Уже которые сутки Ед трясся в обыкновенной крестьянской телеге по необъятным просторам Сибири. Ритмический скрип колёс и перестук копыт старого мерина навевали грусть, тоску, печаль. Нудная мошкА роем набрасывалась на Еда заползая во все прорехи его, далеко не столичной, одежды несщадно кусая его белое, по-городскому ухоженное, тело. Мерин судорожно взмахивал хвостом, задевая Еда по лицу жёсткими волосами, но он не замечал всего этого.
Тупо уставившись на поросшую травой лесную колею дороги, Ед неустанно думал только о ней. Той, к которой он ехал преодолев уже не одну тысячу российских вёрст и, не сегодня, так завтра, должен был достигнуть своей цели.
Вековые сосны и ели стояли сплошной стеной вдоль малоезженой дороги сохраняя в тайге прохладу и влажность от недавно прошедшего дождя. Изредка раздавался перестук дятла, да пересвист клестов порхающих с ветку на ветку в поисках более сытных шишек. Ничего не нарушало покой возничего. Если только его собственные мысли о никчемности предпринятого им пути к владычице этих лесов, озёр, речушек изредка встречавшихся на пути, живности всяческой шубуршащейся в кустарнике росшего вдоль дороги, самой дороги и всех кто двигался по ней в любое время года по своей ли воле, но чаще по воле Её Величества Царицы земли Сибирской.
Дорога, по которой передвигался Ед, была дорогой в одну сторону. И имела только один конец - печальный, а порой и трагический. По ней ездили только те, кто вольно или не вольно, попадал в зону внимания той, которая считала себя вершительницей судеб и жизней человеческих. А что это такое Ед уже испытал на себе прошедшей зимой, когда сосланный на каторгу, мановением одной только мысли своей любимой, был помилован ещё на этапе и отправлен в Санкт писать "Книгу ХХ1 века" по поручению владычицы своей судьбы, сердца, мыслей... своей любви к этой женщине.
Но он не смог, за всё это время, написать и строчки. Он, после общения с женщиной мечты своей, мог думать только о ней и ни о чём больше. С мыслями о ней он истрепал в клочья душу и, несовладав с собой, собрался с намерением вернуться в ту боль, страх, истязания, которые он перенёс зимой и готов перенести снова, только бы увидать ещё раз свою надменную, всёподавляющую любовь. Встать перед ней на колени и рассказать о том, что она снилась ему ночами, как он брёл за ней по тёмному переулку и, со слезами на глазах, ожидал когда загорится свет в окнах Её дворца.
А потом он стал перед ней на колени и прижался лицом к Её стройному сильному телу, ощущая как дрожат Её ноги и пылает низ живота. И как она долго гладила его по голове... А потом сказала, что она "не современная дура". Потому что хочет любить, а не заниматься сексом даже страсти ради и для здоровья. Что она уже слишком стара для него. Что ему нужна девушка лет на пять-семь моложе.
Когда же Ед смог, наконец, оторваться от нирваны Её лона и их взгляды встретились, он понял, что шансы на то, чтобы обладать этой женщиной у него есть. Нужно только написать "Книгу ХХ1 века". Но Ед, всякий раз когда принимался за написание этой книги, всё больше и больше осознавал, что такую книгу можно написать только совместной жизнью. И вот теперь, когда старый мерин, мерно перебирая копытами, вёз его навстречу неизвестности, Ед был уверен, что и на плахе, в последний миг своей жизни, если только Царице опять захочется лишить его головы, он скажет Ей об этом.
А в глухой тайге, там где проходила дорога его судьбы, весело и беззаботно пересвистывались лесные птицы.