Все мы были воспитаны на героическом прошлом своей страны.
Его, героического, много осталось в прошлом, правда, веке:
- И революция "о которой так много говорили большевики".
- И огненный шквал гражданской войны, как "бой кровавый, святой и правый".
- Особой страницей в историческом прошлом, которая и сегодня не закрыта со светлой памятью, является война Отечественная.
Диапазон воспоминаний о ней докатился и до сегодняшних дней.
А в те далёкие 60-е о ней писали и читали, снимали фильмы и смотрели по несколько раз, слагали и пели песни. И все мы хотели, хоть немного, но быть похожими на тех, кто "смертию пал в борьбе роковой". Но не будем сейчас говорить о том, что уже переговОрено сотни и сотни раз.
Я о другом.
Помните к/ф "Балтийское небо"? - Там один из героев фильма приезжает в блокадный Ленинград и спасает от голода женщину и двух её детишек. У него в "сидоре" и хлеб, и консервы, и концентраты разные. Всё он этой женщине отдал...
А к/ф "Родная кровь"? - Та же история. Правда у танкиста, ехавшего на побывку, в мешке заплечном, ещё и водовка "завалялась". И опять - всё, что было в мешке из продуктов, всё войной обездоленным на стол высыпал. Такова она героическая история тех времён.
Ванюшка Байбородских попал на наш корАб двумя годами позже меня. Тогда как раз приказ вышел о переводе службы в ВМФ на трёхгодичный срок.
Призывался Ванюшка из-под Пскова. Из деревни, которой нынче и в помине, наверное, нет. Помнится Ванюшка рассказывал, что домов пятнадцать, что-ли, вся деревня была. Жил в ней народ бедно, потому как на "отшибе" от Советской власти деревня находилась. Продукты всегда свои - что вырастишь. Порой и хлеб самим печь приходилось. Когда из ржи, когда из овса, а то и из гречневой муки. Пшеница в их краях не родилась - не вызревала.
Матросом Ванюшка был безотказным. Ему и поручать ничего не надо было. Всё он сам видел, что сделать надо было и никогда без дела не сидел. И характером он был добрым, даже ласковым. И за то его, ни то что в машинном отделении нашем, а и во всём корабельном экипаже любили. Даже офицеры удивлялись его святости, что-ли.
Командир БЧ-5 (электро-механическая боевая часть), капитан-лейтенант Нестеренко частенько у нас в "машине" задерживался, чтобы с Байбородских поговорить. Он спрашивал, Ванюшка отвечал о том как живут люди в его деревне. А Нестеренко всё сокрушался и повторял: - Не может быть...
А тут ещё один приказ вышел. Вдогонку о трёх-годичной службе.
И приказом тем отменялись отпуска краткосрочные для военнослужащих срочной службы. То был удар по матросикам, кто ещё этот отпуск не отгулял. Ванюшка наш даже глазами покраснел. Он ведь на будущей неделе должен был на Родину ехать. И вот всё рухнуло. Все сны, мечтания его о встрече с родителями, сестрёнкой младшей, с лесами, лугами, рекой Великой - всё "коту под хвост".
Видя как переживает Ванюшка, решили мы просить командира корабля сделать для Байбородских исключение. Надежды было мало, но... Подписали в штабе дивизиона ходатайство. Уж как мы все были рады за Ванюшку нашего. Каждый норовил поздравить его и руку пожать.
А вот "спасибо" офицерам нашим сказать только я один догадался.
Подхожу к кают-компании где офицеры по случаю обеда собрались и, как положено по уставу:
- Разрешите войти...
И так с радостью в душе и на роже говорю:
- От имени и по поручению всего личного состава корабля нашего, позвольте мне, товарищи офицеры, высказать вам огромную благодарность за участие во флотской службе матроса Байбородских, в связи с отбытием его в краткосрочный отпуск.
На что командир наш, капитан третьего ранга Дьяков, вальяжно развалившись в кресле и вилочкой поигрывая, говорит:
- Ладно, Грошев, свободен. Мне для таких как ВАШ Байбородских ничего не жалко. Пусть отдыхает. И передай, что командир кланяться велел родителям его...
Развернулся я честь по чести, как учили когда то, и по коридору корабельному пошёл. Ванюшку провожать. А тут люк в палубе открывается, где кладовка сухой провизии у нас была, и голова Желудько, баталера нашего, показалась:
- О, Грошев, подсоби-ка давай.
Встал я "на карачки" и голову в люк просунул. А Желудько мне сидор армейский подаёт набитый чем то. Подхватил я его за лямки и из люка на палубу с кантовал. - ТяжелЕнький однако.
- Что в мешке то, Мишка? - спрашиваю.
- Да - консервы мясные. Двадцать банок. Командир зачем-то велел в мешок затарить...
Быстро у меня "соображалка врубилась":
- "Вот спасибо командиру! Знал чем отблагодарить Ванюшку за службу ратную. Консервы эти в его деревне ох как пригодятся. Родители дюже рады будут подарочку флотскому".
Подхватил я мешок и Мишке:
- Я знаю для кого это. Сам донесу. Не возражаешь?
- Неси коль не лень.
Ванюшку я у трапа догнал. Сунул ему мешок в руки и чуть смехом не зашёлся от выражения лица отпускника нашего. Столько в нём было и радости , и непоняток от неожиданности такой.
Долго мы смотрели во след товарищу нашему. Пока не скрылся он за воротами КПП. И вдруг...
Лежу я на койке от нечего делать (как-же - "годок" уже. Имею право.). И душою рисую себе картину одна другой краше:
- Как входит Ванюшка в избу свою, ветрами, дождями, снегами замордованную.
- Как всколыхнётся из-за стола мать его старушка.
- Как станет наш краснофлотец во весь рост свой богатырский, подперев бескозыркой потолок.
- Как будет родня руками разводить и ахать от богатства, что Ванюшка со службы принёс...
А богатство-то, тьфу - консервы армейские. Они мне на гражданке долго отрыгиваться будут...
Вдруг Желудько пере домной образовался:
- Ты куда мешок с консервами замыкал? То ж командир для себя велел приготовить. Иди объясняйся. Я тут не причём...
Месяц "без берега" мне командир определил за проведение параллелей между героическим прошлым флота нашего и днём сегодняшним. Месяц этот как раз к возвращению Ванюшки кончился. Но мне и сегодня радостно, что так оно случилось. А аХфицирьё наше пускай подумает - кто из нас со святостью ко дням войны относится. Кто из нас больше традициям воинским верен...
Что и флот, и армия за счёт народа и многих, и многих обездоленных деревень существует.