю на спине. А спина и потеет, и мокнет. Поэтому я вставала, выкручивала руки и сама себе делала массаж спины. Я массаж спины научилась себе делать. По позвоночнику пальцами проходила, по всем мышцам. Когда мышцы переставали ныть, я снова ложилась в кровать и продолжала спокойно спать.
  - Молодец.
  - Ты способен себе массаж спины сделать?
  - Нет. Никто не может, не только я.
  - А я могу и могу это продемонстрировать.
  - Надеюсь, продемонстрируешь. А при благоприятном стечении обстоятельств, сделаешь массаж спины и мне. Ты мне, я тебе.
  - Согласна. И как я всегда говорю, на этой оптимистической ноте, можно сказать друг другу: "До свидания". У тебя надеюсь, всё в порядке?
  - Всё хорошо.
  - Понимаешь ли, всё-таки после операции я стала, что ли более уверенной, более жизнерадостной.
  - Это понятно. Лежала, можно сказать, под ножом гильотины и осталась жива.
  - В принципе, да.
  - Если ты говоришь, даже воду организм не принимал.
  - Да-да, семь дней без воды. Ты представляешь?
  - Мы ценим жизнь, когда она, как монета, поставлена на ребро, когда с нами что-то случается. "Семь дней без воды" - готовое название для книги. Но не приведи господи испытать это на своей шкуре.
  - А чего, замечательное название для моей истории.
  - Как говорится, помолюсь ещё за тебя.
  - Спасибо. Так что звони. Буду ждать твоего звонка. А то получается, что только я тебе звоню. Ты давай мне сигнал, делай один звонок, а я буду тебе перезванивать.
  - Хорошо.
  - Где, говоришь, ты сейчас живёшь?
  - В Монино.
  - А-а, там же, где и раньше. И свою вторую книгу ты ещё не написал, или написал?
  - Не написал.
  - Кстати, будешь писать обо мне книжку, можешь назвать: "Искра Уголькова - семь дней без воды".
  Искра беззаботно засмеялась.
  - Ладно. Если бог даст сил, я всё-таки допишу второй роман. Я никак не могу от него уйти, он меня не отпускает.
  - Тогда до новых встреч, до новых звонков. Позванивай.
  - Хорошо. Тебе здоровья.
  - И тебе здоровья и всем твоим домочадцам.
  Не успел я положить трубку, меня окликнула с кухни бабушка. Позвала она к себе и свою дочь Галю.
  - Коля, сядь на секунду, - сказала бабуля, показывая на табурет, - слушайте, что я вам скажу. Значит так. Всё у этой Искры закономерно. Потому что, когда ещё ты с ней встречался... На что я сразу обратила внимание. Она любитель чего? Сосисок, сарделек, пельменей.
  - Мам, нет, - вступилась тётя Галя, - это всё ерунда, сосиски, пельмени. Нервы, - вот что хуже всего.
  - И нервы тоже, - согласилась бабушка.
  - Нервы, мам, нервы. Онкология - это нервы.
  - Понятно. Но плохая еда всё равно провоцирует.
  - Она даже сама знает. Вот с Колей только что говорила, я рядом стояла, подслушивала. Она сказала, что после того, как мама умерла, она стала переживать, у неё скакало давление, она много и сильно думала обо всём, мучилась. Вот и спровоцировала себе болезнь, - стояла на своём тётя Галя.
  - Когда у неё умерла мама? - поинтересовалась у меня бабушка.
  - Лет десять назад, - ответил я.
  - Ну, всё равно. В её рационе, наверное, чеснок не присутствует, лука нет.
  - Мам, - настаивала на своём тётка, - питание - это всё мелочи жизни.
  - Нет, питание - это очень важно. Обязательно надо есть яблоки. Утро - яблоко, и вечер заканчивается, надо съесть яблоко. Так. Теперь следующее. Обязательно надо какать. Обязательно! Один день пропустила - уже плохо.
  - Ну, это дело такое, - засмеялась Галина, поглядывая на меня.
  - Нет-нет-нет-нет. Если у тебя правильное питание, значит, у тебя должно всё идти, как по маслу.
  - По графику, - подсказал я бабушке, подмигнув при этом тётке.
  - Да. А если ты такую пищу ешь, что, как говорится, не прокакаться, то это конечно.
  - Бабуль, ты сейчас напугаешь нас, побежим до ветру, - попытался я свести всё в шутку.
  - Когда я возвращаюсь из Москвы, - сказала Галя, - то бегу с электрички с выпученными глазами, мне бы до туалета скорее добежать.
  - А почему ты утром всё это не делаешь?
  - Не получается.
  - А почему вечером не какаешь? У меня, например, каждый вечер, а утро, день - это меня не волнует. Шла на работу, и у меня проблем не было. И ещё что, обязательно надо подмываться. Пописала - подмылась. Обязательно! Чтобы все наши "проблемки" находились в идеальной чистоте.
  - Это всегда, - вторила тётка. - Это да, мам. Но если душа не на месте, конечно, будет онкология. Ты постоянно будешь на вздрыге. Вот такая вот вся вздрюченная.
  - Пускай эта Искра, как говорится, хорошенько моется. И если из попки вдруг кровь появилась, значит нужно что? Это уже сигнал. Быть может, почки так себя проявили.
  - Мам, Искра Коле сказала, что колоноскопию делала.
  - Когда?
  - Говорит, это ужас. Как будто её на кол посадили. Ей так больно было.
  - Конечно.
  - Какой-то воздух ей туда ещё запустили.
  - Обязательно.
  - Ужас. Она говорит - кошмар.
  - Да мне три раза колоноскопию делали.
  - Это какой-то ужас.
  - Я знаю. Это поворачивают кишки. Проходят прямую, затем ободочек...
  - Мам, ты так рассказываешь, меня аж жуть берёт.
  - Нормально.
  - Это не нормально.
  - Всё! Давайте договоримся. Надо завязывать с субпродуктами, - резюмировала бабушка, - Если колбаску покупаем, так чуть-чуть. И почему? Даже этот говорил, врач. Что все эти колбасы - это питание не здоровое. Потому что в колбасе очень много жира. Причём какого? Твёрдого жира. Поэтому, Коля, лучше всего покупать мясо. Причём, допустим, раз в месяц, мы покупаем говядину. Хороший кусочек мяса, натуральный. Пускай даже мякоть. И ещё надо покупать свинину. Она тоже очень полезная. Но не жирную, чтобы можно было поесть. Лучше солёное сало, оно полезно. Потому что топлёный жир, он уже не полезный.
  - А как я тогда? - возмутилась тётка, - с чем я бутерброды буду брать с собой, если не с колбасой? С чем тогда?
  - Допустим, с мясом. В принципе, мясо не намного дороже колбасы. Если свинину отварить и на тоненькие кусочки порезать, то тебя за уши не оттащишь.
  - Я знаю, это очень вкусно.
  - Значит, ребята, ещё раз, - настаивала бабушка, - Обязательно надо есть селёдку, треску будем брать, жарить. И конечно яблоки, утром и вечером. Чеснок, лук и лимон обязательно. Значит, Коленька, что я хочу сказать. Когда твоя Искра оперировалась?
  - Неделю назад. Ей в платной клинике операцию делали. Сразу опухоль удалили, как только обнаружили.
  - Значит у неё хорошая больница?
  - Говорит, хорошая. Но денег много взяли, триста тысяч.
  - А что делать.
  - У неё там беда, мам, - влезла тётка, - опухоль вырезали, теперь будут мучить химиотерапией.
  - Подожди. Онкология у неё где?
  - В прямой кишке, - ответила за меня Галя, - Коля тебе всё расскажет.
  - Ну, да. Это, часто случается, - просвещала нас бабушка, - поэтому не надо дуться.
  - Дуться не надо? - переспросил я и попробовал всё перевести в шутку, мне не нравились эти обсуждения, - давайте, не будем дуться друг на друга.
  - Я имела в виду слово "дуться" в другом плане, - не унималась бабушка, - Слушай, а кто за ней ухаживает? Кто ей помогает?
   Генка страшно ругался с бабушкой, обвинял её в смерти отца. Одним словом - находился с ней в ссоре. Поэтому говорить о нём ни тёте, ни бабушке мне не хотелось.
  - Никто не помогает. Сама как-то обходится. Соседи помогают, те, что рядом живут. Они хорошие люди. Еду покупает и привозит Генка Попов.
  - Так. А когда это у неё случилось? - бабушка сделала вид, что про Генку не услышала.
  - Две недели или месяц назад.
  - Значит, она не обращала внимания. Обычно это знаешь что? Обязательно кровь должна идти. Некоторые думают, что это геморрой, а это нужно обязательно пройти проверку на онкологию.
  - Говорит, даже ни пить, ни есть не могла, представляешь, - опять влезла тётка.
  - У неё была непроходимость? То есть там опухоль хорошая образовалась.
  - А какает она сейчас через бочок, - не унималась Галя, - кишку ей в бок вывели. Представляешь?
  - Выводят часть кишки, - поправила дочь бабушка, - Знаешь, как делают? Ту часть, что испорчена, отрезают и выбрасывают. А потом будет следующая операция. Всё со временем встанет на своё место, но должно какое-то время пройти.
  - Говорит, ей ещё и химиотерапию будут делать.
  - Конечно.
  - А каждая химиотерапия - пятьдесят тысяч.
  - Сто пятьдесят тысяч, - уставшим голосом поправил я тётю.
  - Ужас какой.
  - Хорошо, что у Искры есть деньги, а у кого нет денег.
  - У свекрови Валентины Ивановны такая же операция была. И потом, через какое-то время, она сдала анализы, - всё нормально. Но дело в том, что умерла она от другого. Она уехала в Ульяновск, жила она одна, и что-то в ванной возилась, стирала. Наклонилась, что-то такое. Высокое давление. И главное, её уже застали мёртвой.
  - Может захлебнулась? - предположил я.
  - Нет, не захлебнулась. Не знаю. То есть она уже после того, как излечилась от онкологии, умерла. Так что твоя Искра, должна будет ещё прооперироваться. Это долгая история. Теперь, значит, будет облучение.
  - Нет, не облучение. Она говорит, химиотерапия - это капельницы. Химикаты в кровь будут вводить.
  - Потеряет волосы. Да нет, не пугайся. Они сами стригутся наголо, им рекомендуют. Потому что от химиотерапии вроде как волосы портятся.
  - Выпадают они пачками. Стригутся, чтобы не переживать, - объяснила мне тётка.
  Бабушка, оставив нас, ушла в комнату. Видя моё нежелание продолжать разговор, за ней последовала Галя. Наконец я остался один и стал размышлять над случившимся.
  Стыдно, но когда Искра сказала, что её после ужина стошнило, первая мысль была - беременна! А вторая мысль - я этого не перенесу. Лживая я сволочь! Одна угроза - потерять Искру в результате её беременности от неизвестного сменилась другой - потерять её в результате смертельной болезни. С первой угрозой ещё можно было бороться, а как вести себя теперь, было неясно. С Искрой работали квалифицированные врачи, моя помощь специалистам была не нужна. Убивало состояние беспомощности и повторяющиеся из раза в раз мистические обстоятельства. Как только я начинал по-настоящему писать, погружаться, работая, в тему, так непременно в моей жизни что-то случалось. Всегда судьба, рок, не знаю, как это назвать, ставили меня практически в безвыходное положение.
  Надо признать, что сообщение Искры о своей болезни раздавило меня в лепёшку. В отличие от Искры, я не испытывал никакого оптимизма насчёт её выздоровления. Конечно, я слышал, что где-то, кто-то сумел побороть рак, но, как показывала практика, в моём окружении таких людей не было.
  У меня в голове не укладывалось, что с близким, любимым человеком может случиться что-то страшное, причём внезапно, без всяких видимых причин.
  Вспоминая о войне, дед рассказывал, что у солдат, находящихся на передовой, настроение было лучше, чем у воинов, занимавших вторую линию обороны. И снабжение у вторых было хуже, да и нервишки пошаливали в ожидании того часа, когда их бросят в бой.
  Получалось, что я находился теперь в их положении. Смертельная угроза, свалившаяся на близкого человека, заставляла и меня самого задуматься о конце жизни. Вспомнил, как я губил своё здоровье, заливая в себя водку. Три или четыре раза был на грани жизни и смерти. Спасла вера в Бога и работа над книгой. После рассказа Искры про операцию, писать я не мог. Оставалось только молиться о её здравии, что я и делал.
  
  
  Глава 4 Два раза облучили
  
  Двадцать третьего декабря раздался звонок.
  - Аллё? - сказал я.
  - Привет, - тихим голосом отозвалась Искра, - это Уголькова.
  - Да, я узнал. Привет, Искра. Минут через двадцать можешь перезвонить?
  - Хорошо, ладненько, давай. Я просто... Это самое... Думала...
  - Я тоже только что о тебе думал.
  - Ну, вот, мы, видимо, и подумали друг о друге. Ладно, я перезвоню.
  - Я тебе дам знак, сигнал, а ты перезвонишь.
  - Хорошо, договорились.
  Через двадцать минут я дал Искре сигнал и положил трубку. Она перезвонила.
  - Ещё раз привет.
  - Привет.
  - Вот, решила перед сном позвонить.
  - Ты во сколько ложишься?
  - Примерно, часов в десять ложусь, сплю. В шесть просыпаюсь, завтракаю. То есть сплю по восемь часов и даже больше.
  - Расскажи, как живёшь?
  - Вторую химиотерапию прошла. Я тебе говорила, что сначала я первую химиотерапию прошла?
  - Нет. Ты говорила, что они, эти химиотерапии у тебя впереди. Подробно расскажи и про первую, и про вторую.
  - Весь секрет в том, что действительно, для того, чтобы их выдержать, надо быть очень здоровым человеком. Первое, что мне сделали, поставили "мечту наркомана".
  - Это что?
  - Это так называемый "порт". Мне его установили прямо в вену, и эта вена не в руке, а в шее.
  - Ничего себе.
  - Во-от, вставили, как бы выразиться, такую штуку. В результате из неё можно забирать кровь на анализы. А можно ставить самые разнообразные капельницы. Потому что никакие вены в руке химиотерапию не выдержат. Когда мне сделали операцию, я же под капельницами лежала. И иглы от капельниц, понятно, мне в вены вводили. Например, на левой руке у меня вены нормальные, а на правой вены лопались.
  - Лопались или ушли?
  - Нет, просто-напросто в них иголку тыкали, а из них кровь брызжала. Одним словом, у меня на правой руке была гематома. А на левой руке мне вену прокалывали, ставили, вынимали капельницу, совершенно без следов. Видишь ли, разные вены, разные возможности. Я под капельницами лежала постоянно, всё время. Почему? Потому что, во-первых, сделали мне операцию, я вроде бы полежала, ела, пила, чувствовала себя хорошо. А на другой день, я, по-моему, рассказывала, стала желчью плевать. Я или что-то съела... Одним словом, я полтора литра желчи им там наплевала.
  - Кормить тебя стали через капельницу, да?
  - Нет. Меня нормально кормили. Единственно что, капельницы - всякие там лекарства. Да, ещё. Химиотерапия - она не просто же ты под капельницей лежишь. А ты ко всяким электронным приборам подключена. К приборам, которые следят за всем этим процессом. Плохо ли капает, как капает. И одноразовый сеанс длится целые сутки, даже дольше.
  - Не верится. То есть тебе вставляют в шею капельницу...
  - Да-да-да-да.
  - И она прям полностью тебе сутки капает?
  - Именно так. И понятно, я лежу, никуда не могу уйти. Понятно, что не вставая, отправляешь естественные надобности. И поэтому первый раз для меня это было тяжело. Просто сутки было тяжело лежать.
  - Это даже представить тяжело.
  - Потом врачи пришли, сняли капельницы, приборы отключили. Я так обрадовалась, сбегала в туалет. А они говорят: "А теперь ещё одну капельницу на сутки".
  - Сразу?
  - Сразу. Я взмолилась, стала их просить, говорить: "Дайте десять или хотя бы пять минут я побегаю по коридору, разомнусь, подготовлюсь".
  - Это всё входит в одну химиотерапию?
  - Да-да-да-да.
  - Ничего себе. И опять целые сутки лежала под второй капельницей?
  - Совершенно верно. Практически я провалялась двое суток подряд.
  - Под капельницей, воткнутой в шею?
  - Да-да-да. Помимо этого, меня ещё и в живот чем-то кололи. Да, ещё одно. Иногда эту капельницу "отрубали" и ставили обычные капельницы с обычными лекарствами. Ну, понятно, что в моей палате постоянно работали обеззараживающие приборы, всё супер, всё замечательно. Да, меня и кормили, и ко мне постоянно подходили, интересовались: "Какие замечания?". Я говорю: "Палата, конечно, превосходная, одноместная. Но почему одна розетка?". И к тому же этот обеззараживающий прибор туда воткнули. Когда пришла уборщица и я ей стала жаловаться, она говорит: "Под кроватью, у самого пола, есть ещё одна розетка". Ну, всё-таки я лежала под капельницами, она отодвинула кровать вместе со мной, нашла розетку, и я стала заряжать свой телефон. Сначала я не знала, как, чего, где. Мне ведь завтраки, обеды и ужины приносили в палату. Я на тумбочке обедала.
  - Всё-таки покушать давали? Обеды?
  - Смотри, я же могла передвигаться в пределах растяжки капельницы.
  - А-а-а, точно-точно. А я думал, лежи на спине и не шевелись.
  - Единственно, что мне надо было сбегать в туалет, и мне объяснили, что я могу вызвать медперсонал, на минутку "отрубить" всё это, сделать свои дела. Я стала этим пользоваться. Поэтому вторые сутки прошли для меня легче.
  - А интервал был большой после первого и второго облучения. И кстати, почему эта процедура облучением называется?
  - Да не было у меня никакого облучения. Химиотерапия. Ничем меня не облучали. Просто-напросто в меня закачивали всякие суперлекарства. И штука заключается в том, что когда мне ставили капельницы, я испытывала прилив энергии, у меня поднимался жизненный тонус. На самом деле я под капельницей хорошо себя чувствовала.
  - Под этой капельницей, под химической?
  - Под всеми.
  - Ага. Говорят, что люди, принимая химиотерапию, ощущают, как жизненные силы из них уходят, они теряют волосы. А у тебя жизненный тонус поднимался.
  - Да у меня даже волосы стали лучше расти.
  - Вот как, - только и смог ответить я, не зная, шутит она или говорит правду.
  - Понимаешь ли, - стала объяснять мне Искра, - всё зависит от того, в какую больницу ты попала. Чем тебя лечат, что в тебя "капают".
  - В одной больнице облысеешь, в другой обрастёшь волосами.
  - Это примерно как при употреблении разного алкоголя. От одного концы отдашь, от другого хорошо станешь себя чувствовать. Ну, и соответственно, я пробыла там где-то двое суток, или трое, уже не помню. Одним словом, меня "прокапали", посмотрели. Я очень неплохо после этого себя чувствовала, и меня отправили домой.
  - Тебя Генка забирал или ты на метро ехала одна?
  - В больницу я приехала на такси, а забирал меня из клиники Генка. Он не хотел, чтобы я тратилась. Ну и понятно, я недельку дома пробыла. Потом Гена меня возил, у меня брали анализы крови. И соответственно, я легла уже на вторую химиотерапию. Вот тут я пролежала три дня подряд.
  - Под капельницами или как?
  - Под капельницами. Единственно что, они учли мои пожелания. Меня поместили в палату, где кругом были розетки. Их аппаратура, подключённая ко мне, была размещена так, что я могла спокойно передвигаться. Подходить к окну, сидеть за столом, обедать. То есть могла перемещаться в пределах всей палаты. И я уже знала, чем мне питаться, чтобы не травиться. Потому что что-то мой организм мог переварить, а что-то не воспринимал. Специальное меню заполняла. Одним словом, я легко провела там первые и вторые сутки, у меня же был там и телевизор, и телефон.
  - Но они тебе разъясняли, что это за лекарства, для чего это всё?
  - Да, мне все свойства препаратов разъясняли. Ко мне приходили, давление измеряли, анализы крови брали, уколы делали и дополнительные капельницы ставили. Я пролежала там трое суток. Меня обещали "мучить" двое суток, а на третьи отпустить. Но эти капельницы так растянулись, что я пролежала трое суток. Когда после третьих суток капельницы "отрубили", я что-то откровенно говоря, почувствовала себя уставшей. Я пыталась уснуть, пыталась задремать. Меня ночью "отрубили" от всех этих капельниц, поэтому выписать решили утром. Пришли врачи поутру, спросили, как я себя чувствую. Я говорю: "Вы знаете, я чувствую страшную усталость и меня подташнивает". Они поставили мне ещё несколько капельниц, отчего пропала тошнота и поднялся жизненный тонус. До того, что я готова была прыгать на месте. Состояние великолепное. Врачи посмотрели меня ещё раз и выписали. Генка за мной заехал, и мы поехали домой.
  - Сколько ты дома уже находишься?
  - Я с четверга. Мы приехали домой, я легла и стала отдыхать. А уже на другой день я принялась заниматься хозяйством, что-то готовить, есть. Генка мне продукты подвозит, и я как та гусеница, только тем и занимаюсь, что жру целый день. Пытаюсь набрать утраченный вес. Когда я приехала из больницы, я весила пятьдесят четыре килограмма. Сегодня я взвешивалась, уже пятьдесят пять. Ты понимаешь ли, я ем-ем-ем, и оказывается, набрать вес это тоже проблема. Раньше была проблема только сбросить вес.
  - А сколько было в тебе, когда сбросить хотела?
  - Когда мы с тобой встретились, я весила под семьдесят килограмм.
  - Ничего себе, семьдесят килограмм!
  - Нет. Но потом я же стала заниматься спортом, плавать. И я сбросила вес до шестидесяти шести килограмм. Я думала, где-то до шестидесяти трёх, до шестидесяти одного килограмма сбросить. И это было бы для меня идеальным весом. А вес у меня сбрасывался-сбрасывался, и тут я уже в панику впала. Оказалось, у меня эта самая фигня.
  - То есть ты не знала, из-за чего твой вес стал необъяснимо уменьшаться?
  - Со стороны это было заметно. А я это обнаружила только тогда, когда перестала сначала ходить в туалет, затем перестала кушать, а кончилось тем, что не могла даже пить. И вот только когда я не могла пить, я впала в панику. Почему? Потому что по всем законам человек без воды может прожить только три дня. Я неделю не пила. Представляешь себе? Когда меня привезли в городскую больницу, и я им сказала об этом, врачи мне просто не поверили. А когда уже в "Отслюнявь- Клинике" меня прооперировали, мне сказали, что я могу пить воду в неограниченных количествах. Поэтому, после реанимации я встала возле кулера, по-русски говоря, баллона с водой и пила-пила-пила. У меня безумно обострилось обоняние, обострились вкусовые ощущения, обострилось всё. И вода, и еда, - всё очень вкусно, замечательно. И ты представляешь ли, острое чувство абсолютного счастья. Я уже в реанимации, находясь во сне, почувствовала себя счастливым человеком. Я тебе рассказывала всё это. Ну и когда я всё это вспоминаю, я опять испытываю острое чувство счастья.
  - А сейчас у тебя какие ощущения? Усталость?
  - Нет. Всё-таки я набираю силы. Более того, я стала душевнее, моральнее, умственно стала выше, чем до этого.
  - Несомненно. А вопрос такой. Они тебя в покое оставили или доведут всё до конца?
  - Что значит "оставили"? Я тогда вообще не хотела от них уезжать. Сказала: "Лечите меня под "ключ". Мне здесь нравится". Но всё-таки должны быть перерывчики по две недели. Организм должен отдыхать. Признаюсь, сначала я испытала определённую панику. Я же впервые с этим столкнулась.
  - Что ты оправдываешься, это понятно. А территориально они где находятся?
  - Фактически на другом конце Москвы.
  - Далеко.
  - В принципе - да. Но главное, что они мне прям сразу и тут же. Я же тебе рассказывала, как пыталась устроиться в больницы. Понимаешь, скорее умрёшь, чем у них устроишься.
  - А главное это никого не расстроит и не повлияет на их репутацию.
  - Абсолютно верно.
  - Умерла? Понятное дело. У неё же какой диагноз был? У - у - у!
  - Ну да. А тут было замечательно. Понятно, что я заплатила и после этого прямо сразу, мгновенно, мной стали заниматься. И тут же операция, и тут же капельницы. И тут же медсёстры, и тут же хирурги. И тут же консилиумы, и тут же лекарства. И тут же палата, и тут же обслуживание.
  - В советском кино любили показывать, как в наших больницах принимают пациента и сразу оказывают ему все "нежности". А на самом деле и при советской власти такого никогда не было, может, только членам политбюро, а сейчас, наверное, тем более нет. А тебе, всё-таки помогли деньги.
  - Большие деньги.
  - Большие деньги и знакомство. Потому что и с большими деньгами можно рыскать, а у тебя была каждая минута на счету.
  - Совершенно верно. Я бы тогда до понедельника не дожила. Сто процентов, при любом раскладе. Потому что никакие кишки всё это выдержать не могли. Две недели меня пучило.
  - Мне всё это даже представить страшно.
  - И это одна из причин, почему кишочки мне всё же вывели наружу. Потому что сверху всё раздуто, а снизу от опухоли всё, как говорится, тоненькое. И поэтому кишки вверху и внизу сделались разными по диаметру. И поэтому надо, чтобы всё это зажило. Чтобы они, так сказать, пришли в норму. Чтобы всё успокоилось.
  - Они будут следить за тобой, всё это отслеживать?
  - Естественно. И у меня теперь будет следующая химиотерапия. Кстати говоря, последняя. Ну и после этого меня должны уже зашить окончательно.
  - То есть вернуть всё на место?
  - Совершенно верно.
  - А когда будет третья химиотерапия?
  - Уже в следующем году.
  - Ах, да! Ну, да, - рассмеялся я.
  - Ты подумай-ка, уже через неделю будет Новый год.
  - Да, а я задумался, отвлёкся. Как там твоя работа? Они тебе помогли финансово или этот вопрос только рассматривается?
  - Ты понимаешь, у меня замечательная, хорошая работа. Во-первых, меня перевели на удалёнку. Мне платят зарплату, я работаю. И мне зарплату повысили.
  - Молодцы. Зарплата - вещь немаловажная.
  - И к тому же написали письмо, чтобы мне выделили безвозмездную помощь. Но дело в том, что любые финансовые вещи, они же должны пройти через бухгалтерию, согласоваться. Эти вещи не быстрые.
  - Да-да-да, конечно. Не быстрые.
  - У нас всё очень не быстрое. Слава богу, что операцию мне сделали сразу.
  - Потому что там промедление было смерти подобно, в прямом смысле слова.
  - Ну, и соответственно, в клинике замечательный персонал, замечательное всё. Понятно, что у них там есть свои глюки, свои недостатки.
  - Это обычные наши врачи, только у них там зарплата побольше.
  - Как только эйфория у меня прошла, я стала замечать у них "косяки". Но главное, что они ежедневно ко мне приходили и интересовались: "На что жалуетесь?". И я им всё рассказывала, какие у них "косяки".
  - Да?
  - Да.
  - Ты им на недостатки глаза открывала? Может, не стоило? Скажут: "Вы нас не злите".
  - Нет. Дело в том, что клиника частная, платная, лечат за деньги. Например, приносят мне обед. Я спрашиваю: "А где нож? Как я буду отбивную телятину есть, без ножа? Что это, в самом деле, такое?".
  - Я думал, скажешь: "Я деньги плачу, а вы мне тухлое мясо".
  - На это жаловаться грешно. У них настолько всё вкусно. Единственно, что я обнаружила - рыба. Она и хорошая, и вкусная, но мне не подходит.
  - Бывает так.
  - Тут уже чисто индивидуальное. Или я, например, обнаружила "косяк". Например, мешочек, отстойник, - меня учили его менять самостоятельно. Я всё прилежно записала, всю последовательность из пятнадцати пунктов. И вдруг обнаружила, что заменить мешочек может только кто-то посторонний. А самой себе заменить его нельзя. То есть пациент, чтобы заменить мешочек, должен лежать. А эту штуку надо снять, обработать. При этом меня одеялом надо укрыть, чтобы было тепло. То есть нельзя это сделать самостоятельно. И это у них "косяк". Можно обойти. Я потом расскажу, как я его обошла.
  - Рационализировала?
  - Да ничего я не рационализировала. Всё гораздо проще. Слушай. Приехала я к ним сдавать анализы. У них там перевязочная, на первом этаже. Слава богу, что не на последнем. В перевязочной, соответственно, меняют повязки, мажут-обрабатывают швы, наклеивают пластыри, ставят капельницы. Я пришла и говорю: "У меня имеются мешочки. Имеются всякие зелья, обрабатывающие и всё тому подобное. Поменяйте мне мешочек. Вы же специалисты. Вы же всему этому учились". Оказалось, не могут. Они вызвали с четвёртого этажа хирурга, который мне и поменял. Круто, да?
  - Да.
  - И соответственно, когда в палату ко мне потом пришёл заместитель владельца этой фирмы, я ему сказала: "Ну, что это такое? Такие у вас тут платные услуги? Я пришла в перевязочную, хочу заплатить деньги, чтобы мне поменяли, а вы не можете".
  - Он к твоему замечанию спокойно отнёсся?
  - Ну, понятно, что это у них определённый "косяк", который они должны исправлять. Вот чем они замечательны, так тем, что исправляют "косяки". То есть они должны ещё своих медсестёр и санитаров, работающих в перевязочной, обучить этому делу.
  - Не то, что обучить. Если деньги с людей берёшь, у тебя должен быть персонал, который с завязанными глазами всё это делает.
  - Вот! Причём я же плачу не малые деньги. Я к ним пришла, чтобы мне за деньги всё это поменяли.
  - А они тебе отвечают: "Мы и за очень большие деньги сделать этого не можем. То есть деньги взять можем, а поменять, - увольте".
  - Да-а! Вызывали хирурга, он мне поменял. Понятно, что я заплатила. Но потом я обнаружила, спустя два дня, что он с "косяком" поменял.
  - Тоже плохо сделал?
  - Понимаешь, возможно, я сама виновата. Мне надо было на кровати ещё минут десять полежать. А я минуты две полежала и поднялась. Возможно, я сама виновата. Скорее всего, это была моя вина. Так что вещь такая. Ну а как я это сама делаю - это пока что маленькая тайна. Почему? Потому что эти, в клинике, тоже пытались выведать, как я это делаю.
  - Это кто там пытался выведать, медсёстры с санитаром?
  - Да тот же хирург.
  - И даже хирург? Ну, он, видимо, чтобы диссертацию на эту тему написать.
  - Ничего подобного, всё гораздо проще. Почему? Потому что у них там имеются всего три специалиста на всю клинику, которые умеют это делать. И они занимаются тем, что обучают менять эти самые штуки. И меня они обучили менять мешочки.
  - Значит, ты, в случае чего с голоду не помрёшь, пойдёшь уже обученной фельдшерицей работать и даже можешь клинику свою открыть с этими секретными знаниями.
  - Но это не секретные знания. Ой, ты знаешь, в Москве, оказывается, столько онкологических больниц. Безумное количество. И что самое интересное, большинство исключительно финансируются государством. Но когда к ним на сайт заходишь, оказывается, они все берут деньги, то есть лечат платно. Как я понимаю, Боткинская, Гамалея - бесплатные, то есть по полису. Но ты попробуй к ним попади. И в палате у тебя будет пятьдесят человек, но зато бесплатно. Да, у них замечательные хирурги, замечательное всё. Да и в той городской больнице, где я один день провела, там тоже замечательные хирурги, кто чего говорит. Единственно, что не выживешь. Из городской больницы - счастье уйти живой.
  - Говорят: "В больницу попасть тяжело, а выйти практически невозможно".
  Искра весело рассмеялась.
  - Видишь, какие выводы ты сделала. Но всё же ты, не имея фельдшерского образования, научилась менять себе мешочек. Наверное, ты и другим теперь можешь менять или только себе?
  - Понимаешь, у меня не было практики. Я и себе не умею менять. Просто я нашла человека, который умеет это делать и ничего больше.
  - Ишь, ты какая хитрая, а врачам не сказала об этом. Вот они и кричат и завидуют.
  - А с какой стати, извини меня.
  - А бедолаги понять не могут и всё допытываются: "Как же так? Отгадка тайны где?". Да нет, всё правильно ты делаешь. Если они не в состоянии такую услугу оказывать...
  - Это их обязанность! Это их "косяк".
  - Конечно, "косяк". Был бы их хозяин человеком предприимчивым, он бы присылал к тебе своего человека. Приезжал бы к тебе обученный санитар и менял тебе всё. И деньги бы зарабатывал.
  - Более того. Эта "Отслюнявь-Клиника" позиционирует себя как? Это и скорая помощь, и сотни филиалов по Москве. Тут у нас почти на соседней улице имеется их филиал. Извини меня, я чуть ли не пешком могу до них дойти, на автобус села и через три остановки уже там. Прокатилась, поменяла и обратно. Так ведь такой услуги там нет! А что за проблема? То есть, это их явный "косяк". Но я надеюсь, что они его исправят, и у меня пропадут эти проблемы. А пока это напрягает. Потому что надо квалифицированного специалиста "высвистывать", и он тоже капризничает. То он может, то он не может, несмотря на то, что хорошие деньги берёт. В крайнем случае, придётся самой менять. Главное, что это решаемо. И видишь, они прислушиваются. Я сделала замечание насчёт розетки, поставили ещё несколько. Попросила, чтобы с капельницами можно было двигаться, - сделали. Так что, видишь ли, они слышат.
  - Да-да. Ну и глупо было бы с их стороны от всего этого отмахиваться.
  - Я даже думаю, что когда приеду к ним на следующую химиотерапию, то и с мешочком моя проблема будет решена.
  - Так должно быть. Если они собрались этими делами заниматься, то обязаны прислушиваться к замечаниям. Спасибо говорить. Я бы на их месте себя так вёл.
  - Ну, да-да, они так и делают. Они всё записывают и благодарят меня за критику. Потому что всё у них замечательно. Я всем там довольна. Там и кормят, и обслуживают, и убирают, и всё там стерилизуют. И капельницы, и всё-всё-всё. И телевизор у них там есть. Нет-нет, всё у них там хорошо. Но понимаешь ли, когда ты выжила и потихоньку в себя приходишь, то ты уже начинаешь "косяки" замечать.
  - Это называется - выздоровление. Ворчать начинаешь, значит, на поправку пошла.
  Искра залилась смехом.
  - Но в принципе, да, - заговорила она, вдоволь насмеявшись, - но а когда я после операции очнулась, могла только есть и пить, я испытала такое безумное счастье и никаких "косяков" я не видела и считала, что я нахожусь в раю. Всё в сравнении. Но главное, это надо помнить, понимать и не забывать. Потому что тот, кто забывает, обречён на повторение. А в моём случае - не приведи, господи, этих повторов.
  - Да-да, не приведи, господи. Значит, после Нового года сделают тебе третью химиотерапию, а потом уже потихоньку будут всё вправлять?
  - Да-да, но только не потихоньку, а сразу. Мне сделают операцию и всё вправят обратно. Посмотрим, как всё это будет. Надо сперва третью химиотерапию пройти. Ты понимаешь, штука заключатся в том, что... Опухоль-то у меня вырезали, но дело в том, что моя печень пыталась меня спасти и перерабатывала всякую гадость. И поэтому она определённым образом пострадала.
  - Ну, да, устала. Ей надо отдохнуть.
  - Вот. Поэтому одна из причин химиотерапии - это, как говорится, восстановление печени. К тому же я после химиотерапии не облысела. Более того, у меня волосы стали гуще и вообще, я стала моложе выглядеть. Так что я замечательно себя чувствую.
  - То есть вреда ты от химиотерапии не почувствовала? Нет ощущения того, что это вторая смерть?
  - Да нет. Более того. Когда мне ставили капельницы, я чувствовала, как в меня втекает жизнь. Я разогревалась, лежала и ощущала, что мне даже здорово. И только потом я уставала. Но извини меня - сутки лежать.
  - Не то слово.
  - Ну и понятно, что разные люди всё это по-разному переносят. Ладно, давай поговорим о чём-нибудь другом.
  - Как там Костя Коврик поживает?
  - Я с Костей вчера разговаривала. Он мне всё-таки позвонил, поинтересовался, почему я на берег не хожу.
  - "Чего на берег не ходишь?". Что-то долго он тебя не тревожил этим вопросом.
  - Да. Месяца два или три.
  - А он то на берег бегает?
  - Да. В этом смысле он молодец.
  - Ну, понятно. Там баня.
  - Бани, допустим, давно уже нет.
  - Видишь как, - рассмеялся я, - надо почаще домой приезжать. Вернёшься - ничего не узнаешь. Всё переделают.
  - В прямом смысле этого слова.
  - Баню сломали?
  - Да. Там всю набережную изменили.
  - Вот оно как, - только и смог растерянно произнести я, - Как-то ты меня прям ошарашила. Я представляю себе берег с баней, а её, оказывается, уже нет.
  Искра захохотала, а затем резко перестала смеяться и сказала:
  - Ну да.
  - Значит, Костя бегает на берег. Но при этом продолжает обниматься с "зелёным змеем" или вы с ним эту тему даже не обсуждали?
  - Не обсуждали. Понятно, что он обнимается. Потому, что когда я ещё бегала на берег. Он то приходил, то не приходил. Говорили, что он в запой впадал. Ну, а вчера он позвонил, поинтересовался, чего я не хожу. Просто напросто он вчера увидел, что у меня форточки открыты. Я проветривала квартиру. И он решил мне позвонить.
  - А Юра Аладьин не объявляется?
  - Объявляется. Он всё со своим рыболовным магазином, с удочками возится.
  - Он такой, шибутной, не любит чужих проблем.
  - Совершенно верно.
  - И на этот счёт не особенно лицемерит. Что-то случилось с тобой - всё. Пошёл вон из его жизни.
  - Да-а, он такой.
  - Его нельзя осуждать. Люди, какие есть, - такие и есть.
  - Ой, ты знаешь, я никого не осуждаю. Не мне кого-то осуждать. Абсолютно. Ой, я сейчас стала...
  - Всепрощением увлеклась?
  - Нет, я этим не страдаю. Но за то никого и не осуждаю. Не мне судить. Потому что у людей могут быть разные обстоятельства, разные вещи, разное всё. И понимаешь ли, если человек испытывает боль, то не мне его осуждать. Когда больно, ты сходишь с ума и можешь любых глупостей наделать. Любых.
  - Ты это сейчас обо мне и о себе?
  Искра снова залилась своим чистым, заразительным смехом, от которого так сладко становилось мне на душе. Отсмеявшись, она сказала.
  - Ты самый лучший человек на свете.
  - Нет, ты самый лучший, - подыграл я.
  - Кстати, те врачи, что меня оперировали, сказали, что мой организм всё это безобразие выдержал только потому, что я спортом занималась. И порекомендовали продолжить занятия, но не в таком интенсивном виде в котором я занималась, а потихоньку. Что я и делаю. Я практикую суставную гимнастику, чтобы у меня коленки, локти работали. Чтобы позвонки у меня нормально ходили. Всё такое, простенькое. Я ничего сложного сейчас и близко не делаю. Я это называю зарядкой для хвоста.
  - Всё пойдёт на пользу, я в этом уверен. А если будешь лежать, как колода, - лучше не будет. Нужно, чтобы кровь ходила по жилам и другим местам.
  - Согласна. Единственно, что... Например, я приготовлю себе покушать, поем и... И чувствую, что мне надо пойти, прилечь.
  - А как же. Перенесённая болезнь всё-таки даёт о себе знать.
  - Даёт. То есть я минут пять полежу, отдохну. Чувствую, о! Могу ещё пойти, чем-нибудь заняться. Посуду помыть, пол подмести, раковину отчистить, вещи убрать на свои места. Ну и потом я опять лягу, отдохну, почитаю. Я же тебе говорю, что в основном тем и занимаюсь, что готовлю еду, ем и сплю. Ладно, я утомилась, мне спать давно уже пора. Я с тобой заболталась. Я всё про себя да про себя рассказываю. Ты пару слов о себе скажи. У тебя всё в порядке?
  - Да, живу в Монино, занимаюсь литературной работой. Даст бог, книгу допишу.
  - Как я тебе говорила, я люблю читать что-то новое. А литераторы, прошу прощения, они почему-то не пытаются придумать что-то новое. Они увидели хороший сюжет или чей-нибудь успех, и давай, паразитировать на этом.
  - Ну, да. Это свойственно писателям.
  - Дело в том, что славы и успеха этим не добиться. Нельзя чужими, этими самыми... Вот если ты что-то новое показал или под другим углом взглянул на привычные вещи, тогда ты добьёшься успеха.
  - Что тебе на это ответить? Будем стараться.
  - На этой оптимистической ноте... Пора спать. Я довольна тем, что ты работаешь, занимаешься, что ты здоров. Всем привет. Ну и позванивай время от времени.
  - Хорошо. Как говорится, будем держать руку на пульсе.
  - Пока-пока.
  Только я закончил разговор с Искрой, в мою комнату вошла тётя Галя и поинтересовалась:
  - Ну, что там у неё, о чём говорит?
  - Сделала две химиотерапии, осталось сделать последнюю, третью.
  - Волосы совсем улетели у неё?
  - Нет, говорит, наоборот, волосы стали гуще, не облетели, а выросли.
  - Да ты что!
  - Да, говорит, хорошую ей химиотерапию сделали.
  - Ничего себе. Обычно они от химиотерапии уходят.
  - У кого-то уходят, а к кому-то приходят.
  В комнату вошла бабушка.
  - Как там твоя Искра? - спросила она.
  - Настроение боевое. Две химиотерапии выдержала. После Нового года будут третью делать. И потом уже сделают операцию, поставят на место кишку.
  - "Терапия". А как она перенесла?
  - Хорошо перенесла. Говорит, даже лучше становится от этой химиотерапии. Силы появляются.
  - Знаешь, что? Ну, и слава богу. У нас ведь проблема вылечить онкологию, отыскать причину и всё прочее. У нас же всё лазером да химией.
  - Я думал, Искра забросила гимнастику. А она, оказывается, до последнего спортом занималась, на берег бегала, в проруби купалась. То есть это как-то неожиданно и внезапно для всех произошло. Говорит, люди со стороны заметили, что она худеть стала. Когда мы с ней встретились, она весила шестьдесят шесть килограмм. Впоследствии, занимаясь спортом, довела свой вес до шестидесяти одного. А сейчас она весит пятьдесят пять килограмм. И говорит, всю жизнь боролась с тем, чтобы сбросить вес. А теперь старается изо всех сил вес набрать.
  - Да, молодец, умничка, что там говорить, - похвалила Искру бабушка.
  - Так что настроение у неё боевое. Оптимистический настрой.
  - Это очень здорово. Свекровь Валентины Ивановны, она же вылечилась. Но умерла отчего? Стала бельё полоскать, склонилась над ванной, и у неё произошёл инсульт. У неё же тоже "прямая" была, кишку выводили. Ну, метода одна и та же. В общем, что я тебе скажу, Коля. Искра - молодец. Другая бы... Другого бы и сам факт такой болезни раздавил, он пал бы духом. А главное, что? Если бы с ней рядом кто-то был, а то она одна. Это ужасно. Знаешь, так ночью ляжешь, а тебя даже никто не придёт, не приласкает, не пожалеет, доброго слова не скажет.
  - Это точно, - согласился я, хотя ревность говорила во мне и рисовала совершенно другие картины.
  - Ей сейчас не до того, чтобы "приласкать", "пожалеть", - вмешалась тётка, - вот еду приготовить.
  - Галя, что такое говоришь, - пристыдила её бабушка, - доброе слово нужно человеку. Правильно? Конечно, да. Само собой, ей, как говорится, не до этого. А она тебе, Коля, говорила, соседи ей помогают?
  - Помогают.
  - А она сама готовит или ей еду приносят?
  - Приносят продукты, а она готовит.
  - Но я хочу сказать, вот эта вот еда, сосисочно-колбасная, это онкологическая еда.
  - Но заболела-то она через год после того, как мы всю эту "вредятину" ели. Наоборот, она вела спортивный образ жизни, бегала на берег, закалялась.
  - Мам, Искра же богатая. Ты думаешь, она до сих пор этими сосисками питается?
  - Ну, Коля же рассказывал, как она ленилась готовить и варила сосиски.
  - Сосиски варила больше из-за меня, - сказал я.
  - Умничка. Как говорится, тьфу-тьфу-тьфу и с божьей помощью выберется. А если б она ныла, как Витя, совершенно с ним тошно говорить, хоть самой стреляйся.
  - Это есть.
  - Да, он прямо себя даже найти ни в чём не хочет. Только ноет, где бы, в какой больнице найти ему койко-место. И девчонки не любят, когда ноют.
  - Никто не любит, когда ноют, - поддержала мать тётя Галя, - это действует на психику. И что он тогда за актёр?
  - Да актёры все ноют, - заступился я за брата. - Таких актёров, чтобы в быту были приветливыми, приятными людьми, я не знаю. Жалуются, если и не на недостаток ролей, так на болезни или на режиссёра, или на партнёра. Всегда жалуются.
  - Налей мне в термос кипяточку, - попросила бабушка.
  Я отправился на кухню ставить чайник.
  
  
  Глава 5 Новый год
  
  Тридцать первого декабря я дал сигнал Искре, и она мне перезвонила.
  - Аллё? Привет. Ты мне звонил?
  - Да. Как я мог тебе не позвонить. Новый год. Я поздно боюсь тебя беспокоить, памятуя о том, что ты рано ложишься.
  - А я и собиралась рано лечь спать. Что-то меня сегодня, как бы выразиться, сон одолевает. С самого утра не могу проснуться. То есть я проснулась рано, в четыре часа. Наверное, поэтому весь день меня клонит в сон. И я решила, - лягу спать. В двенадцать проснусь, встречу Новый год и опять усну. И буду спать. И завтра весь день буду спать, потому что второго числа мне на химиотерапию. Мне надо хорошо себя чувствовать. А тебе не хочется спать постоянно?
  - Хочется. Я простудился и спал целые сутки. И днём спал и ночью спал, как убитый.
  - Ты не думай. Это только сегодня меня что-то сморило, а вчера я себя так замечательно чувствовала. Долго не могла уснуть, в час ночи легла и только в два часа смогла заснуть.
  - Возможно, тебя мысли одолевали. Настраиваешься мысленно на химиотерапию.
  - В принципе - да. Да. Я же ещё боюсь заболеть. Мне же надо быть здоровой, чтобы химиотерапию проходить.
  - Понятное дело. Так и есть.
  - Во-от. Поэтому я буду спать-спать-спать. Самое лучшее это согреваться и спать. А то, что-то с утра у меня даже аппетита не было.
  - Ничего страшного. Ты из-за этого сильно не переживай. Всё это зависит от настроения.
  - Ну, как бы то ни было, сегодня последний день этого ужасного года.
  - Да, год был непростой. Видишь и ты приболела.
  - Я не просто приболела. Я приболела крепко.
  - Я так и хотел выразиться.
  - Понимаешь, "приболела" - это когда денёк перекантовалась и выздоровела. А я уже два месяца нахожусь в этом процессе и, как я понимаю, остался ещё месяц и - всё! Я должна выкарабкаться.
  - Дай бог.
  - Дай бог. Нет, ну тут вещь такая. Может, не месяц, а два месяца потребуется до полного выздоровления.
  - Пусть врачи за тобой поглядывают.
  - Да-да. А то я вчера так замечательно себя чувствовала. А сегодня прямо, как выжатый лимон. Я даже испугалась. Думаю: "Уж не приболела ли я? Почему мне так спать хочется?". Вот. И вдобавок я из-под одеяла выбираюсь и мне делается холодно. Приходится накидывать на себя тёплый халат. Только тогда согреваюсь.
  - С питанием у тебя проблем нет?
  - Нет. Генка закупает продукты и приносит их мне. Ну, понятно, что я с ним расплачиваюсь. Соседка Таня мне еду подкидывает. С едой проблем нет.
  - Ну, ты это... Спиртного не пьёшь? Ни водки, ни вина, ни пива?
  - Ни грамма спиртного. Моя печень пыталась обеззараживать всю эту гадость и в результате пострадала. Ну и понятно, что эти самые там капельницы...Одна из причин, чтобы мне печень восстановить...
  - Ладно, не буду мучить. Поздравляю тебя с наступающим праздником, с Новым годом!
  - Взаимно. Но я могу сказать одно. Что всё это можно делать и бесплатно, но только это будет дольше и не в таких комфортных условиях.
  - Ну да. Если ещё повезёт. С такой вот оговоркой.
  - Да-да. И никогда в городскую больницу не попадай.
  - Не приведи Господи.
  - Лучше всего иди в ту же Боткинскую. Там и бесплатно и говорят, нормально всё делают. Другое дело - условия. Много людей в палате и так далее. Но всё равно...
  - Всё равно, не приведи Господи.
  - Тут ты прав. Вон, у Генки в Смоленске жила знакомая, почувствовала себя плохо. Её положили в больницу и принялись обследовать. То обследуют, сё обследуют, - она не выдержала обследований и умерла.
  - А я об этом всегда говорил. Бабушку мою, Прасковью Андреевну, папину маму, моего дядю, Владимира Николаевича, Генкиного отца, - их точно так же в могилу укатали. Заставляли ходить по бесчисленным кабинетам, сдавать бесчисленные анализы, сидеть в бесконечных очередях к тому или другому горе-специалисту. Когда человек в преклонном возрасте и находится в болезненном состоянии, как ему пройти сто врачей и сдать сто анализов? Такие испытания и здоровый человек не выдержит.
  - А главное, зачем всё это? Совершенно с тобой согласна, садизмом врачи занимались. Они ведь и меня, когда я находилась при смерти, отправляли оформлять все эти больничные листки. Я наплевала на это. А они же запугивали, говорили: "У вас будет нарушение".
  - То есть врачи, поставив страшный диагноз и зная твоё состояние, - есть не можешь, пить не можешь, - послали бумажки оформлять?
  - Ну, да. Ты представляешь, что в голове у этих горе-врачей? Из городской больницы Генка меня привёз в Крылатское, там филиал Боткинской больницы. Там есть онколог, который занялся исключительно оформлением больничного. Ты понимаешь, на все эти бумажки, формальности, мне настолько было наплевать...Меня, по хорошему, надо было спасать, как можно скорее делать операцию, я каждую минуту могла умереть, а они считают, что самое главное для меня, - это больничный лист. На мой взгляд, это врачи, потерявшие совесть, предавшие клятву Гиппократа. Для них бумажка важнее человека. А то, что я помру, - им на это плевать. Я спросила: "А если я буду концы отдавать?", - "Вызывайте скорую помощь". Нормально? Я нахожусь в больнице, он, как врач, знает, что я нахожусь при смерти. И он отправляет меня куда подальше. Как это укладывается с врачебным долгом, с врачебной этикой?
  - По телевизору показывали, как депутат умер у самой больницы. Упал у входной двери и никто не вышел, не посмотрел, что с ним. "Вызывай скорую помощь, и она тебя повезёт". Хуже всего то, что не исправляются все эти вещи. Казалось бы, надо, прежде всего, отношение к врачам, а там и отношение врачей к больным регулировать.
  - Вот-вот. Я, конечно, плачу бешеные деньги. Но если я делаю замечание, врачи тут же всё исправляют.
  - Молодцы. А то ещё взяли бы деньги и сказали: "Не будем ничего исправлять".
  - Ну, в принципе, да. Генкин друг лежал в платной больнице. С него взяли четыреста тысяч и ничего не сделали.
  - Это мошенники.
  - Если бы мошенники.
  - Ладно, мы с тобой оптимисты, романтики, должны верить в лучшее.
  - Это да. Кстати, врачи мне как раз и говорили, что я - неисправимая оптимистка. Давай, с наступающим. В Новом году созвонимся, а даст бог и увидимся.
  - Обязательно. Всех благ тебе. И пусть Матерь Божья помогает.
  - Взаимно. И тебе того же.
  - До свидания.
  
  
  Глава 6 Китайские тушканчики
  
  Тринадцатого января позвонила Искра.
  - Аллё? - сказала она. - Это вроде бы твоё время, я вовремя звоню? Ты обычно в это время не спишь.
  - Нет, не сплю. Рад тебя слышать. Хотел тебе позвонить и подумал: "А что, как она в это время принимает медицинские процедуры?".
  - Нет, не принимаю. Я сейчас нахожусь дома. Штука заключается в чём? Я же провела три химиотерапии, и ко мне должен был прийти главврач и решить, что со мной делать дальше. А главврач заболел, и я оказалась в подвешенном состоянии. Но не могу же я вечно пребывать в состоянии неопределённости. У меня же есть лечащий врач. Ну, и соответственно, он ко мне пришёл, - хотят продолжить лечение. Как там в поговорке? Чтобы бедные не болели, а богатые не выздоравливали.
  - Понятное дело. Пока у человека есть деньги, его надо лечить.
  - Вот именно. И они теперь хотят, чтобы я самостоятельно приобретала дорогостоящие лекарства и принимала их. Сказали название.
  - А ты спросила, сколько это лекарство стоит, для чего оно предназначается?
  - Сейчас же имеется интернет, можно самой поинтересоваться. Естественно, я залезла на сайт, торгующий медицинскими препаратами и приценилась. Один маленький флакончик, размером с ноготок, стоит сорок две тысячи. Но штука заключается вот в чём. Его изготовляют, догадайся из чего?
  - Из кошачьих какашек?
  - Ты почти угадал, - давясь от смеха, сказала Искра, - из яичек китайских тушканчиков.
  - Я даже знаю, где живут эти "китайские тушканчики". Их ловят прямо в подвале того дома, в котором готовят это снадобье. Когда я слышу про такое, вспоминаю своего друга Андрея, у которого дочь страдала от экземы. Аферистка, к которой он обратился, так объяснила ему дороговизну предлагаемого ему препарата. "Мне же надо охотникам платить, чтобы они поехали на Северный полюс, убили белого медведя и печёнку из него достали для лечения вашей дочери".
  - Но ты не догадаешься никогда...
  - От чего это лекарство?
  - Нет. Ну, понятно, что от опухоли.
  - "От опухоли". Так они его рекомендуют, как профилактику или для чего?
  - Нет-нет. Одним словом, оно лечит от всего. От опухолей в желудке, и кишечнике, и прочее, прочее.
  - Я так понимаю, что оно используется, как профилактика при начальных стадиях. А если тебе удалили опухоль, то какой смысл этот препарат употреблять? Или я ничего не понимаю.
  - А теперь отгадай, как вводят этот препарат?
  - Как свечу от геморроя?
  - Нет.
  - Сдаюсь, не знаю.
  - Его вводят с помощью шприца в глаз.
  - В глаз?
  - Прямо в глаз! Написано: "Для внутриглазного введения".
  - Так это может быть препарат для лечения глаз, сетчатки?
  - Нет, это я просто добралась до истории создания.
  - Лечить кишечник через глаз? Так что ли?
  Искра захохотала, я продолжал.
  - Когда лечат глаз через заднее место, это ещё понятно, даже в анекдотах об этом рассказано.
  Искра снова засмеялась.
  - Почему я тебе и звоню, - объясняла и словно оправдывалась она, - понимаешь ли, дело в том, что я думала, всё-таки, что в "Отслюнявь-Клинике" работают разумные люди. Фишка заключается в том, что они не знают, что ещё со мной делать. Отпустить они меня не могут, зашивать они меня не хотят. Они меня хотят "доить".
  - Ну, понятно. Как сектанты в таких случаях говорят, если к ним попался: "Мы же вас так любим. Куда же вы хотите уйти. Да у вас ещё и деньги остались". То есть зашивать не хотят?
  - Как только они меня зашьют, я, извини меня, могу отправиться по бесплатным клиникам или к другим врачам. Куда-нибудь, в Боткинскую. А сейчас я к ним привязана. Нет, они меня превосходно прооперировали, замечательно лечили, но ребята, аппетит надо как-то ограничивать.
  - То есть, нет предела человеческой жадности. Перехвалила ты их, поспешила с положительной оценкой?
  - Думаю, всё, что они могли сделать со своей стороны, уже сделали. Сейчас они просто не знают, что со мной делать. А зашивать они меня не хотят.
  - А какие-нибудь анализы ты там сдаёшь?
  - Ну, самое главное, кровь они у меня там брали.
  - В крови есть какие-нибудь реакции на какое-нибудь воспаление? Об этом они говорят тебе?
  - Понимаешь, в чём дело. Вот, например, у меня перед глазами есть вход в личный кабинет. Я прямо сейчас загляну в историю посещений.
  - То есть там результаты анализов твоей крови?
  - Да. Пожалуйста.
  - Ты продиктуй их не мне, а специалисту с медицинским образованием, которому ты доверяешь. Человеку, разбирающемуся в этих вещах. Пусть он посмотрит, какая у тебя кровь. Потому что кровь не обманет. Если в крови он не обнаружит никаких воспалительных процессов, то на кой чёрт тебе это лекарство из яичек китайских тушканчиков. Вкалывать в глаза! Даже садисты такое не выдумают.
  - Да. И после этого люди становятся пациентами кого? Офтальмологов.
  - Думаю, не только офтальмологов. Мне даже страшно представить...Ты мне всё больше и больше открываешь глаза на нашу медицину. Какие, оказывается, там затейники трудятся.
  - Я и говорю: "Ребята! Но должен же быть какой-то разум!".
  - А ты не пробовала с ними по-хорошему поговорить, спросить у них: "Что вам мешает мой бочок зашить?". Может, они не умеют этого делать?
  - Меня разрезали седьмого ноября. Будем считать. Ноябрь, декабрь. А январь у нас только начался. Если и будут меня зашивать, то только в феврале. Раньше не получится.
  - Возможно, предлагая тебе это безумное лекарство, они таким образом хотели продемонстрировать свою заботу? Дескать, не переживайте, всё под контролем, мы о вас помним?
  - Могли бы честно сказать: "Не знаем, что с вами дальше делать". Был бы главврач, он бы принял решение. А так, они просто валяют дурака. Ты понимаешь, меня пытаются этими тушканчиками лечить. Тут, реально пишут, - изготовляют из яичек китайских тушканчиков! Ребята, но нельзя же так откровенно об этом писать!
  - Не слушай их, дождись главврача. Ты бы у них поинтересовалась: "А вы пробовали в деле это лекарство?".
  - Нет, естественно. Да ещё и в глаза колоть! Ужас какой! В оба ещё вдобавок. Таня, соседка, сегодня звонила, извинялась за то, что борщ не принесла. Она почувствовала себя плохо. У неё отчего-то температура поднялась.
  - А у тебя ведь тоже температура была?
  - У меня не было никакой температуры, - железным тоном возразила Искра, - мне было плохо, я испытывала слабость, но по всем объективным показателям я была абсолютно здоровым человеком.
  - Сейчас голос у тебя хороший, сильный.
  - Это потому что я уже отошла от всех этих химиотерапий. К тому же я сейчас возмущена, нахожусь в ярости, вскипаю, как волна.
  - И как не возмущаться, когда тебе предлагают тушканчика.
  Искра засмеялась и стала дурачиться.
  - Или хомячков? - предположила она, - Точно, это были хомячки. Бедные хомячки. Сколько же яичек у них надо оторвать, чтобы выпустить это лекарство? И почему они китайские? Видимо, их ловили в пустыне Гоби. Хотя пустыня Гоби находится не в Китае, а в Монголии. Представь, за каждым хомячком надо с сачком гоняться. Вот, в интернете я читаю, на коробке государственная регистрация, номер такой-то. Всё законно. Понимаешь ли, в какое интересное время мы живём? Я никогда не предполагала, что я могу нарваться на такое. Мне на полном серьёзе эту фигню пытаются впарить.
  - Они тебе что предложили? Сделать по уколу в каждый глаз, чтобы ты у них ещё и чёрные очки с белой тростью купила?
  - Ну, да.
  - А уколы будут делать под песню Олега Газманова "У слепого так легко всё отнять?".
  - Да-да, именно. И в интернете отзывы о лекарстве, - ни одного довольного пациента.
  - И кто это только придумал, лекарство от опухоли в кишечнике вводить посредством уколов через глаза?
  - И что самое интересное! Опять же в интернете пишут, что все отзывы врачей - отрицательные!
  - Ещё бы. Только цена положительная, по сорок тысяч за инъекцию. А они тебя перед фактом поставили, насчёт этого укола или предложили попробовать? Ты ещё можешь отказаться?
  - Дело было так. Генка им звонил с утра, справлялся насчёт дальнейшего моего лечения. Сначала они не хотели с ним даже разговаривать. Наконец, они всё же решили с ним поговорить и вот такую вот фигню предложили. С тем условием, чтобы я сама это лекарство нашла в аптеке и купила. Смотри, тут пишут, что после укола в глаз, лекарство медленно всасывается в кровопоток. А я подумала: "Почему бы сразу в вену не воткнуть? А?".
  - Ну, конечно. Логично. Скажут: "Нет, только через глаз".
  Искра засмеялась и резюмировала:
  - Это и взаправду получается, - лечим попу через глаз. Вот почему я тебе звоню.
  - А может, всё проще? Может, врачи не рады, что ты так быстро на выздоровление пошла? Они, возможно, настроились тебя полгодика или годик лечить и при этом "сосать" финансово. А ты шутишь, смеёшься и говоришь: "Давайте, зашивайте меня быстрей". Глядя на тебя, они подумают: "А мы что по миру должны пойти из-за тебя? На что мы жить будем, если все так скоро выздоравливать станут?". Да. Вот тебе обратная сторона платной медицины.
  - Ну, да-да.
  - Не скажешь же: "Давайте, зашивайте и адью".
  - Нет. Я всё время им пытаюсь сказать, что меня пора зашивать. Отвечают: "Нет. Рано. Сначала надо с этим разобраться".
  - Ты себя не калечь этими выжимками из тушканчиковых яиц.
  - Да боже упаси. Мне же делали томографию, и изначально фигня была такая. Была опухоль в кишечнике, которую вырезали, а также нашли некоторые изменения в лёгких и печени. И предположили... Чувствуешь, предположили, что это могут быть метастазы. То есть прямых метастаз у меня нет, а есть маленькие бляшки. И вот эти вот бляшки пытаются подавить. Прошли три химиотерапии, бляшки никуда не делись. Не появились новые, но и старые не пропали. И врач-женщина, которая мне делала томографию, сказала, что в таком состоянии я спокойно могу жить несколько десятилетий.
  - Думаю, и до ста лет можешь дожить.
  - Ну, да. Дело в том, что ещё неизвестно, опухоль это или не опухоль. Метастазы или не метастазы. Пока пункцию не возьмёшь, определить это нельзя. Опять же, по анализам крови можно предположить, есть воспаление или нет воспаления. Есть как их, эти самые, реакции антител, нет ли реакции на антитела. А что касается яичек хомячков, пусть мне колют внутривенно, но никаких уколов в глаза. Зря они мне, что ли порт поставили. Разум-то должен быть! Я сейчас прекрасно себя чувствую. Если бы не эта самая дырочка в боку, я бы и бегала, и прыгала, и в большой теннис играла. Я очень хорошо себя чувствую.
  - Тьфу-тьфу-тьфу.
  - Тьфу-тьфу-тьфу.
  - Если уж станут настаивать на китайских хомячках, скажи: "Колите в вену или в порт так называемый".
  - Опять же, понимаешь, если я себя хорошо чувствую, то в чём проблема-то? Ну и дальше я хочу так же хорошо себя чувствовать.
  - Да. Тут вопрос. А что за надобность в этих лекарствах, если ты себя хорошо чувствуешь?
  - Кстати говоря, после химиотерапии я тоже у них неплохо себя чувствовала. А когда возвращалась домой, то весь следующий день спала.
  - Ещё бы! Это понятно. Люди вообще рассказывают об этой процедуре, как о какой-то страшной пытке. А ты словно посетила санаторий.
  - В принципе, для меня это было как определённый санаторий. Но ребята, разум же должен быть.
  - А насчёт укола ты хорошенько подумай. Может, у них есть какое-нибудь другое лекарство. Раз уж они непременно хотят на тебе заработать.
  - Нет-нет, я и близко к этому уколу не подойду. Вот, смотрю интернет, в побочных тут - диабетический макулярный отёк, отёк сетчатки глаза. Они чего? Это самое... С ума посходили, мне такое лекарство предлагать?
  - Подумай. Сто раз подумай, прежде чем его принимать.
  - Боже ты мой. Лучше со своими глазами прожить поменьше, чем слепой подольше. Смотри, что тут пишут. Наиболее часто, при этих уколах, происходит кровоизлияние в сетчатку глаза и, как следствие, снижение остроты зрения. Отслойка пигментного эпителия, регенерация сетчатки, кровоизлияние в стекловидное тело, катаракта, эрозия роговицы, повышение внутриглазного давления, боль в месте введения, чувство инородного тела в глазу, слезотечение, отёк век.
  - И чувство вины за то, что согласилась на этот укол. Видишь, насколько циничными сделались фармацевты. Раньше, если предлагали лекарство за сорок тысяч, говорили: "Побочных явлений нет, только положительные эмоции". А сейчас изготовитель говорит продавцу: "Пиши все ужасы, которые придут на ум, всё равно мы это лекарство продадим".
  - Беда заключается в том, что попадая в больницу, ты вынуждена доверять врачу. Ты веришь ему. Это сейчас я могу смотреть интернет и читать отзывы. А когда меня привезли в клинику, я, не глядя, подписала все бумажки, заплатила столько, сколько сказали. После чего меня увезли на операцию. Слава богу, всё грамотно было сделано. Одним словом, везде должен быть профессионализм. Я думаю, всё это из-за того, что Генка сегодня им звонил в "Отслюнявь-Клинику" и приставал к врачам по поводу меня. Они, видимо, назвали это лекарство, чтобы мы были заняты изучением и от них отстали. Они так и сказали: "Попробуйте купить в аптеке, это лекарство очень трудно достать".
  - Всё-таки дождись главврача.
  - Да-да-да. Не-не-не-не. Чем там замечательно, там коллегиально принимают решение, а не один там какой-то...Потому что я уже один раз нарвалась. Я тебе рассказывала. После операции меня привезли в палату. Спрашивают, как я себя чувствую. Говорю: "Замечательно. Хорошо", - "Ладно, завтра мы вас выписываем". Может, он и пошутил, но я в такой панике была. Да, по сравнению с тем, что было, я себя хорошо чувствовала. Но, извини меня, я ещё с койки подняться не могла. А они меня собираются выписывать. Куда выписывать? Ну, ладно. Я тебе всю эту историю рассказала, чтобы ты в курсе дела был.
  - Но ты мне звони. Самому мне звонить неловко. Потому, что думаю, позвоню, а ты в этот момент лежишь в клинике, под капельницами.
  - Не-не-не. Ты звони. Даже если я в клинике, то сотовый телефон у меня всегда с собой. Даже если я под капельницей, то телефон лежит со мной рядом. А если сразу не отвечу, значит, меня где-то в чём-то задействуют, и я физически ответить не могу. Но у меня твой звонок останется в памяти телефона, и я тебе перезвоню.
  - Хорошо.
  - Так что звони, не стесняйся, даже в клинику. Ведь мне все туда звонят, я уже привыкла. Так что в курсе дела буду тебя держать. Ладно, уже половина первого, давай отдыхать. А то слишком долго болтали. Одним словом, звони и не стесняйся.
  - Хорошо. Счастливо. Пока.
  - Пока.
  Не успел я попрощаться с Искрой, как заговорила бабушка, подслушавшая наш разговор.
  - Видишь, какие жулики там сидят, - сокрушаясь, сказала она.
  - Ну, правильно. Человек доверяет, верит врачам.
  - Это же настоящие проходимцы. Это всё равно, что они, знаешь, какую-то желчь медвежью, куда-то чего-то...Всё это ерунда.
  - Странно, что хомячки китайские, а не заполярные. Чтобы за ними идти вместе с этим...Как его? Кто у нас покоритель Арктики? Нансен или Амундсен?
  - Потом это...Китайцы - известные жулики. Они все лекарства из рогов делают.
  - И из копыт.
  - Там всякие снадобья...Нет-нет. Это всё ерунда.
  - Искра так и говорит: "Пока главврач не придёт, я не буду ничего принимать. Не стану слушать его ассистентов и заместителей".
  - Ей надо как-то лазером выжечь эти раковые клетки.
  - Ну, врачи же ей опухоль вырезали и химиотерапию сделали три раза. А теперь не знают, что делать. Давай, ещё и новое лекарство принимай.
  - Не надо ей его принимать. То, что нужно, они сделали. Она должна наладить связь с онкологическим институтом.
  - Искра так и говорит: "Врачи опасаются. Если они меня зашьют, то я могу пойти в другую клинику и в их услугах перестану нуждаться".
  - Говорят же, не надо обращаться только к одному врачу. Пройдите нескольких.
  - Я ей так и сказал. У тебя же есть знакомые врачи. Пусть они посмотрят твои анализы крови и скажут. Если воспаление есть, то оно в крови заметно.
  - Ладно. Она сама умный человек, главное, дурью не маяться.
  - А потом, деньги какие!
  - Не надо. Лучше на нужное питание пусть их потратит. На уход, в конце концов.
  - Да, платить сумасшедшие деньги за лекарства, которые к тому же, не обещают никаких положительных результатов.
  - Что это вообще придумали? Вот у нас хомячок есть, у него яйца...И главное, китайский! А мы что, своего не имеем? Или у нашего хомячка яички другие?
  Бабушка засмеялась.
  - Другая бы пала духом. Такие мучения, такой диагноз.
  - Что ты, я просто перед ней преклоняюсь.
  - Вот у неё такой характер. Она борец по натуре.
  - Молодец.
  - Ей в детстве врачи запретили купаться, плавать. Так она сама научилась плавать и вскоре стала переплывать Москву-реку. А она там у нас не узкая и не мелкая. Ну, как вон до того дома. Попробуй, доплыви. Потом уже стала не только поперёк реки, но и вдоль её плавать. То есть совершенно поборола страх.
  - Молодец. Умница. Коленька, а вот скажи. Имеет ли она право...Как называется институт, где делают все эти онкологические операции? Он не платный, а бесплатный. Твоя Искра имеет право, допустим, сделать необходимую операцию уже не здесь, а там? Мне кажется, она обязательно должна пойти туда и сказать: "Я была в платной поликлинике, посмотрите, правильно они всё сделали или нет".
  - В другой больнице ей не станут бок зашивать. Раз в платной клинике взялись за неё, должны уже зашить. Она сама так говорит: "Не зашивают, чтобы я в другую клинику не ушла".
  - Видишь, какое там жульё. Соседи заходят к ней?
  - Ну да. Они постоянно её опекают.
  - Это она тебе сказала?
  - Да. Соседи у неё хорошие.
  - Это счастье, что соседи хорошие, а не какая-то там пьянь. Ты всё, что она говорит, записывай и вставь в свой роман. Может, тебе начать петь?
  - Петь?
  - Да.
  - Я подумаю. А почему бы и нет. Прямо сейчас и запою.
  
  
  Глава 7 Четвёртая химиотерапия
  
  Двадцать пятого января позвонила Искра.
  - Аллё? - сказал я.
  - Привет, - отозвалась Искра каким-то осипшим приглушённым голосом. - Как ты там поживаешь? Я не слишком рано позвонила? Ты ещё спишь, нет?
  - Да что ты, конечно, не сплю. Голову мыл. Мне сказали, что кто-то звонит, я подбежал к телефону, смотрю, это ты. Только не смог сразу ответить, - были руки мокрые и с волос вода капала.
  - Да нормально. Сейчас счастливые времена в этом отношении. Видно, кто звонил, когда. Мы живём в будущем.
  - Какие-то новости есть?
  - Да, новостей много. Во-первых, меня прокапали яичками китайских хомячков.
  - Ах, вот как! Ну, и как всё прошло? Как прокапали, - через глаза или всё-таки через порт?
  - Через порт с капельницы. И к счастью, лекарство оказалось в четыре раза дешевле, чем я думала. А теперь я покопалась на сайте и обнаружила ещё в три раза дешевле. Одним словом, получилось в десять раз дешевле, чем я думала. Так что когда тебе объявляют безумные цены, надо как минимум их делить на десять.
  - Да, но если ты в их лапах цепких... Скажи, главврач вышел после болезни?
  - Я не знаю, вышел он или не вышел. Суть в том, что я зашла в свой личный кабинет и обнаружила, что был консилиум. На этом консилиуме мне прописали новую химиотерапию и яички китайских хомячков.
  - То есть они подтвердили, утвердились на этом?
  - Утвердились. В результате я почти неделю назад легла на химиотерапию и четыре дня пролежала под капельницей. А утром перед выпиской, в меня в течение часа вливали через капельницу так называемых "китайских хомячков".
  - А до этого четыре дня что капали?
  - Ну, там своя химия была, уже другая. А за китайскими хомячками мне пришлось в специализированную аптеку ехать, адрес которой, кстати говоря, дал мне лечащий врач. И он велел мне срочно покупать лекарство. Потом я обнаружила, что на соседней улице в аптеке это же лекарство стоит как минимум, в два, а то и в три раза дешевле. Так что буду в следующий раз ложиться, куплю там.
  - Тебе ещё будут этих китайских хомячков вводить?
  - Да-да-да. Я тридцатого на следующую химиотерапию ложусь. Вот. Ну, я думаю, не могут же они меня вечно...Фигня заключается в чём? Все их стандартные химиотерапии я переношу легко. А вот этих "хомячков"...Как стали мне их прокапывать, так у меня сразу участился пульс и поднялось давление. А потом, когда уже приехала домой, я почувствовала, что эти "китайские хомячки" безумно токсичны.
  - Токсичны в каком смысле?
  - Ну, выразимся так. Меня шатало, и я по стеночке передвигалась из-за того, что кружилась голова. Я чувствовала, что это на сердечнососудистую систему действует. У меня под ухом пульс стучал, сердце билось. Одним словом, - вот так. Давление было высокое, верхнее сто шестьдесят. Но главное, что нижнее было сто четырнадцать. А иногда поднималось и до ста двадцати, что не есть хорошо.
  - Это какое-то запредельное давление. Может, аппарат солгал? Что-то прям...
  - Я думаю, что он у меня шалит. Потому что когда я в клинике лежала, давление у меня постоянно мерили и оно было сто двадцать на семьдесят. Я же говорю, я очень здоровый человек.
  - Это да. Только космонавты такое давление имеют.
  - Вот-вот. Ну, я потихонечку оклемалась. Потому что у меня сегодня хватает сил приготовить себе покушать. Ну и так далее. Постепенно... Я тут планирую пол помыть.
  - Ты сама не мой пол.
  - Генка так и говорит: "Надо женщину за деньги пригласить, пусть она пол моет".
  - Правильно. Сейчас же очередь из мужчин и женщин, которые за деньги пол мыть хотят. Я думаю это совсем не проблема.
  - Мне пол самой помыть недолго. Просто-напросто, когда я что-то делаю, мне надо после этого пойти прилечь, отдохнуть.
  - Об этом и речь.
  - Тут я попробовала вставать с постели, без помощи рук. А это, как оказывается, упражнение на пресс. Я почувствовала, как у меня что-то там внутри отрывается. Думаю: "Нет. Рановато".
  - Ты все эти упражнения отложи до того времени, когда тебе бочок зашьют.
  - Именно так. А то я почувствовала внутри какие-то боли. Думаю: "Не. Ни-ни-ни, ещё рановато".
  - Не рискуй.
  - Ещё одно. Лучше всего сейчас проходить компьютерную томографию. Потому что вся процедура длится какие-то секунды. Во-вторых, тебе называют полную картину и чтобы всё рассмотреть, тебе не надо делать никакую колоноскопию.
  - Всё видно?
  - Да. В "Отслюнявь-Клинике" мне сделали КТ и повезли на операцию. А городская больница, где я до этого была, она огромная, но КТ у них нет. Только колоноскопия.
  - Все эти КТ - приметы нового времени.
  - Да-да. Но пока только за деньги. А вот эти государственные...Кстати говоря завтра я поеду к нашему местному участковому онкологу.
  - На учёт становиться или как?
  - Ну, как бы, мы с Генкой уже у него были. Это тот, который мне тупо пинял, что у меня будет нарушение по больничному листку. Это человек, которого мне жутко тогда хотелось послать. Я еле сдержалась.
  - Понятное дело. Но ты сдерживайся и теперь. Они, видишь, не понимают этих вещей.
  - Они почему-то зациклены на оформлении этих бумаг, на этих больничных листках. Зациклены так, словно это самое важное. Всё-таки по диплому он врач и должен заботиться о здоровье людей, подсказывать попавшим в трудную ситуацию пути выхода из неё, спасать.
  - Твоя шибка в том, что ты предъявляешь к людям, превратившимся в бездушные машины, требования здравого смысла. Ты, до сих пор, продолжаешь думать, что врачи люди особенные, с более тонкой организацией психики, чем у нас, сострадательные, почти что святые. Так в идеале и должно быть, но на деле, за редким исключением, это не так. Например меня с детства одолевал вопрос: "Почему среди врачей так много больных?". Они же врачи! Почему они не в состоянии вести здоровый образ жизни или излечить себя от приобретенных болезней.
  - Это правда. Они почти все больные.
  - И здравым смыслом мало кто обладает. Как правило все они зашорены и узкоспециально заточены. Поэтому требовать от врача широкого кругозора, - это уже чересчур. Он, в лучшем случае, как машина, делает то, на что его натаскали. Это злые слова, но к сожалению отражающие положение вещей. И, как говорится, делать нечего, попала в колесо, терпи, но беги. Терпи этих врачей. Понятно, что районный участковый онколог тоже мечтает работать в какой-нибудь клинике, чтобы получать больше денег.
  - Я думаю, что он мечтает работать в "Отслюнявь-Клинике".
  - Я и говорю, они все, кого я из врачей знаю, только о деньгах и мечтают. Вроде должны бы думать о здоровье людей, но все мысли о том, как бы разбогатеть.
  - Ты абсолютно прав. Изначально они идут лечить людей, потом они об этом забывают.
  - Для тебя твоя собственная жизнь - ценность бесспорная. А для них-то всё это... Не так важно, как тебе. Поэтому и встречаешь ты полное абсолютное равнодушие. У меня брат лежал в ведомственной больнице. Все заведующие отделениями - алкоголики. Почему их не увольняют с работы?
  - Кстати говоря, мне колоноскопию в городской больнице делал заведующий отделением. Там все говорили: "Это самый опытный, самый передовой. Он и профессор, и кандидат наук". Ему ассистировала всего одна женщина. Так он на неё всё время ругался. Она "косоручка", она "всё не туда вставляешь", "у тебя всё падает", "ты ничего не умеешь", "полная профнепригодность". А нормально, да?
  - Ну, вот видишь.
  - А я потом подумала: "А может, бригада из трёх-четырёх человек должна была ему ассистировать, когда он делает такую процедуру?".
  - Я тоже думаю, что не вдвоём они должны были этим заниматься. Может быть, денег хотели за четверых получить, а может, так их "оптимизировали".
  - Да, но за мой счёт. За счёт моего здоровья, за мою боль.
  - "За твоё здоровье я потом водки выпью", - говорит врач.
  - Почему я так думаю? Я разговаривала с разными людьми не в той городской больнице, где я лежала, а в других медицинских учреждениях. Так вот, колоноскопию сейчас делают при обезболивании.
  - Но я это предполагаю. Зачем же пытать людей, мы же не во времена инквизиции живём.
  - Почему ты так думаешь: "не при инквизиции"?
  - Я на это надеюсь.
  - Может, они удовольствие от этого получают.
  - Что получают удовольствие, это несомненно. Врач, который не испытывает удовольствие от того, что делает, долго не проработает.
  - Ладно, ты меня прости, просто завтра я еду к онкологу местному. Одним словом, надо подготовить всякие выписки, бумажки.
  - Конечно, давай, собирайся.
  - Так что я займусь этим. Мы с тобой сегодня хорошо поговорили.
  - Ты, главное, не волнуйся. Собери всё, что им надо, не ругайся там с врачами лишний раз.
  - Нет, не буду. Я о чём хочу сказать. Ты хочешь стать выдающимся человеком?
  - Ну...
  - Не спорь со мной. Для этого ты должен внести новый элемент. Заметь, что в гимнастике прославляются те, кто внёс в программу выступлений новый элемент, хотя бы один. То есть надо обязательно внести что-то новое. Потому что плохое оно, хорошее, убогое, совершенное, несовершенное, - это новое. Любое новое производит эффект.
  - Это правда. Я постараюсь. Ты меня всё время напутствуешь, направляешь.
  - Используй. Понимаешь, я искренно хочу, чтобы созидалось тобой что-то новое. Ладно, давай говорить друг другу "до свидания". Мы сегодня с тобой продуктивно, а главное, душевно поговорили. Я послушала твой голос, красивый, волнующий, родной. Я тебя немножко поучила, высказала, как мне кажется, полезные мысли. Надеюсь, что ты что-то необычное напишешь.
  - Буду стараться. У тебя голос повеселел, и настроение заметно улучшилось. А в самом начале разговора голос был слабенький. Я не стал на этом акцентировать твоего внимания, но совсем как у умирающего лебедя. А сейчас ты ожила, смеёшься, и мне весело вместе с тобой.
  - Понимаешь ли, в чём дело? Мне надо общаться. Когда я делюсь новостями, мыслями, размышлениями, желаниями, эмоциями, то от этого испытываю прилив чувств. Как там сказано? "Сердца без практики ржавеют"? Ладно, надеюсь, что мы с тобой созвонимся и поговорим ещё. Хорошо?
  - Обязательно.
  Не успел я закончить разговор, как в комнату вошла бабушка и поинтересовалась:
  - О чём она тебе рассказала?
  - Процедуры принимает, - без особой охоты стал отвечать я. - Лежала в больнице четыре дня, в той самой, "Отслюнявь-Клинике". Ей там в вену закапали сначала обычную химиотерапию, уже четвёртую по счёту. А затем тех самых "хомячков". Говорит, что нашла аптеку, где эти яйца хомячков дешевле в десять раз цены, озвученной лечащим врачом. А завтра она едет становиться на учёт к нашему местному онкологу.
  - В аптеке продаются "яйца хомячков"?
  - Да.
  - Значит, ей не просто подсунули чёрт знает что? Долго ты с ней разговаривал.
  - Хочется ей пообщаться.
  - Ну, а как же, Коля, конечно. Опять же ты большую роль в её выздоровлении играешь.
  - Можно и так сказать, хотя эта роль, бабушка, тобой очень преувеличена.
  - Что она ещё говорит?
  - Говорит, химиотерапию нормально переносит. А вот "хомячков" очень тяжело.
  - И всё же, кто за ней ухаживает?
  - Никто не ухаживает, сама за собой ухаживает. Соседи ей продукты приносят. Говорит, хотела пол помыть, я ей посоветовал нанять кого-нибудь. Деньги у неё есть.
  - Пусть об этом даже и не думает. Ещё свернёт себе кишку, ни в коем случае. Ни-ни-ни-ни. Это опасно! Это не надо. Это ни в коем случае.
  - Она говорит: "Хотела с постели встать без помощи рук и почувствовала, что в животе что-то заболело". Тяжело переносит этих "хомячков". Давление поднимается, сильное сердцебиение. Плохо это лекарство на её организм действует.
  - Да-а? Может быть, и не надо его?
  - Куда деваться, если лечащие врачи тебе это прописывают.
  - Какие врачи?
  - Врачи-онкологи, у которых она лечится. Взялись за неё основательно.
  - Коля, это такое испытание у неё физическое и психологическое.
  - Ну, конечно.
  - Это очень тяжело.
  - Ну да. Потом она всё-таки бегала на берег, закалялась, занималась гимнастикой. Здоровье хорошее там приобрела. Но, видишь, бабусь, при всём при этом человек не застрахован от таких вот вещей.
  - Онкология - страшное дело. Тут питание правильное должно быть. А у нас все питаются кое как.
  
  
  Глава 8 Патологоанатом
  
  Двадцать седьмого января звонила Искра.
  - Аллё, привет, - скороговоркой начала разговор она, - я только одной мыслью хочу с тобой поделиться. Я залезла на свою личную страничку в этой "Отслюнявь-Клинике". Ну, и соответственно, ползала, смотрела. Обнаружила бонусы, скидки, а главное, нашла такую вещь. Седьмого числа одиннадцатого месяца, когда меня привезли и сразу отправили на операцию... Тут имеется такая вот статья "Незавершённые программы", "предоперационная подготовка". Не было никакой предоперационной подготовки, меня сразу же увезли на операцию. Ты представляешь ли?
  - Приписки обнаружила, чтобы денежку с тебя...
  - Нет никакой приписки! В том-то и дело, что... То есть они ничего за это с меня не взяли.
  - Не взяли, а зачем тогда обманывать, писать, что провели?
  - Они не обманывали. Они не провели её. Тут как раз об этом и написано, что не было этой предоперационной подготовки. Но главное, вчера мы с Генкой на его машине катались к нашему участковому онкологу местному, который ко мне с больничными листами приставал. Мы его посетили, показали результаты выписки, показали всё. Заодно я посмотрела, кто подписывал бумаги по результатам моей операции. Догадайся, кто подписал?
  - Ну, не знаю, кто мог, кто там имеет право, - смущаясь, ответил я, - подписывать такие бумаги.
  - Ты не поверишь. Тебе в голову такое не придёт.
  - Ну, не томи, говори.
  - Патологоанатом!
  - Патологоанатом подписал?
  - Ага, - сказала Искра и засмеялась.
  - А что за бумаги, уточни. С которыми повезли тебя на операцию?
  - Нет. Дело в том, что они провели операцию седьмого числа, вырезали опухоль. Всё мне это самое сотворили. И вот описание того, чего у меня там было, как, что, куда вывели.
  - И под этой бумагой подписался патологоанатом?
  - Совершенно верно, - подтвердила Искра и снова засмеялась.
  - А как это визуально выглядело? "Смирнов В.В." в скобочках - патологоанатом, да? Как ты узнала, что он патологоанатом?
  - А это его профессия. Прямо на бумаге я могу сейчас пойти, достать её и прочитать, - Искра опять расхохоталась.
  - Возможно, мы с тобой необразованные. Может, патологоанатом не только с мертвецами работает, а более обширными делами занимается?
  - Слушай, дело в том, что ведь известна такая штука. Во всех криминальных вещах причина смерти, то да сё, подписывает патологоанатом.
  - Ну, тут всё понятно.
  - Я чего думаю. Там целая бригада хирургов была, но заключение сделал патологоанатом. Возможно, он самый опытный из них. Он же постоянно разбирается, режет и так далее. Остальные, я не думаю, чтобы они так могли копаться.
  - То есть, он тот единственный, кто до конца провожает человека. Последний врач, который занимается человеком.
  - Ну, в принципе, да. Соответственно, как я понимаю, именно поэтому он присутствовал на операции и следил за всеми процессами.
  - Может, его как раз и не подпустили к тебе, - попробовал я пошутить, - а в конце он рассердился и со злостью на бумагах расписался.
  Искра мою шутку не поняла, отвечала очень серьёзно.
  - Ты понимаешь, он мне написал там всё крайне положительное.
  - Молодец. Значит, в этой "Отслюнявь-Клинике" существует и такой специалист, как патологоанатом?
  - Как я понимаю, самая большая практика именно у него. Так сказать, он уже ничего не боится и может посмотреть и то, и это.
  - Заглянувший за черту.
  - Но зато этот человек чисто практически разбирается лучше всех во внутренностях.
  - В анатомии человека - точно.
  - В анатомии. Именно поэтому, как я понимаю, заключение о состоянии моих внутренних органов и должен был подписать он.
  - Но вообще, это юмористические моменты. Так же, как мне зуб лечили, а лекарство прописали от сифилиса. Я спросил врача: "Это шутка?". Она мне серьёзно ответила: "Но это неплохо. Лекарство обеззараживающее. Мы просто подстраховались. Зуб верхней челюсти, мозг рядом". Такие вот были объяснения.
  Тут подошла бабушка и влезла в наш телефонный разговор. Я пояснил Искре:
  - Бабушка заботится о тебе, говорит, чтобы ты в больнице полежала под контролем врачей.
  И чтобы отогнать бабушку, я её успокоил:
  - Искра лежит в больнице, всё она знает, всё контролирует.
  - В том-то всё и дело, что я под контролем врачей постоянно. К примеру, тридцатого числа я опять дня на три-четыре лягу к ним, под контроль врачей, - вторила мне Искра.
  - Бабушка переживает, что ты дома одна. Я сказал, что ты пол хотела помыть, она и забеспокоилась.
  - Я это дело отложила. Пусть пока у меня пол будет грязный. Ладно, бог с ним. Но ты понимаешь ли, дело в том, что побыть одной это для душевного равновесия хорошо. Именно поэтому я и палату на одного человека беру. Потому что общение, оно утомляет. Нет, оно, безусловно, необходимо, но в небольших количествах и только с теми людьми, которых ты любишь.
  - Это известно, - сказал я и почувствовал, как голос мой изменился. Я не знал, как на эти её слова реагировать, стал говорить первое, что пришло в голову, - поэтому и предусмотрены отдельные палаты. Это только в тюрьме одиночная камера используется, как наказание. Потому что там другие мотивы. А так, конечно, когда человек волен выбирать, он выбирает отдельную палату, отдельный номер, отдельную квартиру. Если захочет общаться с другими, всегда сможет. А в тюрьме не сможет. Этим и мучают.
  - Ладно, ты мне попозже перезвони, у меня тут дела.
  Искра прервала разговор.
  Заметив, что я освободился, ко мне обратилась бабушка.
  - Коленька, Валентина Ивановна сказала, чтобы ты и Галя обязательно ели яблоки. Говорит: "Я сама себе сырую морковку тру, зубов у меня нет, и яблочко тру". А ты чего не хочешь себе яблоко потереть?
  - Наверно, потому, что зубы ещё есть.
  - Так что тебе сказала Искра? Расскажи мне, Искра-то как? Или ты с ней всё ещё разговариваешь?
  - Нет, я с тобой, бабушка, разговариваю.
  - Как, ухаживают за ней?
  - Никак не ухаживают, она одна в квартире.
  - Ну, а когда заливают ей эти самые капли, у неё же давление поднимается, она должна быть под контролем. Она заночевать должна в больнице.
  - Когда ей "закапывают", она там и находится. Потом уже домой привозят.
  - А-а, так её привозят?
  - Да, не сама же она едет.
  - Это другое дело. Я думала, закапывают и уходит. Так нельзя. А как сейчас она себя чувствует?
  - Хорошо чувствует, вон, стала частенько названивать.
  - Это хорошо.
  - Всем хорошо, только у меня работа не движется. Мне работать нужно, а тут каждый день что-то происходит.
  - Жизнь! Жизнь происходит. А ты накапливаешь творческий материал. Ещё. Знаешь, что Валентина мне выдала? Это там, где "Тысяча мелочей". Она говорит, там открылась лаборатория. Правда, платная, но это ничего. Они определяют, есть у тебя онкология или нет. А между прочим, надо сдать им мочу. Сейчас по моче определяют эти вот онкологии. Есть ли у тебя какие клетки или нет.
  - Мне такую работу жулики предлагали. Говорили: "Наденешь белый халат, станешь за деньги по анализам мочи болезни определять". Я отказался.
  - Они хотели, чтобы ты там сидел?
  - Да, хотели, чтобы я в тюрьме вместо них сидел. А им таким образом деньги зарабатывал.
  - Короче, Искре скучно?
  - Видимо.
  - Конечно, она хочет общаться. Ну, слава богу... Видишь, она и сама знает, что после этих капельниц никто не бредёт домой на ночь глядя. Она должна под контролем быть. А сколько ей этих капель нужно сделать? Сколько раз?
  - Поинтересуюсь. Я ещё не спрашивал. Мне ещё и в магазин надо идти, и Искре перезвонить. Чего-то вы сегодня рано все за меня взялись.
  - Ну, ладно, Коленька, всё, я пойду, послушаю ещё радио.
  
  
  Глава 9 Пятая химиотерапия
  
  Первого февраля позвонила Искра.
  - Аллё? Доброе утро. Как ты там, проснулся?
  - Да я сейчас по ночам сплю.
  - Какой ты молодец. Стал нормальным человеком.
  - Не знаю, стал ли я нормальным человеком, но так уж жизнь заставила.
  - Ну, тогда я вовремя позвонила, тебе спать не мешаю. Да?
  - Да, вовремя.
  - Я тебе говорила, что легла на очередную химиотерапию?
  - Это когда же?
  - В субботу.
  - Ты из больницы звонишь или уже из дома?
  - Нет. Меня только завтра выписывают.
  - Значит, из клиники?
  - Ага. Пока я ещё под капельницами, до двадцати четырёх часов. Как меня положили в субботу, так я и лежу непрерывно под капельницами.
  - Ничего себе.
  - Круто, да?
  - Настроение у тебя боевое.
  - Ты знаешь, я под капельницами кайфую.
  - Возникает закономерный вопрос, что в тебя вкапывают?
  Искра засмеялась.
  - Смех твой эхом разносится.
  - Это потому что у меня просторная, одноместная палата. У меня на этот раз супер-пупер палата. У меня тут имеются и подсветка, и кислород, и телевизор во всю стену, и туалет, и душевая кабина. Помнишь, я тебе про всякие "косяки" говорила? Тут их нет. Это супер навороченная палата.
  - Чего-то часто тебя стали прокапывать. Или всё это по программе, как и положено?
  - Дело в том, что... Ну, во-первых у меня был уже курс из трёх химиотерапий, который не дал результатов. После этого врачи мне изменили курс лечения. И одну химиотерапию, по новому курсу, я уже прошла. Помнишь, я тебе говорила о яичках этих самых "китайских хомячков"?
  - Конечно, помню.
  - Они мне "хомячков" прокапали, и я почувствовала, что это безумно токсичная штука.
  - Ну да. Ты говорила, что после этой процедуры держась за стенку, ходила.
  - Да-да-да. Так вот, меня завтра снова будут ими потчевать. Этими "китайскими хомячками". Пока что обычной прокапывают. Хорошей, кайфовой, химиотерапией. А завтра начнут.
  - Тебя хоть кормят там, в этой клинике?
  - Меня кормят здесь ресторанной едой. Ты даже не представляешь себе, как вкусно, как всё хорошо сделано. Мне приносят меню, и я выбираю блюда. Всё супер-пупер.
  - Хорошо.
  - Вот-вот. Ещё. Вчера я себя в зеркало разглядывала и обратила внимание, что у меня исчезли все папилломы.
  - Даже так. А они у тебя разве были?
  - Были, ты их просто не замечал.
  - Видишь, как здорово. Подскажи своим лечащим врачам. Они добавят папилломы в список заболеваний, которые излечивает это лекарство.
  - Ещё одно. Я стала набирать вес, и у меня появился жирок в области живота. Я взвешивалась на весах и оказывается, на четыре килограмма поправилась. А всё потому, что съедаю всё, что мне приносят. И хлеб, и печенье, и мучное. Всё съедаю. У меня очень хороший аппетит.
  - А в питании у тебя нет ограничений? Тебе не говорят: "Выбрать-то вы выбрали, но этого вам нельзя"?
  - Нет, такого не говорят. Меню, которое мне приносят, одобрено моим лечащим врачом.
  - А-а, другое дело. И потом ты же водки у них не просишь.
  Искра засмеялась.
  - Нет, не прошу. Мне сейчас алкоголь противопоказан по многим параметрам. Кстати говоря, тебе, видимо, известно, что лекарства с алкоголем не совместимы.
  - Ну да. Есть очень несовместимые, которые аллергическую реакцию вызывают.
  - Вот. Поэтому алкоголь мне ни под каким видом не показан. Так что я с ноября, то есть три месяца, вообще никакого алкоголя не пила.
  - Молодец. Ты день рождения дома будешь отмечать?
  - Да, я думаю дома. Потому что у меня, как правило, между этими химиотерапиями проходит недели две-полторы. Меня в среду-четверг отпускают. Субботу-воскресенье я дома провожу, а уже в следующую субботу меня снова кладут на процедуры. Где-то полторы недели у меня между химиями. Примерно так.
  - Понятно.
  - Я тебе говорила о том, что у меня натоптыши с ног пропали?
  - Нет, ты говорила о том, что папилломы пропали.
  - Помнишь, я тебе рассказывала, как в шесть лет я в подвале горела? У меня потом корка на ногах осталась. Ну, так сказать, как копыта, практически. И когда я занималась гимнастикой, эта корка у меня сошла, ноги стали мягкие. Так что гимнастика во многих вещах мне помогла. А тут как раз на Крещение стала чесаться у меня подошва. Я потом уже сообразила, что на дворе праздник Крещения. Набрала в душевой горячую воду по щиколотку, ходила в этой воде, и вся эта штука у меня отвалилась. Чесалась и отвалилась. Вот так.
  - Так может, Господь Бог тебе помог, а не эти лекарства?
  - Пусть будет так. Как раз ночью пятки у меня зачесались и стали рассыпаться натоптыши. Чего они у меня тут в кровати будут рассыпаться? Я пошла, набрала горячей воды и ходила, и всё там прекрасно у меня обсыпалось. В принципе, я всё, что хотела сказать, сказала. Может, ты хочешь что-то спросить?
  - Они сделали тебе химиотерапию и сказали, что она не помогла? Я правильно понял?
  - Первая химиотерапия не помогла, совершенно верно.
  - А чего они хотели с её помощью добиться? Чтобы бляшки из печени и лёгких ушли?
  - Да.
  - А они определили, что эти бляшки вредные?
  - Считается, что это раковые бляшки.
  - У-ух. То есть, они сейчас с ними борются?
  - Именно так. Компьютерная томография показала, что у меня там были бляшки диаметром до семи миллиметров, потом стали до девяти миллиметров. А последняя томография показала, что бляшки от двух до восьми миллиметров. То есть уже не девять, а восемь миллиметров. Значит, всё-таки процедуры их уменьшили, по крайней мере, на один миллиметр.
  - То есть тенденция изменилась. Вредные бляшки на уменьшение пошли?
  - Да. И учти, что папилломы, они тоже считаются как новообразования. И если у меня папилломы исчезли, то это, знаешь, очень положительный эффект. Значит, погибают все новообразования.
  - Ты, давай там бодрись, веселись, фильмы смотри.
  - Да я так и делаю. Вижу, ты торопишься?
  - Бабушка зовёт.
  - Мы обо всём поговорили, захочешь поговорить, звони, я тебе перезвоню.
  
  
  Глава 10 Зубной врач
  
  Шестого февраля рано утром позвонила Искра.
  - Привет! - сказала она. - Мне что-то захотелось позвонить тебе и сказать это самое.
  - Давай.
  - У тебя пара минут имеются?
  - Ну, конечно.
  - Замечательно, - взволнованным голосом начала Искра. - Суть заключается в том, что я сейчас покопалась в сайте "Отслюнявь-Клиники". Ну, интересно же. Я там копалась, смотрела методики. Так вот, там самые разнообразные средства определения допустим, рака желудка. Во-первых, у них имеется компьютерная томография, а во-вторых, по анализу крови. Оказывается, в крови имеются маркеры онкологических заболеваний. Соответственно, там самое большое разнообразие. Так вот, я специально на этом сайте искала колоноскопию, хотела узнать, как они её проделывают.
  - Узнала, как?
  - У них такой процедуры, как колоноскопия, не существует.
  - То есть они не практикуют её в своей клинике? - с трудом соображал я, просыпаясь.
  - А зачем?
  - А действительно, какой смысл, если есть компьютерная томография, как ты говоришь?
  - Ну, да.
  - Если есть КТ, зачем тогда людей мучить и потом, наверное, не всем врачам эту процедуру делать приятно. Не все получают удовольствие, когда пациент страдает и мучается.
  - Ты представляешь, мне эту колоноскопию проделывал профессор, заведующий отделением. Он ещё пытался стенд мне на эту опухоль поставить.
  - А что такое стенд?
  - Это такая металлическая фигня, которая сжимает опухоль, для того, чтобы в кишечнике образовалось отверстие для прохода. Стенд помогает уменьшить размер опухоли.
  - Ишь, затейник какой, вместо удаления говорит: "Мы опухоль сожмём и пусть она с ней дальше живёт". Да?
  - Ну, а дальше выписывайся и иди, куда хочешь. Но в связи с тем, что он не смог этот стенд установить, он предложил мне выпустить кишку наружу. Молодец. Я же просила его: "Направьте меня в специализированную больницу". Нет! Меня потрясло, что искать больницу должны были мои знакомые и близкие мне люди. Нормально, да? А врачи, больница ни при чём. Врачи в той городской больнице знать не знают, что такое онкологические заболевания.
  - Это в городской больнице тебе профессор хотел кишку наружу выпустить?
  - Ну, это нормально. В принципе, это нормально. Но! Подвох в том, как они это делают. Представь себе, например, хирургическое отделение в "Отслюнявь-Клинике". Там такие лампы, такая чистота, такое оборудование. Ты входишь, и всё это на тебя производит хорошее впечатление, суперсовременное оборудование.
  - Ну, конечно, это очень много значит.
  - Во-от. А тут меня привезли... Выразимся так. То ли кухня, то ли, прошу прощения, туалет. Стены с побитой плиткой, как в морге. Я лежу на каталке. Нормально? Вдобавок один профессор, и у него "безрукая" помощница. Во время процедуры он ругается на неё, говорит, что она ничего не знает, ничего не умеет. Ну, прошу прощения, меня в "Отслюнявь-Клинике" окружила толпа врачей-специалистов.
  - Почему в городских больницах такой дефицит врачей? Даже профессору не могут дать рукастую ассистентку.
  - Ну, во-первых, я думаю, что это норма для всех городских больниц. Им, видимо, зарплату маленькую платят. И специалистов, естественно, там не хватает. По большому счёту, на операции должны были присутствовать анестезиологи, дополнительный подручный медперсонал. А там что? Один хирург, а помощники где? И после всего этого он мне предлагал в такой обстановке и атмосфере ненависти и ругани кишки вырезать! Прошу прощения, когда мне зубы лечат, как минимум два-три человека вокруг меня бегают. А тут - хирургическая операция. Он что, тоже в одиночку будет всё это резать? А? Здорово?
  - Может, и в одиночку.
  - И после этого он мне говорит: "Напрасно вы отказываетесь". Ты понимаешь, я в таком ужасе была. "Отказываюсь".
  - Можно представить. Точнее, представить такое нельзя.
  - А когда меня в "Отслюнявь-Клинику" Генка привёз, то на меня произвело впечатление и чистота, и современное оборудование. И я им, можно сказать, с лёгким сердцем отдалась в руки.
  - Понятно, после перенесённого тобой в городской больнице... А что, Генка знал уже об этой клинике? Почему он тебя прямо туда повёз?
  - У Генки друг детства, Юра Аладьин. Этот Юра, когда ещё не пил, работал на одного бизнесмена. Как-то бизнесмену поплохело. И он попросил Аладьина отвезти его в "Отслюнявь-Клинику". Юра его туда отвёз. Бизнесмена там подлечили. То есть его приняли тут же и сразу. А не вот это: "Потом, через две недели".
  - Это тебе так сказали: "Потом придёшь"?
  - Да, в других медучреждениях. Например, в Боткинскую меня собирались положить через две недели. Здорово? Я тут и дня не проживу. Ну, день я бы ещё прожила. Но два дня... Я чувствовала, что мои ресурсы уже на исходе. Я знала точно, что через два дня, к понедельнику, концы отдам. Ну, и соответственно, я попыталась устроиться в ЦКБ. В Центральную Клиническую Больницу при управлении делами президента, на Рублёвке. У нашего местного онколога мы с Генкой были в четверг, а на пятницу я записалась в ЦКБ. Для этого позвонила знакомым отца, они договорились, я приехала. Записалась там, естественно, за деньги. Исключительно за деньги. Только одно обследование сто пятьдесят тысяч.
  - В ЦКБ обследование сто пятьдесят тысяч?
  - Ага.
  - Может для того, чтобы кто попало не ехал к ним, они такие цены заломили?
  - В "Отслюнявь-Клинике" самое дорогое обследование - это компьютерная томография. Шесть с половиной тысяч. Единственное, что мне дорого обошлось, - это сама операция. Ну, и послеоперационное лечение. Я две недели там пробыла. Мне фактически сделали сразу две операции. Вырезали опухоль и вывели кишку наружу.
  - Кишку наружу.
  - Да-да-да. И я с этой кишкой наружу всё ещё живу. Это здорово меня ограничивает.
  - Надо думать.
  - Так сказать, весьма. Потому что в остальном я прекрасно себя чувствую. Но висит этот вот мешочек, - ничего интересного. Так я доскажу. В ЦКБ хотели меня принять только в понедельник, до которого я бы не дожила. А тут, в пятницу, стал ещё названивать мне районный онколог и доставал меня тем, что я, вместо того, чтобы бегать по больницам, должна была приехать к нему и оформить до конца, то есть продлить больничный лист. Я ему вежливо ответила: "Знаете, мне сейчас как-то не до этого".
  - А сам он этого не понимал?
  - "У вас будет нарушение". Ха-ха-ха! Потом, когда в "Отслюнявь-Клинике" мне выписывали больничный лист, они мне сказали, что один день у меня пропущен. Поэтому будет нарушение. Я спрашиваю: "И что? Ну вот, что? Ну, нарушение. И что?".
  - Мы живём в каком-то зазеркалье. Такой диагноз. Онколог, как врач, не мог не знать, что это такое. К тому же ты его известила о своём состоянии и обстоятельствах, при которых попала в больницу. Всё это побоку, вместе с состраданием и врачебной этикой. Человек превратился в машину, у него на уме только один этот день, который не будет вписан в бюллетень.
  - Да, плевать! Поставьте мне прогул! Господи, боже ты мой. Не знаю чего... Ну, не оплачивайте мне этот день. И что? Или за свой счёт его дайте. И что?
  - Ладно. Чёрт с ними, с этими бюрократами от медицины. Ты мне скажи, что твои лечащие врачи говорят. Как они объясняют, что не ставят кишку на место?
  - Слушай, всё не так просто. Я же забралась на всякие сайты и читала. От трёх, до шести месяцев.
  - А у тебя сколько месяцев после операции прошло?
  - Нет ещё и трёх месяцев.
  - Понятно, что тебе неудобно, но тут уж надо потерпеть.
  - Куда тут денешься. Раз заговорили об этом, пожалуюсь тебе. Вчера я проснулась от того, что спина у меня болит, саднит позвоночник. Ну, что делать? Пошла заниматься. Весь день занималась, пока не перестало у меня болеть. Я же мало двигаюсь, в основном валяюсь и мышцы атрофируются.
  - А тебе можно заниматься? Или ты делаешь специальные упражнения?
  - Делаю лишь такие упражнения, которые могу делать.
  - А на улицу не ходишь гулять?
  - Я бы хотела пойти, но ты понимаешь, у меня ослабленный иммунитет. Могу ещё какую-нибудь заразу подхватить.
  - Конечно. Что ж я, дурак, говорю. Надо тебе поберечься.
  - Я тебе говорила о том, что у меня исчезли все папилломы?
  - Ну да, говорила. Хотя, у тебя их, по-моему, никогда и не было.
  - Были-были. Ты их не замечал.
  - Ты мне скажи, как ты себя чувствовала после последней химиотерапии? По стенке не ходила? Давление не скакало?
  - Объясняю. Пока я нахожусь под химиотерапией, меня пичкают всякими лекарствами, капельницами добавляют. Под капельницами я чувствую себя великолепно. И на другой день я себя чувствую хорошо. А вот потом... Видимо, эти лекарства, их действие заканчивается, и я на целый день выпадаю в осадок. Мне не хочется кушать, у меня упадок сил, мне хочется спать. Я целый день, если так можно выразиться, отдыхаю. Потом опять в себя прихожу и всё нормально. Хотя вчера, как я тебе уже сказала, у меня всё болело.
  - "Болело" - это всё-таки не сравнить с тем, как ты говорила давление сердечное сто десять и ходила, держась за стенку.
  - А-а, но это первая химия с "хомячками". Но дело в том, что о побочных явлениях я рассказала онкологу, он компенсировал негатив дополнительными капельницами. Поэтому в этот раз "хомячков" я перенесла легко.
  - Молодцы врачи! Надо отдать им должное, прислушиваются. Могли бы сказать: "Ну, милая моя, хочешь лечиться - терпи".
  - Генка мне сказал: "Надо написать благодарность". Я ему на это ответила: "Я всегда делаю это по результату. Не в процессе, а по результату. Цыплят по осени считают".
  - Подумать только, до чего мы дошли. Врачам за их хорошую работу, за выполненный ими свой долг, - благодарность. Хотя, казалось бы, это нормой должно быть.
  - Слушай, они там здорово зарабатывают. Они же заинтересованы, чтобы пациент жив остался и продолжал платить. Опять же, я читала на сайте отзывы про онколога, который меня лечит. Понятно, что в "Отслюнявь-Клинике" будут только положительные отзывы писать или пропускать. Но это всё процесс, а главное - результат.
  - Результат.
  - Ну, собственно говоря, я только и хотела сказать, что никакой колоноскопии в "Отслюнявь-Клинике" нет.
  - Видимо, это отживающие методы исследования человека, когда всё на ощупь.
  - Когда я поступила в "Отслюнявь-Клинику", со мной была одна бабушка. Ей семьдесят девять лет. У неё было предынфарктное состояние. Сосудики, которые снабжают кровью сердце, стали тоненькими. Так вот, ей поставили три стенда около сердца. Поставили их ей через вену в руке. То есть её привезли в операционную. Её окружили хирурги, вкололи ей определённый анестетик, но она ни сознания не потеряла, ничего. За всей операцией бабушка со стороны наблюдала. Врачи ей объясняли, что, чего и как. И на экране она следила, как эти самые стенды через вену проходили к этим самым узким местам и их расширяли. Таким образом её от инфаркта спасли. А то у неё были бешеные боли в груди. Она, соответственно, пришла в палату довольная, ничего не болит и на другой день её выписали. Нормально?
  - Нормально. Не нормально, что в городских больницах у нас всё не делается.
  - Это безобразие. То есть, частные клиники, конечно, их цель - зарабатывать деньги, это правда. Но они зарабатывать могут только профессионализмом. Взять меня. С каждым разом размещали во всё более комфортабельной палате. Последний раз это была уже супер-пупер палата. Помнишь, я тебе рассказывала про всякие там "косяки", которые я подмечала.
  - Да, помню.
  - Такого больше нет. Прибегают, спрашивают, нет ли у меня замечаний или пожеланий. Здорово?
  - Здорово.
  - Это в городской больнице лежи и помирай. Понятно, что эти зарабатывают.
  - Видишь, хорошие врачи есть, только им почему-то денег не платят в государственных больницах. И поэтому нет никакого стимула им там работать.
  - Опять же аппаратура. Они закупают самую современную, самую совершенную аппаратуру. Я тебе говорила, когда меня в "Отслюнявь-Клинику" привезли, то мне собирались поставить в руку, для анестезии, какую-то фигню. И ассистент у врача спрашивал: "Какую ей ставить, синюю или красную?". И врач ему отвечает: "Самую лучшую".
  - А что это за фигня, которую тебе собирались ставить?
  - Боже ты мой. Это иголочка, которая в вену вставляется, через которую анестезия прокапывается.
  - Капельница?
  - Что-то вроде этого. Но дело в том, что капельницу тоже надо куда-то втыкать. А предварительно вставляется иголочка с расширителем, куда уже капельница втыкается.
  - Расширитель?
  - Ну, типа этого. И мне тогда понравились слова врача "самую лучшую". И на этих словах я вырубилась. Я так была довольна, что мне самое лучшее ставят. Я счастливая уснула, счастливой проснулась.
  - Молодцы. Даже если у них это такая игра - всё равно молодцы. Пациент всегда должен быть в хорошем настроении. "Какую?", - "Самую лучшую". Какую же ещё? Врач в платной клинике не может сказать: "Ставь, какую похуже".
  Искра закатилась своим звонким, как колокольчик, смехом.
  - Ты смеёшься, а в нашей поликлинике я у такого горе-врача зубы лечил. Мало того, что она руки не мыла. Пришла с улицы и грязными руками полезла ко мне в рот. Она просверлила отверстие в зубе и говорит медсестре: "Намешай фосфатную". А та ей отвечает: "А я совсем другой состав сделала", - "Ну, ничего страшного, давай сюда". Замазала мне этой гадостью отверстие в зубе и предупредила: "Если пломба вылетит, придёшь завтра, я тебя без очереди приму". Только вышел я из её кабинета, пломба у меня вылетела. Пришёл я к ней на следующий день и обнаружил, что таких, как я, у которых сразу же пломба вылетела, шесть человек. Так что из тех, кто должны были войти без очереди, снова образовалась очередь. Ну что это за работа?
  - Профнепригодность.
  - Следовало бы избить её, а приехавшей полиции рассказать, как она лечит. Чтобы те ей ещё добавили.
  - Только сейчас придумал?
  - Придумал? По-моему, у этого зубного врача была фамилия Баботина. Так вот я сижу в её кресле с открытым ртом и мне надо прополоскать ротовую полость. А у неё в кранике закончилась вода. Так она взяла вазу, достала из неё цветы и из вазы налила мне воды в стаканчик, чтобы я прополоскал рот.
  Искра засмеялась.
  - А ты говоришь, придумал.
  - Ну, тогда напиши про эту Баботину, не меняя фамилии.
  - И главное, очень искренняя была. Сверлит отверстие в зубе и при этом говорит: "Как вы мне все надоели".
  - И что ты на это ответил?
  - Помалкивал. Во-первых, рот открыт. Трудно с открытым ртом разговаривать. А во-вторых, я же у неё в руках, лучше держать своё негодование при себе. Рассердится, просверлит насквозь и зуб, и щёку.
  - Именно поэтому, когда я обнаружила, что мне в "Отслюнявь-Клинике" рады и готовы оказать достойное лечение, пусть даже и за деньги, - я успокоилась. Я поняла, что для них я желанный клиент. Всё тут делают быстро и профессионально. Пускай я заплачу деньги, чем буду экономить на собственном здоровье. К слову, я тебе говорила, что моё заключение подписывал патологоанатом?
  - Говорила.
  - По моему - замечательно.
  Искра захохотала.
  - Ой, извини, зарядки три процента осталось. В принципе всё, что хотела, я уже сказала. Самое главное - колоноскопию не обязательно делать. Ради чего я тебе и позвонила.
  Искра хохотала и я тоже засмеялся.
  
  
  Глава 11 День рождения Искры
  
  Девятого февраля позвонила Искра.
  - Я тебе только что звонил, - сказал я.
  - Да, я видела, слушаю тебя.
  - Поздравляю с днём рождения.
  - Спасибо, очень приятно слушать поздравления в свой адрес.
  - Ты дома?
  - Да, дома. А если бы даже и в клинике, какая разница?
  - Я к тому, что в туалете, наверное, находишься?
  - Как ты догадался?
  - Эхо.
  - Ладно, я сейчас выйду. Ты застал меня в интимный момент.
  - Давай, я тебе позже перезвоню.
  - А нет, я уже всё сделала.
  - Почему я догадался? Такое эхо только в больничной палате, в которой ты лежала, да в том месте, откуда ты только что вышла.
  Искра смеялась.
  - Ну, да, ты умудрился меня поймать в самый неподходящий момент. Именно поэтому я и таскаю с собой телефон повсюду, чтобы не мчаться в случае чего.
  - Дальновидно поступаешь. Давай, вспоминай, как ты отмечала свои дни рождения с самого детства. Часто ли радовала тебя эта дата?
  - Знаешь, как-то так получилось, что я практически никогда не отмечала свои дни рождения. У меня только одно хорошее воспоминание, когда мне десять лет исполнилось. Собрались мои сверстницы, помнишь, я тебе фотографии показывала? Вот было отмечание. А так, - никогда.
  - Первый маленький юбилей.
  - Да, один юбилей отметили и всё. Ни до, ни после, - никогда мой день рождения не отмечался. И потом, как бы выразиться, меня всегда удивляло, что не человеку устраивают праздник в его день рождения, а он должен устраивать в этот день праздник для всех.
  - Тут моя бабушка, Глафира Григорьевна, вырывает у меня из рук телефон, хочет тебя своими стихами поздравить.
  - Спасибо, очень рада буду услышать, - сказала Искра ласковым голосом, - внимательно слушаю.
  - Искорка, - начала бабушка, - прежде всего, ты знаешь уже, это аксиома, но я её повторю. Всё прежде всего зависит от нас. Мысль материальна. Поэтому, как говорится, надо настраивать себя, свой мозг, свои клетки, чтобы они в этом направлении работали. Особенно это касается, когда допустим, человек заболел. И прежде всего, это три очень значимых слова, - вера, надежда и конечно, воля. Воля!
  - А не любовь? Я думала, что любовь, - перебила бабушку Искра.
  - И любовь! - поправилась бабушка. - Любовь - это уже обязательно. Это всё, как говорится, в кружок обвести и завизировать любовью. Если человек не любит никого, если он зол, недобрый, то конечно, ему тоже от этого ничего хорошего не бывает. И конечно, знаешь что? Я вот тоже два инсульта перенесла, и у меня, конечно... Ну, в чём это выразилось? Прежде всего, ударило по моей речи. На речь мою болезнь тёмным пятном легла. А я же школьный работник, учитель. И у меня это случилось летом. А первого сентября мне надо выходить на работу. И так получалось, что я была ведущий педагог. Предметы вела трудные, - история, обществознание, обществоведение. Надо же всё время говорить, не просто там формулу дать ученику под нос, - сиди, работай. Надо всё время объяснять. Конечно, и воля, и стремление скорее встать на ноги. Встать в строй и работать. Когда я уже приходила в школу, ученикам говорила: "Ребята, в общем, так. Без всяких, так сказать, усмешек. Сразу чистосердечно признаюсь, что у меня нарушена по болезни речь. Речь будет восстанавливаться, а вы терпите. Если я буду затрудняться какое-то слово выговаривать, то ничего, подождите". И всё у меня в процессе работы восстановилось и слава богу. Вот так вот. У меня много разных примеров, потому что столько судеб человеческих перед глазами прошло. Были у людей трудные обстоятельства, и я всё это наблюдала. И для себя делала выводы. Значит, от твоего настроя, прежде всего всё и зависит. Знаешь, Искра, у меня есть хобби, я пишу стихи. Стихи мне очень помогли. В детстве были у меня к этому наклонности, но всё некогда было. Работа, семья, а потом, когда мне исполнилось семьдесят два года, умер муж. После чего я продолжала преподавать двенадцать лет. Я до восьмидесяти четырёх лет работала в школе. И я занялась стихами. Сначала писала слабые стихи. Потом всё лучше и лучше. Ну, Коля знает, это великий труд. Как говорится, сто раз исправишь, переправишь и так далее. У меня два стихотворения есть. Они подходят всем, и мужчинам, и женщинам.
  - С днём рождения, - подсказал я.
  - Да, "С днём рождения" называется.
  - Спасибо, - отозвалась Искра, - слушаю внимательно.
  - Да, - продолжала бабушка, - Искра, знай, Коля - мой любимый внук, я его очень люблю. Коля, ты это не слышишь, чтобы не зазнавался. Ну, ладно. "С днём рождения".
  С днём рождения поздравляем и от всей души желаем,
  Чтобы крепкое здоровье было у тебя.
  Чтобы ангел белокрылый охранял тебя.
  Чтобы сердце наполняло радость и любовь.
  Чтобы горести-печали шли бы стороной.
  Чтоб удача и успех приходили без помех.
  Чтобы труд для тебя был бы радостью всегда.
  Чтобы был в душе покой,
  Был бы полной чашей дом.
  Чтобы были у тебя очень верные друзья.
  Чтобы звёзды и луна помогали бы всегда.
  И была бы у тебя счастливая судьба.
  Вот. А дальше я уже продолжаю:
  Смех, веселье, поздравленье,
  Мы шампанское нальём.
  И под бокалов перезвон
  "Хэппи бёздэй" запоём.
  И значит в переводе:
  Поздравляем тебя
  С днём рожденья, любя.
  Быть здоровым, счастливым
  Мы желаем всегда.
  - Огромное спасибо, с удовольствием послушала.
  - А вот ещё, очень важно. Давно я это узнала, есть такая примета, которая помогает. Левой рукой, именно левой, надо не на огрызке каком-то, а на хорошем листочке написать. Затем положить эту бумажку в конвертик и - под подушку. И когда ложишься спать, всё, что ты там написала, повтори.
  - А что написать-то? - поинтересовался я.
  - Что написать? Ну, например: "Я стану космонавтом и полечу на Луну".
  - А если придут к ней с утра и скажут: "Ракета под парами, ждёт вас"?
  - Значит, она уже готова, - смеялась моей шутке бабушка, - скажет: "Всегда готова, иду". Ты, конечно, знаешь, Искра, что Коля любит готовить. Он сегодня сделал замечательный винегрет. Считай, что ты у нас в гостях, и мы тебя угощаем этим хорошим, аппетитным винегретом.
  - Спасибо вам, Глафира Григорьевна.
  - Да, считай, что ты вкусно поела, - смеясь, говорила бабушка, - а так всё нормально. У меня столько знакомых это испытали. Всё забудется, восстановится, будет нормально.
  - Понятно, - согласилась Искра.
  - Я тебя ещё раз поздравляю и желаю всего самого-самого хорошего в твоей жизни.
  - Спасибо, - растроганным голосом отвечала Искра, - благодарю.
  - Ну, всё, - вмешался я, - мы теперь с Искрой, как говорится, пошепчемся.
  Бабушка вышла из комнаты.
  - Ну, вот видишь, - стал говорить я, - всё-таки день рождения - вещь приятная. Все поздравляют.
  - Я хочу высказать одну мысль. Вот, все говорят: "Забыть, как страшный сон". Ну, ты понимаешь ли, есть такая поговорка: "Друзья познаются в беде".
  - Известная поговорка.
  - Вот-вот-вот. "Забыть, как страшный сон". Да, я чуть концы не отдала. Но в результате этого стала по-настоящему счастливым человеком. Как бы выразиться, - всё проклюнулось, всё разорвалось. Я, как птенец, вылупилась из яйца. Все ограничения исчезли, я стала наслаждаться жизнью. Понимаешь, за любое открытие надо расплачиваться. Как это? Равноценный обмен.
  - Да, есть такое.
  - Ты получаешь безумную радость, но за это надо безумно расплачиваться.
  - Это точно. Всегда так.
  - Да-да-да. За всё надо платить, это правда. И поэтому я не могу сказать, что это прям страшный сон. Какой он страшный, если я чувствую себя счастливым человеком?
  - Ну, да. Просто люди твою ситуацию на себя примеряют и ужасаются.
  - Понимаешь, я не испытывала ни страха, ни каких-то отрицательных эмоций.
  - Это потому что ты в процессе, ты живёшь во всём этом. Как говорится, люди на передовой воюют, не задумываясь о страхе. А те, что во втором эшелоне, дрожат, боятся, что не сегодня, завтра их бросят в бой. Так и актёры. Перед выходом на сцену у них мандраж, а вышли на сцену, играют роль, страх остался за кулисами.
  - Это правильно. И ты ловишь кайф. Совершенно верно.
  - Я на собственном опыте тебе про это говорю. Не войну имею в виду, а подмостки. Я не в главной роли был занят, а в эпизодической. Вышел на сцену, а в зале сидят полтысячи зрителей. И ты ощущаешь дыхание зала, все примолкли, слушают тебя. Ты можешь паузу держать, все слушают тебя с вниманием. То есть, "поговорил на сцене с богом". Потому что это, что называется, вход в другую реальность, шаг в вечность, не передать словами. Почему актёры так до последнего и держатся за сцену, надеются на новую роль. Всё ради этого разговора с богом. Я уговаривал брата Витю вернуться в театр. Как-то спросил: "Неужели не манит?", - "Ну, что ты, Коль, запах кулис мне до сих пор по ночам снится".
  - Ну, так в чём дело?
  - Я ему те же слова говорил. Но есть какие-то ступоры, которые людям не позволяют...
  - Этот ступор я понимаю. После гибели своего чижика я не могла завести ни одного домашнего питомца. Потому что когда он умер, у меня возникла мысль, которая до сих пор сидит в голове. Второй раз гибели домашнего питомца я не переживу.
  Незаметно в комнату вошла бабушка и с ходу включилась в наш с Искрой разговор.
  - А, как же, - сказала моя Глафира Григорьевна, - У меня любимый Барсик был. Я тоже не могла пережить его смерти. А сейчас Коля принёс мне в дом новых котов. Искра, слушай, знаешь, что я тебе советую. Обязательно пой. Это так хорошо и для лёгких и для настроения. Есть столько книжек, как научиться петь.
  - Бабушка по вечерам поёт, - сообщил я.
  - Я тоже пою, - ответила Искра, - Я непрерывно пою.
  - Ой, молодец! Слушай, а у меня ведь колоратура... А ещё знаешь, что полезно? Заведи себе гитару. Семиструнку или шестиструнку. Есть сейчас и ноты и самоучитель. И так под гитару хорошо отдыхаешь! Я приходила из школы вся вымотанная, брала гитару, самоучитель и потихонечку, по пятнадцать-двадцать минут... И отдохнула, сидя с гитарой, а главное, набираешь технику. Надо заниматься. Чем больше занятий, тем лучше для жизни. И тем жизнь интересней. Вот так. У меня тоже душа актёрская. И в театре играла, и танцевала. Меня брали даже знаешь, куда? В театр оперетты.
  - Прекрасно, - сказала Искра, - я бы пошла, с такими способностями.
  - Но, влюбилась! Понимаешь? - помолодевшим голосом воскликнула бабушка, - Влюбилась! Театр на мужа променяла. Но ничего. Зато родила сына и трёх дочерей. А там, может, и не было бы детей. Была бы слава, поклонники, десять любовников и двадцать абортов. А так у меня был только один аборт.
  - Ладно, - остановил я бабушку, - сейчас все тайны расскажешь.
  Бабушка ушла, мы продолжили с Искрой беседу.
  - Видишь, какие мы приготовили тебе поздравления, - сказал я.
  - Понятно. А я и правда пою песенку. Послушай:
  По роще калиновой,
  По роще осиновой,
  На именины к щенку,
  В шляпе малиновой,
  Шёл ёжик резиновый,
  С дырочкой в правом боку.
  Искра засмеялась
  - Но у тебя же дырочка в левом боку?
  - В левом.
  - С другой стороны, ты же не ёжик.
  - И не резиновая, - весело смеясь, подыграла мне Искра.
  - Да. Совершенно не резиновая, - подтвердил я.
  - Просто песенка замечательная, оптимистическая.
  - Напомни, тебе ещё только раз придётся пройти эту неприятную процедуру с принятием "хомячков"?
  - Я надеюсь на это. Надеюсь, что это даст эффект. Процедура уже дала эффект, по крайней мере, я внешне выгляжу моложе. Всякие мелкие морщинки исчезли. Так что я выгляжу гораздо моложе, чем была.
  - Замечательно! Было бы печально, если бы от употребления этих лекарств было бы всё наоборот. Ладно, тебя ещё раз с днём рождения!
  - Спасибо. Звони. Пока.
  
  
  Глава 12 Очередные "хомячки"
  
  Девятнадцатого февраля позвонила Искра и нервным голосом поинтересовалась:
  - Аллё! Как там поживаешь?
  - Замечательно, - сказал я первое, что пришло в голову.
  - Да? Прекрасно. Расскажи, как это "замечательно".
  - Тружусь, что называется, по мере сил.
  - В чём это выражается? Именно то, что ты трудишься.
  - Книжку пишу, по возможности, конечно. У меня два кота. Они есть просят, играть просят. Как подморозило, они добавки питания требуют. За ними горшки убираю.
  - Тут по телевизору показали дяденьку, он рысей разводил. Так они к хозяину в кровать погреться забрались.
  - А я думал, скажешь, съели его. Я видел таких смельчаков в интернете. Один держит четырёх львов, два старых льва и два молодых. Львы рычат, ругаются между собой, а он их успокаивает. Ботинок снимет с ноги, замахнётся, и они его слушаются. Ну, не знаю, может, потом съедят. Не хочется верить в то, что всё закончится печально. Хотя тут котов держишь, они царапнут так, что зелёнкой и йодом смазываешь раны. А представь, лев царапнет из баловства?
  - И убьёт. Всё правильно.
  - Об этом ещё дрессировщица Маргарита Назарова рассказывала: "Тигр, играючи, царапнул и когтем два сухожилия мне вырвал. При этом сам испугался". Так что говорит, я вся покалеченная. Сухожилия-то потом тоже, наверное, болезненно заживают. Даже представить страшно.
  - Сухожилия надо зашивать. Это серьёзная операция.
  - Бог с ней, с дрессировщицей, ты свои новости расскажи. Я всё вспоминал, последняя или предпоследняя химиотерапия должна у тебя быть.
  - Я во вторник вечером вернулась домой.
  - А сегодня у нас пятница.
  - Это значит, я уже третий день дома. Ты знаешь, интересная штука. Под капельницами я себя лучше чувствую, чем без капельниц. Смешно, да?
  - Кстати, это многие отмечают. Но, как говорится, не надо привыкать, а то потом ты не будешь же, всё время с капельницами ходить. Ты мне всё-таки скажи, тебя ещё будут мучить там?
  - Ещё один раз они должны меня помучить. Потом будет консилиум. И они будут решать, что со мной делать дальше. Но все анализы, как мне лечащий врач сказал, у меня хорошие.
  - Тьфу-тьфу-тьфу, что называется. С другой стороны, ты сама говоришь, что папилломы у тебя прошли. Значит, и внутри всякая гадость исчезает.
  - Кстати говоря, когда я в клинике под капельницей лежала в последний раз, у меня ночью разболелись большие пальцы ног. Так больно было. Я включила свет, смотрю: "Ба! Да у меня некроз пальцев ног начался". То есть воспаление, и кожа, просто-напросто стала отмирать, аж внутрь пальцев всё это проникло. Я так перепугалась. Я-то ведь знаю, что это такое. Это когда к венам перестаёт поступать кровь, окружающие ткани перестают питаться и отмирают. Поэтому боль - это всегда сигнализация. Чтобы этого не было, надо обязательно гнать туда кровь. Из-за суженных вен, люди теряют конечности, им отрезают ноги. А мне это надо? У меня-то ведь в больничной палате и душевая, и всякие там причиндалы. Я нагрела горячей воды, ножки в неё опустила. Массировала до тех пор, пока у меня пальцы не перестали болеть. Я просто гнала туда кровь. Потом я ноги показала врачу. Он сказал: "Это побочка от лекарства".
  - Побочное действие?
  - А когда домой я вернулась... Ну, у меня всё нормально... Нет, понятно, что отмерло, то отмерло. Никакого воспаления, никаких болей. Просто мозоли омертвевшей кожи на больших пальцах. Они со временем сойдут. Но, откровенно говоря, я перепугалась.
  - Организм так устроен. Я за письменным столом много сижу, и у меня иной раз на ногах тоже начинают побаливать большие пальцы. И это без всяких сильных лекарств и побочных проявлений от них. Тоже, наверное, из-за того, что мало хожу.
  - Совершенно верно, мало двигаешься. Поэтому либо бегать, либо ходить, либо прыгать на скакалочке. Либо стоя на месте, приподниматься на мысочках, либо принимать горячие ванны ног, либо просто массировать большие пальцы.
  - Да-да. Мне надо всё это делать.
  - Тут просто надо понимать. Я же тебе говорила: "От всего уберечься нельзя, но хоть что-то можно сделать".
  - И нужно! Как там твой воздыхатель, Миша Мощин, поживает?
  - Он сейчас хорошо себя чувствует. Ходит в бассейн, бегает по парку, совершенствуется. У него же болела спина, а теперь у него ничего не болит.
  - Спина болела до того, как ты повела его в парк на занятия или после?
  - Нет, спина у него заболела не так давно, может быть, год назад. Он стал к врачам ходить, ему там боли определили, как радикулит, всякие там массажи назначили. Лекарства за тридцать тысяч стали ему продавать. Я говорю: "Зачем? Займись упражнениями. То, что у тебя происходит, это просто-напросто атрофия мышечного корсета и ничего больше". И всё у него прошло.
  - Молодец. Он как бухгалтерские курсы закончил, так по этому профилю и работает?
  - Он не просто их закончил, он закончил их давно. После этого он окончил университет финансирования или финансовый университет, как они теперь правильно называются, я не знаю. Он стал официальным аудитором. У него всё тип-топ. А сейчас он оформил себе ИП.
  - Стал индивидуальным предпринимателем?
  - Да-да-да. И для всяких мелких фирм составляет бухгалтерские отчёты, справки для налоговой и так далее. И соответственно, когда моё лечение закончится, я его найму, чтобы он через налоговую мне вернул тринадцать процентов. Потому что я заплатила бешеные деньги. Тринадцать процентов - это много.
  - Тринадцать процентов за что?
  - По закону, если я на лечение трачу деньги, то государство возвращает мне от этой суммы тринадцать процентов.
  - Вот оно что.
  - Ага.
  - Хоть так. Но ты тогда все бумаги храни.
  - А я и храню. Я их подбираю. Сегодня ужинала и новости смотрела. Показывали детей, которым нужны были дорогие лекарства. А чиновники оттягивали с покупкой, говорили: "Давайте, подождём, давайте, дешёвыми лекарствами пока лечитесь, а давайте, вернёмся к этому вопросу через две недели". И все эти дети умерли. Сейчас на этих чиновников завели уголовные дела, сразу нашлись необходимые деньги, - но детей-то уже не вернуть. О чём я говорю, - платить надо. А не платишь, - даже если тебе всё положено бесплатно, - ты всё равно помрёшь. И никто не вздрогнет. Денег нет - умирай. В страшное время живём.
  - Ужасно! Давай, о чём-нибудь хорошем поговорим.
  - Сейчас все разговоры о том, что открыли новую, огромную звезду. "Мы думали, таких огромных звёзд на небе не бывает. А вот она, появилась". Мораль заключается вот в чём. Чем больше изучают мир, тем больше находят противоречий в собственных знаниях. Давай заканчивать.
  - Давай. Рад был тебя слышать. Голос хороший, бодрый...
  - Стараюсь.
  - И настроение я тебе не испортил. Я на это надеюсь.
  - Думаю, что я скоро... Ну, вот эта, потом ещё одна химия и меня зашьют. Я рассчитываю, что к весне мои мучения закончатся, и я смогу выйти на улицу. А то ведь у меня ослабленный иммунитет, у меня то, сё. Я, как говорится, несвободный человек, в этом отношении.
  - Правильно. Лучше поберечься. Ладно, давай, счастливо.
  - Счастливо. Пока.
  - Что там у Искры? - поинтересовалась бабушка, вошедшая в мою комнату.
  - Претерпела ещё одну химиотерапию. Осталось ещё одна и уже к весне, говорит, может, всё будет нормально.
  - А когда ей кишку будут вставлять?
  - Пройдёт последнюю химиотерапию, и консилиум врачей примет решение.
  - Да. Видишь как. Не быстро. Настрой какой у неё?
  - Настрой боевой, хороший.
  - Вот это самое главное. Отлично. Я пойду на кухню, напьюсь чаю. Вы же с Галей уже пили чай, а я ещё не пила.
  - Это возмутительно, - прокомментировал я.
  
  
  Глава 13 Перед сном
  
  Первого марта позвонила Искра.
  - Аллё? Добрый вечер, - скороговоркой заговорила она, - Перед сном звоню, прежде чем уснуть. Я ещё утром хотела тебе позвонить. Включила телевизор, а там новости. Меня потрясло одно сообщение в этих новостях. Где-то в Хабаровске, на заводе огнеупорных изделий горит склад готовой продукции. То есть горят уже готовые изделия. Ты осознал мысль?
  - Нет, ещё не осознал, - признался я.
  - Завод, который изготовляет огнеупорные изделия.
  - А-а, огнеупорные! - засмеялся я.
  - Горит склад, и горят готовые изделия.
  - Ну, понятно. Что ж это за огнеупоры у них там хранятся?
  - Вот-вот. Именно поэтому я тебе и звоню, потому что такая вот новость. Понятно, что это какая-то халтура и какое-то мошенничество.
  - Называют огнеупорами, а на самом деле всё это горит лучше, чем керосин или что там ещё.
  - Кстати говоря, когда строят современные дома, в них делают утеплители. Эти утеплители должны быть обязательно негорючими. Но почему-то, когда случается пожар, эти утеплители не просто горят, они выделяют ядовитые газы.
  - Да, об этом в каждой новостной передаче говорят, что люди не столько сгорели, сколько задохнулись от этой заразы.
  - Хотя всё это обязано быть негорючим, чтобы нельзя было поджечь. И такие материалы существуют. Их нельзя поджечь, они с кислородом не соединяются.
  - Жульничают, наверное. Хорошие материалы не используют, а используют такие, от которых...
  - Естественно. Огнеупорные - они на порядок дороже, чем какое-то сено прессованное или ядовитый пластик. А выдают за огнеупоры и соответственно, бешеные деньги воруют и кладут к себе в карман. Из того расчёта, что не загорится же сданный дом завтра-послезавтра. Тупое воровство.
  - Ты расскажи свои новости. Ездила в свой центр, в свою "Отслюнявь-Клинику"?
  - Ну, во-первых, я там ещё нахожусь.
  - А-а, вот оно что. Я всё боялся спросить, вспоминал, когда же ты там должна быть. Я так и рассчитывал, что ты сегодня или вчера... Ну, думаю, позвонит, как вернётся оттуда.
  - В принципе, я завтра выписываюсь.
  - Одна лежишь в палате?
  - Я всё время лежу одна. Я покупаю только одноместные палаты. Мне ни к чему всякие там соседки. Я же читала тебе стихи Тютчева:
  "Жить лишь в себе самом умей
  Есть целый мир в душе твоей
  Таинственно-волшебных дум,
  Их оглушит наружный шум".
  Так что у меня имеется, о чём помыслить, что почитать, что посмотреть. Мне ни к чему собеседницы. Я сама выбираю, с кем мне и когда на какую тему разговаривать.
  - Правильно. Голос у тебя бодрый, такой, словно ты к боксёрскому спаррингу готовишься.
  - Ну, в принципе, мой лечащий врач пришёл, посмотрел на меня и сказал: "Ба! Вы, видимо, ещё и танцевать можете?". Я ему несколько танцевальных па тут же и показала.
  - Ты молодец!
  - Я тут мудрами занималась, упражнениями для пальцев.
  - Что за "мудры"?
  - Суть заключается вот в чём. Пальцы можно складывать в разные фигуры. Тебе это известно.
  - Известно, - засмеялся я.
  - Ну, например. Если ты почитаешь того же Герберта Уэллса, там всякие мистические люди делают пассы руками. Складывают разные формы и так далее. Самое простое - это язык глухонемых. Пальцами можно изобразить буквы, звуки, понятия и так далее. Всё, что угодно. А вот, например, я уж не знаю, откуда это взялось и какого это происхождения. Просто возникло и всё. Это "мудры". То есть считается, если сложить пальцы определённым образом, то это излечивает сердце, печень, глаза и всё остальное, что есть у человека.
  - Они так и называются - "мудры"?
  - Да, так и называются. Книжки издаются, можешь посмотреть в интернете. Что мне в них понравилось - безапелляционность.
  - Мудры для оздоровления и исцеления написаны?
  - Да-да-да. Я нашла одну книжку, в ней написано: "Если вы ведёте здоровый образ жизни и правильно питаетесь, то мудры вам помогут".
  - Понятно. А если пьёшь водку, куришь и ведёшь беспорядочный образ жизни, то бессмысленно заниматься мудрами? Правильно я понял?
  - Ну, тут одна такая тонкая вещь. Если ты занимаешься мудрами, то ты уже не пьёшь водку. Ты же мудрами занимаешься.
  - Магазин закрывается, и ты не успеваешь за водкой.
  - Вот. Я почитала книгу, посмотрела на эти самые мудры. И знаешь, я составила интересную мудру.
  - То есть ты свою мудру придумала?
  - Придумала. Ну, понятно, что на основе нескольких мудр из этой книги. Мне просто сама эта мудра понравилась. Во-первых, она динамичная мудра... Ой! Это надо видеть! Я пришла в восторг от неё. Я тут два дня в кровати её практикую.
  - А откуда название такое взялось - "мудра"? Или это вольный перевод гимнастики для рук?
  - Понимаешь ли... Не помню.
  - Или это не гимнастика для рук?
  - В принципе, я начала её использовать в качестве гимнастики для рук. Я тебе сказала, что у меня была "побочка" после последней химиотерапии. У меня вроде как стали отмораживаться пальцы ног и рук. Я ведь это рассказывала? Да?
  - Ну, да, рассказывала.
  - Вот. Ну, понятно, что с ногами - горячая ванна и массаж. Но когда у меня стали отмерзать пальцы рук... Круто, да? Оказалось, что прекрасно помогает горячий чай. Естественно, я стала делать всякие упражнения для пальцев. Напрягать их, растягивать, всё тому подобное и так далее. Понятно, что я вспомнила о мудрах. И стала делать самые разнообразные фигуры, чтобы свои пальчики поупражнять. Дома у меня эспандер имеется, а тут я...
  - Ну, да, не имеешь его.
  - Да-да-да, в результате этого я стала практиковать мудру. Я тебе говорила о том, что Вика, Генкина жена, у неё что-то совсем плохо стало с глазами. Она пошла к офтальмологу, ну та ей и говорит: "Вы сходите к этому... как это? В "Оптику" и купите себе очки". Вика спрашивает: "Какие?", - " А вам в "Оптике" подскажут. А ещё купите себе в аптеке лекарство для глаз". - "Какое?", - "В аптеке вам подскажут, какое". Нормально? Офтальмолог сама порекомендовать ничего не может.
  - Ну, а что? Удобно. Купила диплом медвуза, устроилась офтальмологом и сиди в тёплом кабинете.
  - Но в результате Вика пошла в "Отслюнявь-Клинику", там у нас на соседней улице имеется филиал, заплатила четыре тысячи.
  - Ничего себе.
  - Но это же не сто пятьдесят тысяч, как я плачу.
  - Понятно, но неужели для того, чтобы очки выписать...
  - Вот, её там обследовали на аппаратуре и на глаукому, и на отслоение сетчатки. Одним словом, исследование провели. Вроде бы оно стоит того. Соответственно, выписали лекарство, выписали всё. Оказалось, что у неё на это лекарство аллергия. Но самое главное, что исследование никакой страшной патологии не обнаружило. Штука в том, что я целыми днями сижу за компьютером, поэтому садится зрение. И перед сном я всегда делаю упражнения для глаз. Лёгкие упражнения, которые восстанавливают мне зрение. Но и естественно, раз у Вики всё в порядке, никакой внутренней патологии нет, то упражнения для глаз могут ей помочь.
  - Может, с почками у неё какие-то проблемы. Болезнь почек влияет на зрение.
  - Ну не знаю, её же исследовали. Но как бы там ни было, упражнения для глаз не повредят.
  - Не повредят. Почему только офтальмолог ей не проделал всё то, что ей сделали за деньги?
  - Так вот, в клинике ей тоже посоветовали делать упражнения для глаз. Дали картинки-упражнения для глаз. Но как всегда, одно дело - картинки, другое дело - живой человек. Я-то все эти упражнения знаю. Поэтому мы договорились, я с ней буду проводить мастер-класс. Просто эта мудра, которую я составила из нескольких мудр, мне понравилась. Почему? Потому что я делаю эту мудру и смотрю сквозь неё на телевизор, на окно, на картинки. У меня там ещё движение пальцев идёт вверх-вниз. И что самое интересное, после движения пальцев картинка меняется. Нет, на самом деле, не меняется, просто я смотрю на картинку, делаю движение пальцами и, представь себе, обнаруживаю, что я вижу детали, которых раньше не замечала.
  - Сразу, значит, получаешь эффект. Я тут посмотрел, в переводе с санскрита "мудры" - это дарующие радость.
  - Дослушай. Я делаю пальцами рук обратное движение и нахожу новые детали на картинке. Так вот. Примерно в пяти метрах от меня находится градусник. Я, естественно, не могла различать риски на градуснике, он на столе у меня находится. Ты не поверишь. После этих упражнений я стала каждую рисочку на градуснике различать, лёжа на кровати.
  - Значит, действует это упражнение.
  - Да-да, и я в восторге! Почему? Я вот смотрю, картинка и картинка. Раз! И я обнаруживаю, что появляется на картинке дополнительный кустик. Ничего себе! Раньше ведь я его не видела.
  - Ну, да.
  - Делаю обратно. Ба! Смотрю - кустик на месте, а рядом столб. Думаю: "Каким образом я видела куст и не заметила рядом столба? А?". Ну, вот так я развлекаюсь. Очень интересное занятие. Столько мелких деталей.
  - То есть у тебя появилось время заняться собой, изучением своих возможностей.
  - Ну, в принципе, да. Просто у Вики возникла проблема. Я стала размышлять, как её решить. Опять же имеются всякие картинки для улучшения зрения. Стандартные, те, что мы видим в кабинете у офтальмолога. Циферки. А бывают ещё и цветные, и с пятнами, которые сделаны для проверки дальтоников, и на дальность. Ну, их там полно.
  - Ты Вике ещё подскажи, чтобы она шариковой или перьевой ручкой писала какие-нибудь тексты, это тоже улучшает зрение. Активируются в мозге какие-то центры, отвечающие за зрение.
  - Она только это и делает, она же учительница.
  - Учителя сейчас разные, может, она этого и не делает, поинтересуйся. Я на своём опыте это проверил. Как только я начинаю писать шариковой ручкой, у меня сразу улучшается зрение.
  - Серьёзно?
  - Да-да, какой-то механизм включается в голове. Но не просто писать какие-нибудь слова, а чтобы она по делу что-то записывала.
  - У меня паршивейший почерк. Ну, настолько паршивый.
  - Попробуй. Возьми интересный для тебя текст, который тебе важен, перепиши его. Посмотришь, положительный эффект будет. Надо не то, чтобы ты писала и плевалась, а чтобы у тебя заинтересованность в этой работе была.
  - Раньше я специально выписывала целые тексты, но этого эффекта не замечала. Я думаю, что это индивидуально.
  - Возможно.
  - Просто я в восторге от этой мудры.
  - Ну, мудру никто не отменял. Можешь запатентовать эту тобой придуманную мудру.
  - В принципе, да. Дело в том, что я смотрела эти самые мудры и изучала принципы, по которым они строятся.
  - А там есть принципы?
  - Естественно.
  - Я думал, просто складывай руки, а больше ни о чём не спрашивай.
  - Ну, что ты, конечно, нет, всё серьёзно.
  В комнату вошла тётя Галя и сказала:
  - Время - двенадцать.
  - Мудрость привела меня к мудрам, - стал закругляться я.
  - Ну, в принципе, да, - засмеялась Искра, которая слышала фразу тётки, сказанную громким шёпотом над моим ухом, - потому что развлекаться, складывая пальцы в различные фигуры, здорово только тому, у кого пальцы отморожены, и он хочет разогреть их этими упражнениями.
  - Анекдотическая сценка в голове нарисовалась. Незадачливый жених жалуется: "Хотел успокоиться. Занимался мудрами перед входом в ЗАГС. А невесте показалось, что я таким образом тренируюсь, чтобы в ответ на главный вопрос "согласны, взять в жёны", ей шиш показать".
  - Знаешь, шиш - это тоже мудра.
  - Так я и говорю, - засмеялся я, - можно юмористический рассказ написать.
  - В принципе, эти мудры приобретают мистический смысл. Суть заключается вот в чём. Если сложить пальцы в этот шиш, особенно в два шиша...
  - То получишь по зубам?
  - Нет. Это знак, который отгоняет всякую нечистую силу.
  - Про это я слышал. К матери приезжала подруга в гости. Сидит, слушает её, при этом сложила руки в два шиша. Мать с ней спокойно разговаривает, не замечая этого. Я потом спросил у родительницы: "Что эта тётка, больная?". Ей, видимо, действительно казалось, что её нечистая сила одолевает, и она, таким образом, от неё предохранялась. Тут меня гонят из комнаты, в которой я сижу, спасть заставляют. У нас тут тоже режим.
  - Всё! Давай! Спокойной ночи! Созвонимся. Успехов!
  
  
  Глава 14 С этим пора заканчивать
  
  Шестого марта позвонила Искра.
  - Аллё, привет! - сказала она.
  - Привет! Искра, тут...
  - Да-да, спрашивай.
  - Тут Глафира Григорьевна хочет тебе два слова сказать.
  - Давай-давай-давай.
  - Искорка, - заговорила бабушка, - здравствуй, милая. Я хочу тебе хороший совет дать. Тот настрой, который ты в прошлый раз продемонстрировала, держи его.
  - Я стараюсь, - ответила Искра.
  - Прям крепко-крепко в ладошки зажми и в таком состоянии живи.
  - Я очень стараюсь.
  - Понимаешь, надежды девушек питают. Всё!
  - Совершенно верно.
  - Так-то вот моя хорошая. А теперь я Коле не мешаю, ухожу. А тебе всех благ, здоровья. И чтоб с Колей ты побыстрее встретилась.
  - Да-да-да. Солидарна с вами.
  - Ну, всё, - влез в разговор я, - теперь, как говорится, мы пошепчемся.
  - Давай пошепчемся, - согласилась Искра. Голос у неё был уставший и глухой. - Все приметы говорят о том, что пора всё это безобразие заканчивать. Я тебе говорила, что после предыдущей химиотерапии у меня болели пальцы рук и ног. Ну, а тут они просто пылали, как будто я их отморозила. Я вернулась из клиники домой, по квартире не могла ходить. Как старушка беспомощная, еле-еле передвигалась. Нет, ноги у меня отошли, а руки почти отошли. Сегодня я каталась к ним на обследование, и видимо, всему виной праздники, потому что такое ощущение, что вся Москва решила в "Отслюнявь-Клинику" приехать. Я ещё никогда в клинике столько народа не видела.
  - Видимо, потому, что в городских больницах их не лечат.
  - Я думаю, в городских больницах сейчас все отдыхают.
  - Совершенно верно, вот тебе и ответ.
  - У них праздники! - засмеялась Искра, - А нормально? Ты понимаешь ли, меня всегда это поражало. Они отдыхают, а ты умирай. Это так же, как меня в ЦКБ хотели положить. У них в субботу-воскресенье выходные. А нормально?
  - У меня так друг, театральный режиссёр, умер. Он всем своим знакомым звонил и говорил: "Я на Новый год умру, потому что в больнице врачей не будет". Я думал, он шутит, клевету на нашу доблестную медицину возводит. А оказалось, на самом деле, врачей в больнице на праздники - ни одного. Только медсёстры. Ну, как это так?
  - А люди ведь болеют не только в будни, но и в праздники, им надо куда-то деваться. Правильно ведь?
  - Получается, что жизнь из-за праздников останавливается.
  - Именно так. И это ужасно.
  - Всё огнём гори, всё только после праздников.
  - И в результате в "Отслюнявь-Клинике" безумные очереди в кассы, чтобы оплатить услуги. Но я пошла в ту кассу, о существовании которой мало кто знает. Она неприметная и к тому же находится на другом этаже. Я подошла, в очереди было всего два человека, а не тридцать. Оплатила, пошла, чтобы мне в вену поставили катетер. Ну, порт в левую руку. Там тоже огромная очередь. Но в конце концов, поставили, замотали бинтиком, и я отправилась на компьютерную томографию. Мне должны были прямо в руку вводить йод. Это для того, чтобы на КТ было видно, где, чего и как у меня.
  - Как бы покрасить?
  - Да, окрасить. Я там легла, всё. Они говорят: "Будет тепло разливаться по телу". Я в свою очередь заметила: "Там, где катетер, мне больно". На самом деле очень больно было, но я не кричала. Я всё-таки приличный человек.
  - Они тебе не в вену поставили катетер, а мимо?
  - Да, они мне поставили мимо, - рассерженным голосом подтвердила Искра, - Они мне этот катетер поставили подкожно.
  - Если больно, значит, раствор мимо вены идёт.
  - Так и было. Весь йод пошёл мне под кожу. Теперь у меня левая рука...
  - Вся сплошной синяк?
  - Нет. Ну, как тебе объяснить. Бицепс на левой руке в два раза толще, чем на правой. И очень больно. Очень. В конце концов, врач сама взяла и переставила мне порт на правую руку. И всё прошло.
  - То есть и на "Отслюнявь-Клинику" тоже бывает проруха?
  - Ну, ты понимаешь, там было столько народа... Одним словом, я еле живой уползла от них.
  - А тебе обязательно сегодня надо было к ним ехать?
  - Но мне было предписано. Мы с Генкой даже хотели договориться с лечащим врачом, чтобы перенести всё это на другой день. Потому что слишком много народа. Но это говорит о "косяке" госструктур.
  - Это уже не "косяк".
  - Это "системный "косяк".
  - Это системная катастрофа всего здравоохранения.
  - А ведь ты заметь, что такое столпотворение, как я понимаю, в платных поликлиниках, происходит каждые выходные и праздники.
  - Я оторван от реального мира, всего этого не вижу. По большому счёту, это преступление.
  - Самое настоящее преступление.
  - Этот, кому они там клятву дают? Гиппократ должен им сразу за это палкой по голове.
  - Сегодня, с самого утра и до тех пор, пока не уехала от них, я всё время думала об этой клятве Гиппократа. Потому что даже в "Отслюнявь-Клинике" врачи зашиваются, и перестают вести себя по-человечески.
  - И деньги не помогают. Деньги платятся, а человек всё равно распускается.
  - Нет, но на КТ врач мне переставила "порт" на правую руку и всё правильно поставила. Всё там пролила, всё сделала. А до этого я чуть не криком орала, больно же.
  - Это их "косяки", как ты говоришь.
  - Да. И я думаю, что всё-таки это последняя химиотерапия. Следующей я просто не переживу. Почему? Потому что я говорила, у меня воспалились пальцы рук и ног. А тут, когда я к ним приехала, было просто страшно смотреть. Мне говорили: "Это ещё ничего, у некоторых вообще мясо от костей отходит". Нормально? Добрые люди.
  - Утешили, - подсказал я.
  - Нет, на ногах у меня всё в порядке, кожа мягкая, приятная. Единственно, что на руках кожа немножечко пощипывает. Но уже и цвет более-менее приятный, а то было всё такое бордовое, жуткое.
  - Да, невесёлые процедуры.
  - Я долго-долго-долго переносила боль. А меня ещё спросили: "Нет ли у вас аллергии на йод?". Я им ответила: "У меня практически ни на что нет аллергии". Меня только в детстве, в трёхлетнем возрасте укусил шмель, и от этого укуса плечо распухло. Будем считать, что была аллергия.
  - Шмель яд пустил, реакция организма должна была быть в любом случае.
  - Я чувствую, что всё это лечение надо заканчивать. Пока они совсем не испортились. Но это, видимо, так же, как и везде. Сперва всё шикарно, всё замечательно, всё великолепно, пользуется спросом, потом портится.
  - Совершенно верно, ты права. Но ты заранее подыщи хорошую клинику, куда тебе обратиться за помощью, а то мало ли что.
  - Нет, я просто знаю такую вещь. Надо говорить, надо "качать" свои права, шуметь и тогда всё будет в порядке. То есть людей надо приводить в разум.
  - Тут вся штука в том, что ты от них зависишь.
  - А не совсем. Я плачу им бешеные деньги, так что они от меня зависят.
  - Это хорошо. Скажи, а ты с врачом договорилась, что это была твоя последняя химиотерапия?
  - Сегодня вечером мне врач сообщит результаты обследования.
  - Ага. Ну, думаю, в их интересах, чтобы ты ещё деньги платила.
  - Я им и так заплачу. Они же меня зашить должны.
  - Ну, это наверное, дешевле, чем ещё одну химиотерапию провести. Я не хочу на них наговаривать...
  - Я думаю, эта операция дороже "химии". Химиотерапия - это тебе просто вкалывают жидкость. А тут надо разрезать человека, перебирать, зашивать. Думаю, что эта операция обойдётся где-то в двести-триста тысяч. По крайней мере, столько мне обошлось, чтобы у меня вырезали опухоль. Хотя нет. Тогда дешевле, всё-таки. В принципе, в городской больнице кишку наружу мне вообще могли бесплатно вывести.
  - Да, вывести могли, но...
  - Но долго бы я после этого прожила? Понимаешь ли, как в фильме "Семнадцать мгновений весны" говаривал Шелленберг: "Штирлиц, маленькая ложь рождает большое недоверие". Поэтому в городской больнице у меня возникло не просто большое, а можно сказать, вселенское недоверие, жуткое недоверие. Когда сталкиваешься с халатным отношением... Учти, что первые три химиотерапии не дали результата. Считай, что я деньги впустую потратила. А сегодня мне столько йоду в руку накачали. Она у меня так распухла. У меня теперь никогда не будет дефицита йода.
  - Говорят, йод полезен. Так что ты себя этим утешай.
  - Да-да-да. Но боже ты мой! Всё равно мне время от времени хочется ругаться матом. Понимаешь, я больше всего в жизни ненавижу некомпетентность, профнепригодность.
  - Но жизнь такая штука, что приходится жить в среде некомпетентности и профнепригодности. Потому что специалистов во всех областях мало, и ты вынуждена полагаться...
  - Именно так. Ладно. Поздравь всех своих женщин с восьмым марта.
  - В первую очередь тебя поздравляю.
  - Спасибо. Я чего-то уже утомилась, мне надо немножко отдохнуть.
  - Береги себя.
  - "Береги руку, Сеня", - засмеялась моим формальным прощальным словам Искра.
  - Ну, вот, хоть к концу разговора немножко взбодрилась. А то голос был у тебя какой-то "убитый". Я чувствую, испортили тебе там настроение.
  - Ой! Ты даже не представляешь себе. Там сегодня кругом очереди. Мы три часа ждали, да ещё вдобавок мне не туда вкололи. Накачали не туда йода. Одним словом, какой-то день сегодня неудачный.
  - Ну, это хорошо. Это говорит о том, что ты приближаешься уже к полному выздоровлению, и они напоследок цепляются за тебя, вредничают.
  - Именно так я и подумала, что пора с ними все отношения заканчивать. Они мне надоели.
  - Кстати, это первый признак выздоровления. Когда человек старается держаться от больницы подальше.
  - Надо скорее зашивать бочок и жить нормальной жизнью. Долгие прощания у нас с тобой. Давай, всем, кто меня любит и знает, передавай привет. Огромное всем спасибо за поддержку, отдельная благодарность Глафире Григорьевне.
  - Да, все мы тут за тебя кулаки держим. Передам твоё поздравление бабушке и тёте. Давай, счастливо, чтобы и у тебя восьмого марта было настроение хорошее.
  - Спасибо, пока.
  Я вошёл в большую комнату и сказал, обращаясь к бабушке:
  - Искра тебя поздравляет с наступающим восьмым марта.
  - Спасибо, - уставшим голосом ответила она.
  - Говорит, что ей уже недолго в клинике лежать.
  - А что же делать?
  - Деньги платит сумасшедшие, а они ей вместо того, чтобы в вену, под кожу йод залили.
  - Какие гады, - сказала бабушка и заплакала, - это же ужас!
  - Одна рука в два раза больше другой стала.
  - Ой-ой-ой!
  - Говорит: "Мне надоело там всё. Я должна от них уходить".
  - Мне тоже в детстве кровь переливали три раза. Два раза на пользу пошло. А потом донорской крови не оказалось. А мамочка, дурочка, она не знала, что у нас группы крови несовместимы. Она не хотела признаться, что неродная.
  - И чуть тебя не погубила?
  - Да. Она подставила свою руку, и у нас было прямое переливание. Когда кровь пошла, мне сразу плохо стало. Во всём теле начались боли. Мама меня домой на руках несла.
  - Ты мне это уже рассказывала, потом тебя спасли. Потрудиться хочу.
  - Иди, миленький, пиши. Нет, я просто тебе одну вещь скажу. Ты это в свою книжку потом сунешь.
  - Да знаю я, что ты хочешь сказать, медицину ругать будешь.
  - Всегда существует большая опасность, когда происходит хирургическое вмешательство. Да ещё люди, как говорится, малограмотные и неопытные. Врач ещё этого ни разу не делал, чего-то читал, где-то слышал, сунул не так и не то, - и всё! И погубил.
  - Что делать, как показывает жизнь, таких большинство.
  - Ну, хорошо, иди, работай. Только ответь мне на вопрос: "Когда зашивать её станут?".
  - Да, предстоит такая операция. И она боится, что опять с неё тысяч двести спросят.
  - А в другой больнице нельзя бесплатно сделать?
  - Она боится "других бесплатных" больниц. Говорит: "Там так бесплатно сделают, что потом в могилу ляжешь".
  - А потом она же ещё эту химиотерапию до конца не прошла.
  - Ну, вроде всё уже, с химиотерапией покончено.
  - А вот эта, в глаза укол из яиц китайских тушканчиков? Помогли ей эти уколы в глаза? Эти куриные или хомячьи яйца?
  - Хомячьи. Ну, вроде как...
  - Она думает, что помогли, а там, кто их знает.
  - Искра говорит, что три химиотерапии впустую прошли. Деньги заплатила, а эффекта никакого. Короче, много химикатов, без пользы, приняла она в свой организм.
  - Это ужасно.
  
  
  Глава 15 Всё впустую
  
  Двенадцатого марта позвонила Искра.
  - Аллё! Привет! Как ты поживаешь?
  - Нормально поживаю. А ты как себя чувствуешь? Что там у тебя, какие новости?
  - Вчера был консилиум, - нервной скороговоркой заговорила Искра, - Генка без меня скатался в клинику. Ему там выдали бумажку с печатями и подписями. Фокус заключается в том, что вся эта химиотерапия была напрасной. И результатов вообще никаких не дала.
  - Ну, это преступление с их стороны. Сплошной непрофессионализм.
  - Они меня полгода травили-травили, травили-травили.
  - Во-первых, травили, а во-вторых, грабили. Ну, и что это за лечение?
  - Вот. Но дело в том, что они меня дотравили до того...
  - Положительно тут только одно, что ты до сих пор жива.
  - В принципе - да. Как только у меня кожа на руках и ногах начала чернеть, они, видимо, сообразили, что - всё. Продолжать травить меня дальше уже нельзя. Ещё одна химия, и у меня от "побочки" будет мясо от костей отслаиваться. Мораль заключается вот в чём. Завтра я еду к ним, и меня будут прокалывать и брать пункции.
  - С позвоночника?
  - Да упаси господь.
  - А откуда же пункцию-то берут?
  - Нет, суть заключается в том, что просветив меня на КТ, они обнаружили какие-то бляшки в лёгких и печени.
  - То есть они тебя "просветили" на этом КТ, смотрят на снимок и говорят: "Вот тут какие-то затемнения или просветления". Да?
  - Одним словом, эти бляшки от химии не уменьшились и не увеличились. Какими были, такими и остались.
  - А почему же раньше не взяли, не посмотрели? Может, это всего-навсего засохшие капли кофе на объективе или на чём там?
  - Очень может быть. Но дело в том, что когда вырезают опухоль, в любом случае делают химию.
  - То есть профилактически?
  - Да-да-да. Они после операции видели эти пятна. Травили их и всё без толку. А теперь вот они решили посмотреть, что ж это за пятна у меня там такие. Стоит вообще их удалять, может, они ещё и нужны.
  - Они только ради этих пятен травили тебя полгода?
  - Исключительно ради этих пятен. Должна же быть какая-то цель. Правда?
  - Ну, ты сама говоришь, что папилломы ушли. Значит, какой-то положительный процесс там проходил.
  - Я не знаю, положительный или отрицательный. Но, видишь ли, меня всё-таки это дело догнало. И у меня ещё сейчас немножечко чешется кожа на руках. Почерневшая кожа, которая у меня трескается, должна же зажить от этой химии. На ногах, слава богу, всё ушло, осталось только с руками разобраться. Я думаю, если бы они меня в покое оставили, всё было бы в порядке.
  - Да, я тоже так думаю. Но человек же хочет от врачей получить помощь, поддержку. Хочет, чтобы они ему помогли, доверяет им. Ты же рассказывала о своей тётке, которую послали к родне в глухую деревню жить, и она там выздоровела.
  - Да-да-да. Это то ли подруга бабы Клавы, то ли её троюродная сестра. А у тебя хорошая память. А мораль там такая. Была девушка, у неё умер жених, и она на этой почве слегка тронулась умом. Её отвезли к психиатру, и тот сказал: "Вы знаете, я могу её положить в клинику для душевнобольных, но она уже оттуда не выйдет никогда. Поскольку она не агрессивна, отвезите её на хутор и пусть она там живёт". Одним словом, спокойно она там жила, потом вышла замуж, родила детей, и всё у неё было в порядке.
  - Возвращаясь в сегодняшний день. Те деньги, что им заплатила, получается, теперь про них забудь. Потому что лекарства истрачены, лечение проведено, да?
  - Само собой разумеется.
  - С одной стороны, хорошо, что они не замалчивают свои ошибки. С другой стороны, могли бы сразу же взять пункцию, кусочек ткани, так сказать.
  - Они всё делают по международным стандартам. Реально. Вот такие у них международные стандарты, которым они следуют. Если бы не следовали, мне бы можно было предъявлять к ним претензии. А так они прям расписывают, как они травят меня по этим международным стандартам. Вот мы всё говорим, что мы самостоятельны. Да ни фига мы не самостоятельны.
  - Всё правильно. Через слово повторяем: "Мы стремимся к международным стандартам". То есть хотим быть, как все. Стараемся изо всех сил. Хрущёв называл это "низкопоклонство перед западом".
  - Ты с языка у меня снял эти слова. Меня больница грабит, в прямом смысле этого слова. А главное, что они меня "подцепили", как рыбу на крючок, и я от них не могу вырваться.
  - Ну, так ты же им доверилась.
  - А куда было деваться?
  - В городскую тебе нельзя бежать, там сразу нож в сердце и всё!
  - Примерно так. Тут меня хоть грабят с комфортом.
  - Так что потерпи. Постарайся сделать так, чтобы они себя разумно вели. Грабят-то грабят, но надо ж...
  - И совесть иметь.
  - Да. И совесть иметь. Я так понял, они у тебя завтра возьмут кусочки ткани с этих пятнышек?
  - Они хотят узнать, что это такое. Злокачественное или не злокачественное. Если эта штука не злокачественная, то и хрен с ними, с этими бляшками.
  - Тогда тебе действительно скажут: "Мы вас полгода травили и гробили, вы уж нас простите".
  - Ну, а коли злокачественная, то естественно, надо что-нибудь... Говорят, что в этом случае мне таблеточки придётся попить. Дорогие таблеточки. Но дома. Но всё-таки таблеточки, в конце концов. Посмотрим. А там как получится, так получится. До ста двадцати лет мне теперь вряд ли удастся дожить.
  - Почему? Вон, твой муж, Мамонов, в Чернобыле облучился, такую дозу схватил, что лет десять на одних операциях жил. Его резали, что-то удаляли, зашивали. Он после этого прекрасно себя чувствовал, и в рестораны вместе с тобой ходил.
  - Это правда.
  - Про то и говорю. Жить надо, надо жить!
  - Это правильно. Плохие мысли кончились, теперь я знаю точно, что буду жить и радоваться. У меня, как бы выразиться, такие ощущения.
  - Возможно, после первой, спасительной операции, когда обошлось, у тебя возникли чересчур завышенные ожидания, что одним махом всё сразу закончится.
  - По большому счёту у меня до сих пор радужное настроение. Каждый прожитый день, каждый глоток воздуха, еды и так далее, я воспринимаю, как счастье. Поэтому всё, что сейчас происходит в моей жизни, это как плюс. Потому что я чудом ушла от смерти, и то, что сейчас живу, воспринимается мной, как вознаграждение, как подарок.
  - Ты с Генкой завтра в клинику поедешь?
  - Да. Я не знаю, останусь ли я там на сутки или они меня домой отпустят, там будет видно.
  - Генка - молодец. Видишь, он всё время рядом.
  - Это да. Как говорит моя бабушка: "Господь Бог сам не поможет, хорошего человека пошлёт".
  - И подстраховывайся. Вдруг Геша в какой-то момент не сможет поехать.
  - Я на такси в таком случае туда скатаюсь.
  - А у Кости Коврика машины снова нет? Разбил?
  - Я вчера с ним, кстати, разговаривала.
  - Какие у него новости?
  - Он сейчас не работает.
  - Это не новость.
  - Поэтому он грустит и мне завидует.
  - Тебе завидует?
  - Да, он говорит, что мы с ним отличаемся только одним, тем, что у него нет работы, а у меня она есть.
  Я расхохотался, затем взяв себя в руки, сказал:
  - Прости, господи. Но обижаться на него нельзя. Он человек неглупый, но у него всё ещё остаётся детский взгляд на жизнь.
  - Я сама себя чувствую восемнадцатилетней.
  - Я другое имел в виду. Ты рассказывала ему все те вещи, что мне рассказываешь?
  - Естественно. Они с Мухоморовым хотят поехать в Прибалтику, стать там егерями, охранять дикие леса.
  - Понятно, - горько усмехнулся я, - это кому такая мысль в голову пришла?
  - Они обсуждают это на полном серьёзе.
  - Почему не наши леса? И потом, кто их егерями возьмёт? Они что, думают, прохожему дадут там егерем работать? Это трудная профессия.
  - Тем более, что егерей отстреливают.
  - Они, наверное, решили: "Будем с браконьерами договариваться или сами станем браконьерами". Я и говорю, какая-то детская наивность.
  - Ладно, давай заканчивать, мне завтра в клинику ехать. Я сейчас пойду, поужинаю.
  - Пусть они там, в клинике, тебе разумно объяснят, что и как. Ты им вопросы задавай, за свои-то деньги, я думаю, можно вопросы задать.
  - Я постараюсь. Потому, что я не чувствую, что я помираю или что-нибудь в этом духе.
  - Может, скажут: "Извините нас, эти бляшки оказались пятнами от кофе на мониторе, лаборант пролил".
  - По-любому, им нужно, чтобы я оставалась в живых. Покойники деньги не платят, не тратят. Так что они кровно заинтересованы в моём здоровье. Это потом они станут говорить, что надо будет каждые три месяца приходить, обследоваться, платить денежки и так далее.
  - Ты сама посмотри, может, этих пятнышек и нет на самом деле. Тебе ведь можно посмотреть?
  - Да есть они у меня, есть. Я нисколько в этом не сомневаюсь. Но это нормально. Вон, Костя глухой на одно ухо. У Мухоморова диск межпозвоночный выбит. Генка страдает от того, что голова лысая, как коленка. Ну, и что с того? Ведь со всем этим живут.
  - И по сто лет живут.
  - Да, и по сто лет. Это всё не является ограничением жизни.
  - Ладно, потом расскажешь, как там что.
  - Обязательно. Видишь, я с тобой и поговорила, и... Вот знаешь, у меня тонус здорово повышается после разговоров с тобой.
  - Я этому рад.
  - Давай прощаться, я ужинать пойду.
  - Пока.
  
  
  Глава 16 Обещают бочок зашить
  
  Тринадцатого марта позвонила Искра в приподнятом настроении.
  - Аллё? Привет! Я сегодня тебе не звонила?
  - Не звонила, - признался я и весело скомандовал, - докладывай, рапортуй!
  - Рапортую. Ну, что? Сегодня я туда скаталась, Генка меня возил. Ну, и мораль такая. Вся эта химиотерапия, которая была ко мне применена - никакого результата не дала.
  - То есть они тебе это в лицо сказали?
  - Да. Прямо в лицо мне сказали. Теперь они решили пойти по американскому пути.
  - Интересно.
  - А какой американский путь? В Америке никто зря деньги не платит. Что там делают с онкологией? Берут пункцию, кусочек злокачественной опухоли, на стёклышке её разводят. И самыми разными методами её тестируют. Проверяют, какая химия на эту заразу воздействует. После того, как находят эффективное лекарство, они эту химию и назначают. А бессмысленно они не назначают химии: "Давайте попробуем то, это".
  - В этом они молодцы.
  - Вот. И мои лечащие врачи решили пойти по американскому пути. Найти, что может на мою онкологию воздействовать.
  - Возможно эти бляшки и не онкология. Или они даже и не рассматривают такую версию?
  - Совершенно верно. Но беда в том, как они утверждают, что эта зараза растёт, увеличивается. Так что тут без разницы, злокачественная эта штука или доброкачественная, с ней необходимо бороться. Так вот. Кстати говоря, в России такой метод будут использовать впервые. Нормально?
  - Американская технология?
  - Ага.
  - Они тебе правду сказали. У нас сначала надо с клиента как можно больше денег содрать, а потом уже брать пункцию и смотреть, какая на заразу химия воздействует.
  - Мы американцев ругаем, а оказывается, не всё у них ужасно.
  - А самим до таких простых вещей нельзя было додуматься? Прежде чем вливать больной наобум по тридцать капельниц за раз, неизвестно чего.
  - Это были плохие новости, - бодрым, весёлым голосом комментировала Искра, - Ещё одна плохая новость, они хотят меня разрезать и взять эти самые пункции. И поэтому сейчас идёт предоперационная подготовка. У меня взяли анализы крови.
  - А нельзя для этого использовать какой-нибудь шприц с длинной иглой. Чтобы он проник и взял эти самые пункции? Зачем резать-то?
  - Вот. Но есть и хорошая новость. Раз уж они меня резать собрались, то заодно пообещали всё поставить на место и заштопать дырочку в левом боку.
  - Это они тебе в качестве подарка?
  - Совершенно верно, - весело согласилась со мной Искра. - Кстати говоря, мне дали мазь, чтобы я ей смазывала руку, на которой у меня чёрные пятна.
  - Что ещё за пятна?
  - Я тебе говорила, химия дала "побочку". В результате этого у меня кровь к конечностям стала плохо поступать. На ступнях и на ладонях кожа стала шелушиться, чернеть, мясо стало показываться. То есть основного эффекта никакого, а "побочка" хорошая. Ну, и я с этим делом, естественно, борюсь.
  - Это новость хорошая, что они пообещали зашить бочок. Может, твой организм из-за всего этого и страдал, что ему приходилось в такой противоестественной форме существовать.
  - Очень может быть.
  - А как наладят, всё само собой пройдёт. Мы же не знаем человеческих возможностей.
  - Это правда. Ладно, как бы там ни было, я сейчас устала, надо отдыхать. Будут новости, обязательно позвоню.
  - Давай. Счастливо.
  - Ага. Давай. Ну, пока.
  Я вышел из комнаты и наткнулся на бабушку, ругавшую тётку. Ей не нравилось, что тётя Галя выходит из квартиры на лестницу красить ногти.
  - Пьянь всякая ходит, - кричала бабушка.
  Чтобы как-то Глафиру Григорьевну успокоить, я сказал:
  - Искра звонила.
  - Хорошо. Чего у неё?
  - Ездила на консилиум.
  - Сама?
  - Её Генка возил. Врачи сказали: "У нас же платная клиника, и мы здесь собрались, всё умные, опытные, хорошие люди. Будем лечить вас по американской технологии. Сначала возьмём пробу, исследуем, посмотрим, какая на заразу химия действует, а потом уже примем меры".
  - Это огромные деньги они хотят с неё слупить, - влезла в разговор тётя Галя, вернувшаяся с лестничной площадки.
  - По-моему, и у нас так, - возмутилась бабушка. - Ну, как же... Конечно, сначала проба.
  - Вот они её полгода травили, пробу не брали. И с её слов, врачи говорят: "В качестве подарка, чтобы вы на нас сильно не обижались, не злились, мы вам зашьём бочок".
  - Бочок зашьют, а опухоль-то по новой будет расти, - предостерегала бабушка.
  - Теперь Искру будут лечить таблетками. Одновременно с этим станут изучать, какой химии боится её опухоль. Искра говорит, врачи дали ей мазь, смазывать те места на руках и ногах... У неё от этих уколов руки и ноги почернели.
  - Слушай, они её не просто ограбить хотят, они её мучают сильно. Смотри, мне дважды делали операцию, удаляли полипы. И дважды они брали "материал" и сдавали в Болшево, в онкологическую лабораторию. Там сообщали результат, - нет, доброкачественная.
  - Я не знаю, почему они сразу этого не сделали, что им помешало. Может, они сделали, но Искре не сказали.
  - Коля, знаешь, что я тебе скажу? Врачи всегда обязательно должны брать пробу на анализ.
  - Конечно. Какую же они химию ей засаживали, если не знали, с чем бороться.
  - Вот именно. Они должны знать, что из себя опухоль представляет. Наверное, у них есть уже знания, как эту опухоль убивать. Что это за такая платная клиника? Может быть, они просто диплом купили, вот они и платные. Мне кажется, она попала в руки к самым настоящим жуликам.
  - К жуликам, не к жуликам. Талантливых врачей по пальцам сосчитать.
  - Хорошо, врачи сейчас что сделали?
  - По крайней мере, опухоль убрали.
  - Коленька, я хочу сказать, нельзя к частникам попадать. Это очень серьёзная болезнь, чтобы с ней обращаться к частникам.
  - Они же её от смерти спасли. Поэтому Искра хочет им верить.
  - Коленька, я хочу сказать, не очень категорически, но! Но! Всё-таки ситуация очень тревожная и сложная.
  - Это она и сама понимает. У неё голос дрожит, когда со мной разговаривает.
  - То есть, она уже не хохочет, как раньше.
  - Ну... Не хохочет. Да.
  - Конечно. Улучшения-то нет.
  - Да, к тому же врачи ей в глаза сообщили: "Мы вас травили, а всё это зря".
  - И самое главное, Коля. Она живёт одна. Она со своими мыслями постоянно одна. Генка как, к ней заходит?
  - Заходит, я Искре пытался сказать, чтобы привела уборщицу.
  - Генкину жену, Викторию?
  - Машку, Глашку. Мало ли желающих убираться в квартире за деньги?
  - Ну, хорошо. А кто её кормит?
  - Сама ест.
  - Я понимаю, что она сама ест. Кто ей готовит?
  - Спрошу в следующий раз. Скорее всего, готовое покупает и ест.
  - Она не имеет права готовое покупать.
  - Я не знаю, может, Генка готовит, приносит еду.
  - Знаешь, что? Конечно, человек ни от каких болезней не застрахован.
  - Не застрахован. Вон, Искра бегала, занималась спортом.
  - Видишь, она старалась укрепить здоровье, но всё равно у неё какая-то промашка была.
  - Промашек-то у неё много было, чего теперь об этом вспоминать. И потом, здоровье-то, оно не только физическое.
  - Надо признать, она не только себя, но и тебя выматывала.
  - Да чего она меня выматывала, сам хорош.
  - Да, выматывала. Спать не давала.
  - Ну, вы меньше мамку мою слушайте. Я тогда не спал по ночам по другим причинам, книгу писал.
  - Конечно, это самая тяжёлая болезнь. Жил у нас сосед на шестом этаже, по фамилии Кирпичик. У него онкология лёгких была. Вырезали половину лёгкого, вместе с ребром. Короче, после операции он скрюченный был. И жил. А потом ещё на него дерево упало.
  - Сразу после операции?
  - Нет, после операции он ещё жил и работал кладовщиком в Щёлково. По этим страшным лестницам через железнодорожные пути переходил. А потом, значит, строил свой дом, рабочий его позвал, и дерево упало ему на позвоночник. В больнице он лежал и дома лежал. Так он знаешь, как делал? Он сползал и ползал на карачках. Начал на коленочках...
  - Чтобы двигаться, не лежать?
  - Потом руками опирался и снова на ноги встал. А потом уже от инсульта умер. Вот такая у него воля была. Два раза себя из могилы вытащил и когда инсультом болел, он месяц ещё боролся. Лежал здесь, дома. И жена с ним крутилась-крутилась, но всё таки не получилось. Ты уж, Коля, за Искру молись.
  - Человеку самому за себя надо молиться. А Искра молиться-то и не хочет.
  - Ты помолись.
  - Я за неё всё время молюсь.
  
  
  Глава 17 Сделали операцию
  
  Двадцатого марта позвонила Искра.
  - Аллё? Привет. Я с тобой разговаривать не буду, сообщу самое главное. Мне зашили дырочку в боку. Ну, понятно, что меня всякими дренажами обвесили, обкололи обезболивающими. Но самое главное, - потом они будут мне налаживать перестальтику. Я ещё три-четыре дня здесь полежу. А на данный момент операцию уже закончили, и меня привезли в палату. В свою собственную, индивидуальную. Ладно, самое главное я тебе сообщила. Я не могу особо разговаривать.
  - Давай. Как возможность появится, сразу звони.
  - Обязательно. Главное, я тебе самую важную новость сообщила. Всё. Пока.
  - Пока.
  
  
  Глава 18 Первый день после операции
  
  Двадцать первого марта позвонила Искра.
  - Аллё? Привет. Как вы там поживаете?
  - Хорошо поживаем. И у тебя смотрю, голос бодрый, что меня радует.
  - На чём мы вчера остановились? - уточнила она.
  - Ты сказала, что была операция, и тебе зашили бочок. Сказала, что лежишь в своей собственной, индивидуальной палате, вся обколотая обезболивающими. И всё. Закончила тем, что устала и всё подробно расскажешь, когда станешь себя лучше чувствовать. Сейчас можешь сообщить какие-то подробности?
  - Ну, подробности не стану рассказывать. Мне оставили обезболивающие, оставили дренаж.
  - То есть врачи обещание своё сдержали, сделали тебе большую операцию?
  - Это правда. Очень большую.
  - Долго оперировали?
  - Началась операция в одиннадцать, а в себя я пришла в шесть вечера. В восемнадцать часов.
  - Да. Ничего себе, операция.
  - Ну, и соответственно, мне сказали, что я могу ходить. Я поднялась, потому что все уверяют, что мне надо вставать. Они увеличили мне дозу обезболивающего. Я встала и даже добрела до туалета, я бы сказала, доползла. О чём это говорит? О том, что всё работает. Врачи говорят, что мне надо кушать.
  - Не надо кушать? - не расслышал я.
  - Надо кушать, - уточнила Искра.
  - Может быть, для начала какую-нибудь диету щадящую, слизистую геркулесовую кашу? И я думаю, всё же пока поменьше ходи.
  - Я решила ходить, ориентируясь на своё самочувствие. А то, чуть пошевелюсь, у меня сразу напрягаются мышцы живота. А сегодня умудрилась расслабиться и уснуть. И так здорово уснула, что меня разбудил врач.
  - Ты что, в фойе уснула?
  - Нет, у себя, в персональной палате.
  - Чего же, тебе и уснуть нельзя?
  - А там что-то надо было мне либо вколоть, либо капельницу поставить. А может, меня медсестра разбудила, не помню. Одним словом, я прекрасно успела поспать. А сейчас ослабела. Стимулирующие лекарства уже не действуют. Я сходила в туалет, вернулась, легла в постель, а свет в палате выключить забыла. Обратно идти к выключателю сил нет. Пришлось вызвать медсестру и попросить её выключить свет. Я слишком много телевизор смотрела. Надо от телевизора отдохнуть. Ну, и перед отдыхом решила тебе позвонить.
  - Молодец.
  - Да, совсем забыла. Врач, который делал операцию, сказал, что мои кишочки в полном порядке. Три анестезиолога меня обслуживали, представляешь?
  - Это хорошо.
  - Хирургов целая команда и команда анестезиологов. Это небо и земля по сравнению с городской больницей. Когда я стала врачам рассказывать, как мне делали колоноскопию, без наркоза, они возмущались. Наперебой говорили: "Как в современном мире такое возможно?". Так что вещь такая.
  - Ты меня обрадовала. Я переживал.
  - Поэтому перед сном я и решила тебе позвонить, как говорится, успокоить. Потому что с Генкой я уже разговаривала часиков в шесть. Так что кому надо, я позвонила.
  - Правильно сделала, держи в курсе.
  - Обязательно.
  - Не только я, но и моя Глафира Григорьевна велела передать, чтобы ты после операции держала строгую диету. Я бабушке говорю: "Сказать-то я ей скажу, но она, наверное, и сама знает, какие каши есть".
  - Извини меня, я на кишках своих эту диету чувствую. И ещё. Тут работает фельдшерица, она сегодня ко мне приходила, посмотрела, перевязки нормально сидят. Завтра придёт, меня перевяжет. Но штука в том, что у неё была такая же фигня. Она и аппендицит пережила, и кишки ей вскрывали, наружу выводили. В результате она выучилась на фельдшера. И поэтому врачи говорят: "Надо больше кушать, чтобы перистальтика была". А она говорит: "Осторожно, надо начинать с водички, есть потихонечку". Вот так. Я с ней согласна.
  - Конечно, надо поосторожнее.
  - Так что я буду есть исключительно по самочувствию. И вот ещё. Думаю, к завтрашнему дню я всё-таки проголодаюсь. Потому что сейчас мне только пить хочется и ничего больше. Ладно, я заканчиваю разговор, давай прощаться.
  - Спасибо, что позвонила.
  - Давай. Пока что всё в порядке. Всем привет передавай.
  - Всё передам. Все за тебя переживают.
  - Замечательно. Пока.
  - Пока.
  
  
  Глава 19 Мешают спать
  
  Двадцать третьего марта позвонила Искра.
  - Аллё, привет! На чём мы остановились?
  - Ну, сейчас уже не вспомню.
  - Мораль такая. Сегодня мне УЗИ делали и сняли дренаж. Ты, наверное, помнишь, когда я ещё со стомой ходила, то попить воды для меня была радость. Сейчас у меня того щенячьего восторга, что я живая, уже особо и нет. Но тогда был щенячий восторг. А сейчас, когда об этом вспоминаю, - лютому врагу этого не пожелаешь.
  - Значит, ты потихоньку от края отходишь.
  - Вчера какая-то тётка, уже ночью, под моей дверью беседовала. Она меня достала. Я, как бы выразиться, и с дренажом, и вся в пластырях, выглянула и замогильным голосом говорю: "Дайте поспать". Она оправдывается: "Это не я. Это там-там". Я ей: "Слышу только вас. Разговаривайте в своей палате". Она залепетала: "Да-да-да". И убежала. Напугала, бедную. Дело в том, что в коридоре великолепная акустика. А вот в палате всё глушится. Я так понимаю, что она достала свою соседку, вышла поговорить. Но других-то доставать зачем?
  - Всё правильно.
  - Это я просто... У меня же мысли... Вдруг ты где-нибудь такой ужас, про замогильный голос, вставишь.
  - Вставим-вставим. А палат там у вас много?
  - Много.
  - Ночью люди по коридору не шатаются, там у каждого в палате еда?
  - Совершенно верно. У меня даже роботизированная кровать.
  - На кнопочку нажимаешь и она поднимается-опускается?
  - Именно так. Ладно, я тебе сообщила всё, что хотела. Теперь буду отдыхать. А то мне покоя не давала мысль, что я тебе не позвонила.
  - Молодец. А я всё думаю: "Чего-то ты не звонишь? Может, что-то там случилось". Мысли-то всякие в голову лезут. Так что ты правильно делаешь, что держишь меня в курсе дела.
  - Вот-вот-вот. Ладненько.
  - Отдыхай, набирайся сил.
  - Пока.
  
  
  Глава 20 Я в поликлинике
  
  Двадцать девятого марта, через неделю после последнего звонка Искры, я сам ей позвонил. Она ответила уставшим голосом.
  - Коля, аллё?
  - Да.
  - Я тебе потом позвоню. Я сейчас в нашей поликлинике, в перевязочной. Приду домой, всё расскажу. Давай, пока.
  И действительно, через два часа перезвонила.
  - Аллё? - сказала она. - Ты так хотел меня слышать, я тебя слушаю. У тебя, видимо, какой-то вопрос был?
  - Ну, конечно. И не один, а множество вопросов накопилось. Ты куда-то пропала. Неделя прошла, а о тебе ни слуху, ни духу.
  - А разве я тебе не звонила?
  - Нет. Уже шесть дней не звонила.
  - Ну, мораль заключается в том, что меня зашили. Я тебе об этом говорила? Говорила. Сейчас я нахожусь дома. Отдыхаю. Домой я приехала в пятницу. А сейчас у нас что? Понедельник.
  - Ты в последний раз мне звонила из больницы.
  - А-а, ну, я отдыхала. Понимаешь ли, проехаться полтора часа.
  - Понял-понял. Но всё-таки всякие мысли бродят в голове.
  - Мораль вот в чём. Мне должны снять швы. Но мы с Генкой поехали не в "Отслюнявь-Клинику". Зачем? Мы отправились в нашу поликлинику к местному хирургу.
  - То есть он сумел всё это сделать?
  - Нет, он только осмотрел. Говорит: "Швы в идеальном состоянии". Но в пятницу их надо снимать. Вот. Зачем мне полтора часа ехать в одну сторону, потом полтора часа в другую. Там сидеть, записываться, платить. А тут, я вон, всё равно посидела в очереди. В шесть часов выехали из дома и только в восемь приехали.
  - А как твоё состояние?
  - Очень хорошее. То есть, у меня сегодня всё наконец заработало. Работало и раньше, но медленнее.
  - Я хотел тебя просить, что бы ты ела каши и щадящую пищу.
  - А по-твоему, чем я занимаюсь? Я же человек разумный. Я по самочувствию. Исключительно по самочувствию. Потому что если что-то не идёт, я прошу прощения, это попросту отрыгиваю.
  - Правильно. Ну и как ты говоришь, всё идёт нормально?
  - Именно так, - подтвердила Искра.
  - Замечательно. А швы снимать поедешь в "Отслюнявь-Клинику"?
  - Нет. Зачем? Здесь будут снимать.
  - А "Отслюнявь-Клиника" тебе не будет за это выговаривать? Скажут: "Смотрите, чтобы потом претензий к нам не было, вы должны лечиться только у нас".
  - Так они б тогда озаботились этим. А так, говорят: "Запишитесь туда, сюда. Да если у нас будет время. Если наши планы совпадут". Зачем мне это?
  - Ну, да. И потом, ты правильно говоришь, у них там узкое место - сначала в кассу иди-плати, в очереди стой.
  - Ещё одно. Меня в среду туда привезли, а прооперировали только в субботу. Круто? Да?
  - Ну, вот. Тоже жульство. А ты за каждый день пребывания там деньги плати.
  - Это правда. По шесть с половиной тысяч. Это только за одно пребывание.
  - Не считая питания? Или питание входит?
  - По-моему, питание входит.
  - Всё равно дорого.
  - Ну, а всякие там антибиотики, капельницы и так далее, - это уже другой вопрос. Доплати.
  - То есть всё там за денежку. Каждый чёх за денежку.
  - Но зато любезны до ужаса.
  - Ещё бы они были не любезны.
  - У меня кончилась зарядка, к тому же я устала. Давай, я заряжу телефон и перезвоню.
  - Ты всё, что я хотел узнать, мне сказала. Звони завтра-послезавтра, когда отдохнёшь.
  - Да-да. Идёт. Пока. Целую.
  К концу разговора Искра еле говорила, словно из воздушного шарика выпустили воздух.
  
  
  Глава 21 Сняли швы
  
  Второго апреля позвонила Искра.
  - Аллё? - послышался в трубке её бодрый голос.
  - Привет. Настроение, смотрю, у тебя хорошее. А то, что-то ты приуныла в последний раз. Как говорится, этого делать нельзя. Да. Ну, чего у тебя? Расскажи новости.
  - Сегодня Генка возил меня в нашу местную поликлинику. Ездили к хирургу, и он мне снял швы.
  - Так сегодня что, пятница, получается?
  - Пятница.
  - Время-то бежит.
  - Так что теперь мне надо только расхаживаться.
  - Да, расхаживайся. Ещё врачи из "Отслюнявь-Клиники" таблетки тебе какие-то хотели навязать.
  - Это тот самый онколог, что бесполезные химии мне проводил. Он предлагает мне таблетки за семьдесят три тысячи.
  - Они взяли образцы с бляшек?
  - Образцы взяли хирурги. Так из чего я сейчас исхожу? Из того, что я использовала дорогую и бесполезную химиотерапию, принёсшую мне один только вред. Получила так называемую "побочку". Сейчас они взяли образцы. Пусть отыщут, что подействует на бляшки. Только эти лекарства я и буду принимать. А покупать дорогие таблетки без доказательной базы я не стану. Это всё равно, как дважды наступать на одни и те же грабли.
  - Я про это и говорю. Они ещё не выявили природу этой гадости, а уже таблетки по семьдесят три тысячи предлагают.
  - Ну, это онколог из "Отслюнявь-Клиники". Так что мы поедем с Генкой к местному онкологу. И будем пока что здесь, бесплатно, пользоваться его услугами.
  - Правильно. Всё так и надо делать.
  - Во-первых, это близко, а не по полтора часа в одну и другую сторону. Суть в том, что к этому онкологу, что сидит в Крылатском, мы с Генкой уже катались раза два. И Генка хочет, чтобы он меня в Боткинскую направил. Чтобы ещё и там меня осмотрели. Но, как говорится, утро вечера мудренее. А сейчас мне надо расхаживаться, гулять. Потому что я пройдусь чуть-чуть и утомляюсь со страшной силой.
  - Ну, да. Я понимаю.
  - Если б ты знал, сколько сил из меня вытащило это лечение.
  - Они тебя не столько лечили, сколько гробили.
  - Не будем об этом. Соответственно, с меня сняли швы, я пришла домой и сплю-сплю-сплю. Утомилась.
  - Это хорошо, что спишь. Значит, организм сил набирается.
  - Ладно, я уже устала. Что хотела, я сообщила.
  - Молодец. Спасибо, что позвонила.
  - Давай, я буду отдыхать.
  - Пока.
  В начале разговора настроение у Искры было хорошее, а к концу разговора она совершенно обессилила.
  
  
  Глава 22 Гуляю по лесу
  
  Четвёртого апреля позвонила Искра.
  - Аллё?
  - Ага, - взволнованно ответил я.
  - Итак, докладываю, - весёлым, бодрым голосом вещала она.
  - Давай.
  - Я говорила, что у меня швы сняли? - интересовалась Искра счастливым голосом, словно только что её наградили.
  - Да. Говорила.
  - Вот. Вчера Генка меня с Викой вывозил в Филёвский парк. Мы там с полчаса погуляли. Вот. И сегодня Генка меня вывез в парк. Мы там от бадминтона дошли до теннисных столов и обратно. Оказалось, потратили на это полтора часа, что вообще-то было перебором. Я обратно еле-еле доползла.
  - Вот как, - расстроился было я, но Искра меня поспешила успокоить.
  - Не-не-не. Но просто надо аккуратнее. Мне необходимо ежедневно минут на двадцать выходить из дома и гулять.
  - Обязательно. Но и за питанием надо следить.
  - Да-да-да.
  - Ты кашу овсяную любишь? Чуть-чуть молочка надо добавлять, чтобы вкуснее была.
  - Молоко ненавижу.
  - Без молока, кстати, каша ещё полезней.
  - У меня полно всяких каш.
  - Каши все разные. А овсяная слизистая, для кишечника самая полезная.
  - Ладно, я посмотрю. Завтра с утра попробую.
  - Вари только "Экстру", не бери всякую там...
  - Послушай, у меня весь буфет забит всякими разнообразными кашами. У меня они в пакетиках, порционные.
  - Я понял, - разочарованно заключил я. - Ну, ладно. Хотя, честно говоря, лучше большую жёлтую пачку купить. На ней написано "Экстра". Вот её бы тебе варить.
  - Мне проще воду вскипятить и бросить туда пакет.
  - Я понимаю. Понимаю, что проще.
  - Я просто звоню тебе, чтобы доложить.
  - Молодец. Спасибо.
  - Ребята там уже и в теннис играют и во всё играют. А мы с двенадцати погуляли до двух часов и домой. Так что теперь мне надо каждый день из квартиры выходить. Я думала до Кости Коврика дозвониться, что бы меня хоть кто-нибудь сопровождал. Одной гулять всё-таки стрёмно.
  - Да. Одна на улицу не выходи.
  - Потому что при всём при том, меня ещё немножко шатает.
  - Ну, конечно. Тут, как говорится, нечего геройствовать. Надо вести себя разумно.
  - Да-да-да-да. Поэтому, если завтра я никого из сопровождающих не найду, весь день проведу дома. Вот так вот.
  - Ну да, лучше так.
  - Именно так. Ещё этот онколог из "Отслюнявь-Клиники" пытается мне впарить, какое-то дорогое лекарство. Генка записал его название, завтра буду в интернете смотреть, читать о нём.
  - Ты дождись анализов. Пусть скажут...
  - Да-да-да. Я так и думаю.
  - А так лекарств миллион всяких. Чего ж лопать их все подряд.
  - А то он, понимаешь ли, по семьдесят три тысячи надеется мне это впихнуть. Обойдётся. Ну, ладно. Я уже устала.
  - Отдыхай. Спасибо, что позвонила.
  - Тебе спасибо. Ну, пока, целую.
  - Пока.
  
  
  Глава 23 Ем борщ, гуляю
  
  Десятого апреля позвонила Искра.
  - Аллё, привет. Звоню проинформировать, - засмущалась она.
  - Молодец. Давай. Информируй.
  - Итак. Я уже говорила, что три дня гуляю? - интригующим голосом поинтересовалась Искра.
  - Нет, не говорила.
  - Ну, вот. Сперва меня Генка с Викой в парк вывезли, мы до озера дошли. На другой день мы с Генкой аж до теннисных столов добрались. Это была ошибка. Полтора часа гуляли, я еле обратно вернулась. А вчера Дима-милиционер меня выгуливал. Прогулялись с ним до тренажёров, где раньше кораблик был.
  - Я понял.
  - Потом он меня обратно проводил. А сегодня мы с Генкой были у нашего районного онколога. Затем скатались в нашу поликлинику к хирургу, там же к терапевту зашли.
  - Что они сказали?
  - Хирург посмотрел, сказал, что всё у меня в порядке. Терапевт назначил всякие безумные анализы. Одним словом, я домой приехала вся вымотанная, легла-поспала. Встала, съела творожок, выпила кофе. Улеглась опять в постель и думаю опять спать. Но перед этим решила тебе позвонить, чтобы расслабиться и уснуть.
  - Правильно сделала. А кофе тебе разрешают пить?
  - Так мне ещё и в "Отслюнявь-Клинике" и чай, и кофе можно было пить.
  - То есть, в принципе, у тебя никаких запретов нет?
  - Абсолютно.
  - Хорошо.
  - Да, всё хорошо. Но у меня бешеный упадок сил.
  - В твоём положении это объяснимо. Ты не геройствуй, не напрягайся лишний раз.
  - Именно так. Борщ мне соседка варит. Она даёт мне баночку и этого хватает мне на три дня. Да Генка ежедневно какой-нибудь супчик вечером приносит, который я утром съедаю.
  - Молодцы. Хоть с этой стороны тебе облегчение. И потом, ты добрый человек и много добра сделала. Поэтому все и стараются, как-то тоже добром тебе за это отплатить.
  - Ну да. И с берега ребята, и из спорткомплекса, где я в теннис играла, - все тоже хотят за мной заезжать. Возить и привозить меня обратно. Только чтобы я вместе с ними в теннис играла.
  - Не отказывайся. Вот только в теннис, не знаю...Как тебе играть сейчас?
  - Пока рановато.
  - Тебе же придётся напрягать мышцы живота.
  - О-о, да. Генка говорит, чтобы я пока что эспандерами занималась. А пресс я попробовала сейчас качать, - рано.
  - Не то, что рано. Чего он тебе такую глупость предлагает. Какой там пресс, какие там эспандеры! Ты от прогулок устаёшь так, что придя домой, валишься с ног и лежишь пластом. Пока полностью в себя не придёшь, не восстановишься, пока силы не вернутся, из головы выброси все эти эспандеры и прессокачалки.
  - Это да.
  - Как говорится, всё это глупости. Это никуда от тебя не уйдёт.
  - А раньше, если ты помнишь, было понятие "постельный режим".
  - Ну да.
  - А сейчас новые веяния. Привезли в палату, - ходи-гуляй.
  - Тут Глафира Григорьевна моя приболела, вызывали неотложки. Приезжало по очереди шесть врачей. К чему говорю. Сколько врачей, столько и мнений. Столько методов лечения и наборов таблеток. Каждый советует своё. И если своей головы на плечах не иметь, то...
  - Концы отдашь.
  - Да.
  - Только по самочувствию.
  - Говоришь правильно. Так что жди анализы. Узнай, что за зараза. Только с ней и борись.
  - Я добьюсь, чтобы была официальная справка.
  - Да. А так. "Купи у нас за семьдесят. Купи у нас за восемьдесят".
  - Ах да. Спешу сообщить. В поликлинике померили у меня давление. Сто двадцать пять на восемьдесят.
  - Давление замечательное, хоть в космос тебя посылай. Но только пока ничего не форсируй.
  - Это да. Кстати поликлинику нашу отремонтировали, стала очень хорошей. Зайди, посети, просто ради любопытства.
  - Да я бы не против. Но вот опять с Глафирой Григорьевной кризис, - микроинсульт.
  - О-о, ты за ней ухаживай. Инсульт - это крайне серьёзно.
  - Я про это и говорю. Я бы и рад заглянуть, посмотреть. Но видишь, как это всё сложно.
  - Ну, давай отдохнём. Если захочешь, звони. Я сегодня больше никуда не поеду.
  - Ты сегодня отдыхай. Я, скорее всего, завтра позвоню. Потому что надо готовить еду и кормить бабушку.
  - Давай-давай. Потому что я с утра столько понаездилась.
  - Молодец. Обнимаю, люблю, счастливо.
  - Я тебя тоже люблю. Одного тебя. И всегда одного только тебя, ты это знаешь. Всем передавай привет.
  - Передам, - засмущался я.
  - Пока, - тихо и сладко произнесла Искра и прервала связь.
  
  
  Глава 24 Меня выгуливают
  
  Я позвонил Искре через день, двенадцатого апреля, вечером.
  - Аллё? - ответила она чужим голосом.
  - Привет. Это я.
  - Привет-привет-приветик, - мгновенно изменившимся, нежным, любящим, извиняющимся голоском заговорила Искра, - спрашивай.
  - Какие новости?
  - Меня сегодня Генка выгуливал. Утречком. А вчера Миша Мощин, бухгалтер, которого ты ненавидишь. Так вот.
  - Ты понемножку гуляешь?
  - Ой, совсем понемножку, минут пятнадцать. То есть мы доходим до того двора, где на детской площадке деревянный кораблик был. Там сейчас тренажёры, детская площадка. По утрам там солнышко. Там меня и выгуливают.
  - Ну и правильно. Не отходя далеко от дома.
  - Ой, да у меня сил абсолютно нет. Сейчас взвешивалась, опять похудела.
  - Но тебе же не главное набрать вес. Тебе главное вылечиться.
  - Да-да-да. Соответственно, врачи продолжают за моими швами следить. Меня записали на массу анализов. Да. Учти, что наша поликлиника, я уже говорила, благоприятное впечатление оставляет.
  - Может, они тебе и анализ соскрёбов сделают?
  - Нет-нет-нет. Ой, не бери в голову. Это будут анализы крови. И ещё одно. Генка спросил по поводу этих таблеток, которые мне рекомендует онколог из "Отслюнявь-Клиники". Оказывается, это жёсткая химиотерапия. А при этом нельзя сдавать анализы. Только через месяц, через два. Потому что... Извини меня, после последней химиотерапии у меня руки и ноги почернели и чуть ли не мясо стало отваливаться. Поэтому сейчас никаких таблеток. Пускай мне врачи из поликлиники делают анализы. Да. Кстати, у меня давление сто двадцать пять на восемьдесят. Пульс семьдесят. И вообще, всё у меня замечательно, только безумная слабость. Вот поэтому меня и выгуливают. Я не могу самостоятельно выйти, боюсь. И соответственно, даже когда по телефону я разговариваю, у меня, как бы выразиться, со страшной силой утекает энергия. Поэтому мы сейчас с тобой закончим разговор, и я лягу. Просто у меня ещё и зарядка в телефоне заканчивается. Ну, ладно, звони завтра утром, может у меня сил будет больше. А сейчас я сплю-сплю-сплю. Ну, давай, всем привет.
  - Давай.
  - А-а, да! Как там твоя старенькая бабушка поживает?
  - У неё давление скачет туда-сюда.
  - У меня, слава богу, никакого давления.
  - Отдыхай, Искра, набирайся сил. Спокойной ночи.
  - Пока. Целую.
  - Целую.
  
  
  Глава 25 Скандинавская ходьба
  
  Тринадцатого апреля позвонила Искра.
  - Привет, - сказала она, - У тебя есть несколько минут, пока я не уснула, задавай вопросы.
  - Рассказывай, как ты провела время, до того, как мне позвонила, - по-деловому спросил я.
  - Сегодня я вышла погулять в спортивном костюме с лыжными палками.
  -Ага. По новой моде. Сейчас все так ходят, с лыжными палками.
  - Это называется "скандинавская ходьба", мне это очень помогло. С их помощью я доковыляла до тренажёров.
  - Эти лыжные палки на самом деле помогают?
  - Мне, по крайней мере, помогли.
  - А что ты так говоришь "доковыляла"?
  - Дело в том, что я шла, как бы выразиться, без...
  - Без провожатого?
  - Да. Но провожатый ко мне подцепился.
  - Дима-милиционер?
  - Дима - да. Но не милиционер. В моём доме, во втором подъезде, один пацан снимает квартиру. Он меня в окно увидел и проводил до тренажёров и обратно. Но как я ковыляла, боже ты мой. Как я ковыляла.
  - В каком смысле? Тяжело?
  - Очень тяжело. Было крайне тяжело. Но и потом я отдыхала. Вот и сейчас я всё вырубаю и буду спать. А завтра с утра Генка меня повезёт сдавать анализы крови.
  - Молодец. Хорошо.
  - Вот и вся информация. Ах, да! Я ещё посмотрела фильм "Тени исчезают в полдень". Ты помнишь этот фильм?
  - А как же. Конечно, помню. Может, от телевизора ты устаёшь?
  - Я во время просмотра фильма засыпаю. Ну, ладненько, всё! У меня силы кончились. До следующего раза.
  - Давай, набирайся сил.
  - Пока.
  - Пока.
  
  
  Глава 26 Искра гуляет с Элей.
  
  Четырнадцатого апреля позвонила Искра.
  - Аллё. Здравствуй, - весело поприветствовала она меня.
  - Здравствуй.
  - Меня сегодня Эля выгуливала.
  - Какая Эля?
  - Эля Горемыкина приехала ко мне и два часа меня выгуливала.
  - Элеонора большая умница. Значит, ты два часа была на воздухе?
  - Да. Ну, то есть мы пошли на тренажёры и там сидели, по-бабьи "трещали", как две сороки.
  - Молодец. Видишь, с подругой ты больше на улице время проводишь, нежели с мужчинами.
  - Да. Но потом я еле-еле вернулась домой.
  - А она тебя не "конвоировала" до дома?
  - Почему, она меня до квартиры "отконвоировала".
  - А то я смотрю, ты по пятнадцать минут гуляешь, а тут сразу два часа.
  - А почему так долго гуляла? Мы туда шли, наверное, полчаса. Там посидели около часа, потом возвращались. Обратно трудно было возвращаться. Я хочу сказать, что физически я здоровый человек. У меня и сердце, и лёгкие, и давление сто двадцать пять на восемьдесят. Единственное - у меня безумный упадок сил.
  - А от чего этот упадок сил? Ты задавала себе этот вопрос?
  - Может, оттого, что весна? Весною всегда упадок сил.
  - Да, весна. Впрочем, я тут тоже выбился из сил. Но это, возможно, из-за того, что я за бабушкой ухаживаю. Встаю среди ночи несколько раз, давление ей меряю. А потом валюсь, как убитый, и днём сплю.
  - Я тоже днём сплю.
  - Это хорошо, что все тебя помнят, любят и не бросают.
  - Меня ежедневно кто-то выгуливает.
  - Молодец. И больше кушай. Чтобы сил набраться, надо хорошо питаться.
  - Я сейчас съела глазированный сырок и выпила кофе. Но кофе не пошло.
  - Вот! А ты прости меня за вопрос. Почему ты так на кофе налегаешь? Ты его любишь?
  - Мне его захотелось. Может быть, я больше не буду его пить.
  - Ну, да. Потому что это такой продукт... Ты же знаешь, что я, например, вообще его не пью.
  - Ну, мне захотелось, ничего больше.
  - Я не навязываю, может быть, тебе нравится этот напиток.
  - Ладно, у меня опять "обнуление", упадок сил. Я общаюсь несколько минут, после чего у меня истекают силы. Я тебе рассказала, что Эля довела меня до тренажёров, потом до квартиры. Я рухнула в постель, поспала, немножечко, пришла в себя и позвонила тебе.
  - Молодец. Давай, быстрее выздоравливай и будем гулять по парку, ходить в кино и заниматься непотребством в своё удовольствие.
  - Обязательно.
  - Ну, пока.
  - Пока.
  
  
  Глава 27 Гена надорвался
  
  Девятнадцатого апреля позвонила Искра.
  - Аллё? Привет. Как ты там поживаешь? Можешь разговаривать?
  - Да. Могу.
  - Я вроде бы в силах пока, так что спрашивай, я расскажу.
  - Расскажи. А то не звонила пять дней, я переживал.
  - Чего же сам не позвонил?
  - Думал, позвоню, а ты в это время как раз спишь, сном забылась.
  - Практически так оно и было. Суть заключается вот в чём. Меня Генка возил в онкологию. Были у местного терапевта, хирург в поликлинике мне швы снял. Всё это, видимо, я тебе уже рассказывала.
  - Ты анализ крови хотела сдавать.
  - Да и кровь я сдавала. Но суть заключается в том, что Генка уже решил, что я стала умственно отсталой.
  - Прости, не расслышал. Это кто решил, врач?
  - Нет. Генка. Решил, что мной надо руководить. В прямом смысле слова. Он готовит мне еду, это - да. Но он стал на меня кричать: "Почему не съела?". Мне сказали "выгуливаться". Он стал кричать: "Почему мало гуляешь?". Кончилось тем, что знакомые ребята мне к подъезду подвезли часы, хронометр и шведские палки для скандинавской ходьбы. Я вышла их встречать. И тут звонит Геша и говорит: "Я принёс тебе еду, а ты там где-то шляешься". Я сбегала, открыла ему дверь, чтобы он поставил всё это дело на кухонный стол и побежала вниз, - ребята как раз мне всё привезли. Возвращаюсь в квартиру, благодарю Генку за его заботу и направляюсь в комнату спать. А он кричит: "Куда пошла?". Я ему: "Оставь меня в покое". Я так устала, бегала туда-сюда, а он на меня наорал. Я ему сказала: "Не ори на меня. Нельзя на меня орать". И проводив, закрыла за ним дверь. Всё! Потом он мне позвонил, я ему сказала: "Ты сильно меня обидел". Так вот он страшно обиделся сам. Нет, я понимаю, что он меня спас. Но, я не собачка, на меня орать нельзя.
  - Ну, конечно, - поддержал я Искру.
  - Он решил, что я идиотка беспомощная и так далее. На самом деле я очень-очень-очень умный человек. Вот. Мораль заключается вот в чём. Генка обиделся, не звонит и слава богу. А то ты представляешь? Он мне в два часа ночи звонит, приносит еду, а потом всю оставшуюся ночь я уснуть не могу.
  - А чего ж он так, в два часа ночи?
  - А потому что у него такой режим. Понимаешь, я же "жаворонок", в девять вечера должна уже спать, в четыре-пять проснуться и бежать на берег Москвы-реки заниматься и купаться. Если мне график сломать-перебить, я потом вся исстрадаюсь. Он этого не понимает. Он думает, все должны жить так, как он живёт. Ещё. Геше надо было скататься в "Отслюнявь-Клинику", взять документы, он после всех своих обид сделать этого, естественно, "не смог". Поэтому сопровождать меня послали кого? Диму-милиционера. Мы скатались в клинику. Я там, заодно, промыла себе "порт".
  - Что промыла?
  - Я тебе рассказывала, что мне в вену вшили, поставили "порт".
  - Так и стоит до сих пор?
  - Он ещё пятнадцать лет будет у меня стоять. И раз в две недели его надо промывать.
  - "Пятнадцать лет", ничего себе.
  - Вот. Ну, и соответственно, я промыла порт, взяла документы. Там же имеется ресторанчик, в котором мы поели. И поехали обратно. Дима сказал, что он жутко утомился. А я-то как утомилась.
  - Ну да, если он утомился.
  - Одним словом в "Отслюнявь-Клинике" мне сказали, чтобы я ехала, куда?
  - В свою поликлинику?
  - В санаторий.
  - А что есть специализированные санатории? Или можно в любой?
  - Слушай, что дальше было. Я позвонила своему руководству и пересказала условия. Санаторий должен быть таким. Во-первых, палата одиночная. Чтобы меня массировали, купали, джакузи-ванну наливали. Одним словом, обслуживали. На недельку или две. Хотя бы так. А то, ты представляешь ли, я даже из подъезда выйти не могла, падала.
  - Да. Силы, конечно, тебе надо восстановить.
  - Позвонил мне Анатолий, сын Мамонова. Меня с ним Василий Васильевич знакомил. Я тебе не рассказывала, что у него такая же беда была?
  - Нет, не рассказывала.
  - Так вот, ему в своё время посоветовали нанять женщину, которая стирает, убирает, моет, готовит.
  - Так может, и тебе нанять такую женщину?
  - Об этом я с ним и договорилась. Она завтра ко мне придёт.
  - А почему завтра, а не сегодня?
  - Она не могла сегодня приехать. Я только сегодня с ним о ней говорила.
  - Ну, хорошо. Видишь, хорошо. А то...
  - Генка вчера мне не звонил, и я наконец-то выспалась.
  - А чего ж он так? Всегда был таким деликатным. Чего так странно себя ведёт? Говоришь, даже ночью тебе звонит. Может, у него что-то с психикой случилось? Что он...
  - Откровенно говоря, глаза у него были безумные. Он меня напугал. Он страх на меня сейчас наводит, я в ужасе от него. Ты понимаешь, когда добро переходит определённую грань, оно превращается в зло.
  - Может он возомнил о себе, что выполняет какую-то миссию. Что ты в его власти и должна, как говорится, за всё то, что он сделал, быть ему благодарной?
  - По гроб жизни. На самом деле я ему очень благодарна, но всё имеет свои пределы.
  - Ну, видишь, люди все живые... Забудь. Завтра женщина к тебе приедет, поможет. Потом тебя в санаторий отправят.
  - Я решила, что недели две не буду с Генкой общаться, пусть в себя придёт. В разум войдёт.
  - Да-да. Но ты его не отталкивай совсем.
  - Я не собираюсь его обижать. Более того, я позвонила его жене Вике, сказала, если я виновата перед Геной, то прошу прощения и так далее. Чтобы зла он на меня не держал.
  - Правильно. Ну, я знаю твой характер. Если уж ты, как говорится...
  - Я никогда и нигде не позволяла на себя повышать голос. Генка был единственным исключением. Тебя, как часть самой себя, я не имею в виду.
  - Угу, - краснея, выдавил из себя я.
  - Я и с учителями из-за этого ругалась, и с руководством ругалась. Никогда и никому не позволяла голос на себя повышать.
  - Ну и правильно. Я только одного не могу понять. Он же видел, что ты в таком раздрае, бегаешь туда-сюда, знал, в каком состоянии ты находишься и всё же принялся на тебя кричать?
  - Слушай. Он пришёл, орёт на меня из-за того, что я ночью ничего не съела. Я встала перед ним на колени, говорю: "Оставь меня в покое". Он ещё сильнее стал кричать: "Ты чего тут спектакли устраиваешь!". Я распласталась ниц. Говорю: "Ну, пожалуйста, уйди". Он меня не слушал, не понимал. Я легла перед ним на пол, чтобы он просто оставил меня в покое. Я не хотела его обижать. А утром! Боже ты мой! Он только меня увидел, стал орать: "Ты куда пошла?". Какое его дело? Вот. Ладно. Между прочим, это в твою копилку образов. Это будет великолепный рассказ. Перерождение доброго и хорошего человека в злобного демона. Да-да. Глаза у Генки сделались, как у одержимого, оставшиеся над ушами волосы стоят торчком, дыбом. Понимаешь ли, он отчего-то вздумал, что может мной руководить. Мной никто никогда не мог руководить, без моего на то согласия. И почему-то он решил, что я без него беспомощна. Помру, понимаешь ли, без него.
  - Возможно, у него и сложилось такое внутреннее убеждение. Он тебя туда возит, сюда возит. Его жена для тебя готовит.
  - Да-да. Совершенно верно. Но ты понимаешь ли, чтобы его не обижать, я ему позволяю всё это делать. Ну и у него складывается ощущение, что он незаменим.
  - Ты права. Надо отпустить его. Пусть успокоится, поймёт, что без него ты не умираешь. А завтра придёт женщина. Если она хорошая хозяйка, она тебе поможет готовить и убирать.
  - Мне её порекомендовал Анатолий Мамонов, она ему готовила и за ним убиралась. Так что всё будет в порядке.
  - Ты обязательно держи меня в курсе дела.
  - Естественно. Представляешь ли, мне привезли палки для ходьбы. Так даже с ними, с палками, я два метра пять минут шла. Такое у меня бессилие безумное. Я тебе рассказывала, что у меня руки чернеют?
  - Чернели. Но ты говорила, что это было от лекарства, от химиотерапии.
  - Ну, да.
  - Ты говорила, и трескались.
  - И трескались. И почти мясо отваливалось. Сейчас, слава богу, всё зажило.
  - Ну да. Это просто какие-то...
  - Ужасы.
  - Ужасы.
  - Ещё одно. В "Отслюнявь-Клинике", как ты знаешь, у меня взяли пункции, чтобы отвезти на исследования. Так вот, Генка не хочет этим заниматься. Я звонила, договорилась с врачом. Сказала, что мы подъедем, заберём результаты исследования, чтобы потом в цивильную клинику всё это отвезти. Но зато он меня тут по бесплатным онкологам возил, снимали швы. За что ему, естественно, низкий поклон и хвала. Но в последнее время он просто стал надо мной измываться. Например, сказал по телефону: "Надо срочно ехать". Я стала краситься, одеваться. Потом он позвонил и говорит: "Я пошутил".
  - Говорит: "Я пошутил"?
  - Да. Я с таким трудом всё это делаю, а он смеётся.
  - Действительно, у него что-то с головой сделалось.
  - Это правда. Он смеётся и измывается надо мной. Поэтому я прерываю с ним общение, по крайней мере, на некоторое время.
  - Но это уже что-то за гранью добра и зла. Видимо, действительно, с ним случилось головокружение.
  - Возомнил, что может мной руководить, мне указывать. В общении перешёл со мной на "ты", словно я с ним сплю. Обращался примерно так, как с собакой. Сказал: "Фас!" и она побежала туда-сюда. Между прочим, у тебя получится прекрасный рассказ или повесть о трансформации человеческой личности.
  - Ну, хорошо, успокойся. Если писать рассказ, тебе придётся вспомнить все ступени, по которым он шёл, доведя тебя до такого решения. Сначала шутки шутил "одевайся, едем", потом ночью разбудил звонком, кричал: "Чего ты не ешь?".
  - Он ежедневно всё это проделывал.
  - Каждую ночь звонил?
  - Каждую ночь.
  - Да ты меня обманываешь.
  - Серьёзно. Правда, ещё приносил покушать. Но каждую ночь звонил. Я взвыла, откровенно говоря. Я на колени вставала перед ним, ложилась ниц и просила этого не делать. А потом прицепился: "Чего я на него обиделась". Потом сам он обиделся, когда я ему всё объяснила.
  - Правда людям не нравится, я по себе это знаю.
  - Он этому всему не поверил, что он так себя ведёт.
  - Это потому, что человек сам себя со стороны не видит. Ты ему рассказываешь, он вспоминает, анализирует и злится. Злится он, конечно, не на себя, а на тебя, за то, что ты говоришь ему ту правду, которую он знать не желает.
  - Именно так.
  - То есть: "Не может быть, чтобы я так себя вёл. Ты выдумываешь".
  - Совершенно верно.
  - А на самом деле внутренне-то знает, что вёл себя именно так. И от этого ещё сильнее на тебя злится.
  - Всё правильно. Приходи, а? Я очень по тебе скучаю.
  - Да я бы рад. Но видишь, сейчас я безвылазно в Монино сижу. Жди помощницу. Она должна, как ангел-хранитель, явиться.
  - Слава богу, у меня ещё деньги остались. Потому что в санаторий я поеду за свои средства. Я договорюсь, меня без всякого Генки туда отвезут. Например, сегодня в клинику я каталась на такси и туда, и обратно. Ой, ладно, я устала. Ежели что, позвони, я отвечу на все вопросы.
  - Ну, хорошо, отдыхай. Потом обо всём расскажешь.
  - Пока-пока.
  
  
  Глава 28 Помощница Алла
  
  Двадцать четвёртого апреля позвонила Искра.
  - Аллё. Ты как? Можешь беседовать?
  - Могу.
  - Давай, я тебе быстренько расскажу про свои дела.
  - Давай.
  - Суть заключается вот в чём. Я поругалась с Гешей, я тебе об этом рассказывала.
  - Рассказывала. Тебе обещали прислать женщину-помощницу.
  - Прислали. Она убирает, стирает, моет. И она вчера весь день этим занималась. Не закончила, сегодня продолжит. Ты в курсе, что меня по "Отслюнявь-Клинике" везде на коляске возили? По-моему, я тебе про это говорила.
  - Нет. Не говорила. Тебя на коляске возят, чтобы ты там у них не упала?
  - Нет. Это я сама себе организовала. Дело в том, что я с Генкой поругалась, но ехать-то надо. Вот поэтому я вызвала такси, оплатила, и мы с Димой-милиционером поехали. Никто не мог поехать. Дима, хоть и бухой, но адекватный. Мы приехали в клинику. Там на первом этаже есть рецепшен или что-то типа того. Одним словом, я туда впендюрилась, показала свою карточку. А мне раз в две недели надо приезжать туда "порт" чистить. Поэтому я начала с "порта". Они подхватили эту самую коляску, посадили меня и повезли в процедурный кабинет. Вообще-то это не процедурный. Там целая, такая крутая штука. Меня привезли, пришёл профессор и прочистил "порт". Потом, естественно, куда меня отправили? Меня отправили оплачивать всё это.
  - Понятно.
  - Но прямо в колясочке. Я оплатила и сказала, что мне надо всё это провести через налоговую. Дима меня сопровождал. Рядом там регистратура, где я и оформила документы в налоговую. Сказали, что результаты будут через месяц. И мы поехали из клиники куда? В ресторанчик. Там рядом есть приличный. Дима почему-то заказал себе только сок. Я ему сказала: "бери, что угодно". В результате я покушала шикарные бутерброды с курицей и ещё много чего. Попила чай. Одним словом, мы посидели. Затем я опять вызвала по телефону такси, оплатила его и мы приехали домой. Суть заключается в том, что мне посоветовали, - сейчас не вспомню кто, - отдохнуть пару недель в санатории. Я связалась с руководством и сообщила об этом, они сказали, что будут думать. Позвонила Вике, она порекомендовала санатории Подмосковья.
  - Вика - жена Генки?
  - Да. Жена нашего Геннадия. Дело в том, что... Ты помнишь, я говорила про ЦКБ при Управлении делами президента?
  - Ну, что-то смутно припоминаю.
  - Они могли меня прооперировать только на следующей неделе...
  - Не будем говорить о том, чего не случилось.
  - Так вот. У них имеются места, где люди отдыхают и подлечиваются.
  - Скажи в двух словах, как тебе Алла, которая у тебя убирается?
  - Хорошая девушка.
  - Девушка или женщина в возрасте?
  - Женщина в возрасте, лет пятьдесят. Вдвоём с сыном живёт. Убираться приходит, естественно, без сына.
  - Тебе с ней комфортно? То есть она тебя своим присутствием не угнетает?
  - Мне с ней комфортно. Алла умеет готовить, она всё умеет. Да, ещё одно. У меня же стиралка плохо работает. Алла пробовала её запустить, не удалось. Я позвонила Серёге-строителю, он обещал починить. А потом мы с ней поговорили, и я решила новую стиральную машину купить.
  - Правильно, чего тебе со сломанной мучиться.
  - Серёга купит, привезёт, установит, наладит.
  - Серёга молодец, умница.
  - Ещё. Вечером звонок в дверь. Я говорю: "Алла, посмотри, чтобы Генки там не было". Оказалось, это Генкина жена, Вика. Она сказала, что все санатории, которые они обзвонили, - они меня из-за онкологии не примут. Надо сначала определиться, как меня лечить. Позвонила в "Отслюнявь-Клинику". Я же тебе говорила, что они взяли материал для исследования. Я у них спрашиваю: "Что за проблема? Исследуйте природу новообразований, скажите, и я буду лечить. А пока-то что?". Они говорят: "Но ведь надо сперва узнать". Говорю: "Вот и узнавайте". Штука в том, что карт-бланш у Геши, у него все документы, всё-всё. Одним словом, Вика ушла, пришёл Миша Мощин, бухгалтер. И мы в этом санатории, который рекомендовала Вика, забронировали одноместный номер со всеми процедурами. Это обошлось в восемьдесят две тысячи.
  - А сколько будешь отдыхать в этом санатории?
  - Две недели.
  - Хорошо, может, к этому времени и анализы будут готовы.
  - Это их проблема, они меня пытались не пустить. Да, ещё одно. Мы же с ними разговаривали, с людьми из санатория. Они говорят: "Вам надо прислать нам выписки врача". Но у меня же много выписок. Миша подобрал полный анализ крови и заключение врача, что у меня всё в порядке, всё работает. Оплата по прибытии. Санаторий находится в Домодедово, в тридцати минутах езды от Москвы.
  - Рядом? Ну и замечательно.
  - Вчера я принимала ванну, сегодня Вика, жена Гены заходила. А сейчас я сплю и побуждаю Аллу к тому, чтобы она мне что-то поесть приготовила.
  - Всё это замечательно. Давай, отдыхай.
  - Я тебе всё рассказала. Так что я сплю. В случае чего - звони. Пока.
  - Пока.
  
  
  Глава 29 Помирилась с Геной
  
  Двадцать второго апреля позвонила Искра.
  - Аллё? Это Уголькова, - робко представилась моя подруга.
  - Да я вижу, - успокоил её я, - у меня высвечивается на телефоне твоё прекрасное, редкое, имя.
  - Генка сейчас меня купал.
  - О-о, - опешил я от такой новости.
  - Я была в купальнике, - попробовала успокоить меня Искра.
  - Зачем? - Не успокаивался я. - Что называется, помирились, так помирились. А сам-то он в плавках в ванну к тебе не додумался залезть?
  - Нет. Всё было в рамках приличия. Перестань ревновать. Ты же знаешь Гену.
  - Значит, ты с ним помирилась?
  - Да, помирилась. Между прочим, я завтра в "Отслюнявь-Клинику" на два дня под капельницу ложусь.
  - Генка повезёт? - предательски изменившимся голосом, поинтересовался я.
  - Меня повезёт скорая помощь самой "Отслюнявь-Клиники".
  - Ах, вот даже как.
  - Я о другом хочу сказать.
  - Давай.
  - Я сейчас с Сашей Шелестовым разговаривала. Ты ведь его не помнишь и не знаешь?
  - Не знаю и не помню.
  - Суть заключается вот в чём, его перевели на должность уборщицы.
  - На должность уборщицы? - удивился я.
  - Да. Со всеми вытекающими последствиями.
  - Это научный деятель, твой коллега по работе?
  - Да. Я позвонила Мише-бухгалтеру и он сказал, что это настолько не законно, что их всех в тюрьму посадят.
  - Для этого ему надо с начальством судиться. Готов ли он на это?
  - Так вот. Уже вышел приказ, его восстанавливают на должности.
  - За что его так? Может, он каким-нибудь особым образом начальнику насолил?
  - Очень может быть. Более того, его начальник был в отпуске. Это другой начальник на него так наехал.
  - Короче, занимался он научной работой и вдруг, ни с того, ни с сего посторонний начальник ему говорит: "будешь уборщицей"?
  - Именно так, с соответствующей зарплатой. Не хочешь, - уходи. Но я связалась с Мишей, и он мне объяснил, что такое КЗОТ, обязанности нанимателя и так далее. Я позвонила руководству. Не тому, кто принял это решение, а более высокому. Ну, и там застращали всех. Вот. А Шелестов сейчас меня благодарил, говорил "спасибо". Ну, в принципе это всё, что я хотела тебе сказать. Ты можешь этот анекдот в свою книжку записать. Ну, ладно, давай. Мне спать пора, завтра в клинику ехать.
  - Отдыхай. Как сможешь, позвони.
  - Да-да-да. Пока.
  - Пока.
  
  
  Глава 30 Обследуют, кровь берут
  
  Двадцать третьего апреля позвонила Искра.
  - Аллё?
  - Слушаю.
  - Так на чём я в прошлый раз остановилась?
  - Ты сказала, что машина скорой помощи повезёт тебя в "Отслюнявь-Клинику".
  - Ну вот. Я уже приехала, тут меня всё время обследуют. Делают компьютерную томографию, капельницы ставят, кровь берут.
  - Всё это они проделывают с какими целями? Чтобы причину твоей слабости установить?
  - Их беспокоит, что у меня низкий сахар. Признаться я не ем, не пью.
  - Ну да, - растерянно сказал я, - и слабость постоянная, что тоже не нормально.
  - Так вот. Мне принесли ужин. Гигантская отбивная с жареной картошкой и огромный пирожок с вишней. Я всё это съела, - похвасталась Искра.
  - Молодец.
  - Генка мне завидовал.
  - А что Геша при этом присутствовал?
  - Нет. В это время он был на работе. Я ему рассказывала по телефону. Я над ним измывалась.
  - Да-да-да. Ну чего? Хорошо. Ты рассказывала, что вчера помылась, Генка тебе помогал.
  - Это правда, я вовремя помылась. Они всё ещё анализы у меня берут, поэтому я уснуть не могу. Я это самое, делаю эти...
  - Звонки друзьям?
  - Что?
  - Чего делаешь?
  - Я тут на первом этаже. Кровать не деревянная, но плоская, неудобная. Одним словом, я жутко хочу спать.
  - Всё! Давай спать!
  - Я о другом. Должна прийти медсестра, взять у меня кровь и наконец-то отпустить спать. Но я сейчас попытаюсь и так уснуть. Ладно, потом обо всём расскажу.
  - Хорошо.
  - Давай.
  - Пока.
  
  
  Глава 31 Позвоночник болит
  
  Двадцать четвёртого апреля позвонила Искра.
  - Аллё.
  - Да, Искра, слушаю.
  - Ну, как, у тебя есть пять минут?
  - Конечно-конечно, что ты.
  - Давай, спрашивай меня обо всём.
  - Ну, ты расскажи. Брали у тебя кровь, анализы, что там ещё?
  - У меня по полной программе, - всё. Вот сейчас мне капельницу поставили, воткнули её. Ты не представляешь, у меня позвоночник так и запылал жжением. Не просто позвоночник, а всё до самого анального отверстия, и оно само пылало больше всего. Мне сказали: "Сейчас пройдёт". И действительно, постепенно проходит.
  - Они что, мимо вены попали или так надо?
  - Да нет. Дело в том, что это жжение прокатилось прям точно по позвоночнику. Каждый позвонок огнём горел, словно его на раскалённой сковородке жарили. Случайно это не бывает. У меня впервые такое. Обычно капельницу я хорошо переношу. А тут я, откровенно говоря, чуть ли не заорала от боли.
  - Не сказали, что за лекарство?
  - Нет. Но врач, которая ставила мне эту капельницу, сказала, что сама всё это перенесла.
  - Смотрю, все, кто там работает, перенесли тяготы и лишения, связанные с этой болезнью.
  - В принципе, да. Ты помнишь, я о Светлане тебе рассказывала? Её саму резали чуть ли не шесть раз.
  - Да-да, по-моему, она медсестрой там работает.
  - Светлана работает фельдшером. Она живой образец, что всё будет хорошо.
  - Будем надеяться, - поддакивал я.
  - Давай, спрашивай ещё.
  - Сахар-то они, как, поднимают тебе?
  - Они меня питают. На завтрак у меня был чай, булочка сладенькая, бутерброд с маслом вкусный и овсянка. Но овсянка что-то не идёт. Я её потихоньку ем, но как-то плохо получается. А всякие булочки, вкусности идут здорово.
  - Сегодня последний день и домой отправят?
  - Не знаю. В крайнем случае, по моим прикидкам, оставят ещё и на завтра. Но у меня мысль такая. Мне тут понравилось. Если предложат ещё на пару дней остаться, я соглашусь.
  - Конечно-конечно. А как там Алла в твоё отсутствие?
  - Она уехала на четыре дня.
  - Что это за помощница? Два дня поработала, четыре дня выходных взяла. Скажи Толе Мамонову, чтобы прислал такую, которая будет каждый день убираться, готовить и кормить тебя так же вкусно, как в клинике.
  - Фишка заключается вот в чём. Я её познакомила с Генкой, и она будет брать у него ключи от моей квартиры.
  - Ну, ключи будет брать, чтобы убираться. Но надо, чтобы она тебя ещё и кормила. Она кормит тебя, готовит?
  - Алла и готовит, и кормит. Но это будет, когда я из клиники вернусь. Она мне уже холодильник продуктами забила.
  - Забить-то забила. А ты не рассматривала вариант, чтобы она жила у тебя? Или тебе это неудобно?
  - Мне это не "комильфо". Мне надо, чтобы она пришла, убралась, приготовила поесть и ушла.
  - Всё правильно. Пусть готовит и уходит.
  - Оказывается, она починила мне стиральную машину и сантехнику всю сменила.
  - С помощью Серёги или как?
  - В том-то и дело, что без Сергея.
  - Без Сергея? А деньги ты ей платишь или это подарок от среднего Мамонова?
  - Естественно, плачу. Любой труд должен быть оплачен. Алла выставляет сумму, я втихаря плачу ей в два раза больше.
  - О-о! Вот даже как!
  - Ну, я отдаю ей то, что она просит. А потом вдогонку говорю: "Вы много поработали, сделали в два раза больше. Купили сантехнику, а это значит, что поработали ещё и как сантехник. Вот вам за работу сантехником". Разумно?
  - Разумно, да. Молодец.
  - Извини, я чуть позже позвоню, врачи пришли.
  - Давай.
  Через несколько минут Искра перезвонила.
  - Продолжаем разговор, - сказала она.
  - Если не секрет, сколько берёт Алла за свою работу?
  - Полторы тысячи. Но зато она трудится, как проклятая каторжанка.
  - Ну, это что называется, по-божески.
  - Да. Она русская, приехала из Казахстана. Я тебе уже говорила, что у Анатолия Мамонова тоже вырезали часть кишечника, он еле ходил. Она ему готовила, стирала, убирала. Поэтому он мне её и порекомендовал.
  - Именно её он тебе посоветовал?
  - Да, именно её. А посоветовал потому, что увидел, как она работает и восхитился. Слова "есть женщины в русских селеньях" именно про неё написаны. И потом, все восхитились, как она с сантехникой справилась. Но дело в том, что эту стиральную машину Мамонов старший купил, если не ошибаюсь, ещё в девяносто третьем году. И он меня постоянно мучил рассказом, как его из "Техносилы" без конца выкидывали. Тебя он не мучил такими рассказами?
  - А меня-то за что и зачем?
  - Давай, расскажу его историю быстренько.
  - Рассказывай, - нехотя согласился я.
  - Суть заключается вот в чём. У Мамонова никогда не было автоматической стиральной машины. Его жена всю жизнь стирала в тазике. Тогда, видимо, все такое проделывали, да?
  - Ну да.
  - Экономили. Потом его жена, где-то вычитала, что имеется стиральная машина "Малютка". Ты слышал о такой?
  - Слышал.
  - Она рассказала об этом Василию Васильевичу и он ей тут же эту "Малютку" достал. Суть заключается в том, что это просто корыто с моторчиком, - и всё! А потом появились магазины и его бабка озаботилась приобретением нормальной стиральной машины. И Мамонов отправился в магазин. Продавались машины от трёх до семи килограмм сухого белья. Василий Васильевич человек прижимистый, если не сказать жадный, купил самую маленькую стиральную машину, с самым большим барабаном на семь килограмм. Поставили они эту машину в ванную комнату и грязную воду сливали куда? Правильно. Бросали в ванну шланг резиновый и сливали в неё грязную воду. В результате, что само собой разумеется, ванна у него стала грязной. А когда Мамонов умер, что уж тут поделаешь, я пригласила Серёгу сделать ремонт. И он сделал. А когда я переехала на Аминьевское шоссе, в квартиру Сарычева, то эту стиральную машину Серёга установил на кухне. Но машинка старая, её давно пора менять, хоть она ещё и работает. Плохо работает. Пришла Алла, обнаружила, что не проходит вода, всё заливает. Она сходила и купила новую сантехнику и всё заменила.
  - Молодец Алла.
  - Я позвонила Серёге и попросила его прийти, посмотреть. Сказала ему, что у меня сломалась стиральная машина и я прошу его купить мне новенькую за мои деньги и установить её в ванной. Серёга одобрил моё решение.
  - Странно. Алла такая работящая и не записалась ни с кем. Ты говоришь, она одна живёт.
  - Она записалась. У неё взрослый ребёнок. Но! Муж оказался большой сволочью и подлецом.
  - Это она тебе так сказала?
  - Да. Она с ним развелась. Ну, сволочь, поганец, не понимает своего счастья. Мы не такие, правда? И поэтому она такая труженица, такая рукастая. Не зря же Мамонов средний мне её порекомендовал. О! Опять врачи пришли. Я перезвоню.
  Перезвонила Искра через два часа.
  - Аллё! - весёлым голосом начала она разговор. - Можно пять минут поболтать. Меня сейчас возили на МРТ. Откровенно говоря, оказалось очень напряжно. Крайне напряжно.
  - В каком смысле?
  - Понимаешь, надо было двадцать минут неподвижно лежать и несколько раз по двадцать секунд не дышать. Это оказалось безумным испытанием.
  - О-о! Ничего себе. А толк - то есть хоть какой от этого?
  - Не знаю. Посмотрим. Меня только что привезли обратно. Что самое не удобное, - в кабинет с аппаратом МРТ нельзя въехать на каталке. Мне пришлось пройти безумное расстояние без этих скандинавских палочек, без всего. В результате чего я жутко устала. Но у меня тут ещё стоят щи с мясом, которые мне надо покушать. Так что я к вашим услугам. Спрашивай.
  - Ты не уходи оттуда, если у тебя такое состояние. Как ты домой поедешь? Как там одна будешь находиться? Полежи у них. Пусть они тебя подлечат.
  - Пока они меня не отпустят, естественно, я никуда не поеду.
  - Чтобы хоть сил набралась.
  - Да-да-да-да. Я тут поклевала того-сего и щи есть не хочется. Мне спать хочется, да почему-то постоянно побаливает спина. Посмотрим. Можно попросить обезболивающее, чтобы я хоть немножко поспала. Ах, да! Диагноз мне поставили. "Желтуха неясного происхождения", которая мне в почки и в кости дала результат.
  - Наверное, не в почки, а в печень?
  - Да. В печень и в это самое... Они будут меня осматривать, - уставшим, сонным голосом закончила Искра.
  - Это тебе дополнительный подарок от химиотерапии?
  - Именно так.
  - Организм ослабили.
  - Ослабили до безумия, сволочи.
  - И сразу всякая зараза прилипла?
  - Да. Ладно, я отдыхаю, потом позвоню. А то чего-то у меня позвоночник заболел.
  - Конечно-конечно.
  - Ладненько, давай.
  - Пока.
  
  
  Глава 32 Мне нужна помощь
  
  Двадцать пятого апреля Искра позвонила ночью.
  - Привет, - сказала она, тягучим, чуть ли не пьяным голосом. - Мне нужна помощь. Какая? Или от Димы-милиционера, или от Кости Коврика. Суть заключается вот в чём. У меня безумно болит позвоночник. Я нахожусь на двух обезболивающих. И мне сейчас нужна тайная операция. Нужно, чтобы ко мне пришёл либо Костя, либо Дима и просто-напросто помассировали мне спину. Даже не помассировали, а просто поболтали бы со мной. Чтобы... Как это называется?
  - Отвлекли?
  - Да, отвлекли. Исключительно. Потому что я и так на обезболивающих. Поэтому лекарства мне не требуются, но мне требуется поболтать за чашкой чая. А они оба, извини меня, сейчас спят. А мне надо, чтобы они проснулись и пришли. Я им звоню-звоню, но надо, чтобы никто не узнал об этом. Особенно Генка. Чтобы я и поболтала с ними, чай-кофе попила. Ты понимаешь ли, у меня и сахар хороший. Но я при всём при этом лезу на стену. Мне надо просто отвлечься. И мне надо, чтобы это было сохранено в тайне. Самые ближайшие - это Костя и Дима, но я не могу до них дозвониться. Они спят. Если не дозвонюсь до них, то я попробую дозвониться до других людей. Чтобы они в тайне просто отвлекли. Я хотела, чтобы пришёл ты. Клянусь, никто и ничего не заметит.
  - Я сам всей душой рвусь к тебе, но меня, видишь, отсюда не отпустят. У бабушки инсульт, я ей по ночам уколы делаю и за ней ухаживаю.
  - Я понимаю, не продолжай.
  - Ты можешь со мной по телефону разговаривать и этим как-то отвлечься.
  - Это да. Но коли такая безвыходная ситуация, от тебя тогда требуется позвонить им, разбудить их и ничего больше. Ты просто рядышком с собой телефон положи и им позванивай. Эти хорошие ребята, "редиски", не могут проснуться. Просто позвони им и скажи, что мне очень-очень больно. И мне просто-напросто надо отвлечься.
  - Но у меня нет их телефонов.
  - Я сейчас встану с постели, запишу их телефоны. Ты заблаговременно возьми ручку, карандаш и запиши.
  - Ну, хорошо.
  - Потому что я лезу на стенку. Боль, в принципе, я умею терпеть. Как-никак, я всё же в спецслужбах работала. Это так, между нами. Потому что таких, как я, извини меня, всегда "пасут". Но ты сам, видимо, догадывался об этом.
  - Догадывался, - подыграл я Искре.
  - Но я, понятно, всегда рассказываю только то, что можно рассказывать.
  - Естественно.
  - Ладно, давай.
  - Но ты сейчас перезвони, их телефоны продиктуй.
  - Да-да-да. Идёт. Пока.
  Через десять минут Искра перезвонила и говорила уже нормальным, а не пьяным голосом, как прежде.
  - Аллё!
  - Да. Давай телефоны.
  - Ну, суть заключается в том, что я, как радистка Кэт, во сне кричала по-русски. Я и к тебе обратилась в таком состоянии. Конечно, мне было больно, было всё. Но фигня заключается в том, что ко мне в палату, делать мне массаж, чай-кофе распивать никого не пустят. Вы не можете ко мне прийти. Единственно, я могу сейчас позвонить, ко мне прибегут и сделают ещё один обезболивающий укол. Или увезут куда-нибудь. Так что я бессмыслицу тебе орала. Говорю - это было спросонья. А сейчас я расслаблюсь, проделаю релаксирующие упражнения. Всё-таки меня два раза прокололи обезболивающими и - усну.
  - Если будет больно, ты не стесняйся, звони. Или пусть колят обезболивающее.
  - Да-да, мне надо было с кем-то поговорить, отвлечься от боли. Сознание отвлечь. Если захочешь, я тебе действительно, дам телефоны Кости и Димы. Потому что так или иначе ты с ними знаком. Только не говори им, откуда у тебя их телефоны, что, как и зачем. Просто друг детства дал мне ваш телефончик. И ничего больше. Поговори и так далее. Ну, давай мы этим займёмся завтра, я тебе выдам весь список. Имена и телефоны дам, если захочешь.
  - Не утруждайся. Не нужно мне давать их телефонов. Лучший подарок, - чтобы ты там на ноги встала.
  - Да-да-да. Ладно, я выключаю свет и попробую уснуть. Идёт?
  - Идёт.
  - Завтра поболтаем. Но ты всё записывай. Ты понимаешь, удивительное ощущение. Мне вовсе не хочется, чтобы моя история вместе со мной пропала. Хочется, чтобы где-нибудь на бумаге осталась.
  - Истории не пропадут, ты сама не пропади. Давай, спи.
  - Я постараюсь.
  Искра положила трубку, а через две минуты снова позвонила.
  - Аллё!
  - Да.
  - Ну фигня заключается вот в чём. Я тебе дам всего два телефончика. Димы-милиционера и Кости Коврика. В случае чего, ты с ними свяжешься, попьёшь с ними чайку. Ну, мораль - любая. Это будет днём. Сейчас я аккуратненько встану и запишу тебе их телефоны. И понятно, я тебе даю полный карт-бланш на всё, что я тебе рассказала. Ну вот, пока всё. Буду спать.
  - Давай.
  - Пока.
  Через пять минут Искра снова позвонила.
  - Суть заключается вот в чём, - говорила она, - я три раза пыталась написать тебе телефон Костика на бумажке. И три раза написала его на столе. С четвёртого раза у меня получилось. Так что я тебе дам сейчас только один номерок. Ты возьми сейчас ручку, карандаш и запиши.
  - Сейчас возьму ручку.
  - Всё, что угодно. И запиши, где угодно. Всё это открыто, всё это - друг детства, сосед по двору и так далее.
  - Ну, давай, говори, - сонным голосом сказал я.
  Искра продиктовала сотовый номер Кости Коврика и попросила.
  - Поболтай со мной немножко. Если я доживу до утра, - я буду жить вечно.
  - Так больно?
  - Очень больно. Вот что. Я умею терпеть боль. Ты знаешь главную ошибку палачей?
  - Они быстро работают?
  - Нет. Они пытают, вызывают жуткую боль. Но у них есть одна единственная ошибка. У каждого.
  - Говори.
  - Они болтают со своей жертвой, тем самым отвлекая её от боли. И эта боль, какая бы она ни была, её за разговорами становится можно терпеть. Ну, ладно, оставим палачей в покое. В результате ты меня отвлекаешь. Если ты меня хотя бы на два часа отвлечёшь, - я буду жить.
  - Попробую.
  - Ты меня прости, потом поспишь. Мне надо болтать. Я проболтаю два часа и останусь в живых. Ну, а не проболтаю, - значит не проболтаю. Да, ещё одно! Телефон Костика заблокирован. Даже заблокирован телефон его мамы. Что там, я не знаю, отчего и почему. Просто-напросто ты зайдёшь к ним в гости. Позвонишь. Ты же ведь знаешь, где он живёт? Просто-напросто придёшь и скажешь, что ты мой возлюбленный, что ты знаешь и Диму и Костю. Ну и если его маме что-нибудь понадобится... Ты понимаешь, я давно у них не была, она захламляет квартиру. Костику приходится убираться. Может быть, ты ему в этом поможешь. Ну и естественно, болтай с ними. Пей чай-кофе и так далее. Понятно, что ко мне придут и прошмонают всю квартиру. Попытаются взять хоть что-нибудь.
  - Это кто? О ком ты говоришь?
  - А не важно кто. Ты сам должен понимать кто. Даже я не знаю кто.
  - Думаешь, настолько всё серьёзно?
  - Понимаешь ли, дело в том, что все мои вышестоящие начальники - люди засекреченные. Это я тут бегаю девочкой на побегушках. Такой лихой девочкой, которой можно всё. Я наглая... Ну, ты знаешь, какая я. Я пробью любой проект. И меня используют, как ядро, прошибающее стены. Да, если придут, будут спрашивать, - ничего не скрывай. На самом деле, я тебе ничего не рассказала. Вообще ничего. Я рассказала тебе несколько историй, которые ни к одному проекту не имеют никакого отношения. Я только упомянула Мухоморова. Ну, так ради бога. Разговаривай с ним. Это добрый, хороший, честный, порядочный, человек. Он никогда никого не подведёт. Никогда. Одним словом, с ним разговаривать можно. А не важно... Ну, во-первых, все мы смертны. И я хочу хоть какой-нибудь след в истории оставить. У меня есть жуткий недостаток - тщеславие. Запредельное тщеславие. Я хочу, чтобы меня под подлинным именем хоть в какой-нибудь статье упомянули. Ты понимаешь, меня редко публиковали. Я в основном писала статьи, участвовала в разработках и меня даже нигде не упоминали. Представляешь?
  - Генка говорил, что все академики себе за чужой счёт имя делают. Им пишут статьи...
  - Ну, это да. Это нормально. Ты понимаешь, у академика нет времени на мелкие разработки. И на самом деле всё не так просто. Академик разрабатывает гигантскую тему. И раздаёт темы своим подчинённым, которые тоже разрабатывают гигантские темы. И ты понимаешь ли, там нет такого ну вот прямого эксплуататорства негра. И всё в конце концов спускается в аспирантуру. Ну и естественно, там, в институты. Студент приходит, ему дают научную работу. Не он же сам эту научную работу придумал. Ну и собирается, как ёлка. Никто сам ничего не придумывает. Придумывает академик, у него есть глобальная тема, которая разбивается на мелкие вещи. Соответственно, все нижестоящие потихонечку защищаются, доказывая, что теория эта истинна. И, в конце концов, это собирается академиком. И академик работает с материалом, с гигантским материалом. Не может же он всех четырёхсот человек в статью запихнуть. Правильно? Он собирает документы и соответственно, всё публикует под своим именем. Но надо понимать, что всякие мелкие доценты, кандидаты, аспиранты, научные сотрудники получают своё. Да, старшие научные сотрудники вкалывают со страшной силой, но они вкалывают по теме. Они защищают диссертации, им платят зарплаты, авторские, им выдают квартиры, премии, машины, путёвки. Нормально?
  - Да.
  - Вот поэтому нельзя сказать, что академик присваивает себе чужой труд. Всё честно, всё порядочно, всё оплачено. Ну, а что касательно меня, у меня такая судьба. У меня нет ни машины, ни дачи, ничего. Потому что как только я... Ой, если останусь жива, спою тебе песенку. Называется - "Шанс".
  "Шанс -
  Он не получка, не аванс,
  Он выпадает только раз.
  Его так просто упустить,
  Но легче локоть укусить,
  Чем новый шанс заполучить".
  Фигня заключается в том, что всегда, как только я добиралась до этих самых сказочных вершин, подо мной проваливалась земля, происходил облом. И сейчас, откровенно говоря, произошёл очередной облом. Но это моя судьба. Я всегда выживала. Если сегодня выживу, то буду жить вечно. Мне надо только два часа перетерпеть. Я это чувствую.
  - Что же они тебе укололи? Не говорили?
  - Они говорили, я название забыла. Знаю, что сейчас нахожусь под двумя обезболивающими. Так что мне уже немножечко легче. Если я хотя бы до утра протяну. Я имею в виду до шести утра, - я буду жить. Ну, а нет, - так и леший с ними. Я буду бороться до конца, до последнего вздоха. У тебя, конечно, уважительная причина, болеет бабушка. Ты следи за ней. В случае чего, ты позвони Костику. Я о тебе Косте рассказывала. Хвасталась, что мой возлюбленный писатель. Знаешь, у меня тонус поднимается, проходят боли. Я так люблю болтать.
  - Я думаю, всё обойдётся.
  - И я так думаю. Я очень на это надеюсь. Ещё одно. Постарайся подружиться с Костей. Пускай он кретин, придурок, эгоист. Он остался без друзей. Вообще без друзей. Костя кретин. У него в своё время была возможность поступить в любой институт. Он предпочёл две тысячи в месяц пропивать. Да он зарплату, что ему платили в магазине "Ковры", отдавал маме, а две левые тысячи оставлял в ресторанах. Завтракал, обедал и ужинал под оркестр. И компания у него была соответствующая. А сейчас он бедный, нищий, живёт на маленькую пенсию своей матери. Слава богу, его мама жива. Я пришла к нему в гости. Мы с его мамой плакали, обнимались. У неё там кошка. И ты понимаешь, вся обстановка сохранилась с семидесятых годов. Представляешь, какой ужас! Мы с Костей пили чай, и я поняла, что он придурок. Ну, понятно, что я не сказала ему это. И соответственно, у него нет друзей. Это ужасно. Человек должен за жизнь обрастать друзьями. Верными, честными, порядочными друзьями. Которые бросятся к тебе на помощь по первому твоему зову, где бы они ни были. И все люди, с которыми я общаюсь, - такие. Но не в этом дело. Я хочу сейчас выжить. Задай мне вопрос, я тебе отвечу на всё.
  - Тебя завтра выпишут или ты ещё полежишь там, в клинике?
  - Скорее всего, меня оставят на несколько дней. Потому что у меня какие-то билиарные, эти самые бляшки нашли. Метастазы в печени. Да и кости позвоночника. Отчего они так заболели, ни с того, ни с сего? Мне сейчас торопиться некуда. Что? На тот свет, что ли торопиться? Со своим руководством я разговаривала по тому поводу, что я тут. Они потом меня пошлют не в санаторий, а в Дом отдыха. На две-три-четыре недели. Насколько понадобится.
  - В "Отслюнявь-Клинике" об этом знают?
  - Знают. Онколог, тот, что хотел мне таблетки продать за семьдесят три тысячи. Он лично все пакеты документов сюда перевёл. Все документы с печатями и так далее. Так что, всё в порядке. У меня сейчас одна задача, до утра дотянуть, чтобы остаться в живых. Я сейчас ещё немножко поболтаю и останусь в живых. Я очень хочу жить. Я люблю жизнь во всех проявлениях. Люблю пить, есть, разговаривать. Я такая любопытная. Безумно. Так что веселее. Между прочим, я стала чувствовать себя лучше. Даже спать захотела. Понимаешь, смерть отступает, я это чувствую.
  - Должна отступить.
  - Вот. Ну, поболтай ещё со мной, минут пять.
  - С чего это ты про смерть заговорила? Из-за того, что кости у тебя заболели? Из-за позвоночника?
  - В принципе - да. Я же говорю. Ты понимаешь, я это, откровенно говоря, сдуру сделала. Потому что это была такая запредельная боль. Я стонала, кричала. Я в течении часа звонила и Диме, и Костику. Это только потом я сообразила, что ночь на дворе и все спят. Всё заблокировано и никто до меня не доберётся. Я-то рассчитывала, что они посидят у меня, попьют чая. Потом уже сообразила, что их никто сюда не пустит. Когда я всё это поняла, позвонила тебе. Ну, как бы выразиться, выбрала единственный путь, хоть как-то следы оставить. Если меня тут найдут бездыханной, с языком наружу.
  - Выбрала меня на роль палача, который с тобой разговаривает.
  - В принципе - да. Это правда. Можно перетерпеть любую боль, если с тобой разговаривают. И сейчас, мне кажется, благодаря разговору с тобой, я выживаю. Кстати говоря, я поболтала и боль потихонечку уходит. Я, кажется, засыпаю. Если не засну, то тебе ещё позвоню. Боли у меня все прошли, - я буду спать. Надеюсь, завтра мы с тобой созвонимся, посмеёмся, обрадуемся. Я расскажу неприличные анекдоты. Ну, а пока, давай. До свидания. До завтра.
  - Давай. Пока.
  
  
  Глава 33 Удивительная история
  
  Двадцать пятое апреля отметилось не только бессонной ночью, но и беспокойным днём. Позвонила Искра.
  - Аллё, - сказала она, бодрым голосом, - В данный момент я нахожусь под капельницей, обедаю и тебе звоню. Ты готов выслушать удивительную историю?
  - Давай.
  - Ранним утром, часиков в семь или восемь, ко мне припёрлись... Кто?
  - Генка?
  - Врачи. Человек десять. Такой безумный консилиум. А вчера было только четыре. Был и главный врач, и лечащий, и, соответственно, спросили, что у меня. Сказали: "желтуха". Главврач посмотрела, говорит: "Склеры белые, блестящие, никакой желтухи". Лечащий врач говорит: "А анализы показали желтуху". Одним словом, они поговорили, и главврач велела поставить капельницу. Я сейчас под капельницей лежу. Ну, понятно, что я позавтракала. А потом, часиков в одиннадцать, естественно, припёрлись те, кого я и ожидала. Ты догадываешься, кто это был?
  - Генка, Дима и Костик?
  - Нет-нет-нет. Штука в том, что здесь посещения запрещены. Припёрлись, естественно, НКВД-шники в костюмах.
  - Ничего себе!
  - Я же говорила, что очухаются. Ну, естественно, кругом всё обшмонали, всё обнюхали, проверили и просветили. И спросили, знаешь, что?
  - Кому ты звонила по ночам?
  - Где твой маленький аппаратик, изделие под зубодробительным номером? Я, естественно, сказала, что в душевой комнате в углу.
  - Там, значит, ты его держишь?
  - Я швырнула его туда. Они на него косо посмотрели и не взяли, ушли. А потом ко мне в палату неожиданно входит Афоня Лаптев. Это мой непосредственный начальник. Как его пустили, я не понимаю. Но это я тогда не понимала. Вслед за ним вошёл Зот Стахович Бирюлькин, я тебе о нём рассказывала.
  - Сотрудник твой?
  - Это более высокий начальник.
  - Понятно.
  - Вслед за ним вошёл Козюлич Георгий Гаврилович. Ему уже восемьдесят пять лет, он был главным инженером, ушёл на пенсию. Но ему оставили кабинет. Он работает и курирует. А потом вошёл сам Зобов Артур Ермолаевич. Это вообще, круто-круто-круто. Он генеральный директор.
  - Это он сильно пил в своё время?
  - Именно он. Да-да-да. Зашивался. Я про него рассказывала. Морда у него, как у крокодила, но об этом, естественно, я молчала. Все они стали по стеночке. Потом снова вызвали врачей. И врачи перед ними отчитывались. Затем врачи ушли, эти остались. А потом знаешь, кто пришёл?
  - Даже не берусь гадать.
  - Пришли федералы. Полная радиохимическая защита. И они пришли, знаешь, с чем?
  - С приборами.
  - Нет-нет, никакие не приборы. Они пришли с кейсиками. Дело в том, что коробочка секретная и в своё время для неё сделали кейсики, чтобы её могли перевозить по всему миру. В коробочке, как и в каждом дозиметре, есть кусочек радиоактивного вещества. Ну, для того, чтобы сравнивать. И суть в том, что она фонит. Между прочим, любой дозиметр фонит. Знай об этом. Немножко, но фонит.
  - И чего? Они с кейсиками к тебе пришли?
  - Как ты догадался?
  - Ты только что мне об этом сказала.
  - Действительно, они в полной химзащите. Почему-то вдвоём пришли. Я тебе говорила, что эта коробочка величиной со спичечный коробок?
  - Нет, не говорила.
  - Знай. Они взяли коробочку, положили в маленький кейсик и ушли. Так вот и Козюлич, и Зобов, - мне желали здоровья. Сказали, чтобы о деньгах я не думала. Что вполне возможно, они будут оплачивать моё лечение из федерального бюджета. Я столько проектов запустила и вдруг "выстрелил" абсолютно неведомый мне проект, о котором я даже и не думала. Я, всего-навсего, делала коробочку, не думая ни о чём. Просто по заказу. Я не поняла, что я сделала, а руководство поняло. И теперь можно поставить коробочку в автомобиль, и он будет ездить от шести до двадцати шести тысяч лет. Её можно поставить и в трамвай, и в автобус. Отапливать с её помощью дома, города. То есть полная, абсолютная независимость.
  - В Арктику отправят, в космос, - подыграл я.
  - Совершенно верно. Более того, на этой основе можно делать абсолютно новые ракетные двигатели. И это не в двадцать третьем веке, а уже сейчас. И ты понимаешь, кажется, я поймала свой шанс, - в голосе Искры послышались слёзы.
  - Держи его теперь обеими руками.
  - Ну, естественно, буду держать. А о чём я говорила?
  - К тебе в палату пришли твои начальники. Здоровья пожелали.
  - И ушли. После чего я продолжила завтракать, а потом позвонила тебе. В принципе такая вот история. Я сейчас нахожусь под капельницей, отдыхаю. Вот и всё.
  - Молодец. Интересная история. Хорошо бы твои начальники твоим лечащим врачам хвосты накрутили. Чтобы эскулапы тебя лучше лечили. А то не разберутся: "Желтуха - не желтуха".
  - Как я понимаю, им ещё вчера хвосты накрутили. Поэтому сегодня их столько и припёрлось. Главврач, другие врачи, пообещали мне, что на ноги поднимут. Всё от них зависящее сделают. Но главное, я теперь понимаю, откуда у меня опухоль.
  - Думаешь от этой коробочки?
  - Без всякого сомнения. Потому что мне надо было её постоянно доставать из сейфа и снимать с неё показания, уровень облучения и так далее. Я создавала эту коробочку вслепую, но естественно, по техническим требованиям. Я даже не понимала, чем занимаюсь.
  - Говорят: "Меньше понимаешь - крепче спишь".
  - Ну, фактически - да. Я много чего разрабатывала по техническим данным, не понимая зачем, почему и как.
  - Теперь говоришь, поняла, откуда опухоль взялась.
  - Но так или иначе, я слишком много времени проводила с этой коробочкой. Даже чересчур много. Фишка заключается в том, что мне было плохо, я падала. Я открыла сейф, взяла эту коробочку и решила отдать её Афоне. Ну, чтобы с чистым сердцем в больницу лечь. Но так получилось, что не отдала. Я упала и забыла о ней. Такая вот история.
  - Интересная история. Ты скажи, врачи тебе какое-то лечение определили?
  - Конечно. Расписали там публично всё-всё-всё. Одним словом, берулиновые бляшки будут изгонять, ставить капельницы. Я, вон, и сейчас нахожусь под тремя капельницами.
  - Вот как? Как бы тоже не переборщили с этими капельницами.
  - Ну, посмотрим. Я ведь под постоянным наблюдением. Ко мне же всё время врачи прибегают.
  - Ну, хорошо-хорошо.
  - Вот. И главное что. Пришли врачи, которые знакомы с "Отслюнявь-Клиникой". У них там и связи. И они имеют оттуда документацию. Так что всё окей.
  - Будем надеяться на лучшее. Давай, отдыхай.
  - Всё. Отдыхаю.
  - Как отдохнёшь, звони.
  - Идёт. Ну, пока-пока.
  Среди ночи раздался звонок.
  - Мне мысль в голову пришла, - говорила Искра, - я эту коробочку получила полгода назад. Почему она в шестидесятых годах не пошла? Люди умирали после недели работы с ней. Пролонгирование всё увеличивалось и увеличивалось. До последнего времени почему-то считалось, что она безопасна. Я думаю, что она небезопасна. Очень небезопасна. Просто пока жизнь её владельцев увеличивается.
  - Тебе-то от неё вреда нет, от этой коробочки?
  - Не было. Меня же проверяли, тестировали и вдруг опухоль. С чего бы это? Так что эта фигня ещё очень долго не поступит в продажу. Но слава богу, её у меня заберут. Да я и сама позвоню, чтобы её у меня забрали.
  - Ну, и правильно, ещё потеряешь.
  - Вот именно. Главное, в живых остаться. Я её сейчас подальше зашвырну, в самый дальний угол моей палаты. Так что всё в порядке.
  - Как говорится, будем жить.
  - Так что я жива, здорова, высыпаюсь. Спасибо тебе за "палаческие" услуги. Я шучу. Ладно, я тебя разбудила. Я тебя будить не буду. Это я тут проснулась, такая жизнерадостная. Но, я опять лягу спать и постараюсь заснуть. Давай. Ага.
  - Давай-давай. Пока.
  Через несколько минут Искра опять позвонила.
  - Я хотела спросить, как твоя бабушка поживает?
  - Да ничего, потихонечку. Я тебе говорил, что у неё был микроинсульт?
  - Микро? А в больнице она была?
  - Нет. Приезжала скорая помощь, врачи предлагали ей поехать в больницу. Она больницы боится.
  - А моя просилась в больницу. Ей врач так и говорил: "Вы что, ускориться хотите?". Она не понимала иносказаний, требовала пояснений. Интересовалась: "В каком смысле ускориться?". Врач ей стал объяснять: "Вчера одна к нам в больницу на своих ногах пришла, а сегодня её вынесли. Так что сидите дома, здесь за вами есть уход. А в больнице никто за вами ухаживать не будет". Бабушка удивилась, услышав такое от врача. В её понимании это было немыслимо.
  - Это точно. Как у тебя самочувствие?
  - В отличие от городских больниц, меня тут поят, кормят, капельницы ставят, уколы делают, кровь берут и так далее. Я не помню, говорила я тебе или нет, но в последний раз собралась целая компания врачей и сказали, что нет у меня никакой желтухи, просто упадок сил. Просто не хватает кальция, и они меня будут капельницами восстанавливать. Никаких там дренажей, никаких проводков в печень, и они меня обещают вскорости на ноги поставить. Все говорили, что я лучшая пациентка и жали мне руку.
  - Видишь, какие врачи добрые люди. Конечно, упадок сил. Чего тут говорить, без всякого консилиума, только по одному твоему голосу это можно определить.
  - Дело в том, что они у меня всё будут восстанавливать. Вот так.
  - Ну, хорошо. Хорошо было бы, если бы восстановили.
  - Я спросила: "Меня тут оставят на несколько дней?". Но очевидно, что надо будет пролонгировать. Они сказали, что сотрудничают с "Отслюнявь-Клиникой", и врачи это обсудят. В принципе, я тебе всё рассказала. У тебя есть вопросы?
  - Пока нет.
  - Тогда давай, будем спать. Или я, по крайней мере.
  - Давай. Отдохни, набирайся сил.
  - А то я после разговора устаю почему-то. Ну, ладно, давай, пока.
  - Пока.
  Через десять минут Искра снова позвонила.
  - Аллё. Я только это самое... Одним словом, со мной всё в порядке. С меня сейчас снимут последнюю капельницу, и я всё-таки постараюсь уснуть. А то лежишь с капельницами и постоянно приходят, берут кровь. Я просто устала. Минут пять поговори со мной, и я тебя отпущу.
  - Давай.
  - Ну, расскажи что-нибудь.
  - А чего тебе рассказать? Тут у нас не происходит ничего интересного. Все болеют. Лечу бабушку, как могу.
  - Ясно. Самая последняя новость, я не буду по старым проходиться. Знай. У меня нет никаких желтух. Собрали консилиум, взяли эти самые... Как это? Анализы. У меня всего-навсего упадок сил. То есть у меня нет кальция. Одним словом, меня будут накачивать этими самыми капельницами.
  - Ну и пусть поднимут тебя.
  - Именно так. Мораль заключается в том, что у меня всё в порядке. Ладно, я устала.
  - Постарайся поспать. Отдохни.
  - Да-да, пока. Извини, что побеспокоила.
  - Ну, перестань. Это ты меня извини. Отдыхай, набирайся сил.
  - Пока-пока-пока.
  - Давай-давай.
  Через пять минут Искра опять перезвонила.
  - Ну, наконец-то, последнюю капельницу сняли. Сказали, чтобы отдыхала и спала.
  - Давай, выполняй наказ врачей. Ты молодец, выдержала сегодня три капельницы.
  - Какие три! Не меньше шести капельниц.
  - Ну, они пусть не перебарщивают. А то тоже неполезно. Ты хоть ешь что-нибудь в свободное от капельниц время?
  - Я только и делаю, что ем и хожу в туалет. И всё это проделываю, находясь под капельницами. Ну, одним словом, мне сказали, что со мной вообще всё в порядке.
  - Ну, и хорошо, замечательно.
  - Дали телефон, чтобы я могла с Генкой связь поддерживать. Ну, ты слышишь, я нормально разговариваю.
  - Да, нормально.
  - Так что дай мне пять минут поговорить с тобой. Я сейчас утомлюсь, а то я слишком бодренькая. И буду спать. Ну, расскажи что-нибудь интересное.
  - А Генкин-то чего тебе дали телефон? Он что, приехать должен?
  - Нет, Гена попросил телефон моего лечащего врача, я ему продиктовала.
  - Врачи сказали, сколько они будут тебя там держать?
  - Они сказали, что связались с "Отслюнявь-Клиникой" и этот вопрос обсуждают.
  - А ты разве сейчас не в "Отслюнявь-Клинике"?
  - Нет, я в специализированной клинике посреди леса.
  - Ты одна в палате?
  - Я всегда одна в палате. Я исключительно ложусь в одиночную палату, сколько бы это ни стоило. Я уже чувствую, что потихонечку утомляюсь. Минут через несколько я совсем утомлюсь и буду спать.
  - Но туда тебя привезли по какой причине? Или ты сама?
  - Не-не-не-не. У меня хорошие друзья, соседи и прочее. Суть заключается вот в чём. У меня же ночью бешеный приступ был, помнишь, я тебе говорила?
  - Конечно, помню. Ты со мной всю ту ночь проговорила.
  - Вызывали скорую помощь, обезболивали. А потом вызвали скорую помощь, оказалась, она от этой клиники и привезли сюда. Оказывается, они сотрудничают с "Отслюнявь-Клиникой", так что все вопросы они решают сообща. И обещают меня полностью поднять.
  - Было бы хорошо.
  - Оказывается, ничего у меня нет, никаких желтух. Просто-напросто... Ну, там свои фигни были.
  - Нервное истощение, наверное, усталость.
  - Ну, типа этого. Так что сказали, меня будут лечить исключительно капельницами. Они меня так безумно лечат, что я от их лечения безумно устала. Ну, сегодня, по крайней мере. Так что буду спать, отдыхать от этих капельниц. Так что спрашивай ещё.
  - Не знаю, о чём спрашивать. Хорошо бы конечно, чтобы всё встало на место. А то из больницы в больницу. Получается, одна больница ответственность с себя сбросила. Они же у тебя брали пробу этой гадости, передать как-то должны. Я прям не знаю.
  - Эти пробы ещё те пробы. Эти врачи не будут ждать результатов, так как пробы были переданы в специализированную клинику, где их будут исследовать. Я в документах написала, что Генка - мой представитель. Так что все результаты передадут ему. Мне это надоело всё, поэтому я просто-напросто сделала себе представителей по каждому вопросу. Генка будет отвечать за это, Миша Мощин - мой бухгалтер и так далее.
  - Правильно. Потому что если тебе в твоём состоянии всем этим заниматься, то это точно ничем хорошим не закончится.
  - Так что я сейчас поступаю правильно.
  - Разумно. Тебе бы как-то сил набраться.
  - Это правда. Между прочим, эту идею, передавать свои полномочия, придумал ещё Толя Мамонов. Я этим воспользовалась. Ну, в принципе, всё замечательно. Я уже утомилась, хочу пить, хочу спать. В случае чего, если будут боли, я позвоню "палачу". Хорошо?
  - Хорошо. Звони-звони, - рассмеялся я.
  - Ну, идёт, - совсем погасшим голосом, прощаясь, сказала Искра.
  - Давай.
  - Пока.
  Через две минуты Искра опять позвонила.
  - Я тебе говорила, что с меня капельницу сняли?
  - Говорила.
  - Спи-не хочу, а на меня, как на зло, какая-то бешенная бодрость напала. Видимо под капельницами я, это самое...
  - Сил набралась.
  - Да-да-да, набралась сил. Так что мне буквально пять минут поговорить с тобой, чтобы утомиться и уснуть. Соответственно, я с врачом разговаривала о болях, которые приходят ко мне время от времени. По его словам, это фантомные боли. Круто, да?
  - То есть воспоминания о других болях?
  - Совершенно верно. Исключительно. Так что мне даже никаких обезболивающих не поставили. Мне сказали, что если возобновятся боли, "звони, придут, сделают обезболивающее". Так что я поспала тут, и на меня бодрость напала. Мне надо срочно утомиться и спать.
  - Понятно. У тебя там в палате нет ни телевизора, ни книг?
  - У меня всё есть.
  - Но по ночам не приветствуется?
  - Приветствуется. Но дело в том, что телевизор у меня с двумя пультами и я его никак не могу запустить. Опять же, я включала телевизор, мне его налаживали. Но эти звуки музыки меня раздражают. Я предпочитаю мучиться в тишине. Я спать хочу и не могу. Что за безобразие. Мне надо срочно утомиться и заснуть. Поэтому я поговорю с тобой минут пять и утомлюсь. Всё-таки у меня сил нет никаких. Так что буквально пять минут и я тебя отпускаю. Давай, сделаем так. Задавай вопросы. В принципе, я тебе всё уже рассказала, что могла.
  - Вопросы сразу в голову не придут.
  - Это понятно. Ну, ты просто так, любые. Спроси, где я нахожусь, в каком лесу, какие у меня врачи?
  - Говоришь, Костя хочет свой магазин открыть и продавать в нём рыболовные снасти?
  - Почему хочет, он его с моей финансовой помощью открыл.
  - И как идёт торговля? Успешно?
  - Не успешно. Клиентов нет. Бизнеса нет. Ему надо набирать клиентскую базу. Так что, если у тебя есть знакомые фанаты рыбалки, посылай их к нему.
  - Эти фанаты рыбалки не спрашивают у меня, где им покупать крючки. У них сто удочек и сто крючков. Ладно, это его...
  - Да. Это его проблема. Абсолютно верно. Это его идея фикс. Он с самого детства болен рыболовными крючками.
  - Я к тому, что он всё время жаловался. Говорил: "Я на хозяина работаю, поэтому тружусь, спустя рукава. А если бы работал на себя, то торговал бы хорошо и имел бы большую прибыль". Но, видишь, как. Выясняется, всё надо попробовать на своей шкуре.
  - Знаешь, учась в школе, я завидовала девочкам, что в институт поступили. Завидовала студенткам. Поступив в институт, я избавилась от этой зависти. У меня у самой были идеи фикс. Но в отличие от тебя... Ведь у тебя же тоже есть идея фикс, сделаться писателем? Правильно?
  - Да, - засмеялся я, - но им, как ты говоришь, "сделаться" нельзя. Можно...
  - Попытаться?
  - Какие-то короткие промежутки времени существовать в этом качестве. Что не всегда у меня получается. Я знаю таких литераторов, которые книгу напишут и говорят: "Теперь мне надо отдохнуть годик-другой". У меня таких мыслей, что мне надо отдохнуть, никогда не было. Когда есть возможность, я стараюсь писать. Потому, что жизнь, она не всегда даёт шанс заниматься любимым делом. Надо ценить.
  - Совершенно верно. Но дело в том, что у меня всегда было много идей фикс. Я фанатична до безумия. Мне что-нибудь в голову приходит, я рою-рою-рою. Пока чего-нибудь не вырою. Положительное, отрицательное, - это не важно. Но дело в том, что я даже счёт этим идеям фикс потеряла. Их у меня было очень много. Если я чем-то занимаюсь, я фанатею. Я обо всём забываю. Но дело в том, что из ста идей только одна реализовывалась, а девяносто девять заканчивались обломом.
  - Ну ты как, ещё не устала?
  - Устала. У меня губы пересохли. Давай, я попробую поспать. Если появятся боли, я обращусь к тебе.
  - Давай-давай.
  - Ну, пока. Спокойной ночи.
  - Пока.
  
  
  Глава 34 Кровь из носа
  
  Двадцать шестого апреля в час ночи позвонила Искра.
  - Аллё?
  - Аллё.
  - Ну, извини меня. Пять минут. А то я проснулась, ворочаюсь-ворочаюсь и не могу уснуть. Ты задай мне вопросы, я утомлюсь и усну. А то, капельницы, то, сё. Я весь день спала, а сейчас у меня приступ бодрости. Знаешь, у меня сегодня кровь из носа пошла. Фигня заключается в том, что у меня всегда был слабый нос. В детстве я заболела ангиной, лежала дома в постели. У меня поднялась температура. Мама мне дала шесть таблеток аспирина. Уже потом я узнала, что это смертельная доза для ребёнка. У меня раздулась шея, а из носа вырвался целый фонтан крови. Мама подставила тазик, и я в тазик сливала эту самую кровь. Вызвали скорую помощь. Врачи оказались некомпетентны. Они скрутили вату в жгуты и пытались ими заткнуть мне нос. Так вот эти жгуты вышибало. В конце концов, моё внутреннее давление упало, и они сумели мне нос заткнуть. И сказали, что аспирин мне противопоказан. Научили маму делать из ваты жгуты и применять перекись водорода. Я постоянно таскала с собой маленькую сумочку с ватой. Когда я в институте перенапрягалась, из носа у меня шла кровь. Я удалялась в туалет и вставляла себе в нос жгуты. Когда поступила в институт, нас послали на картошку. Я, естественно, поехала вместе со всеми. Шёл сильный ливень, а нас всё равно выгнали на уборку. Все промокли. Ребята отправились в сельпо и купили кубинского рома. Ничего другого из спиртного в магазине не было. Естественно, мы этот ром пили. Когда я заболела, меня этим ромом отпаивали. Ребята где-то хлеб нашли, вкусные бутерброды для меня делали. Но самое главное, наши мальчики персонально для меня играли на гитаре и пели белогвардейские песни, особенно Вадим Стрельцов.
  - Целовалась с ним?
  - Да, что ты. Мы только беседовали. Нам было весело. Он научил меня ловить рыбу, разжигать костёр. К нам в гости приезжали шофёры на грузовике и учили нас водить автомобиль. Вадим-то умел, они меня и других учили. Гоняла я посреди поля, в результате чуть было всех не передавила. Ну, не моё. Деревенские детишки приходили к нам в гости. Я им всякие ужасы рассказывала. Потом я их до деревни провожала, они ко мне прижимались, и колени у них подгибались. Но они ко мне каждый вечер за ужасами приходили. Ну, понятно, что в основном я из Конан Дойля рассказывала.
  - Это чудесно. Как сейчас себя чувствуешь? Утомилась? Устала?
  - В принципе - устала. По крайней мере, у меня губы все пересохли. Давай, попробую поспать. Идёт?
  - Давай-давай.
  - Пока.
  В два часа ночи Искра опять позвонила.
  - Извини пожалуйста. Меня разбудил приступ боли между двумя позвонками и бешеная ясность сознания. Я крутилась-крутилась, не могу уснуть, отвлечься от этих двух позвонков. Мне надо как-то срочно успокоиться. Если позволишь, а? Задавай мне любые вопросы.
  - Сразу и не сообразишь. Надо подумать.
  - Ладно, не напрягайся. Я буду спать. Огромное тебе спасибо.
  - Давай.
  - Пока.
  Через сорок минут Искра снова позвонила.
  - Ну, извини меня. Потому что я сейчас проснулась от такого приступа. Была такая боль. Я пощупала, кости нормальные. Фантомные боли! Чуть-чуть, буквально чуточку побудь со мной. Я так хорошо спала и вдруг проснулась. Такой безумный приступ. Ой!
  - Ты чего?
  - Просто мне больно. Весьма больно. Я почти вскрикиваю. И это ни с того, ни с сего. Буквально пару минут поговори со мной. Задай быстренько мне любые вопросы, отвлеки меня.
  - Я-то задам вопросы, но может тебе стоит медсестру позвать?
  - Возможно. Если в течение пяти минут я не приду в себя, я это сделаю.
  - Что-то все вопросы из головы вылетели.
  - Любой вопрос, любой. Я так крепко спала и вдруг, аж подскочила. Что за фигня? Я не знаю. Ах, да. Оказывается, про эти мои боли моё начальство знает. Но мне надо поговорить буквально пару минут. Я начальнику позвонила, пожаловалась. Он говорит: "Ну, потерпи пару минут".
  - Начальник твой, он же не врач, он тебе не поможет.
  - Ну, ладно, я сейчас побегу. Всего один вопрос, я тебе на него быстро отвечу и побегу.
  - А куда ты бежать собралась? До ветру?
  - Именно так. Ну, ладно. Я тогда прямо сейчас и побежала.
  - Беги, давай.
  - Давай, пока-пока.
  На этот раз Искра позвонила мне в четверть пятого утра.
  - Мне дали сейчас общее обезболивающее, чтобы я всё-таки уснула. У меня два позвонка болело. Это фантомные боли, но я от них никак избавиться не могла. В конце концов, я не выдержала и попросила дать мне обезболивающее. Так что всё со мной в порядке. Сейчас я усну. Мне буквально минуту-другую надо переждать, пока я под снотворное упаду. Между прочим, я ночью думала какому-нибудь врачу позвонить и разбудить. И знаешь, кому я позвонила?
  - Кому?
  - Мамонову Александру Анатольевичу.
  - Сашке,что ли? И как он отреагировал?
  - Мы с ним очень хорошо поговорили. Помирились.
  - И врачи становятся друзьями.
  - Вроде того. Мне уже становится легче. Боль потихоньку отпускает. Ну и пару часов я смогу точно поспать. А может, и больше. Так что задавай вопросы, пока я не уснула.
  - Это хорошо, что ты нашла возможность поговорить с Сашкой и даже помириться.
  - Ладно. Я чувствую, ты спишь. Это я тут безумно бодрствую. Так что давай, спи и я тут попробую поспать, хоть я и бодренькая.
  - Давай.
  - Ладненько, спи.
  - Да. Давай. Пока.
  Следующий её звонок разбудил меня в пять часов двадцать минут.
  - Извини. Я честно пыталась избежать звонка тебе, но никто, кроме тебя, трубку не поднял. Суть заключается в том, что я вызвала врача и попросила дать мне обезболивающее. Он сделал мне местное обезболивание и дал таблетку снотворного. С одной стороны, я сильно спать хочу, а с другой стороны, у меня болят-разрываются два позвонка. Мне надо хотя бы немножко с тобой поговорить. Ты понимаешь, это настоящее безумие. Все эти врачи - подлые твари. Я всё время ору. Я кручусь-верчусь. И хоть кто-нибудь мне бы спину помассировал. Я руками трогаю позвоночник - ничего не болит. А отпускаю - страшная боль! Твари поганые! Ни помассировать, ничего. Скажи что-нибудь.
  - Хорошего мало. Я даже не знаю, чем тебя утешить. А попросить нельзя, чтобы медсестра помассировала?
  - Но я же попросила дать мне обезболивающее и мне дали. Сейчас пять утра, и я кручусь. В шесть утра ко мне придут, и тут будет масса врачей. Тогда я им об этом и скажу. Но до шести ещё надо дотерпеть. Ты понимаешь, боль такова, что я не молчу, а непрерывно ругаюсь. Я очень спать хочу и несколько раз засыпала-просыпалась и вскакивала. Мне надо дождаться всю эту врачебную хрень. Ну, задай мне какой-нибудь безумный, каверзный вопрос. Чтобы я на нём сосредоточилась.
  - Чтобы сосредоточилась? - еле ворочал я языком, всю ночь она меня будила.
  - Ну, да. Чтобы я отвлеклась. Ну, мне хотя бы... Вон, минут сорок осталось. Врачи, пускай, что хотят, то и делают. Очень больно.
  - Сейчас что-нибудь придумаю, - безуспешно боролся я со сном.
  - Ну, спроси меня о чём-нибудь, - бодрым голосом пытала меня Искра.
  - Даже не знаю.
  - Спроси.
  - Вот теперь и бабушка меня чего-то зовёт. Никому сегодня не спится.
  - Беги к ней. Это важнее. А я тут помучаюсь. Ну, пока-пока.
  Следующий звонок раздался в семь часов шесть минут.
  - Аллё? - напряжённым от боли голосом, звала меня Искра.
  - Да-да. Я тебя слушаю.
  - О! Наконец-то врачи пришли. Я потом тебе перезвоню. Давай.
  - Давай.
  Перезвонила через пять минут.
  - Это был врач, который берёт у меня кровь на сахар, на диабет. Настоящие врачи придут только в девять. Этот мне ничем не смог помочь. О чём ты говорил? Как там твоя бабушка?
  - У бабушки давление поднялось, пришлось ей укол сделать.
  - Укол ты делал? Лично делал?
  - Ну, я, конечно же. Как врач заправский, теперь тружусь.
  - Ясненько.
  - Почти что каждую ночь приходится укол делать. Как давление подскакивает - таблетки и уколы.
  - Ты молодец. Тебе врачи всё это прописали, точнее дали назначение?
  - Они приезжают. Я смотрю, что они бабушке вкалывают, какие таблетки дают. Затем сам я всё это проделываю. А что толку каждую ночь "скорую" вызывать, ждать её часами. Тут каждая минута дорога.
  - Ой!
  - Что такое?
  - Это я перевернулась. Внимательно тебя слушаю.
  - Лекарства, что ей нужны, сейчас продаются в аптеках. Раньше всё это нельзя было купить, теперь можно. Я пошёл в ближайшую аптеку, затоварился. Сам даю бабушке таблетки и сам же делаю ей по мере надобности уколы.
  Я не удержался и сладко зевнул
  - Молодец. Понимаешь, мне с одной стороны тоже очень хочется спать, а с другой стороны - больно. Видишь, что здесь творится. Придут врачи, я им пожалуюсь. Пусть, что хотят, то и делают. Матом хочется ругаться. Я ругаюсь. Ну, ладно. Они всё-таки должны прийти.
  - Прийти должны. Но что они тебе скажут: "Фантомные боли?".
  - Мне плевать, что они скажут. Главное, чтобы они обезболивающее мне сделали. Я не хочу, чтобы было больно.
  - Понятно. Но ты этому диабетическому врачу пожаловалась?
  - Я пожаловалась. Это первое, что я сделала, увидев его.
  - Он сказал: "Ждите других врачей?".
  - Да. Именно так. Я с одной стороны, очень спать хочу, а с другой стороны, мне безумно больно. И у меня смутные подозрения. Как бы выразиться... Врач пришёл, потом.
  - Давай.
  Через пять минут последовал новый звонок.
  - Ну, извини. Врач ушёл. Он мне давление померил, кровь на сахар у меня взял, померил температуру и ушёл. Он сказал, придут другие врачи - они мне помогут. Я тут завернулась в одеяло, взяла трубочку и чтобы спина не болела, решила с тобой поболтать. Давай, поговори со мной. У меня такой фигни вообще ещё никогда не было. В жизни не было, чтобы так болело и я не могла от боли избавиться. Давай поговорим, хоть немножечко...
  - Какие появились у тебя смутные сомнения? Ты сказала...
  - Это мне приснилось. Объясняю. Суть заключается вот в чём. Это просто сон. Я уснула-проснулась, и боли возобновились. И я вспомнила свой сон. А сон такой. Я лежу под капельницей и почему-то в шапке ушанке и почему-то в чёрном...
  - Чего в чёрном? Куда-то ты пропала, не слышу тебя совсем. Если слышишь меня, перезвони.
  Искра перезвонила через пять минут.
  - Аллё. Ну мораль заключается вот в чём. Снится мне, что я лежу под капельницей. Рядом мужик под капельницами, привязанный к койке, лежит улыбается, ему приятно.
  - А ты в шапке-ушанке.
  - Да. А в это время точно такой же человек занимается грабежом.
  - Точно такой же, как ты?
  - Да. Одетая, вдвоём с мужчиной. Именно так. И когда её потом поймали, она сказала: "А я лежала под капельницей". Это мне такой вот сон приснился.
  - Интересный сон, - зевая, сказал я.
  - Вот. И когда я проснулась, у меня возникло смутное сомнение. Я стала оглядываться по сторонам, нет ли тут рядом такой же воровки.
  - Ну, да. Или мужика, привязанного к койке.
  Искра засмеялась.
  - Да-да-да-да. Но это был только сон. Так что... О чём это говорит? О том, что я всё-таки спала.
  - Спать ты, конечно, спала, но, видимо, боли тебя постоянно будили и...
  - Это правда. Они меня и сейчас беспокоят. Очень сильно беспокоят. Просто бешено беспокоят. У меня почему-то правая нога заболела. Я тут бегала в туалет, а обратно шла, хромая. Шла через боль.
  - Может, это с позвоночником связано?
  - Без всякого сомнения. Ты понимаешь, я сейчас врачей с таким нетерпением жду. Но мне сказали, что они только в девять часов придут. Так что... Ну, хоть немножечко поболтать, а то больно. Твари поганые! У меня вообще не было... Вон, тогда были боли, но их сняли, я поспала. Сейчас мне дали обезболивающее, но общее. Я спать хочу, а боли не проходят. Жуть какая. Давай, спрашивай. Я попытаюсь... И что-нибудь острое спроси, что-нибудь нелицеприятное, жуткое. Чтобы меня отвлекло.
  - У меня голова плохо работает, мысли не ворочаются. Я ведь вместе с тобой не сплю. Да ещё в то время, когда ты спишь, подхожу к бабушке и уколы делаю. Так что у меня негативное отношение к врачам потихоньку начинает меняться на позитивное. Как представлю, что я врач, и у меня много больных. Что врач в такой ситуации говорит? Он говорит: "Вы всё жалуетесь, и каждый думает только о себе. Вы - эгоисты".
  - Ну, в принципе - да. О чём ещё думать? Бедные больные, они жуткие эгоисты. Это правда. Я знаю это по себе. Потому что когда больно, то плевать на всех, всё и вся. Это правда.
  - Это нормально. Настоящий врач должен это понимать. Он и сам человек. Он и сам больным бывает. То есть, как правило, он больной. Лично я здоровых врачей не видел. Все они какими-то болезнями болеют и они понимают природу больного, беспомощного человека, что он по праву требует для себя помощи. В конце концов, они сами выбрали для себя такую жизнь и зарплату за свою работу получают. А работа их, по большому счёту - это служение, если ты настоящий врач.
  - Это правда. Это служение.
  - Врач должен облегчать страдания больного, всеми доступными для него средствами.
  - Сейчас всего-навсего половина восьмого, мне ещё полтора часа терпеть. Боже ты мой! Давай, я хотя бы немножко передохну. Я потом тебе позвоню. А то у меня и сил держать телефон нету. Дай, я полежу, помучаюсь так.
  - Давай.
  - Пока-пока.
  Через шесть минут Искра снова позвонила.
  - Аллё! Я немножко...
  - Да-да.
  - Я немножко подремала, и у меня в воображении всё крутились эти вещи. И кто эти кражи-грабежи организовывает?
  - Не знаю кто.
  - Начальник спецслужбы. Только у него есть такие возможности. Но это моя паранойя. Это я уже фигнёй страдаю.
  - Я тебя слушаю и одно радует. К тебе жизненные силы вернулись. А то голос был у тебя слабый, тихий. Совсем такой, как у умирающего лебедя. Я твои слова еле-еле разбирал. А сейчас, вон, и в туалет бегаешь, хоть и прихрамывая.
  - Да-да-да. И бегаю, и со страшной силой матом ругаюсь. Поганая хрень! Я повернуться не могу, так мне больно. Суки поганые! Ну, ладно, разберёмся.
  - Вот и злость появилась. Капельница тебе дала питательные соки.
  - Это - да.
  - Другое дело, что с такими болями.
  - Но откуда они возникли? У меня впервые такая боль. Мне надо, чтобы меня просто помассировали. Я убеждена, что у меня нерв попал в мышечный отсек. У меня так и не получилось спросить. Может, ванну или душ они разрешили бы мне принять. А-а! Только через полтора часа будет девять! Мне бы дожить до этой фигни.
  - А то ты сказала, что в шесть часов придут врачи. Думаю: "Что же это за врачи, что на работу к шести утра приходят?".
  - Они приходили. Но только мерили температуру и взяли кровь на сахар.
  - Ну, да. А так они не торопятся.
  - Но до этого-то было всё в порядке, всё было зашибись. А тут это самое... Понимаешь ли, нет слов. Только матом ругаться, только матом.
  - Только в этой больнице у тебя появились проблемы с позвоночником?
  - Исключительно. До этого всё было замечательно.
  - В "Отслюнявь-Клинике" не болел позвоночник?
  - Нет, не болел.
  - Ну, тут я тебе не помощник. На этом мои врачебные познания заканчиваются. Возможно, ты права, и это всего навсего защемление нерва.
  - Очень может быть. Но пусть они посмотрят всю эту фигню. Потом я тебе что-нибудь расскажу. Сейчас у меня на уме только боль. Боль-боль, страшная боль.
  - А деньги они берут?
  - Они вперёд у меня взяли.
  - Вперёд даже взяли, какие находчивые и дальновидные люди.
  Искра засмеялась моему сарказму, преодолевая боль.
  - "Потом вы возможно и не сможете заплатить нам деньги, принимая медпомощь в нашей клинике. Заплатите вперёд", - произнёс я вымышленную речь, циничного, вымышленного врача.
  - Ну, в принципе, они молодцы. Ладно, давай, я ещё передохну. А то у меня руки не могут телефонную трубку держать.
  - Давай-давай, передохни.
  Без десяти восемь Искра опять позвонила.
  - Да, - сонным голосом, сказал я.
  - Аллё. Мне часок перетерпеть. Врачи где-то к девяти должны подойти.
  - Ага.
  - Вот сейчас я кручусь и ругаюсь. Понимаю, как здесь всё безобразно организовано. Подлые суки!
  - Да-да. Так и организовано.
  - Ну, хоть расскажи что-нибудь или задай вопрос. Я буду отвлекаться... Задай мне жуткий вопрос.
  - Я придумываю для тебя жуткие вопросы, а потом засыпаю и они вылетают из моей головы.
  - У меня тоже. Я засыпаю, потом жуткий приступ, и я подскакиваю. Мне очень плохо. Ладно, я вешаю трубку, прерываю разговор, чтобы только одной мне было плохо. Отдыхай. А я тут буду крутиться. Давай-давай-давай. Пока-пока.
  - Давай.
  Перезвонила через сорок минут в восемь тридцать четыре.
  - Ну, извини, ещё. Между прочим я сегодня с Саней Мамоновым разговаривала. Со своим врагом помирилась. Я с ним мысленно обнялась, всё замечательно. Я дозвонилась и пыталась поговорить с Димкой, но ему ещё хуже, чем мне. Говорить не может.
  - Это Диме-милиционеру? И что же у него такое, если ему хуже, чем тебе?
  - Другому Диме. Я тебе о нём говорила, мой партнёр по теннису. У него из почек камни пошли. Это боль запредельная.
  - Ну, да. Не дай бог. Ты молитву "Господи, помилуй" повторяй.
  - Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, помилуй... Ну, суть в том, что у него камни из почек пытаются извлечь. Я с ним хотела немного поговорить, чтобы он мне рассказал о себе, чтобы я отвлеклась. Ну, извини меня, я эгоистка. Ой, как больно! Эти суки должны прийти с минуты на минуту.
  - В девять часов придут.
  - Уже восемь часов тридцать пять минут. Мне сказали, ждать до девяти. Мне завтрак принесли, но я не могу ни есть, ни пить. Суки поганые!
  - Чтобы отвлечься от боли, повторяй эти два слова. Мне помогает.
  - Ладно, буду молиться. А то я ругаюсь матом и мне это не помогает. Давай, попробую. Господи, помилуй, Господи, помилуй.
  - Вот. И постарайся мысленно уйти в эти слова и оторваться от боли.
  - Ты понимаешь ли. Ведь я вызывала своего врача, вызывала всех, чёрт их побери! Ой, извини меня. Господи, помилуй, Господи, помилуй. Ну, ладно, я тебя не буду отвлекать. Мне осталось двадцать пять минут потерпеть. Пусть со мной делают всё, что захотят...
  - Постоянно повторяй эти слова молитвы и посмотришь, обязательно поможет.
  - Ой! Ну, тут у меня и молитвы и всё. Ой! Понимаешь, трудно быть добрым человеком, когда у тебя болит.
  - Ну, да. Согласен.
  - Ой! Извини, пожалуйста. Господи, помилуй, Господи, помилуй. Да, что ж они издеваются надо мной, несчастной. Господи, помилуй, Господи, помилуй... У меня тут и завтрак, и вкусняшки. Тут столько всего. А я не могу. У меня... О, Господи, как больно.
  - Ну, не знаю. У них должна быть дежурная медсестра со шприцем успокоительного. Тем более...
  - Она приходила. И ко мне приходил этот... Ты понимаешь, всё-таки они равнодушные люди. Ой, не могу!
  - Повторяй: "Господи, помилуй".
  - У меня в жизни такой боли не было. Я и горела, и тонула, у меня было всё. У меня были боли, но не такие. Ой! Ну, что мне бежать в коридор, что ли, кричать там? Не знаю, что делать. Двадцать пять минут осталось. Сколько их там? Десять человек. И неврологи, и прочее, прочее. Погана хрень!
  - Если они спросят: "Что вы от нас хотите?". Попроси морфий.
  - Я не скажу: "Дайте морфий". Я попрошу такое лекарство, чтобы все эти боли прошли. Они должны знать всё. При чём тут морфий?
  - Морфий расслабляет.
  - Я почти плачу.
  - В ожидании лекарства, в надежде на облегчение, Господи, помилуй повторяй. А иначе тебе ничего...
  - Это правда. Ну, почему такое? Я же уже и выздоравливала. Я же уже и ходила, я... Вот. Помнишь, я тебе говорила про облом? Облом-облом-облом. Настал очередной сраный, поганый, облом. Собачья хрень! Ладно, а-а-ай! Чёрт подери. Ой! Господи, помилуй.
  - Да. Господи, помилуй.
  - Господи, помилуй... Ну, почему? Почему такая фигня? И главное, боль нарастает. С чего бы это? Суки! Гады! Ой, извини пожалуйста.
  - Ты думай, что это благотворные процессы в тебе идут. Что ты так выздоравливаешь. Эта мысль поможет сносить боль.
  - Ой! А главное, я Генке позвонила, попросила его приехать, помассировать мне спину. Он сейчас дома, но его же не пустят ко мне.
  - А медсестру попросить, помассировать, нельзя?
  - Я попросила. Она ответила: "Не моя компетенция".
  - Скажи: "Хорошо заплачу". Сразу сделается её компетенцией.
  - А-а-а! У меня была такая мысль. Но не могу.
  - Может, медсестра неправильно истолковала твою просьбу, решила, что ты развратными действиями с ней хочешь заняться?
  Искра засмеялась.
  - Не-не-не-не.
  - Убеди её. Скажи: "Ничего предосудительного. Просто помассируйте на совесть тут и тут".
  - А-а! Кстати говоря, всякий там китайский массаж, - всё это хрень! Я очень спать хочу, но боль-боль. Сильные боли. Ой! Я и не знаю, куда позвонить. О! Я позвоню своему лечащему врачу. У меня есть его телефон. Немедленно позвоню. Немедленно!
  - Но "Господи, помилуй" не забывай повторять. Другого обезболивающего сейчас у тебя нет.
  - Согласна. Я сейчас попытаюсь врачу позвонить. Одну секундочку.
  - Ну, давай-давай.
  Перезвонила мне Искра в девять часов пятьдесят минут.
  - Аллё!
  - Да-да.
  - Я ещё одну схему коррупции у них обнаружила. Суть в том, что все засыпают. Или везут погулять или на операцию, а в это время больных обкрадывают.
  - По карманам у них шарят?
  - Ну, не знаю. Я спала, проснулась... Ну, возможно это мои глюки. Скорее всего. Потому что я и сплю, и мне делается больно, я просыпаюсь. И у меня возникают фантазии. Я и булочку съела, и чай попила, и в туалет сходила. Всё равно боли не прекращаются.
  - А они тебе укол сделали какой-нибудь?
  - Нет. Ничего. Вообще никто не пришёл.
  - Ещё не было врачей?
  - Не было. О! Может, это они идут. Да. Врачи пришли.
  Связь оборвалась, но очень скоро возобновилась.
  - Аллё. Мне кажется, они заглядывают ко мне по одному. А из обезболивающих у них только дубинка. Одну секундочку, мне кто-то звонит.
  В моём телефоне заиграла музыка, а затем, через десять секунд, снова зазвучал голос Искры.
  - Аллё? Это был Костя Коврик. Он позвонил, хотел меня отвлечь. Ну, ладно. Так что я сейчас просто жду, пока они мне всю эту фигню подадут. А потом я тебе перезвоню, если приду в себя. А то я вне сознания, наяву брежу. Я понимаю, что брежу. Поэтому давай, я попытаюсь укутаться и бредить в себя. Ладно?
  - И повторяй "Господи, помилуй".
  - Господи, помилуй. Давай.
  - Давай.
  Следующий звонок от Искры был в одиннадцать часов две минуты.
  - Они садюги, - без всяких предисловий заговорила она, - ещё ничего мне не сделали. Но у меня подозрения, что они ночью толкают просроченный товар. Но это, естественно, моё больное воображение. Ну, просто садюги! Боль бешеная. Садюги они! А ты там как поживаешь?
  - Ты через каждые пять минут звонишь и об этом спрашиваешь. Всё у меня по-прежнему.
  - А-а! Ну, извини меня. Мне кажется, я через полчаса тебе звоню.
  - А в то время, когда не звонишь, бабушка меня к себе дёргает.
  - Давай, иди к бабушке. Я попытаюсь больше не беспокоить. По крайней мере, приложу для этого все усилия. Ты пойми, что пять минут для меня в час вытягиваются. Я и верчусь, и кручусь, - так мне больно. А время тянется со страшной силой.
  - Попроси медсестру укол сделать.
  - Она сказала, что я уже просила. Что сейчас подойдёт врач и всё сделает. Ну, ладно. Пока-пока-пока.
  - Давай "Господи, помилуй" повторяй.
  - Да-да.
  Через пятнадцать минут перезвонила.
  - Аллё? Мне укололи... Прилепили. Сказали, что это наркотик. Через три дня я его должна сдать. Мне чуточку полегче стало.
  - Морфий укололи или что?
  - Понятия не имею. Я потом спрошу. Ну, ладно, давай, пока. Я попытаюсь отдохнуть. Я исстрадалась.
  - Давай.
  - Пока.
  Через двадцать минут снова раздался звонок. На моих часах было одиннадцать сорок.
  - Аллё!
  - Да.
  - Ну, вроде чуть полегче. Мне прикрепили наркотический пластырь, который я потом, через три дня, должна буду сдать. Так что всё окей.
  - Попроси, чтобы тебе всё время кололи обезболивающее. Чтобы не страдать.
  - Хорошо. Ладно. А теперь ты с Саньком Мамоновым свяжись. Ну и подружитесь, пожалуйста.
  - Да мы и так с ним товарищи.
  - Ну и прекрасно. Вот, что. Я - отдыхаю. Мне сказали отдыхать.
  - Давай - давай.
  - Пока.
  
  
  Глава 35 Переливание крови
  
  Двадцать седьмого апреля Искра позвонила в семь часов вечера.
  - Алло?
  - Да, я тебя слушаю.
  - Мне сделали полное переливание крови.
  - Возможно, это поможет, улучшит здоровье.
  - Надеюсь. Ладно, я перестаю разговаривать. Пить жутко захотела. Между прочим, в туалет уже сбегала. Вот так вот. Давай.
  - Давай.
  - Пока.
  Во второй раз Искра позвонила в одиннадцать вечера.
  -Аллё?
  - Слушаю.
  - Мне можно всё. Пить, есть, в туалет ходить. Мне только запрещено вставать и сгибать правую ногу. Поэтому... У них тут даже "судна" нет. Они бегали, нашли мне что-то похожее на "судно". Пока оно на стуле стоит. Если мне понадобится, как ты говоришь, до ветру. Я вызову медсестру и мне эту самую фигню-корыто...
  - Подложат, - подсказал я.
  - Да. Под задницу засунут. Ещё одно. Я же всё-таки нахожусь под наркотиками. Если я, допустим, потеряю сознание, впаду в кому. И больше суток это будет продолжаться. Соответственно, ты можешь позвонить на рецепшен или куда там. Или врачу. И узнать моё состояние в любое время.
  - Ты не переживай, моей бабушке три раза меняли кровь. Что жутко, неприятно, но не смертельно. Вон, ей девяносто лет, - бодрая, весёлая.
  - Ещё одно. Мне сделали полное переливание донорской крови.
  - Ну, да. Бабушке тоже делали. Ты, главное, там держись.
  - Это ей, что, из-за инсульта?
  - Нет. Не из-за инсульта. В детстве, в юности, в молодые годы делали ей переливания.
  - А-а, у неё заражение крови было.
  - Ну, немножко другое. Короче, три раза переливали кровь.
  - Я поняла.
  - Держись там. Держись.
  - Я не поняла, почему мне полное переливание и донорской... Но мне это сегодня сделали.
  - Ну, хорошо. В смысле, нехорошо, но наверное, это было необходимо.
  - Совершенно верно. Ну, в принципе и все новости. Я была в реанимации, меня привезли обратно. Между прочим, я сейчас нахожусь под капельницей. Под большой, гигантской капельницей. Эта капельница размером с огромный полиэтиленовый пакет, с которым ты ходишь в магазин.
  - С трёхлитровую банку, что ли?
  - Может быть, и трёхлитровая. Но не банка, а пакет полиэтиленовый.
  - И висит, подвешена?
  - Ага.
  - Это так кормят тебя, чтобы глюкоза поступала в мозг.
  - Совершенно верно. Потому что она не прозрачная, а белая. Ладно. Я хочу... Видишь ли, рот у меня уже весь пересох.
  - Давай, поспи.
  - Да я вроде бы не чувствую, что я под наркотиками. Мне просто хочется спать. Давай, пока.
  - Пока-пока.
  Бабушка поинтересовалась.
  - Что там у Искры?
  - Сделали переливание крови. Я, что ей ни скажу, всё получается невпопад. Хотел сказать: "Переливание крови - это не смертельно". Но вовремя осёкся. У Искры очень сильный Ангел-хранитель. Она, когда была ребёнком, два или три раза воспалением лёгких переболела. Родная бабушка ей с завистью и сожалением говорила: "Ну, надо же, какой сильный у тебя Ангел-хранитель, - опять ты осталась жива".
  - У меня такой же. Я тоже маленькой девочкой много болела, - похвасталась моя Глафира Григорьевна.
  - А Искра из-за таких бабушкиных слов на неё сердилась. Та словно и не рада была тому, что внучка выжила.
  - Знаешь, что, Коля, будем спать! - скомандовала бабушка и поинтересовалась, - так что Искра тебе сказала?
  - Говорит, если в кому впаду...
  - То что будет?
  - Говорит: "Звони на рецепшен".
  - А как ты узнаешь, что она в коме?
  - Да она находится под воздействием наркотика, бредит. Ни на какой рецепшен я не буду звонить. Я не знаю телефона, а главное, зачем? Она такими разговорами больше врачей пугает. Даёт им понять, что есть люди, которые знают, где она. Чтобы не убили, не залечили до смерти. На её месте так поступил бы каждый.
  - Всё отлично. Самое главное, чтобы она теперь спала. Пойдём спать и мы.
  
  
  Глава 36 Очнулась
  
  Двадцать восьмого апреля Искра позвонила в восемь часов вечера. Если быть точным, без десяти восемь. Говорила она возбуждённо и скороговоркой.
  - Аллё! Я тут очнулась. У меня все пальцы в чёрных точках... У меня рука перевязана... У меня бедро перевязано. Передо мной висит кардиомонитор. Вот. Прямо передо мной еда, кусок пирога. В руках вилка, ложка. Я помню, что я пыталась есть, жевать это... Как это называется? Пирожок. Пошла в туалет и видимо, там вырубилась. Затем встала, пошла обратно, без всякой поддержки, без палок, без ходунков. И даже без этой самой... Как называется?
  - Не знаю.
  - В которых капельница. А-а! У меня капельницу ещё в туалете отобрали. Сказали, что она закончилась.
  - Понятно. Тебя сопровождали?
  - Никто меня не сопровождал, я всё делаю сама. Я вспомнила. Я вернулась в постель. И моя последняя мысль была: "Я сейчас согреюсь под одеялом и попробую доесть, если смогу, пирожок". Но не смогла и кажется, не смогу. Мне кажется, я вырубаюсь. Я, это самое... Всё со мной в порядке. У меня присутствует чувство эйфории. Так что я сейчас "поэйфорю", посплю. Если будет всё в порядке, то я попытаюсь докушать пирожок. Хотя бы "поклевать". Потому что еды полно, пирожков полно, всего полно. Мне так спать хочется, но я тебе докладываю. Должна же я кому-нибудь о чём-нибудь доложить. Правильно ведь?
  - Правильно. Молодец.
  - Понимаешь ли, мне так хочется сладким-сладким сном уснуть. Ну, в принципе, я тебе всё рассказала. Ты мне задай любой вопрос, чтобы я счастливой уснула.
  - Ну, ты спи, пока есть эйфория. Тебе надо заснуть и хорошенько выспаться. А то всякие, эти...
  - Кошмары и ужасы будут сниться?
  - Вроде того.
  - Согласна.
  - Давай.
  - Я тебе про счастливых волков рассказывала?
  - Нет.
  - Это волки, которые меня облизывали. Суть заключается вот в чём. Мне снился наш дом, вокруг стояли какие-то бараки. Прямо у подъезда лужа, в луже сидит тритон. Так вот, я испугалась, что могу случайно раздавить тритона. И чтобы мне не снился раздавленный тритон, я себе приснила двух волков. Чтобы спокойно с ними беседовать и никого не раздавить, и не прибить. Я наприснила себе волков размером с крупную собаку. Они во сне со мной беседовали, а я их гладила, не боясь их придавить. Это были полуглюки-полусон, кому как нравится.
  - То есть ты себе сны конструируешь?
  - Совершенно верно. Я сконструировала во сне обстановку, себя счастливую. Ну, в принципе я умею сны конструировать. Так что я счастливейший человек. Сню себе всё, что захочу. Понимаешь, я начала с кошмаров. Кошмары я выгнала, и у меня остались только счастливые сны. Кошмары я изначально научилась прогонять. Сразу после того, как мне сделали операцию, мне снились всякие овечки, голубые небеса, зелёная травка. Одним словом, я себе снила всё, чтобы быть счастливой.
  - Молодец.
  - Ладно, будем счастливыми. Давай прощаться, а то у меня горлышко пересыхает.
  - Давай, спи. Пока.
  - Пока.
  Второй раз Искра позвонила в двадцать два часа тридцать семь минут.
  -Аллё!
  - Да-да.
  - Я счастлива.
  - Замечательно.
  - Мне посоветовал поделиться с тобой счастьем Генка, - но это было давно. Я хотела поделиться, но перед этим сходила в туалет, вернулась, легла в постель и вырубилась. А сейчас я проснулась. Думаю: "С кем бы счастьем поделиться?". Решила, что надо поделиться с тобой. Мораль заключается вот в чём. Я буду сумбурно говорить, всё, что в голову придёт.
  - Давай.
  - У меня исколоты все пальчики, они в чёрненьких пятнышках. Но это у меня брали всякие анализы. Я тебе говорила, что мне сделали переливание. Что мне перелили полностью стопроцентную, идеальную, донорскую кровь первой группы. Так что у меня в крови теперь никакой гадости вообще не осталось. Ко мне приходил врач-кардиолог. Он сказал, что у меня идеальная кровь. Что у меня нет никакой желтухи. Ну, понятно, что у меня и не было никакой желтухи. Единственно, что? У меня в крови очень мало калия. У меня очень сильное, идеальное сердце. Но даже при очень сильном, идеальном сердце меня может хватить инфаркт, потому что нет калия. Потому что все сердечные процессы, они завязаны на калии. Поэтому с завтрашнего дня, меня через капельницу прокапают калием. То есть мне для полного здоровья, чтобы я была абсолютно здоровым, идеальным человеком, - надо принять калий в свой организм.
  - Хорошо. А чего завтра? Почему бы сейчас тебе не поставить капельницу с калием?
  - А потому что у меня брали анализы.
  - Да и отдохнуть тебе надо.
  - Я не знаю. Был консилиум, сказали, что мне кроме калия сейчас ничего не надо. Поэтому, как я понимаю, калий тоже будет специальный, эксклюзивный. И поэтому с завтрашнего дня я буду сидеть на калии.
  - Ну, хорошо-хорошо, что-то ты это слово полюбила - калий.
  - Затем ко мне приходил врач-реаниматолог. Почему? Потому что если вдруг у меня случится какой-нибудь сердечный приступ или сердечные боли, чтобы я немедленно нажимала на тревожную кнопку, и меня будут спасать.
  - Понятно.
  - Ну, потому что у меня, очень мало калия. Но они надеются на то, что у меня сила божия. Надеются, что у меня калия хватит до завтрашних капельниц. Но мне сегодня уже что-то поставили, прокапали и убрали. Мне сказали, честно говоря, что это был калий.
  - Ну и хорошо. До завтра хватит.
  - Именно так. Так что всё в порядке. Я, естественно, позвонила Геше. Генка попросил меня обрадовать всех тех, кого я могу обрадовать.
  - Тех, кто за тебя переживает.
  - Именно так. Вот, я тебе и звоню.
  - Молодец.
  - А почему? Потому что я такая счастливая, поспала. Думаю, надо Колю обрадовать. Так что я тебе позвонила, а теперь отключаюсь, чтобы калия зря не тратить.
  - Правильное решение.
  - Вот. И буду спать.
  - Давай.
  - Пока.
  - Пока.
  
  
  Глава 37 Ликвидация
  
  
  Искра позвонила двадцать девятого апреля в пять часов вечера. Голос был медленный, как у пьяной.
  - Аллё!
  - Да, слушаю.
  - У тебя всё в порядке? А то я до тебя не могла дозвониться. А мне столько интересного надо рассказать.
  - У меня всё нормально. Давай, рассказывай.
  - Хорошо, прежде всего по делу.
  - Потом будет без дела?
  - Да.
  - По делу. Со мной всё в порядке. Я тебе говорила, что меня полностью прокапали донорской кровью? Это подлинная, чистая, эксклюзивная, донорская кровь. Я тут лежала, подрёмывала, вспоминала всё и вся и пришла к выводу, что мне свезло. Мне до ужаса свезло. Но я это тебе расскажу постепенно. Так что все мои мечты почти осуществились. Ну, какие мечты? Технические, бытовые, спортивные магазины работают. У меня столько интересных проектов, неведомых тебе. Потому что они чисто бытовые, зачем тебе про это знать?
  - Да-да. Расскажи про своё самочувствие. Калий тебе прокапали?
  - Нет ещё. А мне прокапывают это самое... Я постоянно под капельницами. Постоянно передо мной три капельницы висят. Медсёстры всё время мне их меняют. Я тут пытаюсь чего-то "клевать". Ты не обращай на меня внимание. С меня наркотический пластырь сняли, но я всё равно... Как это называется? Немножко в "балде". Но когда у меня был пластырь, я ничего не чувствовала. А сейчас я почувствовала боли в спине. Но ко мне приходил этот самый ночной реаниматолог и сказал. А чего он мне сказал? Сказал, что будет за мной наблюдать. Что если мне будет больно, то меня тут же обезболят. Потом подходил дневной реаниматолог и сказал практически то же самое. Потом ко мне подходило много самых разнообразных врачей. Самый добренький и самый простой - это невролог. Он ко мне с хирургом подходил. Они меня щупали, били этим самым медицинским молоточком, сгибали руки-ноги в суставах. Говорили, что таким суставам они могут только позавидовать. И соответственно, они просили меня достать пальцами рук до ног, до носа. Достать одну пятку, другую пятку. До больших пальцев ног или наоборот... Ну, одним словом, у меня всё зашибись, всё окей. У меня прекрасные рефлексы. И ещё. Они мне предложили эксклюзив, - засунуть меня в барокамеру.
  - Это для чего?
  - Ну, чтобы давление поднялось-снизилось. Ах да, ещё мне массаж ног сделали. Ну, как? Автоматический. Мне поставили специальные автоматы и массировали долго, упорно. Это так приятно. А барокамеру я никогда не проходила, мне просто любопытно.
  - Смотри. То есть ты согласилась на барокамеру?
  - Ну, это буквально на десять минут. Потому что в барокамере долго не держат. Я читала об этом. Ну, а почему бы мне и не согласиться, если хуже не будет? А я читала, что это супер-пупер. Поднимает мёртвых. К тому же, я буду под наблюдением врачей, правильно ведь? Они же отвечают за меня. А меня ведёт туда любопытство.
  - Ну, давай.
  - Так я закончу свою мысль.
  - Слушаю.
  - Я похоронила старика-Мамонова, ушла от него. Не спала с ним ни разу, хоть ты мне, может, и не поверишь. И для тебя, опять же, я никто.
  - Ну, зачем ты так говоришь?
  - Я для тебя - никто!
  - Перестань.
  - А хочется стать для тебя всем. А самое главное, самое горькое - я для тебя - никто. И как я понимаю, меня охраняла близость с тобой. Я этого не понимала. Пока ты был рядом, я знала, со мной ничего страшного не случится. А теперь тебя нет со мной, и я боюсь, что меня здесь залечат. Я понимаю, что я перестала быть для тебя интересна. Но хочу, чтоб ты знал, - я люблю тебя и хочу всегда быть с тобой. Такие вот пироги, мой хороший. А теперь задавай любые вопросы.
  - Какие уж тут, после всего сказанного, вопросы. Давай, отдохни.
  - Ладно, я сейчас подремлю и попробую "поклевать". Правда, это уже обед. Я на него посмотрела, он уже весь заветрился, несчастный. Лучше я ужина дождусь, уже недолго осталось. Я, правда, подремлю часок-другой и попытаюсь поужинать.
  - Давай.
  - Я могу есть всё.
  - Хорошо, я понял.
  - Спокойной ночи.
  - Спокойной ночи.
  
  
  Глава 38 Чинили все кнопки
  
  Тридцатого апреля Искра позвонила вечером, в половине восьмого.
  - Аллё?
  - Да. Я тебя слушаю.
  - Наконец-то. У тебя всё в порядке? Ты меня заставил беспокоиться.
  - Всё хорошо. Не переживай. У меня ведь тут тоже свои заботы. Бабушка болеет, я лечу её, хожу за ней, процедуры медицинские с ней всякие делаем. Готовлю, убираюсь, на ночь она просит телефон отключать. Не беспокойся, всё у меня нормально. Расскажи, как у тебя дела?
  - Самый апофеоз у меня был сегодня. Я же тебе рассказывала, что мне сделали полное переливание крови?
  - Рассказывала.
  - Переливание делали через правую ногу, просили двое суток не ходить. Потом разрешили, и я ходила. А вчера ночью... Ночью! Когда, прошу прощения, я сидела на унитазе, у меня вдруг из правой ноги кровь полилась.
  - А как она полилась? Из того места, куда при переливании воткнули...
  - Совершенно верно.
  - Они велели не ходить, а ты пошла? Или что?
  - Нет! Они мне уже разрешили ходить. Но фигня заключается в том, что там же везде тревожные кнопки. И в туалете, и в комнате. Оказалось, что ни одна из них не работает. Я выбежала в коридор и благим матом стала звать на помощь. Орала: "Помогите! Выливается кровь!". Я им весь коридор залила кровью. Они мне сегодня чинили все кнопки. Мораль заключается в том, что на мой вопль о помощи понабежали медсёстры и меня же стали ругать. Говорили: "А на кнопку вы не могли нажать?". Нормально?
  - Ну да, - растеряно согласился я, не зная, как на это реагировать.
  - Прибежала врач-реаниматолог. Сказала: "Всё в порядке". Одним словом, меня помыли, заклеили, сменили бельишко. А сегодня я была в барокамере. Знаешь, что такое барокамера?
  - Не знаю. Расскажи.
  - Это чистый кислород. Чистейший кислород. И соответственно, чего? Да. Давление этого кислорода меняют. Вот такие процедуры для улучшения здоровья. Массажи мне всякие проделывают. Я под капельницами. Сейчас я под смесителем капельниц нахожусь. Круть! Да?
  - Ну, да.
  - Я уже сказала, всякие неведомые мне процедуры проделывают. И я сейчас пытаюсь и есть, и пить. Одним словом, я спать сейчас очень хочу и практически вырубаюсь. Самое главное, - ты меня беспокоил.
  - Не беспокойся, у меня всё нормально. Дел, забот действительно много, случается, устаю. Но на самом деле всё хорошо.
  - Ну, и слава богу. Потому что я сейчас отвернусь и задремлю.
  - Давай.
  - Понимаешь, я хочу кушать, но есть не могу, меня тошнит. Непрерывно бегала в туалет. А сейчас даже до толчка дойти не могу, заказала себе судно, и мне его притащили. Сейчас пописаю в это судно и усну. Всё самое главное я тебе рассказала. Если хочешь, задай любые вопросы. Между прочим, мне сегодня звонил с работы мой руководитель. Спрашивал о моей зарплате и тоже беспокоился. Ах да! Ещё! Мне сегодня Генка притащил ноутбук. В результате я заплатила все коммунальные платежи и перевела со своих счетов адекватную сумму на карточки. Чтобы я могла оплачивать предоставляемые мне услуги. Чтобы здесь мне кругом расплачиваться. А платежи здесь безумные! Безумно-безумные! Вот так вот.
  - Ты давай, в себя приходи. Потом буду вопросы тебе задавать.
  - Ты можешь мне сам позвонить, а я перезвоню. И буду отвечать на твои вопросы. Я на всё-на всё отвечу.
  - Хорошо.
  - Давай. Пока-пока-пока-пока.
  - Пока, - тихо сказал я.
  Через три часа в двадцать два двадцать восемь был второй звонок.
  - Аллё?
  - Говори. Я слушаю.
  - Я сейчас прекрасно спала, выспалась и мне приснился сон.
  - Рассказывай.
  - Это первый сон, который меня забеспокоил. Я это самое... Как бы выразиться? Ну, одним словом, кошмар мне приснился.
  - Надо рассказать. Давай.
  - Я спала, проснулась. А в это время я находилась под двумя капельницами, со смесителем. Медсестра предупредила, чтобы я за ними смотрела и как только они закончатся, чтобы сразу её позвала. Но следом за медсестрой зашёл врач и успокоил меня, сказал, чтобы я не следила за ними. Замечательные здесь врачи. Одним словом, я вырубилась и обнаружила, что держу в руках судно. Ты знаешь, что такое медицинское судно?
  - Конечно знаю.
  - Вот. Я прекрасно пописала туда в бессознательном состоянии. Повторюсь, в бессознательном состоянии.
  - Я понял.
  - Судёнышко я положила на место. И соответственно, вспомнила... Сейчас у меня глюки. Честные, откровенные глюки. А сон мне приснился такой. Во сне я беседовала с Попандопуло.
  - С Димой-милиционером?
  - Нет. Ты ведь знаешь актёра Михаила Водяного? "Свадьба в Малиновке".
  - А-а, знаю-знаю.
  - Вот. И фишка заключается в том, что мне приснилось... Короче, я оказалась внутри фильма. "Гриша, и шо я в тебя такой влюблённый?". Вот. У меня сейчас всё в голове перемешалось. Во мне нет никаких наркотиков, но мне сказали, что я буду спать спокойно и никаких болей не будет. Но при этом я сейчас нахожусь под капельницами. Это значит, что они что-то мне вводят. Так вот. Медсестра, которая ставила мне капельницы, сказала, что вводят какие-то физрастворы. А в физрастворы мне всякие бонусы напихали.
  - Волосы напихали? - не расслышав, переспросил я, про себя подумав, не сходит ли она с ума.
  - Нет. Бонусы, - внятно произнесла Искра иностранное слово.
  - Понял. Бонусы.
  - Ну, всякие там вкусняшки, всякие эти...
  - Я знаю. Они через шприц вводят снотворное в эту прозрачную "грелку", что висит у тебя перед глазами и называется капельницей. Из-за этого ты сны такие и видишь. А где обещанный кошмар? Вроде сон весёлым должен быть.
  - Да в том-то и дело, что в снившейся мне "Свадьбе в Малиновке" были невесёлые бандиты. Это были настоящие разбойники.
  - То есть, пугали тебя или что?
  - Фишка в том, что здесь больница, кругом лес, красота, а они стали устанавливать свои порядки и собираются только грабить и убивать. Стоп - стоп, одну секундочку. Ко мне пришли.
  Связь прервалась.
  Видимо, врачи решили, что она жалуется на них кому-то и решили заглянуть в палату. Особенно, если услышали только последнюю часть разговора.
  Через десять минут Искра перезвонила.
  - Аллё?
  - Да.
  - Оказывается, мне три раза в день дают обезболивающее.
  - Хорошо.
  - Сейчас мне укололи его в последний раз.
  - Сейчас спать будешь?
  - Да, буду спать. Но я тебе хотела этот сон рассказать.
  - Если силы есть, рассказывай. А если сил нет, то спи.
  - Я сейчас глотну водички, расскажу тебе сон и вырублюсь. Аллё?
  - Да-да.
  - У меня, как я понимаю, сильнейшее мочегонное. Поэтому я в судно постоянно писаю. Но это нормально.
  - Нормально.
  - Вот. Ну, так что всё у меня окей. Ну, извини меня. Мне, как бы выразиться, страшный сон приснился. Не бери в голову, я буду спать.
  - Спи, набирайся сил.
  - Сплю-сплю-сплю.
  
  
  Глава 39 Сто тысяч сняли
  
  Первого мая в половине девятого вечера я дал звонок Искре. Она мне перезвонила.
  - Аллё! Сейчас, ты мне звонил?
  - Я. Ты же сама мне разрешила. Сказала, как будет удобно, звони.
  - Конечно-конечно. Давай, спрашивай.
  - Расскажи новости, за прошедший день.
  - Ну, во-первых, мне отказали. Сейчас... это самое... Как это называется, где меня с кислородом смешивают?
  - А-а, отказали в барокамере?
  - Ага. Сказали, там какая-то срочная работа с другим человеком.
  - Так ты что, хочешь каждый день в барокамере лежать?
  - Ну, не каждый день.
  - Или это очень полезно?
  - Говорят, что полезно. Ещё одна новость. С меня ещё сто тысяч спросили, пришлось заплатить.
  - Это за какие такие услуги?
  - За будущие.
  - За будущие! - у меня вырвался невольный смех.
  - Ага, - обречённым голосом подтвердила Искра.
  - Ну, уж и то хорошо, что надеются на будущее. Пусть! Пусть! Деньги, как говорится...
  - Ну, в случае чего, они мне их вернут. Они обещали.
  - Пусть лучше лечат.
  - Ну, понятно, что я сейчас под капельницами. Да, я чего-то ослабела. Сейчас бегала до ветру и еле-еле потом дотащилась обратно до постели. И сейчас я пытаюсь в судёнышко пописывать. Ладно, ко мне пришли. Я чуть позже позвоню.
  Через полчаса она перезвонила.
  - Аллё?
  - Да, слушаю.
  - Я не ожидала, уже десятый час.
  - Да. Как-то незаметно сегодня время пролетело.
  - Ко мне стучатся. Одну секундочку. А-а, это пришли убираться. Убирайтесь пожалуйста.
  - Ты не можешь сейчас говорить?
  - Могу. У меня всё в порядке. Мне надо скорее в себя приходить. Я спала, потом завтракала. Ну, как завтракала? "Клевала". Чаёк пила. Мне, слава богу, приносят горячего чая. Я хорошо питаюсь. Курочку поела, картошечку, пирожки покушала. Ну, как покушала? Если ем мало и медленно, то всё в порядке. Съем чуть больше - меня тошнит. Вот. Мне тут телевизор наладили, щёлкаю по всем каналам. Новости смотрю, фильмы смотрю. Да, я тебя поздравляю с Первым мая. Сегодня же праздник весны и труда. А так же цветов и женщин. У меня сегодня с утра звонит телефон, все поздравляют.
  - С Первым мая?
  - Да, с Первым мая. О! Самое главное, что я хотела тебе сказать. В этой "Отслюнявь-Клинике" наконец-то разродились. А именно. Ты же помнишь, у меня брали кусочки-пробы из печени и лёгких? Так вот. Мораль заключается вот в чём. Они решили отправить эти пункции в специализированную клинику. Там определят, чем можно убить мои раковые клетки, и я снова стану здоровым человеком. Но, естественно, они не могут это просто так отправить. А я не могу за ними приехать. Правильно? Поэтому за пункциями поехал Генка, моё доверенное лицо. Он заполнит все документы и через два дня ему их должны выдать. Ему скажут, в какую клинику всё это отвезти, где будут эти пункции исследовать. А как только найдут средство, чем можно эту заразу убить, сразу Генке скажут, что за лекарство. Он, соответственно это снадобье приобретет. А я, естественно, все его затраты компенсирую. Вот. И меня будут лечить. Так, что - стопроцентное излечение. По крайней мере, так врачи утверждают. А вот это лекарство за восемьдесят три тысячи... Ну, это самое? Как оно называется? Ну, меня им пролечивали. Семь курсов химиотерапии.
  - Я понял.
  - Они его использовать не торопятся. Почему? Потому что никто не знает, как оно себя покажет. Я же говорю, у меня уже отслаивались куски мяса. Я боялась, что началась гангрена. Слава богу, что всё прошло, зажило. Ну, вот такие новости у меня.
  - Новости интересные. Скажи, они всё это время тянули в надежде, что ты лично пункции заберёшь?
  - Ну, конечно же.
  - То есть у них свои хитрости?
  - Ну, ты понимаешь, они же жадные. Безумно жадные.
  - Согласен. Но только не безумно, а преступно-разумно жадные.
  - В принципе - да.
  - Деньги им застят глаза. На уме только деньги-деньги-деньги.
  - Понимаешь ли, слава богу "Отслюнявь-Клиника" с этой клиникой, в которой я сейчас лежу, сотрудничают, пересылают документы.
  - Ты говорила, что являешься первой пациенткой, которую разумно лечат. То есть взяли анализы, пробы, будут смотреть, исследовать природу гадости?
  - По крайней мере, мне мой лечащий онколог в "Отслюнявь-Клинике" заявлял, что это именно так. Я буду первая.
  - Получается, до этого они всех лечили вслепую?
  - Всех вслепую.
  - То есть жрите химикаты. Поможет - не поможет, всё вслепую?
  - Совершенно верно. Более того. Три химиотерапии оказались бесполезными. Я заплатила за каждую по сто пятьдесят тысяч, а оказалось всё бесполезно. Можно было бы их не делать.
  - У них нет такой страховки, что если лечение бесполезно, - то они возвращают деньги? Хотя следовало бы вменять штраф за это.
  - Такого нет.
  - Будем надеяться, что теперь они продвинулись к разумным решениям поближе.
  - Так вот ещё. Фигня такая. Ну, понятно. Человеку опухоль удалили автоматически, берут пробы, исследуют. За рубежом такая практика давным-давно. Там вслепую уже никто ничего не делает.
  - Я по своей наивности предполагал, что нигде никогда вслепую ничего не делается. Поэтому мне странно слышать, что тебе всё делали вслепую, да ещё и предлагали таблетки купить за семьдесят тысяч.
  - За восемьдесят три тысячи я эти таблетки в последний раз покупала. Которые к тому же и не используют. Боятся их ко мне применять.
  - Это просто какие-то настоящие преступники в белых халатах. Другого слова не подобрать.
  - Ну, а куда деваться? Они меня заставили эти таблетки купить.
  - Понятно, что ты в безвыходном положении, деваться тебе некуда. У тебя дорога одна. Как можно скорее выздоравливать, сил набираться и выходить из этой ситуации победительницей. Другого выхода нет.
  - Направление понятно. Но ситуация такова, что сейчас я еле-еле, по стеночке, дошла до туалета, посидела там и еле-еле обратно.
  - Они говорят тебе о причинах? Почему у тебя такая слабость, такое недомогание?
  - Недостаток калия у меня. Более того. Они мне его ещё и не капают.
  - Вот мерзавцы. Они ждут, пока сердечный инфаркт у тебя наступит?
  - Не знаю, чего они ждут. Но миокард у меня время от времени пошаливает. Сильные уколы в сердце я иногда чувствую.
  - Может, поговоришь с доктором? Скажешь: "Вы же говорили, мне калий необходим, чтобы сердце нормально работало".
  - Ну, тут я всё время под капельницами безумных размеров. Я расспрашивала, что в них. Говорят: "Физраствор и ещё какие-то дополнения".
  - Физраствор - это солёная вода.
  - Там дополнительно ещё какие-то части крови. Как они называются? Белки всякие - во! Да и таблетками всякими меня кормят. Витамином "Д".
  - Это большие белые таблетки?
  - Большие-большие. Дают мне эти таблетки, чтобы я их рассасывала. Именно так.
  - Знаешь, что это за витамин? В своё время ты загорала на Москве-реке и получала его от солнечных лучей.
  - Да-да-да.
  - А теперь значит, вместо берега Москвы-реки таблетку белую бери в рот и рассасывай?
  - Именно так. У меня опухли ноги. Помнишь, у меня ножки опухли в своё время?
  - Не припоминаю.
  - А неважно. У меня сейчас ножки опухли, я их массирую. Вот. Одним словом, я и спать постоянно хочу. Я тебе говорила, что ходила в туалет. Я чуть было сознание там не потеряла, так спать захотелось.
  - Ну, пока что у тебя наличествует упадок сил.
  - Безумный упадок сил. Я говорила, что с барокамерой у меня сегодня получился облом?
  - Говорила. Да, чтоб не забыть. Попроси у них куриного или говяжьего бульона. Пусть бульон тебе приносят. Раз они с тебя такие большие деньги берут вперёд, думаю, с бульоном не возникнет трудностей.
  - Мне тут столько всяких бульонов приносят.
  - Да?
  - Я, откровенно говоря, не люблю бульоны. Я тут курочку ем, картошечку ем. Ещё что-то "клюю". Понимаешь ли, я "клюю" до опупения.
  - "Клевать" - одно. А бульон, он всё-таки силы даёт. Ты в силах нуждаешься.
  - Хорошо. Я буду пытаться пить бульон.
  - Я советую тебе, опираясь на собственный опыт. Когда в членах слабость, бессилие... Бульон, как жидкая субстанция и организмом усваивается проще. Он силу возвращает. А так они тебя этими капельницами "заклюют".
  - "Заклюют". Это правда.
  - Требуй бульон. Нажми тревожную кнопку. Позвони.
  - Слушай, мне постоянно дают бульончики, самые разнообразные. Мясные и не мясные. Я буду пытаться их "клевать".
  - Заставляй себя их пить.
  - Ну, как заставлять? Понимаешь ты состояние, когда тебя постоянно тошнит. Ну, о каком тут "заставляй" может идти речь.
  - Когда тошнит, не надо заставлять. А когда есть хочется, ты свою трапезу с бульона начинай.
  - Да-да-да. Я потихонечку. Мне ещё дают Нутридринк, но пока ещё не приносили.
  - Это что ещё за Насреддин?
  - Нутридринк. Специальное белковое питание для онкобольных, для набора массы тела. Это такая молочная фигня, похожая на йогурт.
  - Для набора массы тела?
  - Да.
  - Есть такая таблетка. Называется метандростенолон. Она от дистрофии, для быстрого набора веса. Раньше спортсмены его лопали, чтобы скорее мышечная масса нарастала. Ты проконсультируйся с врачом. Может, можно было бы и её тебе давать?
  - А почему бы и нет?
  - Эта таблетка очень эффективна. Помогает организму быстро наращивать мышечную массу. Спроси у врача. Таблетка дешёвая и вполне официальная. Я сам употреблял эту таблетку в армии и очень быстро выросли у меня и бицепсы и трицепсы. Я же худощавый по конституции тела, а там, в армии, ещё и исхудал.
  - А я толстая. У меня всегда была проблема лишний килограмм сбросить.
  - Но тебе эти килограммы сейчас надо набрать.
  - Это правда.
  - Поэтому ты или запиши или запомни название этой таблетки. Метандростенолон. От дистрофии.
  - Я спрошу врачей. Дело в том, что уже прошло столько лет.
  - Если не само лекарство, то аналоги-то должны быть.
  - Ну, я врачам скажу об этом. Кстати говоря, действие наркотиков закончилось и, естественно, у меня сейчас совершенно другое сознание. Будучи под наркотиками я могла себе создать любую реальность и жить в ней. Сейчас эта фигня у меня не получается. Осталась возможность отбросить неприятные, кошмарные сны.
  - То есть ты сны конструировать могла?
  - Да.
  - Я в детстве без всяких стимуляторов обходился. Ложился вечером спать, мама гасила свет. А я, перед тем, как заснуть, конструировал себе реальности. И сон катился именно по тем рельсам, которые я в своём воображении для него прокладывал. Такие были у меня волшебные возможности.
  - Ну, навыки-то у тебя остались. Глядишь, всё ещё и вернётся.
  - Для тебя сейчас главное - уверенно встать на ноги.
  - Это правда. А то, понимаешь ли... Еле по стеночке, пошла, еле поднялась и легла. Я сейчас буду отдыхать, смотреть телевизор, немножко.
  - Давай. Но с врачом ты поговори. Чего они тебя там держат? Ради чего? Чтобы тебя на ноги поставить или у них другие, свои цели?
  - Ну, я думаю, два-три дня пройдёт, и у них фантазия закончится.
  - Ну, ладно. Давай, отдыхай.
  - О! А потом, после третьего мая, меня Генка отправит в Дом отдыха. Где будет всё, примерно то же самое. Но только, как бы выразиться, может более щадящее. Ну, ладно...
  - Давай, набирайся сил.
  - Отдыхаем! Если будут вопросы, звони. Всё-всё-всё расскажу. Или у меня будет что-то новенькое, я тебе позвоню и расскажу.
  - Договорились.
  - Отдыхаем.
  - Давай, пока.
  - Пока.
  В половине двенадцатого ночи был третий звонок от Искры.
  - Аллё! - бодрым голосом сказала она.
  - Слушаю тебя, - весело ответил ей я.
  - Прямо сейчас будут транслировать пасхальное богослужение из Храма Христа Спасителя. Я тебя поздравляю. Ты же у меня очень верующий.
  - Не захваливай.
  - Штука в том, что у меня сейчас такое ясное сознание, что я просто вынуждена смотреть трансляцию, - как бы оправдываясь, констатировала Искра, - У меня сейчас будут замерять давление, пульс. Я потом тебе перезвоню. Пока.
  - Давай.
  
  
  Глава 40 Я описалась
  
  Второго мая я позвонил Искре в девять часов вечера.
  - Аллё? - спросил я.
  - Аллё, - ответила Искра, - наконец-то ты проклюнулся.
  - Освободился, скажем так. Ну, голос у тебя, что называется, бодрый.
  - Я уснула, представляешь ли?
  - Да.
  - Я уснула и описалась. Я впервые в жизни описалась во сне.
  - Ну, в больнице это разрешается и даже приветствуется, - попытался успокоить её я.
  - На меня сейчас памперсы надели.
  - Ну... А обязательно, чтобы на тебе были памперсы?
  - Ты понимаешь, я уснула и описалась. Я бежала в туалет и всю палату залила.
  - Ну, а в судно было нельзя? Ты говорила, они тебе дали судно.
  - Дали. Но я просто описалась без судна. Если честно, я забыла про него.
  - Правильно сделала. Искать его, когда уже невмоготу.
  - А ночью я до тебя дозвониться не могла, видимо, по настоянию бабушки, ты отключил телефон. А рассказать я тебе ночью вот что хотела. Я посмотрела церковную службу в Храме Христа Спасителя и вырубилась. Мне приснилось, что нас с тобой посадили в микроавтобус и осыпали сокровищами. Мы поехали и нас взорвали. Микроавтобус перевернулся и мы никуда не могли деться, нас грабили и убивали. Ладно. Сейчас по телевизору новости пошли. Дай я их посмотрю. А то я за весь день так ничего и не посмотрела. Будет что-то новенькое, расскажу.
  - Давай-давай.
  - Пока. Ах, да! И не отключайся пожалуйста, хотя бы два следующих дня. Ещё! Я твой телефон дала Генке.
  - Хорошо. Но у него есть мой телефон.
  - Если тебе позвонит неизвестный номер, ты всё-таки трубку возьми.
  - Я беру трубку, поднимаю всегда.
  - Спроси, вдруг это Генка. Он представится. Я попросила, чтобы он твой телефон записал.
  - Хорошо-хорошо.
  - Давай-давай. Пока-пока. Я перезвоню потом.
  - Звони. Буду ждать.
  
  
  Глава 41 Всё плохо
  
  Третьего мая я позвонил Искре вечером, без десяти девять.
  - Аллё?
  - Аллё. Как самочувствие?
  - Откровенно говоря - паршиво. Очень паршиво.
  - Голос у тебя хороший, бодрый. Ну а в чём это "паршиво" выражается? Может то, что ты жаловаться стала, как раз признак выздоровления?
  - Может быть, может быть. Сейчас я тебе перезвоню. Мне тут капельницу переставляют. Говорят, всё в порядке. Всё! Сейчас мне капельницу переставят. Вы только еду не увозите и свет выключите. Я сейчас тебе перезвоню.
  - Давай-давай.
  Через десять минут Искра перезвонила.
  - Ага! - сказал я.
  - Аллё! Ну, все ушли. Я попила воды, чуть не захлебнулась. Только что пришла в себя. Так что задавай вопросы.
  - Там ухаживают за тобой, смотрят?
  - Смотрят. Но тут плохо тревожные кнопочки работают.
  - Всё никак не починят?
  - А у меня... Я непроизвольно писаюсь.
  - Ты вчера говорила.
  - Я во взрослых памперсах. Тут мне показалось, что я писаюсь кровью.
  - О! Ничего себе.
  - Это правда. Дело в том, что я ломанулась в туалет, позабыв о том, что я под капельницей. Вот. И я действительно, разорвала капельницу, залила всю палату кровью.
  - Кошмар.
  - Ночью всё убирали-убирали. Мне ЭКГ делали. А сейчас я немножко бодрствую. Давай, быстренько задавай вопросы. Я с тобой поболтаю и вырублюсь.
  - Скажи в двух словах. Какой-то прогресс есть в твоём лечении? Или врачи приходят, придумывают для тебя что-нибудь новое и - всё. Опять уходят.
  - Откровенно говоря, тут меня пытаются... Всякие анализы делают. Всякие массовые анализы. Вот.
  - Мучают анализами?
  - Да. Понимаешь ли, как-то мне плохо.
  - Ну, надо знать, от чего лечить и к чему стремиться. А сдачей бесконечных анализов можно угробить.
  - Это правда. Они мне сказали, что я тут чуть кровью не истекла.
  - Это из-за того, что капельница выпала?
  - Из-за того, что у них кнопки тревожные не работают.
  - Всё не починят никак?
  - Ага. Так и не починят. Я просто ору в крик.
  - Ладно. Скажи, как ты ешь? Питаешься как?
  - Паршиво питаюсь. Я "клююся".
  - "Клюёшь" потихонечку.
  - Я пытаюсь "клевать" всё, что мне приносят. До тех пор, пока меня не затошнит.
  - А что тошнит всякий раз, когда кушаешь?
  - Ну, если я слишком много ем. Поэтому я ем потихонечку.
  - В туалет ходишь?
  - Ежедневно. Но вот сегодня что-то не получилось. Но я в памперсах. В конце концов, я "наклююсь" и, если захочу, прямо в памперсы "сделаю".
  - Лучше к памперсам не привыкать.
  - Но я никогда... Это вот сейчас я тут зассалась.
  - С этими бесконечными анализами, с нервотрёпкой, - всё это простительно. Но ты с врачами не говоришь на предмет, что вот...
  - Я говорю. У меня здесь очень много врачей.
  - Про метандростенолон не говорила, чтобы вес прибавить? Витамины для сердца получить?
  - Витамины для сердца - это калий. Я даже не знаю, прокапывают они меня калием или нет. Сейчас меня прокапывают всякими фигнями.
  - Чем? Не говорят, что тебе капают?
  - Говорят, я не запоминаю.
  - Ты всё время с капельницей?
  - Да, постоянно... Я и сейчас лежу под капельницей.
  - А сколько ты уже там находишься, в этой новой больнице?
  - Какое сегодня число?
  - Третье мая.
  - Меня должны были сегодня в санаторий отвезти. Но не получилось.
  - Ты уж не торопись. Если ты в "паршивом" состоянии, какие санатории?
  - Ну, это - да.
  - А так, по палате гулять запрещают тебе?
  - Я не могу гулять, у меня всё опухло. Я с кровати встать не могу.
  - Ну, пусть массаж ног делают. Скажи доктору.
  - Мне делают массаж. Механический. Я и говорю, в клинику на своих ногах пришла, а сейчас с кровати встать не могу. С помощью медперсонала хожу в туалет. Без помощи уже обойтись не могу. Поэтому я на них немножко зла.
  - Скажи, пусть не механический, а физический массаж ног кто-нибудь тебе делает. А ты им за это доплатишь. Чтобы поэффективнее кровь в ногах гоняли.
  - Слушай. Я сама себе делаю массаж ног руками. Ладно. Меня начало тошнить.
  - Всё.
  - Я может, буду вырубаться сейчас.
  - Давай-давай.
  - Я водички попью. В случае чего, я тебе перезвоню. Идёт?
  - Хорошо. Давай.
  - Главное, от меня не отключайся. Я тебе не рассказывала, какой мне ужас приснился?
  - Какой? Расскажи.
  - Ну, как нас с тобой в микроавтобус загрузили вместе со всякими драгоценностями.
  - Вчера рассказывала.
  - Ну, я не помню. Извини.
  - А сейчас тебе ужасы снятся?
  - Сейчас я больше бодрствую. Смотрю телевизор, новости пытаюсь посмотреть. Что могу, то и смотрю. Вот. Ну, ладно. В горле у меня всё пересохло. Если у тебя есть вопросы - задавай. Я отвечу и буду пить воду.
  - Попей воды, отдохни. Потом, если будет желание и возможность, позвонишь. Я не буду отключать телефон.
  - Ладненько. Давай. Пока-пока.
  - Пока.
  Меня беспокоило то, что даже речь у Искры изменилась. Это словечко "поклевала", использовала её бабуля, Клавдия Васильевна, а теперь она его употребляла то и дело. Про Клавдию Васильевну я не спрашивал, той до внучки никогда не было дела. Даже тогда, когда Искра была здорова. Бабушка была у Искры крепкая. Волосы - ни одного седого, зубы - все до одного целые. По семейному преданию, бабушка съела в детстве три заговорённых пирожка. Первый пирожок - волосы не поседеют никогда, второй пирожок - зубы будут целы, до самой смерти, третий пирожок - жить будет сто двадцать лет без болезней. Видимо, Клавдия Васильевна, получив от Искры достаточное содержание, живёт теперь припеваючи.
  Пришла в голову сумасшедшая мысль. А что, как не Искра, а её бабушка, Клавдия Васильевна, болеет раком, а Искра, неотлучно находясь рядом с ней, пересказывает мне её жалобы, как свои. Но это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой. А во-вторых, на такое преступление даже такая авантюристка, как Искра, была не способна. Но так в душе хотелось чего-то подобного. То есть, чтобы беда была не с моей любимой.
  
  
  Глава 42 Я ползаю
  
  
  Пятого мая в половине восьмого вечера я позвонил Искре.
  - Аллё?
  - Привет.
  - Я так и знала, что ты сейчас позвонишь.
  - А как же, обязательно.
  - Спрашивай.
  - Доложи обстановку. Как здоровье? Как лечат?
  - Ну, как-как?
  - Если можешь, конечно. Если есть настроение.
  - Проблема у меня большая, - я теперь писаюсь в памперсы.
  - Ну, это что? Тебе так определили? Сказали: "Ты не бегай". Да?
  - Да.
  - Удобней тебе, в каком-то смысле? Чтобы не обрывать провода у капельниц. Может быть, пока так и нужно?
  - Ну, очевидно, - без энтузиазма согласилась со мной Искра.
  В смысле, - чего с дураком спорить. Я почувствовал неискренность в её ответе, она стала закрываться от меня.
  - Ты говоришь, даже кровь идёт?
  - Это было, когда я в силах была бегать. Сейчас я ползаю, - с обречённостью в голосе сказала она.
  - Ползаешь?
  - С чужой помощью.
  - В смысле, куда ползаешь? - от растерянности я задал глупый вопрос.
  - В туалет, - терпеливо пояснила мне Искра.
  - Ну... Даже и не знаю, что на это сказать.
  - Я тоже.
  - А?
  - Одним словом, мне паршиво.
  - И врачи на это смотрят, как на должное? Вроде, оно так и должно быть?
  - Ну, вроде того.
  - Лежишь в дорогой клинике, большие деньги платишь. Сама говоришь, что туда на своих ногах пришла. А сейчас ползаешь в туалет с чужой помощью и вроде как всё это нормально. А главное, врачи не знают, от чего тебя лечить, да?
  - Ну, Генка катался в "Отслюнявь-Клинику". Будут мои пункции брать куда-то. Одним словом, так вот, - слабым голосом заключила Искра.
  - Ладно, не падай духом.
  - Я ничего не могу сейчас сказать. Что-нибудь будет, обязательно скажу.
  - Ладно. Давай, отдыхай.
  - Давай. Пока.
  -Пока.
  Тягостное ощущение осталось у меня после этого разговора.
  
  
  Глава 43 Сменить больницу
  
  Шестого мая я позвонил Искре вечером в половине седьмого.
  - Аллё?
  - Привет. Спрашивай.
  - Как у тебя состояние, разговаривать можешь?
  - Откровенно говоря, состояние паршивое.
  - Сегодня у тебя голос лучше, чем вчера. После того, как я вчера с тобой поговорил, я не мог найти себе места. Может, тебе снова клинику сменить?
  - Почему бы и нет.
  - Там, гляжу тебе совсем не весело. Я имею в виду больницу, где ты сейчас находишься.
  - Я с каждым мгновением чувствую и ощущаю упадок сил.
  - А то, ты там просто гаснешь.
  - Это правда. Они мне объясняют всякие умные вещи. Обещают и клянутся на ноги поставить. Ведь они же мне изначально всё это обещали.
  - Но при этом не говорят, что происходит с тобой на самом деле.
  - Почему, рассказывают.
  - Рассказывают, что никаких положительных сдвигов нет?
  - На самом деле я здоровый человек.
  - Здоровый... Только сил нет?
  - Дело в том, что у меня сейчас печень раздулась, живот разболелся. Мне сделали микроклизму, я покакала. Печень немножко уменьшилась в размерах. Вот. Я под безумными капельницами была. Всё время писаюсь. И у меня живот раздуло, он немножко побаливает. До этого у меня ноги раздуло, болели. Мне говорят, что всё это от онкологии.
  - Всё на неё сваливают?
  - Они мне хотят иммунотерапию сделать.
  - Это против онкологии?
  - Да.
  - А твои анализы по онкологии не пришли, не известны ещё?
  - В принципе - пришли. Генка специально за ними катался. Привёз им все стёклышки. Сначала сказали, на изучение нужно два-три дня. Потом - неделя. А теперь говорят, что их за рубеж, на месяц отправляют.
  - То есть, не получив результата, они уже сейчас тебе предлагают что-то там...
  - Ага. Типа того.
  - Организм-то у тебя ослабленный. Как ты воспримешь это новое лекарство?
  - Не знаю.
  - Бабушка слушает, что с тобой происходит, я ей, как могу, пересказываю. Говорит: "У Искры здоровья много. Если б всё это случилось с простыми людьми, не выдержали бы такого лечения".
  - Это правда. Они явно меня залечивают.
  - А печень, говоришь, вздулась?
  - Ой, вздулась, - шутя, чуть ли не со смехом, подтвердила Искра.
  - Ни с того, ни с сего?
  - Ну, как мне сказали, из-за того, что я какаю плохо.
  - Но ты каждый день в туалет ходишь?
  - Если бы. Они меня уложили, памперсы на меня надели, чтобы я в памперсы " ходила". А нормально, да?
  - Не нормально.
  - Платная клиника, дорогая.
  - Она считается больницей?
  - Это огромный медицинский центр. Ну, ладно, давай. Потом тебе позвоню, доложу, что и как.
  - Да, давай.
  
  
  Глава 44 Стало лучше
  
  Я позвонил Искре шестого мая в девять вечера.
  - Аллё? - слабым, сонным голосом отозвалась она.
  - Это я, Искра, как твоё самочувствие?
  - Самочувствие так себе, но получше.
  - Лучше? Ну, слава богу.
  - У меня отёки спали.
  - Ты наверное спала, а я тебя разбудил?
  - Ну, не то, чтобы спала...
  - Новости не смотришь?
  - Пытаюсь, да наплевать.
  - Ладно, отдыхай. А то, что-то голос у тебя уставший.
  - Да-да-да.
  - Отдыхай.
  - Пока.
  
  
  Глава 45 Ангел-Хранитель
  
  Седьмого мая я позвонил Искре в половине девятого.
  -Аллё? Я слушаю, - раздалось в трубке.
  - Ну, что? Голос вроде у тебя...
  - Хороший?
  - Да. Бодрый, приятный.
  - Замечательно.
  - Какие-то новости есть? Ты вчера сказала, что опухоль прошла.
  - Ну да.
  - Ты всё ещё лежишь, самостоятельно в туалет не ходишь?
  - Нет.
  - Не разрешают?
  - Вроде того.
  - А процедуры какие-нибудь делают?
  - Всякие. Иммунотерапия.
  - Питаешься как?
  - Паршиво.
  - То есть?
  - Сегодня ела всякие творожки, булочки. Пила чай, морсы. От еды тошнит.
  - Тошнит?
  - Ага. Ну и слабость, даже разговаривать трудно.
  - Тебе сейчас, наверное, нужно поспать. Отдыхай.
  - Но я не хочу. Завтра моя сестра приедет.
  - Но ты ей до этого ничего не говорила о себе? Она не в курсе была, что с тобой?
  - Ну, почему, она всё знала, только не приезжала. Но сейчас врачи её позвали, напугали.
  - Напугали?
  - Да. Очевидно, с точки зрения врачей, я не выживу.
  - Вот чего я тебе всё время хотел сказать и забывал. Тебе же в детстве, что говорила бабушка? "Какой у тебя сильный Ангел-хранитель". Тебе нужно мысленно за него зацепиться. Ты постоянно про себя проси у него помощи, у своего Ангела-хранителя. Потому что если Ангел-хранитель тебе не поможет, то никто и ничто не поможет, ни врачи, ни лекарства.
  - Это правда.
  - И ты мысленно повторяй: "Ангел Божий, хранитель мой, моли Бога освободить меня от всех болезней и напастей".
  - А ведь врачи должны были меня спасти. Я в их центр медицинский пришла на своих ногах.
  - Ангел-хранитель тебя вытащит! Слышишь, вытащит! Ты только его проси. И постоянно мысленно повторяй...
  - Хорошо, буду.
  - Необходимо чтобы все мысли твои работали на выздоровление. И тогда точно из этой ямы выберешься. А пока что ты мысленно блуждаешь, тебе не за что зацепиться, опереться не на кого.
  - Ну, на Генку, разве что.
  - Генка, я...
  - Это правда. Вы мои друзья.
  Искра еле губами шевелила, я с трудом разбирал, что она говорит.
  - Ищи внутри себя "якорь". А там у тебя только Ангел-хранитель, который тебя...
  - Как только я поднимусь и буду ходить... Мне надо, чтобы я смогла дойти до берега, смогла искупаться... А пока никак.
  - Ты слышала меня? Услышала?
  - Да. Ангел-хранитель.
  - Вот. Чтобы до берега дойти...
  - Именно так. У меня же есть мечта - в новые воды Москвы-реки зайти.
  - Впереди у тебя много дел, много свершений. Держись за Ангела-хранителя. Постоянно про себя повторяй: "Ангел Божий, хранитель мой, моли Бога освободить меня от всех болезней и напастей".
  - Согласна. А то я тут уже в реинкарнацию стала верить.
  - Но ты со своим перерождением подожди. Оно от тебя никуда не уйдёт.
  - Реинкарнация.
  - Да-да. Реинкарнация никуда не денется. Побудь ещё, как говорится, в своей шкуре. И пока мы страдаем... Сегодня я песню слушал, в которой такие слова: "Пошли мне Боже и боль, и страдания". Потому что когда этого нет, то вроде как уже и ничего нет, - умираешь. А пока маешься, мучаешься, страдаешь, - значит, организм борется, хочет жить, победить болезнь. Вспомни, ты ведь не раз и не два выходила из реки на берег. И тут...
  - Это правда. Но у меня были силы.
  - Теперь у тебя Ангел-хранитель. Вдвоём вы должны сделать это - побороть, победить болезнь. Тем более...
  - Ну, ладно. Я устала уже. Мне надо воды попить.
  - Отдыхай. Только про Ангела-хранителя не забывай.
  - Буду о нём помнить.
  - И проси Бога помочь тебе.
  - Я буду просить.
  - Пока.
  - Пока.
  
  
  Глава 46 Кислород
  
  Восьмого мая, в три часа ночи меня разбудил звонок.
  - Аллё! - услышал я голос Искры.
  - Ага. Слушаю.
  - Это ты мне сейчас звонил? - слабым голосом поинтересовалась она.
  - Нет, не я. Но с удовольствием поговорю с тобой. Как ты себя чувствуешь?
  - Откровенно говоря... Мне поставили... Как это называется? Кислород. Первый кислород был паршивый, а этим надышаться не могу.
  - Значит вторым кислородом довольна.
  - Очень хороший кислород.
  - То есть тебе он на пользу идёт?
  - Не поняла?
  - Я про второй кислород. Дышишь им и хорошо тебе становится?
  - Именно так. Со вторым зашибись.
  - Получается, у тебя кровь не снабжает организм кислородом? Или что там?
  - Понятия не имею, мне просто хорошо.
  - Ты про Ангела-хранителя не забываешь?
  - Кто такой Ангел-хранитель?
  - Помнишь, тебе бабушка в детстве говорила, что Ангел-хранитель у тебя сильный?
  - Нет-нет, она про сестру ничего не говорила. Она говорила, что у меня ангел сильный.
  - Ну, вот. Может, тебе покажется это немножко наивным, но ты к нему за помощью обращайся.
  - Хорошо, - еле слышно пообещала Искра.
  - Верю, он тебе поможет. Как говорится, когда попала в беду, надо за помощью ко всем обращаться. Тем более, к тому, кто уже не раз помогал.
  - Это правильно. Ну, по идее, врачи меня практически... Должен состояться консилиум, где они решат, вылечили они меня или нет. Или не вылечат.
  - Сегодня сестра к тебе придёт?
  - По идее, должна прийти.
  - Может, врачи хотят тебе операцию какую-то сделать, мнение родственников спросить.
  - Смертельную?
  - Не смертельную, но сложную. Может, что-то ещё хотят вырезать. Это моё предположение.
  - Они должны что-то знать для этого.
  - Понятно. А пока не знают, да?
  - Да.
  - И когда знать будут, - неизвестно.
  - Не знаю. Постой! Кто-то ко мне идёт. Нет. Мне показалось. Ну, ладно, через час я всё равно встаю.
  - То есть спать больше не будешь, или поспишь ещё?
  - Я под этим самым...
  - Под кислородом?
  - Ага.
  - А как это? Что это такое? Надели на тебя маску или что там?
  - Да, маску.
  - И ты через маску разговариваешь?
  - Ну, у меня была одна маска, а теперь другая. Ну, ладно, давай. Потом подробно расскажу.
  - Давай-давай.
  В половине девятого вечера Искра второй раз позвонила, разговор получился короткий.
  - Аллё! - сказала она.
  - Да-да, Искра, я тебя слушаю.
  - Я звоню другому.
  - Хорошо. Звони, когда тебе будет удобно.
  - Договорились.
  
  
  Глава 47 Прощание
  
  Пятнадцатого мая, в половине седьмого вечера, когда я с тётей Галей возвращался с дачного участка в городскую квартиру, прямо среди леса, раздался звонок от Генки.
  - Привет, Николай, - отстранённым голосом поприветствовал меня брат.
  - Здравствуй, Гена.
  - Слушай, сегодня - всё! Её не стало. Сегодня она покинула нас.
  - Я это предполагал. На звонки неделю не отвечала. Всё не могу взять в толк, с чего всё это...
  - У неё же очень сильное заболевание было и метастазы пошли по всему организму. Это уже... Она сильно опухла. У неё и почки последние отказали.
  - Она хотела жить, - глухим, чужим голосом, сказал я, - верила в то, что врачи ей помогут.
  - Она верила. Но я не мог ей открыть, что врач сразу вынес приговор. Сказал, что её вылечить невозможно.
  - То есть, врачи уже знали?
  - Ну, ты представляешь, что такое метастазы, четвёртая стадия онкологии? То есть у неё и печень была полностью поражена, и лёгкие. И другие какие-то органы. И даже кости были поражены. Поэтому ходить ей было больно. Когда у неё боли начались, я ей вызвал скорую. Ей сделали укол обезболивающий. Врач скорой помощи тогда уже сказал: "Поможет, не поможет - не знаю". В-общем, всё делали, пытались, чтобы остановился процесс, как-то замедлился, встал. А он ни фига не остановился. Мой друг, тоже врач, сказал, что "порт" нельзя было вшивать. "Порт" поставили, воздух пустили, болезнь стала ещё быстрее прогрессировать. А они ещё и в печень полезли анализы брать. Сделали только хуже. Но, как говорится, что сделали, то сделали. Они старались сделать лучше, но получилось не так, как хотелось. Так, что...
  - Понятно, - я стоял, качался, боялся упасть в обморок, от всех этих подробностей, - Ты, Ген, держи меня в курсе. Ты молодец.
  - Ну, а толку-то от того. Молодцом бы я был, если бы она пожила хотя бы года два-три. Было бы хорошо. Но ничего не получилось. В-общем, завтра узнаю, что там будет. А там, придёшь, не придёшь, - дело твоё. Ладно, Коленька, давай.
  - Да-да. Спасибо, что позвонил. Ты держи меня в курсе и береги себя.
  - Давай, счастливо.
  Шестнадцатого мая в семь часов вечера Генка мне перезвонил, чтобы поделиться информацией.
  - Привет, Коленька, ещё раз, - раздался в трубке его пьяный голос, - Слушай. В-общем, перед крематорием будут с ней прощаться. Записывай адрес. Улица Россолимо, дом двенадцать, строение один. Прощание начнётся завтра, в половине двенадцатого.
  - Спасибо тебе. Но я не смогу приехать. Тут у меня своя, сложная, ситуация. Бабушка болеет.
  - Сколько я знаю нашу бабушку, она всегда болеет и всегда за чужой счёт. Коль, самое главное, добрым словом её помянуть.
  - Я всё сделаю. И в церкви службу закажу. А как буду в Москве, с оказией, к тебе зайду и мы поговорим.
  - Хорошо.
  - Но это не завтра, не послезавтра. Если только осенью. Ты держись. Смотрю, у тебя голос...
  - Да, голос немножко подсел, ночью на сквозняке поспал. Да и "ушла" она - не до свидания, не прощай. В бессознательном состоянии была. Приедешь, я тебе расскажу всё, что знаю. Последние дни я не очень знаю. Там уже родственники приезжали, и они этим занимались. А она уже не звонила. Последний раз она звонила неделю назад. Раз семь подряд звонила и всё. И на этом потом не стало связи.
  - Когда я последний раз с ней беседовал, она сказала: "Дали кислород".
  - Её и в барокамеру с кислородом помещали. Всё-таки до последнего её хотели там поддерживать. Я им стёкла привёз, они должны были посмотреть, что воздействует на эту заразу, чтобы остановить процесс. Но ничего у них не получилось.
  - То есть, всё-таки они боролись до последнего?
  - Да. Боролись до последнего. Чтобы могла она хоть сколько-нибудь пожить. Но чтобы не просто там, лёжа в постели, а чтобы могла ходить... Но ничего у них не вышло. Ну, вот. Как-то так, Коля.
  - Держись. Ты герой.
  - Да, ладно. Какой герой. Герой - это когда что-то смог сделать.
  - Что смог, то сделал.
  - Спасибо, Коленька тебе. Всего хорошего. Здоровья и всё остальное.
  - Спасибо, Гена.
  - Всё. Давай, братишка. Жму твою руку.
  - Счастливо.
  - Пока.
  
  
  Эпилог
  
  Я хорошо запомнил свой крайний, как говорят в Монино, день. Это было восемнадцатое мая. Всю ночь кот меня донимал, будил, просил, чтобы я его покормил. Четыре раза за ночь в домофон звонила Наташка Сойкина, известная в нашем подъезде личность. Представляясь своим малолетним сыном Антоном, просила открыть дверь. Звонит в половине четвёртого и в качестве приветствия совершенно искренне желает "доброй ночи". Домофона у неё нет, ключей нет, вот и названивает, когда заблагорассудится, всем подряд, а люди добрые ей открывают. Если не открыть, сломает замок и подъездная дверь будет открыта настежь. Всё это мы уже проходили. Поэтому среди ночи я послушно подскакиваю и открываю ей дверь. И где каждую ночь шатается?
  С утра пораньше, не дав выспаться, разбудил звонок тёти Лизы. Тётя Лиза звонит бабушке, но я должен принять звонок и установить громкую связь. Бабушка делать этого не умеет, да и не хочет в силу возраста этому учиться.
  Находясь в полудрёме, я принял звонок, включил громкую связь и понёс телефон на кухню, где, судя по её громкому голосу, находилась бабушка. На кухне ждала меня такая картина, - газовая плита разобрана, Глафира Григорьевна, встав с утра пораньше, чистит "печку" наждачной бумагой и ругает дочь Галю из-за грязной плиты.
  Только я подумал, что чая попить не получится, как тётя Галя увела меня в коридор и приглушённым голосом сказала:
  - Коля, собирай манатки и поезжай в Москву. Видишь, мать меня из дома гонит. Я хоть свой отпуск на даче поживу.
  Согласно кивнув головой, я принялся умываться и одеваться. Надо было забрать бумаги из дачного домика, да и вещи мои преимущественно хранились там.
  По дороге в садовое товарищество, у входа в центральный музей ВВС меня встретила Искра. Это было настолько неожиданно, что я даже не успел удивиться.
  - Привет, - робко поздоровалась она и вдруг предложила. - Поехали в Москву.
  Мысли и чувства мои были в смятении, я не знал, что говорить, но и не в силах был молчать. Я стал жаловаться.
  - Меня как раз туда и отправляют, - не говорил, а почти что кричал я. - Нелёгкая судьба писательская! Когда понадобился я тётке в Монино, она умоляла меня сюда приехать. Подозреваю, Галя тогда уже хотела иметь уголок для встреч с любовником. Поэтому и попросила меня построить на участке в СНТ "лачужку". Затем они на время разругались, что дало мне возможность жить и творить в этой "хижине". Отпала во мне нужда, - пошёл вон, в Москву. Впрочем, не слушай меня, я это всё говорю со зла.
  Говорил я это всё на ходу, шагая на участок. Искра молча семенила рядом и поддакивала, делая вид, что во всём согласна со мной.
  Когда пришли на место, я показал ей кусты смородины, посаженные мною прошлой весной, грядки с проросшим чесноком. Больше на участке похвастаться мне было нечем. Открыл домик, вскипятил воду, заварил чай. Всё это время меня не оставляла мысль: "А не сошёл ли я с ума? А не галлюцинация ли наяву, эта Искра?". Дотронуться до неё я не решался и заговорить о том, каким образом она воскресла, у меня не получалось. А вдруг услышав этот нахальный вопрос, прекрасный фантом исчезнет? Было страшно, но я хотел на неё наглядеться. Сколько таких случаев описано, когда покойник приходил попрощаться с дорогим ему человеком и выглядел, как живой. Дыма без огня не бывает.
  Разъяснила всё сама Искра. Она хорошо меня чувствовала и понимала, что в данный момент со мной происходит. Какие мысли роятся в моей голове. Искра призналась, что на самом деле болела и умерла не она, а её бабушка Клавдия Васильевна. А общаясь всё это время со мной по телефону, она просто-напросто играла роль безнадёжно больной.
  - Если не веришь, то можешь потрогать меня. Могу живот показать, - виноватым голосом, предложила она.
  - Что я тебе, Фома неверующий? - говорил я чужим голосом. - Как ты вообще решилась на такой обман?
  - Любящая женщина ещё и не на такое способна. Вспомнила стихи Пушкина: "Тьмы низких истин мне дороже нас возвышающий обман" и решилась.
  - А как после всего этого вздумала "воскреснуть"? А если бы Генка проговорился?
  - Но он же не проговорился. Я всегда была с ним рядом, он слышал, о чём я с тобой говорила.
  - Ещё один предатель. И потом, что значит "всегда была с ним рядом"? Спала с ним?
  - Не смейся, ты же знаешь Генку. Просто бабушка, Клавдия Васильевна, всё это время жила в моей новой квартире, и он, по-соседски, ей помогал. Теперь о том, как решила "воскреснуть". Вспомнила другую русскую поговорку: "Брат любит сестру богатую, а жену здоровую". Так и решилась. А потом, я ведь не только здорова, но теперь ещё и состоятельна. И что самое главное, люблю тебя. Я знаю, ты к материальному благополучию относишься с настороженностью, но ты всё же реалист. Что же, свалившиеся нам с неба деньги в печку бросить, а самим идти на паперть? Будем жить так, чтобы они нам не мешали. Это, если тебя отпустят в Москву. У тебя же здесь бабушка больная, за которой ты ухаживаешь.
  - Она болела и я за ней, действительно, ухаживал. Но ситуация изменилась в один день. К нам, в течение года, практически каждый день, заглядывал, как мы предполагали, Галин жених, Анатолий Пешкин. Думали, ухаживает за тёткой, оказывается, он сделал предложение бабушке. Глафира Григорьевна нарядилась в пончо, которое привезла ей тётя Лиза из Испании, надела туфли на каблуках и намекнула, чтобы я честь знал. Тётя Галя, узнав о предстоящей свадьбе, вспылила, уехала к тёте Лизе в Москву. Вернётся, будет жить здесь, на даче. Ты сама-то как здесь оказалась?
  - Туристический поезд "Серго Орджоникидзе" меня привёз. Поехали на нём в Москву, я билет тебе купила.
  Мы выпили чая, я быстро собрался и поехал в карете прошлого в своё новое будущее.
  В поезде меня разобрало любопытство. Я снова стал пытать Искру "проклятыми" вопросами.
  - И всё-таки, как ты на такое решилась? - недоумевал я.
  - Как решилась? А ты вспомни, с чего всё началось. В январе я тебе звонила, с Рождеством поздравляла, ты обещал мне приехать ранней весной. Прошла весна, лето, звоню в середине сентября, ты клянёшься быть в октябре и снова обманываешь. Я поняла, что тебя теряю. И стала бороться за свою любовь. А как? Тут у бабушки в ноябре обнаружили рак, и я начала с тобой эту опасную игру. Да, я преступница, в полной мере осознаю это. Но оправдывает меня то, что я тебя люблю и хочу быть с тобой рядом. Возможно я, желая тебе только добра, по глупости своей и по молодости лет совершила массу чудовищных ошибок, обидела тебя. Я готова в меру сил своих это исправить, как-то искупить, заслужить у тебя прощения. Но ты об этом не говоришь. Ты на эту тему совсем со мной не разговариваешь. А мне хочется знать, в чём я виновата перед тобой. Я бы, честное слово, исправилась. Ты же знаешь, я для тебя готова на всё.
  - Это точно. Я за эти полгода чуть было не умер. Преподала ты мне урок любви к жизни. Всю свою жизнь по минутам вспомнил.
  - Конечно, в твоих глазах, мне нет прощения, но...
  - Я тебе давно уже всё простил. Не говори сейчас ничего. А за то, что денег у тебя тогда, в Москве, не брал, за это ты меня прости. Я был тогда очень гордый.
  - Ты и сейчас гордый.
  - Нет, я стал другим. Я понял, что нет ни твоего, ни моего, а есть наше.
  - Понял?
  - Да.
  Искра принялась целовать мою руку.
  - Ты что? - не отнимая руки, спросил я.
  - Прости-прости. Я очень перед тобой виновата, а ты мне такие слова говоришь. Даже представить невозможно, как ты страдал, что перенёс из-за моего вранья. Я только сейчас осознаю весь этот ужас.
  - Как же ты должна была меня возненавидеть за то, что я к тебе не приезжал.
  - Нет-нет. Я же люблю тебя, знала, что и ты меня любишь. Значит, действительно, обстоятельства являются помехой. Потом всё бы сорвалось, если бы ты приехал. Да и вряд ли простил бы тогда мне мой обман.
  - Значит, ты на меня не сердилась?
  - Никогда. Я понимала, что ты там горем убит и у тебя свои заботы.
  - А меня словно какая-то сила останавливала, и я до конца всё же не верил, что беда приключилась с тобой. Первые сомнения у меня появились, когда ты согласилась на вливания "китайских хомячков", это было не в твоём характере. Куда-то вдруг подевалось твоё здравомыслие. Но всё же, поразмыслив, списал всё это на болезнь. Затем у тебя вдруг появились "копыта", "натоптыши" и "папилломы". Думаю, откуда бы им взяться вдруг? Тогда, наверное, впервые и возникла у меня в голове мысль: "А что, как больна не Искра, а её бабушка?". Хотелось в это верить, но ты, негодная, так талантливо играла свою роль.
  - Играть было не сложно, я неотступно была при бабушке и умирала вместе с ней.
  - И всё же ты не могла не рассердиться на меня за невнимание. За то, что тотчас не примчался в Москву, как только узнал...
  - Нет, не обижалась. Я знала, что книга для тебя главное, и ты все силы отдаёшь ей. И потом, если бы ты "примчался", ты бы все планы мои нарушил. Не получилось бы истории.
  - Да, устроила ты историю. У меня все волосы на голове поседели.
  - Прости.
  - Зато теперь я точно знаю, что никакая книга не стоит любви, не стоит любимого человека.
  - Поверь, что твой "любимый человек" все силы положит на то, чтобы создать для тебя условия для написания книги.
  Искра опять поцеловала мне руку.
  - И всё же как? Я не могу поверить. Ты так всё точно, подробно рассказывала.
  - Всё потому, что мне точно и подробно всё рассказывала бабушка. А я её к тому же ещё и записывала на диктофон. Слушала записанное, вживалась в роль. Всё для тебя делала.
  - Ну, ты даёшь. Но я же тебе вопросы задавал, ты вела живой, непринуждённый разговор.
  - Импровизировала. Ты однажды заметил, что в палате и туалете акустика одна и та же. Я боялась, что ты таким образом меня раскрыл, но обошлось.
  - Поэтому всегда отдельная палата?
  - Да, поэтому.
  - Скажи, а Афоня Лаптев, Козюлич, Зобов, кто там ещё, - это действительно твоё руководство?
  - Нет, конечно. Тут я тебе посылала подсказки, пыталась заронить в тебя крупинки сомнения.
  - Я догадывался, что имена эти вымышленные, но относил всё это к твоему болезненному состоянию. Воспринимал всё это, как бред больного человека. Откуда ты взяла эти фамилии?
  - А у бабуси украла. Она именно их вспоминала в бреду. Видимо, эти люди в её жизни что-то да значили.
  - А когда спина болела? Ты просто издевалась надо мной?
  - Нет. Точно так же мне бабушка звонила и всё то, что ты слышал от меня, она мне говорила. Только звала к себе не Костю с Димой, а своих неизвестных мне мужиков. Я с ней по телефону поговорю, по горячим следам тебе звоню, чтобы ничего не забыть. Для достоверности звонила из ванной комнаты. Там эхо, как в больничной палате.
  - Ну, ты и затейница. А если бы я руки на себя наложил после твоей мнимой смерти?
  - Предполагая что-то похожее, я к тебе со всех ног и помчалась. Видишь, не успела я умереть, как уже и воскресла, чтобы сильно с ума тебя не сводить.
  - Но у меня-то бабушка и в самом деле болела, а ты меня мучила по ночам.
  - А ты меня не мучил, любящую тебя девушку? Уехал в Монино, к себе не пригласил и думай, что хочешь. Я с ума сходила. Знаешь, как мучилась. Сама тебе названивать стала, а ты говорил со мной холодно, отстранённо. Думаю, завёл себе кого-то. Я бы не решилась на такой страшный розыгрыш, если бы не любила тебя, не хотела любой ценой удержать.
  - И йод бабушке вводили?
  - Ну конечно.
  - Ты так красочно всё это живописала, что я в своём воображении видел тебя всю изуродованную. Ты меня совсем не жалела.
  - Прости. Но надо было играть раз выбранную роль до конца, а иначе всё насмарку.
  - А если бы я умер раньше твоей бабушки?
  - Ты же не умер. Зачем сейчас об этом говорить. Не мучай меня.
  - Ты же меня целый год мучила, так что терпи. Но голос! Ты говорила "убитым" голосом?
  - Так я же всё это время неотлучно при бабушке была. Страдала вместе с ней. Можно сказать, пусть с преувеличением, но вместе с ней умирала. Поэтому была настолько убедительна, что ты мне всё это время верил. Ты же сам хотел стать актёром. Роль надо играть до конца. Я играла, вжилась, сама во всё, что говорила тебе, верила. Зато весь год чувствовала себя любимой, а не брошенной. Что для молодой и красивой женщины важнее всего.
  - "Важнее всего"? А ты не думала, что после такого обмана я и разговаривать с тобой не захочу?
  - Думала.
  - И всё же продолжала.
  - Продолжала. Думаю, пусть проклянёт, бросит, но у него останется на руках бесценный материал.
  - То есть обо мне пеклась?
  - Пеклась. Сначала я на тебя, признаться, злилась. Книга книгой, но нельзя же так надолго оставлять любимого человека. Я же и молода, и красива, столько вокруг соблазнов. А ты словно толкаешь меня туда. Сначала обижалась, бесилась, а когда затеяла эту игру, то втянулась, и было поздно сдавать назад. Увлеклась, да и ты ко мне сразу переменился. Получается, здоровая не нужна, а нужна больная. Обидно сделалось.
  - Я за этот год понял, что никакая книга не стоит живого человека. Ты меня многому научила. Я стал другим, сдаюсь, бросаю писать. Ты меня смирила. Будем жить, как все, находя утешение в любви друг к другу.
  - Нет, ты допишешь книгу, чего бы мне это ни стоило. Я повторяю, жизнь положу на то, чтобы ты её закончил.
  Спустя девять месяцев я дописал второй роман. Его напечатали в "толстом" столичном литературном журнале. Я даже стал лауреатом премии за лучшую публикацию. В этом же году я женился на Искре.
  Вот, собственно, и вся история.
  
  13.03.2023
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"