Аннотация: Это мой первый, но я надеюсь не последний рассказ, так что не судите строго:)
Рассказ.
Мой друг! Сегодня я как раз вернулся из городка NN, и решил наконец-то написать все то, что случилось со мной за эти несколько недель. Мне жаль, что я не сделал этого раньше, но просто все дело в этой удивительной женщине, о которой я до сих пор не решался написать. Но, я, памятуя наш недавний с вами разговор, решил, что эта история сможет оказать на вас некоторое влияние, и хочу попросить отнестись к ней с пониманием и прочесть ее очень внимательно или не читать вовсе.
Я заметил ее не сразу. Сознаюсь, в первое время я был совсем несерьезен и отличался редкостным легкомыслием. Но, (я думаю вы меня поймете!), находясь в таком совершенно замечательном городке как НН, где все вокруг: и природа, и маленькие извилистые улочки, и барышни в цветных платьях, яркие как бабочки, заставляют тебя забыть о том кто ты и зачем приехал, а просто наслаждаться жизнью. Первую неделю я провел, катаясь на речных трамвайчиках, болтая с мило улыбающимися дамами, но под конец заскучал, так как вся эта фестивальная жизнь, вскоре наскучила мне. Я уже давно завершил все свои дела в городе и в долгие часы безделья бессмысленно шатался по улицам, заглядывая в различного рода лавки и магазинчики, которых в этом городке было бесчисленное множество.
Однажды я забрел в булочную, которую отчего-то ни разу не видел, хотя, как мне казалось, я изучил эту улицу вдоль и поперек. Располагалась она не как остальные заведения, а незаметно, как бы внутри дома, спрятанная между двумя углами. Первое что я увидел, был воздух, настолько пропитанный испекшимся хлебом, булками и корицей, что казалось его можно съесть. На витринах был аккуратно выложен товар, а за прилавком стояла женщина, не худая, не толстая, а удивительно прямая в нелепом балахоне, который скрывал особенности ее фигуры.
- Добрый день! - сказала она и подняла голову, так, что я успел хорошо рассмотреть ее лицо, - что-нибудь желаете?
Я ответил, что не могу выбрать, и из-за всего того, что лежит на витрине у меня просто кружится голова.
- Здесь удивительный воздух, - вырвалось у меня.
- Не правда ли, эта комната просто дышит? Когда я захожу сюда утром, у меня создается ощущение, что если птица залетит в окно, то она легко сможет застыть в воздухе, сложить крылья и прошагать до двери пешком, - она улыбнулась и задумчиво посмотрела на потолок, как будто там уже кто-то вышагивал. При этом ее глаза засветились странным светом, а улыбка стала еще более загадочной.
- Вы не местный ведь правда, - вдруг сказала она почти враждебно.
Этот резкий переход уже тогда насторожил меня.
- Вообще-то мы уже закрываемся, попрошу Вас уйти, - продолжила она властным голосом.
Мне ничего не осталось, как попрощаться, но скука моя испарилась и я дал себе слово прийти сюда вновь.
На следующий день я должен был нанести визит одной из самых влиятельных семей в городке. После моего вчерашнего открытия мне не терпелось пойти в булочную, туда, где осталось столько непонятного, и я думал, что в гостях мне будет скучно. Но все получилось не совсем так, как я ожидал. В доме у мадам Розельской мне не приходилось бывать до этих пор, но я был наслышан о нем, как о месте, где можно узнать все и обо всех. Когда закончилась вся церемония под названием "Я поцелую Вам ручку, а Вы очаровательно улыбнетесь", мы прошли в гостиную, уселись на диван и завели светскую беседу. Сначала, по традициям старушки Англии говорили о чудной погоде, которая царит вот уже три дня, не срываясь на ветер, столь характерный для здешних мест, потом разговор перешел в ту сферу, которая собственно для всех и являлась наиболее интересной - сплетни. Да, мой друг, сплетни и составляют ту самую занимательную часть жизни жителей этого городка. С каких бы высоких тем они не начинали беседу, все в конце концов сводилось к одному, самому обыденному. Сначала дамы с самым что ни на есть умным видом рассуждали о новой постановке спектакля и о выставке картин, которая недавно состоялась в здешнем выставочном зале, а затем с упоением недоумевали откуда Коршуновы достали средства на новую мебель в гостиной и куда же постоянно уезжает муж Татьяны. Все это время я не принимал участие в разговоре, а только и думал под каким предлогом мне появиться вновь в булочной, но вдруг разговор принял совершенно новый оборот. Я прислушался.
- А вы слышали что мадам НеЗнаюКакМеняЗовут опять открыла свою булочную.
- И откуда только она берет средства?
- Вы, правы, это удивительно. Ведь никто туда не ходит.
Тут я решил вмешаться:
- Милые дамы! Не могли бы вы объяснить мне, гостю здешних мест, о чем вы говорите?
Все оживились:
- Ну, как же? Вы столько дней уже живете здесь и еще не слышали историю о ней? - воскликнула Розельская, - Несколько лет назад, здесь жила семья, сейчас уже не вспомнить какая фамилия, но это не столь важно, семья была небольшой, муж да жена, он работал, а ее посадил дома, не знаю уж где он ее откопал. Вообще-то Павла мы хорошо знали, он был нашего круга, завидный жених, но... когда женился, мы вынуждены были отказать ему в приеме.
- Его жена, она, знаете ли, странная женщина - включилась в беседу другая гостья, - все хотела открыть булочную, помню когда к ней еще приходили гости, она что-то рассказывала о том, что у них в семье это была традиция, печь хлеб, или что-то в этом духе...В общем мы не знаем как и что было в точности, но после того как практически все в городе перестали с ними общаться, Павел скончался.
- И что вы думаете, она сделала? Не успев похоронить, тут же построила свою булочную-кондитерскую и стала печь хлеб, булки, ну и все остальное.
- Да, довольно печальная история, - заметил я.
- Но вы не представляете, что она сделала потом! Где-то полгода назад она выпустила книгу под названием "ЯНеЗнаюКакМеняЗовут", полнейший бред, должна вам сказать.
- Как вы сказали?
- "ЯНеЗнаюКакМеняЗовут". Конечно я не против кардинально новых подходов к написанию книг, но это было совершенно не то. Вот Михаил Григорьевич, - она повернулась к мужу, - он недавно опубликовал свои труды на тему..., - дальше я уже не слушал.
- Так как же ее зовут?
- Мы не знаем, никто не помнит, да и какая разница, - недовольно прервала свою хвалебную речь в честь мужа Розельская, - так вот, он...
Я еле-еле успел досидеть до обеда, и, сославшись на неземную зубную боль, покинул светское общество и помчался на уже знакомую мне улицу.
Я вошел. Колокольчик, почему-то подвешенный и существующий, не звенел. В комнате никого не было. И я получил возможность рассмотреть ее снова. На этот раз она казалась теплой, наверное, потому, что занавески были сильно пожелтевшие от старости, а солнце уже начинало садиться, и его свет проникавший сюда, как бы становился густым и окутывал тебя своей пеленой. Я снял пальто и повесил его на крючок. Тут я заметил фотографию в дальнем углу, там был изображен отец хозяйки, счастливый, с буханкой хлеба, а рядом с ним девчушка. Она держала в руке птичку, выглядела такой беззаботной, искренней, и глаза ее так особенно светились, что вся простая на первый взгляд фотография вызывала неподдельное умиление.
- Вы пришли снова? Зачем? - послышался сзади знакомый голос, но на этот раз лишенный
враждебности. Я повернулся:
- Так и не успел что-нибудь купить. В прошлый раз вы прогнали меня.
- Если бы я не прогнала, вы бы не вернулись, - ответила она с улыбкой, - ну что ж выбирайте.
Я купил несколько необычного вида булочек, каких не видел даже в Париже и, не удержавшись, тут же съел одну.
- Ну, как? - спросила она.
- Восхитительно! - пробормотал я с набитым ртом, - В жизни не ел ничего вкусней!
Она кивнула, как будто и ждала такого ответа.
- Наверное, отбоя нет в посетителях, - заметил я.
- Знаете, что странно? Весь город просто обожает мои булочки, но никто в жизни в этом не признается, и посылают за ними исключительно слуг, а если встретят меня на улице, то сделают вид, что никого не видели.
- Отчего же это?
- А это вы должны ответить мне на этот вопрос. Вы же приезжий, и на вас уже наверняка должны были вылить все местные сплетни, это городское достояние наших жителей. Я права?
- Пожалуй, что и так. Но, если честно, из рассказа я ничего не понял, - ответил я. Она пригласила меня сесть. Принесла чай и печенье. За окном медленно заходило солнце.
- Они возненавидели меня. Сначала за то, что Павел женился на мне, потом за то, что не похожа на них, и наконец за булочную, которую я хотела открыть уже тогда, когда приехала сюда. Отец научил меня этому, и когда я начала изобретать все новые и новые способы изготовления, он не стал меня останавливать или попрекать тем, что я нарушаю традиции семьи, а пожелал удачи, и сказал, что когда-нибудь я открою свою булочную и жизнь моя станет такой же вкусной и необычной, как мои творения... - она улыбнулась своим воспоминаниям.
- Что ж, вам это удалось!
- Да, я открыла. Несмотря на все их бесчисленные прогнозы. И что же теперь? Дамы, после моих сладких булочек, должны потуже затянуть корсет, а мужчины - кошелек. И каждый раз, решая разорить меня, у них ничего не получается. Они объявляют мне бойкот, но затем тайно подсылают прислугу и покупают вдвое больше обычного. Потом в гостиной недоумевают, почему же я еще не разорена, - она усмехнулась, - вот вам и странности человеческой природы, - она стала убирать со стола, - ну, не буду больше задерживать, - сказала она и посмотрела наверх, - незачем больше вас мучить этими сплетнями.
Она стояла прямо перед окном, и весь свет, исходящий от него, окутывал ее фигуру, и все вокруг. Комната, воздух и эта женщина не давали мне уйти. Я понимал, что если не спрошу сейчас, то не спрошу уже никогда. Я чувствовал, что вопрос вроде бы безобидный, но если задать его, то откроется что-то новое и загадочное, таящееся здесь.
- Мне говорили, что вы написали книгу. - это прозвучало в полной тишине и мне показалось что я почувствовал, как замерло ее дыхание и на мгновение замерло все в комнате, как будто ожидало этого вопроса.
- Да, книгу, - она немного помедлила, - А что это такое книга, по-вашему? Я имею ввиду то, что там написано, разумеется.
-Смотря что, роман, например, на мой взгляд, нельзя сравнивать с рассказом или повестью.
- Роман, рассказ, повесть - да что угодно! - что это?
- Какие-то рассуждения, взгляд на жизнь, - ответил я.
Она внимательно посмотрела на меня и села на кресло. Я сделал то же самое.
- Думаете как все, - усмехнулась она.
- Может быть и так. Так расскажите мне, о чем она, ваша книга.
- Об этом я ее и написала и не буду повторяться.
- А как восприняли ее люди, ведь идея довольно необычная, судя по названию.
- О! Стоило только ей попасть в руки горожан, и тут же нашлось море людей, которые начали говорить, что это и как это надо было написать ..., - она посмотрела сначала в потолок, потом через некоторое время на меня, - Скажите мне, вы писали когда-нибудь?
- Ну да, однажды я написал небольшой рассказ, но не стал его издавать.
- Почему?
- Мой отец довольно известный критик и он объяснил мне, что я не прав в своих доводах и часто противоречу сам себе.
- Объяснил? - Она вскочила с кресла, глаза ее засветились, - Как же вы не можете понять, что то что вы написали - это ваше, и это не может быть объяснено кем-то. А критики? Кто они? Откуда берется мнение хорошая книга или плохая? Что, где-то есть эталон правильной книги, и вы тоже так считаете? - она почти кричала.
- Тогда мне хотелось бы узнать, что вы понимаете под словом книга.
- Книга - не просто частичка самого автора, как теперь принято говорить, не только частичка его души, а на мой взгляд просто жизнь, - она стала ходить по комнате, - Не важно чья, не важно кого имеют ввиду и как это написано, но под всем этим лежит жизнь, чья-то жизнь, понимаете? Не просто так ведь люди садятся и пишут, и пишут, не для себя, для ящика в который это положат, а для всех! Они не призывают к славе - хвалите меня! Я написала книгу! - даже не обязательно, чтобы их поняли, но что-то особенное они хотят донести, поделиться, - она посмотрела на меня, - Вы ведь писали, чтобы не держать это в себе, правда?
- Я не знаю, зачем я написал. Мне трудно понять зачем, но в книге и правда было много неправильного. Ею бы не интересовались.
- А, так вот что важно, чтобы ОНИ ИНТЕРЕСОВАЛИСЬ., - она отошла к окну, - А зачем им интересоваться Вами и вашей книгой, если уже давно ИХ не интересует ничто и никто.
Воздух становился все ярче и ярче, уже почти красный, даже лучше сказать бордовый, он делал все вокруг расплывчатым и непонятным.
- Зачем Вы начали интересоваться мной? - спросила она совсем тихо.
- Я хотел понять кто Вы, - я встал с кресла.
- Кто я? - она повернулась, - Я, по-моему, ясно написала - ЯНеЗнаюКакМеняЗовут!
- Это тревожило Вас? Вы поэтому книгу написали?
- Книгу написала, и что? - в голосе ее звучало отчаяние, - это тут же стало посмешищем для всех глупых жителей этого городка, которым наплевать, почему я это сделала! Им наплевать на меня и на мою жизнь. Они боятся посмотреть на меня, хотя я знаю, что они говорят обо мне, а почему, вы можете мне сказать почему? Вы же приезжий, вам должно быть лучше видно.... Она посмотрела на меня, - Когда они стакиваются со мной, я вижу страх в их глазах. Скажите мне, где берет начало этот страх?
Я подошел к ней и обнял. Все слова, что мне хотелось сказать, и нужно было сказать застряли в этом воздухе, который вдруг мгновенно, как будто от настроения хозяйки потерял всю свою загадочность, а стал мрачным и густым, и я задумался, отчего он такой? Впитал ли он все страхи и переживания этой женщины, у которой была нелегкая судьба, или он хочет дать ей возможность вышагивать по нему, как птицам, которые ей чудятся, или может он хочет уплотниться настолько, чтобы задушить ее, дав возможность естественно уйти из мира, где ей нет места?
- Как тебя зовут? - спросил я, и это прозвучало естественно и тепло, как будто я знал ее тысячу лет.
За окном солнце наконец зашло и наступили сумерки. Туман рассеялся, все вокруг сделалось свежим, в легкие хлынула прохлада, и мы смогли вздохнуть.
Она отстранилась и посмотрела на меня. Темнота смешала краски, и я перестал различать предметы, но увидел ее глаза. Нигде и никогда я еще не видел более проницательных глаз.
- Я не знаю, - тихо сказала она, и мне показалось, будто я услышал звон колокольчика.
Дождь лил три дня. На четвертый день я уехал. И вот теперь, мой дорогой друг, пишу вам о том, что я издал тот рассказ, который написал несколько лет назад. Я прилагаю его к письму. До этого я никому, кроме отца, не давал его прочесть.
Еще посылаю вам книгу, и прошу вас относиться к ней очень бережно, так как мне очень дорог тот человек, что дал ее мне. Когда вы прочтете книгу, перечитайте письмо и вы, возможно, заново осмыслите то, что в нем написано.
Собираюсь приехать в следующем месяце. Приготовьте гончих для охоты, вспомним молодость!