В. Дуванский
Сказка о молодильных яблоках и живой воде.
 
Жили-были без печали
царь с царицею своей,
им на радость подрастали
трое славных сыновей.
Звали Федором старшого,
имя среднего Руслан,
а вот самого меньшого 
называли все Иван.
Чередой года летели
и однажды царь узрел:
сыновья вдруг повзрослели,
сам он сильно постарел.
Руки, ноги ослабели
и глаза уже не те,
непослушным стало тело.
Как помочь в такой беде?
Царский лекарь утверждает:
"Можно дать здоровью лад.
Есть страна, где созревает
молодильных яблок сад.
В том саду ручей струится,
в нем вода для слабых глаз,
дай ее слепцу напиться -
он прозреет сей же час.
Только жаль в одном признаться:
та страна так далеко,
что живым туда добраться
будет очень нелегко".
Думал царь. И приказал он
звать гостей на царский пир,
их приехало немало -
почитай, что целый мир.
У столов сидят богатых
все бояре да князья,
серебром блестят и златом.
Молвил царь: "Мои друзья!
Знайте все, в краю далеком
плод в земле растет такой:
съест его старик глубокий -
сразу станет молодой.
В том саду ручей волшебный
с удивительной водой,
выпьет чуть воды целебной -
зрячим станет и слепой!
Мне диковинки вот эти
для здоровья в самый раз,
и за них отдам, поверьте,
я полцарства в тот же час.
Есть охотник согласиться
хоть один, ну кто-нибудь,
чтобы мог он отлучиться
для меня в далекий путь?"
Царь умолк. И все молчали,
хорониться каждый стал.
Видит Федор - царь в печали,
вышел он и так сказал:
"Ой, негоже нам полцарства
да кому-то отдавать,
будет лучше, коль лекарства
сам поеду добывать".
Царь разлукой прослезился,
сына в путь благословил,
Федор с домом распростился,
вскоре след его простыл. 
Ехал днем и ночью темной.
На распутье как-то днем
камень видит он огромный
и написано на нем:
"Влево путь - смерть ожидает,
вправо - конь твой пропадет,
кто прямой путь выбирает -
тот жену себе найдет".
Федор думал и решился:
"Что тут голову ломать,
я в дороге притомился,
что ж поеду отдыхать".
Поскакал он по дороге
что из трех прямой была,
и она, спустя немного,
его к дому привела.
Окруженный теремами,
блещет крышей золотой,
двор, украшенный цветами,
глаз ласкает чистотой.
Дверь неслышно отворилась
и в наряде дорогом
вдруг девица появилась,
приглашает гостя в дом:
"Вижу, ты в дороге дальней,
далеко твой дом отсель,
заходи, в опочивальне
ждет пуховая постель.
Ах, тебя я не спросила,
хочешь баньку истоплю,
восстановишь свои силы,
напою и накормлю".
Но царевич ей ответил:
"Ты меня не привечай,
я свой путь уже наметил,
ехать нужно мне. Прощай!"
Тут красавица-девица
говорит ему: "Постой,
в путь не нужно торопиться,
дай душе своей покой".
Федор спешился устало,
сел к столу почти без сил,
с аппетитом небывалым
вкусно ел да сладко пил.
Вот добрался до постели,
но едва в нее попал,
как она вдруг завертелась,
он в глухой упал подвал.
Год прошел как Федор сгинул,
царь гостей к себе зовет,
усадил их чин по чину,
чару он с вином берет.
Так сказал он: "Сына нету
и потерян мой покой.
Бродит где-то он по свету,
сердцем чую, что живой.
Я прошу о состраданьи.
Вдруг найдется среди вас
что готов своим желаньем 
в путь отправиться сейчас?
Знаю, труден он, опасен,
но даю я слово вам,
что не будет он напрасен -
денег очень много дам!"
Снова стали хорониться
именитые друзья,
друг за друга прячут лица
и бояре и князья.
Средний сын к отцу выходит,
говорит: "От всей души
я прошу перед народом,
мне поехать разреши.
Нет, не хочется полцарства
мне кому-то отдавать,
будет лучше, коль лекарства
сам поеду добывать.
А еще душою чую,
что в пути я задержусь.
Коли Федора сыщу я -
вместе с ним назад вернусь.
Дай же мне благословенье
с головы до резвых ног,
чтоб отцовским дозволеньем 
в путь отправиться я мог!"
Нету выбора другого,
сына царь благословил.
Вот Руслан уже в дороге,
вскоре след его простыл.
Быстро сказка говорится,
в жизни - все наоборот.
День и ночь быстрее птицы
мчит Руслан вперед, вперед.
Наконец, он подъезжает
к раздорожью трех путей,
там плита и он читает
надпись древнюю на ней:
"Вправо путь - коня теряешь,
влево -сам ты пропадешь,
коль прямой путь выбираешь -
ты жену себе найдешь".
Постоял Руслан немного,
чему быть - не миновать,
выбрал он себе дорогу,
где женатому бывать.
От рассвета до заката
ехал он дорогой той,
вдруг увидел дом богатый.
крытый крышей золотой. 
Он поближе подъезжает,
перед ним цветочный двор,
тут девица выбегает, 
начинает разговор:
"Ах, приехал, слава Богу,
дорогой царевич мой.
Ведь устал, поди, в дороге,
в баньке ты себя умой.
Спать я мягко постелила,
как покушаешь, потом
восстановишь свои силы
богатырским крепким сном".
Но когда Руслан усталый
на кровать едва присел,
все куда-то вмиг пропало
и в подвал он полетел.
Слышит голос чей-то шепчет:
"Кто ты будешь?" "Я Руслан".
"А я Федор. Вот так встреча,
ну попали мы, братан".
Дни проходят, но напрасно
ожидает царь детей,
на душе его ненастье,
нет ему от них вестей.
Не теряет он надежды
и на пир зовет друзей,
вновь богатые одежды 
у бояр и у князей.
Царь сказал им: "Мне все хуже,
день старею ото дня,
потому охотник нужен,
чтобы выручил меня.
Коли сможет он лекарства 
через трудности достать,
я за них готов полцарства
с благодарностью отдать".
Всяк хоронится, как прежде
и глаза отводит прочь.
Неужели нет надежды,
чтоб царю в беде помочь?
Он со вздохом согласился,
тяжкий крест судьбою дан...
Круг гостей вдруг расступился,
вышел младший сын Иван.
Говорит отцу: "Негоже
нам полцарства отдавать,
сам поеду и, быть может,
все сумею я достать.
А еще прошу, позволь мне
братьев старших поискать,
может нет в живых их боле,
где они, хотел бы знать".
Царь разлукой прослезился,
сына в путь благословил,
на конюшню тот явился,
но недолго он там был.
Силы был Иван немалой
и коня искал под стать,
только как ни выбирал он,
но не смог его сыскать.
На коня какого глянет,
тот испугано дрожит,
коль другого гладить станет,
глядь, а конь без сил лежит.
Вышел Ваня из конюшни,
грустный по двору идет,
а навстречу вдруг старушка,
что задворенкой живет.
"Чем ты, сокол, опечален
среди солнечного дня?"
Ей царевич отвечает:
"Нет по силе мне коня".
"Богатырь ты настоящий
и, поэтому, скажу,
есть тебе конь подходящий,
где он спрятан, покажу.
Повела тропой укромной
к месту, где в лесу глухом
много лет лежал огромный
камень, весь покрытый мхом.
Говорит ему старушка:
"Твой черед настал теперь,
отодвинь его, Ванюша,
ты под ним увидишь дверь".
Богатырскими руками
Ваня глыбу оттолкнул,
покатился старый камень,
только треск пошел да гул.
Дверь тяжелую срывает,
дым за нею и огонь,
из подвала выбегает
богатырский чудо-конь,
бьет копытом горделиво.   
Тут царевич подбежал,
ухватил коня за гриву,
свою силу показал.
Сразу конь признал в нем друга
и как вкопанный стоит,
затянул Иван подпругу
а старушке говорит:
"Я надолго нашу встречу
буду в памяти беречь,
за твое здоровье свечи
каждый вечер буду жечь".
Поклонился, попрощался,
в дальний путь коня погнал,
до распутья как добрался -
здесь судьбу он выбирал:
"Не женюсь, не зная девы,
и коня нельзя терять,
а поеду я налево, 
что тут долго выбирать!"
И отправился тропою,
где коня спасти он мог.
Но вернется ли живой он?
Это знает только Бог...
Ехал коротко ль далеко,
по лугам да по горам,
толи низко, толь высоко,
нынче здесь, а завтра там.
Скачет Ваня по дорожке,
в лес густой она вошла,
где в избе на курьей ножке
ведьма старая жила.
Он промолвил: "То, что надо,
сколько дней я все в пути,
стань, избушка, к лесу задом,
чтобы мне в тебя войти".
Заскрипела, повернулась,
как о том Иван просил,
дверь сама вдруг распахнулась,
гость порог переступил.
Видит древнюю старуху,
прошипела вдруг она:
"Чую, пахнет русским духом,
знай, я зла и голодна".
"Что ж ты, птицу не поймавши,
ее крылья теребишь,
добра молодца не знавши
ему смертию грозишь?
Ты в глуши живешь, не знаешь -
на Руси обычай есть:
коли путника встречаешь,
окажи ему ты честь.
Потому, бабуся, встань-ка,
мы с тобою поедим,
я пойду помоюсь в баньке,
а потом поговорим".
Царский сын уходит в баню,
где усталость - не беда,       
вдруг он слышит голос: "Ваня,
приготовлена еда!"
Как Иван попил-покушал,
ведьма тут и говорит:
"Я теперь готова слушать.
Далеко ль твой путь лежит?
Роду будешь ты какого?
Из какой державы есть?
Ты зачем пошел дорогой,
где тебя могу я съесть?"
Отвечал Иван Учтиво:
"За еду тебе поклон,
за ночлег скажу спасибо,
нужен мне хороший сон.
Из державы еду сильной,
где царю я тритий сын,
мне бы яблок молодильных
да воды живой кувшин".
Ведьма горестно вздохнула
и, смахнув рукой слезу,
прошептала: "Эх, сынуля,
чую я беду-грозу.
Тут такая заковыка:
то, зачем ты начал путь,
есть у сильной богатырки -
Синеглазкою зовут.
Взять диковинки непросто,
трудно будет их достать,
богатырского ты роста,
но она тебе подстать.
Синеглазку с детства знаю,
то сестры моейной дочь.
Вот я голову ломаю,
чем могу тебе помочь?"
"Дай же твой, бабуся, разум
молодым плечам моим,
а вдвоем, уверен, сразу
мои трудности решим.
И еще скажу, бабуся,
Начал дело, так не трусь,
за себя-то не боюсь я,
так домой не возвращусь!"
"Много молодцев бывало,
но невежливы они,
их в живых уже не стало,
ах, какие были дни! 
Ты, гляжу, другое дело,
и, поэтому, скажу,
коли добрый ты и смелый,
что ж, тебе я послужу.
Отдыхай да спи спокойно
аж до утренней поры, 
и тебя доскачет конь мой
до моей второй сестры.
Коль меня она постарше,
больше знать должна, чем я,
ну, ступай, ложись пораньше,
приготовлю в путь коня".
Утром встал Иван, умылся,
ведьмы он коня седлал,
вскоре с нею распростился,
в путь дорогу поскакал.
Кто летит быстрее птицы?
Отчего гром до небес?
Это конь с Иваном мчится
сквозь огромный темный лес.
Вдруг Иван кричит с укором:
"Эх, перчатку обронил!"
Конь ответил: "В эту пору
я уж двести верст покрыл!"
Они мчатся быстрым скоком,
день уж к вечеру бежал.
Вот к избушке кособокой
конь царевича примчал.
Домик был с одним окошком,
из трубы курил дымок,
он стоял на курьей ножке,
где же был его порог?
Стал Иван с избушкой рядом,
говорит: "Устал в пути,
повернись, ты, к лесу задом,
чтоб я мог в тебя войти".
Дом со скрипом повернулся,
рядом чей-то конь заржал,
конь Ивана встрепенулся,
голос свой в ответ подал.
Потихоньку дверь открылась,
баба древняя Яга
на крылечке появилась,
прошипела вдруг: "Ага,
узнаю коня сестрицы,
отчего вдруг русский дух,
как же так могло случиться,
кто приехал, враг иль друг?
Признавайся, гость незванный,
коль обидел ты сестру,
знай, за это, окаянный,
в порошок тебя сотру!"
Отвечал Иван сурово:
"Что шипишь ты, как змея,
не даешь сказать ни слова,
а ведь я искал тебя!
Птицу, даже не поймавши,
ее перья теребишь,
добра молодца не знавши,
ему смертию грозишь!
От твоей сестры я еду,
хочет мне она помочь,
думал, буду здесь к обеду,
а уже настала ночь!"
"Коль сестра тебя не съела,
значит ты душой хорош,
съесть тебя бы я хотела,
гостем ты сюда войдешь!"
Вот Яга взялась за дело, 
завертелась, как юла,
быстро баньку разогрела,
накормила, чем смогла.
Ване время спать поспело,
ведьма в доме убрала,
села рядышком с постелью,
речь такую повела:
"Ты, сынок, откуда будешь
и зачем покинул дом,
отчего себя ты губишь?
Расскажи мне обо всем".
"Я, бабуся, издалека,
не одну в пути я ночь,
болен мой отец жестоко,
должен я ему помочь.
Мне бы яблок молодильных
да кувшин воды живой,
слабый станет среди сильных,
зрячим может стать слепой".
Путь лежит твой к Синеглазке,
если ты туда дойдешь,
то, что ищешь ты ни лаской
и ни силой не возьмешь.
Ладно, спи. Уж сном ты бредишь,
завтра дам тебе коня
и к старшой сестре поедешь,
помудрей она меня".
В сказке действие -мгновенье,
в жизни дело - тяжкий труд,
только время и терпенье
все на свете перетрут.
Дальней мчит Иван сторонкой, 
вдруг коню он прокричал:
"Сделай, что ли, остановку,
я перчатку потерял!"
Конь ему на то ответил:
"Знай, пока ты говорил,
ты того и не заметил,
что я триста верст покрыл".
Так с утра к вечерней зорьке
Ваня птицею летит,
вдруг увидел он с пригорка -
домик старенький стоит.
Конь заржал, дверь отворилась,
ведьма старая с клюкой
на пороге появилась
и спросила: "Кто такой?
Нет и ночью мне покоя,
не дают поспать совсем.
Коль надумал что худое,
я тебя сейчас же съем!"   
Ей царевич поклонился,
очень вежливо сказал,
что не просто так явился,
долго он ее искал.
От сестер привез приветы
и еще здесь потому,
что она своим советом
может враз помочь ему.
Ведьма тут же подобрела,
говорит: "Что ж, заходи,
я сегодня баньку грела,
ты пойди в ней посиди".
И пока Иван усталый
пыль дорожную смывал,
ведьма есть-попить достала,
гость в пути оголодал.
У мерцающей лучины,
подперев щеку рукой
узнает она причину
как попал к ней гость такой.
"Сам я буду издалека, -
начал Ваня свой рассказ, -
царь-отец - старик глубокий,
очень болен он сейчас.
Слышал, вроде есть на свете
молодильных яблок сад
и вода живая, это 
получить он был бы рад.
Сыновья в поход умчали,
я нашел себе коня,
двое братьев запропали,
а вот третий - это я.
Помоги мне, ради Бога,
ведь прошу лишь об одном:
поделись со мной немного 
своим разумом-умом".
Ведьма слушала, молчала,
все качала головой,
а потом она сказала:
"Путь тяжелый будет твой.
Так и быть уж, помогу я,
моего возьмешь коня,
поезжай-ка, не ночуя,
ведь нельзя терять и дня!
Можно яблок молодильных
и воды живой добыть
у девицы очень сильной,
уж не знаю, как и быть.
Сделай так: незримой тенью
ночью будь ты у стены
высотою в три сажени
и саженью ширины.
Там ворота охраняют
тридцать пять богатырей,
в этот час они дремают,
вот и действуй побыстрей.
Плеткой новою шелковой
подстегни коня вперед,
через стену, верь ты слову,
он тебя перенесет.
Попадешь ты в сад волшебный,
по тропиночке пройдешь
и ручей с водой целебной
рядом с яблоней найдешь.
За отдельною оградой
в терему царица спит,
заходить туда не надо,
стража сон ее хранит.
Потому, поторопись ты,
наполняй кувшин водой,
среди листьев золотистых
плод отыщешь золотой.
Больше трех не вздумай трогать,
да в платок их заверни,
и в обратную дорогу
моего коня гони!
Поезжай, я все сказала,
буду завтра тебя ждать,
а сейчас я так устала,
что иду немедля спать". 
С ней царевич распростился,
пожелал: "Здоровой будь",
на коня затем садился
и умчался в дальний путь.
Этот конь бойчее прежних,
стук копыт, как летний гром,
воды рек, морей безбрежных
заметает он хвостом.
Высоко иль, может, низко,
наяву или во сне,
далеко иль, может близко
конь примчал его к стене.
У ворот резных дубовых
стража сном глубоким спит,
но в спокойствии суровом
силу грозную таит.
Вот коня перед стеною
Ваня плеткою огрел,
осерчал тот и стрелою
стену враз перелетел.
За стеною потихоньку
Ваня тропкою идет,
видит он: чуток в сторонке
чудо-яблонька растет,
под луною серебрится.
Он три яблочка сорвал,
из ручья живой водицы
в кувшинец себе набрал.
Убежал бы без опаски,
но иной взял Ваня путь -
хочет он на Синеглазку
хоть одним глазком взглянуть.
Входит в терем он богатый,
вся охрана крепко спит,
и царица сном объята,
как речной поток шумит.
Долго ею любовался,
краше в жизни не видал,
наконец, не удержался
и ее поцеловал.
Вышел он во тьму ночную,
конь ему проговорил:
"Я беду, Ванюша, чую,
зря ты в терем заходил.
Потерял теперь я силы
и стены не проскочу..."
Ваню это разозлило:
"Так тебя я научу!
Не за смертью я приехал, -
лупит плеткой по бокам, -
не проскочишь - на потеху
я скормлю тебя волкам!"
Конь на то в ответ ни слова,
разбежался и взлетел,
только край стены подковой
он едва-едва задел.
Струны звонкие запели,
тишине настал конец.
Кто же поднял всех с постели, 
где же этот удалец? 
 Синеглазке о пропаже
слуги тут же дали знать,
за столь дерзкую покражу 
вора нужно наказать!
На добра коня садится
и летит во весь опор,
впереди земля курится -
видно это скачет вор.
Вихрем мчатся чудо-кони.
У Ивана мысль одна:
"Чтобы скрыться от погони
помощь крепкая нужна!"
Глядь - изба Яги-старухи,
здесь коня он поменял,
и, не медля, что есть духу,
словно молния, умчал!
Только-только ускакал он,
Синеглазка тут же в дверь:
"Ты, бабуся, не видала,
не прорыскивал здесь зверь?"
"Что ты, милая касатка,
тишина здесь, просто жуть,
жизнь течет спокойно, гладко,
ты хоть гостьею побудь.
Подою коровку мигом
да с дороги молока
ты откушаешь с ковригой,
посиди одна пока".
"Да не надо бы, Ягуся,
обойдусь уж как-нибудь.
Знай, что очень тороплюсь я,
ждет меня неблизкий путь".
"Ох, когда приедешь снова,
у меня ведь ты одна..."
И ушла доить корову,
не торопится она.
Синеглазка как поела,
в путь-дорогу собралась
и, едва в седло взлетела,
вновь в погоню понеслась.
А царевич по дороге
ко второй Яге попал,
оседлал коня другого,
пуще ветра ускакал.
Пыль едва за ним упала,
как девица тут же в дверь:
"Ты, бабуся, не видала,
не проскакивал здесь зверь?"
"Что ты, дитятко родное,
разогнала бы тоску,
нынче праздник я устрою
да оладьев испеку".
"Ой, не надо, не тревожься,
в день другой к тебе приду..."
Э, когда еще вернешься,
быстро справлю я еду".
Не спеша еду готовит,
а Иван на склоне дня
от меньшой Яги выводит
богатырского коня.
Синеглазка погостила
и пошла коня седлать
да в погоню что есть силы,
чтоб царевича догнать.
Только-только ускакал он,
Синеглазка тут же в дверь:
"Здесь, бабуся, не бежал ли
человек иль, может, зверь?"
"Отчего ты вся в тревоге,
я спокойно ем да сплю,
а давай тебе с дороги
жарко баньку истоплю".
"Банька - дело не простое,
ждет меня не близкий путь..."
"Да я быстро все устрою,
отдохни ты хоть чуть-чуть!"
Уступила ей девица,
вскоре вновь она верхом,
гор высоких вереницы
заметает конь хвостом.
Стук копыт, земля аж стонет
и спасенья не найти,
понял Ваня - от погони 
не укрыться, не уйти.
Коли так, чего бояться
и коня что силы гнать,
если надо - будет драться,
чему быть, не миновать!
Богатырскою рукою
он коня остановил,
Синеглазка той порою
прокричала что есть сил:
"Как посмел ты без прошенья
побывать в моем саду?
Нет тебе за то прощенья,
знай, управу я найду!
"Ты, гляжу, готова к бою,
избежать хотел его,
но теперь сражусь с тобою
и увидим, кто кого!"
То не грянул гром из тучи,
не гора сошлась с горой,
поскакал Иван, как с кручи,
на смертельный страшный бой.
Отступали, наступали,
истоптали поле ржи,
сабли, копья изломали,
ухватились за ножи.
Но, случилось, у Ивана 
подвернулася нога.
Смерть, зачем приходишь рано,
когда жизнь так дорога?
Замахнулася девица,
хочет Ване резать грудь,
прошептал он: "О, царица,
милосердною ты будь!
Протяни мне белы руки,
чтобы на ноги мне встать,
прекрати же мои муки,
ни к чему нам воевать!"
Злость ее вдруг запропала,
Ване руку подала,
и вражды как не бывало,
тут она произнесла:
"Уваженья ты достоин,
сильный, храбрый ты боец.
Согласится ль славный воин
стать со мною под венец?"
О, царевич согласился,
рад безмерно он сейчас,
он ведь сразу же влюбился,
как увидел в первый раз!
Ставит он шатер шелковый, 
приготовлена еда, 
здесь друг другу дали слово
быть им вместе навсегда.
Три денька в мечтах промчались,
все о свадьбе, а пока
лишь перстнями поменялись,
что любовь у них крепка.
День четвертый наступает,
Синеглазка говорит:
"Нас ведь дома ожидают,
ох и времечко летит!
Погляди, вон той дорогой
в свое царство попадешь,
коль поедешь ты другою,
знай, навеки пропадешь!
Поезжай, а час настанет -
я сама тебя найду,
хоть разлука сердце ранит,
ты ступай, да я пойду".
Попрощались, вновь дорогой
конь царевича умчал,
и, спустя совсем немного,
на распутье он стоял.
Камень с надписью знакомой
и царевич стал гадать:
"Что без братьев делать дома?
Где они, хочу я знать".
Позабыв наказ царицы,
поскакал Иван туда,
где живет краса-девица,
где ждет путников беда.
Когда солнышко к закату
уходило в третий раз
видит Ваня дом богатый,
душу радует и глаз.
У ворот - краса-девица
воду в ковшике дала,
чтобы мог с пути напиться,
под уздцы коня взяла.
Лишь во двор царевич въехал,
тут же ржанье услыхал,
конь под ним ответил эхом -
ржанье это он узнал.
А красавица хозяйка
так Ивану говорит:
"Ты сходи пока что в баньку,
стол с едой уже накрыт.
Скакуна сведу в конюшню
да насыплю ячменя,
я надеюсь, он послушный,
не ударит ли меня?"
Незаметно ночь упала,
после баньки у стола
только сел Иван усталый,
речь девица повела:
"Едешь, вижу, издалече
и устал, поди, в пути,
отдохни да станет легче,
ну-ка, гость мой, поедим".
Но Ванюша исхитрился,
есть не ел и пить не пил,
мол, в дороге притомился,
спать он хочет - нету сил.
Проводила до постели,
под которой был подвал,
понял Ваня, в чем тут дело,
путь туда ей показал.
Крикнул вниз он что есть силы:
"Кто живой, подай мне весть!"
Слышит, словно из могилы:
"Нас в живых здесь двое есть!"
Ваня братьев с ямы вынул,
лица их уже черны,
он живой водой их вымыл,
жизни вновь они полны.
Тут же коней оседлали,
мчат домой во весь опор,
на распутье кони стали,
начал Ваня разговор:
"Братья вы мои родные,
счастлив я, в краю родном
будем вместе мы отныне,
но прошу вас об одном:
я устал, нет силы боле
и, поэтому молю,
погуляйте в чистом поле,
я в муравушке посплю".
Только в травушке улегся,
стали братья рассуждать,
что со славой он вернется,
им же славы не видать.
Старший тут же предлагает:
"Воду, яблоки возьмем,
младший здесь пусть пропадает,
мы в овраг его снесем".
Так и сделали. Меньшого 
в пропасть сбросили. Потом
вновь отправились дорогой,
что вела в родимый дом.
Так царевич притомился,
что и падая, он спал,
как проснулся, удивился,
где он? Как сюда попал?
Рядом море бушевало,
с черной тучи гром гремел,
да, укрыться б не мешало,
тут Ванюша дуб узрел.
Под его надежной крышей
схорониться он был рад,
тут же писк птенцов услышал,
бьет бедняжек сильный град.
До гнезда Иван добрался,
хоть затратил много сил,
дважды вниз чуть не сорвался,
снял кафтан, птенцов укрыл.
А гроза все дальше мчится
и все глуше, тише гром,
вдруг огромная орлица
села рядышком с гнездом.
"Ой, вы детушки родные,
как я рада видеть вас,
все здоровы, все живые!
Кто же вас от смерти спас?"
"Помощь к нам пришла нежданно,
глянь-ка, гость внизу прилег,
это он своим кафтаном
от беды нас уберег".
Птица к Ване подлетает,
говорит ему: "Друг мой,
я царица в этом крае
и в долгу перед тобой.
За моих детей спасенье
хочешь, золота я дам
иль каменьев драгоценных,
выбирай по нраву сам".
"Ничего-то мне не надо,
мой отец и так богат,
просто я в грозу был рядом
и помочь птенцам был рад".
Птица голову склонила,
говорит: "Тогда скажи,
чем помочь тебе я в силах?
Как могу тебе служить?"
"Нужно мне вон к той вершине.
Стать бы птицей, улететь,
но боюсь, что на чужбине
мне придется умереть".
Тут промолвила царица:
"Знай, мой друг, что выход есть -
настреляй побольше птицы,
чтобы мне в пути поесть.
Долетим, уж я-то верю,
но в полете не зевай:
влево гляну - мясо зверя,
вправо - птицы подавай".
Настрелял царевич рано
зайцев, уток, кабанов,
мясо их сложил в два чана
по двенадцати пудов.
Сел на птицу, полетели,
крыльев шум да ветра вой,
море видно еле-еле,
Ваня ввысь летит, домой.
Долго птица поднималась,
вот почти окончен путь,
мяса вовсе не осталось,
ей поесть бы что-нибудь!
Ваня время не теряет,
в руки острый нож берет,
часть ноги себе срезает,
мясо птице отдает.
Вот лететь уже недолго
и край пропасти видать,
вновь бедняга режет ногу,
чтобы птице мясо дать.
Только-только долетели,
птица просит у него:
"Я в пути неплохо ела,
но в конце вкусней всего.
Для меня открой секрет ты,
очень хочется мне знать,
что за мясо было это,
где его мне отыскать?"
И царевич ей ответил:
"Я домой попасть желал,
потому-то мясо это
для тебя я с ног срезал".
"Заживлю твои я раны,
ты, царевич, не тужи,
вот твои гостинцы, Ваня,
ты их к ране приложи".
Как она того хотела,
мясо к ранам приложил,
вновь здоровым стало тело
и царевич полон сил.
Вот с царь-птицею простился
и уже землей родной
по тропинке в путь пустился,
что вела к нему домой.
Наконец Иван в столице,
от людей он узнает,
что сумел царь исцелиться,
его старость не берет.
Вновь здоров, каким был прежде,
но тоскует всей душой,
лишь одной живет надеждой -
где-то жив сынок меньшой.
Братьев старших за лекарства
щедро царь вознаградил
и живут они в богатстве,
Ваню каждый позабыл.
До поры он схоронился,
не явился во дворец,
за еду договорился
во степи пасти овец.
Так он жил в трудах, мытарствах,
не тая на братьев зла,
в это время в дальнем царстве
Синеглазка родила.
Два таких красавца сына
вряд ли видел целый свет -
оба статны, очи сини,
краше не было и нет.
Год прошел, другой и третий,
но совсем не по годам
подрастали ее дети,
а по дням и по часам.
Равных нету им по силе
и в науках - не догнать.
Как-то мать они спросили
об отце им рассказать.
Синеглазка отвечала:
"Чую я, сыны, беду,
ведь давно пообещала,
что сама его найду.
Да, пора бы нам в дорогу,
воевод велю я звать,
войско ладят пусть да много -
вдруг придется воевать".
Час прошел и у столицы,
где царевич проживал,
войско грозное царицы
царь в окошко увидал.
Что за притча? Отчего бы
и за что им воевать?
Царь гонца послал к ней, чтобы
о причине разузнать.
Тот к нему вернулся вскоре
и сказал, отдав поклон:
"Царь мой батюшка, о, горе,
ожидает нас полон.
Богатырка ждать не станет,
передай, кричит, царю,
коль не сыщите Ивана,
я все царство разорю!"
Потревожил вестник раны,
царь три года горевал,
что вестей нет от Ивана,
где он бедный запропал?
С богатыркой объясниться
отправляет сыновей,
им велел он поклониться,
пожелать здоровья ей.
Передать, что царь тоскует
и весь свет ему не мил,
знал бы он беду такую -
сына в путь бы не пустил.
Вышли братья из светлицы.
Покидая царский двор,
сердцем чуют, что с царицей
будет трудный разговор.
Федор брату предлагает,
говорит: "Вперед ступай,
вряд ли что про Ваню знает,
будет трудно - знак подай".
Хоть боится не напрасно,
все ж Руслан к шатру идет,
где два брата ликом ясны.
Маму вдруг один зовет:
"Вон наш батюшка, глядите,
он на нас похож точь-в-точь".
"То ваш дядя, помогите,
чтоб ушел отсюда прочь!"
Дважды их просить не надо,
дяде мнут они бока,
а за что ему награда -
знает сам наверняка.
Федор брата ждал напрасно,
не слыхать и не видать,
самому идти опасно,
может все же обождать?
Не дождался, понимает,
что идти уже пора,
сердце в страхе замирает,
вот уже он у шатра.
Слышит голос: "Поглядите, 
гость идет и как с ним быть?"
"То ваш дядя, прогоните -
он отца хотел убить!"
Братья взяли по дубине,
что двум взрослым не поднять...
Федор встречу ту отныне
долго будет вспоминать.
А царица не уймется,
вновь гонец к царю летит:
"Коль Иван мой не найдется -
царство все твое сгорит!"
Царь известием встревожен,
он тревогою своей
поделиться с кем-то должен,
вызывает сыновей.
Лишь вошли они в палаты,
глянул царь и крикнул: "Как,
знаю я, бьют виноватых.
Вас за что побили так?"
Братья горестно вздыхают,
царь продолжил разговор:
"Государству угрожает
разоренье и позор!
Коль свобода вам желанна,
чтобы царство вы спасли,
отыщите мне Ивана
на земле, из-под земли!"
Тут настал конец коварства,
Братья бух! Царю челом:
"Бес опутал нас лукавством,
оба мы виновны в том,
что ценою жизни брата
в славе жили, но поверь,
тяжко нам, мы виноваты.
Что же делать нам теперь?"
А Иван уже прослышал -
Синеглазка его ждет,
в поле грозное он вышел,
прямиком к шатру идет.
Слышен голос: "Глянь, бродяга,
мама, как он к нам попал?"
"То ваш батюшка, бедняга,
через братьев он страдал.
Наконец он снова рядом,
трубы звонкие сурмят,
снова царские наряды
на царевичах горят!
Свадьбу правили в столице,
царь такой устроил пир,
что к нему повеселиться
приезжал почти весь мир.
А вот Федора с Русланом
царь сурово наказал:
коль хотел жить обманом -
он из царства их прогнал!
И поныне Синеглазку
можно с Ваней отыскать...
Что ж, дарю вам эту сказку,
сяду новую писать.