Большинство из них исходили от людей правящих и имущих.
Только выносить горести и ненастья житейские приходилось народу.
Я бы, тем, кто вынес на своих плечах ужасы перестройки, выдавал медали: - Сильному духом.
"Спасение утопающего - дело рук самого утопающего."
(Не знаю, кто придумал эту гадкую фразу)
Галина Петровна оказалась уникальнейшей и женщиной, и кондуктором. Таких я не встречал ни до, ни после. Однако, уникальность её длилась не долго - всего месяц.
Это была тучная, суровая женщина с пронизывающим взглядом и выражением лица не располагающему к общению. Таких женщин можно было видеть в проходной режимного предприятия управляющей турникетом.
В салоне автобуса она была неприступной, как айсберг.
За месяц, что мы отработали, я ни разу не видел улыбки на её лице. И с пассажирами она была надменно холодна настолько, что в салоне стояла могильная тишина. A это для пригородного автобуса считалось неестественным.
Но работала Галина Петровна честно как никто. Уже который раз я слышал от кондукторов опасения, что из-за "этой дуры" не сегодня-завтра повысят план выручки. Но сколько я не пробовал с ней заговорить, та никак не шла на контакт. И вот однажды...
В работе водителя автобуса все дни похожи один на другой.
Здесь нет ни праздников, ни красных выходных, ни дней рожденья, ни, даже, Нового года. Есть только баранка рулевого управления, лобовое стекло перед тобой и серая лента дороги. О жизни за бортом водитель узнаёт из приёмника, бормочущего с "торпеды", да от знакомых пассажиров, если таковые имеются.
Некоторое разнообразие в эту повседневность вносит кондуктор. Но опять-таки, если с ним налажен контакт и не только служебный... Поэтому я был поражён, когда перед выездом из парка увидел входящую в салон цветущую, улыбающуюся, пританцовывающую Галину Петровну. С грацией восхищённого жизнью бегемота она прошлась по салону и плюхнулась на кондукторское место.
Опасаясь провокации я молчал до самых Зимитиц. И только на конечной остановке, обойдя автобус, заглянув в моторный отсек и убедившись, что всё в порядке, поднялся в салон и с некоторой опаской произнёс:
- Галина Петровна! Что за праздник такой нынче? Что за радость тебя посетила, что ты цветёшь, как розочка майская?...
- Ой, Евгений Николаевич, да неужто не знаете? Ведь получку нынче давать будут. Хотя вам то что - вы к ней привычные. А у меня уже полгода никто копеечки в дом не приносил. С того самого дня как всю нашу семью с птицефабрики сократили...
Так что вы, когда в город въедем, остановите мне у парка. Я в обед и денежки получу и продуктов прикупить успею. А то дома окромя блинов пустых, да водицы варёной - нет ничего. А у меня мужик, который месяц, о кусочке варёной колбаски мечтает. Побалую его сегодня...
А на второй круг я не опоздаю. Вы не сумлевайтесь. Точно буду - минута в минуту.
Она вошла в салон за пять минут до отправления.
Но это была совсем другая женщина - опухшее от слёз лицо, трясущийся подбородок, взгляд растерзанного человека... Зажавшись в углу салона, она готова была разрыдаться в голос. И только каким-то, не понятным мне, усилием воли взяла себя в руки, когда мы подруливали к посадочной площадке за пассажирами.
В Зимитицах я не выдержал и подошёл к ней:
- Что случилось, Галина Петровна? Обидел кто? Или зарплату украли? Говори, поделись горем. Может, помогу чем...
Глянула на меня Галина Петровна дико, со злостью нечеловеческой. Но видать горе её выплёскивалось через край, и удержать его в себе у неё уже не было сил:
- Не получила я зарплату-то, Евгений Николаевич. Не получила, - с подвыванием и всхлипываниями выдавила она из себя... - Когда в окошко пропуск сунула, то мне сказали, что с меня ещё причитается две тысячи.
Я ведь аванс усиленный попросила выписать. За жильё рассчитаться, с соседями, у которых одалживала. Да и за землю, где огород у нас, заплатить надо было. Думала, потерпит семья ещё полмесяца. С получки жизнь новую начнём. А с меня к тому авансу за недовоз выручки ещё высчитали. Так что две тысячи я парку должна... Как домой приду? Как детЯм и мужу в глаза гляну? - не знаю.
- Погоди, погоди, Галина. Что значит "за недовоз" высчитали? Ты же всё в парк сдавала. Вон девки, что с тобой работают, как есть все на тебя злые.
- Истинный крест, всё до копеечки деньги пассажирские в парке. Думала, чем больше сдам - тем зарплата моя больше будет. А оно вон как получилось...
- Это всё, Галина Петровна, от того, что ты со мной подружиться не захотела. Что ж, не научил бы я тебя как на этой работе голодной не быть? И нет в этом греха никакого.
Когда кто из нас занедужит и ноги протянет, начальство только рассмеётся. Они ведь в другом мире живут. И западло им думать о нас... Они тебе, сколько платить пообещали, если ты честно работать будешь? Шесть тысяч - так ведь? А сколько заплатили - три с половиной? Значит, две с половиной тысячи ты из сумки кондукторской имеешь право взять. Поскольку деньги эти тебе обещанные, но не заплаченные...
А сейчас утрись, чайку попей - у меня термос ещё не остыл. Приведи себя в порядок, и поехали домой. Да помни - дома тебя дети голодные ждут...
Возвращаясь в город я, поглядывая в салонное зеркало, видел, что с каждым вошедшим в салон пассажиром, лицо у Галины Петровны становилось спокойнее, яснее, радостнее. В автобусе звучали голоса, кто-то напевал в полголоса, веяло человеческой обстановкой и верилось мне, что и дети и муж Галины Петровны сегодня будут пить сладкий чай и закусывать варёной колбаской.