Аннотация: в назидание всем и, в первую очередь, молодым отцам
Тебя пока не видно и не слышно,
Но знаешь, я хочу тебе сказать:
Малыш, я твоя мама, так уж вышло,
И эту тайну трудно мне скрывать!
Тебя поглажу нежно, осторожно,
Спою тебе тихонечко во сне,
А ты расти скорее, если можно,
И удиви собою белый свет...
**********************
Наступит день и вместе с нашей мамой
Войдём мы тихо в наш родимый дом.
Ты, словно куколка, укутанный пижамой
Откроешь глазки, будто в сказке гном.
И взором ясным ты подаришь радость
Нам, кто с тобою будет рядом жить.
Расти, сынок, и не впускай усталость,
Какой бы сложной не казалась жизнь!
Бытует мнение, что мужчина, если он настоящий мужчина, должен построить дом, посадить дерево и вырастить сына. Только тогда он имеет право сказать, что прожил жизнь не зря.
Сегодня, оборачиваясь на прожитое, говорю без лукавства, что домов этих построил незнамо сколько. Есть города, которые появились на пустом месте куда мы приезжали строить .
Деревьев, самых разных, так же посажено немало. Но гнетёт и сегодня мысль о том, что не догадался посадить дерева в необъятной саратовской степи. Степи, где прожил полтора года. Друг мой, Шура Карасёв, догадался, а я нет. Правда, посадил он тогда несколько тоненьких берёзок. Столько, сколько было нас - пацанов, проживающих в той степи.
Наверное берёзы эти выросли до неимоверных размеров. Возможно, и сейчас шелестят своими кронами. Если не рухнули под тяжестью промчавшихся лет.
А вот вырастить сына, с которым хотелось бы ощущать родство душ, не получилось. Время, которое прожили порознь, разделило нас. И всякий раз, когда он появляется под "крышей дома своего" душа наполняется радостью вперемешку с тревогой. И тревога эта не исчезает.
Почему так?
До того как создал семью, болтался словно "ромашка в проруби". Ничего особенного собой не представлял. Были, правда, позывы посвятить себя морю и его безбрежным просторам, но постоянно что-то мешало .
Сперва отсутствие прописки в городе где находится Арктическое училище. Потом недостаточность образования для поступления в училище. Потом неурядицы с женой, которой обрыдло, что появлялся дома поздними вечерами навёрстывая упущенное в юности образование. Потом неутолимое чувство свободы от сброшенных брачных уз.
И вот, полупьяненький, с Аттестатом зрелости в кармане, вваливаюсь в дом к однокласснице. Той, с которой давным-давно сидел за одной партой. Узнав о моей приверженности она фыркнула и сказала слова, которые изменили ценности в моей жизни:
- Мелко плаваешь. С аттестатом надо в институт поступать. Не поступишь, вот тогда иди в своё училище.
И, что же?
Поступил я в институт. На "лихих тройках", но въехал в "храм науки". Правда, на заочное отделение, но с правом посещения лекций четыре раза в неделю. Лекции читались преподавателями кафедр и сугубо по программе заочников. Это было то, что нужно.
Однако, говоря откровенно, если бы не одноклассница, то чёрта с два я оказался на старте высшего образования. Знаниями, в объёме средней школы, похвастаться никак не мог. Это она выдрессировала меня на стадии абитуриента.
Это она, не считаясь со временем, за полгода прошла со мной весь курс предметов, по которым надо было сдавать вступительные экзамены.
И это она радостно повисла у меня на шее, когда я вышел из института на Московский проспект с улыбкой идиота:
- Не уж-то поступил?
Потом редкие встречи по вечерам. Командировка на северное Приуралье, где наша контора мосты строила. Потом ноябрьские праздники в Питере, которые провели вместе. И неимоверная тревога в груди от осознания, что прошло половина семестра, а у меня "конь не валялся" - ни одного сданного зачёта, ни одной зачтённой контрольной.
Однокласснице снова пришлось взять надо мной шефство. А мне пришлось отказаться от командировок, где я прилично зарабатывал. Работать стал автослесарем с оплатой "по тарифу". С трудом, но на прожитиё хватало. Но для того, чтобы отблагодарить одноклассницу походом в кафешку - нечего было и думать.
И вот, всем на удивление, а себе и подавно, полностью рассчитался с первым, в своей жизни, семестром. Сессию сдал почти на "отлично". По высшей математике четвёрка была, а на остальных строчках зачётной книжки были вписаны пятёрки.
Если кто-то думает, что это я такой умный? - Чёрта с два! Это был результат труда моей одноклассницы. И жуть как хотелось, чтобы она была рядом. Чтобы всегда можно было бы обратиться по любому вопросу к той, которая знала всё.
Но как это сделать?
Предложить ей "руку и сердце"?
От лукавого. Не было у меня страстного влечения к этой женщине. С предыдущей женитьбы не отошёл. Как вспомню, так, до сих пор из души воротит, что "купился" на смазливую мордашку.
Да и "финансы мои пели романсы". Зарабатывал я - одному не хватало. А здесь семья!
Пришлось прикинуться "веником", будто меня, кроме учёбы, ничего не интересует. А нам, уже, по двадцать четыре годочка было. Ещё чуть-чуть и однокласснице моей двадцать пять стукнет. А это был возраст, как тогда говорили, "старой девы". Выйти замуж после двадцати пяти было проблематично.
Я это знал, понимал, чувствовал. Но не мог ничего с собой поделать. Не мог примаком у жены состоять.
Жила она "с матерью и батей" как у Высоцкого говорится. И площадь, вроде бы как, позволяла мне прописаться. Но... У меня и у самого комната в общежитии была, живи - не хочу. Всё в деньги, чёрт бы их побрал, упиралось. Сам нищий, жену сделаю нищей, а там и ребятишек нищими по миру пущу? Не бывать этому.
Однако, одноклассница и эти проблемы решила. И стали мы "жить поживать и добра наживать". Я, без отрыва от учёбы, устроился в автобусный парк, и стал зарабатывать. Мы с женой, после удачно сданной весенней сессии, даже круизом в Карелию смотались, о чём раньше не помышлял.
Но "недолго музыка играла". Пошли как-то в институт прогуляться. Время к концу августа подходило, и надо было узнать, когда и с чего учебный год начнётся. Я у витрины с расписанием стою. Женулька вдоль стенки ходит, и объявления читает - куда нашего брата, студента, готовы на работу принять. Увидело одно и меня подзывает.
- Посмотри. То, что тебе нужно. Пора тебе в проектную организацию перебираться. Работая в автобусном парке, ты инженером не станешь. Им постепенно становятся. Вот и иди на должность техника-конструктора. Пока институт закончишь, до инженера дорастёшь.
- А жить, на что будем? Там, в проектном институте, зарплаты мизерные. От девчонок, что со мной учатся, знаю. А мне ребёночка хочется - мальчоночку. Я, пока он подрастёт, институт закончу, и поедем мы мосты строить, север осваивать.
- А меня куда денете? Мне ваши мосты "сто лет не сдались". Лучше северный берег южного моря, чем южный берег северного. Так, что о мальчоночке забудь пока. Выучишься, начнёшь зарабатывать, тогда и поговорим на эту тему.
Но вернуться к этой теме пришлось гораздо раньше. Зимой, сразу после того, как сдал очередную сессию.
Прихожу с экзамена, а роднулька моя, задумавшись на диване сидит.
- Что случилось? - спрашиваю.
А она в ответ:
- Ничего. Может, показалось всё. Пойдём ужинать.
Поужинали, полялякали обо всём на свете и спать отправились. А спустя неделю, что ли, говорит она в тревожных чувствах:
- Ты спрашивал, что случилось? Ребёночек у нас будет. Ближе к середине лета.
- Так это здорово, дорогая! Завтра же увольняюсь из проектной конторы и иду в автобусный парк. Это единственное место, где ещё можно зарабатывать.
- И не думай, даже! Если ты в автобусный парк пойдёшь, то не строить тебе мостов ни одному, ни с сыном. Работай, как работал, а там видать будет.
Так появился мой сын.
Помню, попросил тёщу с тестем отпустить меня одного встречать ихнюю дочку из родильного дома. Пригласил с собой подружку её. Та цветы принесла. Два букета. Маманьке новоявленной и той, которая сопровождала её до дверей в мир, который открывался перед моим сыном.
Домой пришли, а там: тесть, тёща, три тётки понаехали со всех концов города, и Ида Самуиловна со своим недорослем. В общем, как будто я не я и делать мне тут нечего.
Сижу в комнате, за секретером, и думу думаю:
- "Как теперь всё сложится? В какую сторону жизнь повернётся? Как жить будем, прежде чем наладится всё?
Со стороны, где мысли путались не находя ответа, пока было всё нормально. Беду, не беду, но тяжелейший дискомфорт испытал от того, что меня к сыну не подпускали. Не было мне места рядом с ним. Тётушки, во главе с тёщей, не отпускали его от себя. Только тогда, когда засыпал он, мог наблюдать чмокающую мордашку, в кроватке, стоящей рядом с секретером. А мне хотелось видеть его глаза, видеть выражение лица реагирующего на всё, что доставал он своим взглядом. Хотелось подержать на руках, ощущая тепло тельца.
Всё это проходило мимо меня.
В начале августа меня направили на сельхоз работы. Каждый отдел проектного института должен держать в подшефном совхозе одного из работников. Вот и настала моя очередь.
Поехал с удовольствием. Во-первых появилась возможность подзаработать на сельских угодьях. Во-вторых тешил себя надеждами, что родственники, за время моей отлучки, устанут сюсюкать над малышом и, по возвращению, что-то достанется и мне.
Вернулся домой незадолго до начала занятий в институте. Тихо прошёл в квартиру и поразился небывалой тишине. Вошёл в комнату - никого. В другую - роднулька на диванчике спит. Уморилась, наверное. Глянул в кроватку, а там он, всё так же чмокающий губами.
Стараясь никого не разбудить, вышел на кухню. Всё прибрано, помыто.
- А чтобы куснуть? - подумалось мне, и отворил холодильник. - Пусто. Как же так? Тёща всегда была запасливой тёткой.
Закрывая холодильник дверца предательски хлопнула. И, следом за мысленным ругательством в её сторону, на кухне появилась женулька.
- Приехал?.. Как и обещал?.. Отпустили?.. Кушать будешь?...
- Не плохо бы, но в холодильнике нет ничего.
- Я картошку с мясом потушила. Под подушкой, завёрнутая одеялом лежит. Накладывать?..
За обедом, я уже чай пил, в квартире раздался требовательный голос:
- Эй!..
И спустя некоторое время снова:
- Эй!..
- Кто это? - вздрогнув, спрашиваю у жены.
- Мальпасик проснулся.
- Кто, кто?
- Малюпасик. Я сына так назвала, пока тебя не было.
Женулька вышла из-за стола и направилась в спальню. Я следом.
Достав крохотный свёрток из-за ограждения кроватки, положила на диван и стала разворачивать.
- Обкакался. Не любит, когда пелёнки грязные. От того и кричит сквозь сон - "Эй!"
Протянув мне испачканные причиндалы, сказала:
- В ванную. Там тебя много этого добра дожидается. Родители в Прибалтику поехали, так что теперь это твоя обязанность - пелёнки стирать.
И сразу возвращайся. Надо будет Малюпасика тёплой водой подмывать. Понесёшь его.
Так, за добрыми хлопотами, прошёл вечер. Впоследствии, когда начались занятия в институте, обязанность стирать пелёнки полностью перешла ко мне. Я этим занимался после возвращения домой. Пил чай, отправлял женульку в постель, а сам в ванную и, порой, до двух часов ночи.
* * * * *
Я и сегодня не знаю - люблю ли твою маманьку. Любовь, какой она мне представлялась изначально, перегорела вместе с первой женитьбой.
К той, которая и сегодня рядом со мной, у меня, кроме нежности, ничего не было, и нет. Ну, ещё острое чувство ответственности за её благосостояние. За благосостояние нашей семьи. И чувства эти на тебя распространились. Не мог себе представить, чтобы ты в чём-то нуждался. Нуждался с первых дней существования рядом со мной.
Уходил на службу, когда все спали. Одевался и, не завтракая, отправлялся к автобусной остановке. В то время уже ввели "проезд без кондуктора". Это позволяло ехать бесплатно, экономя пять копеек. Пять копеек туда, да пять обратно - уже десять. Десять на службу, да десять в институт - уже двадцать. Завтракал я в кафешке "три ступеньки вниз", что была в нескольких остановках от проектного института.
Котлета - девять копеек, кусок хлеба - одна копейка, стакан консервированного кофе десять копеек. Так что завтрак мой на семейном бюджете не отражался.
Обедал в студенческой столовой. Здесь первое, второе и компот, обходились копеек в двадцать пять. В общем, с голоду не пухнул. Стройный был, "как кипарис".
Но и эти двадцать пять - тридцать копеек надо было где-то взять. И я занялся приработком: писал курсовые проекты тем, кто способен был заплатить. Писал утром, на службе, до тех пор, пока звонок не оповещал о начале рабочего дня.
Это было то, что сломало меня на третьем курсе, переведя в категорию отстающих. Само по себе, это не страшно - "академическая неуспеваемость" мне не грозила. Только времени для сдачи зачётов, коллоквиумов, лабораторных работ, защиты проектов, экзаменов -не предоставлялось. Приходилось отрывать время от семьи.
И это было ещё одним фактором, который отдалял и отдалял меня от тебя. Как же переживал я эту невозможность - быть рядом. В результате стал приходящим дядей. Ты не бежал ко мне навстречу, когда я входил в квартиру. Не ластился. Не шёл "на ручки". Для этого у тебя были мама и бабушка. Мне оставалось отчуждение с которым необходимо было смирятся.
Хлопоты о семье были важнее.
Чуть-чуть "лёд тронулся", когда сменил работу.
На территории Балтийского судостроительного завода, который протянулся вдоль Невы на несколько автобусных остановок, перевозки производились железнодорожным транспортом. Когда там узнали, что я учусь в железнодорожном институте, взяли меня на должность "Начальника смены железнодорожного участка". А мне всё равно было, "что белить, что к стенке становить", абы платили.
Это произошло тогда, когда я на четвёртом курсе должен был учиться. Я и учился, но "не шатко и не валко" - избавлялся от всяческих "мелочных" предметов сдавая зачёты, на которые не требовалось много времени для подготовки.
К тому времени в железнодорожном институте был уже не чужой. Многие знали меня. Многих я знал и, поэтому, не было сложности "протолкнуть" жену с сыном, тёщу и тестя на геодезическую базу. Там маманьку приняли, без "соискания на должность" лаборанта.
Геобаза находилась в пригороде Ленинграда, на красивейшем берегу реки Оредеж. Моим подопечным выделили две комнаты в студенческом корпусе и... Впереди было лето в сосновом бору. Надо ли говорить, как я был рад.
Отдежурив своё на участке, приезжал и мог два дня проводить с тобой. Это были незабываемые дни. Помню, именно тогда у нас произошёл первый в нашей жизни "конфликт".
Приехал, было около десяти часов утра. Разыскал тебя среди студенток, которые благоговели к маленькому человечку, и мы пошли "искать маму". Чтобы быстрее найти её на весьма большой территории, предложил тебе звать её по имени. Звать громко, чтобы она могла услыхать.
Первым начал я:
- Мама Лиля моя-а-а-а! - закричал во весь голос.
И каково же было моё удивление, когда ты остановился, взял меня за брючину и, тряся и топая ножкой, сказал с обидой в голосе:
- Моя мама Лиля! Моя, а не твоя!
- Хорошо, - сказал я. - Зови свою маму.
И по всей территории, среди сосен и корпусов, раздался ребятёночный крик:
- Мама Лиля моя-а-а-а!
Славно и забавно было смотреть на тебя. Однако капля обиды запала мне в душу от осознания, что ты, уже в этом возрасте, не пожелал видеть равенства между нами. Если мама, то это твоя мама. А я, как бы, с боку.
Много времени прошло прежде, чем ты стал проявлять ко мне интерес. Этому способствовали наши прогулки по городу. Возможность большего времени, которое мог тебе уделять. Произошло это, когда я окончательно рассчитался с учёбой в институте.
Было воскресенье, отличный летний день, каких мало в Питере. Мы приехали с тобой на набережную реки Невы, что напротив Академии художеств.
Два сфинкса обрамляют спуск к воде. Ты долго смотришь на них, вылупив глазёнки. Стоишь молча, зачарованный - никогда не видел таких изваяний. Кто это - львы или люди? Если львы, то почему у них человеческие лица? А если люди, то зачем четыре лапы и хвост?
Я видел, что в тебе борются противоречия, но не спешил расставить всё по местам. Хотелось, чтобы спросил меня, увидел во мне необходимость помощи - ответить на недоразумения.
Не спросил.
По ступенькам спустились к самой воде. И тут пред тобой предстали львиные морды с крыльями на спине. Ты, было вздрогнул, но понял, что львы не живые. Подошёл. Несколько настороженно протянул к одному из них ручонку. Погладил, как бы ощупывая. И тут произошло то, чего я ждал с нетерпением столько лет. Ты повернул ко мне головёнку и спросил:
- Это кто?
- Львы, - ответил я присаживаясь на гранитный диван, подлокотники которого обрамляли непонятные для тебя изваяния.
- А что они здесь делают?
- Отдыхают.
- А зачем им крылья.
- Чтобы летать.
- Они, что - летали, летали и устали?
- Конечно, дорогой.
- А зачем они летали?
- Наверное, охотились?
- На кого?
- Наверное, на птичек.
- Они, что - птичек кушают?
- А больше в небе никто не летает. Только птички.
- Но птички хорошие. Зачем львы их кушают?
- Это они раньше их кушали. Потому, что были голодными. Но волшебник пожалел птичек и преврати львов в памятники. Теперь они тут находятся и не делают птичкам больно.
Ты заулыбался. Тревога, смешанная с любопытством, исчезла из глаз и, посмотрев вверх, на сфинксов, спросил:
- А это кто?
Так начались наши отношения. Так я стал нужен . Теперь, где бы мы ни были,ты доставал меня вопросами. Я, же, был счастлив тем, что для меня всё так хорошо сложилось. Одного мне не хватало - твоей нежности.
Я не за то, чтобы мужики целовались. Меня коробит от этого. Отец , не зная как выразить свои добрые чувства, порой обнимал меня, великовозрастного, и целовал. Как же мне было противно. Но я терпел.
В отношениях с тобой негативные чувства от "поцелуйчиков", меня не покинули. И сейчас не могу себя пересилить и поцеловать тебя после длительной разлуки. Но я с завистью смотрел, как ты кидался маме на шею и чмокал её в щёчку всякий раз, когда она приходила с работы. Со мной ты себе этого не позволял.
Это произошло только однажды.
Совершенно случайно у меня в кармане оказались деньги и, совершенно случайно, я зашёл в спортивный магазин. Там, совершенно случайно, продавались складные велосипеды. Я и купил.
Нет, ты никогда не просил велосипеда. Но я подумал:
- Пусть будет. У многих ребят во дворе были складные велосипеды, а мой сын не хуже. А с женой, если она проявит недовольство по случаю непредвиденной покупки, постараюсь договориться.
Когда вошёл в квартиру ты остолбенел.
Когда до сознания дошло, что этот велосипед принадлежит тебе, то недоверчивая улыбка появилась на лице. В следующий миг взвизгнул от радости ты повис у меня на шее беспрестанно целуя в обе щёки. Как же ты был рад. Как же я был рад вместе с тобой. А когда пришла мама, то она была рада не меньше нашего.
Больше такого не повторялось. Ни разу в жизни. Хотя многие покупки тебя радовали.
Чем это объяснить? - Не знаю. Искал ответ на этот вопрос и нашёл только одно объяснение:
- Скорее всего, это потому, что мы с женой прилюдно никогда не целовались. Если, только, шутейно.
Сегодня, рассуждая о том, что больше всего тревожит, прихожу к выводу, что это отчуждённость по отношению ко мне. Чем она вызвана - непонятно. Но должна быть причина? Не может быть, что виной всему является отдалённость в проживании друг от друга, редкость встреч между нами.
Ведь с матерью ты не такой. У тебя всегда есть о чём с ней поговорить по телефону и время для разговоров. А мне много не надо. Чтобы сообразил передавать привет в конце разговора. Спросил о самочувствии, чем занимаюсь. Сам могу оказаться многословным, поэтом на диалоги не покушаюсь. Но на такую малость должно у тебя хватить соображалки.
Вспоминая прожитое, пробую найти первопричину отчуждения. Скорее всего, это обиды, которые наносил тебе. Наносил умышленно, чтобы заявить о своём величии. Подчинить силе, авторитету.
Впервые это произошло, когда ты в детский садик ходил. В младшую, по-моему, группу.
Тот садик дался нам тяжело. Не хватало этих учреждений в городе. А тут ремонт в доме, что недалеко от нас, закончился. И, вроде бы как, первый этаж под детский садик предназначался.
Пошёл на разведку. Встретился с директором и спрашиваю её "открытым текстом":
- Возьмёте моего сына трёх лет?
Та, выдержав паузу, говорит:
- Возьму... Если вы лично поможете помещения для детей "до ума" довести. Окна утеплить, паркет отциклевать и лаком покрыть. Вешалки, где надо развесить. Ну и так далее.
А что мне оставалось, хоть и понимал, что сделать это возможно за счёт сессионного отпуска, который мне для сдачи экзаменов в институте положен. Согласился и... Стал ты, на законном основании, детский садик посещать.
Рано утром, холодной зимой, брал тебя на руки и, прижав к себе, говорил:
- Сынуля, спрячь личико в воротник моего пальто. А то холодный ветер тебе горлышко застудит.
Ты прятался и мы, под песенку - "Мы едем, едем, едем в далёкие края. Весёлые соседи, хорошие друзья!" - входили в помещение. Здесь пахло манной кашей, какао и ещё чем-то очень вкусным. Раздевались, вешая верхнюю одежду в шкафчик с кроликом на дверке, и ты, постоянно оглядываясь, шёл к доктору.
Та щупала лобик, проверяла носик и, при свете настольной лампы, проверяла малышам ротовую полость на предмет отсутствия стоматита. Если ребёнок претензий не вызывал, то он прощался с тем, кто его приводил и отправлялся в группу.
Так было и в тот раз. Ничего не предвещало неожиданностей, но она пришла. У тебя обнаружили начальную стадию стоматита. Смазали рот раствором антибиотика, но отправили домой.
Как же мне было обидно. Именно в тот день хотел отпроситься у начальника отдела и сдать в институте очередной зачёт вместе со студентами дневного отделения. А тут...
Мама на работе. Дедушка на работе. Бабушка, той надо обед готовить на всю семью и она с утра по магазинам отправилась.
И такая меня злость взяла на всё, что вокруг окружает. А тут ещё ты закапризничал, когда я кашу тебе в рот запихивал. Ну и надавал тебе по заднице. Переборщил. Потому как зашёлся ты в крике истеричном. Мне бы приласкать тебя, пожалеть, а я на принцип пошёл - молчу словно каменный: сынишка плачет, а его не жалеют. А он к этому не привык. Сложил на столе ручки, спрятался туда личиком и плачет, плачет. До сих пор не могу себе этого простить.
А потом вышел из-за стола, пряча личико в ладошках, подошёл и, уткнувшись мне в коленки, продолжал рыдать в горе своём безмерном, безутешном: единственный родной человек - папа и тот не пожалеет.
Не выдержал я тогда. Погладил тебя по головке и, прижав к себе, не переставал повторять:
- Успокойся, родненький. Успокойся, хороший мой. Папа тебя больше не обидит. Успокойся.
Но, выждав, когда исчезли слёзки из глазиков, поцеловав в щёчку, продолжал гнуть своё:
- Будешь кашку кушать?
Ты вздохнул тяжело, проглотив слёзный всхлип, и кивнул послушно.
Ел давясь. Видно было по всему, что она тебе в ротик не лезла.
На следующий день, выйдя на работу, рассказал о случившемся знакомой сотруднице. Рассказывал без пощады к себе. Рассказывал, а самого боль в душе такая, что в пору самому расплакаться.
- Не переживай, - сказала сотрудница. - Он уже всё позабыл. Дети не помнят обид на родителей.
Возможно, что она была права. Но почему мне, до сего времени, не забыть этого?
И это не все обиды, которые я нанёс тебе за время совместного проживания. Все их, словно мщение со стороны, хранит память. Как же я был жесток.
И всё-таки, когда в очередной раз собрались по случаю твоего приезда, не сдержался.
Ты, разговаривал с дядькой и вы повернулись ко мне спиной. Гнев тут же вспыхнул в груди и я наговорил гадостей.
И что этим добился? Ни-че-го.
Ты, скорее всего, даже не понял, что явилось причиной моего негодования. Только отчуждённость ещё больнее впилась в меня и боль эта не даёт покоя.
* * * * *
А как славно мы жили, когда нас ничто не разлучало.
Помню, как все восхищались тобой, когда я впервые привёз тебя в Саратов, к своим родителям. Как ты читал по памяти стихотворение - "Ехали медведи на велосипеде...". Это стихотворение тебе нравилось, да и память у тебя хорошая была.
Ты читал с таким выражением, с таким перевоплощением при переходе от одного действующего зверюшки к другому. Как же таращил ты глазёнки, когда "из подворотни страшный великан, рыжий и усатый та-ра-кан" выползал. И всякий раз, когда сбивался, декламируя, ты смотрел в мою сторону, веря, что я помогу тебе вспомнить нужное слово. И я подсказывал. И ты продолжал и продолжал читать стихотворение, хотя тебе говорили:
- Достаточно! Устал, наверное?
Но ты, упрямо качая головкой, продолжал рассказывать историю зверей и все слушали его, раскрыв рты.
Помню, как приехал отец "раньше раньшего". Приехал на персональном автомобиле и мы поехали на набережную Волги, в ресторан "Волна". Поехали втроём - дедушка, я и ты. Три мужика, три друга. Дедушка заказал коньяку, закуски и к тебе обратился:
- Вадик, что бы ты хотел?
- Я не хочу кушать, - ответил ты.
И дедушка заказал тебе апельсинов вазу:
- Тогда вот тебе апельсины, дорогой.
Ты взял один и крутил его в руках всё то время, пока отец, отдельно от всех, наслаждался взаимностью наших отношений. Мы разговаривали обо всём, а ты сидел, молчал, болтал ногами и крутил в руках апельсин.
Выйдя из ресторана он, разведя руки в стороны, удивлённо восхитился твоим поведением:
- Это чудо, а не ребёнок. Ни разу не закапризничал. Не захныкал, что ему скучно, что домой хочет. Горжусь тем, что у меня такой внук!
Помню твоё возвращение из школы в начальных классах. Как влетал ты в квартиру и с радостью сообщал:
- А я сегодня двойку получил...
У нас с маманькой это сообщение вызывает смех и сегодня. Но объяснить себе твои радостные интонации мы не могли, ни тогда, ни сейчас. Наверное, в них была убеждённость, что двойка, это ерунда на "постном масле". Сегодня двойка, завтра пятёрка - какая разница. А может быть это от того, что мы не наказывали тебя за промахи в учёбе? Спросить об этом, так ты и сам, навряд ли, ответишь на вопрос.
А сколько силы воли ты проявил, когда мы выехали с археологической экспедицией в Туву?
Ты, со своими сверстниками, жил в отдельной палатке, недалеко от полевой кухни. И чего тебе, среди ночи, вздумалось к догорающему костру подойти? Споткнулся и угодил ладонью в горящие угли. Взвыл от боли неимоверной и к речке, к Чаохольке, бегом. Сунул руку в её холодную воду и сам себе шепчешь, стеная от боли:
- Не плакать! Не плакать!
Это нам сотрудница утром поведала, когда проснулись все. Она ночной экзотикой наслаждалась, сидя на берегу горной речки. Подошла к тебе и спрашивает :
- Что случилось?
А ты молчишь, стиснув зубы, и постанываешь.
Сотруднца руку тебе перевязала, благо мазь противоожоговая была, дала сухого вина, вместо снотворного, и спать уложила.
И это был ты - мой сын!
Читал ты много. Читал с вниманием.
Если наше присутствие мешало тебе сосредоточиться, то уходил в отдельную комнату, садился за стол и предавался чтению. Стоило зайти к тебе и ты, прежде чем отвлечься, приставлял пальчик к последнему, из прочитанного, слову и с вниманием слушал что говорят.
Круг твоих интересов был разнообразен до тех пор, пока не сосредоточился на географии и геологии. А до этого читал журнал "Юный техник", который мы для тебя выписывали. Многое в нём ты сам осмысливал, а когда что-то было не ясно, то ко мне обращался.
Но как обращался?
Я в то время водителем автобуса работал. Возвращался домой после в двух часов ночи. Заходил на кухню, а там записка лежит:
- "Папа, в журнале статья интересная. Прочитай обязательно. Хочу знать твоё мнение.
Журнал в комнате, на столе. Статья закладкой заложена."
И идёшь, и читаешь, несмотря на то, что "глаза слипаются". И вердикт свой выносишь. Причём так, чтобы понял ты суть мною осмысленного.
Вот такие были между нами отношения. Я был нужен тебе, ты - мне. Куда всё запропастилось?
Неужто, не интересно стало со мной?
А мне интересно о чём ты читаешь сегодня. Интересно знать, что именно увлекает тебя в литературе. Не могу поверить, что перестал ею интересоваться. У нас всегда и все в семье много читали и продолжают читать. Значит и ты, наш сын, не без интереса берёшь книги в руки.
О том, что ты начитан, ясно из твоих рассуждений, сформировавшихся мнений когда удаётся с тобой поговорить. Но как же редко такое бывает! Почему?
И, потом, если бы ты знал, как мне интересно было бы знать твоё мнение о том, что и как я пишу. Ведь я пишу о том, что пережил, что прочувствовал. Порой, правда, автобиографичность перемежается с "художественным оформительством", но это не от фантазёрства, а от приданию написанному литературного окраса. И мне очень хочется знать от тебя - получается ли это.
Я понимаю - у тебя давно уже своя семья: жена, сыну девять лет. И жизнь у тебя не многим отличается от той, которой я жил в твоём возрасте.
Мне было проще - с матерью я не дружил, отец ушёл из жизни рано. Так, что не довлели надо мной обязанности о родителях. Но я и не хочу, чтобы ты, относился ко мне по обязанности. Хочу, чтобы всё естественно было.
А не получается. Почему?
Нет ответа. А я мог бы кое-что подсказать.
Есть в твоей сегодняшней жизни, что тревожит. Это то, с чем ты не сталкивался, а мною пережито.
То, как себя поставил в семье, не даёт покоя. Нельзя любить "на износ". Время от времени необходимо восстанавливать силы, чтобы их хватило до конца жизни.
Наблюдая твою жизнь со стороны, не перестаю удивляться, как в ответ на "надутые губки" и просящее - "Ну, Ва-а-дик...", ты бросает все, и приступаешь к выполнению просьбы со стороны. Кажется, ничего предосудительного в этом нет. Но если муж занят, сосредоточен на своём, то можно переждать?
Переключиться с одного на другое мимолётным кажется только со стороны. Внутри человека это сопряжено с некоторым насилием над собой. И когда насилия много, то оно выматывает. Накапливается, превращаясь в усталость, которую не замечаешь.
Наступает момент, когда начинаешь ощущать некоторую заторможенность в мышлении, действиях. И никак не можешь взять в толк: - Что это?!
Усталость внутренняя приводит к печальным последствиям.
* * * * *
В тот вечер оказался свободным. Пришёл домой и предложил сходить на аттракционы, павильон для которых открылся рядом. Пошли. Чувствовал себя вполне нормально. Только некоторая заторможенность ощущалась внутри.