"А ведь действительно, если всё это было на планете - тот блокадный смертельный голод, бессчётные смерти, муки матерей и детей, - то память об этом должна служить другим людям и десятилетия, и столетия спустя".
"Никогда так не нуждался ленинградец в помощи, поддержке, и никогда его поддержка так не нужна была кому-то другому, как в дни, месяцы, годы блокады. "У каждого был свой спаситель", - убеждённо сказала нам ленинградка. Каждый в нём нуждался и сам был необходим, как хлеб, вода, тепло, другому. И не только помощь физическая. Пища духовная, когда так мало было просто хлеба, она не обесценивалась, она значила больше, чем в "сытые" времена".
"Я думаю, что никогда больше не будут люди слушать стихи так, как слушали стихи ленинградских поэтов в ту зиму голодные, опухшие, еле живые ленинградцы, - пишет Ольга Берггольц в предисловии к сборнику "Говорит Ленинград". - Мы знаем это потому, что они находили в себе силы писать об этом в Радиокомитет, даже приходить сюда за тем или иным запомнившимся им стихотворением; это были самые разные люди - студенты, домохозяйки, военные". "В иссушённом организме душа, страдающая и униженная голодом, тоже искала себе пищи. Жизнь духа продолжалась. Человек порой сам себе удивлялся, своей восприимчивости к слову, музыке, театру. Стихи стали нужны. Стихи, песни, которые помогали верить, что не бесполезны и не тщетны его муки беспредельные. <...> Но стоило человеку получить чуть больше тепла, света, как чувства его с невероятной остротой начинали воспринимать простые радости: солнце, небо, краски. Ничего не было вкуснее лепешек из картофельной шелухи. Никогда так ярко не светила электрическая лампочка. Человек научился ценить самое простое и самое главное".
Дарья Власьевна, ещё немного,
день придёт - над нашей головой
пролетит последняя тревога
и последний прозвучит отбой.
И какой далёкой, давней-давней
нам с тобой покажется война
в миг, когда толкнём рукою ставни,
сдёрнем шторы чёрные с окна.
Пусть жилище светится и дышит,
полнится покоем и весной...
Плачьте тише, смейтесь тише, тише,
будем наслаждаться тишиной.
(О. Берггольц"Разговор с соседкой")
|
Александра Михайловна Амосова, сотрудник Эрмитажа, рассказывала, как весной 1942 года блокадники снова - но как бы впервые в жизни! - вырвались к зелени, к земле кормящей... "Набрали мешки лебеды, конского щавеля (считался деликатесом этот дикий щавель), набрали всякой травы. И вот у меня было такое чувство, что хотелось лечь на землю и целовать её за то, что только земля может спасти человека. Даже если бы в тяжёлые времена, зимой, была бы эта трава, то, может быть, такой гибели, такого количества мертвых, смертности такой не было бы. Свет. Солнце. Где-то в небесах жаворонок поёт. А здесь мы просто этой травы наелись досыта. Конечно, это не пища. Но помню это чувство очень хорошо: хотелось лечь, распластаться и целовать землю! Понимаете?! Землю, которая даёт нам всё - и хлеб, и всё абсолютно, чем может существовать человек".
"В перечне блокадной еды всякое можно найти - конопляные зёрна от птичьего корма, и самих канареек, и дроздов, и попугаев, собирали мучной клей от обоев, извлекали его из переплётов, вываривали приводные ремни, ели кошек, собак, ворон, потребляли всякого рода технические масла, использовали олифу, лекарства, специи, вазелин, глицерин, всевозможные отходы растительного сырья. Список этот длинный, удивительный по своей изобретательности, даже по изощрённости, с какой испытывалось на съедобность всё окружающее. Например, одна женщина разрезала, варила и съела шубу из сусликового меха (из рассказа Степанчук М. Г.). Есть народы, у которых принято потреблять в пищу, допустим, собак, или змей, или лягушек. Для ленинградца преодолеть эти "предрассудки", всё своё воспитание было делом нелёгким, и многим оказывалось не под силу. И даже в буквальном смысле... "землю ели"...
|
