В. Дуванский

Бой на калиновом мосту
 
 
Где - не знаю, но когда-то
царь с царицей проживал,
были всем они богаты,
только бог детей не дал.
Как-то сон царице снится -
в водах царского пруда
златоперый ерш резвится,
съешь его -  пройдет беда!
Незаметно срок промчится,
удивится целый мир,
у царицы сын родится -
всем на диво богатырь!
Сон царица рассказала
утром мужу своему,
тут же слугам приказал он
рыбаков позвать к нему.
И когда они собрались,
молвил царь: "Велю вам я,
чтоб вы крепко постарались
для царицы и меня !
В царский пруд забросьте сети,
в глубине его густой
ерш единственный на свете
не простой, а золотой!
Он - то мне как раз и нужен,
стоит вам его поймать,
прикажу его на ужин
для жены моей подать".
Рыбаки, не веря в это,
подошли к пруду - и что ж?
Сеть забросили и в сети
золотой поймался ерш!
Рад был царь, царица рада,
что удачным был улов,
щедрой царскою наградой
одарили рыбаков.
Тут же вызвали кухарку
и сказали строго ей:
"Рыбу эту ты поджарь-ка,
только пробовать не смей!"
Рыба жарится на кухне,
где кухарка лишь одна,
слову царскому послушна,
копошится у огня.
Когда было все готово,
ее с пламени сняла,
вдруг на кухню дочь попова
неожиданно вошла,
стоит ей придти к царице,
как они уже вдвоем
неразлучны, как сестрицы,
утром, вечером и днем.
И поповна, и кухарка
удержаться не сумели,
необычной рыбы яркой
по чуть-чуть, но все же съели!
А царица все поела,
не оставив ни кусочка,
ведь давно иметь хотела
то ли сына, то ли дочку.
День на ночь не раз сменился
и когда пришел их срок,
в доме каждой появился
удивительный сынок.
Были мальчики похожи
и лицом, и крепким станом
имя им одно и то же -
каждый назван был Иваном.
Десять лет, как день промчали
для троих счастливых мам,
сыновья их подрастали
не по дням, а по часам.
Сила дивная играла
в богатырских их руках,
людей добрых удивляла,
а у злых будила страх.
Равных нет в боях, науке,
есть на все у них ответ,
нету времени для скуки,
для безделья тоже нет.
Раз в саду они гуляли,
камень вдруг на их пути,
подошли к нему и стали -
дальше некуда идти.
Вот Иван-царевич первый
его крепко обхватил,
сдвинул чуть - и все, наверно
не хватило больше сил.
И Иван-попович взялся,
от земли его поднял,
только как он ни старался -
но в руках не удержал.
Сын кухарки ухватился,
как пушинку вверх поднял,
гулко камень покатился,
все деревья поломал.
А под камнем - дверь стальная,
семь замков на ней в цепях,
что за ней - сейчас узнают,
цепи рвутся в их руках.
А когда вошли в подвал,
там нашли что нужно им:
конь для каждого стоял,
на стене - оружие.
Конь царевича играет
царской сбруей золотой,
со стены Иван снимает
меч тяжелый золотой.
У поповича доспехи
цветом месяца горят,
не годятся для потехи -
грозной битвы сей наряд.
У кухаркиного сына
выбор свой давно готов -
взял железную дубину
весом в двадцать пять пудов.
Вот Иваны оседлали 
боевых своих коней,
вдруг царицу увидали,
поскакали тут же к ней.
Говорит она в тревоге:
"Мои соколы-сыны, 
враг ужасный на пороге,
защитить вы нас должны.
Землю в пепел превращая,
он пришел издалека,
от него нас отделяет
лишь Смородина река.
У реки гостей встречали,
путь для них всегда был прост,
к нам они переезжали
Золотой Калинов мост.
И теперь путем вот этим
враг безжалостный пройдет,
он уже прошел полсвета,
кто же нас теперь спасет?"
"Не кручинься, не печалься, -
братья молвили в ответ, -
да с победой дожидайся,
нам назад дороги нет!"
Попрощавшись, ускакали
тут же к матушке реке,
подъезжая, увидали
дым пожарищ вдалеке.
У реки тела лежали
тех, кто землю защищал,
до последнего стояли,
но никто не убежал.
Братья головы склонили
перед павшими в бою
и тотчас же порешили
встретить здесь судьбу свою.
Каждый должен мост желанный
неустанно охранять,
коль приедет гость незваный,
остальных на помощь звать.
Двое спят в домишке древнем,
где от храпа все дрожит,
а Иван-царевич первым
сон их чутко сторожит.
Все во сне, нигде ни звука,
как же хочется уснуть,
от усталости и скуки
сел царевич отдохнуть.
А кухаркиного сына
разбудил тревожный сон,
взяв железную дубину, 
из избы выходит он.
Тут же к мосту подбегает,
тишина вокруг, как днем,
глядь - царевич отдыхает
богатырским крепким сном.
Что ж, пусть спит, теперь на страже
сын кухарки постоит,
не уснет он, если даже
ночь дежурить предстоит.
Ровно в полночь прогремело
и огонь на три версты,
в этом пламени горели
и деревья и кусты.
Воды в речке взволновались,
и зверье подняло вой,
с криком птицы разлетались,
кто ж нарушил их покой?
Шум Ивана не пугает,
за его спиной держава,
видит он: на мост въезжает
Змей - Горыныч  шестиглавый.
"Стой, - кричит Иван, - не в гости,
смерть с собою ты несешь,
знай же, враг, здесь очень просто
сам свою ты смерть найдешь!"
Под железной булавою
от удара Змей дрожит,
голова за головою, 
как гнилой кочан летит!
Вражье тело он сжигает,
прячет головы в песок,
а затем Иван шагает
в дом поспать хотя б чуток.
Солнце встало утром рано,
прочь ушла ночная мгла,
для царевича Ивана
ночь спокойная была.
Утром в стареньком домишке
братьям хвалится о том,
что не дал он даже мышке
перебраться тем мостом.
Не ответил сын кухарки
на царевича слова,
день прошел и был он жарким,
прокричала вдруг сова.
Знать, пора врагу помехой
для поповича черед,
надевает он доспехи
и копье свое берет.
Убаюкан тишиною,
он забыл про караул,
под высокою сосною
лег царевич и уснул.
Но не спит в избе Ванюша,
нет, со сном он не в ладу,
вышел к речке он послушать
не принес ли кто беду.
Весь в тревоге и вниманье
видит он - царевич спит,
богатырское дыханье,
как дремучий лес шумит.
Ветер тучи нагоняет,
стало вдруг еще темней,
на Калинов мост въезжает
девятиголовый Змей.
Черный конь под ним споткнулся,
стал и в страхе весь дрожит,
слуга ворон встрепенулся,
пес в испуге прочь бежит.
Мечет Змей огонь из пастей,
лупит плеткою коня,
и кричит: "Порву на части,
что не слушаешь меня!
Ты чего остановился?
Ну-ка марш вперед, не трусь,
мой противник не родился,
никого я не боюсь!"
Конь печально отвечает:
"Ошибаешься ты, Змей,
там беда нас ожидает,
дальше ехать ты не смей.
Знай, хозяин, у кухарки
сын родился да такой,
что и небу будет жарко,
коль сразится он с тобой".
"Ха, нашел кого бояться,
он ведь мышь, а я - гора,
да не буду с ним я драться,
раздавлю, как комара!"
Вышел тут на мост Ванюша:
"Вот он я перед тобой,
мне тебя противно слушать,
выходи на смертный бой!"
За свободу и за волю
для родной земли своей
бьется Ваня в чистом поле,
хоть и страшен лютый Змей.
А вокруг земля пылает,
под ударом булавы
Чудо-Юдо Змей теряет
не одну - три головы!
"Стой, - воскликнул Чудо-Юдо,-
притомились мы вдвоем,
больше биться мы не будем,
лучше сядем, отдохнем!"
"Нет, - сказал Иван, - я помню,
что несешь с собой разор,
ты приехал ночью темной,
как разбойник или вор!
От меня не жди пощады,
лишь одно могу сказать -
смерть твоя для тех награда,
кто спокойно хочет спать".
Смертный бой опять в разгаре,
Змей силен, но тут, увы,
вновь его Иван ударил,
снес опять три головы!
Змей-Горыныч не сдается,
из последних бьется сил,
и от радости трясется,
что Ивана с ног свалил!
Он все ближе подступает,
словно летняя гроза,
горсть земли Иван бросает
Змею мерзкому в глаза.
И пока их зверь ужасный
грязной лапой прочищал,
встал Иван, ударом страшным
он врага с землей сравнял!
В пламя бросив его тело,
сын кухарки так устал,
что добравшись до постели,
на нее без сил упал.
Утром братья с солнцем встали,
к ним попович подошел,
рассказал, что ночь не спал он,
но все было хорошо.
Видел звезды в небе ясном,
и цветов вдыхал нектар,
было тихо и прекрасно,
лишь зудел над ним комар.
Тут Ванюша рассердился:
"Как же вам не стыдно врать,
спали вы, пока я бился,
вам про то откуда знать?"
Тут же, времени не тратя,
и не тратя лишних слов,
показал он своим братьям
гору срубленных голов.
"Нынче спать нам не придется,
хоть поспать я был бы рад,
но приедет, мне сдается,
мстить за младших старший брат.
И сразиться с лютым Змеем
сможем только мы втроем,
сам я сладить не сумею,
вместе ж мы его убьем!
Приготовимся же, братцы,
ночь на страже постоим,
после боя отоспаться
сможем, сколько захотим.
Да глядите, не проспите,
и, как только кликну вас,
не жалея ног, бегите
мне на помощь в тот же час!"
Братья дружно согласились,
отдохнули да поели...
Солнце к вечеру катилось,
потемнели сосны-ели.
Вот последний луч растаял,
что ж, вперед Иван, не трусь,
за тобой земля родная,
за тобой родная Русь!
Вот он мост, под ним спокойно
воды чистые текут,
там луга, на них привольно
травы сочные растут.
Черной ночи покрывалом
вся укрылася земля,
за день все вокруг устало -
и  деревни и поля.
Тишина вдруг исчезает,
месяц в небе стал кровавый,
на Калинов мост въезжает
Змей двунадесятиглавый.
Конь под ним с железной шерстью,
о двенадцати крылах,
угрожая многим смертью,
он повсюду сеет страх.
Где со Змеем проезжает,
там пылает все огнем,
все живое погибает
и не светит солнце днем.
Перед речкой конь споткнулся,
пес от страха заскулил,
верный ворон встрепенулся,
крикнул Змей что было сил:
"Что скулишь, пес шелудивый,
а ты, кляча, что стоишь,
ворон старый и плешивый
отчего ты весь дрожишь?
Вам-то нечего бояться,
я на Русь идти хочу,
кто со мной захочет драться,
как букашку проглочу!"
Старый Ворон тут прокаркал:
"Мы боимся, Змей, не зря,
там, за речкой, сын кухарки,
нет сильней богатыря.
Коль с Иваном ты столкнешься,
предсказать тебе берусь,
что назад ты не вернешься,
он не даст в обиду Русь!"
"А, так ты мне смерть пророчишь, -
Змей-Горыныч прорычал, -
вижу, сам ты жить не хочешь!"
И Змей Ворона сожрал!
"Что, - кричит коню он, - жалко?
И с тебя семь шкур спущу,
встречу сына я кухарки
в пыль его я превращу!"
"Зря шумишь ты, Зверь поганый, -
вышел тут Иван на мост, -
и меня хоронишь рано,
прищемлю тебе я хвост!
Что бахвалишься ты силой
и шумишь ночной порой?
Коль тебя не проучили,
справлюсь я теперь с тобой!"
"А, ты сам ко мне явился, -
Змей дохнул огнем в ответ, -
с очень многими я бился
и меня сильнее нет!"
То не гром небесный грянул,
то не буря поднялась,
между Змеем и Иваном
в поле битва началась.
Змей силен и он недаром
в битвах многих победил,
но Иван одним ударом
его трех голов лишил.
Только радоваться рано,
Змей ударил что есть сил,
да так крепко, что Ивана
по колени в землю вбил!
Свои головы собрал он,
там, где были, приложил,
а когда они пристали,
когтем чиркнул, оживил,
и на Русь дохнул он жаром,
все пылало вдоль реки,
и горели в том пожаре
дети, бабы, старики.
Видит Ваня, дело худо,
одному не совладать,
чтоб покончить с Чудой-Юдой
надо братьям знак подать.
Горсть камней берет он в руку,
в домик бросил - дверь упала,
но в ответ, увы, ни звука,
очень крепко братья спали.
Что ж, за дело за святое
в бой идти один готов,
богатырскою рукою
рубит Ваня шесть голов!
Но опять все понапрасну,
снова Змей их оживил,
и в ответ ударом страшным
он по пояс Ваню вбил.
И опять он пыхнул жаром,
и опять повсюду зной,
и опять в дыму-пожаре
у Ивана край родной.
Бросил в избу рукавицу,
чтобы братьям знак подать,
но, увы, им крепко спится,
не слыхать их, не видать.
Что ж теперь с Иваном будет?
Он собрал остатки сил,
как ударил Чудо-Юдо,
девяти голов лишил!
От удара задрожало
и вдали, и вдалеке,
аж к земле дубы припали,
воды вспенились в реке.
Змей-Горыныч лишь качнулся,
все приставил, оживил,
потом лапой замахнулся
и по грудь Ивана вбил.
И опять он пыхнул жаром,
в этот раз еще сильней,
пол-Руси в дыму-пожаре,
веселится лютый Змей!
А Иван один, как прежде,
тяжко-горько он вздохнул
и с последнею надеждой
в избу палицу метнул.
Загудела-полетела,
в щепки домик разнесла,
братьев старших чуть задела
и с постели подняла.
Смотрят братья - боже правый,
все в дыму в рассветной мгле,
вон Калинов мост кровавый,
и Иван по грудь в земле!
Тут же братья на подмогу,
тот с копьем, а тот с мечом,
но пока у Змея коготь,
ему раны нипочем!
В битве страшной сын кухарки
(он ловчее старших был)
улучил момент и в схватке,
коготь Змею отрубил!
Палит Змей огнем, но братья
колют, бьют, мечом секут,
вечным будет подвиг ратный,
братья здесь его убьют!
Тихим утром  солнце встало,
бой закончен у реки,
Змея страшного не стало,
он изрублен на куски.
Отстояли, защитили
золотой Калинов мост,
и врага не пропустили,
прищемили ему хвост.
Вышел утречком Ванюшка,
грянул оземь и затем
обернулся малой мушкой,
в царство Змеев полетел.
В белокаменной палате
жены Змеевы сидят,
слезы капают на платья,
меж собою говорят:
"К нам пришла беда нежданно,
но не время нам грустить,
за мужей должны Ивану
смертью лютой отомстить".
"Жить недолго им осталось, -
говорит одна из них, -
напущу на них усталость,
сон обнимет их троих.
Сама ж стану я кроватью,
на зеленом на лугу,
отдохнуть прилягут братья,
тут же их огнем сожгу!"
Говорит теперь вторая:
"Напущу на них я зной,
стану я ручьем, играя
серебристою водой.
Подойдут воды напиться,
а когда ее попьют, 
что хотим мы, то случится,
сей же час они помрут!"
"Я же яблонькою стану, -
третья молвила жена, -
нанесли мне братья рану,
отомстить я им должна.
Захотят они покушать,
как по яблочку сорвут,
вмиг погубят свои души -
смертью страшной все помрут!"
Мать же, старая Змеиха
шепчет: "Я их проучу,
будет, будет братьям лихо -
всех троих я проглочу!"
Слышал все Иван до слова,
в поле чисто прилетал,
оземь грянулся и снова
добрым молодцем он стал.
Тут же братьев старших будит,
говорит: "Принес я весть,
знать, покоя нам не будет,
пока царство Змея есть.
Разорить его бы надо,
и предать огню дотла,
чтобы люди были рады,
чтоб спокойной жизнь была".
Лошадей они седлают,
вот они уже верхом,
мост Калинов проезжают,
все безмолвствует кругом.
Нет домов, исчезли люди,
лишь пустынные поля,
сколько ехали - повсюду
обожженная земля.
День прошел, другой проходит,
голод братьев стал точить,
оба речь про хлеб заводят,
но Иванушка молчит.
Только что там? Не иначе
в поле яблонька стоит,
подъезжают - вот удача -
гроздь плодов на ней висит!
Братья плеткой подгоняют
своих резвых лошадей,
но Иван, опережая,
подъезжает первым к ней.
Рубит он ее на щепки,
стонет яблонька, кричит,
осерчали братья крепко,
но Иванушка молчит.
Солнце в небе выше, круче,
отдохнуть бы им пора,
зной жестокий братьев мучит,
донимает их жара,
и, казалось, никогда
жажды им не пережить,
вдруг услышали: вода
где-то рядышком журчит.
Как проехали немного,
вот и нет уже беды -
потому что у дороги
был родник живой воды.
Но не дав воды напиться,
топчет Ваня родничок,
братья в гневе, каждый злится,
но Иван в ответ молчок.
Едут дальше, время к ночи,
дрема катится на них,
спать охота - нету мочи,
аж шатает в седлах их.
Сокол верный у Ивана
на плече его сидит,
он в дозоре постоянном,
во все стороны глядит.
Вдруг он криком будит братьев,
они смотрят - ей же ей,
вон лужок манит кроватью
да с периною на ней.
Братья тут же поспешают,
спать желанье горячит,
но Иван им лечь мешает
братья взялись за мечи!
Тут Иван не удержался:
"Братья милые мои,
я вам жизнь спасти старался
спрячьте вы мечи свои!
То же было бы и с вами,
если б дал я вам поспать..."
И он с этими словами
бросил сокола в кровать.
Пламя вверх так и взлетело,
сокол тут же в нем пропал,
братья, ахнув, обомлели, 
затем каждый меч достал.
Изрубив кровать на щепки,
подожгли ее тогда,
как подует ветер крепкий -
не останется следа.
Едут дальше, всюду тихо,
что ж за туча к ним летит?
Это старая Змеиха
проглотить их норовит!
Не укрыться в чистом поле,
тут бы братьям и пропасть,
но схватил Иван горсть соли
и Змеихе бросил в пасть!
Проглотила ее сходу
и теперь Змеиха-мать
улетела, ищет воду,
чтобы жажду утолять.
И, пока она пила,
братья к лесу поскакали,
а там кузница была
и в нее они вбежали.
Только - только дверь закрыли,
кузнецам Иван кричит:
"Жгите горны что есть силы,
вам работа предстоит!
Нужно нам за дело браться,
грейте клещи докрасна,
со Змеихой будем драться,
скоро явится она!"
Лишь работа закипела,
тень упала на окно,
только клещи разогрели,
стало в кузнице темно.
От ударов дверь дрожала
и шипит Змеиха-мать:
"Как же братья вы бежали,
что смогла я вас догнать!
Кузнецов сожру я тоже
буду делать что хочу,
нет, никто вам не поможет,
всех троих я проглочу!"
Сын кухарки ей ответил:
"Силу ты свою проверь,
ведь никто на белом свете
не пролижет эту дверь!"
"Что ж, - рычит Змея, - согласна,
дверь я быстро пролижу,
будет ваша смерть ужасна,
никого не пощажу!"
На мгновенье стало тихо,
разогнался лютый зверь
и огромная Змеиха
к кузнецам пробила дверь!
Грозно щелкает клыками,
издала вдруг страшный крик,
то Иван схватил клещами
ее огненный язык!
И теперь все братья вместе
стали бить ее, казнить,
ради жизни, ради чести,
чтобы зло похоронить!"
Развели костер огромный,
в нем Змеиху-мать сожгли,
ветер буйный ночью темной
ее след сметет с земли!
Братья славно потрудились,
мир повсюду и покой,
в путь опять заторопились,
но теперь уже домой.
У реки их спозаранку
царь с народом ожидал,
стали братья, сын кухарки
поклонился и сказал:
"Славься вечно наш народ,
знает враг любой отныне,
кто на нас с мечом пойдет,
от меча он сам и сгинет!"