Аннотация: Отрывок из книги "Суровый рай мой - Сахалин".
НА МАТЕРИК!
(глава из книги "Суровый рай мой Сахалин")
... Третьи сутки не унимается шторм. Белые барашки до самого горизонта - признак затяжной непогоды.
Вставший на рейде грузопассажирский пароходик терпеливо ждёт своих пилигримов. А вынужденные путешественники ждут часа, когда, наконец, объявят посадку. В их глазах нет ни горечи, ни обиды на коварные происки Тихого океана, ни какого-либо отчаяния.
Пакгауз, принявший до времени разношерстную толпу ожидальщиков, молчаливо смотрит на своих гостей пустыми глазницами окон, дивясь их долготерпению...
Портовое начальство совещается с утра. Хмурые пассажиры ждут сообщения главного диспетчера. А расшалившийся не на шутку Татарский пролив и не думает сдаваться. Высокая волна мешает швартовке, создавая опасность аварийной ситуации. А тут - люди...
И всё-таки, вопреки всем прогнозам, к обеду портовые репродукторы прохрипели долгожданную весть:
- Внимание! Всем пассажирам собраться с вещами у третьего причала.
Спокойно, без лишней суеты люди подтягиваются к деревянному пирсу.
- С детьми, с детьми в первую очередь! - кричит в мегафон помощник дежурного. - Родители, будьте внимательны...
Женька с грустью смотрит на сопки, окружающие портовую акваторию, на смурные лица земляков, на разом сникшую, сгорбленную фигуру отца.
- Сынок, ты там уж повнимательней. Большая земля, она, брат, всё больше против шерсти гладит. Сначала присмотрись...
- Да ладно, пап. Всё сделаю, как ты мне говорил... Будь спок...
Чтобы развеять отцовские сомнения Женька широко улыбается и хлопает отца по плечу.
- Не грусти. Вот выучусь и сразу же вас к себе заберу. Ты не сомневайся.
- Да ты лучше приезжай обратно. Работы здесь на всех хватит. Будем с тобой в Макарьевке новую жизнь строить...
- Поживём-увидим, пап. Прорвёмся. Маме скажи, что всё в порядке.
- Переживает она крепко. Токо ничего не говорит. А как мы уйдем из дому, плачет. Я как-то вернулся за ключами. Подхожу к двери, слышу за дверьми громкий плач. Испугался. Думаю: может что случилось? Открываю дверь, а мать, обхватив голову, горько плачет.
"Ты чё? - говорю. - Чё случилось?"
А она слова вымолвить не может. Потом успокоилась и говорит: "Может навек прощаемся с сыночком. Не свидимся."
Глажу я её седые волосы, а у самого кошки скребут по душе и комок в горле...
- Да ладно, пап, тоску-то нагонять. Всё будет нормально. Вот увидишь.
- Жень, а может остался бы? И здесь учиться можно. Вон, Лешка Михайлов горный техникум закончил. Теперь сменный мастер. Валя Атрохина после медицинского училища - медсестра в поликлинике. Витька...
- Па, да брось ты причитать. Ля-ля-ля, ля-ля-ля... Заладил одно и то же. Закончу институт, тогда и поглядим. Кому нужен этот горный?
- Закончить-то закончишь, да поступить еще в него надо. - тяжело произносит Николай Кириллович. - Вон их скоко пыталось. Витька помытарился, да обратно приехал. Валерка в рыбаки подался...
- Ладно. Всё сделаю как ты говоришь: не поступлю, приеду обратно.
- Точно?
- Как часы! А чё мне там делать?
- Верно, Жека. Здесь сподручней ... - повесилел отец.
- Это точно. Заведём кучу внуков... Закончим техникум... Начальниками будем...
- Ага. - соглашается отец и недоверчиво заглядывает в смеющиеся глаза сына. - А может сразу... Останешься? А?
- Пап, ну какой же ты ...
Женька сразу не находит что сказать и обнимает отца за плечи.
- Ну, пап, пора руки жать. Всё... Пора...
- Ну, ты уж...
Отец сграбастывает в охапку свою кровинушку, крепко прижавшись небритой щекой к еще не видавшему бритвенного станка лицу сына.
- Пиши. Пиши чаще. Как токо приедешь, сразу напиши...
Объятия отца ослабевают. Стыдясь, что отец может увидеть его слёзы, Женька резко нагибается, хватает за ручку видавший виды свой фанерный чемоданчик, и, резко развернувшись, стремительно идет к шторм-трапу. Там, внизу, на зыбких волнах колышется огромная палуба железного плашкоута, на которой уже разместились женькины попутчики.
- Эй, Женёк! - орет ему сосед Жорка. - Ты чё, вплавь решил добираться до рейда? Греби быстрей сюда... Дядь Коль, пинни его с пристани, а я поймаю!
- Чё орёш как баклан? Прими-ка лучше мой саквояж..
Женька нагибается и отпускает ручку своего чемодана. Веревочный шторм-трап .... Зыбкая палуба заставляет балансировать...
- Ты чё, кирпичи везешь на материк? - смеется Георгий. - В строители, поди, решил податься?
- Не, Жора. - отвечает в тон ему Женька. - С крокодилами еду бодаться...
- Э-дя-я-я! - доносится до Женьки отцовский крик. - Пиши. Как токо приедешь, пиши. Мы будем ждать...
Запыхтел, засуетился маленький катерок "Три брата", выбросив из выхлопной трубы облако черного дыма. Трос, связывающий это чудо техники с плашкоутом натягивается, стряхивая с себя остатки морской воды... По-о-е-ха-ли! Прощай Александровск! ...
Всё дальше и дальше родной берег. Всё меньше и меньше сгорбленная фигурка отца на уплывающей пристани. Всё сильней ощущение неопределенности.
"А может вернуться? Ещё не поздно... Как без меня мои старички останутся?..."
Рейдовая швартовка прошла без приключений. Как только на стальные кнехты корабля прочно легли петли канатов плашкоута, началась погрузка пассажиров. Болтающийся на ветру жиденький шторм-трап стал единственной дорогой туда, наверх, на палубу. Это для взрослых пассажиров. Детей поднимали в страховочной сетке. После двухчасовых мучений все сорок человек были на корабле.
Не смотря на строгие окрики вахтенного матроса, в полутёмный, вонючий трюм никто не захотел спускаться. Все расположились прямо на палубе, среди каких-то железяк, канатов, скойланных в бухты, проитивопожарного инвентаря, ящиков с песком и ещё черте с чем...
Наконец, как набат звучит команда:
- "Отдать швартовы!"
Описав полукруг, "Три брата" дергает плашкоут и тащит его туда, обратно к пирсу.... где остался убитый горем батя, десятки провожающих... убитая горем мама ...
"Придется ли когда вернуться?" - обжигает сознание вопрос. "А батю с мамой обязательно заберу к себе. Чего им мучиться в этой глуши?..."
Загремели якорные цепи. Загрохотали машины. Дав три прощальных гудка, пароходик взял курс на материк...
"Прощай, мой милый Сахалин! Прощай детство и юность!..."